Текст книги "Президент планеты"

– Прими это, – сказала она. – И смотри не подавись. Воды, чтобы запить их, у меня нет.

Дарвин сделал как велено и с отвращением покрутил в руках полученный аппарат, стараясь не показывать свого пренебрежения. Чёрный чехол телефона был обклеен безвкусными наклейками с изображением каких-то детей, собак и популярных пятьдесят лет назад певцов.

– А где интернет? – спросил Дарвин.

– О, у меня сейчас нет интернета, – ответила старуха. – На моём тарифном плане он только по утрам. Но если хочешь позвонить, то давай. У меня безлимит на все мессенджеры.

– А где ближайший вайфай?

– Везде, – усмехнулась старуха. – Даже тут. Но не бесплатный. Бесплатный рядом с рестораном «Килиманджаро» в получасе ходьбы.

– На кой хер мне телефон без интернета? – спросил Дарвин, начиная раздражаться. – Мне нужно узнать номера телефонов друзей, а это я не сделаю, пока не авторизуюсь в своём аккаунте.

– Ну, знаешь, ты не говорил, что тебе нужен интернет, – заметила старуха в очках. – Ты сказал, что тебе нужен просто телефон.

– Это одно и то же! – закричал Дарвин, разозлённый тем, что они заставили его унижаться перед ними только для того, чтобы дать пустышку.

В порыве обиды и ярости он развернулся и бросил телефон в фонтан. Тот угодил в мутную воду и затерялся где-то в глубине.

– Ах ты мелкий ублюдок! – закричала старуха, её голос дрогнул, кажется, она любила этот телефон.

При виде её лица у Дарвина ком стал в горле. Он побежал дальше по улице, оставляя крики старух позади, каким-то чудом ноги его не запутались, и он не упал.

Этот короткий рывок вытянул из него все силы. Его тело устало: лёгкие жадно поглощали воздух, сердце стучало, спина промокла до самого копчика, но больше устал его разум. Ни одно богатство мира не стоило таких страданий, которые переживал Дарвин. В сотый раз за день он задумался над возвращением домой. Если он придёт обратно в посёлок, поставит подпись на всех бумагах Чарльза Тауэра с друзьями, ему позволят остаться, и жизнь для него не изменится. Он, как и прежде, будет жить в роскоши, спать сколько захочет и есть только самую вкусную еду. Он даже по-прежнему останется самым богатым человеком в мире. Вот только сейчас он этого статуса не ощущал.

«Самый богатый человек в мире», – подумал Дарвин с мрачной ухмылкой. Вокруг него ходили люди: молодые, старые, высокие, низкие, прилично одетые и в оборванных лохмотьях, гладко выбритые и не видевшие расчёски несколько месяцев. И никому не было до него дела, никому не был интересен обыкновенный пацан в одежде, покрытой собственным дерьмом. Никто из них не обращал внимания на самого богатого человека в мире, опирающегося на перила магазина товаров для животных и пытающегося не блевануть ещё раз.

Мысленно Дарвин дал себе установку: он продержится ещё один день и завтра утром вернётся в посёлок. Подпишет всё, что надо. Пусть «Транстек» развалится, пусть все её дочерние компании станут независимы, пусть отдел конкуренции отправится в небытие. Дарвин будет горевать о них ровно столько, сколько понадобится, чтобы сходить в душ и лечь на мягкую кровать. Никто не может считаться самым богатым человеком, если спит на куске пенопласта и прикрывается картоном вместо одеяла. Самый богатый человек не мочится в шорты прямо на ходу.

В животе у Дарвина бурлило. Его желудок сейчас напоминал забуксовавший автомобиль, тщетно силящийся сдвинуться с места. С каждой минутой ходьбы чувство тошноты нарастало, и в один момент всё, что ещё оставалось в желудке, оказалось на земле. Дарвин знал, что так произойдёт, но всё равно не был к этому готов. Мужчина в шортах, который шел слева от него, отвесил Дарвину подзатыльник, от которого глаза чуть не выскочили из черепа.

Сразу же после этого Дарвин почувствовал спазмы в кишечнике и несколько минут сидел за мусорным баком под пристальным взглядом бездомной собаки.

