Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

Чудовище затягивало жуткую песню, и сама тьма окружала его, множество тварей стягивались вокруг, словно становясь единым организмом, следовавшим одной воле, и когда их стало столь много, что за массой копошащихся тел уже не было видно горизонта, с бешеным воплем оно стремительно бросилось в атаку. Неудержимой лавиной, острым копьем ворвался монстр в окружении тысяч тварей в порядки легионеров, выцеливая расположение жрицы, намереваясь поквитаться за понесенные оскорбления.

Отбросив в сторону очередной сломанный топор, Брåдог разочарованно выдохнул. Нащупав взглядом павшего тэя, он, отпихнув тело, подобрал топорик на замену. Маленький, но сойдет. Раздражающий вой мечехвоста долетел до слуха цатэра, и тот, фыркнув, покачал головой. Должно быть, любой воин, переживший тысячи битв, познаёт это чувство. Понимание момента, когда в сражении произошел перелом, и уже практически выигранная битва обращается поражением.

Сам по себе мечехвост не опасен, цатэр уже убивал их, возможно десятки, но то, с каким остервенением он бросился в атаку… Это не жест отчаяния, не поведение загнанной в угол крысы, это преисполненное ненависти истовое желание убивать. Хорошо знакомое самому Брåдогу.

– Тут столько Воинов, на что ты рассчитываешь? – словно обращаясь к самому себе, процедил сквозь зубы цатэр и, перехватив оружие поудобнее, добавил: – Хороший выйдет череп…

Подхватывая грузных мэтэев тонкими длинными хвостами, устрашающий мечехвост разбрасывал их в стороны как котят. Позвякивая черепами на ремне, Брåдог бросился ему в ноги, скользя по влажной грязи, и сумел срубить две из них – с протяжным воплем бестия рухнула наземь.

Его работа была сделана, остальное довершат другие. Поднявшийся на ноги цатэр осмотрелся и увидел втоптанные в грязь изодранные лоскуты серой мантии. Жрица уже была мертва. Но даже после смерти, вся израненная, она продолжала прижимать к груди «Книгу Злобы». Брåдог попытался вырвать книгу из мертвой хватки, но, быстро утратив интерес к безрезультатным попыткам, зарычав, попросту вырубил ее топором. Отшвырнув в сторону конечность павшей жрицы, одним движением он сорвал задвижку, и, шелестя страницами, книга сама раскрылась на нужной странице, повинуясь воле нового владельца. Набрав побольше воздуха, Брåдог обратил лик к наибольшему скоплению врагов.

– Н̸̧̭̥̞́̇͞Е҉̧̰̆̾͗̕Н҈͔̊̍̕͢А̧̗̟̘̋̌͞В̷̨̛̰̔И҉̛̙͊̏̇͜С̴͉͙͢͝Т̴̨̮̣͊̍̚͝Ь̵̡̣̑͒҇͝!̴̧̬͓̓͑– с грохотом тысячи орудий, канонадой артиллерии выпалил цатэр ужасное слово своего не менее ужасного народа.

Альберт узнал голос Брåдога, выкрикнувший нечто невообразимо чудовищное. Для него это было даже не слово, просто преисполненный древней злобы рев вырвавшегося из преисподней кошмара. Резко ослабевшие ноги заплетались, и, чтобы не упасть, человек присел на корни перевести дух, покуда его сознание всё больше проваливалось в туман. Что-то теплое и липкое сладостно заполнило ушные раковины и закапало на плечи. Испугавшись, он попытался что-то крикнуть, позвать на помощь, но лишь короткое рычание сорвалось с его уст.

Затем пришла злоба. Звуки вокруг утратили привычные очертания, мысли человека утихли, рассыпались мелкой пылью, всё его сознание обратилось беззвучной черной пустотой. И в этой пустоте лишь вспыхивали отголоски ярости, пробуждая самые темные и мрачные состояния человеческой природы. Альберт злился и в злобе своей, рыча, стучал кулаками по земле, время от времени прерываясь на поиски следов крови на ушах. Крови, которую он чувствовал, но никак не мог увидеть.

