Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

– В показательные.

– Испортить открытие? – высказался Гонк. – Это возмутительно!

– У нас семь Топоров и четыре оборота, думайте, братья и сестры, – дирижировал важный цатэр бумажной дубинкой.

– А если расширить и добавить еще один оборот? – робко предложил кто-то, и вновь хоть сколько-нибудь конструктивный диалог обратился неистовой перебранкой.

Это продолжалось вновь и вновь, и каждый раз, когда казалось, что им удалось немного продвинуться, цатэры всегда находили новый повод поругаться. Довольно быстро Альберт утратил к этому интерес и, прислонившись спиной к решетке, прикрыл глаза в ожидании скорейшего завершения.

– Скотина! – вдруг донеслось с потолка. От неожиданности Альберт вздрогнул и повернулся в сторону источника звука – лемурообразного сокамерника, что до сего мгновения человек считал просто животным.

– Кто? Я? – он озадаченно моргнул глазами, пытаясь наладить зрительный контакт с серой пустотой больших глаз собеседника.

– Скоти-и-и-на! – медленно шевеля тонкими губами, протянуло существо.

– Ты можешь говорить?

– Скотина полезный! – безумно качая головой, ответило существо и, засеменив тонкими лапами, перебралось в другой угол на потолке.

Топот тяжелых ног за спиной свидетельствовал: утомительное заседание подходило к концу, и вот хозяйка окрикнула своего подопечного:

– Скотина! Скотина, к ноге!

Навострив треугольные уши, тот сиюминутно спрыгнул вниз и, самостоятельно открыв клетку, поспешил на зов. Цатэрка же, наклонившись, протянула ему перевязанный алой лентой свиток.

– Скотина, отнести это Варе. Вара! Ва-ра! Помнишь, где живет Вара?

– Скотина полезный? – произнес он, обратив к ней взор большущих серых кругляшей.

– Скотина полезный, – кивнула та, и, выхватив свиток, он бросился к выходу, опережая цатэров. Альберт и сам поспешил поскорее воссоединиться с Гонком, бурчавшего под нос: «Бессмысленная трата времени». Но взгляд его целиком был устремлен в спину недавнего сокамерника, а разум занимала мысль: неужели и сам он превращается в нечто подобное?

* * *

Наступило последнее утро перед высадкой, и находящийся на взводе человек успокаивал нервы кулинарными изысканиями. Разжившись ржавым ведерком, он соорудил в камине гиганта котелок и теперь мог порадовать себя настоящим супом, ведь овощи, размоченные в воде, оказались даже лучше, чем он рассчитывал. Цатэр внимательно наблюдал за манипуляциями мужчины, нарезавшего их тем же ножом, что служил ему для бритья.

– Ты… Пытаешься наполнить убийством эти убогие корешки, сначала искалечив их, а после бросив в огонь? – потирая подбородок, размышлял цатэр. – Умно, я бы не догадался…

– Хочешь попробовать? – предложил Альберт, решив воздержаться от комментариев по поводу выводов гиганта.

– Я? Это? Я тебе что, кровавая мразь? Я могу есть только то, что ходит, плавает или летает. Что-то, что можно убить. Получить силу можно только отобрав ее, а как можно отобрать силу у камней или корней? Потому что ее там нет!.. Ладно, разорви тебя щервед, давай свои помои! – всё же сдался любопытный цатэр и протянул человеку кружку.

Альберт щедро зачерпнул похлебки, которой ему хватило бы на неделю, и с интересом наблюдал, как великан одним махом опорожнил всю емкость. Брызнув во все стороны, суп в тот же миг оказался на полу.

– Как будто песка полный рот набрал, только жидкого! Как можно жрать эту гадость?! Сам жри такое! Вообще не сокрушительно!

Альберт, усилием воли сдерживая зубами рвущийся наружу смех, проводил взглядом ругавшегося цатэра и выдохнул, когда его персона скрылась за лестницей. Конечно, ему было жаль супа, значительная часть коего пересекла незримую границу комнаты, и, живо представив ворчащую фигуру в фартуке и с тряпкой, заулыбался. Вот и свершилась маленькая месть.

