Текст книги "Королева Летних Сумерек"

12

Джанет толкнула массивные застекленные двери, а когда те не поддались, в глубине темной комнаты она заметила мерцание красного огонька. Мельком взглянув на еще одну отцовскую камеру слежения, она небрежно отсалютовала в ее сторону.

– Чертовы папашины коды, – и презрительно набила нужные цифры. Двери распахнулись, попутно что-то задев, и Джанет сердито захлопнула их за собой. Затем как была, в грязной обуви, прошла по богатому персидскому ковру к лестнице и, чувствуя неодолимую потребность прореветься у себя в комнате, взбежала наверх, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки.

Но наверху ее ждал отец. Лицо его выражало нечто между тревогой и гневом.

– Джанет, – тихо обратился он, – ты не могла бы на минутку зайти ко мне в кабинет?

Дочь, поспешно вытирая слезы, повернулась к нему лицом:

– Нет! Не могу, черт побери. Я иду спать.

Но на лице отца неожиданно проступила решимость; он твердо взял дочь за руку:

– И тем не менее пойдем, это займет не больше минуты.

Зайдя с ней в роскошный кабинет, Джон Рэйвенскрофт вальяжно опустился в кожаное кресло за массивным дубовым столом. Жестом он пригласил сесть и Джанет, но та, проигнорировав предложение, осталась стоять в надежде, что ее скоро отпустят.

Но как раз в тот момент, как отец собирался что-то сказать, у него зазвонил мобильный. Джанет заметила, что на протяжении короткого разговора тревога на его лице только росла.

Стараясь не прислушиваться к разговору, Джанет расхаживала по ковру перед письменным столом, изводя себя вопросом, в самом ли деле она только что отлучила от себя Тома. Навсегда. Это внутреннее смятение только усилилось, когда ее взгляд упал на дверь в конце комнаты во внутреннее святилище ее отца – место, куда он ни разу не впустил ее за всю жизнь.

«Еще один чертов секрет».

Поэтому, когда отец швырнул мобильник на стол и чуть ли на нее не зарычал, она с готовностью встретила его гнев своим собственным.

– Куда именно ты направилась после того, как ускользнула от моих людей сегодня днем?

– В центр, – дерзко ответила она.

– Зачем?

– Мне что, и отдохнуть теперь нельзя? Зашла в бар.

– Какой именно?

– Клуб, в центре.

– Не в «Триста двадцать»?

Джанет невольно вздрогнула, вспомнив лужу крови под умирающим мужчиной, того мечника со зверьем, а еще натужно дышащего на полу отца Лотти.

– Д-да. А что?

– А то, что сегодня вечером там был один из моих людей. Тебя с твоим парнем, или кто он там тебе, искали по всему Инвернессу, но именно этот парень имел несчастье находиться в том конкретном клубе. А сейчас мне сообщили, что он мертв.

– Отец, как… Как его звали?

– Зачем тебе?

– Я хочу знать имя человека, который погиб, пытаясь меня спасти.

– Тед Локерби.

Руки Джанет вцепились в край отцовского стола.

– Да, я видела его… Он умер возле моих ног… Но только… Поверь, это была не моя… Не наша вина.

– В это трудно поверить, учитывая, что, по заверениям моих людей, этот твой юноша активно участвовал в драке, которая началась как обычная потасовка, а затем переросла в настоящее побоище.

– Да. В ней тяжело ранили еще и отца моей подруги.

– Твой подруги?

– Шарлотты Парсонс. Хозяйки клуба.

– Что? Ранили Дэна Парсонса?

Джанет растерялась:

– Как… Откуда ты знаешь его имя, если не знаю даже я?

– Неважно. С ним все в порядке?

– Он еще дышал, когда мы оттуда уехали. Лотти собиралась везти его в больницу. Ему чуть не оторвали руку эти…

Джанет прикусила язык, борясь одновременно с угрызениями совести и неотвязной виной.