Нечто большое и сильное опрокинуло его на спину; остервенело трепыхаясь, он пытался подняться, но что-то, мешавшее ему сделать это, лишь сильнее вдавило человека в землю. Ощупывая пустоту перед собой, Альберт обнаружил там руку Гонка.

Проклятый поганый цатэр! Постоянно издевавшийся над ним! Заставивший носить грязные вонючие лохмотья! Стравливавший его с рейтаром! Выставлявший на потеху перед Воинами когорты! Ломавший его прекрасные мечи! Постоянно подвергавший его жизнь опасности, и ради чего?! А может, цатэр только и добивался его мучительной смерти, раз смерти доставляли Легиону столько удовольствия? Зачем еще держать потешного нелепого зверька?

Желание перерезать ему горло, вспыхнув крохотной спонтанной искрой, быстро разгорелось до крайне навязчивой идеи, и вот, сопя и рыча, скалясь и извиваясь, человек нащупал свой меч и, извернувшись, закинул на руку цатэра. Прихватив большой меч за обух, он совершал беспорядочные движения, как пилой силясь нанести как можно более страшные раны. Кровь гиганта заливала обезумевшее лицо мужчины, но, выхватив меч, Гонк отшвырнул его в сторону.

– Терпи, терпи… – сквозь зубы – то ли для себя, то ли для человека – процедил цатэр.

От этих слов мужчина, лишь сильнее распалившись, неистово зарычал и, предприняв несколько безуспешных попыток дотянуться до меча, пуская пену изо рта, вцепился в руку гиганта зубами.

– Ты меня тоже сильно бесишь, но надо терпеть, мелкий гаденыш…

Гонк сохранял видимую невозмутимость, но дыхание его становилось тяжелее, а глаза наливались кровью. На лице цатэра проступили символы с трудом сдерживаемой злобы, кости человека захрустели под могучей рукой. Если бы Альберта чуть менее беспокоило навязчивое желание искалечить цатэра, он бы увидел, что далеко не одинок в подобном помешательстве: не все воины проявляли сдержанность, аналогичную Гонковой.

Сердитые взгляды, грубые возгласы – местами дошло до рукоприкладства. Багровая кровь оросила землю. Короткорогие женщины пытались погасить разгоравшиеся очаги повсеместно вспыхивавших конфликтов, но их было слишком мало, чтобы утихомирить всех разошедшихся легионеров. В таком состоянии контролировавший поле боя Легион оказался совсем беззащитен пред множеством когтей, шипов, рогов и клыков, что несколько мгновений назад нестройной волной неслись ему навстречу.

Что ж, о них можно больше не беспокоиться.

С дикими воплями твари бросались друг на друга и, не найдя утешения после убийства пары-другой товарищей, разбивали собственные головы о корни. Многотысячная орда поглощала саму себя, покуда последний оставшийся в живых ушастик, возвышаясь над грудами изувеченных тел и кашляя мутной кровью, не вспорол себе брюхо собственными когтями.

И вот – среди трупов прохаживался виновник кровавого безумия, со скрипом закрывая скобу на книге и вновь запечатывая зло, что сам же и выпустил на волю.

– Всё еще хочешь, чтобы я стал жрецом, Криг? – переведя дух, повернулся он к командиру.

– Да, разорви тебя щервед, да! Это было сокрушительно! – восхищенно взмахнул руками цатэр.

На щеке его зиял свежий кровоподтек, образовавшийся в результате конфликта с пилотом-мэтэем. Цатэр весьма язвительно усомнился в его квалификации, и тот, не оставшись в стороне и не стесняясь в выражениях и средствах, сообщил, что думает о методах управления когортой. Ужасное слово поднимало из тьмы душ мельчайшие обиды и разжигало этими крошечными углями огненный вал, одинаково опасный для всех. Бередя старые раны и оставляя новые шрамы. Хуже всего, это не было помешательством, помутнением рассудка, что можно было бы списать сладостной амнезией. Все оставались в ясной памяти.

Вернув контроль над телом и разумом, Альберт не мог простить себе подобного бесчестья.

– Приношу мои глубочайшие извинения! Мое поведение недостойно и недопустимо! – уткнувшись носом в землю, сгорал от стыда Альберт. Он и сам был готов разбить голову о камни, совершить тем аналог сэппуку, будучи до сего мига лучшего мнения о себе. О себе и всем человечестве.

