Текст книги "Рандеву с Валтасаром"

Москва. 18 июня

Несколько дней Меликов провел в постели, словно впав в некое беспамятство. Бешенство, охватившее его после того, как врач наложил гипс, не поддавалось описанию. Он катался по постели, кусал подушку, рвал зубами простыни. Обе ноги были закованы в гипсовые колодки, и теперь он не мог самостоятельно передвигаться. Братья Изотовы все эти дни не отходили от него, подавая еду и судно по мере необходимости. Несколько дней казалось, что он балансирует на грани безумия, но восемнадцатого июня, в воскресенье, он, наконец, попросил дать ему завтрак и даже попытался подняться.

К полудню ему прикатили инвалидную коляску. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы научиться пользоваться ею. И уже вечером, к ужину, он впервые выехал на своем инвалидном кресле.

Вечером приехал полковник Баширов. Он прошел в комнату, где ужинал Меликов, и, коротко поздоровавшись, сел напротив.

– У нас все готово, – сказал полковник, – ты уже видел место, где будет установлена взрывчатка. Поэтому твои расчеты должны быть настолько безупречными, что к ним не смог бы придраться ни один специалист.

– Что вам еще нужно? – мрачно спросил Мирза.

– Более подробные расчеты. Проверь все еще раз, чтобы мы вышли на окончательный вариант. Рассчитай силу взрыва с учетом того, что мы заложим взрывчатку у стены.

– Я это уже понял. Можно вопрос?

– Интересуешься, почему мы тебя не убрали?

– Нет, мне интересно, куда вы дели тело Голубева? Выдали семье? Или похоронили как героя?

Баширов несколько озадаченно взглянул на пленника.

– Тебе никто не говорил, что ты настоящий садист?

– Никто. Ты не ответил на мой вопрос.

– И не буду отвечать. Это тебя не касается. Не пытайся взять реванш за свое увечье. Я не хотел этого делать, ты сам нас вынудил.

– Ну понятно. Мне сломали ноги из-за вашей гуманности.

– Начни завтра расчеты, – сказал полковник, – и постарайся больше не ошибаться. Будет обидно, если мне придется принять кардинальное решение.

– Тебе не говорили, что ты настоящая сволочь? – зло спросил Меликов.

– Нет, – ответил полковник, – пока не говорили. Меня похвалили за то, что я поймал такого мерзавца, как ты. Работай, Меликов, и, может быть, поживешь еще немного, пусть даже и со сломанными ногами.

Он поднялся и вышел из комнаты. По дороге в Москву Баширов не прикасался к мобильному телефону, который несколько раз требовательно звонил. Он приехал в здание ФСБ и прошел в знакомый кабинет своего руководителя.

– Ну и как твой подопечный? – весело спросил хозяин кабинета.

– Живой, здоровый, уже научился кататься на инвалидной коляске. Ничего с ним не будет, только злее стал.

– И как ты мог ему поверить? – вздохнул собеседник Баширова. – Ведь я тебя предупреждал, что он опасен.

– Я это помнил. Голубев забыл, но Меликов ему сразу обо всем напомнил.

– Что сообщили родным?

– Погиб, выполняя интернациональный долг. Сейчас мы нашли подходящее тело и готовимся выслать его на родину, в Нижний Новгород.

– Хорошо. Что еще?

– Мы практически готовы. Взрывчатку завезли, все приготовили. Ему нужно несколько дней, чтобы проверить расчеты, и тогда мы начнем действовать.

– После того как он закончит расчеты, нужно будет их проверить. Желательно, чтобы это сделали где-нибудь в провинции. Подбросишь такое задание нашим дальневосточным коллегам, пусть проверят. Но только так, чтобы никто не догадался.

– Понимаю, – кивнул полковник. – Будет сделано.

– Учти, Баширов, у нас не так много времени. Мне очень не нравится, как ведет себя твой пленник. Если он не угомонится, если только подумает о том, что сможет сбежать, я разрешаю тебе разрубить его на куски.

– Это не понадобится. – сказал Баширов, – мы сделаем все как нужно.

– Хорошо. Сегодня вечером тебя искал Потапов. Сам знаешь – он не наш человек, пришлый. Поэтому держись с ним осторожно. Никаких разговоров, никаких намеков. Сразу после разговора зайдешь ко мне.