Так плохо Дарвину не было даже перед усыновлением, когда он жил в старом общежитии с крысами и тараканами, где Дарвин, бывало, не ел целый день. Казалось, все его внутренности скрутились в узел. На кривых ногах он направился подальше от толпы, не видя провожающих его взглядов.

На автопилоте он вошёл в магазин «Валиант и Валиант», единственный уцелевший на этой улице. Это было не сетевое заведение, поэтому его и не разграбили. Магазином владел тот же человек, который стоял за прилавком, а товары на полках расставлял его сын. В момент, когда Дарвин заходил через главную дверь, оба Валианта не смотрели в его сторону, иначе тут же выгнали бы как обыкновенного грязного попрошайку.

Погружённый в свои мысли, Дарвин не сразу обратил внимание, где находится. Очнувшись, он обнаружил, что стоит перед холодильной камерой с молочными продуктами, напротив питьевых йогуртов. В такой дешёвый магазин в прежней жизни он бы не зашёл: слишком низкий уровень. Сейчас же он чувствовал себя как король, снизошедший до такого простого заведения, и все должны быть ему благодарны, что он обратил внимание на это место.

Наличных у него не было и в ближайшее время не предвиделось, однако съесть нормальной еды хотелось настолько, что Дарвин оглянулся по сторонам и засунул две бутылки йогурта под футболку, спрятав их под мышки. В трусы он засунул пачку майонеза. Пусть это был не его любимый «Руилль» с красным перцем, чесноком и шафраном, но тоже сгодится. Это было первое нарушение закона с его стороны. В голову ударил адреналин, ему казалось, что он совершает преступление мирового масштаба, и если его поймают, то покажут в новостях на всех языках, во всех странах, где есть интернет и телевизор.

Его тело было настолько толстым, что две бутылки йогурта легко спрятались в складках жира. Впервые Дарвин был рад, что обладает лишним весом. С невозмутимым видом он направился к выходу, как самый обыкновенный покупатель, не нашедший нужного ему продукта. Продавец, высокий англичанин с неестественными для здешних мест усами, что-то отсчитывал на столе. Его сын сидел у входа в подсобку и смотрел на Дарвина крайне удивлённым взглядом. Наверное, это был самый грязный бродяга из всех, кого он видел за последний год.

У выхода Дарвин взял ручку двери и толкнул наружу. Она не поддалась. Тогда он опустил ручку и потянул на себя – тот же результат. У него по лицу потёк холодный пот: чем больше он возился с дверью, тем больше привлекал внимания. Сердце начало стучать. Он уже вспоминал, как в обычном мире обходятся с ворами. Кажется, им отрубают руки. По крайней мере, так было в Средневековье, а сейчас он точно не знал. С учителем истории они ещё не добрались до современности.

– Дверь не открывается, – сообщил Дарвин человеку за прилавком. Он говорил с высокомерием, словно продавец провинился перед ним.

– Это умная дверь, – ответил тот так, будто это всё объясняло.

«Умная дверь? Что это ещё такое? – сосредоточенно думал Дарвин. – Надо приложить какой-то чип? Назвать пароль? Поставить глаз к сканеру сетчатки?»

– Эта дверь не откроется, пока за товары не будет уплачена полная цена, – продолжил мужчина с усами.

– Какие товары? – спросил Дарвин. – Я ничего не брал.

– В самом деле, ничего? Тогда уходи.

Как всегда, при обороне Дарвин пошёл в атаку:

– Вы обвиняете меня в воровстве? Я в жизни не украл ни одной вещи, даже не подумывал о таком, я честный человек. И вообще, я мог за один день потратить больше, чем стоит ваш магазин.

– Даже так? – переспросил без интереса усач. Он пересчитывал за кассой мелкие товары: жвачки, одноразовые пакетики с растворимым кофе, электрические зажигалки и батарейки. – Значит, ты ничего с полок не взял?

– Ничего, – ответил Дарвин с предельной честностью, на которую был способен. – И вообще, кто ты такой, чтобы обвинять меня?