Тем не менее, проведя столько времени в обществе Легиона, человек до сих пор не имел ни малейшего представления ни об их физиологии, ни об особенностях обмена веществ. Академическое прошлое подпитывало страстное желание провести вскрытие и изучить внутреннее строение если не цатэра, то хотя бы тэя, но вряд ли это осуществимо в ближайшем тысячелетии. Разобравшись с завтраком, человек умылся и, положив напротив себя меч, занял позу сэйдза, подготавливая тело и разум к походу навстречу собственной судьбе.

Новое путешествие к неизвестным мирам мало чем отличалось от предыдущего, разве что колонны подле космодрома наконец отремонтировали, да товарищи цатэра разжились вторым кораблем, отчего в салоне стало гораздо просторнее. Сам Гонк любезно раздобыл для Альберта чистую новенькую бочку, не разившую смрадом гниющих трупов. Альберт выполз из железной емкости и, подтянув за собой меч, осмотрел место прибытия.

Освещенная тусклым светом оранжевой звезды земля во все стороны была усыпана дивной розовой, почти белой растительностью. Мелкие ползучие кустарники с тремя-четырьмя лепестками произрастали здесь столь густо, и он задавался вопросом, а выдержат ли они его вес, если он разляжется тут как на пышной перине.

Черные ровные стволы высоких деревьев покачивали бледно алыми лопухами тяжелых листьев, а освежающий бриз разносил аромат цветов. Маломощная оранжевая звезда находилась совсем близко к планете, а потому производила поистине впечатляющее зрелище, но главное, по другую сторону горизонта человек увидел еще одно светило! Двойная звездная система! Удивительный мир, не знающий ночи… Здесь мужчина чувствовал такую легкость и расслабленность, что едва не заснул прямо на ходу, однако, помня, что намечается, собрал всю волю в кулак.

Но вот стоящие почти впритык развернутые носами в разные стороны корабли распахнули тяжелые двери грузовых отсеков, и из них, подгоняемые дубинками, повалили сотни слепых зверьков. Не нуждающиеся в особом приглашении, они, урча и хрипя, тут же приступили к жеванию прекрасных растений, вырывая их из земли вместе с корнями. Округлив глаза, человек следил за этим действом, в то же время непонимание происходящего всё сильнее охватывало его. Чего-то важного явно не хватало…

– А где Брåдог? – прощупывая взглядом недавних пассажиров, спросил Альберт.

– Не пришёл. Он как чувствовал. Традист несчастный! А мне вот не стыдно выпасти кровавую мразь! – фыркнул Гонк, устраиваясь на покрытой ковром растительности земле.

– То есть мы что, не будем сражаться? – растерянно пробормотал Альберт. Если не брать во внимание погонщиков с дубинками, человек среди прибывших был единственной вооруженной персоной и оттого чувствовал себя невообразимо глупо.

– С кем? Тут кроме нас никого нет. Не, мы будем следить за зверьем! Криг, должно быть, специально никому не сказал, я и сам лишь на борту узнал, но у Брåдога просто чуйка на такие вещи!

– А ты зачем этим занимаешься? Ты же говорил, ты судья…

– Ты хоть знаешь, сколь редки на Красной Звезде суды? – усмехнулся цатэр и, шлепнув себя по коленям, завалился на спину, спровоцировав локальное землетрясение в пару баллов. – В первую очередь я Воин, и мне нужно зарабатывать нормы. Хотя бы для того, чтобы тебя, проглота, кормить. Иди, займи себя чем-нибудь, я присоединюсь. Но потом.

Альберт хотел задать еще пару вопросов, но по мерному сопению большого цатэрского носа понял – Гонк задремал. Прямо на голой земле, в каких-то десятках шагов от тысячеглавой ватаги зубастых зверьков, вокруг которой по широкой орбите проносилась маленькая рейтарка, истошно вопя нерадивым погонщикам: «Не давайте им разбредаться!»