«Он все равно не поверит, даже если я расскажу ему правду».

Джон Рэйвенскрофт продолжал разговаривать с дочерью, только теперь его голос звучал так, будто он отчитывал неразумное дитя:

– Перестань выпячивать свои провинности. Я скоро сам со всем этим разберусь и докопаюсь до правды.

– Что ж, докапывайся! А я хочу знать, как у него обстоят дела. И посетить его в больнице, понятно?

Джанет опустилась на деревянный стул перед столом отца. Она была готова к еще большим неприятностям, но не к такой ярости.

– Почему ты творишь эти бессмысленные вещи? – бушевал он. – Ты хочешь, чтобы к тебе относились как ко взрослой, а потом вытворяешь различные глупости! Мои люди опекают тебя ради твоей же безопасности. Но как им выполнять свою работу, если ты постоянно от них убегаешь? Как я могу быть уверен, что ты в безопасности? – Рэйвенскрофт повернулся и сжатыми кулаками с силой ударил по дубовой столешнице. Все, что на ней стояло, подпрыгнуло, словно в комнате произошло небольшое землетрясение.

Лицо отца наполняло Джанет тихим ужасом.

– Почему ты ни во что не ставишь мои желания? Я желаю тебе лишь самого лучшего! Всю твою жизнь мне приходилось быть для тебя и отцом, и матерью. Думаешь, это легко?

Мгновение она, не мигая, смотрела на отца, после чего ответила с такой едкостью, что желчью истекало каждое слово:

– Ну так чья это вина?

– В смысле?

– Что у меня нет матери.

– Джанет, сколько раз мы должны через это проходить?

– Столько, чтобы понять, почему любящий отец не позволяет мне встретиться с моей собственной матерью!

Он ответил мрачным взглядом:

– Я уже говорил: твоя мать нездорова. И встречаться с ней тебе просто нет смысла.

Лицо Джанет исказилось от подавляемых эмоций.

– Ты твердишь мне это с тех пор, как я научилась говорить. Итак, отец, где она?

– Джанет, я…

– Если она еще жива, почему ты не даешь мне ее хотя бы навестить?

– Будем надеяться, в скором времени…

– Отлично. Чертовски здорово! Только твое представление о «скором времени» больше напоминает чертову вечность.

– Хватит! Мне больше нечего сказать тебе о твоей матери.

К удивлению, черты отца прониклись глубокой, задумчивой нежностью. Когда он наконец заговорил снова, голос его охрип от едва сдерживаемых эмоций:

– Джанет, я никогда, никогда бы не допустил, чтобы с тобой тоже случилось что-нибудь подобное. Я бы этого не перенес.

Джон Рэйвенскрофт резко поник, как будто противостояние его истощило. Веки смежились, словно в молитве, возможно, от желания не слышать ожидаемого, хоть и шепотом произнесенного вопроса Джанет:

– Чтобы что-нибудь подобное случилось… со мной?

– Это я так… Не бери в голову.

– Ладно, дорогой папочка. А почему мы никогда не говорим об этом? Вот, глянь! – В качестве свидетельства Джанет протянула обе свои тонкие смуглые руки. – Где ты видишь между нами сходство, а? Разве оно есть?

Отец устало отвернулся.

– Нет-нет, ты глянь! Наверное, это подарок от матери, потому что точно не от тебя, разве не так? Тебе нечего, черт возьми, сказать? Иногда я даже задаюсь вопросом, действительно ли ты мне отец. Ты, наверное, меня удочерил? И теперь тебе так стыдно, что ты даже не можешь сказать, что случилось с моей матерью?

Отец в мучительной попытке сменить тему произнес:

– Расскажи-ка мне лучше об этом твоем молодом человеке.

Но Джанет упрямо насупилась.

Поняв, что ответа от дочери не дождется, Джон Рэйвенскрофт продолжил:

– Значит, есть в этом парне что-то особенное, раз вы встречались уже дважды.

– Это почему? Ты о чем?

