Текст книги "Президент планеты"

Канализация. Хлопушка

Посреди ночи в соседней комнате послышался тихий шёпот. Сначала Хи подумал, что ему показалось – его невозможно было отличить от шума кондиционера, позже шёпот повторился громче, и он понял, что прямо за стеной Андрес говорит с кем-то. Хи осторожно вышел на балкон и посмотрел вниз: там сидели солдаты. Они разговаривали, курили, пили чай из термоса. И все с завистью посматривали на соседний особняк, выполненный в минималистичном, но очень дорогом стиле. Одним движением Хи перемахнул через ограду и оказался на соседнем балконе. Он вошёл внутрь и обнаружил, что на кровати лежит Андрес, а под ней прячется Артур. Они что-то обсуждали, но тут же прекратили при его появлении.

– Что вы тут делаете?

– Артур говорит, что сможет сделать бомбу, – ответил Андрес.

– Бомбу? – удивился Хи. – Из чего? И, главное, для чего?

– Из сахара, жидкого кислорода и пятновыводителя с аммиаком, – ответил Артур. – Мы взорвём стену в подвале и сбежим через канализацию.

– А где ты возьмёшь кислород?

– Я видел аппарат ИВЛ в кладовке наверху, наверное, для Эдуарда приготовили. Ему же было сто четыре.

– Откуда ты знаешь, как она делается? – усомнился Хи.

Снаружи послышались шаги, кто-то прошёл мимо двери, немного задержавшись. Все трое на минуту замолчали.

– В смысле, откуда? Из интернета. Мы с друзьями взрывали мебель в старых заброшенных домах в основном. Иногда отправляли канализационные люки высоко в воздух.

– А ты уверен, что наш дом не развалится?

– Уверен, – сказал Артур.

– Часто уверенность порождается невежеством, нежели знанием.

– Не развалится, если сила уйдёт куда надо. Там кирпичная стена в половину толщины, причём не сплошная, а просто заложенный проём. Она разлетится, как одуванчик. Думаю, здесь под всеми домами одинаковая коммуникация. Пойдём вдоль канализационных труб по улице и выберемся в коллектор. Если повезёт, то выйдем за стеной.

– Мне это совсем не нравится, – сказал Хи. – Самодельную бомбу трудно сделать нужной взрывной силы. Она получится либо слишком слабой, и нас снова запрут в комнатах, либо слишком сильной, и потолок в подвале обрушится.

– Мне тоже не нравится, – ответил Андрес. – Но ничего другого придумать не могу.

– Эту самую стену я разберу кирпич за кирпичом с помощью зубила. Сначала сотру в порошок раствор, а потом достану их все и сложу рядом, – предложил Хи.

– И сколько у тебя уйдёт времени на это?

– День-два.

– Не годится, – ответил Артур. – Даже если это займёт несколько часов, они услышат шум и увидят, что ты делаешь, вход в подвал будет закрыт. Мы вообще не должны ходить туда до тех пор, пока не будем готовы сбежать, чтобы не вызывать лишнего подозрения.

– Как ты не понимаешь? Это же бомба, не петарда и не салют. Если получится слишком сильной и стена при этом не рухнет, взрывная волна выбьет дверь в подвал, и мы в лучшем случае оглохнем. Всем же придётся быть рядом, чтобы успеть пройти через проход. Лилии, Анетте, Елизавете.

– Иногда наступает момент в жизни, когда нужно довериться другому человеку, – ответил Артур. – Доверься мне и не задавай вопросов. Лучше собери к этому моменту одежду и припасов на всех.

В ответ Хи кивнул. Нерешительно, со вздохом. Быстрый способ ему нравился гораздо меньше, чем тихий. Они собирались взорвать стену в подвале, а давящее ощущение слабости в груди было таким сильным, словно они хотели взорвать бензоколонку, находясь внутри неё.

– Взрыв будет в двенадцать часов дня, плюс-минус две минуты, – сказал Артур. – Я не смогу сделать точный запал. Придётся по старинке, сигаретой. К этому моменту все должны быть неподалёку от подвала, желательно с закрытыми ушами и открытым ртом.

– Постарайся не взорвать дом, – сказал Хи и отправился обратно на балкон. – Если потолок обрушится, никто никуда не убежит.

