Текст книги "Рандеву с Валтасаром"

Мальборк. 23 июня

Утром он привычно не спустился к завтраку. Когда он побрился, принял душ и спустился вниз, было уже одиннадцать часов утра. Дронго взял с собой пистолет, положил его в карман куртки. На улице лил дождь, и он, выйдя из отеля, оглянулся по сторонам. Все участники группы, проживавшие в их отеле, уже поехали на экскурсию в замок рыцарей Тевтонского ордена, центром которого когда-то был Мальборк. Современная Польша весьма интересна с исторической точки зрения. Это одна из самых больших стран Европы по своей территории: ее западную часть – Штеттин, Бреслау, Данциг и многие другие города и области – составляют исконно немецкие территории, когда-то отнятые у Германии по решению стран-победительниц и под давлением Сталина.

Именно тогда эти города стали польскими: Бреслау стал Вроцлавом, Данциг превратился в Гданьск и так далее. Именно под влиянием победившего Советского Союза западные границы Польши были перенесены далеко на Запад. А восточные части соответственно присоединены к самому Союзу. Многие поляки вспоминали отобранный Вильно, который в 1940 году был присоединен к Литве. Однако ни поляки, ни литовцы, чьи территории выросли за счет побед Советского Союза, об этом даже не вспоминали. Более того, привычный антисоветизм сменился оголтелой русофобией, когда в каждом русском с Востока видели если не врага, то недоброжелателя. Это было тем более странно, что именно Советский Союз выступил гарантом сохранения новой Польши.

Однако в истории не все так просто. Забыв о послевоенном разделе, поляки хорошо помнили три раздела конца восемнадцатого века, когда царская Россия получила контроль над большей частью Польши. Они хорошо помнили кровавые подавления польских восстаний царскими войсками. Наконец, они всегда помнили, как в сентябре тридцать девятого советские войска ударили им в спину, довершив разгром Польши. Они помнили и Советскую Армию, стоявшую на другом берегу Вислы и наблюдавшую, как немецкие войска расправлялись с польскими повстанцами. Они помнили и долгие годы социалистического режима, который многие католики так и не признали. И наконец, поляки с ужасом узнали о Катынской трагедии. Счет мог быть длинным.

Но очевидно, что и соседней Германии поляки могли предъявить еще более длинный счет. В центре Варшавы еще сохранились места, где на улицах расстреливали участников Варшавского восстания. Однако Германия была сейчас другой, и отношение к ней было иное. Сытая, богатая, она нужна была для интеграции в НАТО и в другие европейские структуры. Поэтому счет к немцам был отброшен как не подлежащий оплате, а счет к России выставлен по каждому пункту. Теперь можно было брать реванш за многолетнее унижение. Не стало Советского Союза, и с русскими можно было разговаривать совсем по-другому.

Дронго вышел на улицу. Ливень не утихал. До замка ему придется идти под дождем. И хотя он взял зонтик, он мало бы помог. Неожиданно затормозила машина, и из нее вышел Пацоха.

– Все уже поехали в замок, – сказал Яцек. – Где ты был?

– Спал, – усмехнулся Дронго, – ты ведь знаешь, что я не хожу на завтрак.

– Поедем вместе в замок, – предложил Пацоха, – оттуда все участники «Экспресса» продолжат экскурсию – три часа будут плыть на теплоходе. И вечером состоится театрализованный прием.

– Какой прием?

– Актеры будут в рыцарских доспехах, – пояснил Пацоха, – кто хочет, может принять участие в этом празднике. Ты вчера обещал мне показать убийцу. Когда ты это собираешься сделать?

– Тогда вечером, – предложил Дронго, – во время представления. Сейчас в замке будет полно народу. А на теплоходе могут быть не все участники нашей группы. И появление неизвестных его насторожит. У тебя есть группа захвата?

– Есть. Четыре человека из нашей контрразведки. Еще несколько человек приедут к вечеру. Я думаю, мы справимся.

– Скажи, чтобы они были очень внимательны. Этот человек наверняка вооружен.