– Значит, если я тебя попрошу поднять руки вверх, ты согласишься?

– Зачем мне это делать?

– Посмотри вот сюда. – Мужчина указал на чёрную продолговатую пластину, висящую у него над головой: это была камера видеонаблюдения с круглым чёрным объективом посередине. Несколько таких штук висело под потолком по периметру всего магазина. – Это мой третий глаз. С его помощью я вижу то, чего не видят остальные. И минуту назад я видел, как ты взял две бутылки и засунул их себе под майку, а затем пакет сметаны или майонеза и сунул уже в шорты. Не припоминаешь такого?

– Я ничего не крал, – продолжал упорствовать Дарвин.

– Папа, – послышался голос младшего Валианта, вид у него был удивлённый.

– Показывай, что украл, приятель.

– Я ничего не крал, – повторил Дарвин, хотя знал, что смысла нет отпираться – его разоблачили. В нём говорила глупая уверенность: если долго отрицать вину, то станешь невиновным.

– Знаешь, как мы здесь обращаемся с ворами? – спросил усач.

– Я не вор, – громко, с надменностью ответил Дарвин и подумал: «Точно руки отрубят».

– Мы берём несмываемые чернила и пишем на лбу надпись: «Вор», а если волосы длинные, то мы их состригаем, чтобы все видели, кто перед ними стоит. Но это только в том случае, если человек сознается в воровстве. Если не сознается, то мы вызываем полицию. На мой взгляд, это честно. А ты как считаешь?

Не в силах произнести и слова от злости, Дарвин стоял на месте и сверлил продавца взглядом. Он украл йогурт в этом магазине, но не считал себя должным отдавать его.

– Подумай хорошенько, – продолжил продавец. – Признаешься в воровстве или нет. Время у тебя есть, не торопись.

– Я ничего не крал, – ответил Дарвин. – Быстро выпустите меня, пока я не поразбивал всё и не скинул, что лежит на полках!

Безумие в глазах Дарвина убедило продавца, что спорить с этим парнем бесполезно. Валиант вздохнул и направил взгляд в подсобку:

– Дэйв, у нас тут неплательщик.

В помещении за спиной младшего Валианта Дарвин заметил движение. Он представил себе огромного чёрного охранника, выходящего оттуда, каждая мышца которого была больше его головы. Дэйв оказался маленьким щуплым дроном. Он по росту едва превосходил Дарвина, а тонкие металлические руки, казалось, не поднимут и ведро с водой. Два круглых объектива уставились на Дарвина, а из динамика в районе его рта раздалось металлическое:

– Пожалуйста, верните украденные товары.

В ответ Дарвин схватил с полки шампур и направил в сторону робота:

– Я ничего не крал, уроды, а сейчас откройте дверь, или я всех здесь разрежу на куски.

Шесть из девяти лет, прожитых на свете, Дарвин провёл в семье Келвин. Все его приказы выполнялись беспрекословно. Однажды он заставил охранника целый час прыгать на одной ноге за то, что тот наступил ему на ногу. Дарвин разучился принимать отказы, ему было непривычно видеть, как кто-то перечит ему.

– Папа, – вмешался Валиант-младший.

– Не время для дурацких картинок, Патрик, позже покажешь. Сейчас нам надо наказать этого парня за воровство.

– Иди сюда и посмотри, – продолжил сын. – Ты захочешь это увидеть.

– Я же тебе говорил, во время работы никаких приколов. Даже очень смешных.

Младший Валиант, которого назвали Патриком, подошёл к своему отцу и показал изображение на экране телефона. Валиант-старший долго рассматривал картинку и не мог понять, что там. У него было такое выражение лица, будто он всю ночь готовился к математике, а экзамен оказался по физике. Некоторое время оба Валианта смотрели то на экран, то на Дарвина.

– Как тебя зовут? – наконец спросил мужчина.

– Иммануил Розенберг, – на ходу выдумал Дарвин. – Я бездомный.

– Тебе очень повезло, Иммануил, ты похож на одного парня с восьмьюдесятью пятью миллионами подписчиков на «Ювебе», – произнёс продавец, не понимая, что происходит.