Всю оставшуюся ночь он ворочался с боку на бок, так и не уснув. Перед глазами стоял Чарльз Тауэр, ехидный, самодовольный, и пёс Лео с навсегда закрытыми глазами. Пёс жил в этом доме намного дольше, чем Хи. Ему было уже двенадцать, что делало его глубоким стариком по собачьим меркам, но он по-прежнему делал свою работу, защищал членов семьи, даже когда они сами хотели себе навредить. Когда Андрес принёс в кармане несколько таблеток экстази, Лео облаял его и не пустил в дом. В тот раз Хи зауважал пса за его крепкую преданность.

Под утро Хи заснул, и два часа ему снились беспокойные образы. Он открыл глаза с восходом солнца, самым первым в доме. Спустившись вниз, где сидела утренняя смена охраны, сел в кресло у окна. Пса в доме больше не было, только кровавое пятно у рояля говорило о том, что произошло. Дом постепенно оживал: сначала появился уборщик Кармакс с тряпкой в руках и повар Жюсьен, затем вышли Лиза, Андрес и недоумевающий Стас, потерявший Артура.

Вскоре наверху появился Дарвин, он потягивался и зевал, его белая майка с принтом какого-то рэпера приподнялась, оголяя живот. Для своих девяти лет Дарвин был слишком крупным: он весил пятьдесят девять килограммов, хотя, когда его усыновили, он был очень худым. Обилие еды и комфортная жизнь превратили его в толстяка. Его щёки занимали основную часть лица, шеи не было, а грудь была больше, чем у любой девочки в его возрасте. Когда он ходил, то качал бёдрами, а руки разводил в стороны.

В нерешительности Дарвин остановился на верхней ступеньке лестницы и посмотрел вниз. Что-то на первом этаже было не так, как обычно, но он не мог понять что. Водил взглядом влево-вправо и обрабатывал данные медленно, как старый компьютер. Сначала он заметил слишком большое количество охраны в сером камуфляже и удивлённо спросил:

– Папа приехал?

А потом сам себе ответил:

– Он же погиб.

Затем взгляд Дарвина упал на красное пятно у фортепиано.

– Здесь что-то разлили? – спросил он.

– Сынок, иди сюда, – позвала его Лиза, и Дарвин направился вниз. Его огромные ноги передвигались очень медленно, а рукой он держался за перила. Хи был уверен, что без помощи рук Дарвин не сможет спуститься и просто скатится вниз, как шар. И ничего при этом не ушибёт.

Девочки наверху продолжали спать, и Хи надеялся, что они успеют проснуться к двенадцати часам, иначе придётся кому-то их будить. Артур появился со стороны кухни, Хи отчётливо видел, как открылась и закрылась дверь в подвал. Он был спокоен и расслаблен. Встретившись взглядом с Хи, он коротко подмигнул.

Чтобы отвлечься, Хи повернулся в сторону бара и включил телевизор. Одна из стен, до этого выглядевшая как расписанное Аней полотно, ожила и предложила к просмотру несколько передач в прямом эфире, спорт, каталог телешоу и целый архив фильмов на любой вкус. Почти всё из этого было платным, за исключением того, что вышло до две тысячи шестнадцатого, так как с тех пор прошло восемьдесят лет и закон о защите авторских прав перестал на них действовать. Хи выбрал свой любимый фильм – мелодраму «Ирландский посол» с Луизой Миллер и Генри Хиллом в главных ролях. Эта история заставляла его плакать каждый раз, когда герои в жёлтых шарфах встречаются на ледовом катке.

Телевизор долгое время сопротивлялся пульту, последнее время вообще все телевизоры ведут себя очень странно. Не только в этом доме. Главную актрису с помощью меню Хи заменил на другую – Ниу Гэн, а Генри – на Чонгана Лэй, так как больше любил фильмы с китайскими актёрами. Он считал европейцев менее выразительными. К тому же Луиза была весьма посредственной актрисой, и даже нейросети не могли натянуть ей эмоции до нужного уровня. А актриса Ниу Гэн приходилась Хи двоюродной племянницей, и он при просмотре любого лёгкого фильма всегда ставил её на главную роль.