– Так точно.

Баширов вышел из кабинета и, не останавливаясь, прошел дальше по коридору к кабинету генерала Потапова, одного из заместителей директора ФСБ. Было уже поздно, и в приемной сидел дежурный помощник. Он разрешил Баширову пройти к генералу, предупредив Потапова о визите полковника.

– Разрешите войти? – спросил Баширов, открыв дверь.

– Заходите, – разрешил Потапов.

Он поднялся со своего места и приветствовал полковника крепким рукопожатием. Затем сел напротив него за коротким приставным столиком.

– Меня волнует эта ситуация с «Литературным экспрессом», сразу начал Потапов, – после вашего визита в Англию выяснилось, что англичане все же смогли вычислить, кто и зачем к ним приезжал. Мы послали нашего человека в эту поездку, но и англичане прикрепили к «Экспрессу» своего агента. Вы о нем слышали. Это Джеймс Планнинг. И все эти странные события нас очень волнуют. Кто-то обстрелял нашего представителя и Планнинга. Кто-то убрал Густафсона с очевидной целью подставить нашего человека. Мы беспокоимся, что ситуация может сложиться не совсем так, как нам бы хотелось.

– Я вас понимаю, – угрюмо ответил Баширов.

Впервые в жизни он чувствовал себя почти предателем, хотя получал конкретные указания от человека, занимавшего в их организации гораздо большую должность, чем сам Потапов.

– Вы один из лучших наших специалистов, – продолжал генерал. – Может, вы посмотрите наши материалы и дадите конкретный совет по сложившейся ситуации?

– Я не был допущен к проведению этого этапа операции, – напомнил Баширов, – вы ведь знаете, как у нас ревниво относятся, когда одни и те же люди занимаются делами в разных управлениях.

– С вашим руководством мы договоримся. – улыбнулся Потапов. – Я бы хотел, чтобы вы дали конкретные рекомендации. Возможно, мы ошибаемся и напрасно так спокойно ждем этот «Экспресс». Ведь среди его участников наверняка окажется человек, которого нельзя впускать в страну ни под каким видом.

– Вы послали в поездку нашего представителя? – уточнил Баширов.

– Нет, – ответил Потапов, – это не совсем наш представитель. Вернее, это вообще не наш представитель. Мы полагали, что обычному офицеру будет трудно вычислить возможного преступника за столь короткое время. И поэтому было принято решение отправить туда независимого эксперта-аналитика. Но у нас пока нет от него никаких данных, а время торопит. Возможно, нам следует помочь ему в решении проблем, которые стоят перед ним.

– Вы предлагаете мне выехать на место? – прямо спросил Баширов.

– Думаю, это нецелесообразно. Но вы могли бы порекомендовать нам офицера, которого мы сможем прикрепить к поезду в качестве независимого журналиста. Вы ведь профессионал и занимаетесь вопросами активного противодействия терроризму.

– Если разрешите, я дам вам свои рекомендации завтра вечером, – попросил полковник.

– Да, конечно, – согласился Потапов. Он поднялся и пожал руку полковнику. – Спасибо вам. Буду ждать ваших рекомендаций.

Баширов вышел и снова вернулся в первый кабинет. Это был кабинет непосредственного руководителя Потапова, первого заместителя директора ФСБ генерала Городцова.

– Поговорили? – спросил Городцов, когда Баширов вошел к нему без доклада.

– Да, – кивнул полковник, проходя к столу. – Они опасаются, что Дронго может не справиться, и просят дать ему в помощники кого-нибудь из наших офицеров.

– Мы им дадим такого офицера! – засмеялся Городцов. – Обязательно найдем и пошлем на помощь Дронго. Ох уж ли непрофессионалы. Сначала Потапов со своим гуманитарным образованием, потом этот непонятный Дронго со своими методами конца прошлого века. Я думаю, мы найдем им такого офицера.

– Я бы не стал недооценивать Дронго, – заметил Баширов. – Он очень сильный аналитик и неоднократно доказывал это на деле.

– Знаю, знаю, – отмахнулся Городцов, – вы все здесь на нем помешаны. Но он только человек, а не Бог. А в Бога я не верю с детства. Поэтому давай думать, кого именно мы пошлем. У меня есть неплохая кандидатура, которая должна тебе понравиться.

