Текст книги "Небо сингулярности"

СЛУЖБА ДОСТАВКИ

Оболочки двух израсходованных Вышибал, кувыркаясь, направлялись к краю системы со скоростью, превышающей скорость убегания от звезды. Они никому уже не были нужны, свою работу они сделали.

Рядом болтались остатки флота Новой Республики, подобно пеплу на горячем ветру. Две трети кораблей пузырились и пенились, их машинные отделения светились красным калением, а растворяющая слизь обдирала их. Металлическая пушистая плесень растекалась по корпусам гифами грибов, проникающих в сердцевину мертвых гниющих деревьев. Почти все остальные корабли уходили на полной тяге, выходя на траектории, ведущие в глубокий космос. Пространство возле планеты Рохард наполнилось воплями контрсигналов, помех, интерферометрических ложных целей – столь же эффективных, как щит на заднице у дикаря, удирающего под пулеметным огнем. Россыпи куда меньших судов продолжали тормозить, медленно приближаясь к планете. В основном оставшиеся Вышибалы не обращали на них внимания: от спасательных шлюпок обычно хлопот не бывало. И наконец, вплывая с расстояния в астрономические единицы, появились первые торговые корабли купеческого флота, всюду следующего за Фестивалем. Сигналы от них были весело-развлекательные, кричащие и дружелюбные: в отличие от новореспубликанцев, эти знали, что такое Фестиваль и как с ним обращаться.

Но Фестиваль едва заметил приближающихся Торговцев. Его внимание было занято другим: вскоре он должен был дать жизнь новому поколению, а сам увянуть и умереть.

Фабрики антиматерии, размером с континенты, сверлили дыры в огненной короне, глубоко в зоне искривленного пространства, сразу за фотосферой солнца Рохарда. Огромные кольца ускорителей плавали за охранными щитами, изолированные километрами вакуума; солнечные коллекторы, темнее ночи, впитывали энергию звезды – мегаватты на квадратный метр, – а мазеры сбрасывали излишний жар в межзвездную ночь. Каждую секунду в магнитных ловушках в сердце ускорителя появлялись миллиграммы антиматерии. Примерно каждые десять тысяч секунд очередной полезный и опасный груз в несколько граммов уходил в улетающем на луче грузовом модуле к зоне сборки звездного парусника вокруг Спутника. Этих фабрик были сотни – Фестиваль демонтировал крупное тело в поясе Койпера, чтобы их построить, и поместил весь комплекс в миллионе километров от поверхности светила. Теперь эти вложения окупались чистой энергией в объемах в миллионы раз больших, чем могла бы освоить планетная цивилизация.

Звездные парусники не были единственным грузом Фестиваля, как Критики и Край не были единственными пассажирами, посетившими поверхность Рохарда. Глубоко в биосфере планеты трудились Векторы, вооруженные обратной транскриптазой и странными искусственными хромосомами. Они входили в атмосферу над температурным поясом северного континента, распространяясь и ассимилируя содержимое эндогенной экосистемы. Сложные пищеварительные органы, снабженные средствами сплайсинга ДНК и дьявольски усложненными контрольными оперонами, ассимилировали и разлагали на хромосомы все, что проглатывали дети этого пакета. Системы обратной связи – не то чтобы сознательные, скорее растительные – сплеснивали работоспособные локальные выражения дизайна, выработанного тысячи лет назад, такого, который мог существовать на доступных местных строительных блоках, сконструированного сапрофита, оптимизированного под экологию планеты Рохард.

Массивные ламаркистские синцитии раскидывали корни по сосновому лесу, удушая деревья и заменяя их растениями, лишь похожими на бледные сосны. Это были плодовые тела, грибы, выросшие на переваренных останках целой экосистемы. Они росли быстро, специальные клетки в их сердцевине выделяли каталитические ферменты, нитрируя длинные молекулы полисахаридов, а во внешней коре проявлялись длинные электропроводные сосуды, подобно растительным нейронам.

