Текст книги "Война в небесах"

– Прекрасно разойдется, – заверил отец. – Ты же не ученый, Стивен.

– А диаграммы? А графики? – продолжал Стивен. – Это же дорого.

– Ладно, как хочешь, – согласился старший Персиммонс. – Но имей в виду, если не издашь книгу до Рождества, я издам ее за свой счет. Это обойдется куда дороже, Стивен.

И еще что-нибудь напишу. Представляешь, какую брешь они пробьют в моем счете? Продавать я их не собираюсь, буду раздавать так, а что останется, сожгу, и все. У тебя впереди два свободных дня, вот и думай. А на следующей неделе я зайду в издательство, послушаю, что ты решил. Скажешь, авантюра? А ты не любишь рисковать и ставишь только наверняка, правда, Стивен? Знаешь, Стивен, я бы с радостью пустил тебя по миру, но…

– Господи, да перестань ты! – воскликнул несчастный издатель. – Я слышать не могу, как ты произносишь «Стивен, Стивен»! Похоже, тебе это удовольствие доставляет…

– ..но все это – не единственная причина моего сегодняшнего визита, – невозмутимо продолжил старший Персиммонс. – Я подыскивал местечко, чтобы убить одного знакомого, и твое заведение показалось мне не хуже прочих. Да, не хуже.

Стивен Персиммонс в изумлении уставился на грузное тело высокого человека, откинувшегося в кресле, и растерянно пробормотал:

– Ты опять… ты нарочно дразнишь меня, чтобы я нервничал, да?

– Вполне возможно, – ответил Персиммонс. – Я заметил, нервничать тебя заставляют факты. Они и твою мать довели до сумасшедшего дома. Это ужасно, Стивен, лишиться жены вот так. Надеюсь, с тобой ничего подобного не случится. Знаешь, ведь я еще не так стар, и, не буду скрывать, я хотел бы другого сына, Стивен. Да, да, Стивен, другого сына, такого, кому я мог бы оставить наследство, такого, которому были бы интересны мои дела. Тогда бы я знал, что делать.

Когда ты родился, Стивен…

– О господи! – вскричал Стивен. – Не говори ты со мной так! Зачем ты сказал, что хотел кого-то убить? Что ты имел в виду?

– Что имел в виду? – удивился отец. – Именно то, что сказал. Днем раньше, вчера, я и думать об этом не думал, но как только сэр Джайлс Тамалти сказал мне, что к нему придет Рекстоу, я тут же об этом и подумал. Ну вот, прибыли мы туда, а там никого нет. Риск, конечно, но не особенно большой. Я попросил его подождать, пока я возьму деньги, закрыл дверь… и остался. Минутное дело, Стивен, он ведь был довольно хилый.

Стивен почувствовал, что больше не может задавать вопросы. Неужели отец говорит правду? Да нет, похоже, он просто издевается! А вдруг нет?.. Или это такая нервная разрядка?

– Во-первых, Стивен, – голос словно ударил его, – ты ни в чем не уверен. А если бы даже и был уверен, на отца доносить как-то не принято. Мать у тебя и впрямь в психушке. А во-вторых, по завещанию, которое я составил две недели назад, все мои деньги пойдут на создание приюта в Восточном Лондоне. Если эта история выплывет наружу, у тебя возникнут проблемы. Да нет, ты же не станешь болтать. Если тебя спросят, скажешь, что я приходил обсудить балансовый отчет, а тебе не передали. Я все равно зайду по этому поводу на следующей неделе.

Стивен встал.

– По-моему, ты хочешь и меня свести с ума, – проговорил он. – Господи, если бы я знал, почему…

– Ты знаешь меня, – сказал отец. – Ты думаешь, я стал бы нервничать, если бы хотел придушить и тебя? Ладно, уже поздно. Ты слишком много думаешь, Стивен, я тебе всегда говорил. Все свои заботы таишь в себе, а ведь это нелегко. Поговорил бы начистоту с кем-нибудь из сотрудников, ну хоть с тем же Рекстоу. Не-ет, ты всегда был скрытным. Впрочем, это неважно… да, неважно. И жены у тебя нет. Ну, собираешься задушить меня, или как?

