Текст книги "Хроники Доминиона. Меч Самурая"

Утомлённый, в полусознательном тумане он брел за цатэром как утенок за мамой-уткой, не слишком задумываясь о конечной цели пути, покуда необычный звук не вырвал его из оков наваждения.

– Барах ту ниа калаг. Она див! Лиа танах, – донесся до ушей низкий грубый голос, и, хотя звучал он для этих мест обыденно сердито, язык, на котором говорил незнакомец, ощущался абсолютно чужеродным.

– Понятно, – многозначительно кивая и потирая подбородок, ответил Гонк. – Поговори с рейтаром.

– Кон дага? – вновь заговорил тарабарщиной незнакомец.

Широкоплечий здоровяк в полтора человеческих роста сверлил цатэра взглядом маленьких глазок, укрывшихся в тени бастионов массивных надбровных дуг. На круглой голове его, помимо небольших острых рожек подле лба, Альберт обнаружил, эка невидаль, уши! Короткая шея уходила в ссутуленное тело, защищенное широким шипастым панцирем, закрывавшим всю спину существа, подобно шкуре броненосца, а от пояса и до самых пят тело его укутывали обмотки, отчего он создавал впечатление сбежавшей из гробницы мумии.

– Да-да, вон с тем, – кивал ему в ответ цатэр, указывая пальцем на старца, прибивавшего к стене большого двухэтажного здания деревянную табличку.

Незнакомец фыркнул и, развернувшись, направился прямиком к нему, а Альберт, дождавшись, пока тот отойдет достаточно далеко, тихо обратился к Гонку:

– Что он сказал?

– Я не знаю. Я ни слова не понял, – пожал плечами цатэр и рассмеялся, переведя взгляд на старика. – Теперь это его головная боль! Аурохи! Проиграли войну, а ведут себя так, будто победили!

– Проиграли войну? Так они не из Легиона? – спросил Альберт, глядя на маленькие ушки на голове ауроха – деталь, что отсутствовала у всех легионеров, и теперь его подозрения подтвердились.

– Не были. Теперь да. Их признали Воинами совсем недавно, два или три сезона назад. Я с ними не бился, но ребята из девятой говорили, они почти не слабаки. Их пока редко встретишь на Красной, да и язык еще не освоили, не то что ты.

Цатэр усмехнулся, Альберт продолжал смотреть в спину уходящего ауроха, пытаясь разобраться. Их воины проиграли войну, но при этом их признали Воинами? В недрах своего сознания он чувствовал: это практически полностью противоположено тому, что легионеры называли рабами, но если они проиграли, разве их народ не должен быть порабощен? Как же всё у этих цатэров сложно…

– А в чем разница между воином и Воином?

– Так просто и не объяснить… – задумчиво произнес Гонк, почесав шею. – Лучше в «Книге Злобы» посмотреть… Если грубо перевести со старого языка, это будет «владеющий оружием». Воин не откажется от права владеть оружием, разделит это право с другими, поведет за собой. Воин всегда выбирает сражение, даже если это безнадежно и ведет лишь к смерти, Воин лучше умрет, но никогда не опустится до жалкого презренного существования…

– Катарина! – воскликнул Альберт, обхватив голову, и пусть цатэр лишь начал свой длинный рассказ, он сумел прозреть, ибо всё это время, с самого начала его пребывания в мире Воинов красного песка, его судьба была неразрывно связана с Воином его собственного народа, однажды последовав за которой, он встал на путь, что в итоге привел его под своды багровых небес Красной Звезды.

– Что? – переспросил Гонк. – Красивое слово…

Альберт смотрел на ауроха, что теперь докучал пожилому рейтару, и, судя по выражению лица последнего, он, как и Гонк, не понимал ничего и был крайне раздосадован той свиньей, что подложил ему цатэр. Но человек размышлял: раз этому бронированному здоровяку удалось добиться признания, раз подобное в Легионе вообще возможно, значит и ему надлежит добиться того же. Он просто не сможет теперь иначе, хотя бы ради тех, кому пришлось отдать жизни, чтобы это стало реальностью.