– Тогда это Борисов, – сказал Пацоха, – кроме нас, оружие было только у него.

– Не только, – загадочно ответил Дронго. – Мы с самого начала допустили небольшую ошибку, решив проверить только тех участников группы, которые оставались в мадридском отеле.

– Думаешь, что убийца попал в отель по воздуху? – рассмеялся Пацоха. – Или ты веришь в перемещение тел?

– Вечером я назову имя убийцы. Он может быть вооружен. Скажи, чтобы все были наготове.

– Хорошо, – согласился Пацоха. – Если хочешь, водитель отвезет тебя к замку. Он стоит на берегу реки. Оттуда и начнется экскурсия.

– Спасибо. – кивнул Дронго, усаживаясь в машину.

Через двадцать минут они были у замка. Многие участники группы уже покидали замок, спасаясь от дождя в соседних кафе и барах. До отхода небольшого прогулочного теплохода, вмещавшего человек сто – сто пятьдесят, оставалось минут сорок. Дронго прошел по причалу. Здесь уже начинали собираться люди. Он прошел дальше и увидел Георгия Мдивани, стоявшего на причале.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Дронго.

– Сегодня лучше. – засмеялся Георгий. – Вы меня в тот день перепили. Я даже не помню, как добрался до отеля. А когда добрался, то просто рухнул в постель. И два дня пролежал. Мне потом друзья еду приносили.

– Я тоже себя плохо чувствовал, – признался Дронго, – но принял таблетку аспирина и встал под душ.

– Помогло?

– Почти. Во всяком случае, голова не болела.

– Вам повезло, – улыбнулся Георгий.

К ним приблизились вышедшие из замка Харламов и Мураев.

– Как прошла экскурсия? – поинтересовался Дронго.

– Поразительно, – ответил Мураев. – Очень интересно. В замке была даже система отопления. И это в четырнадцатом веке! Очень интересно.

– У них были свои правила поведения и свои понятия чести, – задумчиво добавил Алексей Харламов. – Вы знаете, я давно хотел вас спросить. Вот на Кавказе тоже свои понятия чести – высоко ставится мужская добродетель, мужское слово. Мне говорили, что даже взрослый сын никогда не осмелится курить в присутствии отца. Рассказывали об уважении к старшим.

– Правильно говорили.

– И в то же время такая дикая коррупция, такое поголовное взяточничество. Чем это объяснить? Ведь это одни и те же мужчины. Неужели у них нет чести, достоинства? Неужели при таких высоких понятиях добродетели можно быть настолько непорядочными людьми?

– Наверное, можно, – вздохнул Дронго, – на Востоке взятка считалась актом доброй воли, не унижающим мужчину. Конечно, вы правы. Это омерзительно. И особенно противно, когда торжествующий негодяй оправдывает свое воровство интересами семьи, дома, близких. На самом деле любой взяточник – это проститутка, торгующая своей совестью. Для меня любая проститутка лучше, чем чиновник, получающий мзду. Но искоренить подобное практически невозможно. Для этого нужно менять всю систему. И человеческую природу. Если даже в Японии один из бывших премьер-министров брал взятки, если даже в Западной Европе ловят на этом чиновников высокого ранга, то на Кавказе это норма.

– Мой покойный отец говорил, что нашу полицию нельзя исправить, – вздохнул Георгий, – и наши правоохранительные органы в любом случае будут тормозить любую реформу. Единственный выход – разогнать всех сотрудников и набрать новых. Сделать такую революцию в системе, иначе ничего не получится.

– Придут новые, которые будут брать взятки, как старые, – горько ответил Дронго. – Мне иногда бывает страшно за будущее этого региона. При тотальной коррупции и местничестве, при повальном воровстве все три страны обречены на распад и гибель. У Азербайджана, Грузии и Армении нет шансов на гарантированное выживание. Боюсь, что гражданская война в Грузии еще может повториться, запылают более страшные пожары в Баку и в Ереване. Хотя в Армении уже, кажется, хуже быть не может. Убийство спикера и премьера – это очень сильный удар по престижу страны.

