Текст книги "Си Цзиньпин. Как победить Запад"

Древняя традиция

Историки ставят в заслугу Цинь Ши Хуану, первому императору объединенного Китая, то, что более 2200 лет назад он впервые ввел систему бюрократического контроля. Он назначил «главного цензора» при императорском дворе Цинь и наделил этого чиновника широкими полномочиями по контролю за поведением всего правительства. Превосходя только великого канцлера, главный цензор мог советовать императору о делах государства, формулировать политику, подвергать импичменту чиновников и даже изменять законы. Последующие династии развивали пример Цинь, создавая корпус цензоров, которые служили глазами и ушами императора, наказывая коррумпированных мандаринов, осуждая неумелых бюрократов и исполняя императорские указы.

Эта система достигла апогея во времена двух последних императорских династий Китая. При династиях Мин и Цин каждый из них содержал опасавшийся цензорат, который эффективно действовал как независимая ветвь власти, наблюдая за бюрократией на предмет отклоняющегося поведения и проводя в жизнь политику императора во всех его владениях. Традиция надзора пережила крах Цин. Сунь Ятсен, революционер, почитаемый как отец современного Китая, выступал за создание Контрольного Юаня в качестве одной из пяти ветвей власти в Китайской республике, ответственной за аудит государственных органов и дисциплину чиновников – эту идею его Националистическая партия реализовала после завоевания власти в конце 1920-х годов.

Китайская коммунистическая партия, тем временем, черпала вдохновение в советской, создав свою первую контрольную комиссию в 1927 году. Первые воплощения этого органа часто оказывались втянутыми во фракционную борьбу и игнорировались Мао, который предпочитал проводить свою волю через чистки и кампании по исправлению. При Мао партия создала (и распустила) ряд контрольных органов, включая первую ККДИ в 1949 году, но они, как правило, были беззубыми, малочисленными и в итоге были распущены во время Культурной революции.

CCDI был восстановлен в 1978 году, примерно через два года после смерти Мао. Его первыми приоритетами были чистка маоистских радикалов и обеспечение соблюдения партийных правил, хотя борьба с коррупцией приобрела большее значение, поскольку экономические реформы в Китае открыли возможности для подкупа. Однако в 1980-е годы ведомство оставалось относительно слабым, поскольку либерально настроенные лидеры, такие как Ху Яобан и Чжао Цзыян, пытались установить более четкие границы между партией и государством. В 1986 году было возрождено отдельное Министерство надзора для контроля за государственными служащими, что неявно вывело их за пределы сферы деятельности партийных инспекторов. Руководство также урезало полномочия ККДИ, понизив партийный ранг главы комиссии и распустив многие партийные дисциплинарные группы, которые были встроены в государственные учреждения.

Протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году остановили эти реформы. Дэн Сяопин решил восстановить власть партии над государственными органами, и вскоре CCDI вернула себе полномочия надзирателя за государственными органами. В 1993 году комиссия поглотила министерство надзора в рамках соглашения, известного как «один набор персонала с двумя вывесками», согласно которому чиновники могли переключаться между партийной и государственной принадлежностью в зависимости от обстоятельств, хотя партийные титулы оставались более весомыми. Во время реструктуризации после 1989 года ККДИ также приобрела свой самый известный инструмент расследования – секретный процесс бессрочного содержания под стражей и допросов, известный как «шуангуй», где следователи часто безнаказанно подвергали подозреваемых физическому и психическому насилию.

События на площади Тяньаньмэнь

В 1990-х и 2000-х годах, когда экономика Китая переживала подъем, партия определила борьбу с коррупцией в качестве ключевой официальной задачи. Соответственно, CCDI переключила свое внимание на расследование должностных преступлений, а не политических проступков и идеологических отклонений. Коррупция может быть вечным злом, но Китай после Мао создал благодатную почву для корыстных чиновников и кумовьев. Прорыночные реформы и инвестиционный рост привели к огромному богатству и дали чиновникам широкие возможности манипулировать распределением земли, капитала и других ресурсов в обмен на взятки и услуги. Правительственная карьера обещала не только надежную работу, известную как пресловутая «железная рисовая чаша», но и льготы, которые превосходили скудные зарплаты чиновников. В докладе, опубликованном центральным банком Китая в 2008 году, приводятся оценки, согласно которым с середины 1990-х годов за границу или исчезли до восемнадцати тысяч коррумпированных чиновников и руководителей государственного бизнеса, которые скрылись с активами на сумму около 800 миллиардов юаней, что эквивалентно примерно 120 миллиардам долларов США и 2,7 процента валового внутреннего продукта Китая в том году.