С точки зрения Легиона, им было гораздо проще и дешевле вывезти стадо пастись на другую планету, нежели пытаться отыскать для них корм среди бесплодных песков Красной Звезды. Вооружившись парой топоров, легионеры срубили несколько деревьев, изготавливая из них примитивные скамьи и разжигая костры. Другие набивали бочки растениями, выбирая среди них те, что животные жевали с особым аппетитом, а человек не находил себе места.

Он был так горд собой, что без тени сомнений отправился навстречу неизвестности, не испугавшись всех вообразимых и невообразимых ужасов, что может таить бескрайняя Вселенная, а Гонк на этот раз притащил его на какой-то цатэрский пикник! Нет, никак, ну никак не понять ему Легион…

И это продолжалось целыми днями. Когда большая близкая звезда скрывалась за горизонтом, поверхность освещал лишь тусклый свет дальней, принимая эстафету в некоем застывшем вечном закате, теплых сумерках, покуда могучий коллега вновь не возвратится на небосклон. Постепенно поверхность вокруг кораблей, усердно вспахиваемая когтистыми толстыми лапами, всё больше походила на бескрайние пустыни Красной Звезды, но в масштабах экосистемы целой планеты этот ущерб был абсолютно ничтожен. Спросите Альберта, и он, ломая голову, не сможет придумать более щадящего для экологии способа животноводства.

Сам же человек, обследовав ближайшие окрестности, устраивал купания в обнаруженных им быстрых, кристально чистых водах неглубокой речушки, пугая косяки мелких серебристых рыбешек. Некоторые из легионеров, уходя на несколько суток, возвращались позднее с богатой добычей из крупных грациозных животных – длинноногих, длинношеих, покрытых короткой пятнистой шерстью.

Те же, что поленивее, не торопились на охоту, предпочитая добычу попроще, и вот на убиваге, как на вертеле, над костром неспешно вращался должно быть один из самых крупных зверьков вверенного им стада.

– Вы должны были накормить их, а не накормить ими себя! – взвизгивала молодая рейтарка, отчитывая рассевшихся на пеньках подле потрескивающих поленьев двоих тэев.

– Ай, ну скажешь, убежали. Кровавая мразь – тварюга неразумная, что с них взять… – продолжая вращать коптящуюся тушу и посмеиваясь от неубедительности собственной версии, отозвался краснокожий.

– Это уже третья! Вы самая бездарная когорта, что мне доводилось…

– МЫ самая бездарная когорта, – поправил ее подкладывавший дрова в пламя легионер.

– О Владыка Алегроф, убей тот день, когда я присоединилась к этому сброду! – в бессилии топнула она и зашагала прочь мимо упражнявшегося с мечом человека.

– Народ, наро-о-о-од! – тут же пришел ей на смену голос другого рейтара, кряхтя волочившего по земле большой ящик. – Че у меня есть, а че есть! Я вспомнил!

– Ну что там у тебя, Оверт? – лениво отозвался Гонк, без особого интереса до сего наблюдавший за тренировками.

– Мне же это, оружейники, того самое, подарили! – заплетаясь, тараторил он, подскакивая вокруг ящика как блоха и сбивая железным прутком скобы с углов. – Вона че, «Крушители»! Давайте их опробуем?

Отбросив в сторону крышку, беспокойный рейтар обнажил покоящийся в сухой траве десяток ручных пушек, подозрительно напоминавших те безобразные орудия, что некогда испытывали и на самом Альберте. Создаваемый им шум привлек даже командира всего воинства.

– Это не Воинское оружие. Но делайте, что хотите, только тварей не пугайте! – сообщил свое решение Криг, будучи просто не в курсе, что сии громыхающие устройства конструктивно не способны на выполнение объявленных им требований.

Всего несколько мгновений спустя легионеры соорудили ряд деревянных мишеней, и вот, когда на импровизированном огневом рубеже собрались самые безбашенные, идиллическую картину разбавил оглушительный грохот и треск чудовищных орудий. Альберт вынужден был констатировать: эти образцы ушли далеко вперед, и теперь могли выдать пять залпов до перезарядки, но самое главное, они не взрывались в руках у стрелков. И пусть прогресс их общества шел невыносимо медленно, с каждым днем Алый Легион лишь становился сильнее.