Баширова раздражал непомерно амбициозный тон Городцова, но он молчал. Настоящий профессионал, он уважал других профессионалов и не терпел бахвальства. Но говорить об этом генералу не стоило. В конце концов, они и так завязли в этом деле слишком глубоко. И полковник уже догадывался, кого именно может рекомендовать Городцов. И от этой догадки ему было не по себе. Он вдруг подумал, что впервые в жизни с напряжением ждет, чем все это кончится. И не видит для себя благоприятной перспективы.

Дортмунд. 18 июня

Вторая смена отправилась обедать примерно в два часа дня. Все сели за свои столики. Дронго оказался рядом с украинцами. Он был одет в светлый костюм и для голубой рубашки выбрал серо-голубой коллекционный галстук от Живанши. Когда он проходил по вагону, увидевшая его Дубравка Угрешич из Германии изумленно всплеснула руками:

– Ну как вам это удается? Мы не можем вовремя погладить платье, а вы всегда ходите в отутюженных костюмах. Вы сами их гладите?

– Конечно нет, я вообще не умею гладить. Просто в каждом городе я нахожу нужных мне людей, которые готовы оказать мне эту небольшую услугу.

Вместе с Дронго за столом оказались Бондаренко, Вотанова и Юрий Семухович. Они сели напротив него, разместившись втроем на двух соединенных вместе креслах. А Микола Зинчук уселся рядом с ним. В результате показалось, что в ресторане разместились не двадцать два человека, а двадцать три, и «лишним» оказался греческий журналист Анастасис Темелис, который сел на свободное место, за столик, где уже расположились Павел Борисов, Виржиния и Яцек Пацоха. За третьим столиком устроились четверо иберийцев. За четвертым оказались вместе три представителя Югославии и Мэрриет Меестер. Четыре стола стояли с правой стороны от прохода. С левой были еще три столика, рассчитанные на два человека каждый. За одним уселись литовцы, за вторым – Георгий Мдивани и Мулайма Сингх, а за третьим – Стефан Шпрингер и Альваро Бискарги.

Пожилая располневшая немка медленно разносила заказанную еду. За каждым столом вспыхивали свои дискуссии, споры. Дронго, обедавший с украинцами, слушал их возмущенные реплики по поводу интервью, которое дал Алексей Харламов одной из российских газет. Он не особенно выбирал выражения, а журналист, воспользовавшись этим, добавил собственные оценки, представив самого писателя в крайне невыгодном свете. В интервью Харламов не просто оправдывал войну, но и доказывал, что есть войны, которые можно и нужно оправдывать. Именно поэтому украинцы предлагали принять специальную резолюцию, осуждающую подобные высказывания.

Дронго, беседуя с ними, наблюдал за всеми присутствующими. Шпрингер рассказывал очередной анекдот, и все смеялись. Георгий Мдивани слушал Мулайму Сингх и вежливо кивал. О чем-то тихо говорили литовцы. За столом, где сидели испанцы и португалка, слышались веселые восклицания. А вот за столом югославов, наоборот, было тихо.

Время от времени кто-то выходил, чтобы покурить в коридоре или зайти в туалетную комнату.

– Нужно заканчивать поскорее, – предложила Вотанова, – иначе мы ничем не будем отличаться от западных европейцев. Они приходят в ресторан или в бар и сидят здесь за бутылкой пива, не понимая, что нужно освободить места для других гостей.

– У них такие привычки, – усмехнулся Дронго, – и они не хотят их менять даже во время поездки.

– Я хотел вас поблагодарить за октонисепт, – вспомнил Андрей, – очень хорошее лекарство. Мне, во всяком случае, помогло.

– Где вы могли так удариться? – поинтересовался Дронго. – Или просто занесли инфекцию?

– Я не ударится, улыбнулся Бондаренко. – Очевидно, попала инфекция. Испанские врачи прописали мне антибиотики, и поэтому я несколько дней не пил спиртного.

– Не пили? – уточнил Дронго, вспоминая расколотый лед под ногами.

