Текст книги "Дорога судьбы"

Глава 26

Они вернулись в Сент-Элену в день Нового года, уже решив к тому времени, где будут жить. Проще всего было переехать в дом, построенный много лет назад Иеремией. Череда спален на третьем этаже будет особенно удобна, когда появятся дети. Сабрина хотела иметь не меньше троих. Джон только вздыхал и улыбался:

– В моем-то возрасте? Малыши подумают, что я их дедушка. Я просто не знаю, как буду вести себя с ними.

Она заговорщически улыбнулась ему и, коснувшись губами его уха, прошептала:

– Вчера ночью тебя это, кажется, не слишком беспокоило?

– Это другое дело. – Он радостно взглянул на нее, как на мечту, вдруг ставшую реальностью. – Я не узнавал сам себя.

Они много смеялись, много говорили об общих увлечениях. Она показала ему рудники Терстона и познакомила со всеми своими людьми. Каждую неделю они проводили по три дня в ее конторе, а потом она приезжала на его рудники, где командовал отличный новый управляющий, и теперь Харта заботили лишь рудники Сабрины. У него уже был на примете один человек, благодаря которому сам Харт мог бы стать неким верховным сеньором их объединенных владений.

– Если это удастся, мы сможем большую часть времени проводить в городе. – Им обоим очень нравилась эта идея, хотя Сабрина теперь уже не так страстно желала окунуться в светскую жизнь.

Но зато ей пришлось по вкусу все, что имело отношение к искусству. Во время своего медового месяца они ходили в оперу, посещали балет, видели несколько новых пьес. И оба наслаждались великолепием дома, построенного отцом Сабрины.

– Меня постоянно охватывает грусть, когда я думаю об этом... – сказала Сабрина однажды ночью. – Отец выстроил этот дом для моей матери, а через два с половиной года она умерла и дом опустел. Во всем этом есть что-то несправедливое.

Джон кивнул, вспоминая далекое прошлое.

– Иеремия очень помог мне, когда умерли Матильда и дети.

Прошло столько времени, что это воспоминание уже не вызывало у Харта боли. Теперь у него есть Сабрина, а когда-нибудь будут и дети. Это было их общей надеждой.

– Меня очень опечалила весть о его несчастье. Знаешь, он не хотел никого видеть... Однажды я отправился к нему, но он выставил меня вон. Я знал, как ему больно, и не обиделся. – Джон улыбнулся и покачал головой, вспомнив молодость. – В те времена я был с ним не слишком близок, хотя твой отец был удивительно порядочным человеком. Добрый, мудрый и ужасно скромный...

Джон подумал о том, что эти качества Иеремия сумел передать по наследству своей дочери. Впрочем, сам он убедился в достоинствах Сабрины задолго до того, как женился на ней.

– Я был в то время так озабочен собственными проблемами, что предпочитал держаться от него подальше. Это была моя ошибка, ведь я многому мог бы у него научиться.

– Я думаю, ты ему все равно нравился, – улыбнулась Сабрина. – Забавно, как вы с ним похожи! – Она замечала это и прежде чем вышла замуж за Харта, а теперь открывала в нем все новые достоинства: терпение, благородство, нежность и острый ум.

Им нравилось бывать на рудниках друг с другом. Сабрина пыталась научить мужа разбираться в виноградарстве, но ему постоянно не хватало времени. Зато он научился ценить ее вино, хотя его оставалось совсем немного. Виноградники снова поразил клещ, и в это лето Сабрина потеряла свыше половины своих плантаций. Впрочем, это можно было считать удачей, поскольку ее соседи потеряли еще больше. Сабрина была очень расстроена, однако ей предстояли и другие хлопоты. Дом в Напе требовал ремонта, рудники надо было переоборудовать, открыть дом Терстонов и нанять слуг. Сабрина и Джон радовались тому, как легко они привыкли друг к другу. Единственное огорчение доставляло им отсутствие детей. Они часто и страстно любили друг друга, но все же к лету следующего года Сабрина так и не смогла забеременеть. Однажды Ханна не выдержала и спросила ее:

– Ты ведь не предохраняешься от беременности, правда?