– Это он и есть, – подтвердил Патрик. – Помнишь, вчера по всему городу ездили машины с военными? Это они его искали.

– Зачем?

– Потому что он самый богатый человек в мире, вот зачем.

– Этот обосранный любитель ворованных йогуртов? – спросил мужчина.

Удостоверившись, что перед ними стоит человек с фотографии, старший и младший Валианты уставились на Дарвина, не зная, что делать: выгнать из магазина, сердечно поприветствовать или сделать с ним фотографию. Если бы к ним зашёл прилично одетый богач, при деньгах, на дорогом автомобиле, они обслужили бы его как полагается. Сейчас же перед ними стоял богач, от которого разило рвотой и фекалиями, и Валианты не знали, как реагировать.

– За него назначили награду? – поинтересовался мужчина. – Тому, кто приведёт его в полицию, наверняка дадут кучу денег.

– Об этом не писали, – ответил сын, – но думаю, да, причём немалую.

– Давай сдадим его. На вырученные деньги мы сможем расширить магазин и нанять работников. Будем больше зарабатывать.

– Нет, папа! Если люди на улице узнают, что мы сдали сына Эдуарда Келвина, недавно погибшего, наш магазин разрушат в тот же день.

– Тогда попросим столько денег, чтобы можно было не работать до конца жизни. Как думаешь, он дорого стоит? Кто его разыскивает?

– Херман Монтес, Оскар Уэбстер и Чарльз Тауэр, – ответил Патрик. – Триллионеры, владельцы «Тилайфа», «Сенсента» и «Игнасиоса».

Через дорогу от их магазина «Валиант и Валиант» как раз находился «Игнасиос». Это был большой продуктовый магазин, витрина которого отсутствовала, а всё внутри разграблено. Не осталось даже полок, не говоря о холодильниках, кассовых аппаратах и камерах видеонаблюдения.

– Вы ничего не получите, – прервал его размышления Дарвин. – Чарльз Тауэр не ведёт честных дел, он обманывает и любит унижать. Вместо награды он прикажет избить вас и выгонит голыми на улицу, а потом будет рассказывать друзьям, как к нему пришли торговаться два оборванца.

– Тогда мы пойдём не к нему, есть же и другие тхари. Кто-нибудь точно заплатит за тебя.

– Незачем вам идти к ним, я сам могу вам заплатить. Всё, что от вас требуется, – отдать мне эти йогурты и ещё пару пакетов еды. Когда я вернусь домой, подарю вам целую сеть магазинов.

Старший Валиант смотрел на него, словно оценивал. Перед ним стоял выбор: поверить слову мальчика и заработать денег, но когда-нибудь потом, или сдать его и получить быстрые деньги прямо сейчас. При этом вероятность получить их сейчас тоже была не очень большой. Никто не мог дать ему гарантии, что, придя к любому из коалиции с ценной посылкой, его не развернут и не дадут пинка.

– Твоему слову можно верить? – спросил старший Валиант.

– Конечно, – ответил Дарвин. – Моя фамилия – Келвин. Мне можно верить. Отец всегда говорил: «Кто не держит слово, получает выгоду лишь раз». Он был умным человеком.

– «Эдди поможет», – в задумчивости протянул продавец. – Тогда давай так: иди обратно к прилавку и набери чего хочешь, но за каждую покупку ты заплатишь по сто тысяч долларов. Нет, это слишком много. По десять тысяч долларов.

– Идёт, – согласился Дарвин, и они чуть было не пожали друг другу руки. В последний момент Валиант отдёрнул свою. В глазах продавца Дарвин увидел, что тот совсем не рассчитывает на эти деньги. Это звучало слишком сказочно для обыкновенного жителя из низов Гибралтара, чтобы он поверил в такую возможность. Всё, что Дарвин сейчас возьмёт с прилавка, будет обыкновенным подарком от хозяина магазина необычному гостю.

Магазин был небольшой, и выбор был весьма скуден. В основном здесь продавались товары, которые могли позволить себе простые жители города, большая часть из которых безработная. Здесь было всего по два-три вида каждого продукта. Большую часть полок и вовсе занимали порошки разных вкусов и оттенков. Ценник был намного меньше, чем на любой натуральной еде.