Дверь за Стивеном захлопнулась, но старик продолжал греметь:

– Раньше колдунов жгли. Они знали, что их ждет костер, вот и приходилось спешить. Теперь торопиться некуда.

Можно пожить в свое удовольствие. Зачем теперь магу становиться отшельником, он же не святой. А может, я просто устал?.. – спросил он сам себя. – Мне нужен другой сын. И мне нужен Грааль.

Грегори Персиммонс откинулся в кресле, созерцая отдаленные цели и ближайшие дни.

Глава 3
Архидиакон в городе

Формальным результатом дознания, происходившего в понедельник, стал «Отчет об убийстве, совершенном одним или несколькими неустановленными лицами», психологическим результатом – душевное состояние троих основных страдальцев. Для Лайонела мир стал еще фантастичней, Морнингтон укрепился в и без того присущем ему презрении ко всему на свете, а Стивен Персиммонс, и раньше нервничавший по разным поводам, теперь и вовсе потерял покой. А вот для юной девицы, обитавшей в приемной, после беседы со следователем мир стал куда интереснее. Правда, пользы для следствия от девицы оказалось мало. По ее словам, она была так увлечена составлением реестра входящих и исходящих, что вообще не видела, проходил ли кто-нибудь через приемную.

Может быть, на нее подействовал разговор со следователем, а может, ее внимание и впрямь обострилось, но во вторник трое, нет, даже четверо посетителей не укрылись от ее бдительного взора. В издательстве рабочий день заканчивался в шесть часов, а около половины пятого секретаршу одарил благосклонной улыбкой мистер Персиммонс-старший и тяжело прошагал в сторону кабинета сына. Примерно в четверть шестого в коридоре возникло слабое сияние – явилась Барбара Рекстоу с сыном Адрианом, довольно редкие посетители, заходившие в издательство не чаще трех-четырех раз в году, и тоже исчезли на лестнице. А между двумя этими визитами перед дверью приемной замялся вежливый, круглолицый священник, в конце концов решивший поинтересоваться, у себя ли мистер Морнингтон. Секретарша препоручила его заботам подвернувшегося мальчишки-рассыльного и вернулась к своему реестру.

Грегори Персиммонс, к удивлению и немалому облегчению своего сына, стряхнул то глумливое настроение, которое владело им в пятницу. Он деловито обсуждал балансовую ведомость, словно других проблем на свете для него не существовало. Между делом поздравив сына с результатами расследования, подходившего, видимо, к концу, ибо полиции так и не удавалось обнаружить убийцу, он совершенно естественно перешел к разговору о своей книге, словно и не ждал от Стивена ничего, кроме безоговорочного одобрения. Не заметив в голосе отца издевательских интонаций, Стивен с удивлением услышал свой собственный голос, обещавший выпустить книгу еще до Рождества (разговор происходил в начале лета). Он так расщедрился, что пообещал уже на следующей неделе прикинуть смету расходов и возможную отпускную цену.

Напоследок Грегори Персиммонс сказал:

– Между прочим, я видел вчера Тамалти. Он хочет снять один абзац в своей книге и боится, не поздно ли. Он послал Рекстоу открытку, но я, пожалуй, присмотрю сам, чтобы все было в порядке. Зайду-ка я к Рекстоу.

– Конечно, – кивнул Стивен. – Сейчас подпишу бумаги и освобожусь минут через десять.

Когда дверь за отцом закрылась, он покачал головой, подумав про себя: «Он не пошел бы туда, если бы и в самом деле убил там человека. Нет, он просто меня разыгрывал.

Жуткие шуточки, но он такое любит».

Неврастения Лайонела была поглубже, чем у его начальника, но работы во вторник навалилось столько, что стало не до нее. Еще с утра к нему заглянул Морнингтон и попросил гранки «Священных сосудов».

– Я тут видел одного архидиакона, – сказал Морнингтон, – он сегодня зайдет ко мне. По-моему, архидиаконы должны интересоваться фольклором, как ты думаешь? Они и сами-то – живой фольклор, уж больно у них вид такой… доисторический. Жрецы, жрицы, древняя традиция, но от них немало зависит, а нам ведь реклама нужна. «Ставьте на архидиакона, – вскричал Морнингтон. – Вперед, Кастра Парвулорум! – таковы были его последние слова», – дурачась, воскликнул Морнингтон.