Антикоррупционные репрессии, проводимые преемниками Дэнга, Цзян Цзэминем и Ху Цзиньтао, часто сходили на нет после первоначального пыла. Они длились достаточно долго, чтобы устранить конкурентов, не причиняя слишком большой боли политической и деловой элите, которая привыкла к тому, что для обхода бюрократии и получения государственной помощи необходимо подмазывать ладони. Несколько тигров будут убиты, а некоторые мухи прихлопнуты, но руководство в итоге воздержится от более широкой чистки. Одно из опасений заключалось в том, что китайская экономика может заглохнуть без того, что некоторые считают смазывающим эффектом коррупции, особенно в форме «денег доступа», или того, что политолог Юэнь Юэнь Анг из Мичиганского университета называет «стероидами капитализма», когда бизнес предлагает чиновникам вознаграждение «не только за скорость, но и за доступ к эксклюзивным, ценным привилегиям».

CCDI занималась в основном борьбой с коррупцией на среднем уровне и мало что могла сделать для того, чтобы остановить более широкие экономические силы, которые подпитывали жадность в правительственных кругах. Один научный анализ коррупционных дел, раскрытых с 1993 по 2010 год, показал, что коррупция, совершенная чиновниками более высокого ранга, с меньшей вероятностью будет обнаружена и расследована, чем коррупция, совершенная чиновниками младшего звена. В другом исследовании профессор Университета штата Джорджия Эндрю Ведеман представил данные, свидетельствующие о том, что в середине 2000-х годов коррупционеры сталкивались с гораздо меньшим риском быть пойманными, чем десятилетием ранее. Такое неравномерное правоприменение «позволило коррумпированным чиновникам низшего звена подняться по карьерной лестнице и войти в высший эшелон власти», – пишет Ведеман. «Таким образом, мухи превратились в крыс, крысы – в волков, а волки – в тигров».

Проблема во многом связана с тем, как партия держит своих исполнителей на коротком поводке. Прежде чем открыть дело или вынести наказание, региональные и местные дисциплинарные органы должны получить одобрение партийных комитетов на своем уровне иерархии. Сам ККДИ должен получить согласие партийного руководства. Это означает, что чем более высокопоставленным является чиновник, тем труднее его расследовать. Процесс сильно политизирован и построен таким образом, чтобы помешать партийным ищейкам вынюхивать скелеты в самых темных шкафах. Однако, как только они выходят на свободу, их уже мало что останавливает от того, чтобы разорвать свою жертву на части. Расследование против известной цели почти наверняка было партийной междоусобицей, проводимой под прикрытием борьбы с коррупцией – удобный фиговый листок, отличающийся от того, как чиновники времен Мао чистили конкурентов, обвиняя их в политических махинациях.

Когда в 1995 году Цзян Цзэминь снял пекинского партийного босса Чэнь Ситуна по обвинению в коррупции, инсайдеры охарактеризовали это дело как момент, когда Цзян утвердился в роли партийного лидера, выйдя из тени партийных грандов, которые шестью годами ранее назначили его генеральным секретарем. В 2006 году Ху Цзиньтао одержал собственную победу над кликой Цзяна, «шанхайской бандой», когда партия уволила главу Шанхая Чэнь Ляньюя за взяточничество. Оба случая привлекли внимание общественности и нервировали чиновников, которые боялись быть замешанными, но ни Цзян, ни Ху не прибегли к систематическим репрессиям.

