Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

Вновь чёрный корабль вез человека в новый, неизведанный мир, что погрузился в кошмар, покуда сам он грелся на солнышке, належивая бока в песках Красной Звезды. Когда цатэр привел его в железную мастерскую в цеху «Горн», он не особо горел желанием возиться с доспехами, ибо в них понимал еще меньше, чем в оружии, но увидев, какую кирасу, толщиной с его локоть, заготавливал Гонк, кардинально пересмотрел свое мнение.

Однако его меч и так был слишком тяжел, чтобы добавить к этому весу металлические латы, так что он смастерил весьма примитивный ламинарный доспех из шкур слепых зверьков, прибив их гвоздями с тонким деревянным пластинкам и сошнуровав вместе, получив довольно точную копию существовавшего тысячи лет назад доспеха асигару, который он лично никогда не видел. И это при том, что дома у него хранилась репродукция последнего во Вселенной до-мару, облачения настоящего самурая, что с гордостью носил на своем деревянном теле Брат Сёгун.

Теперь пассажиры корабля облачились в сталь, в основном только спереди. Лишь немногие считали необходимостью закрывать еще и спину, и Гонк не был исключением, в этот раз захватив на борт корабля устрашающий топор «Бешеный зверь».

– Жаль только, к К’гине не успели в этом сезоне, там как раз наш черед подходил. Ну, кто же знал, что будут игры когорт! – подтягивал Гонк ремни на поножах, обращаясь то ли к человеку в бочке, то ли к товарищам в когорте.

– К кому? – оторвавшись от изучения доспехов Легиона, переспросил Альберт.

– К’гина, одэрка. Владыка держит ее в плену. Тебе бы понравилась!

– Вы держите в плену божество? Ты же сказал, они злобные твари…

– Я сказал – большинство! – закатив глаза, усмехнулся Гонк.

За толстыми запотевшими стеклами проносились облака, вдали виднелись горы и реки в багровых сумерках, в вышине мелкими темными пятнами – корабли Легиона. По салону прохаживался командир когорты, внимательно наблюдавший за воинами, углем наносящими на тела и лица боевую раскраску.

– Игры играми, но нам надо решить, что делать с книгой! – неожиданно объявил он, вскинув над головой «Книгу Злобы». Должно быть, когда Владыка созвал Воинов, про нее попросту позабыли, и всё это время она так и пролежала в челноке, некогда спасенная Брåдогом, а теперь вновь поднявшиеся на борт про нее наконец вспомнили.

– А давайте отдадим кому-нибудь из судей? Пока не будет избран новый жрец, – подал голос вечно суетящийся молодой Оверт. – Кто у нас судьи?

Трое цатэров, включая Гонка, подняли кулаки, но Криг, будто бы не видя этого, повернулся к уткнувшемуся в окно Брåдогу, укутанному в свою жуткую накидку из шкур.

– Брåдог?

– Я не люблю книги, – недовольно отозвался тот, фыркнув и подперев голову кулаком.

– Если бы ты стал жрецом, мы смогли бы сохранить…

– Я не люблю книги! – рявкнув, повторил цатэр, бросив в сторону командующего злобный взгляд и явственно демонстрируя, что этот разговор однозначно окончен.

– А может, Гонку сбагрим, у него даже носящий до сих пор не сдох, уж за книгой-то он проследит как-нибудь, – пожав плечами, озвучила свои мысли рейтарка Триси, которая, оправившись от ран, вернулась к своей роли наиболее разумного персонажа среди всего этого сброда.

– Ладно, пусть берет Гонк, – выдохнув, сдался командир.

– Носящий? Разве я не ученик? – услышав упоминание своей скромной персоны, оживился Альберт.

– Всё верно, ты дьярфо, «ученик». Но «дьяр» – значит «носящий», а «во» – «оружие». Сложное слово, да?

– Это что же… Я как эсквайр и Буцефал одновременно?.. – почесав голову, едва слышно пробормотал Альберт.

– Первые – знамена! – грозно разнеслось по кораблю.