– Вы пессимист, – мрачно заметил Харламов.

– Я не думаю, что вы большой оптимист, – заметил Дронго. – Знаю вашу точку зрения по чеченскому вопросу и уважаю вашу позицию, хотя и не разделяю ее. Я понимаю вашу боль и тревогу. Но я понимаю боль и горе всех людей, оказавшихся волею судеб втянутыми в эту страшную войну на Кавказе. Понимаете, что здесь важно. Один главный общий принцип – не убий. Никого, ни старика, ни женщину, ни младенца. И когда бомбят чеченские села, это не метод борьбы с бандитами.

– А когда взрывают дома? – сурово спросил Харламов. – Или когда захватывают больницы? Это метод борьбы? Или когда вас берут в заложники?

– Нет, – сказал Дронго, – это тоже не метод. Что касается взятия заложников, это позор. Самый настоящий позор. Дошло до того, что в заложники стали брать журналистов, которые приезжали к конкретным людям, доверившись им на слово. Таким чудовищным фактам нет оправдания. Но бороться нужно с бандитами, а не с народом.

– У нас опять получился разговор о политике, – вставил Мураев.

– По-другому не выходит, – вздохнул Дронго, – мы живем в век перемен, а это самое страшное наказание, по словам китайского философа. И я думаю, что наш век перемен еще не кончился.

На причале уже скопилось много людей. Дронго оглянулся. Он был прав. Человек, который его интересовал, не пришел на причал. Значит, партия будет разыграна сегодня вечером. Зато рядом с собой он обнаружил Планнинга. Тот был в смешной клетчатой кепке и серой куртке, которая в сочетании с брюками болотного цвета и тяжелыми ботинками делала его похожим на местного рыбака.

– Здравствуйте, Джеймс, – подошел к нему Дронго. – Вы хорошо выглядите.

– Надеюсь, что лучше, чем Темелис, – пробормотал Планнинг.

Он был явно чем-то рассержен.

– Что случилось, Джеймс? Почему у вас такое настроение?

– А каким оно должно быть? В нашем «Экспрессе» появились сначала русские журналисты, потом болгарские, польские. Вчера нас встречали представители вооруженных сил. Что происходит, Дронго? Откуда все эти люди? Что вы задумали?

– Узнаете сегодня вечером, – загадочно пообещал Дронго. – Кстати, вы любите текилу?

– Ненавижу, – сразу ответил Планнинг. – Надеюсь, вы не собираетесь меня спаивать, как этого грузина и украинцев, с которыми вы все время пьете. У вас здоровая печень, Дронго, а я не могу принять такого количества спиртного. Мне кажется, вас напрасно считают трезвенником. В любом вашем досье указано, что вы почти не пьете и предпочитаете красное вино. Наверное, уже пора вносить коррективы.

– Не стоит. – ответил Дронго. – А насчет печени вы не правы, Планнинг. Она у меня больная. Я дважды перенес заболевание печени. И об этом вы прекрасно знаете.

– Я начинаю думать, что вас подменили, – усмехнулся англичанин.

– Надеюсь, вы не собираетесь меня похитить, чтобы проверить мою печень, – пошутил Дронго. – Вырезанного легкого Вейдеманиса вам было достаточно?

– Не нужно так шутить, – нахмурился Планнинг. – Я ведь вам объяснял, что там произошла элементарная ошибка.

– Кто вас навел на Вейдеманиса? – спросил Дронго. – Только не говорите, что он сам подставился. Я его знаю, это настоящий профессионал.

– Мы за вами следили, – признался Планнинг. – А насчет него получили информацию из нашего посольства в Риге. В Латвии Вейдеманиса считают предателем.

– Только потому, что он не принял перемены, так пагубно отразившиеся на его судьбе, – жестко заметил Дронго. – Все понятно, Планнинг. Забыл спросить. Оружие у вас с собой?

– Нет, – ответил Планнинг, – завтра мы въезжаем в Россию, и я не хотел бы попасть в русскую тюрьму за незаконное хранение оружия.