– Ладно уж… – потирая раненую руку, кивнул Гонк. – Я уж думал, тебе совсем мозги в труху перекрошит! Второе слово! Давно я не слышал… Вот это Брåдог бахнул!

– Зачем ты вообще это сделал? – окрикнула зачинщика беспредела высокая цатэрка. – Мог бы хоть предупредить!

Всё новые и новые легионеры, приходя в себя, собирались вокруг увешанного черепами Воина и, несмотря на причиненные неприятности, глядели на него с не меньшим почтением, чем на павшую жрицу.

– Что-то не так… – громко заговорил цатэр, обращаясь к собравшимся. – Твари слишком уверены, их слишком много.

– Но мы же победили, да? По-моему, победили… – протараторил маленький Оверт, пиная мёртвое тело монстра. – Теперь надо найти гнезда, и дело сделано.

– Расставим дозорных. Может быть, это западня, – махнул мечом Криг, указывая в темноту чащ. – А я вернусь к кораблям. Если рабы сдохли, надо выкинуть их из трюма, пока не начали вонять.

– Мы можем поставить здесь стек прорядителей, мы быстро, – внесли свое предложение представители раскрашенных кораблей. Их сходная униформа бросалась в глазах среди одетых кто во что горазд легионеров.

– Не выгорит, – закачал головой Оверт. – Земля здесь слишком мягкая, ничего не получится.

Легкий подземный толчок привлек внимание Альберта, всё еще распластавшегося в смиренном поклоне и страдавшего чувством вины. Приложив ухо к земле, он услышал низкий гул, будто бы огромный механизм приближался к ним из недр планеты.

Это же отметил и Оверт, и вот – беспокойный рейтар, ловко перескакивая по веткам, забрался на огромное дерево. Приложив тонкие ладони ко лбу, он всматривался вглубь лесных крон. Тряска усиливалась. Землетрясение?

– Старатель! Это Старатель! – истошно вскрикнул рейтар. Но что это, в его голосе? Вот значит, как звучит его страх…

– Кости в челнок! Все! Живо! – во всю глотку проорал не успевший далеко отойти Криг, и легионеры, перейдя на бег, устремились к кораблям.

Альберт лишь успел осознать, что на своих маленьких ногах совсем не поспевает за ними, когда черной волной горизонт охватила тьма.

Искрящийся дым затянул всё до самых небес, юг и север, запад и восток, тут нельзя было даже понять, где верх и низ! Мягкие сумерки под кронами обратились темнейшей ночью, столь непроглядной, казалось, сам цвет покинул это проклятое место. Серые тени легионеров, отдаляясь, темнели, пока не растворились в черноте, могучие крики цатэров звучали далеким немощным эхом, и страх Альберта стал явью – он остался в темноте совсем один.

Беззвучно ступая по мертвым телам чудовищ, человек отчаянно силился догнать когорту. Коварные корни подцепили ступню мужчины, и, едва слышно вскрикнув, он ухнул во влажную грязь. Щупая искрящую темноту перед собой, он искал меч, но нашел лишь уходящую вглубь вязкую воду. Паника захватывала разум. Альберт наконец нашел оружие и, поднявшись на ноги, попытался успокоиться. «Если тут вода, значит я уже недалеко от перешейка, надо идти вдоль, и я выйду прямо к острову с кораблями», – мысленно объяснял он сам себе план. Но в какую сторону ему идти?..

Краем уха он почувствовал что-то быстро приближавшееся и, резко вскинув оружие, изготовился к встрече. Предчувствие усиливалось, Альберт крепче сдавил рукоять, и вот прямо перед ним, активно работая всеми конечностями, молниеносно промчался хвостатый дьярфо, весь серый, как персонаж древнего бесцветного кино. Бросив в сторону человека короткий взгляд, он едва слышно что-то пробормотал. «Скотина красивый»? «Скотина умный»? Альберту оставалось только читать по губам, но наверняка это было «Скотина полезный». Облегченно выдохнув, он встряхнулся и побежал вслед за невероятно прытким существом.