Следуя указаниям, нейросеть мгновенно заменила внешность актёров, их имена и даже название фильма. Теперь в кадре была Ниу с Чонганом, и смотрелись они естественно, словно фильм изначально снимали с этими актёрами. В заголовке теперь стояло название «Китайский посол», а главный герой прибыл не из Дублина, а из Пекина.

Сегодня Хи лишь делал вид, что смотрит фильм, а сам краем глаза следил за всем, что происходит в доме. Дарвин плакал, он любил своего мастифа и больше всех о нём заботился. Андрес сидел на диване с Лилией, они о чём-то говорили. Аня помешивала ложкой суп и, похоже, совсем не собиралась его пробовать.

В одиннадцать часов они собрались в зале вокруг стола, к тому времени фильм завершился, но Хи не плакал – он пропустил большинство сцен. Они обсуждали возможность подписания документа и остановились на том, чтобы Чарльз Тауэр шёл в задницу. Определённо. Именно туда ему и дорога.

Конечно, они говорили не всерьёз. Видимо, кто-то из охраны поделился их разговором, так как через четверть часа появился сам Тауэр. Он был взбешён и хромал на своей трости больше обычного. Входную дверь он открыл резким рывком.

– Пусть идёт в задницу, да? – прошипел он. Чарльз был очень зол, казалось, он начнёт извергать лаву из задницы. – Вы думали, я буду с вами шутить? Скоро вы пожалеете, что не родились дохлыми.

Таким злым они его ещё не видели, хотя настроение у него всегда менялось за долю секунды. Казалось, вены на его лбу лопнут от перенапряжения, а глаза выскочат наружу и покатятся по полу. Лицо покраснело, будто его выварили в кипятке, руки дрожали.

– Капитан, – приказал он мужчине в форме с мёртвыми глазами, – достать дубинки и избить младшую. Превратите её в кусок кровавого фарша. Но оставьте правую руку, мне ещё нужна её подпись. Нет, не её, – передумал он. – Старшую. Эту куклу Барби. Сделайте так, чтобы её лицо превратилось в картошку.

Краем глаза Хи заметил, как Стас расстёгивает кобуру под мышкой. «Пожалуйста, не надо, – мысленно прошептал он. – Ты же ничего не добьёшься». По глазам Стаса Хи видел: тот, кто захочет ударить Лилию, больше не жилец.

Капитан мгновенно подчинился, он достал из-за пояса резиновую дубинку, это же сделали ещё трое солдат рядом с ним. Хи поднялся из-за стола, он сжимал в руке фарфоровую статуэтку добермана.

– Пожалуйста, не надо, – взмолилась Лиза. – Она же ничего не сделала. Мы всё подпишем.

– Слишком поздно, – возразил Тауэр. – Я хочу посмотреть, на кого она станет похожа после обработки.

Один из солдат занёс дубинку для удара, сидящая на стуле Лилия была прямо под ним. Похоже, Хи единственный видел, как Стас поднимает лёгкий пистолет марки «Рузвельт»… Прогремел выстрел, оказавшийся неожиданностью для всех, и в голове солдата появилась крохотная дырочка прямо над левым ухом. Прогремел второй – и следом за первым солдатом упал второй. Остальные бросились в укрытие, но выстрелы уже было не остановить. Третий солдат получил пулю в сердце прямо в полёте. Капитан упал замертво, так и не успев оглянуться. Чарльз Тауэр получил пулю в грудь, но ещё живой спрятался за колонну.

– Чёрт, меня подстрелили! – выдавил он, глядя, как кровь вытекает из груди, в области правого лёгкого.

Оставшиеся солдаты подняли оружие почти одновременно. Стас прыгнул за барную стойку и откатился подальше. Пока пятнадцать стволов превращали бар в решето, Артур побежал в подвал и вернулся оттуда с металлическим контейнером для смешивания напитков, от которого отходил провод, прикреплённый к выключателю и аккумулятору от электровелосипеда. Всё было перемотано изолентой.

Солдаты заметили Артура и прекратили огонь. Парень выглядывал из-за колонны, держа перед собой прибор как защиту.

– А-а, помогите же мне кто-нибудь, – продолжал стонать Тауэр.

– Всем стоять, – приказал Артур. – Одно лишнее движение, и эта штука уложит нас всех.