– Сама знаешь. Раньше ты никогда со своими молодыми людьми больше раза не виделась.

Пристально глядя в его глубокие карие глаза, Джанет старалась не выказывать на своем лице никаких эмоций. Отец, вроде бы не замечая ее ожесточенной внутренней борьбы, продолжал:

– Все свидания, которые, бывало, устраивал я, или ты сама с кем-то знакомилась на случайных раутах, все это было не более чем разовое, после чего ты неизменно бросала несчастных олухов.

– Может, они просто были тупыми жлобами?

– Прямо-таки все? Неужели никто из них не годится для пары моей дочери?

Джанет сама удивилась своему ответу:

– Ну почему. Том, например.

Отец чутко ухватился за этот куцый обрывок информации:

– Том? Просто Том? И все?

– Томас… Линн. И ты со своей армией громил не посмеешь его прогнать! Ты слышишь меня, отец? Слышишь?

– Разве я хоть раз позволял что-нибудь такое?

Завеса невозмутимости на какое-то время спала с Джанет:

– Это моя жизнь. Моя! Почему ты не даешь мне просто ею жить?

Джон Рэйвенскрофт нахмурился:

– Потому что у тебя в ней вечно путаница. Ты то и дело попадаешь в какой-нибудь переплет.

– Не без того. Я ошибалась, и не раз… Но как я могу чему-то научиться, когда ты всегда ходишь за мной по пятам, сметая мои ошибки в аккуратные кучки, чтобы мне больше никогда не приходилось иметь с ними дело?

– Я всего лишь тебя оберегаю… Нашу семью… Наше имя.

– Да уж, конечно, Рэйвенскрофтам запрещено показывать другим свои ошибки. Хотя меня это совершенно не волнует.

– А должно. Когда-нибудь это поместье станет твоим…

– Мне оно на дух не нужно!

Джон, похоже, был ошеломлен такой решительностью дочери, но та еще не закончила:

– Сколько раз тебе повторять? Я не буду прятаться в этой чертовой темнице ни секунды дольше, чем необходимо!

Ее гнев Джон Рэйвенскрофт парировал вопросом:

– Так когда же я познакомлюсь с этим твоим новым мальчиком?

– Мальчиком? – ощетинилась Джанет. – Знаешь, папа…

– Хорошо, пусть будет «молодой человек».

Тут на нее нахлынул внезапный поток воспоминаний о коротком времени, проведенном с Томом, теплых и одновременно ужасающих; Джанет пришлось быстро сморгнуть слезы – настолько, что, когда она вновь посмотрела на отца, ей было трудно надеть обычную маску едва сдерживаемого гнева.

– Разве я тебе не сказала? Он ушел. И больше мы с ним никогда не увидимся. Так что не надо на нем зацикливаться, ладно? И вообще, я устала и иду спать. Если ты, черт возьми, не против.

– Категорически «за». Иди, а мне надо переговорить кое с кем из друзей и попытаться вывести твое имя из этого нелицеприятного дела. А затем мне предстоит заняться чем-то посерьезнее, чем обычный беспорядок, который ты за собой оставляешь. Потому что на этот раз в центральном морге на скамье лежит один из моих людей. Ну а пока, напоследок, ты можешь пообещать, что больше не выйдешь из этого дома без сопровождения?

Джанет тотчас вспомнила чудовищных зверей и безжалостного мечника, после чего кивнула:

– Могу. Но ты должен держать меня в курсе насчет состояния отца Лотти. Я имею право знать.

Даже кивая в знак согласия, Джон Рэйвенскрофт расчетливо сузил глаза.

– Не забуду.

Не говоря больше ни слова, Джанет вышла из кабинета.

«После сегодняшних событий я даже не уверена, что хочу выходить из комнаты».

* * *

Где-то неподалеку Томас медленно поднялся на ноги, готовясь противостоять плотному кольцу из мрачноватых охранников. Один из них, крупный и грузный – тот, что прервал их с Джанет разговор во внутреннем дворике, – указал на механизм на заднем колесе мотоцикла:

– Мы его заблокировали.