Но и его он достаточно быстро потерял из вида. Корни под ногами становились всё толще, а значит, он двигается в верном направлении. Где-то в отдалении раздался громогласный, леденящий кровь низкий утробный рев. Стараясь гнать прочь все мысли об источнике, человек, не жалея ног, всё бежал и бежал, как вдруг прямо перед ним, разрезая серую темноту, возник черный высокий толстый ствол огромного дерева. Краем глаза Альберт отметил какое-то движение, будто одна из многочисленных ветвей прогнулась вниз под весом невидимого существа. Выставив впереди себя меч, он оглядывался по сторонам, обратив внимание, что на дереве вообще нет никаких ветвей, а ствол, приближаясь к земле, не расширялся, а наоборот, сужался. Не успел он осмыслить это, как нечто, что он принял за дерево, повернулось в его сторону.

Даже в самых смелых фантазиях человек и подумать не мог, как столь громадное вообще может быть живым существом. Исполинский змей выше любого из местных древ надзирал за своими владениями чернейшей ночи двумя огромными красными пятнами зловещих глаз, единственных в округе не лишенных цвета. С брюха его беспорядочно свисали многочисленные конечности: некоторые, столь огромные, сами сгодились бы на стволы для древ, некоторые были маленькие и немощные, точно сухие ветки.

Но все они, трехпалые и монструозные, хаотично двигались, будто принадлежали совсем разным организмам. Несколько огромных плоских зубов наполняли бездонную пасть чудовища, возвышавшуюся во тьме, а на голове оно несло костяной гребень, венцом окружавший череп. Альберт ощутил себя столь ничтожно жалким, что лишь безжалостные тренировки цатэра да богатый опыт пережитых кошмаров помогли ему не рухнуть в тот же миг замертво от одного лишь осознания присутствия чего-то столь невыразимо ужасного. Сражаться? Противостоять? Всё, чего хотел человек сейчас, это умереть, и никогда прежде это не желание не было столь сильным. Хватит с него. Опустившись на колени, он положил перед собой оружие, мысленно умоляя это отродье бездны забрать его жизнь.

Но орел не охотится на мух. Неспешно поворачивая огромную голову, чудовище в поисках более существенной добычи вслушивалось в пустоту, еще недавно полную суетных звуков. Не обладая хорошим зрением, накрыв окрестности искрящимся туманом, оно уравнивало этот недостаток, оставляя за собой преимущество превосходного слуха.

Робко вспыхнули пушки-крушители, практически бесшумно снаряды влетели в плоть исполина. Рассвирепев, монстр издал оглушительный рев и, извиваясь змеей, бросился к обидчикам, едва не раздавив человека длинным хвостом. Тенью на горизонте появилась рейтарка, с ошалелым видом бежавшая прочь из места, куда направлялся Старатель. Заметив человека, она замедлилась и недоуменно моргнула.

– Гонков дьярфо? – произнесла она, и голос прозвучал в отдалении, будто бы под водой. – Бегом за мной, быстро! – прикрикнула она, и про себя Альберт отметил хорошо знакомое ощущение приказа, но, подобрав свой меч, он лишь шагнул в сторону, куда уползло творение бездны. Он чувствовал досаду, некое разочарование, что не стал пищей для монстра, и теперь всерьез намеревался последовать за ним и исправить упущение.

– Как ты?.. – пробормотала рейтарка и, недолго думая, схватила человека за руку и потащила за собой. Затуманенными глазами Альберт увидел борт корабля, открытую дверь, деревянный настил. Рейтарка посадила его в клетку и, щедро размахнувшись, отвесила знатную оплеуху. Приходя в себя, Альберт схватился за безумно болевшие виски. Нельзя же столько потрясений в один день!

Гул двигателей наполнял салон, где Альберт обнаружил себя. Он оказался в клетке на деревянном поддоне, куда вела дорога из досок с надписью «Трюм». Пару кресел из этого места удалили, и теперь площадка служила домом для дьярфо, вопиюще возмущенного появлением незваного гостя.

– Скотина! – озвучил он свое мнение по поводу нового соседа, глядя большими глазами на Альберта с противоположенного угла клетки.