Возникла тишина. Лиза, солдаты, Стас – все смотрели на прибор и не понимали, что это такое и каким образом оно должно всех остановить.

– Мы с Артуром сделали эту бомбу ночью, – подтвердил Андрес, говоря невнятно, потому что язык опух – он прикусил его вчера во время избиения дубинками. – Там два килограмма в тротиловом эквиваленте. Только шевельнитесь, ублюдки, я вам обещаю, только шевельнитесь.

Военные направили на него оружие, но ничего не делали – их капитан успел уйти на тот свет, убитый пулей в спину. Лиза смотрела на штуку в руках у сына и гадала, правда ли у него в руках взрывчатка или это лишь хитрый ход, чтобы выиграть время.

– Пошли все вон, – скомандовал Артур. – А этого оставьте. – Он указал на Тауэра, лежащего на полу и пытающегося вернуть воздух обратно в лёгкие, пузырями выходящий из дырки у него в груди.

– Как мы узнаем, что она настоящая? – спросил один из «бешеных псов». Его голову закрывала маска, но по голосу было слышно, что он молод.

– Ты этого не узнаешь, пока я не нажму на кнопку, – продолжал блефовать Артур: у него в руках была взрывчатка мощностью всего в двести граммов тротила, а не два килограмма, как соврал Андрес. К тому же в ней совсем не было картечи. В таком просторном помещении с большими окнами она могла бы только оглушить ненадолго. Но остальным это знать было не нужно.

В нерешительности военные начали пятиться к дверям.

– Постойте, заберите меня, – попросил Тауэр.

– Ты останешься здесь, дедуля, – ответил Андрес и вытащил из-за пояса мёртвого капитана дубинку. –   Я хотел тебе кое-что показать.

Военные вышли из дома все до последнего. Больше ни одного человека в сером камуфляже не осталось в здании. Лишь их злобные лица продолжали мелькать за окнами.

– Вставайте, – Артур начал поднимать остальных с пола. – Все в подвал.

– Зачем нам в подвал? – спросила Лиза, но ответа не дождалась.

Пока семья спускалась в подвал, Андрес поднял дубинку и несколько раз хорошо ударил Чарльза по разным частям тела, но тем не менее не нанёс таких серьёзных повреждений, какие нанесли ему. Напоследок Андрес плюнул на Чарльза и побежал за остальными.

Внизу Артур уже таскал мешки с песком и цементом к кирпичной перегородке. Он хотел изолировать взрыв, чтобы волна была направлена в нужную сторону. Рядом стояли две кувалды на случай, если взрыва окажется недостаточно.

– Мальчики, что вы задумали? – спросила Лиза.

– Мы сбежим через канализацию, – ответил Артур.

– Канализация, фу, – застонал Дарвин, его воротило от одной мысли о том, что надо будет передвигаться под землёй.

– Пожалуйста, все выйдите из подвала, закройте уши и произносите без перерыва звук «а».

Всё происходящее казалось сном. Хи знал семью Келвин уже несколько лет и даже не думал, что однажды они станут заложниками в собственном доме. Они производили впечатление хозяев мира.

Вместе они положили взрывчатку к стене на уровне одного метра и придавили её мешками, выключатель примотали длинными проводами и вывели наверх из подвала. В коридоре между кухней и подвалом стояло четырнадцать человек: шесть из семьи Келвин и восемь человек обслуги, включая самого Хи.

– Всем приготовиться, – приказал Артур и нажал на кнопку.

Люди зажмурились и напряглись, будто ожидали ядерного взрыва. Внизу раздался хлопок – любой из выстрелов звучал громче, чем этот взрыв внизу. Когда Хи спустился, не заметил никакой разницы: мешки как лежали у стены, так и остались. Если бы не звук, он бы подумал, что бомба не взорвалась.

– Не сработало? – спросила Аня.

– Мешки направили взрыв куда надо, – ответил Артур. – Сейчас посмотрим, насколько он был эффективен.

Стены позади мешков не оказалось, она разлетелась на несколько крупных кусков кирпичей, склеенных между собой цементным раствором. В доме наверху снова раздались шаги: сквозь окна военные увидели, что в холле никого нет, и пришли забрать Тауэра, а заодно посмотреть, куда все делись.

– Сюда, – скомандовал Артур.