Лесной паразит рос с невероятной скоростью, плодовые тела прибавляли по метру в день. Это был куда более долговременный проект, чем просто прокладка проводов к изолированной цивилизации, на которую наткнулся Фестиваль, и куда более масштабный, чем мог раньше представить себе кто-либо из разумных пассажиров. Все, что они видели, – это было распространение вторгшейся растительности, неприятной и иногда опасной эпидемии, которая следовала за Фестивалем вплотную, как мимы и другие существа Края. Придет сухой сезон, и лес Фестиваля будет представлять чудовищную опасностью из-за возможного пожара, но сейчас это была всего лишь интермедия, медленно продвигающаяся навстречу своей судьбе, которая постигнет ее, когда начнет умирать Фестиваль.

* * *

В пятидесяти километрах над океаном, за ударным фронтом плотных слоев атмосферы, двигаясь все еще с двенадцатикратной скоростью звука, спасательная шлюпка раскинула тормозные роторы и приготовилась к автовращению.

– Поневоле пожалеешь, что Адмиралтейство не расщедрилось на модель «Делюкс», – буркнул лейтенант Косов, когда капсула задергалась и затряслась в ионосфере, как горящий кусочек натрия на поверхности воды.

Майор Леонов глянул на него сердито – лейтенант икнул, будто получил кулаком в живот, и замолчал.

Тридцатью километрами ниже и на полторы тысячи километров ближе к побережью северного континента начал рассеиваться плазменный удар. Роторы, побелевшие на кончиках, вертелись в стратосфере, превращаясь в яркий размытый диск. Лежа в гамаках, экипаж ломал голову, как посадить сверхзвуковой вертолет на поле, где нет ни наземного контроля, ни наведения по приборам, да еще, скорее всего, осажденное противником. У Робарда кровь стыла в жилах, когда он об этом думал. Рефлекторно он покосился на хозяина: жизнь, посвященная уходу за адмиралом, приучила его к трудностям, но все же он глядел на него, ожидая приказа, решения, хотя старый боевой конь уже ничего не соображал.

* * *

– Как он? – спросил Робард.

Доктор Герц посмотрел на слугу.

– Как можно было ожидать, – ответил он. – Вы его лекарства с собой взяли?

Робард вздрогнул.

– Только очередные дозы. Слишком много было бутылочек...

– Ладно. – Герц пошарил в своем кожаном портфеле и вытащил наполненный шприц. – Настойку опия он принимал? Я такого назначения не помню, но...

– Насколько мне известно, нет. – Робард сглотнул слюну. – У него диабет, дискинезия, и... гм... ослабление памяти. И ноги, конечно. Но болей у него не было.

– Что ж, посмотрим, сможем ли мы его пробудить. – Герц поднял шприц и снял колпачок с иголки. – В другой ситуации я бы не стал так грубо встряхивать старика, да еще перед посадкой, да еще после инсульта, но сейчас...

На высоте двенадцать километров вертолет снизил скорость до удвоенной звуковой. Винты ревели диском громоносных молний, курс углом вдавался в берег, и там, где он пролегал, звери бежали в панике. Спасательная шлюпка теряла высоту, пока Герц делал свою пробуждающую инъекцию. Не прошло и минуты, как шлюпка сбросила скорость до дозвуковой, и новая пронзительная нота зазвучала в кабине. Робард инстинктивно поднял глаза.

– Кольцевые сопла снова включились, – пояснил Косов. – Так можно будет сесть на двигателях.

Адмирал застонал нечленораздельно, и Робард нагнулся к нему.

– Ваше превосходительство, вы меня слышите?

Спасательная шлюпка уходила в сторону со скоростью всего лишь в половину от звуковой. Яркий цилиндр огня вырывался из диска кончиков винтов, что образовали вокруг его середины размытый круг. Второй пилот несколько раз попытался вызвать Имперский контроль движения, но безрезультатно, и тревожно переглянулся со своим командиром. Пытаться сесть под прицелом зенитно-ракетных батарей гарнизона Лысого Черепа, не зная совершенно, кому принадлежит город – это хорошее испытание для нервов. А та же попытка с нехваткой горючего и с безнадежно больным адмиралом на борту...