На помощь с выбором ему пришёл Патрик. Вместе они насобирали Дарвину целый пакет приличной еды: четыре пончика с фруктовой начинкой, два сэндвича с ветчиной и огурцами, пакетик мармелада, пластиковый контейнер с салатом, луковые колечки, кукурузу на палочке, пачку халвы и куриные ножки в консервной банке. Туда же он положил две бутылки йогурта и пачку майонеза из трусов. За всё это Дарвин должен был им сто пятьдесят тысяч долларов, что было слишком преувеличенной ценой для продуктов такого низкого качества, но даже с учётом этого Дарвин был рад больше, чем любой другой покупке в жизни.

Наверное, стоило взять и нормальное количество питательной еды, а то бо́льшую часть места в пакете заняли луковые колечки. Только Дарвин был из тех людей, которые не способны выбирать еду. Он всегда проходил мимо полок и позволял еде самой выбирать его.

– Я верну вам полную стоимость, вот увидите, – сказал он продавцу уверенным тоном. – Даю слово.

– Хорошо, мы тебе верим, – ответил мужчина, хоть и не верил: Дарвину было всего девять лет, а в этом возрасте никто не держит обещания. – Больше не возвращайся, хорошо? Тебя ищет полгорода, а нам не нужно лишнее внимание.

– Хорошо. Я больше не приду, даю слово, – пообещал Дарвин и дёрнул ручку двери. Та не открылась. – Даю слово, я за всё заплачу, вот увидите.

– Да-да, иди уже, – произнёс Валиант и нажал на кнопку под прилавком. Раздался тихий щелчок, но дверь не поддалась. – Вот опять, вечно она заедает. Когда срабатывает автоматическое закрытие, дверь потом долго не слушается. Это всё Плуто, долбаный вирус даже в дверь проник. Чёртов Клаус Беккер.

От имени человека, убившего его отца, Дарвин вздрогнул.

В ответ на доброту со стороны Валиантов ему стоило бы выразить благодарность, но он не смог. Дарвин никогда не умел говорить спасибо, сколько бы няня его ни учила. Ему казалось, что сказать спасибо – высшая степень унижения и преклонения, и он ничего не мог с собой поделать. На любую оказанную ему услугу он мог лишь благодарно кивнуть, но никогда не говорил этого вслух. Так он поступил и сейчас. Кивнул слегка, развернулся и ушёл.

На улице светило солнце, толпа людей шла мимо лестницы, ведущей в магазин. Дарвину стало получше. Таблетки старух начинали действовать, и его уже не мутило, как прежде. Даже в туалет хотелось намного меньше. После двух дней питания на помойке он раздобыл настоящую, вкусную пищу, со сроком годности, не закончившимся две недели назад.

Насвистывая мотив любимого трека Томми Балькуды «Сердцеед», Дарвин спустился на тротуар и перебежал дорогу. На другой стороне улицы располагался тихий, укромный переулок, где он мог полакомиться всем, что приобрёл в магазине. Он представлял себе, в каком порядке начнет есть всю еду и сколько именно оставит на потом.

Для начала он съест сэндвич и отведает несколько луковых колечек. Потом попробует одну мармеладку. Халву съест перед сном. Салат и курицу – когда сильно проголодается, а кукурузу – когда упадёт настроение. Надолго этого не хватит, может быть, на двое суток, если он будет себя сдерживать. Зато какие это будут дни… С таким запасом провизии Дарвин решил сдаться Чарльзу Тауэру не завтра, а где-то утром третьего или даже четвёртого дня.

Вдруг на его пути возник старик с длинной седой бородой и палкой в руке. Из-за многочисленных морщин на загорелом и чумазом лице сложно было определить его национальность, но это точно был не европеец. Он был высок и крепок, несмотря на пожилой возраст. Его глаза над узкой переносицей впились в Дарвина, словно хотели пригвоздить к месту. До переулка он не дошёл всего несколько шагов.

– О чём вы говорили с Эриком? – спросил старик с нотками дешёвого портвейна в голосе. Он подошёл вплотную, отчего Дарвин почувствовал вонь старой, давно не стиранной одежды.