* * *

По пути к жилищу Гонк пришёл к выводу, что с обломком меча он, конечно, погорячился, и неплохо бы теперь сделать крюк в оружейную, но и Альберт желал внести собственные коррективы в маршрут. Человек остановился подле столь же кривого и безобразного сооружения, но крыша его представляла собой три полукруглых купола, а большая табличка над дверью гласила «Планеторум-2». И хотя он впервые видел подобное, он не сомневался в его предназначении.

– Что, хочешь свой мир найти? – тут же догадался цатэр, проследив за направлением его взгляда.

– А можно?

– Только недолго. Нам еще до кузни дойти надо, а у меня от этих ботов уже ноги болят.

Уверенным шагом цатэр переступил порог, словно зайдя к себе домой. Но именно так и был устроен весь Легион: всё надлежало использовать в полной мере, как свою собственность. Путников приветствовал спертый воздух пыльной, плохо освещенной залы. Вдоль грубо сработанных стен протянулись длинные стеллажи, полные обветшалых свитков, а в середине комнаты за большим каменным столом, уронив голову на пачку перевязанных красной лентой бумаг, дремал средних лет рейтар.

– Есть свободные купола? – рявкнул цатэр, отчего бедняга за столом подскочил на месте и одарил гиганта весьма недружелюбным взглядом.

– Все свободные, – проворчал он и, махнув рукой, устроился обратно.

Гонк провел человека по темному коридору до ближайшего дверного проема и, зайдя внутрь, закрыл чрезвычайно массивную металлическую дверь. В принципе эта зала мало чем отличалась от той, где дремал нерадивый работник: те же полные пыльных свитков высокие стеллажи, а в середине разместился квадратный каменный стол, усыпанный серым пеплом и больше наводящий на мысли о крематории, нежели обсерватории. Особенно этому способствовало множество небольших труб под каменной столешницей, покрытой толстым слоем черной копоти.

Комнату освещали четыре квадратных оконца, прорезанные в куполе на потолке таким образом, чтобы ни единый лучик света не касался поверхности стола. Цатэр со скрипом сдвинул тяжелую металлическую задвижку, и теперь Альберт был уверен: это место выдержало бы и ядерный удар. Тем временем Гонк, пройдя мимо стеллажей со свитками и что-то неразборчиво бормоча, перебирал бумаги в каменных нишах.

– Твоя планета, скорее всего, Слабакан, – заключил Гонк и вытянул с полки несколько связок листов. – Вот известные обитаемые миры в пределах Легиона, а вот – за пределами.

Цатэр протянул обе пачки озадаченному человеку, бросившему удивленный взгляд на мятые листы старой бумаги.

– Мне давно интересно, где водятся такие, как ты. Ты же сможешь узнать свой мир?

Альберт, высоко вскинув брови, смотрел на свитки. Они с цатэром явно говорили об одном и том же, но, думая об устройстве Вселенной, он представлял себе ее карту несколько иначе, нежели груда пыльных бумаг с беглым изображением флоры и фауны на немногочисленных страницах манускриптов.

С первого же листа, озаглавленного как «Слабакан-32», на него смотрело шестиногое тучное неведомое животное с длинной головой и большими ушами. Сразу под умелым рисунком, после нескольких сухих фраз о высокой пригодности к заселению и потенциала использования, весь лист почти целиком покрывал узор из цифр. Цифры, цифры, цифры…

Он знал, что звезда, освещающая его родной мир, Колыбель, имела массу в 2,2 от некоего «Солнечного эталона», относилась к спектральному классу «А» и получила в наследство от древней культуры имя «Гелиоса». Планета разместилась на расстоянии в 3,1 астрономические единицы, на самой границе зоны обитаемости, а богатая благородными газами атмосфера делала видимое свечение звезды практически голубым, но всё это не имело сейчас никакого значения.