Белесая молния пронзила небесную гладь на краткое мгновение, затмив свет обеих звезд. Беззвучно, стремительно, и поначалу Альберт не придал этому никакого значения – эка невидаль, молния! Но вот мужчина заметил, что нежный ветерок, до сего ласкавший его усталое тело, исчез. Не стих, не переменился, будто бы просто прекратил свое существование. Альберт услышал гулкие удары собственного сердца, эхом разносящиеся в его сознании, и хрустальная чаша безмятежности обратилась в пепел в растущем пожаре паники, едва он обратил внимание на легионеров. Воины, до сего поглощенные потешными дурачествами, затихли и столь напряглись, что он понял: произошло что-то очень, очень плохое.

– Здесь Певица! – истошно выпалила рейтарка, стоя на крыше летательного аппарата, где обустроила себе лежанку.

– К бою! – едва успел выкрикнуть Криг, и в тот же миг мир утратил привычные очертания.

До сего чувствовавший себя надежно стоящим на твердой земле человек ощутил, будто на самом деле стоит вниз головой на потолке, медленно проваливаясь в бездонные небеса. Голова закружилась, а после в его сознание ворвался голос. Нежный, прекрасный голос, освежающей прохладой заструившийся по венам, шелковыми простынями оборачивающий изможденные мышцы, болезненно выжигающий запятнанную алой доминантой душу.

Голос распространялся, полностью заполоняя сознание и вытесняя прочие звуки. Меч выскользнул, вытек из обессилевшей руки, беззвучно упав на землю, следом рядом, не удержавшись на ногах, рухнул и мужчина. Перед его глазами в белесой мгле яростно вспыхивали пушки-крушители, столь же оглушительно беззвучные.

Человек проследил взглядом, куда стреляли легионеры, но увидел там лишь рябь, искажение пространства, бесформенные разводы посреди пустоты. И чем сильнее он напрягал глаза, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, тем менее осмысленными казались ему очертания.

И тогда он перестал пытаться увидеть и начал слушать.

Хаотичные завихрения пространства сложились в изящный силуэт, небесной красоты девушку, нет, девочку, совсем юную, белоснежные волосы ее плавно подрагивали, точно зонтик находящейся под водой медузы, тонкое тело ее казалось облаченным в платье из самих складок пространства.

В песне человек не мог разобрать ни одного слова, да их там и не было, лишь безукоризненная чистота, творившая в разуме множество обрывочный образов. И чем дольше он слушал, тем ярче, отчетливее проступал сквозь калейдоскоп осколков образ Певицы. На белоснежных локонах проступали цвета, трудные для восприятия, и Альберт разглядел лишь безграничную лазурь небес и темный отпечаток глубокой скорби.

Вот проявились точеные руки – небесное создание закрывалось от летевших в ее сторону раскаленных оранжевых точек, что, не долетая до цели, снова и снова разбивались в пыль, растворяясь в ее сиянии. И чем ближе пулям удавалось подобраться, тем, казалось, медленнее они продолжали свой полет. В какой-то момент Альберт даже стал свидетелем картины, как брошенный топор перегнал заторможенные пули, но и он, обратившись в прах, рассыпался в воздухе.

Он отвел взгляд и увидел цатэра-командира, беззвучно клацающего острыми зубами и не способного ничего противопоставить ее голосу. Подле него – Воины когорты, и многие из них уже рухнули без чувств. Другие неистово били головой о землю в тщетной попытке заглушить всепроникающую песню. Совсем немногие до сих пор продолжали сражение, и с каждой нотой их становилось всё меньше. Деревья за их спинами клонились к земле под ураганным натиском, казалось бы, такого мягкого пения.

Но Легион побеждал.

Пыльные всполохи от разбивавшихся пуль, камней, топоров и вообще всего, что подворачивалось под руку легионерам, с каждым мгновением подбирались всё ближе к лицу сущности, уже прикрывшей лучезарные глаза и отклонявшей назад голову, ни на миг не прекращая песню. Прекрасное лицо ее охватила тревога, и вот в ослепительной вспышке прямо перед ней возникло еще более величественное создание. Альберт лишь успел заметить блеск золотистых локонов за мгновение, как ударная волна сбила его с ног.

