Текст книги "Человек с черного берега"

– И не на такие события реакция тоже не всегда однозначна, – в голос резюмировал Лёша.

Тем не менее, пришлось подарить ушам три звучания работающего дверного звонка, а значит ещё большего парфюмерного наслаждения, перед тем, как глаза юного следователя увидели брата жертвы.

– Семён Павлович Антонов?

Пауза длиною в пять секунд, за которую правая бровь Лёши успела немного приподняться, а в голове появилась идея проверить сходство только что увиденного лица с фотографией в деле, хоть мозг и понимал, что перед ним именно тот, кто нужен.

– Да, это я. А Вы кто? – довольно бегло ответил Антонов.

– Я из полиции. Следователь Дорогенский Алексей Сергеевич. У меня для вас новости и пара вопросов. Но лучше не в дверях об этом, – разглядывая его, сказал Лёша.

– Заходите! – на сей раз реакция была быстрой.

Войдя в квартиру, Дорогенский осознал, что всё-таки с достатком у хозяина апартаментов был полный порядок: весьма комфортабельная, стильная двухкомнатная, но всё же вполне обыденная холостяцкая квартирка, однако благодаря большому количеству всяческого рода сувениров и фотографий она была достаточно уютной. Стоя у кресла, хозяин королевства немытых тарелок и носков, скорее всего нестиранных, разбросанных везде, спросил:

– Так по какому вопросу?

«По-деловому проходит встреча», – подумал молодой человек.

– С вашего позволения, я прошу вас присесть.

Квартирант настороженно выполнил просьбу.

«Так, спокойнее. Раз и всё».

Перед глазами Дорогенского появился отец, элегантно щёлкнувший пальцами правой руки.

– Я не буду ходить вокруг да около. Сегодня утром в парке, что на севере города, было найдено тело Вашего брата, – довольно спешно от волнения произнёс сыщик.

Тишина проникла в каждый атом, причём она делала это так властно, что параллельно убивала любую инициативу свергнуть её.

Лёша впервые в своей жизни вёл такую беседу, но после произнесённой фразы он оставил все мысли и переживания по этому поводу за дверью. Сейчас следователь изучал, а в такие моменты он был на вершине комфорта.

«Вот взгляд престал быть точечным, зрачки познали хаос и никак не могли найти себе место в глазном яблоке. Осознав это, собеседник отталкивается от спинки кресла и наклоняется, закрыв лицо руками. Чёрт, досадно. Однако хорошо, что в такие моменты есть руки, которые закрывая лицо, дарят лёгкое ощущение отречённости ото всех проблем, но и плохо, что они не могут прогнать мента и воскресить умершего брата».

Эти размышления прервал Семён:

– Как это случилось? – говоря это, он уже успел встать и подойти к окну, тем самым лишив следователя львиной доли пищи для наблюдений.

– Из того, что пока установлено, это похоже на несчастный случай. Ваш брат был найден в спортивной экипировке, и смерть наступила примерно в два часа ночи от удара о камень. Скорее всего, он на бегу споткнулся ночью и упал на булыжник.

Конечно, такие подробности редко сразу озвучивают, но Дорогенскому было просто-напросто стыдно говорить, что это несчастный случай, просто так безо всяких деталей, ведь выглядело бы тогда, будто смерть брата совсем мелочна. Ввиду этого он и решил объяснить логику следствия. Но сложно сказать, обратил ли на это внимание брат жертвы.

– И никого не было рядом?! – несмотря на повышенный тон, Антонов всё равно смотрел в окно.

– К сожалению, нет, – в душе всё так же коря себя за простоту этой смерти, ответил Лёша.

– Кошмар, бедный Женя, – прошептал Антонов.

«Такой резкий переход к малому количеству децибел, необычно», – отметил Алексей.

– Я хотел бы задать вам пару вопросов, – спустя несколько секунд продолжил юный следователь, причём не стал ждать реакции, так как уж очень хотелось двигаться дальше.

– Скажите, Вы были близки с братом?

– Да, очень, – как будто по щелчку Антонов взял общую братскую фотографию и снова встал у окна.

– Не заметили вы за ним чего-нибудь необычного в последнее время?

– Нет, – холодно произнёс родственник погибшего.