* * *

Под ногами – мерзлая почва, полная жухлой мертвой травы. Чахлые деревца клонились к земле, слезами роняя пожелтевшую листву, а в небесах, заслоняя солнце, – багровая тень Красной Звезды, лишившая планету тепла и света.

Вокруг раскинулись невысокие сугробы, немногочисленные облака алмазной пылью роняли хлипкие снежинки. Альберт понимал: такой жест Владыки неизбежно приведет к климатической катастрофе, но он и понятия не имел, где находится. Сейчас здесь должно быть цветущее лето. Поля, что уже должны быть засеяны и вовсю колоситься, обратились бесплодной пустошью. Паника, голод и страх – вот и все плоды, что могли собрать отчаявшиеся жители. Мир умирал.

Владыка Алегроф весьма цинично разместил планету так, что вокруг нее тонкой каймой всё же пробивалось тусклое гало, отчего Красная Звезда выглядела особенно зловеще и на небе властвовало кровавое затмение. Кристальные пики преломляли лучи, извиваясь, подобно множеству щупалец невероятного монстра.

Легионеры установили высокий штандарт с цифрами «28» в самом центре области, сплошь усеянной множеством знамен, оставленных выпрыгнувшими из челнока первыми. Над штандартом, разрезая небеса острым ножом, поднимался яркий столп красного света, прекрасно заметный издалека, и вокруг них человек видел множество подобных. Сколько же здесь когорт?

Где-то вдали в угрюмых алых небесах зажглось несколько крошечных ярких огней, падающими звездами устремившихся к едва успевшим высадиться когортам. Высоко над облаками один из них ослепительно вспыхнул, заливая белоснежным светом насмешливо щурящихся Воинов. Оглушительно прогрохотал взрыв, яростный порыв ветра силился сбить с ног, на языке появился металлический привкус. Еще несколько вспышек предзнаменовали собой новые раскаты грома, и когда всё стихло, Альберт заинтересованно наблюдал за поднимающимися ввысь огромными грибовидными облаками.

– Смотрите, нас встречают, какой теплый прием! – махнув мечом в сторону взрывов, крикнул командир и мрачно расхохотался. Прочие подхватывали, заряжаясь его настроем. Когда все были готовы, легионеры бодро зашагали прямиком туда, откуда на них несколько мгновений назад проливался огненный дождь смерти.

Первая встреча с противником произошла после весьма продолжительного марша, но было уже поздно: на испещренном кратерами вздыбленном поле их безмолвно приветствовали лишь искореженные остовы обугленной военной техники. Тяжелые двуствольные и трехствольные развороченные боевые машины рассказывали историю о прошедшем здесь кровопролитном сражении, и сперва Альберт подумал, что какая-то более проворная когорта опередила их нерадивую братию, но, внимательно присмотревшись к небольшим различиям в технике, а главное, направлениям, куда смотрели их орудия, он понял: кем бы ни были жители этой планеты, они сражались между собой.

– До чего же безродные рабы всё-таки тупые твари! – воскликнул Гонк, переворачивая сапогом оторванную башню танка, словно ребенок, ищущий под камнем насекомых. – Им угрожает вымирание, а они еще и убивают сами себя!

– Но разве это не разумные существа? – разглядывал наименее пострадавший образец техники Альберт.

Крупная боевая машина намного превосходила самые монструозные конструкции, когда-либо воплощенные «Примой» в металле, весьма толстая броня дополнительно усиливалась слоем восьмиугольных пластин, широкие массивные гусеницы, прорванные в нескольких местах, пострадали от массированного огня, но всё равно сохранили целостность. Цивилизация, создавшая их, была очень продвинутой и подкованной во многих областях науки, и чтобы это – безродные рабы?

– Ха! Умение собирать слабовозки из навоза да издавать пару жалких звуков еще никого не делает разумным! – Гонк фыркнул, и Альберт решил промолчать, что именно это и называется словом «Танк».

Покинув поле сражения, легионеры вышли к широкой серой дороге. На всём её протяжении встречались разбитая техника, мусор, осколки. Они подошли к небольшому городу, но и тут их ждала та же картина: полуразрушенные высотные здания обломанными ребрами торчали среди мертвой пустоши, улицы были завалены изувеченными телами, изъеденными червями и дикими животными. Воинов встречал хруст костей под ногами да аромат гниющей плоти.