Что скрывалось за причудливыми закорючками и цифрами, человек не имел ни малейшего представления, все его астрономические знания оказались ничтожны, и всё, что ему оставалось, разглядывать рисунки, изображавшие пейзажи далеких неизвестных миров. На второй странице, завершая бесконечные числовые ряды, под изображением тонких скрученных деревьев снизу расположилась зловещая красная печать «Восстание рабов» с не менее зловещим черным соседом – «Подавлено». Большим знатоком истории Альберт не был, но стопроцентно уверен: о таком событии, как подавленное Легионом восстание, он бы точно знал.

Отложив в сторону бумаги, отмеченные грозной печатью, он существенно сузил область поисков, но от того задача не переставала быть безнадежной. Большинство миров назывались либо Слабакан, либо Дичь, ежели на планете отсутствовали цивилизованные формы жизни, за несколькими исключениями вроде Сектора Леа, где размашистым почерком некто вывел предупреждение: «Аномалия. Не рекомендуется к посещению».

Легион не считал необходимым присваивать собственные имена смехотворным культурам, чья жалкая история едва насчитывала пять-десять тысяч лет. Для них это было столь же абсурдно, как давать имя яблоку лишь потому, что от времени на нем произросла какая-то плесень. Но самой жуткой выглядела печать, что перечеркивала весь лист вместе с рисунками, оставив лишь надпись: «Мертвый мир».

– Ну, как успехи? – поинтересовался пристроившийся на лавке цатэр, избавившийся от обуви и с довольным видом протянувший вперед ноги.

– Тут одни цифры… – отозвался Альберт, перебирая бумаги.

Он даже успел обнаружить нечто, что смог узнать: под заголовком «Дичь-109» скрывался тот самый полярный мир, где совсем недавно плечом к плечу с когортой он сражался с монстрами.

– Конечно, рейтары любят цифры. Дай им волю, тут везде будут одни цифры. Это как отдельный язык, специально для них. Мы его почти не понимаем. Я думал, ты понимаешь…

Альберт моргнул: он всегда рассматривал цифры исключительно как дополнение к «нормальному» языку, но если всё это время они были самостоятельным «наречием»…

Человек продолжал изучать свитки, покуда пробубнивший что-то себе под нос Гонк не поднялся на ноги и, взяв небольшую баночку с полки со свитками, не рассыпал ее содержимое над трубами под столешницей, как будто до этого там было недостаточно пыли.

– Я догадывался, что ты откуда-то совсем далеко. Ну, тогда цатэрский вариант… – произнес он и потянул металлическую рукоятку с края стола. Яркая вспышка багрового света ослепила человека.

В тот же миг пыль взметнулась над столом и закружилась в неистовом вихре, обнажив сердцевину столешницы, сделанную из сотен небольших стеклянных треугольников. Трубы под ними извергали мощные потоки, что, соприкасаясь с поверхностью многочисленных призм, расходились тысячами тончайших алых лучей, подсвечивающих пыльную бурю над столом. «Лазеры!» – догадался Альберт. Если бы человек никогда в своей жизни прежде их не видел, то счел бы увиденное не иначе как волшебством.

Но пусть лучи имели необычный цвет доминанты Легиона, пусть вся несуразная конструкция наводила на мысли о каменном веке, это была самая невероятная технология, что мужчина видел в своей жизни. А он называл их грязными дикарями…

Вихрь тем временем принял вид шара с вращающимся вокруг него широким диском и бьющими с полюсов неудержимым потоком гейзерами, щедро разбрасывающими песок во все стороны. Но ни одна песчинка не упала за пределы стола, снова и снова возвращаясь в бесконечный хоровод. Гонк вскинул вперед ладонь и, словно погладив этот вихрь, непостижимо обратил вспять, и теперь он, приняв вид торооида, образовал бублик из той пыли, что только что била фонтаном, а там, где всего мгновение назад пульсировал шар, образовалась зияющая пустота.

Альберт физически чувствовал, как скрипят шестеренки в недрах его черепа, покуда он следил за удивительными метаморфозами. Человеческий разум, приученный исключительно к трехмерному пониманию реальности, не в состоянии был воспринимать ее на подобном уровне. Цатэр и не думал останавливаться: теперь он перевернул бублик, и стенки его стали многочисленными гранями приплюснутой сферы, сковавшей в своем нутре, как в застывшей багровой смоле, сотни тончайших прожилок.