– А разве это возможно? – поразилась Сабрина.

Ханна подозрительно посмотрела на нее и вдруг сообразила, что та действительно не понимает, о чем речь. Старуха была довольна. Сабрина была честной девушкой, не то что ее мать. Ханна еще помнила найденные ею золотые кольца.

– Не знаю... Наверное, кто-то это умеет...

Девушка всегда подозревала это. Ведь есть же женщины, которые сделали любовь профессией, или...

– И как это делается?

Она была заинтригована, но стремилась лишь расширить свой кругозор, а не использовать эти знания на практике. Наоборот, они с Джоном очень хотели иметь детей.

– Некоторые местные пользуются соком вяза, но есть вещи похитрее.

Это прозвучало для Сабрины омерзительно. Сок вяза? Она состроила гримасу, и Ханна расхохоталась.

– Те, кто может себе это позволить, применяют золотые кольца.

Экономка запнулась, а потом решила: черт с ним! Сабрина Уже взрослая.

– Как это делала твоя мать.

– Моя мать? – удивилась Сабрина. – Когда?

– Перед тем как родить тебя. Иеремия думал, что она тоже хочет ребенка, но ничего не выходит, потому что он намного старше.

Да, разница в возрасте отца и матери была еще больше, чем у них с Джоном...

– Она говорила ему, что тоже не может понять, в чем дело. К тому времени они уже были женаты больше года, но однажды я нашла в ее ванной золотые кольца... будь они прокляты... и отнесла их твоему отцу. – Экономка зло ухмыльнулась. – После этого моментально родилась ты. Когда они вернулись в город, ее то и дело выворачивало наизнанку.

Рассказ Ханны сильно обеспокоил девушку. Ничего хорошего в этом не было. Похоже, ее мать силой заставили иметь ребенка.

– Что сказал отец?

– Чуть не взбесился от злости, но потом не говорил об этом ни слова. Он очень обрадовался, когда узнал, что ты скоро родишься. – Казалось, Ханна гордилась тем, что уличила бедную Камиллу в вероломстве.

Сабрина готова была возненавидеть старуху. Это было нечестно. Надо было дать матери подождать, если уж она так хотела. Но с другой стороны, судьба распорядилась правильно: ведь после родов Камилла так быстро умерла... Сейчас, двадцать три года спустя, дочь, которой весной исполнилось двадцать два, вдруг пожалела свою мать.

– А как она к этому отнеслась?

– Хандрила... дулась. – Вспоминая прошлое, Ханна подумала о том, что Камилла так и не простила мужа, но говорить об этом Сабрине не стоило. – Она была дурочкой, но отец все равно женился на ней и был вправе требовать, чтобы она рожала... Проклятые золотые кольца! Он разломал их и вышвырнул, а она плакала, как ребенок...

Сабрина почувствовала, что у нее сжалось сердце. Бедная женщина... Той же ночью она обо всем рассказала Джону.

– Я никогда не думала, что он мог быть таким жестоким. И Ханна поступила нечестно, что вмешалась. Сначала ей нужно было поговорить об этом не с отцом, а с матерью.

– Может быть, она его просто дурачила?

– Кажется, Ханна так и думает, но я этому не верю. Время от времени Ханна говорит о матери гадости, но, по-моему, она ее просто ревновала. Ведь сама Ханна восемнадцать лет работала у моего отца, и только потом появилась Камилла.

– Как бы то ни было, я рад, что она нашла эти кольца, – улыбнулся жене Харт и вдруг спохватился: – Но что заставило ее рассказать об этом?

Сабрина вспыхнула и улыбнулась:

– Она спросила, не применяю ли я какие-нибудь средства, чтобы избежать... А я даже не знала, что это возможно... – Вдруг Сабрина перестала смущаться.

Нет ничего такого, о чем нельзя было бы сказать ему. Муж был ее лучшим другом.

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Я не думал, что тебя это волнует, – удивленно ответил он.

– Не волнует, но это интересно.

Он с облегчением засмеялся и ущипнул ее за щеку.

– Ах, моя невинная малышка! Есть ли что-нибудь еще, о чем ты хотела бы узнать?