– Что-то нам совсем не везет, народ! – раздосадовано махнул рукой Оверт. – Эти тоже сами постарались. Другие-то когорты небось уже открыли счет!

Зачем, почему они так поступали? Ведь это действительно абсолютно неразумно. Над их миром нависла тень Красной Звезды, разве не должно одно лишь это максимально сплотить их? Из-за чего они могли спорить? Что не смогли поделить?

Выросший в колонии и никогда не знавший войны человек не мог понять и осмыслить увиденное.

– Когда я был мелкий, один старый мудрый рейтар рассказывал, что безродные обожают сбиваться в мелкие стайки и грызться между собой. Кажется, он говорил, это называется «Странны», – объяснял Гонк. – Что же, по этой бессмысленной рабской логике, я должен подраться с Твигдраном лишь потому, что он из другой когорты? Да он лучший лечила в Городе! Я согласен с ним, они странные! До чего жалкие безмозглые создания!

Оставив руины за спиной, Легион продолжал продвигаться дальше.

Красная Звезда уже клонилась к закату, когда, остро свистнув в воздухе, в землю в нескольких сотнях шагов от них влетел снаряд и, разорвавшись, поднял столп пыли. Вздрогнув от неожиданности, Альберт попытался найти глазами в поле укрытие, но здесь не было ничего, кроме серой травы и стылой почвы.

– Наконец-то! – ликующе воскликнул Криг и приказал прибавить шаг. Новые разрывы происходили вокруг них, они угодили в настоящий огненный шквал, тем не менее, не представляющий особой опасности.

Воины, скалясь, злобно гоготали, когда в них летели вихляющие и взрывающиеся в воздухе ракеты. Вот и Альберт понял, зачем вообще нужны были знамена и прыжки из кораблей. Легион умел не только изменять и устанавливать свой собственный фундаментальный закон природы, доминанту, он еще и приносил его с собой. Оркестр артиллерии исполнял оперу неудержимой канонады, но выстроенные в длинные порядки орудия стреляли так, будто что-то мешало им нормально прицеливаться. Сложные и умные технологические устройства хорошо показывали себя в привычных условиях, но ничтожные изменения в правилах – и ставшие абсолютно ненадежными орудия смерти могли разве что сотворить потешный фейерверк. Ежели не разрывались прямо во время выстрела, ибо хитрые продвинутые взрыватели в каждом снаряде тоже перестали подчиняться желаниям своих создателей.

А оружие Легиона? Простое, слишком примитивное, чтобы какие-то помехи могли повлиять на его эффективность. Брошенный топор летел одинаково хорошо вне зависимости от искажения магнитного поля, полной слепоты тепловых систем наведения и катастрофического снижения критической массы в ядерных боеголовках. По сути, происходило ровно то же самое, что и некогда во время вторжения на планету Колыбель. Разве что теперь Альберт был на стороне захватчиков.

До вражеских укрепленных позиций оставалось каких-то пару тысяч шагов, но Легион, несмотря на свою прямолинейность, не желал идти напролом по хорошо простреливаемому полю. Сейчас огромные размеры цатэров становились их недостатком, даже без продвинутых систем наведения на такой дистанции гиганты были отличными мишенями, и, укрывшись за холмом, легионеры обсуждали план атаки.

– Гвардия! – рявкнул Криг, и полсотни плечистых чернокожих мэтэев сняли со спин тяжелые ростовые щиты, что Альберт поначалу принял за защитный панцирь. По текстуре и цвету они полностью совпадали с его мечом, должно быть, сделанные из того же самого камня в две ладони толщиной. Построившись коробкой, они, точно римская черепаха, закрыли собой бойцов с мечами и топорами, набившихся как сельди в банку. Да и то, как они ни старались, не всем хватило места, и некоторым пришлось остаться вместе с цатэрами.

– Аль Берт! – окликнул Гонк человека. – Пойдешь с гвардией.