Но не было даже и признака луча поискового радара, отражающегося от корпуса. И хотя шлюпка поднялась над горизонтом замка, приближаясь на вполне приличной скорости, четыреста километров в час, она не заслужила даже проблеска внимания от батарей противовоздушной обороны. Пилот перебросил выключатель интеркома.

– Поле все равно есть, хотя никто нам не отвечает. Наблюдаю его визуально, готовьтесь к прогулке по рытвинам.

Адмирал что-то неразборчиво промямлил и открыл глаза. Робард откинулся назад, сопла на кончиках винтов перестали реветь, и пилот оставшуюся мощность бросил на торможение, сбрасывая скорость и высоту.

– Бу-э! – произнес позеленевший лейтенант Косов.

– Терпеть не могу вертушек, – прошамкал адмирал.

Моторы затихли, и шлюпка опустилась на автовращении, как пятидесятитонное семечко клена. Был небольшой порыв ускорения вверх – пилот включил торможение перед самым приземлением, – потом раздался сотрясающий кости хруст под пассажирской кабиной. Визг разорванного металла говорил о своем: шлюпка опасно накренилась, снова встала, шатаясь, как пьяный, и остановилась при наклоне палубы в тридцать градусов.

– Это значит то, что я подумал? – спросил Робард.

– Заткнись и не лезь не в свое дело, – оборвал его майор Леонов. Он кое-как вылез из кресла и огляделся. – Ты! Ну-ка, живо, к люку! Ты и ты – открыть сейф с оружием и приготовиться расчистить путь.

Он полез по короткому трапу на полетную палубу, ловко, несмотря на пятнадцать градусов отрицательного уклона, все еще отрывисто командуя.

– Ты, Робот, или как там тебя, приготовься тащить своего хозяина – не знаю, сколько у нас времени. Капитан Вольф! Я так понимаю, что мы на аэродроме. Видите что-нибудь похожее на комиссию по встрече?

Пилот подождал, пока Леонов спустился обратно, потом вышел с ним на палубу.

– Господин майор, разрешите доложить, мы прибыли на запасной аэродром Нового Петрограда, полоса два. Мне не удалось связаться с имперским контролем движения или со службой противовоздушной обороны аэропорта, но по нам не стреляли. Я никого вокруг не видел, но город сильно переменился – совсем не похож на тот, что показан в инструкциях. Должен доложить, что при подходе у нас кончилось горючее, от этого посадка вышла аварийной.

– В данных обстоятельствах – приемлемо. – Леонов повернулся к воздушному шлюзу. – Эй! Открыть люк, да живо! Отряду высадки занять периметр!

Адмирал вроде бы старался сесть. Робард поднял спинку кресла, потом нагнулся отвязать тросы. Адмирал при этом как-то странно засмеялся.

– В чем дело, ваше превосходительство?

– Хе... дело. Хе!

– Так точно, господин адмирал. – Робард выпрямился.

В закоулки шлюпки хлынул свежий воздух – кто-то отключил блокировку люков и открыл оба одновременно. Послышался запах дождя и цветущей вишни, травы и земли.

Лейтенант Косов проследовал за отрядом в шлюз, через некоторое время нырнул обратно.

– Разрешите доложить, охрана периметр заняла. Местных не видно.

– Отлично. Лейтенант, можете с Роботом вытаскивать старика. За мной!

Леонов вышел вместе с остальными офицерами – экипажем шлюпки и парой капитанов, которых Робард не узнал, из штаба адмирала или команды корабля – в люк.

Робард и лейтенант Косов, ухая и крякая, сумели стащить кресло адмирала по алюминиевому трапу на землю. Встав ногами на бетон, Робард вздохнул с облегчением и огляделся. Одна из трех посадочных ног шлюпки выглядела необычно – амортизатор не выдвинулся до конца. От этого весь аппарат казался перекошенным, и Робард сразу понял, что одним горючим его обратно в воздух не поднять, тем более на орбиту. Потом он увидел, что творится за пределами тронутой ржавчиной полосы, и ахнул.