– Пространство Доминиона! – торжественно объявил Гонк, вскинув ладонь, Альберт, широко раскрыв глаза, не мог поверить в увиденное. Наконец и его ничтожные познания пригодились. После всех невообразимых метаморфоз человек смотрел на то, что его далекие предки некогда назвали «Ланиакея».

Взявшись за незримый шнурок, цатэр притянул проекцию к одной конкретной линии, что как вздутая вена выделялась на фоне прочих. То был сектор Легиона, протянувшийся багровой рекой в обе стороны от сиявшего раскаленного шарика, который не мог быть ничем иным, кроме как Красной Звездой. Но и этот сектор не занимал и десятой доли всего невообразимого пространства, ставшего домом для бесчисленных форм жизни.

Совсем рядом, в масштабах сей невероятной карты, на деле же на столь огромном расстоянии, выходящем за рамки человеческого понимания, подле алой реки раскинулось несколько пятен уродливого гнилостного грибка, где песчинки слипались в бесформенные комки, раковые клетки под микроскопом Легиона. По размеру они не уступали Красной Звезде, и всего их было шесть или семь, но трудно понять, где начиналось одно пятно и заканчивалось другое.

– Что это?.. – пробормотал Альберт, наблюдая, как всё новые песчинки налипали на безобразные комья и, отваливаясь от них, возвращались в круговорот вихря.

– Рейтары называют такое «Доминантные ядра». Эти большие – либо сам Препоганый, либо кто-то из его шавок, – презрительно скривился цатэр и, отвернув голову, бросил оценивающий взгляд на человека, который макушкой головы едва дотягивался до края столешницы. – Залезай прямо на планетор. Он работает с доминантой, но ты должен управиться, или, выходит, я зря на тебя время тратил.

Цатэр усмехнулся, а Альберт, уцепившись за край, подтянулся и забрался на самый верх. Он шел сюда, предвкушая, как скажет: «Я знаю, где прячется Блэкэндуайт!» Как будет упиваться сладостным мгновением возмездия, увидев зловещий огонь в глазах цатэра, что приведет за собой когорты Легиона…

Ничего он не знал.

Он понял это, глядя на хороводы пылинок, где каждая крупица являлась целой звездной системой. Человек смотрел на уродливые пятна, и в разуме его укреплялось понимание событий прошлого. То, что случилось с их оружием тогда, со всеми их технологиями, отнюдь не являлось хитрым планом коварных захватчиков. Для них и не было нужды в подобном. Одно лишь присутствие сущности, подобной Блэкэн`Уæй’у, изменяло физические законы настолько, что делало их технику нежизнеспособной. Это вовсе не было тактикой, а скорее побочным эффектом существования сознания такого масштаба. Вся их армия была нейтрализована одним лишь побочным эффектом, а они всерьез собирались сражаться…

Альберт продолжал разглядывать песчаные узоры, и теперь называть человечество песчинкой казалось неловким – столь незначительны оказались его соплеменники в масштабах Вселенной.

Соплеменники, что некогда искренне верили, будто Солнце сделано специально для них и вращается вокруг Земли. Да уж, у его предков явно не было проблем с недостатком эго. Пытаясь повторять движения цатэра, он делал размашистые выпады руками, что поначалу приводило лишь к незначительным рывкам и подергиваниям, но, быстро ухватив нужное ощущение, Альберт разобрался с управлением. Выбрав наугад пятно, он стремительно приближался к нему, покуда мириады песчинок, изображающих звезды, проносились мимо его лица.

