Текст книги "Три цвета крови"

Глава 17

Они сидели за столом, склонившись над планом, внимательно уточняя последние детали.

– Значит, действуем как договорились, – подытожил Груодис, – Мирослав и Никита, переодетые в форму офицеров милиции, будут ждать вот на этом подъеме. Энвер будет стоять на проспекте у светофора. Ты убежден, что подойдешь к офицеру ГАИ достаточно близко?

– Он мой знакомый, – кивнул Энвер, – конечно, подойду. Вы выучили слова, которые я говорил вам?

– Да. Разница в акцентах. Я еще два дня попрактикуюсь.

– Вы хорошо знаете турецкий, – одобрительно сказал Энвер, – но это может сказаться на вашем произношении. Азербайджанский язык мягче. И в нем больше русских и персидских слов, а в турецком – французских.

– Я помню. – Груодис кивнул. – Мирослав, что у нас по кандидатурам? Ты уже определился?

– Мы наметили троих, – у Купчи было бесцветное лицо и заурядная внешность филера, какая и должна быть у этого офицера, осуществлявшего ранее наружное наблюдение за иностранцами, – одного, министра строительства, пришлось отбросить. Его не будет в этот день в Баку. Остаются двое. Писатель Гамид Убатлы, вот его фотография. Он наверняка будет на банкете. И заместитель министра внутренних дел. Вот и его фотография.

Груодис внимательно посмотрел на фотографии. Пышноусые мужчины строго смотрели на него с обоих.

– И кого вы решили выбрать? – спросил он.

– Писателя. Во-первых, у него более характерная внешность, обратите внимание на его седую шевелюру. Во-вторых, мы обращаем внимание и на чисто психологический фактор. Это восточный город. Здесь многих знают в лицо. У известного писателя никогда не попросят паспорта. Обычно проверяют только приглашение. На это весь расчет.

– А у заместителя министра внутренних дел могут попросить паспорт? – улыбнулся Груодис.

– Тоже нет. Но риска больше. Вы можете не так загримироваться, и вас узнает кто-то из стоящих в дверях работников милиции.

– Ты лучше проверь, чтобы там не оказалось никого из знакомых этого писаки.

– Уже проверили. Ни родных, ни близких нет. Мы позвоним ему заранее и скажем, что встреча начнется на час раньше, когда у дверей дворца «Гюлистан», где должен состояться банкет, никого не будет. Остальное уже отработано.

– Пройдемся еще раз, – предложил Груодис, взглянув на сидевшего рядом Корсунова. Посторонний наблюдатель даже не заподозрил бы в этом человеке, молча следившем за беседой, профессионального ликвидатора, которые есть во всех крупных спецслужбах мира. Главное достоинство таких людей, кроме, разумеется, профессиональных навыков, – это золотое молчание, благодаря которому они могут рассчитывать на некоторое продление своей жизни.

В какой-то момент руководство может решить, что его знания опасно приблизились к тому пределу, за которым может начаться провал всей цепи. Или, еще хуже, намеченная жертва ликвидатора настолько значима и столь влиятельна, что следующий в цепи, сам ликвидатор, тоже подлежит уничтожению. А иногда уничтожению подлежит и антиликвидатор, осуществивший акцию устранения ликвидатора. Ни одна серьезная спецслужба мира не любит оставлять следов своей деятельности.

– Банкет начнется в семь часов, – неторопливо говорил Энвер, глядя на лежащий перед ним план дворца. – К этому времени будет сервирован стол. Руководство республики вместе с наиболее почетными гостями садится за центральный стол, стоящий справа от входа. Это традиция, которой всегда придерживаются. Все столы расположены таким образом, чтобы видеть центральную часть сцены, с которой будут выступать артисты и произноситься речи. Наш «подарок» будет там в пять часов вечера, как раз перед последней проверкой. В этот момент будут разложены ложки, вилки, ножи и присутствие металла на столе никого не удивит.

– Ты уверен, что Кязим успеет заложить взрывчатку? – строго спросил Груодис. С Энвером он разговаривал по-немецки, а с остальными по-русски. Впрочем, Мирослав хорошо знал немецкий язык, а Никита понимал, о чем идет речь.

– Конечно. Завтра вечером я передам ему пакет. Завтра никакой охраны во дворце еще не будет и пронести взрывчатку легче. Кязим заложит пакет так, как я его учил. И все обработает. Иногда они проверяют с собаками.

– Надеюсь, – кивнул Груодис, – эта часть плана самая важная.