Летное поле находилось за два неполных километра от нависших стен гарнизона, на окраине скудно населенного квартала, расположенного на северном берегу реки. К югу должен был стоять тесный лабиринт из домов с крутыми крышами, церковных шпилей, видных издалека, и общественных зданий. Но этого всего сейчас не было. Какая-то купа жутких серебристых папоротников завивалась к небу там, где раньше была городская ратуша, между фрактальными спиральными листьями мелькали светляки. Герцогский дворец был почти разрушен: одна стена будто гигантским кулаком развалена – наглая бомбардировка тяжелой артиллерией.

Адмирал бессильно хлопнул по подлокотнику.

– Путем!

– Совершенно верно, ваше превосходительство. – Робард снова огляделся, на этот раз высматривая передовой отряд. Тот уже прошел полпути до диспетчерской вышки, когда что-то яркое и ядовито-зеленое хлестнуло сверху, и земля задрожала от рева.

– Вражеские самолеты! – крикнул Косов. – Смотри, они сюда за нами прилетели! Адмирала в укрытие, быстро! – Он оттолкнул Робарда и схватился за ручки кресла, чуть не перевернув его в спешке.

– Эй! – рявкнул Робард, возмущенный узурпацией своей должности. Он бросил озабоченный взгляд на небо и решил не продолжать: поведение лейтенанта было неподобающим, но необходимость доставить адмирала в безопасное место перевешивала. – Вот здесь тропа, господин лейтенант. Я пойду вперед. Если доберемся до вышки...

– Эй, вы! За нами! – рявкнул Косов охранникам периметра – сбитым с толку встревоженным матросам, которые, благодарные за то, что кто-то дает им указания, закинули карабины на плечо и подтянулись поближе.

Утро было теплое, и лейтенант запыхался, толкая кресло по потрескавшейся асфальтовой дорожке. Робард рысил рядом – высокий, черный, траурно-мрачный, с осунувшимся от тревоги лицом. По обеим сторонам дороги вымахал бурьян до пояса, и повсюду были видны и другие признаки запустения: поле выглядело так, как будто было заброшено уже много лет, а не только месяц с момента вторжения. Гудели пчелы и другие насекомые, птицы пищали и чирикали вдалеке, явно показывая, что местные власти позорно провалили программу распыления ДДТ.

Отдаленный грохот заставил Робарда посмотреть через плечо. Птицы взмыли в небо – далекий зеленый свет взвился и будто застыл, завис под слепым бирюзовым куполом неба.

– Бежим! – Робард бросился вперед и укрылся под сенью рощицы молодых деревьев.

– Что? – Косов остановился и уставился на происходящее, смешно уронив челюсть, как персонаж комедии. Зеленое сияние росло с пугающей беззвучной быстротой, потом разлетелось над головой изумрудным взрывом. Шум, похожий на звук захлопнувшейся гигантской двери, бросил Робарда на траву. Самолет прогрохотал мимо, волоча за собой гром как от товарного поезда, пролетел на бреющем над спасательной шлюпкой и исчез в направлении городу. Пчелы злобно гудели вокруг, когда Робард собрался и встревоженно огляделся, ища адмирала.

Лейтенанта сбило с ног ударной волной. Сейчас он уже сидел, осторожно держась за голову. Кресло не упало, и оттуда летел громкий, но неразборчивый поток инвектив.

– Ах ты, блин, твою мать зараза! – Курц поднял здоровую руку, грозя небу парализованным кулаком. – Революцанер, мать твою так и не так! Ой!

Рука упала.

– Что случилось, ваше превосходительство? – озабоченно подскочил Робард.

– Ужалила, гадина, – пожаловался Курц, облизывая тыльную сторону ладони. – Пчелы проклятые.

Вокруг раздавался сердитый гул, и Робард стал отмахиваться испачканными в земле перчатками.

– Все будет в порядке, господин адмирал, как только мы вас доставим в диспетчерскую, а оттуда – в замок. – Он осмотрел раздавленное насекомое и нахмурил брови. Красные, изуродованные ударом буквы проступали на брюшке с неестественной четкостью. Робарда передернуло, и он вытер перчатку о траву. – Лучше будем двигаться, пока этот самолет не принял нас за противника.

– Везите вы, – велел Косов, прикладывая к голове покрасневший платок. – Пойдемте.