Убийца мог выплеснуть остатки виски вместе со льдом. Хотя зачем ему обманывать Густафсона? Ведь он пришел в номер своей жертвы не для этого. И в комнате совсем не было запаха виски, который должен был остаться на ковролите, впитаться в него, если бы убийца выплеснул содержимое бокала перед тем как выйти из номера.

Он смотрел на Пацоху. Тот, обернувшись, уловил его взгляд и, поднявшись, вдруг громко сказал:

– Давайте выпьем за погибшего Густафсона. Он был нашим товарищем.

– Конечно, выпьем, – поддержал его Альберто Порлан, поднимаясь следом.

– Я надеюсь, что полиция найдет убийцу, – продолжал Пацоха, – тем более, что один из членов нашей группы обнаружил в коридоре нечто такое, что поможет выйти на убийцу.

– Что он обнаружил? – спросил Борисов, поднимаясь со своего места.

– Похоже, что это интересует тебя больше, чем остальных, – пошутил Пацоха. – Пусть сам Дронго расскажет, что он нашел.

Все посмотрели на Дронго. Тот медленно поднялся со своего места.

– Я думаю, что Густафсона убил не случайный грабитель, – громко сказал Дронго, чувствуя на себе взгляды. – Дело в том, что я приехал в отель позже других и случайно увидел, что дверь в номер Густафсона была открыта. Конечно, я не вошел в комнату: это не в моих правилах – входить в чужие номера, но я увидел, что в коридоре валяется гильза от оружия, из которого был убит несчастный Густафсон. Я поднял гильзу, она была еще теплой.

Он смотрел на присутствующих. Один из них должен дрогнуть именно в этот момент. Все смотрели на него, словно ожидая, какую сенсацию он им преподнесет.

– Где эта гильза? – крикнул Георгий Мдивани. – Она у вас?

– Нет. Я не подумал ее сохранить и выбросил. Но я знаю, из какого пистолета стрелял убийца. Об этом знает и полиция. Я полагаю, что после убийства преступник не мог скрыться из отеля. Было уже очень поздно, черный ход был давно закрыт, а парадные двери охранялись ночным дежурным. Из этого я делаю вывод, что убийца не успел сбежать, а должен был оказаться в отеле.

– Это очень интересно, мистер Дронго. – вежливо сказал Зоран Анджевски.

Это был македонец среднего роста, с коротко подстриженной бородкой и усами. Представитель Югославии Иван Джепаровски был такого же роста, но носил бородку клинышком, закрученные усы и вообще был похож больше на императора Наполеона III, чем на представителя славянской литературы. Он взволнованно спросил:

– Но в таком случае убийцей может оказаться кто-то из нашей группы?

– Да, – кивнул Дронго. – и мы собираемся это выяснить. Насколько я знаю, именно вы и ваши коллеги вернулись в отель позже всех. Вы не могли бы сказать, почему каждый из вас отдельно подходил к портье, чтобы узнать, где находится автомат для выработки льда. Ведь если вы вернулись втроем и шли вместе, то логично предположить, что достаточно узнать об автомате одному, чем каждому по отдельности.

– Мы вернулись вместе, – согласился Зоран, – но я пошел к нашему аттенданту Мае. Там собрались несколько человек, и мы сидели все вместе.

– И вы никуда не отлучались?

– Отлучался, конечно. Я ведь ходил выяснять, где взять лед.

– А вы, мистер Джепаровски, почему не были вместе с остальными?

– Я работал, – пожал плечами Джепаровски, – кстати, ко мне постучал мой коллега Мехмед Селимович и спросил, когда мы уезжаем.

– Верно, – сказал Селимович, – я не мог уснуть и поэтому пошел доставать лед. Я как раз сидел над своей статьей.

– А потом лед понадобился мистеру Джепаровскому, – напомнил Дронго.

– Не мне, – возразил тот, – мне не нужен был лед. Я искал обычную воду, в мини-баре она у меня закончилась. У меня диабет, и меня часто мучает жажда.

– Получается, что каждый из вас пошел на поиски льда, – продолжал Дронго, – и каждого мы можем подозревать в совершении преступления.

– Если вы будете так проверять каждого, то окажется, что у любого из нас нет алиби, – заметил Темелис. – Каждый из нас мог выйти из номера, зайти к коллеге и в результате оказаться под подозрением.