– Да. – Сабрина несколько секунд печально смотрела на мужа. – Но боюсь, милый, ты не сможешь мне ответить. – Оба помнили, что у Харта уже было двое детей, так что проблема заключалась не в нем. – Я думаю, почему этого до сих пор не случилось...

– Потерпи немного, любовь моя. Всему свой срок. Ведь мы женаты всего девять месяцев.

– Я бы могла уже обнимать своего ребенка... – уныло протянула Сабрина.

Харт улыбнулся:

– Пока что ты обнимаешь меня. И долго ты будешь это делать?

– Всегда, любимый...

Он снова заключил ее в объятия, их губы встретились, и она забыла все, что ей говорила Ханна. За следующие полгода Сабрина пару раз вспоминала об этом. Времени понадобилось больше, чем она рассчитывала. Прошел еще год, прежде чем однажды прекрасным июльским утром ей вдруг стало плохо. К этому времени они были женаты уже девятнадцать месяцев, а Сабрине исполнилось двадцать три года. Было жарко, и весь предыдущий день она провела на рудниках. Ей удалось настоять на том, чтобы не объединять рудники Харта и Терстона и продолжать управлять ими раздельно. Это продолжало оставаться причиной их редких стычек с мужем. Видимо, одна из таких стычек и удушающая жара заставили Сабрину плохо спать эту ночь.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался он, наблюдая за тем, как она встает с постели.

– Более или менее.

В предыдущую ночь они вновь говорили о ребенке. Сабрина медленно повернулась к мужу и вдруг молча опустилась на пол. Когда он спрыгнул с постели и подбежал к ней, она уже потеряла сознание.

– Сабрина... Сабрина... Дорогая... – Он был в ужасе, потому что всегда помнил о смертельном гриппе. Однако прибывший доктор не нашел ничего страшного.

– Вероятно, она просто устала. Наверное, слишком много работала.

Вечером он прочитал ей нотацию, потребовав, чтобы на следующий день она осталась дома и доверила рудники своему новому управляющему. Джон обещал лично проследить за тем, как тот справится со своими обязанностями.

– А ты пока можешь заняться виноградниками. Тем более что болезнь распространяется все шире.

Казалось, она даже не слушала его, отказывалась есть, а затем внезапно заснула прямо в кресле-качалке. Тогда он осторожно, стараясь не разбудить, перенес ее в постель. На следующий день состояние жены стало предметом еще большего беспокойства – она вновь упала в обморок. На этот раз он повез ее прямо в Напу и купил билеты на пароход, идущий в Сан-Франциско. Поутру они уже были в больнице, где целая команда врачей осматривала Сабрину, пока Харт взволнованно расхаживал по холлу.

– Ну? – спросил он, когда первый из докторов вышел из ее палаты.

– Сам бы я назвал март, хотя кое-кто из моих коллег настаивает на феврале.

Сначала Джон ничего не понял, и лишь увидев загадочную улыбку врача, догадался, в чем дело.

– Вы имеете в виду...

– Совершенно верно. Ваша жена в положении, мой друг.

Радости Харта не было предела. Днем Джон купил огромное бриллиантовое кольцо и вечером вручил его жене в доме Терстонов. Они давно решили, что Сабрина будет рожать здесь. Джон хотел оставить жену в Сан-Франциско, под присмотром лучших врачей, но в больнице ему объяснили, что до декабря ей не следует покидать Напу, так что времени впереди было много. Счастливые супруги провели целую ночь, подбирая имена для будущего сына... или дочери. Сабрина уже задумывалась и об устройстве детской и то и дело обнимала мужа.

– Я самая счастливая женщина на свете!

Он улыбался и добавлял:

– Которая замужем за самым счастливым мужчиной.

На следующий день они вернулись в Напу, и Ханна, узнав о случившемся, пришла в восторг. Сабрина послушно выполняла все ее указания и почти не бывала на рудниках. Теперь она целыми днями лежала в постели или сидела в кресле-качалке, дожидаясь возвращения мужа. Настала осень, и ребенок стал подавать первые, едва заметные признаки жизни. Джон прикладывал ухо к животу жены, надеясь уловить его движения, но было еще рано.