Тот лишь коротко кивнул и, набрав в грудь побольше воздуха, поправил бесполезный декоративный доспех, пристраиваясь в хвост построения.

Махнув мечом, Криг отправил воинов в бой. Яростно рыча, что было мочи они рванули вперед, тут же угодив под перекрестный огонь. Поначалу Альберту было страшно, когда, поблескивая голубыми молниями, в щиты, разрываясь, влетали снаряды крупнокалиберных орудий, но легионеры, лишь гогоча, всё больше распалялись, даже ускоряя шаг, и когда по щитам забарабанили пулеметные очереди, он и сам зловеще рассмеялся. «Глупцы! Неужели вы думаете, что сможете остановить Легион ЭТИМ?!» – думал он, силясь не отстать от двигавшихся быстрыми скачками легионеров.

Промчавшись по полю, они ворвались на позиции врага, спрыгивая в неглубокие окопы и убивая всех, кто подворачивался под руку. Заметив две фигуры, Альберт рыча бросился к ним, высоко занеся меч над головой, и одним ударом рассек обоих, но потом замер, когда увидел, кого он только что лишил жизни.

Он убил… Людей. Почти. У них были некоторые отличия, не сразу бросавшиеся в глаза. На ушах не было мочек, чуть более высокие лбы и высоко посаженный совсем маленький тонкий нос. Большие миндалевидные глаза с яркими голубыми зрачками… А девушку, из чьей шеи, безобразно разорванной зазубренным лезвием меча, вытекала густая темная кровь, Альберт мог назвать красивой. Очень красивой. И он убил ее, хладнокровно, точно бешеный зверь. И как это было приятно…

– Гонк, два трупа, убиты дьярфо! – выкрикнула непойми откуда появившаяся рейтарка прямо над ухом разрываемого противоречиями человека и, сделав пометку в небольшом блокноте, побежала дальше.

После непродолжительного боя когорта записала на свой счет почти семь сотен убитых, не потеряв ни одного из своих к моменту, когда Красная Звезда нырнула за горизонт.

– Выходит, из цатэров только Гонк открыл счёт, – подводил итоги командир когорты, одобрительно кивнув. – Отличный дьярфо!

Альберт был готов провалиться сквозь землю от тяжести сомнений насчет своего поступка, а его еще и похвалили! Не находя слов, он лишь смотрел на сваленные в кучу изувеченные тела.

Камуфляжная одежда с синими, серыми, зелеными и коричневыми квадратами напоминала ему форму солдат «Примы». Их оружие, весьма продвинутые ружья, страдали ровно от того же недостатка, подмеченного еще Катариной, – они прекрасно подходили для убийства себе подобных, но были абсолютно бесполезны против кровожадных космических чудовищ.

– Почему мы напали на них? Зачем нужна эта война? Разве мы не могли поговорить?.. – бормотал Альберт, отведя взгляд в сторону, не в силах больше смотреть на груду мертвых тел. – О, как ты заговорил… «Мы»! Верно, Альберт, ты часть этого.

Разве ты попытался поговорить с той женщиной, чьи небесно-голубые глаза столь ярко пробудили в твоей памяти лицо милой Алисии Стиллет? Нет, ты безжалостно убил ее, не колеблясь и секунды… Без страха, без сомнений.

– Ха! – усмехнулся услыхавший его Гонк. – Разве ж это война, без прорядителей, да и Владыка не участвует…

– Бить, слушай, тут такая поляна, а у нас как раз столько дохлых слабаков… – нарисовался Оверт, в предвкушении потирая руки.

– Нам надо идти дальше! – рявкнул на него Криг. – Пока мы тут штаны просиживать будем, другие дурака валять не станут!

– Ты цатэр без единого сердца… – драматично приложив ко лбу ладонь, закатил глаза рейтар.

– Ладно! Но только до восхода Звезды! – всплеснул руками гигант, будто готовясь откусить негоднику голову. Резко переменившись в лице и утратив к командиру интерес, молодой рейтар тут же развернулся к рассевшимся на земле легионерам:

– Можно, народ!

Нехотя лидер когорты скомандовал привал.