– В таком случае будьте осторожны, – посоветовал Дронго. – Сегодня вечером может произойти все что угодно.

Он спустился во внутреннее помещение теплохода, где находился небольшой бар и стояли столики. За одним из них разместились Юрий Семухович, Андрей Бондаренко, Екатерина Вотанова. Напротив сидели Бугадзе и Мдивани. Дронго подсел к ним. Ему нравилось общаться с молодыми людьми. По возрасту он был старше всех сидевших за столом. Семухович был младше на год, а Георгий на несколько лет. Остальные были еще моложе. И ему нравилось подобное положение. Обычно в компаниях, где ему приходилось бывать, уже много лет он оказывался самым молодым. На этот раз уже он чувствовал себя старшим и не испытывал от этого каких-либо неудобств. Дронго, сев за столик, попросил принести ему кофе. Вокруг были эстонцы, латыши, литовцы, белорусы, молдаване. В первые дни некоторые из них отказывались говорить по-русски, предпочитая общаться по-английски, но постепенно все перешли на русский язык, который незаметно вытеснил английский и с каждым днем звучал все более уверенно.

Дронго сидел напротив Вотановой. Он заметил, как спустившаяся в бар Виржиния попросила бармена дать ей кофе и о чем-то тихо говорила с Планнингом. Тот улыбался, очевидно, делая ей комплименты. В дальнем конце помещения сидел Хоромин, он пил пиво в компании Харламова и Мураева. Рядом, за соседним столиком находились Мулайма Сингх и Мэрриет Меестер.

– Вы о чем-то задумались? – спросила Катя.

Оторвав взгляд от женщин, он взглянул на Вотанову. Во время поездки она чаще появлялась не в юбке, а в джинсах, что несколько удлиняло ее фигуру. Он вспомнил, что ему нравились женщины в брюках двадцать лет назад. Двадцать лет назад этой девочке было четыре года.

– Можно, я дам вам совет? – вдруг сказал Дронго.

– Какой совет? – не поняла Катя.

– Никогда не делайте замечания мужчинам в подобной ультимативной форме, – сказал он тихо, чтобы его никто не услышал.

– Вы имеете в виду себя? – поняла она.

– Я имею в виду вообще ваши отношения с мужчинами.

– Почему?

– Слабого мужчину вы сломаете, а сильный не захочет находиться рядом с вами.

– А вам не кажется, что женщине самой не интересно со слабым, а сильный ее будет подавлять. Может, женщине хочется быть рядом с равным?

– Вы предполагаете, что мужчина и женщина изначально равны? – печально спросил Дронго.

Поднявшись за новой порцией кофе, Бондаренко вернулся вместе с Семуховичем и уселся за стол. Георгий Мдивани и Важа Бугадзе поднялись на палубу, оставив их вчетвером.

– Я думаю, что равенство в отношениях с мужчиной предполагает равенство характеров, – ответила Вотанова.

– Это взгляд феминисток, которые не всегда бывают правы, – заметил Дронго.

– О чем вы говорите? – поинтересовался Юрий.

– О равенстве мужчины и женщины, – пояснил Дронго. – Не боюсь показаться консерватором и признаюсь, что не люблю феминисток. На мой взгляд, все это надуманное и идет скорее от позы, чем от души. Не встречал ни одной феминистки с удавшейся семейной жизнью, и не верю в их тезисы о равенстве полов. Я имею в виду не социальное равенство, а биологическое.

– Вы не просто консерватор, – сказала Вотанова, – вы женоненавистник. Вам не кажется, что женщинам не позволяли быть равными с мужчинами? Так всегда было в истории. И прежде всего они сами не позволяли себе подобного.