– Я пытаюсь найти ответы на свои вопросы, – пояснил Дронго, – и в том числе пытаюсь понять, куда убийца мог деть свое оружие.

– И вы нашли ответ на этот вопрос? – спросил Борисов.

– Нет. Но я точно знаю, что убийца уже избавился от своего пистолета.

– Откуда такая уверенность? – настойчиво продолжал Борисов. – Почему вы так уверены, что убийца не оставил оружие у себя?

– Я знаю, – ответил Дронго, не вдаваясь в подробности. – Но я предлагаю сделать по-другому. У каждого из вас есть записная книжка. Прошу всех присутствующих предъявить свои книжки для осмотра.

– Зачем? – не унимался Борисов.

– Нам нужно убедиться, что в записных книжках нет телефонов Густафсона, – сказал Дронго.

– Что за чушь вы несете? – спросил Борисов. – Почему в наших книжках должны быть телефоны шведского журналиста?

– Покажите, чтобы мы убедились в обратном, – настаивал Дронго.

– Дурацкая затея, – пробормотал Борисов. – А если у меня нет записной книжки?

– Тогда вам нечего опасаться, – улыбнулся Дронго.

– Почему вы считаете себя вправе копаться в наших вещах? – спросила Катя. – Вам не кажется, что это не очень этично?

– Кажется, – кивнул Дронго, – но мне нужны не вещи, а только ваши записные книжки.

– У меня ее нет, – пожала плечами Вотанова, – я могу дать вам только свою визитную карточку.

– С удовольствием ее возьму. А у вашего мужа есть записная книжка?

– Есть, – несколько растерянно сказал Бондаренко, – у меня она всегда с собой.

– Я могу ее посмотреть? – спросил Дронго.

Андрей протянул ему записную книжку. И в этот момент раздался голос Пацохи:

– Позвольте мне сказать вам, что мистер Дронго – один из лучших в мире аналитиков, специалист по расследованию самых запутанных дел.

Все обернулись, с интересом глядя на Дронго. Георгий Мдивани что-то удивленно произнес. Геркус воскликнул:

– Вот это номер!

– Пан Пацоха немного преувеличивает. – сказал Дронго, – я лишь иногда даю консультации по некоторым сложным вопросам.

– Я подозревал, что это так, – сказал Андрей Бондаренко, – вы ведь человек-энциклопедия, и было бы глупо считать, что вы только простой журналист.

– Вы наш комиссар Мегрэ, – насмешливо произнесла Виржиния. – Теперь я понимаю, почему вы задавали мне столько вопросов.

– Я про вас напишу, – восторженно предложил Карлос Казарес. – Давно мечтал с вами познакомиться.

– И мы все попадем в детективную историю, – насмешливо заметил Юрий Семухович.

– Катя, ты слышишь? – скептически улыбнулся Андрей. – Мы с тобой попадем на страницы массовой литературы.

– А мы с Марией согласны быть героями любого расследования, в котором принимает участие сам Дронго. – церемонно заметил Альберто Порлан. – Я принесу вам свою записную книжку. Но у меня еще есть дневник, где я делаю путевые заметки.

– Он не понадобится, – кивнул ему Дронго. – Спасибо за поддержку, сеньор Альберто.

– Господа, – сказал Пацоха, – кто еще может принести свои записные книжки?

Со своих мест поднялись сразу несколько человек. К Дронго подошел Георгий Мдивани. Он был в темных очках.

– У меня там записи на грузинском языке, – сказал он. – Если вы сможете их прочесть, я, конечно, принесу.

– Вы мне поможете, – улыбнулся Дронго. – Давайте быстрее, а то очередная смена ждет обеда. Кстати, почему вы носите темные очки в поезде? Или вам так нравится?

– У меня глаза болят, – признался Георгий. – поэтому и пришлось их надеть. Если нужно, я, конечно, принесу свою записную книжку.

Он вышел из вагона. За ним потянулись остальные. Дронго остался за столом. К нему подошел мрачный Павел Борисов.

– Я чувствовал, что вы всех обманываете, – сказал болгарин перед тем как уйти. – Надеюсь, наши записные книжки вам помогут.

Когда из ресторана вышли почти все присутствующие, к Дронго подошел Яцек Пацоха.