Все, кто был в подвале, начали пролезать сквозь новообразовавшийся проём. Дарвин поцарапал щёку об острую кромку кирпича: он всегда был довольно неуклюжим. Последними остались Хи, Андрес и Артур. Чуть в отдалении стоял Стас. Он хотел убежать, но не мог бросить Артура без прикрытия.

– Я разолью бензин на пол и подожгу, – сказал Артур и указал на две канистры, стоящие на самом верху лестницы, возле выхода из подвала.

– Я ему помогу, – сказал Хи и повернулся к Андресу: – А ты беги.

Шаги наверху стали ближе, военные искали их по всему дому, но пока не догадались спуститься в подвал.

– Они в подвале, кретины, – послышался стонущий голос Чарльза Тауэра. – Проверьте подвал.

Не теряя ни секунды, Хи бросился держать дверь, а Артур за канистрами. Внутри не было ни щеколды на двери, ни любого продолговатого предмета, чтобы запереться, вставив его между ручкой и полотном. Пришлось держать дверь руками. Сначала «псы» с той стороны попробовали аккуратно нажать на неё, а когда поняли, что её держат, начали давить всем весом. Когда и это не получилось, кто-то из них достал пистолет и выстрелил несколько раз. К счастью, Хи понял, что они собираются воспользоваться оружием, поэтому спустился вниз секундой раньше. Там Артур уже залил весь пол бензином. Хи прошлёпал по луже, и теперь все его ноги по щиколотку были в горючей смеси.

Дверь наверху распахнулась, в полумраке подвала появилось светлое солнечное пятно, кривое от теней спускающихся «псов». Андрес достал отцовскую зажигалку «Голдблюм» за двенадцать тысяч долларов и приготовился поджечь. «Псы» застали Артура с канистрой в руках, первый из них выстрелил, и пуля вошла Артуру в ногу.

Дальше случилось то, чего Хи даже не мог представить. Он видел всё со стороны и успел рассмотреть как следует. Артур, уже стоящий в коридоре за разбитой стеной, корчится от боли в ноге, падает на колено, остатки бензина из канистры выливаются на него самого. Он находит в себе силы и кидает эту канистру внутрь подвала. Андрес без задней мысли зажигает огонь и бросает его следом. Зажигалка летит по кривой траектории и проделывает три вещи: поджигает Артура, взрывает пустую канистру прямо в полёте, падает на пол и поджигает весь подвал. Ноги трёх «псов» оказываются в огне, и они в спешке бегут обратно в дом. Одного из них настигает пуля Стаса, попав прямо между лопатками.

Непонимающий Андрес смотрит, как Артур катается по полу и пытается снять с себя горящую одежду. Хи снял с себя майку и бросился бить ею Артура, а затем закрывать его сверху, но она была слишком маленькой, чтобы перекрыть доступ кислорода. На Хи была лишь эта майка и узкие хлопковые штаны. К нему присоединился и Андрес, но его майка была ещё у́же – он любил покрасоваться своими мышцами. Они старались закрыть Артура со всех сторон, но огонь всё горел и не собирался гаснуть.

Вокруг начинал подниматься дым и запах горелой плоти. Однажды Хи уже надышался дымом до слуховых галлюцинаций и не хотел, чтобы это повторилось вновь.

Артур стонал и пытался ворочаться с бока на бок. К тому моменту, когда они победили огонь, на голове Артура не осталось волос, лишь расплавленные завитки, слившиеся в одну чёрную массу. Его лицо и руки стали полностью красными и облезли, вся кожа покрылась волдырями, глаза бегали из стороны в сторону. Стас, телохранитель Артура, смотрел на это широко раскрытыми глазами. Он сам оказался лишь мальчиком, когда дошло до реального столкновения.

– Держись, мы отвезём тебя к врачу, – сказал Андрес. Вместе с Хи он осторожно подхватил Артура и понёс вдоль канализации. Стас бежал впереди, проверяя дорогу.

Чем дальше они продвигались, тем сильнее вонь била в нос. Тут и там бегали крысы, прячущиеся при их приближении. Никого впереди не было видно. Все, кто прошёл перед ними, затерялись в сети туннелей. Слышались выстрелы – это «псы» наверху догадались, что они ушли через канализацию, поэтому побежали вдоль дороги, стали открывать люки и заглядывать вниз.