– Кто такой Эрик? – спросил он.

– Продавец в магазине «Валиант и Валиант». Усатый такой, похож на джентльмена Викторианской эпохи. О чём вы с ним говорили?

– Ни о чём.

– Ты пытался что-то у него украсть. Я же видел. Ты вошёл в магазин, а затем попытался выйти, но дверь перед тобой захлопнулась. Это происходит здесь каждый день: такие, как ты, постоянно заходят туда, а затем выходят с надписью «Вор» на лбу. Почему же тебе такую не нарисовали?

– А ты подглядывал, что ли? – спросил Дарвин. – Это моё личное дело, я не буду отчитываться ни перед кем, особенно перед старым бомжом в обоссанных штанах.

Лицо старика изменилось. Дарвин не чувствовал страха перед ним, тот был слишком стар и медлителен, чтобы напугать. Он часто встречал таких во всех городах мира. Это был обыкновенный жалкий дед с кучей свободного времени, пытающийся узнать обо всём, что происходит вокруг. Обычно при прогулках по городу Дарвина сопровождал либо Ян, либо сразу несколько телохранителей. Он всегда разворачивал таких любопытных людей в грубой форме. Сейчас же он сделал это на автомате, совершенно забыв, что за спиной у него не стоит несколько человек поддержки.

– Как ты меня назвал, ханзир? – спросил старик, последнее слово он произнёс на незнакомом языке. – Чтобы такой эбэн эль мэтакана называл меня бомжом…

Короткой палкой, которой он опирался о землю, старик ударил Дарвина по руке, державшей пластиковый пакет. Тот выпал, и старик ловко подхватил его. Следом палка угодила Дарвину в живот, повалив на спину. Когда Дарвин поднялся, то увидел лишь спину старика, уходящую вдаль и теряющуюся в толпе, а в свободной руке тот держал его пакет с едой.

Несмотря на боль, Дарвин побежал следом.

– Стой, урод! – кричал он. – Это моё! Отдай!

Это был центр Гибралтара, людской поток здесь двигался с огромной мощью. Дарвин, чья макушка достигала пупа любого взрослого человека, быстро в нём потерялся. Он проскакивал между ног, наклонялся вниз, искал чёрную трость, стучащую по тротуарной плитке. На глаза ему попадались лишь ботинки, лёгкие сандалии и босые ноги. Старик ушёл вместе с его едой.

Четверть часа Дарвин искал отобранное у него сокровище. Он был расстроен даже больше, чем когда ему пришлось бежать из дома через канализацию. Старик забрал у него не просто еду, это был смысл жизни на ближайшие пару дней.

От пережитого шока Дарвин потерял ощущение времени, пространства и собственного самочувствия. Дарвин пришёл в себя бредущим обратно к магазину Валиантов. Ноги вели его туда совершенно независимо от его желания.

Подсознательная часть разума собиралась попросить продавца дать ему ещё один пакет с едой. Сознательная напоминала, что он пообещал не возвращаться. Дарвин остановился посреди улицы, не замечая прохожих, огибающих его с двух сторон. Невидящим взором он водил вдоль улиц и не знал, что ему делать дальше. Кто-то спешащий пнул его сумкой, Дарвин с запозданием посмотрел вслед и не увидел ничего, кроме чувства собственного ничтожества. Дарвин побрёл вместе с толпой, потому что ему нужна была какая-то цель, хотя бы на ближайшее время.

Мимо мелькали улицы, дома и яркие вывески. Реклама лилась изо всех щелей. Толпа на каждом перекрёстке разделялась, как река, и собиралась вновь. На Бентли-авеню перед Дарвином предстал Гибралтарский университет – массивное здание, словно пережившее землетрясение: второй этаж находился под углом к первому, а третий под углом ко второму. Центральное здание соединялось с остальными двухуровневым коридором над пешеходными арками. Его бежевый фасад, покрытый алюминиевыми композитными панелями, выделялся на фоне идеально ровных, ухоженных лужаек. Чуть в стороне располагался небольшой парк с фонтаном в виде огромной головы, пускающей струю воды изо рта. Весь парк заняли студенты, все – и девушки, и парни – носили одинаковую униформу: тёмно-синие шорты с голубой рубашкой. На правой стороне груди у каждого была та же эмблема, что и на центральном здании: белый силуэт головы козла, символизирующий мудрость, на фоне красной буквы «G».