Стоящий рядом мужчина напряг мышцы рук и добавил:

– Ты никуда не уедешь, пока не переговоришь с нами.

Том вздохнул и медленно повернулся, оглядывая каждого из них по очереди.

– Мне что, всю эту ночь отвечать на вопросы всех и каждого?

Первый сказал:

– Что до меня, то у меня вопросов нет. И дело уже не в том, чтобы держать тебя подальше от молодой бесовки.

Один из его товарищей, мерно постукивая по ладони коротким отрезком трубы, заметил:

– Тед Локерби был одним из нас.

Тот, что рядом, добавил:

– Хотя и новичком.

– И вот он погиб на танцполе, в самом центре города.

– Говорят, ты ошивался рядом.

– И сдается, что это твоих рук дело.

– Ладно…

– Может, приступим?

– Вломим от души, а там видно будет.

Первый подтвердил то, о чем думали все:

– Босс пожелает задать ему несколько вопросов до наступления утра.

Они быстро и неумолимо окружили Томаса.

Все эти люди были ветеранами Ирака, Афгана, Сирии. Кое-кто воевал еще на Фолклендах. Они досконально знали различные боевые приемы, а потому то, что произошло дальше, не поддавалось никакому объяснению. Том бросился прямо на охранников и легко, словно играючи, ускользал от всякого удара и уклонялся от любого кулака; все это напоминало эдакий потешный бой между хорошими друзьями, хотя потехой здесь и не пахло. Мгновение спустя он вырвался из круга, не попав ни под один удар. А затем, так же быстро, сорвался с места и побежал к заднему двору.

Внезапно темная лужайка и сад озарились ярким светом: сработали десятки мощных прожекторов системы безопасности. Каждое дерево, кустарник и статуя резко высветились на фоне безупречного газона, отливая в искусственном освещении серебристо-серым. Том как ни в чем не бывало бежал к опоясывающей поместье ограде, в четыре метра высотой и с острыми как бритва шипами поверху. Одним плавным движением перелетев через барьер, он продолжил свой стремительный бег, и через несколько мгновений скрылся в ночных дебрях города.

За его спиной растревоженным ульем гудело поместье Рэйвенскрофтов.

* * *

Добравшись наконец до прибежища своей спальни, Джанет в изнеможении упала на кровать, измочаленная настолько, что не было даже сил стянуть с себя истрепанную одежду. Но всякая надежда уснуть разлетелась вдребезги, когда за окнами внезапно вспыхнул свет, за которым последовали неистовые крики, эхом разносящиеся по двору.

Джанет метнулась к окну, как раз успев заметить там фигуру, несущуюся по покатому газону. Томас одним грациозным скачком перемахнул через обвитый изгородью забор и канул в ночном городе.

Она зачарованно наблюдала, как внизу сновали люди отца, напоминая всполошенных муравьев, которыми руководил ревущий Рэйвенскрофт-старший. Джанет со вздохом вернулась к себе в постель, но несмотря на усталость, час за часом все так и ворочалась с боку на бок. Вот уже и рассвет начинал теснить темный край ночи, наполняя небо предутренним молочным туманом.

«Томас… где же ты теперь?»

Натянув подушку на голову, она пыталась отгородиться от светлеющего мира, пока наконец ей на помощь не пришел сон.

* * *

До самого утра Джон Рэйвенскрофт занимался последовательным уничтожением возможных доказательств причастности его дочери к кровавой потасовке в музыкальном клубе.

Когда на звонке в больницу, куда привезли Дэниела Парсонса, его попросили подождать, Рэйвенскрофт начеркал себе заметку о необходимости перезвонить и перешел к следующему вопросу.