– Если бы последние, – сказал Лайонел. – Гранки вон там, на полке. Забирай и катись. Все, все забирай.

– Да не нужны мне все. Своих дел хватает. Убийства и праздники у нас не каждый день.

Морнингтон выкопал нужные гранки из-под стопы других и ушел. Когда с дневной почтой принесли открытку от сэра Джайлса, больше похожую на криптограмму, и выяснилось, что надо убрать абзац на странице 218, Лайонел и не подумал вносить исправления в экземпляр, который он дал Морнингтону. Он просто отметил приговоренный абзац в рабочей, типографской корректуре, попутно обругав сэра Джайлса. Справедливости ради надо отметить, что правка пришлась на самый конец книги и серьезных неудобств не вызвала. Больше негодования вызвал почерк.

Лайонел разобрал только начало фразы: «Как мне и было предложено…» – и удивленно поднял брови. Дальше шел вообще нечитаемый текст, только цифра «218» монументальной пирамидой вздымалась в конце, требуя очевидных действий, хотя и оставляя причины в тени. Лайонел подписал листы в печать.

Архидиакон явился под вечер. В приветствиях, с которыми встретил его Морнингтон, далеко не все радушие было напускным. Клирик нравился ему, а вот рукописи – нет. Статьи о Лиге Наций сулили несколько часов нестерпимой скуки. Конечно, сам Морнингтон не обещал ничего, но перед тем, как направить рукопись на рецензию, ее надо хотя бы просмотреть, а Лига Наций занимала, без сомнения, почетное место в числе самых презренных для Морнингтона предметов. Такой наглый вызов аристократичности требовал, по мнению Морнингтона, немедленного установления авторитарной власти. Он хотел бы правления Платона или подобных ему и с тоской вспоминал суровый тон Платоновых «Законов». Однако, приветствуя архидиакона, Морнингтон ничем не проявил своих предпочтений и сел, чтобы потолковать о книге.

– Добрый вечер, добрый вечер, мистер… э-э… архидиакон! – Морнингтон вдруг вспомнил, что не знает его фамилии; впрочем, она должна стоять на титульном листе, надо бы срочно заглянуть туда. – Я ждал вас. Входите, присаживайтесь.

Архидиакон послушно сел в кресло, пристроил на столе сверток и с улыбкой произнес:

– Мистер Морнингтон, мне было бы совсем неловко, если бы я не знал, что это – ваша работа.

– Именно так и надо на это смотреть, – со смехом ответил Морнингтон, – Просто, ясно, жестко. Если бы вы хоть немного смущались, я бы вас пожалел, а это не принято, когда речь идет о рукописи.

– Я всегда полагал, – заметил архидиакон, – что отношения издателя и автора – это род дуэли, такой, знаете, безличной, абстрактной дуэли. Никаких чувств.

– Да неужели? – прервал его Морнингтон. – Спросите у Персиммонса, спросите у наших авторов – нет этого.

– В самом деле? – немного неуверенно произнес архидиакон. – Как странно. – Он взглянул на рукопись, все еще не выпуская веревочки, которой был перевязан сверток. – Вы знаете, – задумчиво продолжал он, – вряд ли я сейчас что-то чувствую. Не так уж важно, опубликуете вы это, опубликует ли вообще кто-нибудь. А вот я должен попытаться, ведь я действительно считаю, что идеи тут здравые. Но этой скромной попыткой я и намерен ограничиться.

– Очень уж вы спокойно к этому относитесь, – улыбнулся Морнингтон. – Почти все наши авторы полагают, что создали по крайней мере книгу века.

– Не поймите меня превратно, – сказал архидиакон. – Я тоже мог бы так думать – не думаю, но мог бы.

Моего поведения это не изменило бы. Никакие идеи не значат так много. В конце концов, даже Аристотель – только «ребенок, плачущий в ночи»…

– Что ж, так лучше для нас, – сказал Морнингтон. – Значит, вам все равно, примем мы рукопись или нет?

– Совершенно все равно, – заверил его архидиакон, отодвигая от себя рукопись. – Но если вы откажетесь, я, конечно, поинтересуюсь причинами.

– С вашей бесстрастностью, – разворачивая сверток, сказал Морнингтон, – зачем вам причины? Какой страшный довод способен поколебать это небесное спокойствие?