Защитница тут же присоединилась к песне, разрушительным шквалом обрушившись на когорту. Человек брошенной тряпичной куклой катился по траве, едва успев подставить локти, дабы не поцеловать землю. Тело его, столь тяжелое, придавило как бетонной плитой, и давление продолжало нарастать. Из последних сил человек перевернулся на спину, не способный противостоять голосу. Ослепительное сияние всё стремительнее заполняло пространство, и наконец свет стал столь ярким, беспросветнее темнейшей тьмы, что, лишь коснувшись носа, мужчина смог разглядеть собственные руки. Несмотря на все трудности, дышалось ему как никогда легко и свободно. Второй голос, что не был ни громче, ни быстрее первого, уже не обволакивал, а пронизывал, пробивал каждую клеточку тела насквозь, оставляя мужчину в парализованной беспомощности. Альберт чувствовал, как обращается прахом его собственная душа, пока перед гаснущим сознанием стремительно проносились неясные образы. Но в своей жизни он никогда не соприкасался с чем-то столь же прекрасным.

Человек резко открыл глаза и предпринял безуспешную попытку подняться. «Кажется, я отключился…» – подумал Альберт, пытаясь унять водоворот перед глазами. Голова кружилась, земля вокруг ходила ходуном, но всё было кончено и мир вновь стал обычным. Обычным? Для Альберта он уже не будет «обычным», вновь разделившись на «до» и «после». С трудом нащупав землю руками, он сумел, стиснув зубы, приподняться и осмотреться.

Большая часть когорты, стонав, корчилась на земле. Тех из них, кому доставало сил удержаться на ногах, рвало кровью.

– Жалкое зрелище! – озвучил его мысли опиравшийся на топор командир Криг.

Нетвердой походкой к человеку приближался Гонк; из глаз, рта и ноздрей цатэра обильными потоками струилась темная кровь.

– Уф-ф-ф-ф… – многозначительно протянул он, грузно рухнув неподалеку, одной рукой опираясь на землю, а другой прихватив себя за рог.

– Это были боги?.. – собрав волю в кулак, риторически вопросил Альберт, сам прекрасно зная ответ.

– Певицы, да. Мелкую я не знаю, а большая это Гвенда, мы зовем ее «Голубой голос».

Настоящие боги! Конечно, человек уже слышал о них от цатэра, но и подумать не мог когда-то увидеть собственными глазами. Тем не менее, увиденное, больше даже, услышанное никак не согласовывалось с его представлениями.

Во всех известных легендах, что ему встречались, боги представлялись некими всемогущими созданиями, всезнающими, всеблагими и всепрощающими, несущими дары знаний, обучавшими народы искусствам и ремеслам либо выполнявшими специфические роли навроде обслуживания последнего пристанища душ в мире мертвых. Чего стоило одно только «По образу и подобию»! О каком подобии тут вообще может идти речь, когда самой формой существования встреченных созданий был звук, что уже не укладывалось в границы понимания мужчины. Ничего подобного не встречалось ни в одном из древних описаний.

Своими опасениями он спешил поделиться с цатэром, что поначалу усмехнулся, но, в тот же миг болезненно потянувшись, мучительно выдохнул.

– А с чего это ты взял, что одэры должны соответствовать ТВОИМ ожиданиям? Они совсем не такие, как ты и я, у них даже нет этой… – замялся он, постучав себя пальцем по руке.

– Плоти, – подсказал человек.

– Да. Они и бесконечно большие, и бесконечно малые. Одновременно. Вот взять, допустим, Крига, да? Его можно взвесить, измерить, понять его границы. А у них нет. Сущность их постоянно перетекает из одной крайности в другую, и лишь поймав их где-то посередине, их можно убить. Но одно я знаю точно: большинство из них – злобные твари, пожирающие миры, – произнес он и, сплюнув на землю кровавый сгусток, добавил: – Вот же мелкая дрянь, только объявилась тут и сразу завыла…

– Быть может… Она просто испугалась? – предположил Альберт, не способный принять, как что-то настолько прекрасное может быть злым.