К тому времени, когда Си поклялся очистить партию, многие чиновники думали, что он следует хорошо отработанной схеме: провести короткую и резкую кампанию по укреплению власти во имя борьбы с коррупцией. Но вместо ритуального кровопускания Си устроил настоящую кровавую баню. За десятилетие с момента прихода Си к власти партия наказала более 4,6 миллиона человек, в том числе около 627 000 только в 2021 году – почти в четыре раза больше, чем в 2012 году, последнем году правления Ху. Для Си эта борьба имеет экзистенциальное значение. «Коррупция – это раковая опухоль общества», – сказал он в 2013 году высшим должностным лицам CCDI. «Если бедствие коррупции будет усугубляться, то в конечном итоге партия и нация будут разрушены».

Охотники

В центре Пекина, примерно в десяти минутах езды от Запретного города и бывшего императорского сада Чжуннаньхай, в неприметной офисной башне работают сотрудники высших органов контроля коммунистической партии. Высокие стены окружают необозначенный комплекс, на строгих воротах которого нет никаких указателей, кроме номера улицы, хотя иногда над ними развеваются красные флаги, намекающие на личность жильцов. Во дворе вековое дерево саранчи возвышается над каменной надписью, восхваляющей беспристрастное отправление правосудия.

Как головное учреждение, руководящее сетью региональных и местных филиалов, выездных инспекционных групп и внедренных агентов, Центральная комиссия по проверке дисциплины проникает на все уровни власти и контролирует каждую партийную и государственную организацию по всему Китаю. В США аналогичные обязанности распределены между такими ведомствами, как Министерство юстиции и Министерство финансов, Федеральное бюро расследований, Служба маршалов США и Управление правительственной отчетности – все они подвергаются тщательному контролю со стороны Конгресса, судебных органов и свободных СМИ. CCDI, однако, создан по образцу советской аппаратуры. Он подчиняется только партии, его приоритеты повторяют повестку дня руководства, а его работа часто используется для формирования и оправдания результатов борьбы элиты за власть.

Следователи CCDI улавливают запахи различными способами. Иногда они обнаруживают информацию в ходе обычных проверок. Иногда недобросовестные чиновники попадают в вирусные видеоролики и посты в социальных сетях. Однако большинство следов появляется благодаря многочисленным жалобам и анонимным наводкам, которые поступают через офисы по работе с обращениями, веб-порталы и телефонные горячие линии. Разоблачители даже прибегают к некоторой маскировке, учитывая, что в прошлом жалобы просачивались и вызывали ответные действия. Один информатор, опасаясь разоблачения со стороны коррумпированного начальника муниципальной полиции, трижды менял регистрационные номера автомобиля, пока ехал на встречу со следователями. В другом случае сотрудник CCDI в отставке вспоминал, как информатор организовал тайную связь в холле гостиницы, где он читал газету в качестве сигнала, а в последнюю секунду уходил, когда приближался следователь. Информатор перезвонил позже и потребовал назначить новую встречу в месте без камер наблюдения.

Охота начинается после того, как следователи отбирают перспективные версии и собирают достаточно предварительных доказательств, чтобы убедить начальство открыть дело. С их одобрения начинается более тщательное расследование, хотя зачастую к этому моменту вина подозреваемого уже практически не вызывает сомнений. Кульминацией процесса является «рассмотрение дела», своего рода закрытый судебный процесс, в ходе которого чиновники оценивают доказательства и рекомендуют наказания, если это необходимо. Подозреваемые и адвокаты не могут присутствовать на заседании. Провинившиеся сотрудники могут получить предупреждение, лишиться партийной должности, пройти испытательный срок, быть исключенными или даже их дела могут быть переданы прокурорам штата. Обвиняемый может попросить комиссию пересмотреть приговор, но успешные апелляции практически не встречаются.

Если предполагаемые правонарушения достаточно серьезны или деликатны, подозреваемых могут переправить на секретные допросы – страшный процесс, известный как shuanggui, или «двойное обозначение», в связи с тем, как сторона вызывает объекты для допроса в назначенное время и место. Задержанные содержатся в секретных местах без доступа к адвокатам и родственникам, как правило, до шести месяцев, хотя срок может быть продлен. Задержанные в Шуангуй рассказывают, что их держат в самых разных местах – от временных объектов, таких как гостиницы и виллы, до специально построенных помещений, похожих на тюрьмы.