Корабли за окном синхронно поднимались в небо, рев их двигателей не остался без внимания, и с грохотом землетрясения к ним уже несся хозяин вальсирующей тьмы Старатель. Челнок вырвался из плена ночи, разлившейся над кронами высоких древ, и, вынырнув из черного моря, монстр зубами вцепился в один из раскрашенных белой краской кораблей. Если легионеры, покрасившие корабль, и хотели таким образом выделиться, им это безусловно удалось. Схватив огромными лапами разваливающееся судно, Старатель утянул его обратно во тьму. Прочие корабли поднимались ввысь, и вслед им со злобой смотрело одно из самых ужасных чудовищ, когда-либо бродивших по просторам этих проклятых миров.

* * *

Вернувшись на Звезду, легионеры тут же приступили к оживленной перебранке, обсуждая, как можно было пропустить что-то столь огромное, но Альберт, игнорируя их, безмолвно зашагал прочь. Хорошо, что он умел пользоваться колоннами. Добравшись до жилища Гонка, он обнаружил, что цатэр опередил его. Развалившись в кресле, тот приветствовал человека коротким кивком, и Альберт ответил тем же.

Да, у него, как всегда, было много вопросов. Но что толку спрашивать? Самые важные ответы он и так знал. Должно быть, это и был один из тех «шавок Препоганого», о которых говорил цатэр в планеторуме. Сколько их там всего было? И если всего лишь приспешник мог сотворить подобное с тем болотом, что тогда сделал с его родным миром сам Владыка?

Что ж, теперь это были их миры, и даже могучий Легион вынужден отступить под таким напором. Конечно, после подобного последует ответ, но он потребует другого подхода, иных мер, а сейчас оставалось лишь проглотить поражение. Альберт опрокинул себе на голову ведро не пахнущей тиной воды и утомленно выдохнул. О судьбах Вселенной он подумает потом, после продолжительного отдыха.

К по обыкновению тренировавшемуся во дворе мужчине присоединился цатэр, устроившись на лавке и удовлетворенно кивая. На самом деле ныне человек куда больше интересовался, как бы ему укрепить разум, а не тело, но, не придумав ничего дельного, продолжал отрабатывать взмахи мечом, чудом не потерянным среди болот. После очередной десятки он вонзил лезвие в песок и утер лоб.

– Ладно, заканчивай. Сегодня работаем в больнице.

Альберт кивнул и, оставив оружие торчащим из песка, зашагал вслед за цатэром.

Среди длинных улочек им попалось на глаза поразительное зрелище: взобравшись на деревянный постамент, цатэр в черной мантии, не стесняясь в выражениях, гневно ругался, проклиная каждого проходящего мимо. Судя по висящей на поясе за спиной книге, это тоже был один из жрецов, и пусть книга отличалась от виденной ранее, фолиант выглядел не менее чудовищно. Даже Гонк, обычно всегда готовый постоять за себя, услышав пару язвительных насмешек, потупил взгляд, отвернулся и поджавшей хвост собакой поспешил убраться восвояси.

– Да, Владыка Алегроф недоволен… – пробормотал он, отойдя подальше. – И это еще не дошли вести о Старателе…

– Алегроф?.. – удивился человек. – Это же был не Алегроф…

Если бы он не видел Владыку лично, то вполне принял бы огромного цатэра за него, но в сравнении, сколь ужасен бы он ни был, это всего лишь бледная тень истинного Владыки.

– Ну, это Как-Бы-Алегроф. Он говорил с Владыкой и теперь доносит до нас его волю.

– Так он же просто ругается, и всё! – озадаченно заметил Альберт.

– Даже верховному жрецу трудно бывает постичь всю глубину абсолютной ненависти Владыки, у него в целом неплохо получается. Заходи.

Цатэр кивком пригласил человека войти в большое здание, навевавшее не самые приятные воспоминания. В нос тотчас ударил запах ржавчины и крови; стоило им переступить порог, они услышали грубый, но веселый голос.

– Цатэр-прохиндей, сколько тебя можно ждать! Я уж думал, звезды погаснут, пока ты дойдешь!

Вращая большой точильный камень, чернокожий мэтэй в кожаном фартуке высекал искры с лезвия огромного топора, завидев Гонка, он махнул ему рукой.