«И даже не пытаешься вспомнить что-нибудь?»

– Вы уверены? – мысль видоизменилась и приняла словесную форму.

На сей раз была трёхсекундная пауза, затем вздох, после чего:

– Да.

– А у него были близкие кроме вас? – надеясь получить хоть что-то, продолжил Алексей.

– Нет.

– И никакой девушки не было? – тон раздражения начинал проскальзывать в словах.

– Последняя была месяца три назад, как вы, наверное, понимаете, этого мало для тесного общения. Да он никогда и не был с ними особо близок, – всё так же глядя в окно, ответил Антонов.

– Понятно, а как же родители?

– Нет, он с ними мало общался. В нашей семье я был посредником между мамой c папой и ним. У вас ещё много вопросов? – раздражение становилось обоюдным.

– Не очень, – ответил Лёша, хотя на самом деле он многое хотел спросить, но ведь «много» – понятие относительное, а благодаря особенностям людской психологии, лучше задать пять вопросов, сказав: «Не очень», чем два, сказав: «Много», потому как он знал, чем заканчивается явное давление.

– Может у него были какие-то конфликты с другими людьми в последнее время? – Дорогенский не терял надежды.

– Нет, вовсе нет.

– Может с коллегами?

– Насколько мне известно, нет. Ваша пара вопросов ещё не закончилась? Я бы хотел побыть один, – на последней фразе обладатель холостяцкого гнёздышка на третьем этаже повернулся и посмотрел в глаза Алексею.

– Совсем чуть-чуть ещё и я уйду. Я понимаю вас, но…

– Нет, вы не понимаете! Если бы вы понимали, вы бы давно уже оставили меня. Как может быть непонятно, что всё, чего я хочу сейчас, так это побыть в одиночестве! – возмутился Антонов.

Это было так внезапно, но парень уже корил себя за своё бессердечие и выдавил из себя:

– Вы правы, простите.

Они оба начали движение в сторону входной двери. Однако эмоции и мысли в голове сыщика не собирались останавливаться и развивались по следующему сценарию:

– Лёша совсем не ожидал такого поворота, что породило растерянность.

– Затем в следующие доли секунды пришло осознание вины практически в тандеме с самобичеванием.

– Резкое яркое бессмысленное (в данном случае) желание всё исправить.

И вот, передвигаясь по квартире в поиске стройматериалов для полуразрушенного моста со своим собеседником, взор отчаянного искупленца упал на фотографию Семёна Антонова и какой-то девушки на фоне пирамид:

– Были в Египте? – спросил сыщик и разбился вдребезги о дно самоуважения из-за глупости своего вопроса, но внезапно услышал ответ:

– Не доводилось, – глядя на дверь, буркнул Семён.

– А как же это? – указывая пальцем на фотографию на стене, спросил Лёша.

Антонов уставился на фотографию и, как будто пробравшись сквозь туман мыслей, воскликнул:

– Ох, это! Да! Был-был! Я просто задумался!

Этим ответом он занёс в комнату недоумений уютное кресло, посадил туда Лёшу и предложил горячего чаю. Семён отреагировал и ответил так, будто только что пережил все ещё пять секунд назад свежие эмоции для Лёши.

Тем не менее, на выходе из подъезда, сыщик просто пометил этот фрагмент беседы как странный, пытаясь избавиться от мыслей о запахе: «Это же ведь всё-таки подъезд, а не туалет!»

5

– Интересно, у какого-нибудь народа звук чавканья относился к пыткам? – задумчиво произнёс Лёша.

– Чего? – дерзко прервавшись, спросил Стрелецкий.

– Ничего, приятного аппетита, – умиротворённо ответил юный коллега.

И усатый компаньон вновь смело кинулся во все места пластиковой коробки, пропитанные мясом из духовки, а как следствие – заботой, вероятнее всего жены, как предположил молодой человек.

Дорогенский же изучал рабочий стол своего компьютера, пока его внимание не привлекла папка с названием «Парень в парке 11.07.2026», что лежала на сервере участка. В ней были фотографии и два аудио-отчёта от судмедэксперта и криминалиста.

«Всё же в нашем веке много чего появляется и далеко не всё хорошее, но эта технология записи аудио, при которой машина записывает всё, что говорит работник, и потом сама монтирует в одну дорожку, минуя все паузы и тишину – явный актив этого десятилетия».