Внезапно хоровод обратился огромным пылающим шаром, занявшим почти половину проекции, отчего Альберт рефлекторно отшатнулся, чуть не свалившись на пол. Своими хаотичными действиями он умудрился добраться до отдельной звезды, и податливые песчинки тотчас приняли ее форму. В глазах мужчины отражалось сияние величественного светила, до которого он мог буквально дотянуться собственными руками. Позади него он увидел другой шар и, протянув к нему руку, по мановению ока оказался у другой звезды, что исторгала из своих недр разрушительные протуберанцы. Подле нее человек заметил сферу поменьше, газовый гигант, и, неловко извернувшись, влетел в него головой. Он инстинктивно зажмурился, но ни одна песчинка не коснулась кожи, а сам он лишь расхохотался.

– Ты хоть знаешь, где искать? – ухмыльнулся цатэр, скрестив руки на груди.

– Нет… Я не знаю… – с придыханием ответил человек без тени лжи. На самом деле ему уже было всё равно. Завороженно перемещаясь от звезды к звезде, он чувствовал себя могучим божеством, облетающим планеты и их спутники.

Пусть качество изображения невысоко, пусть оно размыто и монохромно, поразительная технология захватила его настолько, что болью в сердце отдавались слова гиганта: «Только недолго». Словно цатэр знал – он захочет остаться здесь на многие, многие дни.

Осмотрев с сотню миров, человек усилием воли закрыл глаза и выдохнул. Это может продолжаться бесконечно, ибо столь же бесконечно количество миров в необъятной Вселенной. Открыв глаза, он бросил последний взгляд на полку со свитками – в сухом остатке, когда способ передвижения, само понимание расстояний в пространстве находится на совершенно ином уровне, становится уже неважно, верх или низ, право или лево, и можно ограничиться кипой старых бумаг, обозначающих места, представлявшие хоть какой-то интерес среди бескрайнего моря льда и пыли космической пустоты.

* * *

– Зря я надеялся наловить еще парочку толковых дьярфо… – пробормотал Гонк, настраивая колонну, что вскоре вспыхнула аркой портала. – А какой бы получился подарок, да любая цатэрка сразу бы стала моей женой!

Альберт оценил шутку. Пусть он и был несколько расстроен неудачей, он понимал, почему гигант не слишком придавал этому значения. В огромном, полном жизни мире выяснить его происхождение – задача столь же бесперспективная, как выспросить у случайно пойманной в оконной раме божьей коровки, откуда она прилетела. Даже если этот конкретный непутевый жучок удивительным образом научится говорить с вопрошающим на одном языке.

– Вы еще и женитесь? И клянетесь в вечной любви?

– В чем клянемся? Какое-то глупое слово. Мы клянемся не убивать друг друга. Ни при каких обстоятельствах. Это оно? Идем! – мотнул головой цатэр и исчез в вихре портала.

Альберт последовал за ним, и, когда нога его ступила на другую сторону, картина, представшая перед глазами, выглядела столь нереалистичной, что на мгновение он подумал, что всё еще остается в той удивительной симуляции.

Вокруг них ровными барханами раскинулась однообразная монотонная пустыня, не прерываемая даже унылыми пиками багровых скал. Если бы не размытый силуэт черного дерева у самого горизонта, здесь бы не представлялось возможным ориентироваться. Но цатэр, конечно же, привел его сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться пустотой.

Мощенная крупными камнями дорога соединяла формацию колонн с огромной крепостью, настоящим городом размерами не меньше половины стадиона, непостижимым образом выросшим посреди нигде. Из циклопических врат навстречу им неспешно брели караваны, груженные оружием, обмениваясь приветственными жестами с коллегами, что везли в сторону промышленного комплекса новые материалы, поддерживающие жизнь извергающего пламя монструозного механизма. Здесь Легион изготавливал свою смертоносную утварь.

Гонк вел человека к вратам исполинского комплекса с покрытыми копотью стенами и множеством чадящих высоких труб. Темные громады без единого окна мрачно поднимались в небо, подпирая густые облака клубящегося серого дыма. С каждым шагом в сторону ужасающего сооружения воздух становился всё жарче и суше, со скрипом вырываясь из легких человека. В отличие от всех виденных ранее произведений архитектуры, вокруг этого объекта в нескольких шагах от стен дополнительно возвели кривоватый проволочный забор, увенчанный устрашающими шипами и колючками.