– Ха! Она сильна как толпа цатэров, ей-то чего бояться?

Человек окинул взглядом потрепанную когорту: сколь чудовищны бы ни были сии рогатые воины, они оставались простыми смертными, из плоти и крови. И эти смертные пережили битву не с одним, с двумя божествами.

– Кровожадные злобные твари… – продолжал ворчать Гонк.

Альберт обратил свои мысли в прошлое. Далекое туманное прошлое. Неужели и это человечество полностью извратило, выставляя всё в наиболее выгодном для себя свете? Всё было ложью, абсолютно всё. Бессмысленной, уродливой ложью, не имеющей ничего общего с реальностью.

– Гонк, ты там не сдох? – заботливо окрикнул их голос командира когорты – Нам еще…

– Зверей загонять, я знаю! – отозвался цатэр и, скрипя зубами, поднялся на ноги. – Вот же ж, у нас почти септа подохцев, полкогорты на ногах не стоит, а зверью хоть бы что!

Гонк махнул рукой в сторону пасущегося стада, проигнорировавшего божественный концерт и как ни в чем ни бывало продолжавшего пощипывать траву. Покачав головой, он обратил взор к Альберту:

– Ты-то как, в состоянии сам идти?

– Я в порядке, – коротко кивнул человек, отряхнувшись и одним движением вскочив на ноги, но цатэр осмотрел его и, совершив таинственное движение бровями, преисполненный сомнений, осторожно спросил:

– Ты… точно не кровавая мразь?

* * *

Громыхая двигателями, корабли отрывались от поверхности, оставляя позади себя перепаханное поле и дюжину тел поверженных. По плану, они должны были остаться здесь еще на несколько дней, но произошедший форс-мажор вынудил покинуть выгон досрочно, не в последнюю очередь из опасений возвращения бежавших грозных божеств.

Развалившись на дне бочки, Альберт напрягал извилины, силясь переварить пережитое. Но как он ни старался, всё, что он мог сказать, это «Звук побил цвет», яснее он изъясниться не мог, поскольку и сам толком не разумел. Величественные, прекрасные Певицы обратили силу своих голосов против красного, и лишь слегка обагренный алой доминантой мужчина испытал такую яркую и острую боль…

Болело даже в местах, о существовании коих человек доселе и не догадывался. Но в целом, в силу краткосрочности воздействия, он отделался небольшой трепкой. Еще меньше досталось пасущемуся стаду, зверью неразумному. А вот Легион, в чьих жилах алое густо бурлило…

Вернувшись под своды багровых небес, те, кто еще мог идти, выносили на спинах пострадавших и укладывали на родной красный песок. Маленькая рейтарка, ворочаясь на песке, лишь бормотала в бреду про самую бездарную когорту, угрожая невидимому собеседнику отразить в докладе, как было съедено всё стадо до последнего слепыша. Когда объявилась вторая Певица, ее смело с крыши корабля, и к с трудом понимаемому внутреннему урону добавились вполне себе обычные материальные переломы.

А потому беспокойный молодчик Оверт, только и делавший, что валявший дурака, выпрямился, стал серьезным и своими манерами теперь походил на другого известного Альберту сородича. Он взял на себя ее обязанности и первым покинул расположение когорты, заверив, что составит полный отчет о произошедшем инциденте. Да такой «инцидент», произойди на Земле или даже Колыбели, неминуемо привел бы к полному коллапсу всего миропорядка, обсуждался бы еще веками, оброс мифами и легендами…

Но здесь, на Красной Звезде, это было вполне рядовое происшествие.

Вернувшись в жилище, Гонк рухнул в кресло перед камином и, швырнув что-то в печь, разжег огонь. Серой тряпкой он утер кровь с лица и звучно выдохнул.

– Гвенда, тварь визгливая, чтоб ты сдохла… Вместе с прохвосткой мелкой! – выразил свое почтение богиням он.