Однажды поздней осенью раздался сильный стук в дверь.

– На руднике пожар! – крикнули в ночи.

Сабрина проснулась раньше мужа и, сумев сохранить самообладание, высунулась в окно:

– На каком?

– На вашем, мэм, – сказал незнакомец, и она бросилась одеваться.

Заметив это, Джон властно остановил ее.

– Ты останешься здесь, Сабрина. Не делай глупостей. Я сам справлюсь.

– Нет, я поеду! – До сих пор она никогда не оставалась дома, если могла чем-то помочь.

Она могла бы кормить мужчин или хотя бы просто быть там, но Джон был неумолим.

– Нет! Оставайся здесь!

Не говоря ни слова, он быстро поцеловал Сабрину и ушел, а она целых шесть часов металась по дому. К утру стало видно небо, затянутое клубами дыма. Никаких известий с рудников не поступало, и она не выдержала. Взяв свою машину, Сабрина быстро поехала на рудник, не обращая внимания на то, что Ханна кричала с крыльца:

– Ты убьешь себя! Подумай о ребенке!

Но в этот момент она думала о Джоне. Ей необходимо было убедиться, что с ним все в порядке; в конце концов, горит ее собственный рудник! Приехав, она увидела следы сильных разрушений, но Джона нигде не было. Управляющий сказал, что Харт во главе группы спасателей больше часа назад спустился в одну из шахт. Она с ужасом подумала, что ни один из них еще не вернулся, и тут воздух сотряс новый взрыв. Сабрина бросилась к шахте и увидела, что спасатели оказались в ловушке. Она тут же метнулась назад и послала дюжину рабочих к ним на выручку. Дым наполнял ее легкие, но, увидев выходящего на поверхность Джона, она успела опуститься на колени и возблагодарить Господа, а затем потеряла сознание. Сабрину отнесли в контору, где до этого она провела три года, и немедленно послали за врачом. Немного погодя она пришла в себя, и Джон сурово отчитал ее. В сопровождении одного из рабочих он отправил ее обратно. Когда тем же вечером закопченный и пропахший едким дымом Джон вернулся домой, то уже на крыльце увидел Ханну. Слезы ручьями текли по щекам старухи, когда она сообщила ему страшную весть. Харт немедленно бросился наверх, где в него вцепилась рыдающая, бледная, потрясенная Сабрина. Час назад у нее случился выкидыш.

– Я знаю, что никогда больше не смогу иметь детей...

Отчаяние ее было безграничным, и он со слезами на глазах прижал жену к себе, пачкая сажей, которой был покрыт с головы до ног.

– Это врач так сказал?

Она покачала головой и снова зарыдала.

– Тогда не думай об этом, любовь моя. У нас еще будут дети. В следующий раз будешь слушаться... – Джон грустно посмотрел на нее сверху вниз.

Ему не хотелось упрекать ее: Сабрина и так убивалась.

Прошло два месяца, прежде чем Сабрина поправилась и вновь стала смеяться его шуткам, а ее глаза утратили выражение неизбывной боли. Этот Новый год оказался для них самым трудным, но в январе они вместе поехали в Нью-Йорк. Они повидались с Амелией, а на обратном пути остановились в Чикаго, где у Джона было немало старых друзей. И лишь после этого он с немалым облегчением вновь увидел свою жену счастливой. Его беспокоило лишь то, что она долго не могла забеременеть, и прошло целых два года, прежде чем она опять почувствовала знакомое недомогание. Боясь спугнуть народившуюся надежду, они избегали даже говорить об этом. Их браку исполнилось ровно четыре года, и именно в этот день он впервые заметил ее странное состояние. Увидев протянутый ей бокал шампанского, Сабрина позеленела и, пробормотав, что она «съела что-то не то», поспешно выбежала из комнаты.

На следующий день, когда он попытался ей осторожно возразить, она вдруг расплакалась, вновь выбежала из комнаты, сильно хлопнув дверью, и притворилась спящей, когда вечером он лег в постель. Все это было и прежде, но у него не было уверенности, что его жена вновь в положении. Какое-то время он выжидал, а затем, когда сомнения сменились твердой уверенностью, сказал об этом самой Сабрине.