Цатэр завернул за угол и вышел к трем аркам, что были весьма велики, но даже ему пришлось пригнуться, дабы протиснуться внутрь.

– Заходи в печь. Подберем для тебя место, – объявил он, где-то успев раздобыть палку и повесив на нее ржавую обувь. Предложение прозвучало совсем не привлекательно, но, прочитав таблички на арках – «Горн», «Печь» и «Пламя», человек понял, что за ними скрываются названия цехов, и зашагал вниз в подсвеченные алыми светильниками подземелья.

Завывание горячего ветра сменили удары кузнечного молота, рокотание машин и сердитые окрики легионеров. Тут и там раскинулись мастерские, станки, инструменты, среди коих деловито сновали представители всех народов. Глаза человека с трудом привыкали к тусклому освещению, и, впотьмах сделав несколько шагов по выстланному стальными листами полу, Альберт наткнулся на холодный металлический объект. Отступив назад и протерев глаза, он смотрел, как перед ним медленно проявлялось почти законченное четырехствольное орудие.

Установленные на массивный бронированный лафет четыре устрашающих ствола напомнили ему про испытания в пустыне, чьим невольным участником он был когда-то. Но в сравнении с этой махиной, существенно превосходящей любой из сверхтяжелых танков «Примы»…

Тем не менее, как именно это предполагалось использовать, для него было абсолютной загадкой: все четыре ствола имели разную длину, толщину и калибр, а один и вовсе с квадратным сечением. Да и как его будут перемещать отсюда – никаких колес, саней или полозьев у столь массивной конструкции не было. Подле орудия, с высоты приставленной к нему лестницы, ругался мэтэй, всевозможно проклинавший грязных и ничтожных слабаков, эту самую лестницу державших. Небольшая потрепанного вида цатэрка и не более внушительный осунувшийся мэтэй. Прежде он не видел легионеров, при виде коих единственным словом, приходящим на ум, было «жалкие».

– Не смотри на ряху, это гадость! – мощным подзатыльником, перетряхнувшим его сознание, долетели до человека сердитые слова Гонка. Давно уже он не слышал в своем разуме ледяного скрежета приказа. Но всё же не удержался бросить последний взгляд на столь непривычных персонажей.

Человек шел мимо наковален, где позвякивали зарождавшиеся будущие мечи и топоры, извивавшиеся под могучими ударами рогатых кузнецов. Здесь использовался и рабский труд: один облезлый бедолага, мертвой хваткой уцепившись костлявыми руками в рукоятку, мерно покачивался, раздувая кузнечные меха, а другой, уткнувшись взглядом в пол, подкидывал в печь всё новое и новое топливо. Но вот – из топки вырвался порыв пламени, и несчастный раб рухнул наземь, судорожно хватая воздух опаленными легкими, пока не скончался от ожогов и удушья. Работавший неподалеку в паре кузнец тэй лишь бросил на него быстрый оценивающий взгляд и, ненадолго оставив своего напарника, подхватил еще теплое тело и закинул недавнего работника в печь вместе с лопатой. Хуже всего, перемазанные сажей кузнецы лишь смеялись, покуда кости раба трещали в пламени. Но такова была горькая участь безродных.

Поежившись, человек отвернулся и обхватил себя руками за плечи. Как быстро ты, Альберт, оказавшись у цатэра за пазухой, успел позабывать все те мучения, что причинил тебе Легион! Но здесь, где всё столь сильно напоминало о безрадостных днях в глубине казематов, он вновь окунулся в ту темную бездну. Да, в руках Легиона оставались прекрасные вещи, но ужасных было гораздо, гораздо больше.

Гонк остановился подле треугольника из трех длинных столов, где в сердцевине волчком крутились две бойкие рейтарки в компании, удивительное дело, тэя в очках! Вот уж чего Альберт не ожидал увидеть в душных подземельях! Беспардонно оторвав одну из рейтарок от своего занятия, Гонк звучно крикнул:

– Нужна стальная!