– Неправда. Я очень люблю женщин. Но я всегда помню, что женщина – другое существо, и не обязательно худшее. Возможно, женщины лучше нас, они более устойчивые существа, чем мы, мужчины. Женщина обязана быть таковой, ибо существуют некие биологические законы. Женщина не может быть фантазеркой. С учетом разных факторов она может родить не больше двадцати-тридцати детей. Тогда как мужчина способен оплодотворить сотни женщин. И такой разброс обязывает мужчину постоянно искать какие-то новые стимулы, открывать новые страны, если хотите, быть постоянно в поиске, и наконец, просто утверждаться в качестве сильного человека. Тогда как женщине достаточно быть мудрой, чтобы оказаться на высоте. Интересно, что почти никто из женщин не любит жанр фантастики. Среди нумизматов, филателистов или других коллекционеров почти не бывает женщин.

– Женщины просто не хотят тратить время на ерунду, – убежденно заметила Вотанова, – и разрешают мужчинам заниматься такими глупостями. А насчет того, что мужчины «открывали другие страны»… Вам не кажется, что мужчины просто не позволяли женщинам быть рядом с ними?

– И вы думаете, что все можно изменить?

– Возможно, – она взглянула на него, – я полагаю, что многое изменится уже при нашей жизни.

– В таком случае встретимся с вами через семнадцать лет, – предложил Дронго, – и посмотрим, как вы будете относиться к нашему миру и к нашим проблемам, когда вам будет за сорок.

– К тому времени я буду старухой, – засмеялась Вотанова.

– Спасибо, – кивнул он, – вы считаете и меня стариком?

– Не обижайтесь. Я не имела в виду вас.

– Надеюсь, – пробормотал Дронго. – И, тем не менее, послушайтесь моего совета. Не будьте столь нетерпимы. Обычно это проявление слабости, а не силы.

– Вот вырастишь – и все поймешь, – пошутил Андрей.

– Немного осталось, – сказала она, – настоящая женщина обретает подлинную уверенность к тридцати годам.

Дронго незаметно усмехнулся. Все-таки некоторые его слова она явно запомнила. «Молодец, – подумал он, – не просто спорит, а умеет извлекать рациональное зерно. Она интересный человек. Интересна своим независимым и тяжелым характером. И своей способностью быть самостоятельной в суждениях».

– А ты откуда знаешь? – улыбнулся Андрей. – Тебе самой до тридцати целых шесть лет.

– Знаю, – отрезала она, – поэтому и говорю.

У этой невысокой девочки с крашеными рыжеватыми волосами был сильный характер. Он вспомнил Урсулу. Сколько лет с тех пор прошло? Кажется, шестнадцать. Катя еще ходила в первый класс, когда погибла Урсула. Она была женой его друга. Все они были тайно в нее влюблены. Но никто не решался в этом признаться. Решился только один – сам Адам Купцевич. Только этот элегантный поляк решился ухаживать за такой красивой женщиной. И в награду получил взрыв в автомобиле, в котором они находились. Купцевич чудом выжил, но врачи ампутировали ему обе ноги. А Урсула погибла, и Дронго был единственным свидетелем случившегося. Чудом уцелевшим единственным свидетелем.

– Интересно, есть на этом теплоходе текила? – неожиданно спросил Дронго.

– Не знаю, – удивился Андрей, – а вы хотите прямо здесь заказать текилу?

– Стоит попробовать. Поговорю с барменом, может, найдем.

– Здесь рассказывают, что вы перепили ирландца и русских писателей, – сказала Катя.

– Про меня всегда рассказывают разные гадости, – шутливо пожаловался Дронго, – надеюсь, что вы не поверили. Разве можно перепить Маккормика? Или Мураева? Я только делал вид, что пил.

– В таком случае вы неплохо делали вид, – заметил Андрей Бондаренко. – Вы железный человек, если смогли перепить не только их, но и Георгия Мдивани. Я видел, как вы держались после текилы. Он был зеленого цвета, а вы стояли так, словно вообще не пили.

– Надеюсь, это не единственное мое достоинство. – пробормотал Дронго. – Кажется, мы уже возвращаемся. Я поговорю с барменом и узнаю насчет текилы.

Они успели выпить по две рюмки, когда теплоход причалил к берегу, и все стали сходить на причал, чтобы принять участие в празднике, который должен был начаться через час. К Дронго подошел Яцек Пацоха.