Они передвигались совсем медленно. Артур, повисший на руках Хи и Андреса, шагал очень неуверенно, то и дело пытался потерять сознание.

– Мне так больно, – повторял он. – Отпустите меня, пожалуйста.

– Держись, – подбадривал Андрес. – Скоро мы окунём тебя в холодный душ, будешь наслаждаться.

Позади них поочерёдно открывались люки, кто-то заглядывал вниз и затем кричал: «Чисто!» Преследователи приближались, и в очередной раз люк открылся прямо у них над головой. Вниз опустилась голова в серой фуражке, взглянула на них и прокричала: «Они здесь!» Хи и Андрес, левая рука которого распухла, потащили Артура в боковой проход, но не успели пройти и десяти шагов. Пули застучали по голому бетону, и одна из них с чавканьем угодила Артуру в затылок. Тело его обмякло.

– Артур, ну чего ж ты… – прошептал Андрес.

– Надо бежать! – крикнул Хи, и они рванули, оставив обгоревшее тело Артура позади.

Гибралтар. Толстый футболист

Впервые в жизни Дарвин пожалел, что не умеет бегать. Обе его сестры умчались далеко вперёд, и он видел лишь их спины. Даже мама на девятом десятке и пожилой уборщик с признаками умственного расстройства передвигались быстрее него. Он слышал тяжелые шаги по асфальту над головой: вооружённые люди носились по поверхности и искали его. Для него такое было в новинку, он боялся, и это ощущалось физически: непонятный холод наполнял его изнутри, делая его ещё более тяжёлым, чем он есть.

Вокруг было темно, освещение поступало лишь через дыры для дождевого слива на поверхности. Когда становилось особенно темно, Дарвин доставал свой «Самсунг Юниверс шестнадцать», отделанный рубинами и редким жёлтым кварцем, и освещал им дорогу. Он бежал по узкой тропе рядом со смердящей рекой из отходов. Воняло так, что он мог бы потерять сознание, позволь себе дышать чуть глубже. Телохранитель Ян, шестидесятилетний бывший военный, подгонял его сзади и всячески подбадривал.

– Дыши ровно, а не то через сто метров выплюнешь лёгкие, – говорил он и плевал на пол. Голос у него был скрипучий, прокуренный, будто кто-то водит медиатором вдоль струн.

Где-то вдалеке слышались выстрелы. Дарвин старался их не замечать. Его усыновили в четыре года, он ещё помнил свою старую семью наркоманов. Мама-наркоман и папа-наркоман любили друг друга больше всего на свете, а о нём постоянно забывали. Когда их лишили родительских прав и его взял к себе Эдуард, Дарвину казалось, что дни одиночества и голодания навсегда позади. Теперь он будет купаться в любви, как оладушек в сиропе. И вот он, в шортах выше колена и футболке, скрывающей талию, в лёгких тапках и с взъерошенными волосами, идёт по канализации прочь от людей, которые хотят его схватить.

Ряд бегущих растянулся на сотню метров, и, когда над головой начали открываться люки, они разделились на несколько групп. Все побежали в разные стороны, это же сделали и Дарвин с Яном. Они бежали вниз по склону, ручеёк испражнений в этом месте превращался в бурную реку с порогами. Все замки на решётках были сорваны: кто-то из впереди идущих телохранителей срезал их болторезом. Несколько раз они миновали датчики движения, светящиеся красным, увидели несколько разбитых камер видеонаблюдения.

Судя по времени в пути, они наверняка покинули границу посёлка. Канализация соединялась с коллектором Гибралтара лишь одним узким коридором. Это сделали для того, чтобы протестующие не смогли пролезть под стенами во время штурма. Здесь же была установлена взрывчатка на случай, если понадобится обрушить проход и окончательно отделить посёлок от внешнего мира.

– Я больше не могу, – сказал Дарвин и остановился. Его сердце стучало, отдавалось в голове, в глазах стало темно. Пот со спины стекал таким обильным ручьём, что носки промокли. – Я больше не могу. Я не солдат, не могу столько бегать. Пусть приходят и забирают меня, я сделаю всё, что они скажут.