– Ремонт или новьё? – как ртуть перетекая за другой стол, отозвалась рейтарка.

– Новьё. Инструменты рейтара.

Услышав последнее, рейтарка оторвала взгляд от бумаг и, обратив взгляд в сторону человека, сделала загадочное движение бровями.

– Гонк, ты че задумал?

Она похлопала глазами и, повернувшись лицом к уходящей в пол трубе, крикнула прямо в нее:

– Стальная претор-один! Наши инструменты!

Цатэр лишь неоднозначно пожал плечами.

– Всему свое время.

– Вот вечно у тебя так! С ключом или без? – снедаемая любопытством, всплеснула она руками и, сделав пометку на одной из многочисленных бумаг, махнула цатэру рукой.

– Без. Я быстро, – обронил он и повел человека еще глубже в чрево адской кузницы Легиона. На этом этаже было гораздо тише – лишь длинный коридор и огромные двери по обе его стороны. В точности как в казематах, где влачили серые будни многочисленные рабы. Только этот рассчитан на цатэров.

Чудные двери здесь были сделаны матрешкой: внутри большой умещалась дверь вполовину меньше, а уже внутри нее – совсем маленькая. Найдя нужную арку, цатэр безрезультатно дернул дверную ручку и, рявкнув, рванул еще раз, высекая искры из ржавых половиц.

Внутри помещения, где гиганту едва удавалось развернуться в полный рост, центральное место занимала круглая плоская наковальня подле потрескивающей печи. Все стены от пола до потолка были завешаны полками, ломящимися от материалов на любой вкус. Тут тебе и большие черные камни, и маленькие черные камни, и длинные черные камни, и годящиеся разве что в качестве снарядов для рогатки. Вдоль полок в бочках пыльными рядами торчали деревянные и металлические заготовки, коих хватило бы на вооружение небольшой армии. Всё это оказалось в распоряжении цатэра по одному лишь короткому требованию.

В воздухе стояла такая сухость и духота, что, если бы не широкая вентиляционная труба, гулко гудящая под самым потолком, Альберт в тот же миг рухнул без чувств. Гонк подошел к бочке с деревяшками и, бубня под нос «Нет, нет, нет», перебирал заготовки. Остановив выбор, он бросил быстрый взгляд на Альберта и, ухмыльнувшись, вновь повторил «Нет», взяв палку побольше.

– Вот, смастери себе какую-нибудь булаву по-быстрому, и пойдем, – он протянул человеку заготовку и приступил к поискам среди пыльных полок.

– Булаву? – переспросил Альберт, взвешивая в руках вполне себе готовую дубину.

– Ну или топор, неважно. Тебе этим орудовать. Вот, – он вручил человеку два окованных сталью массивных фолианта в потрепанном кожаном переплете, что и сами вполне годились на роль оружия. – Фух, дышать нечем. Я пойду освежусь, а ты полистай, пока служка не придет.

Облезлые выцветшие иероглифы с обложки совсем древнего экземпляра Альберт смог расшифровать как «Правила» и «Ковать», вторая же, чуть новее – «Оружие для цатэров». Со страниц «Правил» человек почерпнул не слишком подробные знания о кузнечном деле: схематичные древние рисунки изображали, что нужно делать: сунуть заготовку в печь, положить на наковальню, ковать. Рисунки дополняли короткие инструкции вроде «Бить молотом. Бить СИЛЬНО». А вот как именно следовало пользоваться советами из «Оружия для цатэров»… С первых же страниц это руководство содержало весьма неоднозначные заявления, вроде «Сталь СЛАБА. ПРЕЗРЕЙ сталь». Но в отсутствие картинок понять, как именно ему следовало презреть сталь, не представлялось возможным.

Гул в трубе прекратился, и оттуда со скрипом вылезло чудное создание, волочащее за собой тяжелый металлический ящик. Ростом всего по пояс Альберту, грязная, чумазая замарашка в лохмотьях, с маленькими рожками на голове и большими круглыми глазами. Альберт поверить не мог, что и вот ЭТО – тоже представитель Легиона, но глядя, как легко она управлялась с ящиком, что человек с трудом смог подвинуть хотя бы на пару метров, никаких сомнений не оставалось. В ящике – щипцы, молоты, зажимы, точильные камни, и всё неожиданно высокого качества. Всё, что только может понадобиться кузнецу с габаритами, сопоставимыми с человеческими.