– Думаю, ты ошибаешься. – Она попыталась выставить мужа из комнаты, делая вид, что читает документы, которые он принес домой с рудника.

Последние дни она стала ощущать скуку.

– А я так не думаю. – Он выглядел довольным и полагал, что имеет для этого все основания.

– Я чувствую себя прекрасно, – сердито заявила Сабрина, выходя из комнаты.

Он снова заговорил об этом лишь вечером, когда они ложились спать.

– Не бойся, малышка. Почему бы нам не выяснить это? Я бы поехал с тобой.

Но она покачала головой, и глаза ее наполнились слезами.

– Не хочу ничего знать.

– Но почему? – Придвинувшись поближе, Джон почти наверняка знал, что она сейчас ответит.

– Я боюсь. А вдруг... – Она не выдержала и разрыдалась. – Ох, Джон...

– Поедем, радость моя. Мы должны убедиться, правда? На этот раз все будет прекрасно. – Он ободряюще улыбнулся.

На следующий день они вновь поехали в больницу, и Джон оказался прав. Ребенок должен был родиться в июле. Узнав об этом, они пришли в восторг, не веря своему счастью. Джон буквально приковал жену к постели, и она полностью подчинялась ему. Они приехали в Напу в январе, но уже в апреле вернулись в Сан-Франциско, чтобы оставшиеся три месяца дожидаться здесь. Джон хотел, чтобы врачи были под рукой. Несколько раз в неделю он ездил на рудники и обратно. Он купил «дьюзенберг» и специально нанял шофера, чтобы тот катал ее по городу. Джон не хотел, чтобы она сама водила машину. Сабрина жадно ловила новости из Европы. И ее, и мужа всерьез беспокоила угроза надвигающейся войны. Напряжение нарастало, но Джон был убежден, что обстановка разрядится.

– А если нет? – Ранним июньским утром она лежала на огромной кровати и читала ему газету.

Глядя на жену, похожую на большой круглый шар, Джон не мог удержаться от улыбки. Он любил гладить ее живот, руками ощущая движения младенца. Сегодня ребенок был особенно активен. Когда-то, тридцать два года назад, так же себя вел Барнаби, и Джон все еще помнил об этом. Но сейчас он ждал рождения этого ребенка, и ждал с нетерпением. Ему трудно было оставаться серьезным и отвечать на вопросы жены о политике.

– А если будет война?

– Не будет. Во всяком случае, у нас. Теперь ты поняла, насколько выгодно быть замужем за стариком, радость моя? Меня не призовут в армию!

– Это хорошо! Я хочу, чтобы ты оставался со мной и нашим сыном.

– Почему ты думаешь, что это будет мальчик? – усмехнулся Джон.

Они оба хотели, чтобы их первенцем стал мальчик. Несмотря на все страхи, беременность протекала удивительно легко, и Джон надеялся, что так будет и дальше. Впрочем, Сабрина была достаточно молода, чтобы нарожать много ребятишек, было бы желание. Ей исполнилось всего двадцать шесть, хотя сама она называла себя старой каргой. Джон хотел отвезти ее в больницу, но она настаивала на том, что будет рожать дома. Теперь он колебался, не зная, стоит ли рисковать. Ласково взглянув на жену, он повторил своей вопрос:

– Так почему мальчик?

– У него большие ступни. – Она указала на свой живот. – Знаешь, я иногда удивляюсь, почему он еще до сих пор не вылез наружу. Уж больно он нетерпелив!

Наступил июль, и Сабрина сама начала испытывать нетерпение. Было уже двадцать первое число, а ей так хотелось поскорее увидеть своего малыша.

– Почему он не рождается? – спросила Сабрина, когда однажды вечером они с Джоном прогуливались по саду вокруг дома Терстонов. – Он опаздывает уже на шесть дней!

– Может быть, это девочка, а леди всегда опаздывают. – Он погладил руку жены.

Этим вечером Сабрина ходила медленнее обычного, а когда поднялась по лестнице в спальню, долго не могла отдышаться. С каждым днем она становилась все толще, и это начинало его беспокоить.

– А вдруг ребенок будет слишком большим? – втайне от жены допытывался он у врача.