– Надеюсь, наша затея удалась, – тихо сказал он.

– Убийца точно знает, что я успел побывать в комнате Густафсона, – напомнил Дронго, и понимает, что я видел записную книжку убитого. Ведь он специально оставил деньги, чтобы меня подставить. А они пропали. Значит, ему нужно будет предъявить свое алиби. И убийца обязательно окажется среди тех, кто покажет свои записные книжки. Даже если у него ничего не будет, он нам что-нибудь покажет. Иначе нельзя – я могу его заподозрить.

Первым вернулся Зоран Анджевски. Положив на столик пухлую тетрадь, он пожал плечами:

– Это книжка у меня вместо записной. Здесь все адреса, телефоны и мои наблюдения. Думаю, что вы понимаете по-македонски, я писал кириллицей.

Следом за ним потянулись остальные. С небольшим интервалом появились сначала Юрий Семухович, потом литовцы – Эужений и Геркус. – а затем Мэрриет Меестер, которая положила на столик небольшую, изящно переплетенную записную книжку. Следом пришла Виржиния. Последним появился Борисов. Он протянул обычную черную записную книжку и насмешливо спросил:

– Вам нравится копаться в чужом белье?

– Ужасно, – угрюмо ответил Дронго, – это мое любимое занятие с детства.

Он не успел договорить, как поезд резко затормозил. От толчка все посыпались друг на друга. Дронго с трудом удержал равновесие, успев ухватиться за столик. Кресла были привинчены к полу, и это его спасло. Остальные упали на пол, при этом Борисов разбил лицо. Раздались крики, ругательства. Поезд остановился. И в этот момент все услышали крик:

– Убили! Его убили!

– Проклятье, – прошептал Пацоха, поднимаясь на ноги.

По его лицу текла кровь. Он потрогал свое левое ухо, серьга была на месте.

– Убили! – продолжала кричать официантка. Она показывала куда-то в сторону, припав к окну.

– Кажется, у нас еще один труп, – сказал Пацоха, взглянув на Дронго.

Тот сгреб в кучу записные книжки и, отодвинув их в сторону, протянул руку Виржинии, помогая ей подняться.

– Такие остановки иногда случаются, – улыбнулась она, закусив разбитую губу.

– Надеюсь, что там все-таки никого не убили, – пробормотал Дронго.

В этот момент в вагон ворвался Томас Вольфарт, руководитель проекта.

– Случилось несчастье. – сказал он, тяжело дыша, – один из наших журналистов упал и разбился.

– Кто?! – выдохнул Дронго. – Кто разбился?

– Еще не знаем, – крикнул Вольфарт. – Непонятным образом дверь одного из вагонов оказалось открытой. И кто-то выпал из поезда. Идемте быстрее, нам нужно знать, как это случилось.

Дронго выглянул в окно. Многие уже успели выбраться из вагонов и спешили туда, где на насыпи лежало тело упавшего человека. Вольфарт тоже вышел. Дронго прошел в соседний вагон, где дверь оказалась открытой. Рядом появился Яцек Пацоха.

– Эти двери не должны открываться во время движения поезда, – заметил он. – Непонятно, как она оказалась открытой.

Дронго достал носовой платок и дотронулся до пневматической дверной ручки. Ручка была сломана.

– Во всяком случае, мы теперь знаем, что это сделал мужчина, – сказал он. – Ни одна из наших женщин не обладает такой силой. Посмотрите, как сломана ручка, ее крутили в другую сторону и потом с силой открывали дверь. Интересно, кто лежит на насыпи.

– Может быть, это и есть настоящий убийца? – предположил Пацоха. – Он испугался разоблачения и попытался бежать. Но когда открыл дверь, то не рассчитал сил и выпал из движущегося состава. Тебе не кажется логичным такое объяснение?

– Нет, – ответил Дронго, – я не знаю, кто там упал, но в любом случае это не убийца. Ему незачем было скрываться таким образом. Достаточно было отказать мне в праве посмотреть его книжку. Ведь мы не могли точно знать, кто вел записи, а кто нет. Поэтому убийца не особенно рисковал.

– Тогда получается, что кто-то сам сломал ручку двери и выпал из поезда, – недовольно заметил Яцек.

– Не думаю.