Вместе с Яном он остановился на середине пути, и они посмотрели друг на друга. Дарвин всегда знал, что телохранитель его не любит: это понималось по тому, как тот на него смотрел. Это был взгляд мужчины, видящего перед собой размазню. Но Дарвину было уже всё равно, он слишком сильно устал и не мог отдышаться.

– Твоя семья бы этого не хотела, – ответил Ян.

– И что ты мне прикажешь делать? – разозлился Дарвин. – Ты же видишь, я не могу больше бежать.

– Сдаться хочешь? Остановиться прямо сейчас?

– Да, именно этого и хочу.

– Отдать негодяям наверху всё своё состояние? – спросил Ян.

– Да, – ответил Дарвин, но на этот раз не так уверенно.

– Развалить империю, которую твой отец строил всю свою сознательную жизнь?

– Да, – проговорил Дарвин совсем не уверенно.

– Подарить им всё это только потому, что ты устал и больше не можешь бежать?

– Нет.

– Тогда ты должен бороться, дай им отпор. Покажи, что ты мужчина, что ты чего-то стоишь. Пусть увидят, что они зря связались с тобой, пусть пожалеют, что однажды пришли в дом семьи Келвин с оружием.

– Да, так и сделаю, – ответил Дарвин, чувствуя прилив воодушевления, к сожалению, физических сил это не добавляло.

– И как ты этого добьёшься? – спросил Ян.

– Я найму армию в три раза больше, чем эта, нет, в десять раз больше. И моя армия придёт в дом каждого, кто сегодня был у меня, и заставит их всех бегать по канализации до тех пор, пока не упадут от усталости или от вони.

– Вот это отличный план, – подтвердил Ян. – А теперь достань телефон и вытащи из него аккумулятор.

– Зачем? – спросил Дарвин и сразу догадался: – А, я понял. Только аккумулятор в нём несъёмный.

– Это плохо.

– Хочешь, я его выкину?

– Нет, – возразил Ян. – Мы продадим его. Нам нужны деньги.

Они снова побежали по канализации, и на этот раз Дарвина подгоняла злость. Он и не знал, что она может придавать столько сил. Чем больше он уставал, тем больше злился, тем сильнее хотел выбраться отсюда всем назло.

Кажется, они окончательно потерялись. Вокруг никого не было слышно: ни преследуемых, ни преследователей. Лишь они одни вдвоём на весь коллектор. Ян шёл сзади, и его выгоревшее лицо с веснушками мелькало в лучах солнца. Он был худ, невысок, но производил впечатление гораздо более сильного человека, чем телохранитель Лилии, у которого в плечах могло поместиться два Яна.

Так прошёл час. Они всё шли, и шли, и шли. Старались держаться тех ответвлений, где был ветер и солнечный свет. Дарвину это даже нравилось, в своих фантазиях он героически преодолевает все препятствия, посланные ему недругами, чтобы однажды вернуться и победить всех с помощью каратэ. Он настолько воодушевился и погрузился в мечты, что за каждым поворотом ожидал увидеть комнату, где живут черепашки-ниндзя с их бессменным учителем.

Дом потерял Дарвин, но почему-то Ян выглядел гораздо печальнее. Телохранитель и раньше был неразговорчивым, а сейчас полностью погрузился в себя. Так он шёл, уставившись себе под ноги, и не заметил железной трубы точно на уровне его лба.

Наверху послышались машины, значит, Дарвин с Яном достигли города. Сквозь решётки дождевых сливов – дождь в Марокко бывает раз в два года – они видели людей в платьях и лёгких рубашках.

Со временем вонь стала настолько невыносима, что они решили выбраться наружу. По приставной лестнице они поднялись и отодвинули люк в сторону. День мгновенно ослепил их. Солнце стояло в зените, и его лучи ощущались на коже горячими прикосновениями, хотелось как можно быстрее уйти в тень. Их окружал Гибралтар, построенный посреди пшеничных полей и одной стороной примыкающий к подножию горы Бо Насер. Они выбрались наверх между домами жилого квартала, Ян поднялся и помог выйти Дарвину. На выходе их встретил старый выпивоха с бутылкой, завёрнутой в бумажный пакет. Он был настолько пьян, что его попытка поздороваться прозвучала как «Добр дэнь».