Они вместе повернули и направились к диспетчерской вышке, за которой смутно виднелся герцогский дворец и то, во что превратился при новом порядке город.

* * *

В восьмидесяти километрах от этих событий приземлялась другая спасательная шлюпка.

Рашель сонно встряхнулась и открыла глаза. Она не сразу сообразила, где находится. Вход в плотные слои атмосферы прошел куда как негладко: капсулу мотало так, что Рашель бы стошнило, не включись вестибулярные глушители. Позади нее раздался стон, и она покосилась в ту сторону. Мартин явно приходил в себя, тряс головой, и лицо его кривилось и дергалось. Василий за спиной простонал еще раз:

– Ох, ну и ужас был!

– Жив остался? – Она проморгалась, посмотрела на экран. Черные полосы закрывали приличную его часть – остатки аблятивного теплового щита, что расплавился и дал потеки на внешних камерах корпуса. Горизонт лежал плоской синей линией, земля была полускрыта завесой облаков. Капсула спускалась на главном парашюте. Альтиметр отсчитывал последние две тысячи метров.

– Проверьте, можете ли шевелить ногами.

– Могу, – ответил Мартин.

Василий только скулил. Рашель не стала дальше беспокоиться об их здоровье, у нее была еще куча дел до посадки. Куча всяких возможных осложнений, поскольку двигателя теперь не было.

Пилот, отобразить расстояние и направление к точке рандеву.

На дисплее замигала наложенная карта. Точка посадки оказалась неожиданно близко – всего несколько километров от цели.

Пилот, состояние посадочных двигателей.

Еще картинки: диагностика, план самопроверки посадочного двигателя, небольшой пакет, висящий в стропах между прямоугольником парашюта и крышей капсулы. Сработав от радара, посадочная турбина врубится за минуту до приземления, сбросив костедробительную скорость пятьдесят километров в час до скорости мягкой посадки.

– А я бы выпил, – сказал Мартин.

– Придется пару минут подождать. – Рашель внимательно вглядывалась в экран. Тысяча метров.

– Я ног не чувствую, – пожаловался Василий.

О черт.

– Пошевелить ими можешь? – спросила Рашель, и сердце у нее застучало в горле. Она не могла предвидеть появление третьего пассажира, и если у него повреждение позвоночника...

– Могу.

– Так какого хрена ты говоришь, что их не чувствуешь?

– Замерзли!

Рашель зевнула, в ушах щелкнуло.

– По-моему, у нас давление в кабине упало. Ты, небось, сунул свои ноги куда-то к вентиляции.

Снаружи понесся туман, побелело. Еще через десять секунд облачность стала реже, появились деревья и реки. Головокружительный вид – приближающаяся на экране земля. Рашель скрипнула зубами. Рядом с ней завозился Мартин, стараясь рассмотреть все получше.

– Внимание! Надув посадочного плота.

Вокруг днища капсулы обернулся желтый питон, раздулся наружу, закрывая вид на землю внизу. Рашель про себя выругалась, высматривая среди деревьев поляну. Но лес казался необычно плотным, и она сосредоточилась.

– Вон там! – показал Мартин.

– Спасибо. – Она стилом показала поляну автопилоту.

Пилот, двигаться к указанной площадке. По прибытию запустить автоматическую процедуру приземления.

– Внимание! Включение посадочного двигателя через пять секунд. Три секунды. Отделение главного купола. – Капсула рухнула вниз, вызвав приступ тошноты у пассажиров. – Включение двигателя.

Громкий гул сверху, и падение остановилось. Поляна снизу подпрыгнула, и гул превратился в прерывистый рев.

– Внимание! Приземление через десять секунд. Приготовиться к посадке.

Мелькнули на экране деревья, безжалостно-зеленые стебли, сбросившие листья размером с книгу, с лиловыми прожилками. Мартин ахнул. Они равномерно падали, как лифт в стеклянной шахте на стене невидимого небоскреба. И наконец с толчком, от которого лязгнули зубы, капсула остановилась.

Тишина.

– Итак, парни! – Рашель неверной рукой расстегнула привязной ремень. – Благодарим вас, что воспользовались Авиалиниями ООН и приглашаем в следующий раз тоже лететь с нами.