Все, кто столкнулся с этим Томасом Линном, как по писаному рассказывали одну и ту же историю: человек, которого им было поручено найти, был здесь, на этой самой территории, но ушел из их рук; и даже не ушел, а как-то выскользнул. Это обстоятельство лишь сильнее вселяло уверенность в том, что новый знакомец его дочери – неважно, хочет она его видеть или нет, – заслуживает определенного интереса. Так Джон Рэйвенскрофт просидел несколько часов, обдумывая все, что было известно.

Уже почти рассвело, когда он, потирая усталые глаза, набрал начальника своей службы безопасности. Сонный голос на том конце провода ответил только спустя несколько гудков:

– Алло? Сэр, вы хоть знаете, который час?

– Мне плевать, Мак. Честно сказать, не знаю. Вы у меня на зарплате, а потому будьте добры находиться на связи всякий раз, когда вы мне нужны. Я прав, мистер Макинтош?

– Да, сэр. Абсолютно!

– Ну так вот. Я насчет Томаса, или Тома Линна. О парне, с которым последние две ночи разъезжала моя дочь и который нынче шутя ускользнул от ваших дуболомов. Его фотографии есть на наших камерах безопасности. Чтобы сегодня днем на моем столе лежало полное досье. Вы меня поняли?

– Да, сэр. Будет сделано, сэр.

– Ну ладно, Мак, приятного утра.

13

Удовлетворение от вида досье, ждущего на столе, иссякло сразу, как только Рэйвенскрофт взял его в руки. Тонюсенькая папка содержала ровно две оцифрованные фотографии пригожего молодого человека. На этом все.

Оба снимка были с его же, Рэйвенскрофта, камер слежения. На первом Томас сидел на мотоцикле, а руки Джанет обвивали его талию. Все это возле главных ворот. На втором снимке этот же юноша зависал в невероятном прыжке над забором поместья (высотой, между прочим, под четыре метра). Наряду со снимками в папке лежала распечатка со скудными данными на семейство Линн, некогда весьма известное в Хайленде.

Бегло ознакомившись с описанием, Джон Рэйвенскрофт обнаружил, что когда-то Линны были богаты, но затем их имение пришло в упадок и захирело. В семье действительно рождался сын по имени Томас, который, однако, исчез больше века назад при загадочных обстоятельствах.

– Чушь несусветная! – мрачно пробурчал себе под нос Рэйвенскрофт, нажимая на своем мобильном кнопку быстрого набора. Когда на том конце взяли трубку, он со злой язвительностью сказал:

– Макинтош, верно ли я понимаю, что вы ничего не нашли на этого человека?

– Пока нет, сэр. Но ищем. Надеюсь, что к концу дня что-нибудь прорисуется.

– Надеетесь? К концу дня? То есть мне предстоит ждать целую вечность?

– Сэр, мы прочесываем все базы данных в нашей сети. Не брезгуем и чужими.

– Куда же без них, Макинтош. В конце концов, на кону будущее. А жизнь любого человека – открытая книга, если только знать, как и где искать.

– Да, я понимаю, сэр. Мы его найдем.

Но когда к указанному сроку никаких новых сведений, доступных в том или ином виде, ни в одной базе данных о Томасе Линне не всплыло, Джон Рэйвенскрофт начал проявлять все бо́льшую озабоченность.

Рассеянно просматривая куцее досье, в котором содержались все известные факты о семье Линн и их беглом сыне, он только распалялся еще сильнее.

* * *

В это же время по другую сторону коридора, с чашкой горячего чая в одной руке, Джанет рассеянно смотрела в окно своей спальни. То, что стало очевидным прошлой ночью, сделалось еще более очевидным теперь, после взвешенного обдумывания всех возможностей.

«Кажется, я застряла здесь надолго.

Слишком уж много проклятых монстров рыщет там, за этим забором».

Тут Джанет впервые заметила покупки, которые набрала в ходе вчерашнего внезапно прерванного похода по магазинам. Сейчас пакеты кучей лежали у задней стены. Джанет неохотно подошла к тому, что теперь казалось бессмысленным проявлением гнева против отца. Однако, когда в первом пакете обнаружился рулон яркого батика на замену унылому бежевому балдахину с кружавчиками, настроение девушки поднялось и даже вызвало на ее губах невольную улыбку.