– В день банкета, двенадцатого, – продолжал Энвер, – я буду находиться на проспекте Нефтяников, недалеко от здания «Азнефти». Позвоню Гамиду Убатлы и предупрежу его о необходимости быть в здании на час раньше, объясню, что так решено в последний момент. Он только недавно избран депутатом, и раньше его редко приглашали на подобные мероприятия. Он ничего не заподозрит. На проспекте Нефтяников я остановлю его автомобиль, поверну на другую дорогу. Он обязательно проедет мимо стоящего на углу светофора. Там я его остановлю.

– Дальше. – Груодис внимательно следил по лежащему перед ним плану города.

– Вот здесь, – показал на схеме Энвер, – на баиловском подъеме я арендовал гараж. Там и будет стоять машина, похожая на автомобиль Убатлы. И здесь же его будут ждать двое работников ГАИ.

– Вам нужно заранее подобрать мундиры, – напомнил Груодис, обращаясь к офицерам.

– Этот как раз самая легкая часть операции, – криво улыбнулся Мирослав.

– Тем не менее крайне важная, – холодно заметил Груодис. – Не забывайте о том, что в Стамбуле Галинский обо всем рассказал Дронго. Мы обязаны быть готовы к любой неожиданности. Энвер, продолжай.

– Мы меняем машины, – склонился над планом Энвер, – Никита Корсунов садится за руль. В Баку много русских водителей, которые очень ценятся за пунктуальность и дисциплину. И машина подъедет к зданию дворца примерно за час до начала банкета. Людей там будет немного, и можно пройти относительно спокойно.

– Мне нужно самому увидеть этого писателя, – сказал Груодис, – лучше поговорить. Чтобы чувствовать себя уверенно, я обязан знать исходный материал.

– Завтра у него встреча в университете. Мы можем поехать вместе, – предложил Энвер.

– Хорошо. Но только так, чтобы я успел в аэропорт. Завтра прилетает еще один человек, и мне понадобится автомобиль, желательно очень старый и очень разбитый.

– Я думал, что сам отвезу вас в аэропорт, – смутился Энвер.

– Не нужно, я должен ориентироваться в городе. Заодно проверю и свой азербайджанский. Давай дальше.

– Вы предъявляете его пропуск и проходите в здание дворца. Ваше место и номер столика указываются в пропуске, но вы должны сесть за другой столик. Иначе вас могут узнать.

– Не узнают, – улыбнулся Груодис, – как только я войду в здание, спущусь вниз в туалет. Мужской туалет ведь находится в этой стороне, довольно далеко от входа. Верно?

– Да.

– Там я избавлюсь от грима и парика и поднимусь наверх.

– Это рискованно, – возразил Энвер.

– Я продумал план во всех деталях. Там будет множество иностранцев и представителей двух сторон, многие не знают друг друга в лицо. Главное, пройти линию охраны. Не волнуйся, Энвер, у меня будет еще и страховка.

– Какая страховка? – не понял Энвер.

– Я войду в здание не один. Ты ведь сам говорил, что Гамид Убатлы будет обязательно с супругой. Значит, и мне понадобится спутница.

– У вас есть подходящая женщина? – вскинул удивленные глаза Энвер. Ему никто не говорил, что в операции примет участие женщина.

– Постараюсь ее найти в оставшиеся два дня, – криво улыбнулся Груодис.

Энвер не стал ничего спрашивать, раз Груодис не хочет объяснять. Он бы все равно ничего не сказал. Но откуда он возьмет эту неизвестную женщину? Они ведь раньше планировали просто уничтожить второй паспорт и приглашение. В Баку иногда находились некоторые типы, предпочитавшие являться на прием в гордом одиночестве, не считая возможным брать с собой и своих жен.

– Никита Корсунов будет ждать в автомобиле, – продолжал Энвер. – Как только вы дадите сигнал, он нажмет кнопку. И уже затем вы покинете здание дворца.

– Мы внесем в этот план небольшие изменения, – сказал Груодис, посмотрев на Корсунова. Тот согласно кивнул.

– Какие? – Энвер снова удивился.

– Мы не учли одного обстоятельства, – объяснил Груодис, – нам нужно, чтобы оба президента сидели рядом и не вставали в нужный момент. Но сам взрыв может произойти только в определенное время, когда будут выполнены некоторые наши условия. Для этого мы должны объявить, что наши люди контролируют положение в зале.

– Вы хотите объявить, что собираетесь убить президентов? – замер от ужасного предположения Энвер. – Это невозможно! Вы меняете весь план на ходу.

– Хотим, – весело подтвердил Груодис, – и обязательно это сделаем. Это наше последнее крупное дело в жизни. После него я хочу жить где-нибудь в Италии или Австралии. А для этого все должно получиться так, как я задумал.