Мартин хмыкнул и потянулся.

– Нет, так не достать. Сперва отстегнуться надо. – Он уронил руки. – Тьфу ты, как свинец. Забавно даже.

– Всего-то и надо, что восемь часов в невесомости. – Рашель рылась в рундуке возле колодца у своей левой ноги.

– Кажется, я вас, землян, теперь понимаю, – начал Василий и остановился, пережидая, пока дрожь в голосе пройдет. – Вы все спятили!

Мартин глянул на Рашель.

– Он только сейчас заметил.

Она села, держа небольшой рюкзак.

– Долго же он соображал.

– Ладно, что теперь будем делать? Пробиваться наружу консервным ножом или ждать, что кто-нибудь пройдет и сдернет крышку за кольцо?

– Прежде всего, – Рашель увлеченно прошлась по значкам на консоли пилота, – мы скажем Критикам, что сели благополучно. Второе – вот что. – Она подняла руки и схватилась за верх экрана. Он сморщился, как тонкий пластик, открыв внутреннюю стенку капсулы. Большой пароходный чемодан наполовину торчал из переборки, из-под полуоткрытой крышки высовывались трубки и кабели.

– Я так и знал! – воскликнул Василий. – У вас запрещенный...

– Заткнись. – Рашель нагнулась вперед и что-то поправила под крышкой. – Так, а теперь уходим. И быстро. – Встав, она отперла верхний люк и дала ему соскользнуть в капсулу на место экрана. – Помоги-ка, Мартин.

– О'кей.

Через минуту они все сидели на крыше посадочного модуля. Усеченный конус стоял в лужице желтых юбок, посреди травянистого луга. Слева в густых камышах лениво журчал ручей, справа стоял стеной ряд старых темных хвойных деревьев. Воздух был холодный, свежий и невероятно чистый.

– Что дальше? – спросил Мартин.

– Я вам рекомендую сдаться властям. – Василий навис над ними. – Если вы будете упираться, ваше дело плохо, но если вы сдадитесь мне, я... я... – Он затравленно огляделся.

– Каким властям? – фыркнула Рашель.

– В столице...

Рашель в конце концов не выдержала.

– Послушай, мальчик, мы свалились в дикой глуши, на сломанной шлюпке, без припасов, на планету, только что пораженную сингулярностью третьего типа. Последние двадцать шесть часов я наизнанку выворачивалась, спасая наши шкуры – все наши шкуры, включая твою, – и буду очень благодарна, если ты хоть ненадолго ЗАТКНЕШЬСЯ! Первый наш приоритет – выжить, второй – для меня – связаться с людьми, к которым я прибыла, а выбраться обратно в цивилизацию – третий пункт списка. Пока доходит?

Здесь сейчас нет никаких гражданских властей – того вида, которого ты ждешь. На них меньше чем за месяц вдруг вывалились тысячи лет прогресса, и если твой местный Куратор еще сидит за своим столом, то он остолбенел от культурологического шока. Планетарная цивилизация трансцендировала. Это бывшая колония, она перестала ею быть. И единственные люди, которые могли как-то справиться с переменами такого уровня, – это ваши диссиденты, да и те мне особого оптимизма не внушают. Сейчас мы – твоя единственная надежда на выживание, и постарайся об этом не забывать.

Она смотрела на Василия сердито, и он ответил ей таким же сердитым взглядом, но выразить свои чувства словами не смог.

Мартин у нее за спиной спустился на луг. Что-то привлекло его внимание, и он нагнулся.

– Эй!

– Что там? – спросила Рашель.

Ступор прошел. Василий, ворча, уступил и полез из капсулы вниз. Мартин произнес что-то неразборчивое.

– Чего? – повторила она.

– Что-то неправильное в этой траве есть.

– О черт! – Рашель сползла вслед за Василием по борту модуля – два с половиной метра пологого керамического склона, потом мягко приземлилась на плетеную паутину посадочной сетки. – Это же... – Она осеклась.