В подсознании Дарвина что-то щёлкнуло, когда он увидел еду, разложенную рядом со студентами. Они сидели на лавках, на разогретых солнцем тротуарных дорожках, на собственных рюкзаках, а также лежали на траве, заложив руки за голову. Вход в парк, в котором располагался университет, не был перекрыт никаким забором, лишь узкой полосой подстриженных кустов и цветочными клумбами. Дарвин перешагнул через них, растоптал несколько светло-красных африканских роз и даже не заметил этого. Его вело чувство голода, сводящее с ума.

– Приносит она мне книгу, а я вижу, что обложка не совпадает по размеру с содержимым, – рассказывал коротко стриженный темнокожий парень, держа половину чесночной булки с пармезаном в руках. Дарвин подошёл к нему и остановился. Его живот урчал, рецепторы в носу жадно впитывали аромат еды, нюх стал чувствительнее, чем у собаки.

– Чего надо? – спросил другой, с бутылкой воды, зажатой между ног. Оба парня смотрели на Дарвина удивлённо. Запах канализации, экскрементов и мусорных баков успел выветриться из одежды, но внешний вид у Дарвина оставался невероятно ужасным, словно он родился уже на помойке.

Ничего не отвечая, Дарвин прыгнул вперёд, как тигр на свою жертву. Парень не успел отреагировать, как его пальцы вместе с булкой оказались во рту у Дарвина. Студент крикнул от боли и удивления, попытался скинуть Дарвина с себя, но не смог – тот был слишком толст. Ему на помощь пришёл друг, оттащив мальчика, но к тому времени булка уже была съедена. Оба студента сильно разозлились, а Дарвин побежал, но не к выходу, а глубже в парк. Ведь там обедали другие студенты, значит, была и другая еда. Парни побежали следом, желая наказать его за такой дерзкий поступок.

– Держите его! – кричали они за его спиной, у них не получалось остановить Дарвина. Несмотря на девятилетний возраст, он весил полцентнера и напоминал пушечное ядро с низким центром тяжести, неумолимо двигающееся к следующей цели.

На краю фонтана обедали три девушки, между ними была постелена небольшая салфетка, на которой лежал пластиковый контейнер с салатом из зелени и томатов черри, заправленный оливковым маслом, а также несколько перепелиных яиц.

Остановившись лишь на секунду, Дарвин схватил правой рукой всё, что было в контейнере, а левой – сразу несколько яиц, засунув их в рот вместе со скорлупой, быстро прожевал, а следом отправил салат. Хозяйку еды он задел плечом, и она упала в воду. Другие девушки застыли на месте, не понимая, что им делать.

До следующего лагеря с едой Дарвин не добежал. Двое парней наконец вцепились в него, схватили за загривок и в таком положении выпроводили за территорию университета. Там они так сильно его толкнули, что Дарвин упал на тротуар, ободрав ладони с коленями ещё сильнее, но это не уменьшило его довольства. Он поцарапал горло острой скорлупой, чуть не подавился помидором и всё равно улыбался. Он лежал посреди улицы на спине, а люди ходили вокруг него с осуждающими лицами и тихими упрёками. Так Дарвин пролежал целую минуту, давая людскому потоку огибать его, как ручей, наткнувшийся на камень.

Начинало темнеть, и вместе с тем на город медленно наступал холод. Дарвин не хотел оставаться на одном месте, поэтому место для ночлега каждый раз выбирал новое. Сегодня он остановился под эстакадой самой большой трассы города – Федекс-роуд, принадлежавшей «Гермесу», дочерней компании «Транстека». Куда ни глянь, повсюду виднелись логотипы и названия, принадлежащие его корпорации. Это согревало его разум, который нуждался в тепле ничуть не меньше, чем тело – в одеяле.