Грохот дальних разрывов артиллерии сопровождал всю темную безлунную ночь, покуда Альберт безуспешно пытался сомкнуть глаза. Во сне ему, под аккомпанемент леденящего кровь хохота легионеров, снова и снова являлось лицо убитой инопланетянки.

Ворочаясь на голой земле в сыром окопе, к утру открыв глаза, человек чувствовал себя абсолютно разбитым. Красная Звезда только начинала подниматься над горизонтом, она несколько сместилась с орбиты и теперь приоткрывала небольшой полумесяц, робким светом проливавшийся на поверхность планеты. Когда Звезда полностью освободит солнце, игры будут окончены, и все когорты обязаны вернуться, но до этого момента оставалось еще много времени.

Густой белесый туман поднимался над пропахшим смертью полем боя. Испытывающий необходимость справить малую нужду человек отошел в сторонку от отдыхающих легионеров, но заблудился в плотной дымке. В белом мареве он увидел какие-то силуэты и направился к ним, а когда подобрался достаточно близко, сердце его едва не выпрыгнуло из груди. Всё поле сплошь было усеяно насаженными на шесты головами, сотнями голов вокруг подрагивавшего на легком ветру замени с номером и символом когорты, дабы никто не перепутал, кто это так постарался.

Бредя среди засеянного кошмарными саженцами поля, Альберт наткнулся на голову той самой девушки; обезображенное обвисшее лицо, застыв в гримасе боли, смотрело в пустоту, шею перерезали ровно по той линии, что наметил человек ударом меча. В ужасе попятившись назад, он не заметил вьющуюся по земле змею, привлеченную запахом крови и искавшую, чем поживиться на поле боя.

Альберт наступил на змея, и перепуганное пресмыкающееся в стремлении защитить себя ужалило мужчину в босую пятку. Коротко вскрикнув и отскочив в сторону, Альберт проводил взглядом уползающее в туман животное; ногу пронзила острая боль, медленно расползавшаяся по мышцам.

– Всё, подъем, ленивая шваль! – послышался голос командира когорты. – Теперь нам надо наверстывать упущенное!

Альберт побрел на голос, но нога его немела, и, подходя к Гонку, он уже сильно прихрамывал.

– Ты что-то совсем паршивишь сегодня… – погладив подбородок, осмотрел тяжело дышащего человека цатэр.

– Меня укусила змея… Похоже, ядовитая… – с трудом пробормотал Альберт, кряхтя присаживаясь на землю.

– Ты подхватил слабость. Идти сможешь?

– Боюсь, что нет… – отозвался человек, со скрипом выдыхая.

Многие товарищи Гонка, посочувствовав его потере, рекомендовали оставить дьярфо умирать здесь, но своевольный цатэр из нескольких больших веток и пары веревок соорудил этакий рюкзак-корзину, куда, собравшись с последними силами, забрался Альберт. «Вот, значит, как видит мир Скотина», – думал Альберт, поднимаясь вверх, когда цатэр выпрямился во весь рост.

Когорта продолжала устрашающее шествие, убивая всех на своем пути, сжигая и разрушая города. Они не грабили, их не интересовали ни технологии, ни знания, ни ресурсы. Всё, что представляло хоть какой-то интерес для Легиона, – это трупы врагов, скрупулезно пересчитываемые рейтарами и заносимые в записи. Сотворенные беспощадным Владыкой, они не могли обрести свое счастье в любви, но они нашли его в войне.

Да и этот кошмар, что творился на глазах обессилевшего человека, вовсе не был войной – для них это были просто «игры». Какая тут вообще может быть «война», когда Владыка Алегроф, непостижимый в своей ярости, оборвал историю этого народа, просто погасив даровавшее миру жизнь светило, как ночник над колыбелью младенцев? Какое преступление они должны были совершить, чтобы заслужить столь безжалостную кару?

У Альберта поднялась температура, лихорадящего человека била крупная дрожь, и, будучи просто безучастным наблюдателем, он пытался найти какое-то оправдание происходящему ужасу. Задушить, заглушить свою совесть. Но разве может быть оправдание подобному кровавому безумию?