«Ладно, если придется задержаться в этой распроклятой тюрьме, то можно как минимум придать ей более симпатичный вид. Ну-ка, что я там еще набрала?»

Из одного пакета с толстой подкладкой Джанет извлекла картину, тщательно отобранную вчера в одной из галерей на Бэнк-стрит. Еще одна настойчивая попытка заменить скучную абстракцию, которая, за исключением одного короткого дня, безотлучно висела возле ее кровати. Новая картина была кисти английского художника Брайана Фрауда. На ней была изображена женщина в изысканном средневековом платье и в скрывающей черты маске из листьев. Глубоко посаженные глаза смотрели сквозь маску прямо на зрителя, словно вопрошая о смысле мира, на который она взирает. Прямо за таинственной женщиной холст затмевало кружево из листьев и виноградных лоз, наполненное множеством крошечных эфемерных созданий.

«Мне она по душе не меньше, чем та картина, которую умыкнул отец».

Джанет с радостью вынесла старую абстракцию в коридор и поставила лицом к стенке, как бы заявляя этим о своей новообретенной независимости.

Начавшееся преображение сказывалось благотворно, так что при возвращении в комнату Джанет даже улюлюкнула. А спустя секунду ее благодушие прервалось внезапным движением за окном, от которого сердце тревожно екнуло.

«Блин, еще не хватало!»

В ожидании худшего она оперлась рукой о стекло и глянула вниз, на террасу. Увиденное принесло некоторое облегчение.

«На этот раз хотя бы никаких монстров. Просто отцовская армия выходит на задание».

Под окном полдюжины охранников деловито направлялись к гаражу поместья, откуда вскоре послышался рев автомобилей, выезжающих по подъездной дорожке.

«Наверняка отец ищет Тома.

Если его обнаружат, кто-то может серьезно пострадать… Снова из-за меня. Да сколько же можно! Не хочу, чтобы это повторилось хоть с кем-нибудь!»

Машинально теребя свисающий с шеи кулон, Джанет раздумывала, что же делать.

Через несколько часов суета охраны по поместью утихла, и Джанет осторожно подобралась к двери отцова кабинета: ее забава детских лет, подслушивать отцову ругань, различимую даже через толстую дубовую дверь. Но сейчас детской игрой это уже не казалось.

Джанет озадаченно слушала, как отец безжалостно распекал начальника службы безопасности, оглашая длиннющий и безжалостный список его недостатков. Хотя эти люди обычно работали беспрекословно и добывали сведения буквально с пылу с жару. Однако сейчас, после усердной работы всю ночь и весь день, они не нарыли о Томе ровно ничего.

«Как такое вообще возможно?»

Выслушивая очередную вспышку гнева своего отца, Джанет покачала головой, после чего тихо проскользнула по коридору обратно, в относительную безопасность своей комнаты. Его голос все еще звенел у нее в ушах:

– Если этот Томас Линн способен вот так запросто стереть все данные о своей личности, я тем более хочу, чтобы вы нашли его и доставили в любом состоянии, позволяющем ему отвечать на мои вопросы. Причем как можно скорее! Вы меня слышите, Мак?

Закрыв наконец дверь в свою спальню, она припала к ней головой, погруженная в раздумья.

«Черт! А уж я бы как хотела услышать ответы Тома на эти же чертовы вопросы».

Воспоминания о том, с какой грациозностью Том выписывал пируэты, искусно фехтуя с тем мужчиной во всем кожаном и его созданиями, не давали ей покоя. Но больше всего в мыслях запечатлелась уверенная улыбка, казавшаяся такой родной на его красивом лице.

«Увидимся ли мы с ним когда-нибудь?

Ведь вряд ли мой таинственный мистер Линн когда-либо отыщется, если только сам того не захочет».