– Они убьют вас прямо в зале. Они вас пристрелят, – запричитал Энвер, – охрана начнет стрелять без предупреждения.

– Это вряд ли, – возразил Груодис, – у нас есть способы убедить их не делать этого.

– Какие способы? – ничего не понимал Энвер. – Вы меняете весь план?

– Мы его детализируем, – возразил Груодис, – и делаем так, чтобы выиграли мы все. В том числе и ты сам, уважаемый Энвер-паша. Так, кажется, называют главнокомандующих в Турции?

Глава 18

Утром одиннадцатого числа в городе было неспокойно. Все отели проверялись сотрудниками местной безопасности. Все дороги, ведущие в город, были перекрыты. На автовокзале установлено особое дежурство, и каждого пребывающего осматривали, словно подозревали в причастности к террористам. В морском порту дежурили морские пограничники. Над городом беспрерывно кружили вертолеты. С утра по всей трассе от президентского дворца до аэропорта работали специальные поисковые группы с овчарками, натренированными на запах взрывчатых веществ.

Особые меры безопасности были приняты в аэропорту. Даже в депутатскую комнату нельзя было попасть без личного досмотра. Работники аэропорта были переведены на казарменное положение. С утра им запретили покидать рабочие места. И так до тринадцатого числа, когда должен был улететь высокий гость.

На соседнем небольшом аэродроме базировалось сразу несколько боевых самолетов, готовых подняться в воздух и прикрыть лайнер, в котором должен прилететь президент соседней страны. И, наконец, все подступы к аэропорту были перекрыты, все коммерческие рейсы отменены, а раскинувшийся рядом базар закрыт.

В кабинете начальника аэропорта, кроме его непосредственного руководителя – начальника управления гражданской авиации республики, – постоянно находились и два заместителя министра, по одному от каждого. Причем милицейский начальник сидел мрачным, а генерал, представляющий органы безопасности, все время что-то жевал, словно испытывал постоянный голод. Оба генерала отлично сознавали, что они самые настоящие «стрелочники», и в случае провала вся вина будет возложена на них. Поэтому они беспощадно гоняли подчиненных, требуя докладывать о каждой мелочи, о каждом подозрительном случае в аэропорту.

Начальник ГАИ республики и его заместители за этот день наездили больше тысячи километров. Они по нескольку раз проезжали по трассе, фиксируя каждую мелочь. В одной из машин, беспрерывно курсировавших между аэропортом и президентским дворцом, сидели два оператора, синхронно снимавшие все вокруг по обеим сторонам дороги. По возвращении они начинали все снова, сдав пленку в Министерство национальной безопасности. Здесь эксперты сравнивали условия дороги и потому достаточно четко представляли все возможные изменения на трассе на каждый час.

Начальник ГАИ лично останавливался у каждого столба. В этот день был особенный праздник для всех водителей. Сотрудники ГАИ почти не замечали их, словно те и другие существовали в двух параллельных мирах. Основная задача выходившего на дорогу сотрудника ГАИ была... «охота за деньгами». Его меньше всего волновали нарушения, внешний вид автомобиля или его техническое состояние. На все существовала твердая такса и нужно было платить.

Офицеры ГАИ обычно изощрялись в умении прятаться и неожиданно остановить зазевавшегося водителя. Взятки сотрудника дорожной полиции были таким обычным явлением, что их давали все – от любого министра, кроме министра МВД, разумеется, до последнего водителя. Но в этот день, одиннадцатого числа, офицеры ГАИ не брали денег, предпочитая наводить порядок и строго следовать инструкциям начальства.

Среди них было немало разумных, толковых, дисциплинированных исполнителей. Однако на зарплату в пятнадцать-двадцать долларов жить было все равно невозможно. И хотя это было слабое оправдание, ибо офицеры ГАИ брали и до начала развала экономики, теперь их грех как-то можно было объяснить.

Груодис «работал» над своим образом почти два часа. Теперь это был пожилой, лет шестидесяти, человек, который медленно ехал по трассе в направлении аэропорта. Он обратил внимание на необычную суету и понимающе усмехнулся. «Кажется, Дронго успел поработать и здесь, – подумал он, весело подмигивая проезжавшей мимо машине ГАИ. – Он думает, что все можно так просто решить, все можно предотвратить, – размышлял про себя Груодис, – посмотрим, чем окончится завтрашний день».

При подъезде к аэропорту висел огромный плакат, призывающий всех в казино. Груодиса всегда поражало это несоответствие увиденному. С одной стороны, они находились еще в состоянии войны с соседней республикой, потеряв пятую часть своей территории. А с другой – призывали всех сограждан и иностранных визитеров проматывать деньги в казино. «Может, поэтому они и проигрывали эту войну», – подумал про себя Груодис.