– Тогда мы поможем ему выйти наружу. В наши дни это просто.

Джон опасался кесарева сечения, надеясь, что обойдется без этого, но живот жены выглядел таким большим, а сама она такой маленькой... У нее были неширокие бедра и узкий таз, и Джона невольно охватывал ужас при мысли о том, как ребенок будет прорываться наружу. Как тяжело проходили роды Матильды тридцать два года назад, а ведь она была крупной и здоровой деревенской девушкой! Сабрина выглядела намного более хрупкой, да и он уже был в возрасте. Ему исполнилось пятьдесят четыре, он безумно любил жену и беспокоился буквально обо всем.

– А может, ты хочешь пить?

Он видел, как она мучается бессонницей, читая какую-то книгу по ночам. Стояла жара, и звезды просто ослепляли блеском. Обычно в такие часы уже опускался туман. Взглянув на мужа, Сабрина слабо улыбнулась и вздохнула:

– Я так устала, любимый. – Она погладила свой огромный живот. Господи, какая у нее была стройная талия!

Он тоже бережно коснулся живота жены и в тот же момент ощутил сильный толчок.

– По крайней мере сегодня он в хорошей форме.

– Это единственное, что меня утешает. У меня болят спина и ноги. Я не могу сидеть, не могу лежать, не могу дышать.

Джон вспоминал все, что когда-либо слышал по этому поводу, но она действительно выглядела ужасно. Прежде чем погасить свет, он осторожно погладил ее по спине. Джон знал, что большинство мужчин предпочитает спать врозь со своими беременными женами, но он не любил оставлять Сабрину одну, хотя она и уверяла, что не обидится, если он ляжет отдельно.

– Думаешь, люди были бы шокированы, увидев нас? – Они лежали вместе, Джон обнимал жену, а Сабрина устроилась поудобнее, положив голову ему на грудь.

– Ну и пусть... Я счастлив, а ты?

– Я тоже.

Она улыбалась в темноте, смотря на звезды и наслаждаясь прекрасной летней ночью. Наступило двадцать седьмое июля 1914 года. Едва Сабрина, неуклюже пристроившись к Джону, начала засыпать, как тут же почувствовала сильный и резкий толчок, а затем мучительный приступ боли. Открыв глаза, она посмотрела на спящего мужа и тесно прижалась к нему. Ее спина болела сильнее, чем прежде, и она попыталась лечь поудобнее, как вдруг почувствовала, что приступ повторяется. Целый час она ощущала болезненные судороги, а когда наконец присела на постели, чтобы хоть немного отдышаться, из нее хлынул поток и все белье моментально промокло. Она чувствовала себя неловко, когда проснулся Джон и включил свет. Глядя на нее сонными глазами, он спросил:

– Ты что-нибудь пролила?

Заметив, как странно она трясет головой, краснея до корней волос, Джон все понял и прижал ее к себе, пытаясь успокоить:

– Не волнуйся, все будет хорошо. Так и должно быть.

Он поднялся, принес ей несколько полотенец и позвонил горничной, надевая свой голубой шелковый халат.

– Я прикажу Мэри сменить постель. Почему бы тебе не пересесть сюда? – Джон помог жене перебраться на стул и внимательно посмотрел ей в лицо. – Что ты чувствуешь, дорогая?

Сабрина снова покраснела. Он так заботился о ней, что она чувствовала себя с ним спокойнее, чем с врачом.

– Похоже на судороги.

– Это нормально?

Матильда никогда не описывала ему своих ощущений. Он помнил, что Сабрина уже потеряла одного ребенка, и сейчас этого нельзя было допустить.

– Не знаю. Я не уверена. Доктор говорил, за ним надо послать тогда, когда начнутся боли. Может, время уже наступило.

Он посмотрел на мокрую постель и улыбнулся:

– Пожалуй, да. Ты только подумай... – Он всячески пытался отвлечь ее от приступов боли. – Через несколько часов ты будешь держать в руках нашего ребенка.