Подробностей о местах содержания под стражей мало, хотя государственные СМИ и ученые дают возможность заглянуть внутрь. Исследователи, посетившие центр содержания под стражей окружного уровня в восточном Китае, описали территорию в двадцать акров в отдаленном районе, где в радиусе двух километров не было ни одного жилого дома. Объект был без опознавательных знаков, охранялся высокими стенами и охранниками, а для чиновников, которые часто оставались на территории центра на длительное время, были оборудованы места для отдыха, такие как баскетбольные и волейбольные площадки. Чтобы предотвратить причинение подозреваемыми вреда себе, в комнатах для задержанных обычно стены и мебель покрыты мягкой обивкой, нет окон и розеток. За каждым задержанным постоянно наблюдают не менее двух сотрудников. Допрос проводится в камерах, где с одной стороны стоят стол и стулья, а с другой – кровать. В других центрах содержания под стражей, по официальным данным, в комнатах для допросов присутствует ярко выраженная политическая эстетика, где вывешены копии партийной присяги и партийного устава, которые используются следователями, пытающимися перевоспитать подозреваемых.

Секретность, окутывающая шуангуй, призвана оградить следователей от неправомерного влияния или вмешательства. В действительности же она способствует разгулу злоупотреблений. Поскольку партия ставит во главу угла письменные признания, дознаватели часто пытаются добиться признания вины честными и нечестными методами. Они колеблются между мягкостью и угрозой, предлагая снисхождение в один момент и угрожая в другой, например, предупреждая подозреваемых, что их семья может столкнуться с последствиями, если они не будут сотрудничать. В одном из северо-восточных городов следователи предпочитают уламывать задержанных, угощая их домашней едой, приготовленной матерями подозреваемых.

Поскольку мало кто следил за наблюдателями, культура безнаказанности укоренилась. Недобросовестные инспекторы давали наводки на подозреваемых и манипулировали делами за взятки, вымогали деньги у объектов расследования или даже пытали подозреваемых, чтобы добиться признания. Бывшие заключенные рассказывают, что их пытали избиениями и имитацией утопления, хотя высокопоставленные чиновники подвергались издевательствам реже. Задержанные умирали от издевательств или самоубийств. Сотрудники суда приговорили шестерых следователей к тюремному заключению на срок от четырех до четырнадцати лет после того, как в 2013 году они утопили заключенного. Большинство дел «шуангуй» заканчиваются признанием вины и направляются для рассмотрения в суды штатов, где процент обвинительных приговоров превышает 99 процентов.

Чтобы остановить гниение, Си обратился к опытному политическому оператору и давнему другу Ван Цишаню. Будучи в то время вице-премьером, Ван мог похвастаться богатой карьерой политического эксперта, банкира и администратора, а также безупречными полномочиями для выполнения, как многие считали, важного, но непростого задания. Китайские СМИ прозвали его «начальником пожарной команды» в знак признания его навыков управления кризисами, начиная с управления крупнейшим банкротством в Китае в конце 1990-х годов и заканчивая парашютным прыжком в Пекин в качестве мэра, когда столица оцепенела от вспышки атипичной пневмонии в 2002–2003 годах. Будучи князем от брака с дочерью старейшины партии, Ван имел репутацию честного человека, чему способствовало отсутствие у него детей, что якобы означало, что у него было меньше стимулов обогащать свою семью. Что особенно важно, Ван был политически надежным человеком, которого Си знал с тех пор, как вырос в Пекине и был сослан в ту же провинцию во время Культурной революции.

Ван стал секретарем CCDI в ноябре 2012 года. Хотя он занимал шестое место в руководстве партии из семи человек, он справился со своей ролью с такой смелостью, что многие инсайдеры считали его вторым по влиятельности чиновником в Китае. Будучи заядлым историком, он просил своих сотрудников прочитать трактат Алексиса де Токвиля о Французской революции и написать свои мнения о причинах падения монархии. Он призывал своих следователей внушать шок и трепет, заставляя их работать по пятнадцать часов в день и бесчисленное количество сверхурочных часов без выходных и отпусков. Свой первый крупный скальп Ван снял всего через несколько недель работы, начав расследование коррупции против заместителя главы партии юго-западной провинции Сычуань. За первый год его работы на этом посту было уничтожено еще более десятка «тигров».