Неожиданно Дарвин осознал, что денег у него сейчас ничуть не больше, чем у бездомного. У него, как и у всех людей, был вживлён в ладонь чип с привязкой к банковскому счёту, к айди, к телефону, к замкам, ко всему, что контактировало с человеком и предоставляло какие-либо услуги. Он мог бы снять наличные в любом банке, но его отследили бы быстрее, чем кассир открыл бы кассу с наличными.

Сразу же как появилась связь, на телефон пришло сообщение о восьми пропущенных, и вслед за этим раздался звонок. Звонила мама:

– Дарвин, ты в порядке, тебя не ранили? – спросила она запыхавшимся голосом. Кажется, люди по ту сторону трубки до сих пор куда-то бежали.

– Нет, мы целы. Нас с Яном отделили, пришлось убегать одним, сейчас мы идём…

– Ничего не говори, – прервала его Лиза. – Уверена, нас подслушивают. Просто знай, что скоро мы выгоним негодяев из дома и всё снова станет хорошо. Побудь пару дней с Яном, пока мы не найдём выход, хорошо?

– Да, мам.

– Я тебя люблю, сынок.

– И я тебя, мам.

– Избавься от телефона как можно скорее, – в трубке послышался голос Лизы, сдерживающей слёзы, и у Дарвина самого глаза стали мокрыми.

Связь прервалась, но перед этим он успел услышать голос Лилии, она что-то говорила про Андреса. Дарвин ещё некоторое время не мог прийти в себя, он вытирал глаза рукавом футболки, колени тряслись. Ян стоял рядом. Он не слышал разговор, но догадывался, о чём шла речь.

– Что она сказала? – спросил Ян.

– Они скоро выгонят всех из дома, и мы вернёмся.

– Так и будет, – подтвердил Ян. – У твоей мамы очень много друзей, они помогут. Сейчас надо побыть одним, подождать, пока всё наладится. Два или три дня, неделя максимум.

– Хорошо.

– Ты будешь молодцом? Продержишься пару дней?

– Да, – ответил Дарвин, по-прежнему вытирая слёзы.

– Молодец, а теперь пойдём, и будь осторожен – в Гибралтаре нельзя расслабляться.

Удивительно, что Дарвин ни разу не посещал этот город, хотя прожил здесь больше пяти лет. Аэродром находился в другой стороне, и его семья всегда путешествовала в дальние страны, а не в ближайшие места.

Когда он впервые приехал в посёлок после голодных бунтов, ему было три года, и он мало что запомнил об этом времени, но у него в памяти отчётливо отпечатался силуэт города, ещё совсем маленького на тот момент. С тех пор Гибралтар расширился до невероятных размеров и тянулся до самого горизонта. Это был самый быстрорастущий город на данный момент.

Он даже внешне отличался от остальных городов – в нём дронам разрешалось летать по улицам, поэтому всё пространство между домами было заполнено тысячами жужжащих механизмов. Они доставляли еду и почту для каждого из сорока пяти миллионов жителей. Непрерывный шум миллионов пропеллеров без перерыва раздавался по городу, и для многих жителей не отличался от звуков природы. Порой дронов становилось так много, что они закрывали небо, ни разу при этом не столкнувшись.

Несмотря на то что Гибралтар находился в низине, своими пиками он превосходил высоту посёлка. Весь центр города был усеян небоскрёбами, ближе к окраинам находились обычные дома высотой в десять – пятнадцать этажей. Зелёных зон было совсем немного.

Вокруг говорили на самых разных языках. Помимо родного русского, на котором говорили оба его родителя, няня Финес научила его английскому и некоторым выражениям на испанском. Но таких языков, как в этом городе, он не слышал даже в фильмах. Казалось, говорившие не используют язык вовсе, а произносят звуки остальными частями гортани. У парней в чёрных рясах получались харкающие звуки, будто они хотят сплюнуть. Продавец за стойкой с хот-догами говорил так эмоционально, будто ему только что упала гантель на ногу. У девушек с рюкзаками, на которых стояла эмблема Гибралтарского университета бизнеса, язык состоял из одних гласных, а волосатый и небритый певец с гитарой пел на перекрёстке песню так пугающе, словно его язык изобрели для одного из фильмов ужасов.