– Как мы вообще встретились? – ломал голову Альберт. В столь огромной Вселенной шансы встретить кого-то на практически пустой планете должны быть просто астрономически ничтожны. Но похоже, среди пассажиров двух кораблей, спешно эвакуировавших тысячеглавое стадо, он был единственным обремененным подобными думами.

– Для начала, необычные миры весьма редки… Ну там, растения всякие, гадость в воде разная. Тем более, время-то было наше…

– Время?

– Время, да, – кивнул цатэр. – Время везде разное, здесь, на Красной Звезде, время тяжелое, а там – легкое. Вот мы сколько там были? А здесь всего-то оборота три прошло, не больше. И это мы прибыли, принесли красную, время потяжелело, стало нашим… Вопросы, вопросы! – вдруг всплеснул он руками. – Верта вон доставай такими вопросами, он лучше понимает подобное, а я цатэр, мне это без надобности! Только и делаешь, что жрешь да бормочешь. Вам надо было назваться «борможорами»!

Ворча, Гонк удалился в свою обитель, предварительно исполнив одну маленькую просьбу человека, смысла в коей он видел не больше, чем сам Альберт в его речи. Тот попросил оставить дверь открытой, к чему цатэр отнесся с недоумением, ибо дверь и так почти всегда открыта, но, не желая ввязываться в еще один диалог с борможором, подложил полено под дверной порог, заклинив ее.

Погрузившись в собственные думы, человек вращал камни на портальной арке. Вновь он отправился к титанической черной кузне, но, переступив через арку, зашагал прочь – в сторону бескрайней пустыни. Держа за спиной столь хороший ориентир, он не боялся заблудиться и, пройдя сотню-другую шагов, залег за барханом, избегая лишнего внимания неспешно бредущих караванов пустыни. Сейчас ему нужно было побыть одному.

Мужчина думал о том, кто же он вообще такой и какая роль отведена ему на сцене спектакля, любовно поставленного самим мирозданием.

Так кто же ты, Альберт? Солдат, утративший понимание, за что сражается? Изгой, забывший собственный дом? Пленник, брошенный в ужасную темницу? Раб, пресмыкающийся перед жестокими хозяевами? Дьярфо, забавная зверушка в обучении разным трюкам? Воин, бросивший свою жизнь в печь бесконечных сражений? Может быть, что-то другое? Какую маску тебе выдали в этой труппе? А может, и вовсе никакую, и ты всего лишь наблюдаешь за историей с безопасного расстояния…

Для раба у него было слишком много свободы. Но что есть свобода? Он мог идти куда хочет, даже знал, как пользоваться колоннами, но так ли далеко он мог уйти? Только куда приведут его ноги, а в пустыне и некуда идти… Был ли он когда-нибудь свободен? Или сейчас он свободнее, чем когда бы то ни было? Столько вопросов, что навсегда останутся без ответа. Тяжелое время… Легкое время… Одэры и Ан’Одэры… Оставалось лишь принять и смириться с ограниченностью собственного разума или, может даже, принципиальной непознаваемостью неких аспектов бытия.

Глубоко вдохнув сухой воздух Красной Звезды, человек набрал полную горсть песка и одним движением опрокинул. Неуловимо песок тут же вновь растворился в полотне пустыни. Даже этого он не мог понять.

В багровой вышине поблескивали тусклые молнии среди грузных туч. Вдали у самого горизонта несколькими точками брела стайка диких зверьков. Вот из плоти пустыни вырвался могучий всплеск, и, разгоняя бестий во все стороны, на охоту вышел зубастый исполин, ловко выхвативший одну из точек. Тихо усмехнувшись, Альберт отряхнулся и побрел обратно к колоннам.

Из своих наблюдений человек однозначно усвоил одно: как бы ни была устроена физиология легионеров, любые, даже крайне тяжелые ранения они залечивали очень-очень быстро. И спустя каких-то пару оборотов Гонк вновь был бодр и весел, а его рогатую голову посетила очередная блестящая идея.

Восседая в своем кресле, он переводил взгляд с завтракавшего похлебкой человека на скрипящего пером по бумаге рейтара.

– Я вот что думаю… – зашел издалека цатэр. – Насчет вашего поединка. А почему бы вам не потренироваться вместе?