– Планете Рохард полагается иметь нормальную биосферу земного типа, правда? – Мартин с любопытством смотрел на Рашель. – Так у меня в справочнике написано.

– Что это такое? – поинтересовался Василий.

– Трава, или то, что под нее косит. – Мартин неловко пожал плечами. – Мне она не кажется нормальной. Цвет тот, и форма примерно та, но...

– Ой, я этой штукой порезалась! – Рашель бросила травинку. Листок затрепетал, незамеченный: коснувшись земли, он стал распадаться с пугающей скоростью по радиальным швам. – А что деревья?

– Да тоже что-то не то. – Мартин вздрогнул, услышав треск за спиной. – Это что?

– Не волнуйся. Я подумала, что нам понадобится наземный транспорт, и велела чемодану что-нибудь состряпать. Он переваривает капсулу...

– Отличный чемоданчик, – восхищенно сказал Мартин.

Шлюпка стала обваливаться внутрь, издавая горячий органический запах, похожий на запах свежевыпеченного хлеба.

– Ага, так. – Рашель была озабочена. – Мой контрагент должен знать, что мы здесь. Интересно, сколько еще...

Она замолчала. Василий с деловым видом топал к краю поляны, насвистывая какой-то воинственный мотивчик.

– А кто твой контрагент? – спросил тихо Мартин.

– Человек по фамилии Рубинштейн. Один из наиболее разумных кадров сопротивления, за что и попал сюда в ссылку. Кто был не столь разумен, тех уже нет на свете.

– И что ты от него хочешь?

– Я ему передам пакет. Не то чтобы ему он еще был нужен, если судить по тому, что здесь случилось.

– Пакет? А что за пакет?

Она обернулась и показала на чемодан, который теперь стоял на траве посреди опадающей кучи подпорок, тихо изрыгая пар.

– Вот такой.

– Вот та... – Глаза его выдали.

Рашель взяла его за локоть.

– Да ну, Мартин. Пошли проверим эти деревья.

– Но... – Он оглянулся. – Ладно, пошли.

– В общем, так, – начала Рашель по дороге. – Помнишь, что я говорила насчет помощи народу Новой Республики? Несколько лет назад некоторые люди в департаменте, о котором лучше знать поменьше, решили, что революция созрела. Обычно мы в такие вещи не лезем: ниспровержение режима – штука весьма нерекомендуемая, даже если режим плохой и раздолбать его будет правильно с моральной точки зрения. Но кое-кто из наших аналитиков решил, что есть хороший шанс, скажем, процентов двадцать, что Новая Республика может дать метастазы и превратиться в Империю. Так что мы уже лет десять поставляем мощные средства их подполью доморощенных либертарианцев.

Фестиваль... Когда прилетел Фестиваль, мы не представляли, что это такое. Знала бы я то, что ты рассказал мне по дороге, еще в Кламовке, меня бы здесь не было. И этого багажа тоже. Что, собственно, и есть главная цель всей эскапады. Когда аристократы низложили последний Совет рабочих и технологов около двухсот сорока лет назад, они разрушили все корнукопии, которые дал Эсхатон Новой Республике при ее основании. После этого они взяли под контроль рабочий класс, ограничив доступ к образованию, средствам производства и наложив тесные шоры на информационные технологии. Этот чемодан, Мартин, – полномасштабная корнукопия. Схемы любых конструкций, которые только могло придумать постиндустриальное общество двадцать первого века, лиофилизированные копии Библиотеки Конгресса, все, что душе угодно. Способна к самовоспроизведению. – Рашель остановилась, глубоко вздохнула. До опушки оставалось всего несколько метров. – Меня послали, чтобы передать ее подполью. Дать им в руки средство начать революцию.

– Начать ре... – Мартин уставился на Рашель. – Но ты опоздала.

– Вот именно. – Она дала ему время, чтобы до него дошло. – Я могу выполнить свое задание, просто на всякий случай, но не думаю, что...

Он покачал головой.

– И как мы будем из этой каши выбираться?

– Гм! Хороший вопрос. – Она повернулась и посмотрела на тающую капсулу, потом полезла в карман и вытащила несколько оптических шпионов. Василий бесцельно слонялся по опушке поляны. – В обычной ситуации я бы залегла на дно в старом городе и подождала бы. Через полгода, скажем, пришел бы торговый корабль. Но когда здесь Фестиваль...