– И этот твой не сдох до сих пор!

– А ты его тюкнуть хотел. Ну что там у тебя, не тяни.

– Ампутации, а у меня свободных рук не осталось, одни ноги, ха-ха-ха! – залился от собственной шутки, широко распахнув челюсти, жуткий доктор, Гонк же не повел и мускулом.

– А ты топор-то не переточил?

– Так у меня двое родов на сегодня, Гонк. А ампутации – это тебе, бойцы больше не могут ждать, – посерьезнел Твигдран и кивнул на стойку с топорами похуже.

Повертев на свету блестящее лезвие, он кивнул и, затянув лямки на фартуке, отправился к высокой двери, запертой на два тяжелых засова. Цатэр на пару с Альбертом двинулись в открытую палату, где уже привязанные к пыточным столам ждали своей участи несколько легионеров.

Да, они хорошо залечивали раны, но те увечья выглядели столь ужасно, что Альберт не мог спокойно смотреть на них и постоянно отводил взгляд в сторону. Несмотря на это, пусть на их лицах и отпечатывались страдания, воины всё равно продолжали отпускать низкопробные шутки в адрес человека, демонстрируя полное презрение к смерти и боли. Альберт не обижался, ведь им было куда больнее, чем ему. Гонк отрубал конечность одним ударом топора и, сразу же подхватывая раскаленный пруток, прижигал рану, а человеку нужно было всего-навсего вытирать большой тряпкой пол, обильно заливаемый вязкой кровью. С каким же терпением, без единого крика, сносили легионеры операцию, когда единственной анестезией была деревяшка в зубы!

Закончив свою часть работы, цатэр устало выдохнул и устроился на свободную койку в ожидании возвращения местного Гиппократа. Жалобно скрипнула тяжелая дверь, и появился мэтэй с окровавленным свертком в руках. С кислым видом он подошел к свободной койке и, водрузив на нее сверток, вздохнул.

Среди влажных пеленок, весь перемазанный кровью, беззвучно шевелил маленькими ручками цатэр с белоснежной кожей и одним единственным коротеньким рогом надо лбом. Новорожденный в размерах и весе легко давал фору любопытствующему человеку.

– Гронвль, – объявил свой вердикт доктор.

– Это цатэр! – сердито рявкнул на него Гонк. – Где его отец?

– Так уж орту как помер, на Ауре.

– Хорошая смерть, – кивнул Гонк и, встряхнувшись, вернул мысли к более насущным проблемам. – Нужно дать ему имя, пока из тела не выветрилась вся сила! Какое-нибудь сильное слово!

– Гронвлю-то? Зачем? Он всё равно не жилец. Ну назови его Убий или Побил, толку-то…

– Это глупо! – перебил его цатэр. – Я знаю хороших дахи, не хорони его до срока, но нужно дать ему сильное имя, чтобы его приняли другие!

– Может быть Танк? – робко пожав плечами, подал голос Альберт, пытаясь придумать вариант в как можно более легионском стиле.

– Танг? Что это значит? – обратил Гонк свой взор к человеку с таким видом, будто это вопрос жизни и смерти.

– Ну, это… Большая машина… Для войны… – несколько растерявшись, промямлил человек.

– А он у тебя еще и говорящий?! – ошарашенно пялясь на Альберта, воскликнул Твигдран. – «Большая машина для войны»! «Танг»! Мне нравится! Ну, пусть будет Танг!

Мэтэй вновь залился раскатистым хохотом, и после заполнения бумаг судьба новорожденного была решена. Поблагодарив цатэра и даже человека за неоценимую помощь, доктор радушно простился с ними и вернулся к своей кровавой работе.

– Так ты все-таки знаешь имена… – оценивающе глядя на Альберта, потер подбородок Гонк. – Какое сильное слово!

– Ну, знаешь… – пожал плечами человек. – А почему просто не отдать его матери? И она бы сама дала имя и позаботилась о нем…

– Скажешь тоже! Ты хоть один крик слышал? Вот то-то и оно, Твигдран – мастер своего дела, но даже после него – повезет, если она к концу сезона самостоятельно ходить сможет, о ней бы кто позаботился! А если она откажется от ребенка? Что тогда, выкинуть парня в рабятник? Об этом ты подумал? Нет, он отправится в город-дахи, и из него вырастет прекрасный цатэр, я в него верю!