Отвесив легкий полупоклон, Альберт произнес: «Спасибо», но странное создание попятилось назад и, не издав ни звука, забилось в угол. Альберт недоуменно пожал плечами и приступил к работе. Что ему сделать? Цатэр советовал булаву, но, достав из бочки широкую полосу металла и глядя на ее темный силуэт на фоне багрового пламени печи, человек подумал: «Какой замечательный получился бы меч…»

Довольная улыбка расцвела на лице мужчины; прихватив заготовку щипцами, он уверенно погрузил ее в печь.

Несмотря на отсутствие багажа знаний, касающихся металлургии, простых инструкций в книге с «Правилами» в целом было достаточно для большинства манипуляций с металлом. Проведя несколько мгновений в объятиях багрового пламени, металл становился податливым, как пластилин. Несуразный домовенок, набравшись смелости, подобрался прямо к наковальне и, следя за движениями молота, забавно поднимал и опускал голову в такт со звонкими ударами.

Уже в процессе Альберт задумался, что ничего не знает о холодном оружии. Дома, на Колыбели, его практически не было. Те пару чертежей, что ему посчастливилось откопать в глубинах архивов, он тут же сбагрил кузнецу, когда просил его изготовить ту пару потешных сабель для маскарадного костюма.

Но сейчас эти обрывочные воспоминания – последние образцы оружейного дела всей человеческой цивилизации, и, вооружившись смутными осколками образов, Альберт неспешно придавал бруску металла нужную форму.

Объявился цатэр и с порога швырнул маленькому существу какой-то сухарь. Вновь забившись в угол, оно громко захрустело. Увидев нарождавшееся в руках человека изделие, цатэр разочаровано крякнул:

– Опять ты со своими мечами! Меч – дрянное оружие. Требует слишком много умения. Надо знать, как бить и куда. То ли дело – булава! Хрясь по башке – и готово! – звонко шлепнул кулаком по ладони Гонк и ухмыльнулся. – Вот это по-цатэрски.

– Мне этим орудовать, – самодовольно улыбнувшись, отозвался Альберт.

– Но позориться-то с таким дьярфо мне! Вот взять даркрах – вот это оружие! Ты же помнишь, как Брåдог с ними управляется! Это да! – зловеще облизал губы цатэр, а Альберт едва уловимо вздрогнул, освежив воспоминания о недавней, но уже казавшейся такой далекой битве.

– Я помню, Криг размахивал далеко не топором… – многозначительно протянул человек, а улыбку на его лице уже нельзя было назвать иначе, как хамской.

– Ах ты мелкий… – рявкнул цатэр и расхохотался. – Но хорош. Ладно, твоя взяла. Но это надолго теперь… Я пойду ключ возьму, и в город. Надеюсь, ты уже закончишь, когда я вернусь. И не вздумай обижать служку! – повысив голос, сердито предупредил он человека.

– А кто это? – кивком Альберт указал на сидящее в углу тщедушное создание.

– Это служка. Они еще не могут говорить, но всё понимают, скажешь там, ну, принеси молот, и… А-а-а-а…. – протянул он, оборвавшись на полуслове, глядя, как служка, в тот же миг выпрямившись во весь рост, ловко вскарабкалась по полкам и исчезла в темноте трубы, из коей некогда вылезла. – В общем, ты меня понял.

Цатэр оставил человека в одиночестве, а он, продолжая работу, не мог выбросить из головы две вещи. Он сравнивал облезлых легионеров наверху, удостоившихся грозного ругательства, что до сих пор звенело в черепе человека, а это несклепистое чудо настрого запретил обижать. Тем не менее, каким бы хрупким и беззащитным это существо ни было, у него язык не поворачивался назвать его «жалким».