Похвалив свой век в своей же голове, Лёша приступил к прослушиванию. Никита ничего нового не сообщил, кроме пары шуток мимоходом («Приём-приём, если вы меня слышите, то закажите пиццу кто-нибудь»), но это, конечно, дело не продвинуло. Однако в этот раз мудрая зрелость опередила наглую юность. Иван Соломонович отметил, что смерть наступила в полвторого, и что характер повреждения больше походит на последствия урона мозга во время попытки прорезать череп чем-то (предположительно лазером), а не из-за удара черепной коробки о камень. Так же было отмечено, что это не 100% заявление, но определённые детали способствуют такому умозаключению.

Услышанное практически убедило Лёшу в том, что это точно не несчастный случай. Единственное, что как клетка сдерживало его птичью мысль от воли, так это отсутствие какой-либо поддержки извне. В попытках обрести её, он обратился к доедавшему плоды газа, плиты и чьего-то труда язвительному коллеге:

– Михаил Иванович, – задорно обратился Лёша.

– Не-а, Эжен Видок22
  Эже́н Франсуа́ Видо́к (1775 —1857) – французский преступник, ставший впоследствии первым главой Главного управления национальной безопасности, а потом и одним из первых современных частных детективов и «отцом» уголовного розыска в его современном виде.


[Закрыть], извиняй, – утомлённо ответил Стрелецкий, переживающий отчаянную попытку тушёной курицы и пюре взять его кишечное судно на абордаж.

– Что? Вы о чём? Я ведь ещё ничего не спросил, – недоумение охватило молодого человека.

– А что мне твои вопросы? Я далеко не последний человек в своём деле. Выстраивать цельную картину из деталей умею, – разложившись насколько это возможно на стуле, заявил не без самолюбования, разумеется, сытый детектив.

– Ох, просветите меня, – с интересом попросил Алексей.

– Ну, всё же просто: обед уже сорок минут как идёт, – этот момент был отдельно выделен поднятым вверх пальцем, – ты ничего не ел, запах вкуснотищи заполонил всю комнату, плюс ты пару раз смотрел, как я ем. Вывод очевиден – хочешь попросить поделиться, но не могу, – Стрелецкий сопроводил свои слова хлопком рук, – мне не жалко, ты не подумай, но я уже всё съел, – самоутверждённо разложил всё по питательным полочкам Михаил Иванович.

Вернувшись в беседу и усмехнувшись «прозорливости» собеседника, Лёша сказал:

– Спасибо, что готовы были угостить, но я не голоден. Я к вам по другому вопросу. Вы слушали аудио отчёты?

– До обеда был только Скворцова, его прослушал, – без особых эмоций прозвучал ответ, – пиццу не заказал, – на этих словах промелькнула улыбка под усами.

– Теперь уже есть и Ивана Соломоновича, – надеясь на интерес к этому, произнёс Дорогенский.

– Что-то любопытное? – это прозвучало так же, как звучит вопрос отцов к своим детям о том, как прошёл детский день, когда сами они с головой погружены в работу или что-нибудь более важное. Например, футбольный матч.

– Пожалуй, да, – будто не заметив интонации вопроса начал сыщик, – он обнаружил вероятность того, что смерть наступила не из-за удара о камень, а ввиду повреждения мозга от лазерного излучения.

– Чего? Зачем кому-то направлять лазер на башку? – ища место для пустой коробки, спросил Михаил Иванович.

– Его версия: чтобы вскрыть череп, – твёрдо ответил Лёша.

Стрелецкий взглянул на своего молодого коллегу:

– Та-ак. Градус безумия растёт. Ну, а это нахрена?

– Не знаю, по этому поводу ничего не сказал, – ответил Алексей, осознавая реакцию человека-стула напротив него. Он уже начинал сомневаться, что ему по силам в чём-либо убедить Михаила Ивановича.

– М-да. Он уверен в этом? – продолжил оппонент.

– Ну-у, нет, вероятность далеко не 100%, честно говоря, – ещё более удрученно прозвучал ответ.

– Ну, значит ясно. Если Соломонович не уверен, то можно не принимать во внимание, – найдя всё же место для коробки в ящике стола, удовлетворённый собой заявил Стрелецкий.