Скрестив руки на груди, Гонк довольно хмыкнул, а Альберт осекся. Он считал жестоким отбирать детей у родных матерей и увозить в какой-то далекий «город-дахи». Но… Он понял, в Легионе не существовало сирот. Все получали равный уход и заботу, вне зависимости от происхождения и социального статуса. «Социального статуса»? Да у них даже не было такой концепции… Вместо нее раз за разом человек слышал только «Мы Легион!»

Жестокий, ужасный Легион, но здесь не было «ненужных» детей. Никто не прозябал в нищете за бортом общества, никто не чувствовал себя лишним… А вот его народец, раз за разом примерявший венец эволюции, весь пропитанный лицемерием, изобиловал пороками… Не это ли подлинная жестокость?..

Над городом раздался низкий гул десятков труб, снова и снова разносящийся под сводами багрового неба. Для Альберта это было что-то новенькое, но куда больше его занимало неприлично счастливое выражение лица Гонка.

– Нас вызывает Владыка Алегроф! – воскликнул он и зашагал так быстро, будто опаздывал на последний поезд. Жилища вокруг спешно покидали их обитатели; кто и куда бы ни направлялся, все тотчас двинулись прямиком к ближайшим колоннам. И вот на песчаной равнине перед башней собралось превеликое множество легионеров, их было даже больше, чем некогда видел человек на стадионе, должно быть, сюда прибыли Воины со всех концов планеты.

В рядах царило оживленное перешептывание, но похоже, никто не знал, для чего их собрал Владыка, обитающий в необъятной высокой черной башне, пронзающей небеса, вздымающейся над песками. По обе стороны от нее высились парами прямоугольные обелиски с рядами широких деревянных табличек с рисунками и цифрами, столь громадных, что из каждой вышел бы целый фрегат.

На вершине одной из пар обелисков человек заметил силуэты суетящихся фигур, и вот табличка подле цифры «1» сорвалась со своего места и, устремившись вниз, глухо рухнула в багровый песок. Врата чуть выше середины башни распахнулись, и вырвавшийся оттуда багровый свет очертил контуры балкона, куда уже ступал Алегроф, отсюда казавшийся совсем крошечным.

– Не понимаю, к чему такие сложности… Ведь все видели его на стадионе… – пробормотал Альберт, напрягая глаза и силясь узнать в этом невзрачном алом пятнышке Владыку Ненависти, Гонк же лишь усмехнулся над своим нерадивым подопечным.

– Тогда он молчал.

Человеку потребовалось несколько мгновений, но, осознав слова цатэра, он в ужасе округлил глаза. Его охватило чувство страха, и это был иной страх, отнюдь не презренное дрожание жалкого зверя, трясущегося над своей никчемной жизнью. Это был страх оказаться недостойным в глазах Владыки, услышать его осуждение; то же испытывал каждый в этой переполненной пустоши. А он даже не считал Алегрофа своим Владыкой!

Издалека доносился скрипучий голос рейтара, что с высокого постамента пред вратами башни зачитывал длинный свиток, но Гонк с Альбертом стояли слишком далеко, а потому до них долетали лишь отголоски. Но вот Алегроф вскинул над головой руку, и в тот же миг все голоса на площади утихли, казалось даже, остановились сердца Воинов, не смевшие нарушить молчание Владыки.

– УБИВАТЬ ТВАРЕЙ! – обрушился с высоты голос Алегрофа, ударной волной сбивая Альберта с ног. Владыка произнес всего два слова, но их с лихвой хватило, чтобы скромный фермер из домика-дерева оценил, с какими силами ему выдалось столкнуться.

Сначала это был только голос, всепроникающий громогласный голос, напомнивший ему голоса Певиц. Но слова Иного вгрызались в тело с исключительной первородной яростью, гулко отдававшейся в каждой косточке. После пришел жар, волной тысяч раскаленных игл обжигавший плоть, отчего упавший человек, взвизгнув, подскочил.