Чтобы не дать местным властям помешать расследованиям, Ван активизировал использование «центральных инспекционных групп» для тщательной проверки региональных правительств, партийных органов и государственных учреждений и оценки их соответствия партийным директивам. Эти группы подчинялись непосредственно Пекину и возглавлялись отставными чиновниками, не связанными с регионами, в которые они были направлены, что сводило к минимуму конфликт интересов. Инспекторы поселялись в местной гостинице или офисном здании, где проводили собеседования с чиновниками, проверяли отчетность и принимали жалобы лично, через письма или по телефону. Ванг также использовал общественный гнев в своих интересах, запустив официальный веб-сайт CCDI, который в первый месяц работы привлек около 24 800 наводок, или более 800 в день.

Ванг повысил профессионализм следственного процесса, побуждая чиновников меньше полагаться на признания и больше на сложные технологии, такие как анализ данных для выявления неправомерных действий и судебная бухгалтерия для отслеживания незаконных активов. Для расследования сложных дел о финансовых злоупотреблениях в CCDI были привлечены сотрудники с академической подготовкой в области финансов, права и технологий. Дисциплинарные комиссии были реструктурированы, чтобы разделить полномочия по расследованию, рассмотрению дел и наказанию между различными департаментами, что сократило возможности для подкупа и злоупотребления властью. Следователи часто сталкивались с сопротивлением. Когда центральная инспекционная группа посетила провинцию Хэнань в 2014 году, местные чиновники засекли гостиницу группы, пытаясь помешать осведомителям встретиться со следователями. Некоторые чиновники в северо-восточном Китае предоставляли приехавшим инспекторам слишком соленую или острую еду, а другие организовывали шумные ремонтные работы рядом с рабочими местами инспекционных групп.

Чувство предчувствия, даже страха, охватило партию, когда Ванг протянул свою сеть по министерствам и государственным компаниям. В социальных сетях появились слухи о задержании чиновников во время рабочих встреч, а в одном случае – на свадьбе дочери. Другие, по сообщениям, покончили жизнь самоубийством, прежде чем следователи смогли добраться до них. Руководители государственных предприятий иногда исчезали без предупреждения, а позже появлялись в новостях в связи с расследованием коррупции.

Среди целей Вана были и партийные ставленники, чье падение было политически полезным для Си. Чжоу Юнкан, бывший член руководства, курировавший службы безопасности Китая, отправился на дно вместе со своими приближенными в аппарате внутренней безопасности и энергетическом секторе после обширного расследования, в ходе которого было возвращено не менее 90 млрд юаней – или $14,5 млрд на тот момент – конфискованных активов, включая облигации, акции, недвижимость и предметы искусства. Чистка Лин Цзихуа, бывшего начальника штаба Ху Цзиньтао, подорвала влияние бывшего лидера и завершила чистку коррумпированных чиновников, связанных с богатой углем провинцией Шаньси. Группа высокопоставленных генералов, близких к Цзян Цзэминю, включая двух бывших заместителей председателя Центральной военной комиссии, также была уволена, что позволило Си заменить их своими соратниками.

Си активно руководил этими чистками. Люди, знакомые с процессом, говорят, что для проведения расследований и наказания чиновников в ранге заместителя министра или выше, ККДИ должен был получить одобрение Си. Расследования в отношении некоторых высокопоставленных бизнесменов, включая страхового магната, который когда-то был женат на внучке Дэн Сяопина, проводились только с личной подписи Си. Такой жесткий контроль над крупными расследованиями подверг его упрекам в том, что он стремится избавиться от конкурентов и получить больше власти. Си, похоже, предвидел эту критику и постарался сделать так, чтобы его не подвели. В конце 2012 года члены ближайшей и расширенной семьи Си начали избавляться от некоторых активов и инвестиций, что, по словам партийных инсайдеров, было сделано по указанию Си и его матери.