Проведя столько времени среди Легиона, человек успел привыкнуть к их обычаям. Местами они были грубы, жестоки, излишне суровы, но всё же он был свидетелем и другого, достойного, справедливого, даже забавного, множества того, чего он мог понять и принять.

Что ж, таким он был совсем один. Ибо для всех прочих, для сотен народов неестественно прямые, перпендикулярные рога цатэров, появлявшиеся на горизонте городов, были исключительно предвестником скорой и болезненной смерти.

Ворочаясь в бреду за спиной цатэра, предчувствуя и свою скорую смерть, Альберт снова и снова задавался вопросом: на той ли стороне он был всё это время?

Воины вошли в очередной разрушенный город. Среди покрытых сажей стен изуродованных домов всюду валялись обугленные трупы. Кто это сделал? Легион? Или опять рабы убивали сами себя? Возможны были оба варианта, и оба одинаково ужасны.

Легионеры видели их первый раз в жизни, но уже называли рабами, ибо с их точки зрения, подобное никчемное поведение присуще исключительно безродному рабскому отродью. Убийство себе подобных – одно лишь это могло послужить достаточной причиной для объявления игр.

Для Него это было столь же абсурдно, как попытка левой рукой задушить правую. Совершение кровопролития ради примитивных материальных потребностей, захвата имущества, земель, женщин пятнало сакральную чистоту убийства как высшей ценности. Эти мелочные, ничтожные порывы неразумного зверья до такой глубины оскорбляли Алегрофа, что лишь в своей безграничной жалости к живому миру он с трудом мог удержать желание спалить здесь всё дотла.

Что же до живущих здесь? Разве могут бесконтрольно множащиеся черви, изъедающие древо изнутри, претендовать на право владения им лишь потому, что живут в нем несколько поколений и самозабвенно объявили его своей собственностью? Нет, их нужно вывести, пока дерево еще можно спасти. Происходящее здесь не было даже геноцидом. Это была стерилизация.

Из окна полуразрушенного дома, блеснув в свете половинки солнца, показался ствол ружья. Выстрел, и, срикошетив от наплечника, пуля, высекая искры, отскочила в сторону. В тот же миг, вскинув крушители, пара легионеров выстрелила в ответ. Громко хлопнув, снаряды вытолкнули наружу бесформенные куски мяса, обильно забрызгав обрушающиеся стены кровью. Воины изготовились к бою, ожидая засаду, но больше стрельбы не последовало.

– Уничтоженные трупы! Не засчитано! – практически в полной тишине бесстрастно произнесла рейтарка, вскинув над головой перо. Непродолжительно поворчав, стрелки смирились с вердиктом и продолжили путь, оставив за спиной и это мрачное место.

Не останавливаясь, легионеры шли днем и ночью, не оставляя после себя ничего. С каждым днем они становились всё злее, чудовищнее, глаза воинов наливались багровой кровью, счет убитых давно перешел на тысячи. Постоянно поглядывая на небо, командир когорты лишь подгонял подчиненных, в то время как маленький, но оказавшийся донельзя кровожадным рейтар настаивал, раз они все равно продуют игры, пусть уж лучше засеют еще полянку-другую.

Отношение Воинов к катастрофе погибающей цивилизации шокировало приходящего в себя после отравления Альберта.

* * *

Красная Звезда практически полностью освободила светило этого мира, лежавший всюду снег начал таять, размывая гниющие тела и превращая некогда цветущий мир в смердящую помойку. Альберт оправился от укуса, но нога всё еще плохо слушалась, и, желая не отстать от быстро продвигавшейся когорты, он предпочел остаться в корзине за спиной цатэра. Воины двигались весьма прямолинейно, вырубая на своем пути леса, переправляясь через реки, сравнивая с землей стены.

Свет играл тусклыми бликами на броне легионеров, приближавшихся к очередному обреченному городу. Вдали показалась вспышка выстрела, и, свистнув над землей, снаряд угодил в зря пренебрегавшего хорошей броней тэя, пробив насквозь и завершив его участие в играх. В тот же миг в небе сверкнула брошенная Брåдогом убивага, выкорчевав вкопанную в землю боевую машину. Многотонный железный монстр кувыркался, что алюминиевая банка, а к нему уже спешил многотонный монстр из плоти и крови. С ревом подскочив к танку, Брåдог голыми руками оторвал башню с одним единственным стволом и, вылавливая сидящих внутри чудом спасшихся перепуганных солдат, швырял их в землю, превращая в окровавленные лепешки.