– У нас все готово, – сказал он. – Ты мне назовешь имя человека, которого мы должны взять. Вчера у нас было одиннадцать человек. Кто остался?

– Украинцев исключи, – сразу ответил Дронго, – вычеркнем из списка Карлоса Казареса и Георгия Мдивани. Остаются шесть человек. Мне нужно, чтобы ты пригласил этих шестерых в замок сразу после представления. Можешь это организовать?

– Конечно, могу. Шесть человек. Значит, ты еще точно не знаешь?

– Знаю, но могу ошибиться. Поэтому давай сделаем так. Ты должен пригласить Ивана Джепаровского, Зорана Анджевского, Мехмеда Селимовича, Стефана Шпрингера, Альваро Бискарги и Павла Борисова. Шесть человек, которые должны собраться во внутреннем дворике замка ровно через час после того, как закончатся выступления актеров.

– Они начнутся в шесть, – взглянул на часы Пацоха, – значит, я скажу, чтобы этих шестерых позвали к восьми.

– Да, – кивнул Дронго, – позови еще Георгия Мдивани. Я бы хотел, чтобы и он присутствовал во время сегодняшнего разговора.

– Мне трудно понять логику твоих рассуждений, – признался Пацоха, – но я согласен все сделать, лишь бы ты указал убийцу. Мы уже связались с Интерполом, они готовы выдать ордер на арест убийцы.

– Договорились, – кивнул Дронго, – значит, ровно в восемь вечера.

Праздник начался в шесть, как и говорил Пацоха. За накрытыми столами расселись не только участники «Литературного экспресса», но и приглашенные журналисты, гости из соседних городов, местные чиновники. Небольшой польский городок, кажется, собрал все свои запасы, чтобы достойно встретить такое количество известных в Европе людей. На площадке пели дети, выступали актеры. В половине седьмого к присутствующим обратился герольд вечера, одетый в костюм средневекового рыцаря. Попросив тишины, он объявил о начале рыцарского поединка.

Дронго подошел к Хоромину и тихо сказал, что встреча в замке состоится ровно в восемь часов.

– Почему? – спросил встревоженный Хоромин. – Что-нибудь случилось?

– На месте узнаете, – улыбнулся Дронго, ничего не объясняя. Затем он подошел к Планнингу и также предложил ему прийти через два часа во внутренний двор замка. Англичанин не удивился, кажется, он этого ждал.

Одетые в средневековые костюмы актеры начали разыгрывать традиционный рыцарский турнир, когда, сходясь в неистовой схватке, рыцари бились за право считаться сильнейшими или за честь своей дамы. В этот вечер рыцари бились спешившись. Гулкий звук мечей разносился далеко по излучине реки.

В семь часов герольд еще раз обратился к присутствующим. Он предложил всем желающим попробовать себя в рыцарском поединке. Почти сразу вызвались двое. Молдаванин Василий Гарнет и эстонец Карл Мартин. Молдаванина экипировали по всей форме, надев на него рыцарские доспехи. Эстонец ограничился легкой накидкой и мечом. И едва они сошлись, почти сразу выявилось преимущество молдаванина.

Затем было еще несколько поединков. Миловидные девушки предлагали каждому принять в них участие. Дронго видел, как засмеявшаяся Драгана предложила участвовать в этом поединке Зорану Анджевскому.

– Ты же спортсмен, – смеялась она, – можешь попытаться.

– Вы занимались спортом? – спросил Дронго, подходя к Зорану.

– Да, – кивнул тот, – футболом и гимнастикой. Но это было давно.

– Гимнастикой, – кивнул Дронго, – тогда у вас должны быть сильные руки.

– Наверное, – засмеялся Анджевски. – Лучше сами примите участие в этом турнире. Правда, боюсь, что на вас не найдется подходящих доспехов.