Свернув налево, в направлении здания аэропорта, он обратил внимание на выстроившуюся очередь автомобилей. «Проверка», – понял Груодис. Он спокойно достал документы. В конце девяносто первого, когда он уходил из органов, Никита Корсунов прихватил несколько чистых бланков советских паспортов, которые и были использованы. По паспорту Груодис значился Щербаковым Владимиром Арсеньевичем, пятидесяти девяти лет от роду.

В Азербайджане, как, впрочем, и в России, все еще действовали старые советские паспорта с отметками, к какому государству принадлежит данный гражданин. У Груодиса в этом паспорте стоял штамп, что он гражданин России. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Любой из русских граждан, проживающих в Баку, мог получить подобную отметку в российском посольстве безо всяких проблем.

Офицер только открыл паспорт Груодиса и сразу вернул его. Ехавший в аэропорт на стареньком «Москвиче» пожилой русский человек не входил в число подозреваемых. По мнению любого офицера ГАИ, предполагаемый преступник даже не посмотрел бы на подобный автомобиль. В их глазах террорист, осмелившийся готовить покушение на жизнь президента, должен был обязательно приехать либо на «Мерседесе», либо на «БМВ».

– Зачем едете в аэропорт? – спросил офицер. – У вас есть билет?

– У меня племянница прилетает, – простуженным голосом объяснил Груодис, – еду ее встречать.

Офицер махнул рукой, чтобы он проезжал.

Груодис осторожно поехал по направлению к стоянке автомобилей, расположенной под эстакадой. Оставив машину, он взглянул на часы. До прилета самолета было еще двадцать минут. Он прошел к зданию.

Здесь также чувствовалось напряжение. И хотя все правительственные делегации встречали и провожали в здании старого аэропорта, тем не менее даже здесь чувствовалась особая тревога сотрудников милиции и местной службы безопасности. Не нужно было особенно приглядываться, чтобы увидеть тех, кто переоделся в штатское. Бакинцы могли сразу определить, кто из случайных прохожих работает в милиции, органах прокуратуры, безопасности. Как правило, у этих людей был необыкновенно гордый вид и гипертрофированное чувство собственного достоинства. Своими громкими уверенными голосами и независимым видом они словно подчеркивали свою принадлежность к касте неприкасаемых.

Груодис ходил по аэропорту, профессионально отмечая, как четко налажено взаимодействие разных служб. И, хотя он замечал некоторые недостатки, тем не менее совершить покушение в аэропорту было сложнее всего. Здесь работала система, отлаженная еще в советские времена и довольно четко регулирующая действия каждого из подразделений, охраняющих здание.

Через полчаса объявили о прибытии самолета из Москвы. Груодис врезался в плотную толпу людей, состоявшую в основном из «леваков», предлагавших свои услуги, и, с трудом протиснувшись к выходу, стал ждать, когда появится его человек.

Начали выходить пассажиры. Каждого очень тщательно проверяли на границе, вносили в компьютеры данные паспорта и не менее тщательно проверяли груз прибывающих на таможне. Очередь продвигалась медленно, люди выходили из терминала с интервалами в минуту и более.

Отдельной группой шли иностранные журналисты, прибывшие на завтрашнее мероприятие. Прошагали двое англичан, увешанный фотоаппаратами швед. Показался азиат с характерным разрезом узких глаз. И вдруг Груодис увидел Штейнбаха. Он медленно шел к выходу, глядя по сторонам равнодушным взглядом. Встретившись глазами с Груодисом, он почти незаметно кивнул ему, отвел глаза и пошел дальше.

Конечно, он узнал Груодиса. Узнал, несмотря на грим последнего. Интересно, кого все-таки представляет Траппатони и Штейнбах? Судя по их подготовке, это профессионалы. «Может быть, он приехал для подстраховки?» – с неожиданной неприязнью подумал Груодис, напряженно вглядываясь в лица пассажиров. Хотя, с другой стороны, Штейнбах честно предупреждал его, что прилетит в город во время встречи двух президентов.

К выходу спешила молодая женщина лет сорока в легких светлых брюках и темной блузке. В руках, кроме большой сумки, ничего не было. Она еще не успела подойти к выходу, как вокруг Груодиса засуетились молодые люди. Красивая женщина наверняка была гостьей, на которой можно было заработать большие деньги, заломив цену, завышенную в несколько раз.

Но Груодис сломал все надежды «леваков». Едва женщина подошла к стеклянным дверям, у которых стояло двое сотрудников полиции, Груодис шагнул навстречу и громко сказал:

– Здравствуй, Наташа.