Проносясь над толпой легионеров, слова Владыки приводили их в абсолютное неистовство; разразившись криками, они ликовали, топотали, некоторые, не в силах сдерживаться, рухнули на колени и, поклоняясь Владыке, благодарили Его за все дары, что Он, снизошедший до них, жалких, слабых и недостойных, щедрой рукой милостиво осыпал на их головы.

Сам Владыка Алегроф, широко разведя в стороны руки, обратился живым символом воли Легиона. Неся с собой всполохи алой пыли, остро лязгнув, над пустыней промчалась багровая волна. Слишком быстро, слишком громко, и пока Альберт, поднимаясь на ноги, думал, что с ней не так, чистые алые небеса рассекла еще одна.

И еще одна, и еще. Вздымая облака пыли, волны проносились снова и снова, вспыхивая ярко и молниеносно, покуда Владыка лишь неподвижно взирал с высоты.

– Что происходит? – закрывая ладонью от пыли глаза, крикнул Альберт.

– Это приговор! Будут игры когорт! – кровожадно скалясь острыми зубами, отозвался Гонк, испытывавший эйфорию от происходящего. Волны всё проносились, и вдруг, с оглушительным треском вспыхнув, всё прекратилось. Альберт протер глаза: врата башни вновь были закрыты, и Владыка покинул их. Воины под ее стенами откапывались из песка, другие уходили прочь. Но самое неожиданное, что бросилось в глаза, это яркое белое солнце, что поднималось над небосклоном Красной Звезды.

Вернувшись в жилище, они застали там рейтара, который, облачившись в фартук, корпел на полу, сгребая в мешок кучи пыли, и усиленно ворчал, точно заклинивший граммофон. Внутренняя часть дома теперь мало чем отличалась от наружной: всюду был красный песок, особенно сильно пострадал обеденный стол гиганта, находящийся прямо под большой дырой в потолке, но цатэра, похоже, это нисколько не беспокоило.

– Верт! Ты что, не ходил к башне? Владыка объявил игры когорт! – всплеснул руками Гонк, не понимая, как можно в подобный момент заниматься такой ерундой, как уборка.

– Да неужели?! – воскликнул рейтар, столь неправдоподобно изображая удивление, что будь в помещении молочные продукты, тотчас неизбежно бы прокисли. – А я бы ни за что не догадался!

Продолжая ворчать, он подхватил тяжелый мешок и понес его на улицу, Гонк же, ухмыляясь, развалился в кресле. Теперь наступал период, что Воины называли «Ночь перед играми»: Алегроф, верховный судья, приговорил к казни целый мир, на сорок восемь оборотов закрыв его от солнца и использовав для этой цели саму Красную Звезду. Самих оборотов на это время и вовсе не будет, а яркое свечение планеты померкнет, и теперь освещать поверхность Звезды будет звезда настоящая. По крайней мере, половину, ибо, поднявшись над горизонтом, светило так и застыло над башней Владыки Ненависти.

К вопиющему неудовольствию работящих рейтаров, все работы прекратились, всё новые и новые Воины прибывали на Красную, желая принять участие в играх. Легионеры изготавливали доспехи, оружие, знамена, штандарты, символику родных когорт и прочее, прочее, прочее, что поможет им проявить себя и продемонстрировать удаль на поле боя.

В гости к цатэру теперь часто захаживали товарищи из когорты, согласовывая планы. С первой же волной, что вновь пронесется в небесах Красной Звезды, суровая кара Владыки будет завершена, но в милости и щедрости своей он позволит Воинам сойти в этот мир и собрать кровавую жатву со слабаков, что всё равно уже мертвы, даже если сейчас думают как-то иначе.

А что касается Старателя? Ну, рано или поздно известие о нем дойдет до Владыки, и он примет соответствующее решение. Пройдут годы, и возможно, Легион вновь вернет себе власть над болотным миром, который всё равно никому не нравится, но ты, Альберт, к этому времени уже будешь глубоким стариком. О, ты правда думаешь, всё в этом мире вертится вокруг твоих приключений? Того, что ты считаешь важным? Столетия миры здесь переходили из рук в руки, ну право слово, не отменять же игры, что прольются бальзамом на утомленные сердца легионеров из-за такой мелочи?