Вынырнув словно из-под земли, подле него уже оказалась молодая рейтарка.

– Боевая машина, одна – убивага. Грязные рабы, два – убивага, грязные рабы – два, чистое убийство. Брåдог – пять убитых! – возвестила она, покуда когорта высматривала других врагов.

– Тю, убивагой бы и я смог! – всплеснул руками Криг, отличившийся куда меньше грозно возвышавшегося над уничтоженной машиной цатэра.

– Гонк, одолжи зверя! – крикнул Брåдог, и Альберт принял это на свой счет. Но не потому, что Брåдог назвал его зверем. В голосе окончательно съехавшего с катушек цатэра он слышал отчетливый призыв дать ему оружие.

Извлечь глубоко увязшую в ходовой машины убивагу уже не представлялось возможным, и в руках у него оказался брошенный Гонком «Бешеный зверь». Яростно рыча, Брåдог спрессовывал башню от танка, сначала потоптавшись по ней сапогами, а после обухом топора Гонка, им же предварительно обрезав лишнее. С каждым взмахом топор зловеще поблескивал, оставляя после себя багровый шлейф, распространяя вокруг рычащий звук. Брåдог изготовил себе новое оружие прямо на поле боя и вернул топор законному владельцу. И раньше он не был особо располагавшей к себе личностью, но после нескольких дней «игр» темная кожа цатэра покрылась вишневыми разводами, будто горела изнутри, оскаленную пасть, полную острых клыков, казалось, заклинило в этом положении, а в ярко-алых глазах больше не было ничего, кроме неутолимой жажды убивать. Всё же Альберт отметил, с какой неохотой один цатэр вернул другому оружие. Воины тем временем нашли новых врагов, прямо под стенами города, и командир без долгий размышлений объявил атаку.

И Альберт хорошо понимал, почему Брåдог хотел бы оставить себе этот топор, будучи свидетелем его возможностей. Топор выл, звенел, гудел, раскалывая бронированные машины точно гнилой арбуз, как живое существо, радующееся пиршеству уничтожения. Гонк явно опасался потерять или сломать его, а потому доставал только в самых торжественных случаях, например, как этот. Тем не менее, на своем веку это оружие перевидало больше, чем некоторые из ныне живущих божеств, а посему буквально выпало из времени и всегда оставалось ржавым и кровоточащим, как после недавней резни.

Разобравшись с тремя десятками боевых машин и парой сотен солдат, легионеры вошли в город, что несколько отличался от прочих, по крайней мере, в глазах Альберта. Укрепленные стены ощетинивались колючей проволокой, над ними возвышались высокие башни с орудиями, невысокие дома полны рядов примитивных коек… Это был не город, военная база.

Здесь когорта решила остановиться на непродолжительный отдых. Внутри царила полная разруха, брошенная и уничтоженная техника, всюду были трупы. Внешняя символика отличалась от тех, с кем сражались легионеры на подходах, должно быть, те люди пришли сюда в поисках убежища, но нашли лишь кладбище и собственную смерть от бродячей когорты. Люди… Альберт уже не мог называть их иначе, постоянно думая, как бы сложилась его судьба, попади он сюда вместо Красной Звезды.

Смог бы он обрести здесь новый дом? Приняли бы его? И главное, смог бы он сделать что-нибудь, чтобы спасти этот мир?

– А кого мы вообще убиваем? – поинтересовался один из мэтэев, булавой переворачивая тело. – Какие-то мелкие уродцы…

– Ты что, совсем безграмотный, что ль? – отозвался его сородич. Выстрелом из танка ему оторвало руку выше локтя и, стиснув зубы, оставшейся конечностью он зажимал кровоточащую культю.

– Вон у Гонка дьярфо – уродец мелкий. А это – уродец средний!