Женщина обернулась и, ни секунды не раздумывая, бросилась к нему.

– Здравствуй, дядя Володя, – поцеловала она его в щеку.

– Машина нужна? – уже шептал кто-то над головой.

– Нет, нет, – отнекивался Груодис, с трудом протискиваясь через толпу. Он взял сумку женщины и первым вышел из здания. За спиной они слышали восхищенные вздохи молодых людей. Сев в автомобиль, Груодис развернулся и выехал со стоянки. Осторожно выбрался на трассу. Не было произнесено ни одного слова. Когда они проехали мимо поста ГАИ, он наконец спросил:

– Как долетела?

– Все в порядке, – коротко ответила женщина.

Они доехали до сабунчинского круга, где раньше стоял небольшой памятник Ленину. Их было так много в городе, но этот памятник выглядел особенно пародийно и глупо. Однако район назывался Ленинским, и подобный предмет должен был присутствовать, символизируя верность горожан традициям вождя. Памятник убрали, и теперь здесь было гораздо больше свободного места для проезжавших машин.

Груодис не стал въезжать в город, свернул в сторону, на довольно плохую дорогу, ведущую в населенный пункт, называемый ранее поселком Степана Разина. Легенды гласили, что именно здесь высадившийся на берегу атаман со своей ватагой обосновал поселок и совершал отсюда набеги на персидские суда.

Груодис проехал еще несколько километров и остановил автомобиль.

– Здравствуй, Инга, – сказал он, наклоняясь к женщине.

Поцелуй был долгим и продолжительным.

– Как у тебя дела? – спросил Груодис.

– Все в порядке. Здесь можно говорить?

– В автомобиле включен скэллер.

– Товар был доставлен в Мюнхен по указанному адресу. Как ты и просил, я тщательно все выяснила. Позвонила Никите. Они приехали с этим связным через несколько часов. Мирослав провел неплохую работу, он установил, куда они отвезут товар. Остальное было несложно. Мы поехали туда вместе с Никитой. Трое убитых – и весь груз снова у нас. Но Перлов благополучно улетел в Москву. А я отвезла груз в Амстердам, куда ты и просил.

– Никита все рассказал мне, – кивнул Груодис, – это совсем неплохо. Я никогда не любил подонков из мафии. И если можно им хоть немного попортить крови, то делал это с огромным удовольствием.

Женщина улыбнулась.

– Они будут очень расстроены.

– У нас остался всего один день, – улыбнулся в ответ Груодис, – завтра все будет кончено. А потом мы с тобой сможем уехать. Уехать навсегда из этой страны, из этого дерьма.

– Ты имеешь в виду эту страну, Россию, или свою Литву?

– Все вместе. Для меня это все еще одна страна со своими дерьмовыми традициями и характерами. Я слишком много вложил в это дело, Инга. В наше последнее дело! После завтрашнего дня я выйду на пенсию. И мы будем с тобой воспитывать наших детей. Ты сможешь родить мне мальчика и девочку?

– Надеюсь, ты отложишь решение этого вопроса до завтра? – улыбнулась женщина.

Он снова привлек ее к себе, вдыхая аромат ее волос.

– Мне все так надоело, – прошептал Груодис. Он не хотел признаваться даже самому себе, что его беспокоила напряженность, нараставшая с каждым днем.

– Тебя что-то волнует? – спросила женщина.

– Да, – он положил подбородок на руль, закрыл глаза, – это не волнение. Я просто вспоминаю. Я тебе никогда об этом не рассказывал. Когда мне было семь лет, родители повезли меня в Москву. И там в ГУМе я потерялся. Целый час стоял и плакал, а люди утешали меня, обещая, что мои родители найдутся. Их действительно довольно быстро нашли, объявив по универмагу о том, что потерялся мальчик. Но я на всю жизнь запомнил этот один час. – Он отвернулся, чтобы она не видела его лица.

– Почему ты мне это рассказываешь? – спросила Инга.

– Мне все время кажется, что я как тот мальчик. Потерялся и никак не могу найти своих родителей. И я все время жду, что раздастся спасительный голос сверху и меня снова найдут. Но, кажется, там, наверху, микрофон так и не заработает. И я должен сам найти выход из толпы окруживших меня чужих людей.

Инга осторожно дотронулась до его руки.

– Я буду с тобой, – пообещала она, – я буду всегда с тобой.

– Спасибо, – кивнул Груодис. И, словно устыдившись собственной сентиментальности, отпрянул от руля и, развернув автомобиль, поехал к городу.