Архидиакон неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.

– Человек слаб, – честно признался он, – и я не последний среди грешников. Но, кроме того, я в руке Божией, поэтому не важно, какие глупости я говорю и насколько искренно. Видно, мистер Морнингтон, в вашем издательстве подобрались очень тщеславные авторы.

– Кстати, об авторах, – ввернул Морнингтон, – не хотите ли взглянуть? Это гранки, книжка вот-вот выйдет. – Он протянул архидиакону «Священные сосуды».

– Это хорошая книга, да? – серьезно спросил архидиакон, принимая листы.

– Не успел прочитать, – смутился редактор, – но здесь есть одна статья о Граале, может, вам интересно…

Пока архидиакон перебирал листы, Морнингтон бегло взглянул на первую страницу рукописи. Там значилось: «Христианство и Лига Наций. Юлиан Давенант, архидиакон Кастра Парвулорум». «Слава богу, теперь я хоть знаю, как его зовут», – подумал он.

Тем временем третья посетительница со своим маленьким спутником вошла в кабинет Лайонела Рекстоу. Барбара выбралась в центр поискать Адриану подарок ко дню рождения, благополучно его купила и теперь зашла в издательство к мужу, как они и договаривались. Собственно, разговор был .еще недели две-три назад, но теперь, после пятничных ужасов, Лайонел ждал жену с удвоенным нетерпением. Ему казалось, что ее присутствие очистит кабинет от грязного налета, остававшегося здесь, хотя он и сомневался, сможет ли Барбара это вынести. Однако то ли она не придавала убийству такого значения, то ли щадила мужа, но ей удалось просто и легко пообещать зайти. На протяжении первых нескольких минут настойчивый интерес Адриана к почтовому штемпелю оказался для Лайонела спасительным якорем в море фантазий, возникших в его сознании. Все было бы хорошо, вот только Барбара немного переигрывала. Она присела на рабочий стол с таким бесшабашным видом, что сразу стало понятно: она все помнит, оба они притворяются. Зато Адриан действительно ничего не знал и не помнил. Лайонел смотрел на сына и думал, что тело под столом показалось бы ему не столько гнусным, сколько скучным. В худшем случае оно помешало бы тут бегать, но никак не помешало бы чувствовать и думать. Вот чего так не хватало самому Лайонелу, его мятущейся мысли – основательности. Он мучительно размышлял, какой из теней, проносящейся через страдалище, именуемое миром, удалось бы придержать его мысль, и не находил ничего. Адриан же методично изучил сначала штемпель, потом корзину, затем перешел к скоросшивателю, а потом его привлек телефон. Чтобы показать сыну, как он действует, Лайонел решил позвонить Морнингтону, но тут в кабинет вошел Грегори Персиммонс.

– Прошу прощения, – произнес он, встав на пороге. – Извините, Рекстоу.

– Входите, сэр, – пригласил Лайонел. – Это моя жена.

– Да, с миссис Рекстоу мы уже встречались, – сказал Персиммонс, пожимая руку Барбаре, – а вот с молодым человеком я еще не знаком. – Он медленно двинулся к мальчику.

– Адриан, подойди, поздоровайся, – позвала Барбара.

Малыш послушно подошел. Персиммонс, присев на корточки, серьезно и сдержанно пожал Адриану руку и больше не сводил с него глаз. Разглядывая мальчика, он задумчиво произнес:

– Что за прелестный малыш!

– Немножко избалованный, – смутившись, : ответила Барбара. – Ужасный непоседа.

– Они все такие, – задумчиво отозвался Персиммонс. – Но они это искупают… Я всегда радовался, что у меня сын. Пока их воспитаешь, многому научишься.

– Боюсь, Адриан сам себя воспитывает, – пробормотала Барбара. – Но скоро мы начнем его учить.

– Да, – кивнул Персиммонс, все еще не сводя взгляда с мальчика. – Ужасно, когда учишь их не тому. Однако приходится, хотя портить его жалко, уж очень он хорош. Вы замечали, что все дети хороши, а вот посмотришь на взрослых и думаешь, как же их испортили! – Он улыбнулся Барбаре. – Взгляните на своего мужа или на меня! А ведь и мы были детьми.