Это была чудесная мысль. Когда пришла горничная и занялась постелью, Джон вышел позвонить доктору и через несколько минут вернулся обратно, неся в руках чашку чаю. Доктор обещал прислать двух акушерок, нанятых специально для Сабрины. Кроме того, он посоветовал Джону успокоить жену. Пусть лежит в постели, но ничего не ест. Впрочем, ей и так было не до еды. Сабрина сидела на стуле, тяжело откинувшись на спинку, хмурила брови и, стиснув зубы, придерживала руками свой огромный живот.

– Доктор уже в пути, сердце мое. Давай-ка я уложу тебя в постель.

Она с удовольствием легла, подумав о том, что правильно сделала, оставшись дома. Сабрина не хотела ложиться в больницу, для нее очень много значило, что ее ребенок появится на свет именно в доме Терстонов. Джон понимал это, потому и согласился, хотя приготовил все необходимое на тот случай, если вдруг понадобится срочно перевезти ее в больницу. Менее чем через час прибыли две акушерки, которые в один голос заявили, что все идет хорошо, а затем попытались прогнать Джона из комнаты. Однако Сабрина начала кричать:

– Почему он не может остаться?

Она доверяла мужу больше всех на свете и хотела, чтобы он находился рядом. В конце концов это был ее дом! Однако акушерки и слушать ничего не желали.

– Я думаю, мне лучше уйти, – мягко сказал Джон, склоняясь над Сабриной.

Ее лицо покрывала испарина, глаза потускнели, и, судя по всему, приступы боли все учащались и учащались. Когда он покидал комнату, Сабрина вскрикнула. Выйдя в холл, Джон принялся прохаживаться, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты. Но лишь час спустя Джон услышал крик жены и замер на месте. Очнувшись, он нервно постучал в дверь, которую открыла старшая из акушерок.

– Ей нужна тишина! – громко прошипела она.

У нее было строгое лицо, обрамленное накрахмаленным чепцом.

– А в чем дело? Разве я шумлю?

Тут он снова услышал стон жены и, не обращая внимания на акушерку, устремился в комнату. Сабрина лежала в постели. Задранная ночная рубашка открывала ее огромный живот. Но это зрелище не смутило Джона. Подойдя вплотную, он ласково заговорил с женой, которая вновь стала корчиться от очередного приступа боли. Акушерка растерялась, но тут вошел врач и слегка изумился, застав в комнате Джона.

– Так, что у нас здесь?

Доктор пытался сделать вид, что нисколько не удивлен происходящим, но было ясно, что ему хочется выставить Джона из комнаты. А тот, кажется, и не думал уходить, тем более что Сабрина буквально вцепилась в его руку. Она находилась в таком состоянии, что уже плохо сознавала происходящее. Прикрывавшая ее тонкая простыня то и дело слетала в сторону, когда женщина снова принималась метаться от боли. У нее был измученный вид, она отчаянно задыхалась при каждом новом приступе. Вдруг она стремительно подалась вперед и попыталась сесть. Лицо Сабрины сморщилось, но тут подоспела акушерка и уложила ее обратно, а доктор, совершенно забыв о присутствии Джона, устремился к стонущей женщине. Откинув простыню, он осмотрел ее живот, но в этот момент она вдруг диким, страшным голосом выкрикнула имя мужа. На лице Джона выступили крупные капли пота. Она продолжала метаться на кровати, а он ничем не мог ей помочь! Наконец доктор знаком показал, что хочет поговорить с Джоном, и вышел из комнаты. Однако, заметив это, Сабрина ударилась в панику, и лишь после очередного приступа боли Джон смог присоединиться к ждавшему в холле врачу, пытаясь понять, что происходит.

Голос доктора был спокоен:

– Все идет отлично, мистер Харт. Но вам придется оставить ее одну. Это слишком тяжелое зрелище. Ради нее, да и ради вас самого я не могу позволить этого. Дайте нам спокойно заняться своим делом.

– Каким делом? – Джон сердито посмотрел на врача. – По-моему, она все делает без вас и не хочет, чтобы я уходил. Вы не понимаете. Я единственный родной ей человек и близкий друг вдобавок. А она значит для меня все. Когда-то я жил на ферме и знаю, как телятся коровы и жеребятся кобылы.

Доктор был шокирован.

– Но ведь это ваша жена, мистер Харт!