Неизвестно почему, но Дронго, вдруг шагнув к девушке, согласился на поединок. До встречи в замке оставалось совсем немного, минут двадцать, и, возможно, он подсознательно хотел показать убийце, что не готов вести сегодня разговор в замке. И таким образом успокоить его. Ему дали кольчугу, но рыцарский шлем оказался мал. Он взял тяжелый длинный меч – настоящий, кованный. Затем второй, короткий. Дронго поднял длинный меч. Тысячу лет его предки с мечами в руках отстаивали право на свою истину. И он вдруг почувствовал в себе их силу, словно ему передалась некая генная информация. Раньше он не держал в руках мечей, но в этот вечер они показались ему легкими шпагами.

В схватке с ним согласился принять участие высокий молодой Давид Матевосян. Он был сыном известного армянского писателя Гранта Матевосяна. Человек исключительного таланта, редкой порядочности и честности, Грант Матевосян создавал свои произведения, всегда помня о человеческом достоинстве, о сострадании, любви к ближнему. Когда в закавказских республиках началась националистическая истерия, Грант Матевосян оказался одним из немногих, кто сохранил верность идеалам, не отказавшись от любви к своему народу, но и не опускаясь до национализма и не становясь на один уровень с охлократическими трибунами. Его сын, аттендант армянской группы, кроме армянского хорошо владел английским, фарси и русским языками.

«Кажется, второй раз история повторяется в виде фарса, – вдруг подумал Дронго. – Давид снова выходит на бой с Голиафом. Если в первый раз Давиду повезло, то во второй может не повезти». И хотя они были почти одинакового роста, Дронго сознавал, что у Давида не было шансов. Молодой человек занимался спортом, ему было двадцать пять лет и формально он мог выглядеть даже фаворитом в их схватке. Но нужно было знать, что Дронго был профессионалом и в свои сорок лет успел принять даже бой с Миурой, которому, правда, проиграл. Дронго поднялся, сжал меч. «Этому мальчику придется нелегко». – подумал он.

– Может быть, заменить Давида? – спросил Дронго. – Мне кажется, что мы находимся в разных возрастных категориях.

Он сказал это почти шепотом, чтобы не обидеть молодого соперника. Герольд улыбнулся, объясняя, что это всего лишь игра и никто не предполагает, что они будут биться по-настоящему.

– Конечно, – согласился Дронго, несколько озадаченно поглядывая на приготовления Давида.

Сначала шел вялый обмен ударами. Дронго легко поднимал оба меча, словно прошел многолетнюю тренировку. Поняв, что ему не поразить соперника, Давид вдруг изменил тактику. Он отбил мечом слабый удар Дронго, затем метнул второй меч в доспехи нападавшего и вдруг, сделав кувырок через голову, оказался у ног Дронго, чтобы свалить его точным ударом. Давид в спортзале несколько раз применял подобный прием без меча, и ему каждый раз удавалось достичь хорошего результата. И здесь все должно было получиться. Если бы не одно обстоятельство. Дронго был готов отразить нападение. Он резко скрестил мечи, и соперник наткнулся на рукоятку тяжелого меча.

Через несколько секунд Давид поднялся. Из рассеченного лба хлестала кровь.

– Посмотрите, – закричала какая-то женщина, – у него кровь!

– Я просто ударился, – пытался объяснить Давид.

Но его уже вели к врачу, который начал осматривать рану. Дронго, бросив мечи, поспешил к Давиду. «Только этого не хватало», – подумал он. К счастью, рана оказалась не глубокой. Была рассечена кожа. Дронго успел в последний момент убрать мечи на себя и этим значительно смягчил последствия удара. Давиду наложили пластырь, и он, гордый вниманием женщин, важно продефилировал через арену. Дронго отказался выйти на арену во второй раз. «Вполне достаточно с меня и такой славы, – раздраженно думал он. – Нашел куда лезть. Дурацкое ребячество. Решил показать мальчику свои приемы. Абсолютный идиотизм». Он взглянул на часы. Было уже пять минут девятого. Замок находился в нескольких минутах ходьбы. Дронго зашагал туда. «Сейчас все должно решиться», – подумал он и увидел идущего впереди Планнинга. «Сегодня я укажу им убийцу. – еще раз подумал Дронго. – Хотя, кажется, только я знаю, что это еще не конец».