Си пошел еще дальше в 2014 году, когда власти, по сообщениям, арестовали одного из его двоюродных братьев по материнской линии, Минг Чая, за предполагаемые уголовные преступления. Бывший военизированный полицейский, ставший натурализованным австралийцем, Чай в то время занимался бизнесом в Китае и, по словам его друзей и партнеров, часто выставлял напоказ свои семейные связи в погоне за коммерческими возможностями. Один бывший деловой партнер рассказал мне, что Чай был человеком, который любил роскошную жизнь и давал грандиозные обещания, которые никогда не выполнял, например, предлагал провести для партнера экскурсию по Чжуннаньхай и организовать пресс-конференцию в Большом зале народа для продвижения их бизнеса. Тем не менее, нет никаких признаков того, что Си делал что-либо для продвижения интересов Чая или был осведомлен о деловых операциях своего двоюродного брата.

Многие в элитных кругах Китая считали, что Си пытался продемонстрировать свою неподкупность с помощью жеста, известного как dayi mieqin, или уничтожение своих родственников как акт праведности. По данным гонконгского политического ежемесячника Front Line, который первым сообщил об этом случае, Си лично проинформировал Постоянный комитет Политбюро об аресте Чая всего через день или два после того, как ККДИ объявил об официальном расследовании в отношении Чжоу Юнкана. Главный редактор Front Line Лау Тат-Ман позже сказал мне, что журнал был проинформирован просиньским князьком, который представил арест как пример благородного характера Си. Китайские власти никогда публично не признавали дело Чая, хотя партийные инсайдеры и соратники говорят, что он оставался под стражей в течение некоторого времени, а затем вновь появился в Австралии в конце 2015 года.

В то время как государственные СМИ рассказывали об уничтожении тигров Си, он избегал массовых нападок на «красные кровные линии» Китая, революционные семьи, связанные с прибыльными секторами государственной промышленности и частного бизнеса. Си все еще нуждался в поддержке партийной элиты, и попытки расследовать деятельность «красных аристократов» натолкнулись бы на непреодолимый отпор, говорит Десмонд Шум, бывший пекинский инвестор, который когда-то вел дела с членами элитных политических кланов. «Семьи с красной родословной неприкасаемы», – говорит он. «Это все равно, что быть человеком в мафии».

Такие холодные расчеты побуждают комиссии по проверке дисциплины на всех уровнях. Например, окружные органы с ограниченными ресурсами могут подумать, стоит ли нести расходы на расследование, которые намного превышают стоимость имущества, которое может быть изъято у подозреваемого. Политика, прежде всего, является решающим фактором. Как рассказал исследователям заместитель начальника одного окружного дисциплинарного ведомства, на инспекторов оказывается давление с целью соблюдения квот на количество должностных лиц, в отношении которых они должны провести расследование. Превышение квоты может создать впечатление, что округ страдает от серьезной коррупции, в то время как значительное ее недовыполнение может навести на мысль, что местные следователи неэффективны, сказал заместитель начальника. «Поэтому для определения того, кто должен стать объектом расследования, необходим процесс рационального расчета: их не может быть слишком много или слишком мало».

Си тоже приходится балансировать. Хотя его кампания пользуется популярностью у многих простых китайцев, постоянные разоблачения коррупции на высшем уровне могут подорвать эту доброжелательность. «Чем больше коррупции вскрывает кампания, тем больше она подавляет поддержку режима гражданами», – пишут гарвардский политолог Юхуа Ванг и профессор Университета Джорджа Вашингтона Брюс Диксон.

Страх, который Си внушал внутри партии, также стал изнуряющим. Некоторые чиновники предпочитали медлить, опасаясь, что могут принять решение, которое в итоге поставит их под угрозу расследования. Другие искали безопасности, участвуя в том, что ученые называют «тошнотворными проявлениями преданности» своему верховному лидеру. Для Си это всепроникающее чувство страха является одновременно благом и бедой. Лидер, которого боятся, часто бывает сильным. Но слишком сильный страх может парализовать бюрократию. И кампания Си докажет, что и то, и другое может быть правдой одновременно.