– Корабли будут, – сказал Мартин абсолютно уверенно. – И раз у тебя с собой корнукопия, то у тебя в руках портативный военно-промышленный комплекс. Если он способен построить спасательную шлюпку, то я его наверняка смогу запрограммировать на производство чего угодно, что нужно нам для выживания, пока не представится шанс выбраться из этой богом забытой дыры. Верно?

– Похоже на то. – Она пожала плечами. – Но сперва я должна установить контакт с тем, к кому меня послали, хотя бы чтобы убедиться, что передача багажа бессмысленна. – Она зашагала обратно к посадочному модулю. – Этот Рубинштейн считается потрясающе умным для революционера. Он, наверное, будет знать, что...

Раздался далекий треск, будто хрустнула ветка. Василий на той стороне поляны бежал к чемодану. Рашель потянула Мартина к земле, стала нашаривать в кармане парализатор.

– Что это? – шепнуло он.

– Не знаю.

– Черт! Похоже, кто-то нас нашел. Кто бы это ни был. Очень рады познакомиться.

Огромное, горбатое, двуногое чудовище вылезло на поляну. К Мартину и Рашели обратилась разверстая пасть, похожая на дверь.

Рашель придержала Мартина рукой.

– Погоди. Не двигайся! Эта штука, блин, оснащена как танк. У нее со всех сторон сенсоры.

Тварь заковыляла к посадочному модулю и вдруг резко села на корточки. На землю вывалился длинный свернутый язык, на нем выросло что-то большое и шагнуло на луг. Оно повело головой из стороны в сторону, оглядывая спасательную шлюпку, прячущегося за ней Василия, всю поляну. Потом оно заговорило на удивление низким голосом:

– Привет вам. Мы приходим невоенно. Есть ли здесь Рашель Мансур?

Так, мой выход.

Она встала и прокашлялась.

– Кто хочет ее видеть?

Критикесса улыбнулась, показав весьма длинные клыки.

– Я Сестра Седьмая. Вы вовремя, у нас кризис!

* * *

У герцогского дворца народ начал собираться к вечеру. Приходили люди по одному, по двое, приползали контуженные, устраиваясь под закопченными внешними стенами. Похожи они были на любых других граждан Новой Республики, только чуть поунылее да чуть поскучнее прочих.

Робард стоял во дворе и смотрел на них из ворот. Двое из уцелевших матросов стояли на часах, с автоматами наготове – реликты временной власти. Кто-то нашел флаг, закопченный по краю, но вполне еще пригодный. Толпа стала собираться где-то через час после того, как флаг подняли гордо развеваться на ветерке. Пусть разбиты окна и поломана мебель, но они все еще солдаты Его Императорского Величества, и еще существуют по всем законам Бога и Императора правила, и эти правила будут соблюдаться – так указал адмирал, и так вели себя его люди.

Робард глубоко вздохнул. Укус насекомого? Очень, очень подозрительное насекомое. Но с тех пор, как оно ужалило адмирала, состояние старика заметно улучшилось. Левая щека висела парализованная, и пальцы ничего не чувствовали, но рука...

Робард и лейтенант Косов занесли своего престарелого подопечного в диспетчерскую, ругаясь и обливаясь потом на полуденной жаре. Сразу после этого Курца стал колотить припадок. Он кашлял, задыхался, хватал ртом воздух, бился в кресле. Робард боялся худшего, но пришел доктор Герц и засадил адмиралу здоровенный шприц с лошадиной дозой адреналина. Адмирал затих, дыша часто, как собака, а левый глаз его открылся и повернулся в сторону, ища Робарда.

– Что-нибудь случилось, господин адмирал? Что-нибудь вам принести?

– Постой. – Адмирал зашипел, мышцы его видимо напряглись. – Жарко очень. Но все так ясно... – Обе руки его задвигались, хватаясь за подлокотники кресла, и на глазах пораженного Робарда старик поднялся на ноги. – О мой Император! Я хожу!