Дронго огляделся. В этих вагонах была необычная система туалетов. С правой стороны находился туалет с умывальником, а с левой – кабинка только с умывальником. Дронго открыл одну дверь, затем другую. И там, и здесь никого не было. На полу стояло мусорное ведро, в котором было лишь несколько смятых салфеток. Его внимание привлекла лежавшая рядом с ведром пластмассовая щетка. Дронго осторожно, пользуясь носовым платком, подвинул щетку к себе. На пластмассовой ручке в середине была вмятина.

– Кажется, убийца воспользовался щеткой как рычагом, – показал Дронго свою находку Пацохе.

– Женщина не могла нажать с такой силой, – убежденно сказал Яцек, – посмотри, какая вмятина.

– Я тоже так считаю.

Дронго аккуратно положил щетку на место, чтобы ее могли увидеть полицейские, и уже собирался закрыть дверь, когда его внимание привлекла пуговица на полу. Он поднял ее. Она была темного цвета, вогнутая, по размеру чуть больше обычных пуговиц, которые пришивают к рубашкам.

– Что это? – спросил Пацоха.

– Пуговица.

Дронго убрал находку в карман. «Нужно рассмотреть ее получше в более спокойной обстановке», – подумал он, спускаясь по лестнице из вагона. Пацоха спустился следом. Дронго намеренно оставил на месте щетку, понимая, что полицейских заинтересует его внимание к подобным деталям. А если они найдут ее сами, это будет лучшим доказательством вины убийцы.

Они подошли к насыпи, где уже стояли человек двадцать. Были только мужчины. Руководил всеми действиями Томас Вольфарт. Он приказал принести простыню и накрыть ею тело погибшего. Дронго подошел ближе. Вольфарт недовольно взглянул на него.

– Вы ведь профессиональный детектив, – сказал он, обращаясь к нему. – Посмотрите сами, может вы увидите что-нибудь такое, чего мы не заметили. Скоро приедет полиция. Мы уже сообщили на станцию.

Дронго подошел ближе. Поднял простыню. Погибшим был грек Темелис. При падении он, очевидно, ударился о столб. Лицо было залито кровью. Пацоха присел рядом.

– Странно, – задумчиво сказал он, – мы ведь не хотели его приглашать. Получается, что он сам выбрал свою судьбу.

– Не совсем, – сказал Дронго, – ты вспомни, что именно он говорил в тот момент, когда мы обсуждали убийство в Мадриде. Он сказал, что если я буду проверять каждого, то окажется, что у многих нет алиби. И еще он добавил одну фразу: «Каждый из нас мог выйти из номера, зайти к коллеге и оказаться под подозрением». Вот в чем дело, Пацоха. Мы попали в собственную ловушку. Мы следили за теми, кого пригласили. Ведь Темелиса не было в наших списках подозреваемых. Он достаточно известный греческий журналист. И именно он случайно оказался в ресторане, чтобы случайно произнести эти слова. Подозреваю, что он вспомнил, как убийца заходил именно к нему. Или он заходил к убийце. Во всяком случае, он видел убийцу в ту ночь при странных обстоятельствах. И поэтому он сказал эту загадочную фразу. А убийца воспринял эту фразу как руководство к действию.

Дронго поднялся и прикрыл тело погибшего простыней.

– Как это могло случиться? – спросил Томас Вольфарт.

– Он, очевидно, не рассчитал своих сил, – ответил Дронго, глядя на убитого. – Возможно, случайно схватился за ручку и, дернув, сломал ее. А когда дверь открылась, выпал из вагона.

– Думаете, что это несчастный случай? – нахмурился Вольфарт.

– Возможно, – кивнул Дронго. – В любом случае его не убили. Он погиб, выпав из вагона. Видимо, ударился о столб и проломил череп. Лучше, чтобы женщины всего этого не видели.

– Да, да, конечно, – согласился Вольфарт, поворачиваясь к остальным. – Я прошу вас разойтись. Пожалуйста, поднимитесь в вагоны до приезда полиции.

Дронго обратился к Яцеку:

– Найди Нелли Мёллер, и пусть она проверит по своим спискам, кто жил рядом с Темелисом. Важно знать, на каком этаже жил грек и кто был его соседом.

– Мы проверим по компьютерам, – поспешил в вагон Пацоха.