– Я бы не сказала, что Лайонела так уж сильно испортили, – тоже улыбнулась Барбара. – Да и вас, мистер Персиммонс.

Он слегка поклонился, покачал головой и обернулся к Лайонелу.

– Рекстоу, я только хотел сказать, что видел вчера сэра Джайлса. Он все беспокоился, успеете ли вы получить его открытку. Хотел что-то исправить в своей книге.

– Только что получил, – кивнул Лайонел, – и уже все исправил. Он снимает один абзац.

– Значит, открытка успела? – переспросил Персиммонс.

– Да, конечно, вот я исправил по гранкам, сегодня пойдет в типографию. – Он протянул последние листы.

Грегори Персиммонс взял корректуру, поблагодарил и задержался глазами на перечеркнутом красным тексте.

– Да, именно так, – пробормотал он. – Последний абзац на странице 218.

В кабинете напротив архидиакон отложил лист 217 и взял следующий. «Поэтому вполне возможно, – читал он, – принять во внимание это обстоятельство, а также предлагаемую схему, несомненно имеющую под собой некоторое основание, если учесть изложенные факты. В будущем новые факты могут уменьшить ее значение; однако до тех пор мы считаем, что она соответствует действительности. Отсюда следует, что до этого момента путь гипотетического Грааля вполне прослеживается, и мы вправе сказать, что сейчас он находится в приходской церкви, в Фардле».

– Господи! – воскликнул архидиакон.

– Да, этот самый абзац, – сказал Грегори Персиммонс, и в обоих кабинетах повисла тишина.

Архидиакон думал, что у него и впрямь есть потир, которым он изредка пользуется, каждый раз недоумевая, откуда он мог взяться. За год или за два до кончины последнего викария по соседству опочил куда более важный прихожанин, сэр Джон Гораций Сайкс-Мартиндейл, кавалер множества орденов. Этот влиятельный и добрый человек отличался изрядной набожностью, и его вдова передала в дар приходской церкви полный набор алтарных принадлежностей. До той поры церковь обходилась древними, невзрачными потиром и дискосом и, получив богатый дар, от них, конечно, отказались. Переехав в Фардль, архидиакон пользовался новыми принадлежностями, как и прежний настоятель, но время от времени доставал старый потир и подолгу рассматривал его. Он даже показывал чашу кое-кому из друзей, но до серьезного исследования дело не доходило, да это было бы и непросто. Последний абзац работы сэра Джайлса так заинтересовал его, что он собрался было поделиться своими соображениями с Морнингтоном, но передумал. Успеется, когда выйдет книга – много людей, очень много, услышат о его скромном приходе, и тогда он окажется в сложном положении. Люди склонны преувеличивать значение подобных вещей. Пожалуй, архиепископ заинтересуется и археологи, а то и спиритическое общество, кто их знает. Лучше пока помолчать и подумать.

Вслух он произнес:

– Мистер Морнингтон, а вам не трудно прислать мне эту книгу, когда она выйдет?

– Я не потому вам ее подсунул! – засмеялся Морнингтон. – Я просто думал, что вам интересно.

– Книга меня заинтересовала, – серьезно ответил архидиакон. – С одной стороны, Грааль не так уж и важен, это лишь символ, сейчас он дальше от нашей действительности, чем любой потир с преосуществленным вином. Но можно представить и так, что эта вполне материальная вещь вобрала в себя высочайшее напряжение того момента, когда ею пользовались, и всего, что этот потир испытал за прошедшие века. С этой стороны, я был бы рад, даже весьма рад основательней ознакомиться с его историей.

– Что ж, – дело ваше, – ответил Морнингтон. – Только я вас не соблазнял и вовсе не собирался за ваш счет набивать карман нашего Персиммонса!

– Конечно, конечно. – Архидиакон поднялся, приготовившись уходить. – К тому же зачем бы мне соблазняться?

Или поддаваться на уговоры…

– Какого-то издательского клерка, – улыбнулся Морнингтон. – Хорошо, мистер Давенант. Я думаю, не позже чем дней через сорок, вы получите от нас весточку. Для многих наших авторов такой срок – как Великий пост, но для вас это просто недели после Троицы.

Архидиакон сокрушенно покачал головой.