– Почему? – тоном отчаявшегося ребёнка, которого только что лишили каникул, спросил Лёша.

– Ну, для начала потому, что это нелогичный бред. А вообще, если судмедэксперт не гарантирует чего-то, значит этого и нет, так как он должен представлять факты, а в них нельзя сомневаться. Ты же не сомневаешься, что Вторая Мировая закончилась, потому как это факт. А если нет уверенности, значит не факт, а значит на это не обратят внимания ни начальство, ни суд, но до второго вообще дело не дойдёт, – махнув рукой на последних словах, заявил коллега.

– Ну, не знаю, Михаил Иванович, – задумчиво глядя в окно, ответил Лёша.

– Реинкарнация пьяной мисс Марпл33
  Мисс Марпл – персонаж детективов Агаты Кристи.


[Закрыть], мы это уже обсуждали пару часов назад. Не начинай. Ты и так уже брата жертвы довёл сегодня, судя по твоему рассказу. Угомонись, я тебя прошу! – положив кисти себе на грудь, высказался старший товарищ.

«У него очень активная жестикуляция. Может, есть итальянские корни? Это бы объяснило такую тягу к усам, а если бы ещё и ел спагетти или лазанью, то считай дело раскрыто».

Михаил вспомнил еще и о пицце, котёл мыслей пополнился.

«Сам, небось, съел, итальяшка».

Но это всё было в голове, в кабинете же Дорогенский ничего не ответил и уставился в монитор.

Каких-то пара часов и вот вместо бумаг, тесного кабинета и язвительного коллеги – маленькое чудо: уютная квартира и улыбающаяся жена. Лёша делал вид, что ищет сынишку, и отсутствие результатов приводило последнего в неописуемый восторг. В их семье мама больше контактировала с ребёнком, так как не работала постоянно, а лишь иногда переводила тексты разного стиля. Поэтому для мальчика отец всегда был немного более желанным гостем.

Света параллельно рассказывала ему о событиях дня: о том как они сегодня гуляли в парке, как она забыла колбасу прямо на кассе, как приходили какие-то два мужика из ЖЭКа, зачем-то проверяли батареи летом, причём один в соседней комнате всё сделал быстро, а второй при ней сильно медлил, пока не получил замену в лице второго. В итоге второй по сути всё сделал, пока первый просил оценить качество жизни в доме. Мужа это удивило, но он быстро отвлёкся: мама позвонила. Конечно, его отец был рядом с ней и слушал их беседу, но Дорогенский-старший никогда не звонил сам. Лёша не знал почему, но всегда в процессе диалога мама передавала трубку главе семейства, чтобы «мальчики могли поболтать». Причём обычно их беседы были продолжительнее, чем у мамы с сыном. В этот раз уложились в стандартные двадцать минут. И вот благодаря теплу, которое исходило от всех членов семьи, время ускорилось в сотни раз, и супруг уже был в кровати и вёл беседу с женой, чья голова комфортно приземлилась на его груди:

– Кстати хорошая фотография. Мне понравилась.

– Какая? – с лёгким недоумением поинтересовался Лёша.

– Ну, та, что ты в метро сегодня сделал. Совсем уже старый стал, – улыбчиво ответила жена.

«Даже не верится немного, что это сегодня было. Кажется, так давно. Интересно как долго я таким образом буду реагировать на свои дела?»

– Чуть не забыла, я же решила разобрать бардак в кладовке. Вещи, с которыми не знаю, что делать, я положила в коробку. Посмотри завтра. И хотя мы уже это всё обговорили, но я рада, что ты занимаешься тем, что тебе нравится, – нежно сказала Света.

– Это так заметно? – мило уставившись на нее, интересовался муж.

– За киломе-е-е-е-тр! – вытянув одну руку вперед, ответила жена.

– Ну, значит не быть мне актёром! Не буду играть ни ментов в сериалах, ни героев в крупномасштабных боевиках!

– Не вижу ничего плохого в этом, а то так бы разъезжал по всему свету, – изображая кистью той же руки человечка, бродящего по телу сыщика, размышляла дама.

– Выходит, Света не хочет, чтобы я ездил по свету, – гладя собеседницу по голове, улыбчиво заявил Лёша.