– А, уродцев средних я убивал уже, – фыркнул бугай, утратив интерес к телу. Однорукий же загадочно смотрел на тело павшего собрата и, неожиданно зарычав, парой ударов топора отрубил ему руку по самое плечо.

– Ладно, я наигрался, пойду в челнок, – махнул он окровавленным трофеем.

Разминавший ноги прихрамывающий Альберт с недоумением проводил его взглядом. Только что они сражались плечом к плечу, а теперь вот это…

– Разве можно так непочтительно относиться к павшим товарищам?..

– Непочтительно? – фыркнул Гонк. – Град пал, но его рука теперь и после смерти продолжит разить врагов Владыки. Что может быть лучше для Воина!

Альберт округлил глаза. Вот почему он никогда не видел калек на Красной Звезде.

– Слабые! – донесся до них устрашающий рев Брåдога. – Слабые трупы!

Кто-то смог уцелеть после удара и, недальновидно шевельнувшись, попался на глаза цатэра. Раны этих двоих несовместимы с жизнью, и рейтары давно записали их на счет когорты, но чудовищного цатэра это не волновало. Своим танко-топором он вбивал их в землю, превращая тела в однородный фарш из крови, грязи и костей.

– Брåдог минус два! Уничтоженные трупы! – крикнула рейтарка, размахивая блокнотом, но цатэр и рогом не повел, остановившись лишь когда лично командир одернул его за плечо. Тяжело дышащий цатэр выглядел как выброшенная на берег рыба, ибо убийство столь жалких созданий не могло утолить его распалявшуюся жажду крови.

Воины продолжали обследовать окрестности и обнаружили объект, бывший центром всего поселения. Уходящая вглубь земли огромная металлическая дверь надежно отгораживала подземное убежище от внешнего мира. Подле двери – множество изможденных голодом мертвых тел. Это были вовсе не солдаты, одежда выдавала в них мирных жителей, умолявших пустить их внутрь, но расстрелянных теми, кто некогда клялся их защищать. Поработав топорами, легионеры вскрыли дверь убежища и обнаружили по ту ее сторону еще одну порцию мертвецов.

Здесь некогда укрывался бывший правитель этих земель, убежденный в собственной исключительности, на деле же оказавшийся абсолютно бездарным и поставившим собственное государство на грань катастрофы еще до того, как на небосклоне взошла Красная Звезда. С пришествием красной доминанты, к его глубокому неудовольствию, двери вышли из строя, и, оказавшись заживо погребенными, его прирезали собственные приспешники, что должны были охранять его от народа, по его же мнению, существовавшего только для того, чтобы он мог им править, точно помазанник божий. Столько бессмысленных смертей – и ради чего? Даже имя его навсегда исчезло из летописей Вселенной. Жалкая, безродная, но подходящая кончина для вонючего раба и его никчемных лакеев.

– А знаешь, чем эти рабы отличаются от тех, Крат? – ехидно ухмылялся Оверт, повернувшись к озадаченно разглядывавшему мертвые тела тэю-глашатаю.

– Да вроде одинаковые… – почесав голову, пожал плечами тот.

– Эти консервированные! – выпалил он и расхохотался, и многие оценили шутку, Альберт же лишь поежился.

Внутри так же было полно бронированных дверей, достаточно прочных, чтобы никто, кроме цатэров, не мог пробиться, но относительно низкие потолки заставляли гигантов терпеть серьезные неудобства при продвижении вглубь убежища. Лишь немногие из них, подгоняемые любопытством, вообще пожелали лезть внутрь, разбредаясь по длинным бетонным коридорам. Вот удар «Бешеного зверя» вскрыл массивную перегородку, и за ней Альберт удивленно увидел выживших. Это были два ребенка, что, склонившись над мертвым телом, возможно, собственной матери, поедали ее внутренности. Старшая из них, девочка, на вид не больше шестнадцати, едва завидев чудовищное лицо цатэра в дверном проеме, тут же схватила ружье и не колеблясь разрядила весь магазин. Младший, перепачканный кровью мальчик лет десяти отроду, лишь остолбенел в ужасе.