Дронго оглянулся. Рядом стояли Шпрингер и Бискарги. Чуть дальше мрачно наблюдал за происходящим Иван Джепаровски. К нему подошел Зоран Анджевски, и они о чем-то тихо переговаривались. Дронго заметил, что на него пристально смотрит Павел Борисов. Виржиния вышла из вагона и подошла к Борисову. Она что-то ему сказала, и тот, резко повернувшись, громко возразил:

– Нет, не нужно. Ни в коем случае!

Затем, подойдя к Дронго и встав рядом с телом убитого, он мрачно спросил:

– Теперь ты доволен?

– Ты говоришь это таким тоном, словно я виноват в его смерти.

– Во всяком случае, если бы не наш разговор в ресторане, он был бы жив. – справедливо рассудил Борисов. – Или ты думаешь иначе?

– Я думаю, что убийца в любом случае держал в уме подобный вариант. Очевидно, Темелис с ним встречался в ту самую ночь или видел что-то такое, чего не должен был видеть. Кстати, я обратил внимание, что вы с ним были в близких отношениях. Ты не встречался с ним в ночь убийства?

– Нет, не встречался. Почему ты все время меня подозреваешь? Я ведь вижу, что все твои вопросы касаются только меня.

– А почему ты отправился в поездку, захватив с собой оружие? – поинтересовался Дронго. – Или твой пистолет лежит в чемодане, чтобы отпугивать мух?

– Откуда ты знаешь про мое оружие? – Борисов не испугался, он был недоволен. – Ты успел покопаться в моем чемодане? Тебе не кажется, что ты злоупотребляешь нашей снисходительностью?

– Я не копался в твоем чемодане, и ты об этом прекрасно знаешь, – устало сказал Дронго. – Ты ведь профессионал, Павел, и сразу бы вычислил, если бы кто-нибудь полез в твой чемодан. Мне сообщили об этом люди, о существовании которых ты и не подозреваешь. Когда наши чемоданы просвечивались в одном из городов, в твоем обнаружили пистолет.

– У меня есть разрешение французскою правительства на ношение оружия, – быстро сказал Борисов.

– Не сомневаюсь, что именно французского. – улыбнулся Дронго.

– Хватит, – разозлился Борисов, – мне надоели твои намеки. Ты сам тоже не ангел. Думаешь, я не знаю, что ты здесь делаешь. Москва послала своего представителя, а Варшава своего.

– И Париж решил вставить в эту компанию одного болгарина. Или я ошибаюсь?

– При чем тут Париж? Я живу в Софии и представляю здесь Болгарию.

– Большую часть года ты проживаешь в Париже, где находится твоя семья. Павел. Я только не знаю, на какую именно спецслужбу Франции ты работаешь.

– Я не хочу с тобой больше разговаривать, – отошел от Дронго явно раздосадованный Борисов.

Вдалеке послышались сирены полицейских машин. Дронго увидел, как к нему спешит Пацоха.

– Мы проверили, – сказал, тяжело дыша, Яцек. – Темелис жил на четвертом этаже между Стефаном Шпрингером и Мулаймой Сингх.

– Шпрингер.

Дронго вспомнил белокурого гиганта из Лихтенштейна. Он вполне мог сломать ручку двери. Шпрингер ростом был выше Дронго и столь же широк в плечах. В группе было всего несколько человек подобной комплекции. Георгий Мдивани, Стефан Шпрингер, Альваро Бискарги, сам Дронго. Литовец Эужений Алисанка был даже выше, чем эти четверо, но у него было более изящное, астеническое сложение, он скорее напоминал красивого мушкетера, чем атлета.

– Видимо, убийца сломал ручку, открыл дверь и вытолкнул Темелиса из тамбура, – предположил Пацоха, – но это мог быть любой крепкий мужчина, не обязательно Шпрингер.

– Это в плохих детективах главный подозреваемый всегда невиновен, – заметил Дронго, – а в жизни чаще всего бывает наоборот. Именно главный подозреваемый в девяноста девяти случаях является преступником. Но насчет двери ты прав. Ручку мог сломать любой крепкий мужчина. Но тогда получается, что Темелис стоял и ждал, пока убийца откроет дверь, а это нелогично.