– Слаб человек, мистер Морнингтон, – сказал он. – Конечно, я постараюсь, но теперь все равно буду гадать, чем это кончится, хотя это глупо, конечно. Я как раз собираюсь в отпуск в Шотландию. Вернусь и буду ждать вашего решения.

До свидания, спасибо вам.

Морнингтон открыл дверь и вышел проводить его. Проходя мимо соседнего кабинета, они увидели все семейство Рекстоу во главе с Грегори Персиммонсом, а выходя на лестничную площадку, услышали голос бывшего главы издательства:

– Да, миссис Рекстоу, я уверен, что это лучше всего. Вы ведь не знаете, что у них на уме, и вряд ли сможете научить, чего им хотеть и к чему стремиться. Зато легко научить их, чего не надо делать. Достаточно запомнить несколько простых правил. Я все время твержу Стивену: «Бойся поступить плохо!»

– Несчастный! – пробормотал про себя Морнинггон, слегка кланяясь им всем и улыбаясь, Грегори – почтительно, Барбаре – дружелюбно. Архидиакон на долю секунды помедлил над первой ступенькой, но все же, так и не обернувшись, стал спускаться, а следом за ним двинулись остальные.

Барбара, мимоходом кивнув Морнингтону, ответила Персиммонсу:

– Да, наверное вы правы.

– Вы уже решили, где проведете отпуск? – сменил тему Грегори Персиммонс.

– Видите ли, сэр, – ответил Лайонел, – сначала мы вообще не собирались уезжать. Но с месяц назад Адриан подхватил корь, и теперь надо бы ему окрепнуть на воздухе. Только всюду уже занято, вряд ли удастся снять что-нибудь путное.

– Я не хочу навязываться, – произнес Грегори словно бы в замешательстве, – но могу порекомендовать небольшой коттедж неподалеку от меня. Вообще-то он на моей земле, и там никто не живет… если вас устроит…

– О, мистер Персиммонс, как любезно с вашей стороны! – воскликнула Барбара. – Конечно, это подошло бы нам.

А кстати, где вы живете?

– Я недавно приобрел усадьбу в сельской местности, – ответил Грегори. – В Хартфордшире, рядом с деревушкой Фардль. Прежняя владелица, леди Сайкс-Мартиндейл, отправилась подлечиться в Египет, вот я и купил у нее и дом, и землю. Толком и перебраться еще не успел, ничего там не знаю.

Мы бы с юным джентльменом вместе исследовали эти прерии.

– Восхитительно! – сказала Барбара. – А вы уверены, мистер Персиммонс, что… что мы вам не помешаем?

– Ни в коем случае, – заверил ее Грегори, – но с одним условием: вы позволите мне навещать вас. Надеюсь, мы найдем общий язык с Адрианом. Мои визиты не обременят вас с мужем. – Он сделал широкий приглашающий жест, словно по меньшей мере дарил им всю Англию.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, – смущенно начал Лайонел, но Персиммонс остановил его.

– Пустяки, пустяки. Есть дом, есть вы, вот и все. На днях напишу вам подробнее. Вы когда идете в отпуск, Рекстоу? В июле? Вот и прекрасно. На той неделе, стало быть, и напишу. А сейчас прошу меня простить, мне еще надо посмотреть счета. Всего доброго, миссис Рекстоу, надеюсь, через месяц увидимся. Будь здоров, Адриан, – Грегори наклонился и пожал маленькую ручонку. – Всего доброго, Рекстоу. Буду рад, если вы приедете. – Он помахал всем на прощание и удалился.

– Ну что за прекрасный человек! – умилилась Барбара, спускаясь по лестнице. – Адриан, голубчик, мы в самом деле поедем в деревню! Тебе хочется поехать за город?

– А где это? – решил уточнить мальчик.

– Ну… ну, там нет улиц, там поля и коровки, – восторженно ответила Барбара.

– Я не люблю коровок, – холодно сообщил Адриан.

– Наверное, ты их и не увидишь, – вмешался Лайонел. – Похоже, нам повезло, Барбара.

– И еще как!

– Можно, я возьму с собой новый поезд? – спросил – Адриан. И под хор заверений, что он возьмет с собой все, что захочет, семья Рекстоу вышла на улицу в теплый июньский вечер.