В этом месте собралось самое большое количество бездомных по сравнению с любым другим местом, где он когда-либо бывал. Их было около двухсот в зоне видимости и ещё тысячи за её пределами. Их самодельные палатки и жилища растянулись на километры под мостом. Кое-где горели костры, на длинных верёвках повсюду сушилась одежда, что было удивлением для Дарвина – он думал, что бездомные не стирают одежду. Все бетонные стены были исписаны граффити, в основном неразборчивыми надписями на разных языках. У одного из бродяг на коленях лежал ноутбук, на котором он что-то печатал, у другого в руках была гитара без одной струны, из которой лилась на удивление приятная музыка. Некоторые из бездомных были голые по пояс и загоревшие сильнее, чем местные марокканцы, другие носили вещи невероятной изношенности, будто сделанные ещё в эпоху Великого переселения народов.

На шалаше одного из бездомных стоял значок «Пангеи» с адресом страницы. Дарвина заинтересовало, какое количество подписчиков было у этого парня и какие именно фотографии он выкладывал, пользуются ли они спросом; он решил обязательно посмотреть на его профиль, когда вернёт телефон.

Чуть в отдалении играла музыка из магнитофона с антенной. Там горел огонь, и несколько человек сидели кругом, а в центре танцевала вальс пожилая пара в лохмотьях. Бродячая собака без ошейника и намордника ткнулась носом в руку Дарвина, посмотрела на него любопытными глазами и пошла дальше. Внезапно он вспомнил Лео, которого застрелили в их доме, и слёзы навернулись на глаза.

Что больше всего удивило Дарвина: ни у кого не было носков. И у тех, кто носил старые поношенные ботинки, с отклеившейся подошвой, и у тех, на ком были почти новые кроссовки, – у всех были голые лодыжки. Кожа на их ступнях, должно быть, представляла собой одну сплошную мозоль.

Один из бездомных расположился прямо в канализационном люке. Там у него был склад консервов и литровых банок с овощами. Рядом стояла грязная кружка с остатками не то варенья, не то очень старого компота. Два человека неподалёку играли в шахматы, а за партией следила женщина с фиолетовым синяком под глазом, в руках у неё был мундштук золотистого цвета, с помощью которого она курила тонкую дамскую сигарету.

Повсюду стояли пустые бутылки из-под всех видов алкоголя, которые существовали в городе. Из них можно было бы построить целый стеклянный дворец с башнями и подвесными воротами.

По всему так выходило, что Дарвин сейчас тоже не имел дома, но ставить себя на один уровень с ними не собирался, ведь он бродяжничает не по своей воле. Дарвин даже не хотел, чтобы его видели вместе с ними, грязными, оборванными, у которых изо рта наверняка воняет хуже, чем от прогнившей рыбы. Несколько человек заинтересованно оглянулись на него, а Дарвин в ответ на эти взгляды выпрямился и поднял голову, чтобы показать: он выше их. Даже смотреть на него им не дозволено.

Несмотря на чувство собственного превосходства, он все же устроился под мостом. Это место слишком хорошо подходило для ночлега, чтобы пройти мимо. Здесь не было ветра, да и машина полиции, изредка проезжающая по улицам города, не обратит на него внимания. Дарвин расположился у массивной опоры моста, присел на старое ведро с пробитым дном, упёр локти в колени, а голову положил на ладони. В такой позе он и стал ждать ночи.

Из магнитофона звучала песня «Лестница на небеса», исполнителя которой ему не удавалось вспомнить. Тихая и спокойная. Несколько бездомных неподалёку рассказывали друг другу анекдоты и смеялись. Ближайший бродяга сидел с каменным лицом и закидывал в рот орехи из пакетика.

При взгляде на это у Дарвина заурчал желудок. Салат и небольшой кусок булки быстро переварились, и чувство голода снова напомнило о себе. Но Дарвин скорее нырнул бы с головой в канализационную реку, чем попросил бы поделиться едой кого-то вроде этих бездомных. Он даже не считал их за людей, хотя понимал, что это неправильно. Люди, выбравшие такой образ жизни, вызывали у него лишь презрение.