Ожидаемая реакция поразила своей синхронностью: Альберт подавился супом, а Иверит разметал в стороны кипу бумаг, что с шелестом приземлялись на пол.

– Я канцлер, я не могу драться со зверьем на потеху цатэра!

– Я человек!

– Да ладно тебе, я не могу с ним работать, я большой, а он слишком мелкий. А ты – в самый раз… – приводил свои доводы цатэр, сердито глядя на рейтара, с каждым мгновением морщившегося всё сильнее.

Гонк продолжал давить на него, апеллируя то к их давней доброй дружбе, то к тому, сколько раз он выручал рейтара, то в красках описывая, как лихо человек разделал прыгуна, и под таким напором тот сдался. Ворча и ругаясь, он, откланявшись, покинул жилище, пообещав подойти на стадион в течении этой септы, но ни ортой позже. А вот Альберта, испытывающего аналогичные рейтару эмоции, он и не считал нужным убеждать.

– Верт – отличный Воин, тебе это будет полезно.

– Опять хочешь устроить мордобой? – скептически скрестив руки на груди, надулся Альберт.

– Нет, ни в коем случае, на чистоте Верт тебя размажет! – недвусмысленно оценил способности подопечного цатэр. – Вам даже железо нельзя, на палках разомнетесь!

Напутствовав и рекомендовав хорошо подготовиться, цатэр отправился в город на поиски подходящего инвентаря для будущего поединка. И Альберт действительно начал готовиться, принял ли он совет слишком близко к сердцу, либо рассчитывал поквитаться наконец с заносчивым рогачом, но когда гигант вернулся с двумя длинными шестами, что доходили мужчине до лба, тот выглядел так, будто от исхода спарринга зависела его жизнь. Уходя, человек бросил взгляд в зеркало и остановился.

– А что еще оно делает?

– Что, повторитель? Проецирует твою иллюзорную копию.

– И всё? Не связывается с другими, не соединяет все части планеты, не для путешествия в другие миры? – щупал он мутное стекло в попытке отыскать несуществующий секрет.

– Зачем? Для этого у нас есть путевые врата.

Гонк переступил через порог, а Альберт, еще раз посмотрев в серые глаза своего отражения, вздохнул. После созерцания будоражащих восприятие непостижимых чудес сейчас ему было сложнее всего смириться, что это – просто зеркало.

Под стенами стадиона Гонк наткнулся на толстого слепого зверька и, солидно пихнув его под хвост, взглядом проводил активно перебиравшую жирными лапками бестию, покуда та не скрылась в витиеватых переулках города.

– Всё в порядке, мразь бодрая, мы не опаздываем, – удовлетворенно кивнул он.

– Легкое время! Тяжелое время! Как тогда можно понять время, пиная зверей?! – беспомощно всхлипнул человек, уже и не надеясь понять Легион.

– Ха! Ну так мразь всегда и везде одинаковая, на то она и мразь!

На огромном стадионе кроме них никого не было. По словам Гонка, в середине сезона, когда щерведы особенно активны, на Красной Звезде мало кто остается, а потому стадион зачастую простаивает без дела. К большому неудовольствию самого цатэра, ибо он бы хотел, чтобы нечто столь монументальное использовалось как можно активнее. Достигнув середины арены, Гонк расселся на песке и многозначительно объявил:

– Ждать надо.

Человек тут же припомнил, к чему в последний раз тот произнес эту реплику, и поник плечами, но, к его удивлению, не он, а именно гигант не желал бездарно упускать столько времени.

– Ты ведь можешь сопротивляться красной… – задумчиво потер он подбородок. – Как насчет поработать с этим, пока Верт не пришел?

– Что ты имеешь ввиду?

– Я буду приказывать, а ты сопротивляться! Может, и я пойму, как ты это делаешь!

Альберт изогнул брови. Трудно представить более полезный для него навык, но чтобы еще и сам цатэр это предложил… Отойдя на несколько шагов, человек встал подле лежащей в песке деревяшки и, посмотрев прямо в глаза гиганту, уверенно кивнул.