– Я это прекрасно знаю, доктор Сноув. И не позволю ей пасть духом.

– Тогда сделайте это ради нас. В конце концов, вы же наняли нас с этой целью.

Джон заколебался, не зная, на что решиться. Если он все-таки останется, не повредит ли это Сабрине? Его не заботило, что об этом подумают другие, потому что он давно вышел из того возраста, когда его могли смутить такие пустяки. Черт бы тебя побрал, доктор Сноув, подумал он, глядя в глаза врача.

– Если она позовет меня, я войду. Это мой дом, моя жена и мой будущий ребенок.

Доктор был оскорблен в лучших чувствах, но лишь поджал губы.

– Очень хорошо.

– Так все действительно идет нормально?

– Я уже говорил это, но не думаю, что она скоро разродится. Ей придется напрячь все свои силы, так что впереди нас ждет долгая ночь. – Он выглянул в окно, увидел восходящее солнце и чуть не улыбнулся. – Я хотел сказать, долгий день. Думаю, ваш ребенок родится не раньше обеда. – Он посмотрел на свои карманные часы, и в этот момент из комнаты послышались какие-то странные звуки.

– Откуда вы знаете?

– Я говорю так, потому что много раз видел, как рождаются дети. А вы этого не знаете, что бы вы там ни говорили.

– Но кажется, что она... все это так долго...

– Ничего страшного.

Когда врач вернулся в комнату, оставив его в коридоре, Джон вдруг почувствовал, что у него разболелась голова. В последующие четыре часа он мерил шагами холл и сходил с ума от мучительного ожидания. Кончилось тем, что он выпил шотландского виски, подумав, что, если бы Сабрина сделала то же самое, это могло бы облегчить ее страдания. В два часа дня Джон все еще одиноко сидел на ступеньках лестницы прямо под знаменитым витражом и думал о своей жене. За это время акушерки несколько раз входили и выходили, но сам доктор появился лишь однажды, повторив, что все идет хорошо, но придется еще немного подождать.

В четыре часа дня Джону послышался голос Сабрины, кажется, она что-то громко, пронзительно говорила. Затем послышался стон. Он мгновенно взбежал по лестнице и остановился перед дверью, не решаясь войти. А внутри продолжали раздаваться то душераздирающие стоны, то пронзительный, задыхающийся визг. Ему хотелось постучать в дверь и окликнуть Сабрину, но он боялся испугать ее. Больше всего на свете ему хотелось сейчас заключить ее в объятия, но он продолжал молча стоять в коридоре. Снова услышав голос жены, он не выдержал, осторожно приоткрыл дверь и вошел. Сначала его никто не заметил, поскольку шторы были задернуты и в комнате царил полумрак. Одна лампа горела на ночном столике в изголовье кровати, другая – в изножье; в комнате царила страшная духота. Сабрина лежала в постели, широко раздвинув ноги. Ее прикрывала тонкая простыня, лицо было мокрым от пота, волосы спутаны, глаза закатились. Внезапно она стиснула руки и снова закричала от боли. Доктор поспешно поднял простыню, и потрясенный Джон увидел маленькую головку, покрытую редкими волосиками. Стиснув зубы, он едва удержался от крика. Сабрина дернулась, из нее хлынули потоки крови, но Джон видел только торчащую головку младенца. Жена продолжала кричать и тужиться, акушерки успокаивали и ободряли ее, доктор пытался повернуть младенца за плечи... Джон стоял, обливаясь слезами, и вдруг... Да, это был ребенок, крохотный мальчик, весь в материнской крови. Доктор передал его Сабрине, она подхватила ребенка на руки, и тут Джон шагнул вперед, заплакал и обнял их обоих. Доктор был шокирован его появлением, но промолчал. Это были самые странные роды в его практике. Может быть, эти двое были не так уж не правы. Однажды они зачали своего ребенка в любви и согласии. Ждали его, а сейчас малыша крепко держали не две, как обычно, а целых четыре руки. Мальчик громко кричал, на часах было пять часов четырнадцать минут пополудни двадцать восьмого июля тысяча девятьсот четырнадцатого года. В этот день в Европе началась война.