Она посмеялась с каламбура, но, помолчав немного, сказала:

– Лёша, не уходи с головой в работу, ладно? А то мужчины очень любят это делать, – а после шёпотом добавила, – не отдаляйся от семьи и от того, во что веришь.

– Как ты знаешь, я довольно твёрд в убеждениях, так что не волнуйся, – уверенно и тихо произнёс молодой человек.

– Да, но на твоей работе ты будешь видеть не самые приятные картины.

«В очередной раз она думает о том же, о чём и я. Уже пора реально поискать какой-нибудь прибор телепатический у неё в сумке или шкафу, поводы для этого уже лет пять как имеются».

– И я готов к этому. А насчёт семьи, то Света, ты же свет, а мне некомфортно в темноте, – эта фраза была с ними практически все их отношения и, пожалуй, лучшего момента для неё придумать сложно, – ну, а если говорить про бойца, то всё настолько очевидно, что и говорить нечего. Видела, как прячется хорошо?

Она рассмеялась и поцеловала его, это явно был джек-пот и он сорвал куш её радостных эмоций, что позволило времени снова ускориться, только немного в другом, довольно приятном ключе.

6

«За городом всегда открываются лучшие виды из окна машины. Ещё с поездок с папой на рыбалку заметил это. Так у него и не вышло привить мне любовь к ней, хотя он усердно пытался сделать это с лет восьми. Думал, что я езжу из симпатии к этому делу, несмотря на то что мама сразу ему сказала, что я моментально соглашаюсь просто чтобы с ним побыть».

Вспомнив знойный холод по всему телу и веселого отца, травящего истории и пытающегося щелчком попасть в момент, когда рыба-таки согласиться полакомиться наживкой, Лёша улетел в мыслях далеко от машины и тёплого раннего утра. Однако на мысли «А у нас вообще сносный улов был хоть раз?» Дорогенский вернулся на немного разваленное место справа от водителя. Последний был в коконе злости из-за нежелания двигаться туда, куда, собственно, лежал их путь. Они ехали за город к родителям братьев Антоновых.

«Конечно, этот вид из окна достоин фотографии. Да и лайков собрал бы порядочно».

Взглянув на человека слева, сыщик всё же решил, что не стоит.

«Уж больно горячий сейчас. Ох, уж эти итальянцы».

Если же копнуть глубже, то злоба Михаила Ивановича возникла из-за того, что мальчишка упрямится и не слушает советов старших. А вот нежелание представляло из себя уверенность, что мало того, что юный сыщик ищет то, чего нет, так ещё из-за этого родителям, убитым горем, придётся тратить силы и эмоции на бессмысленное общение с представителями правопорядка. Но в этом деле Дорогенский постепенно всё увереннее примерял на себя роль упрямого барана.

Приехав, они увидели обычный деревянный двухэтажный дом, низкий забор и открытую калитку. Когда зашли во двор, перед ними оказалась дворняга, которая встретила их не очень дружелюбно и очень громко, тем самым вызвав хозяев дома. Практически одновременно пришли пожилые мужчина и женщина, имевшие на теле характерные одеяния для дачи: спортивные костюмы. Причём мужик в руках держал кисточку для покраски дома, а женщина – лук с огорода. Этот факт насторожил обоих следователей и подарил потенциальную досаду старшему по возрасту.

Опасения подтвердились: родители не знали о случившемся.

Лёше пришлось дважды практически за 24 часа словесно приносить повестку от лица смерти. Правда, его вовсе не радовала 100% реализация. Причём настолько, что он не смог изучить реакцию родителей: парень невольно отвёл глаза.

«Щёлк – и вот уже мама в слезах, а отец растерян».

Сыщик увидел в своём воображении собственного отца, фирменно проводящего большим пальцем по безымянному.

«Интересно, как бы он отреагировал, если бы узнал подобное обо мне?»

Мать была убита горем и демонстрировала это на полную катушку, отец же изо всех сил старался успокаивать ее и завёл в дом. Когда они остались наедине, Стрелецкий спросил:

– Доволен? – вопрос звучал весьма сурово.

Лёша, гладя успокоившуюся собаку, ответил:

– Ты так говоришь, будто я его убил. Почему Антонов не сказал родителям о смерти брата?

– Дюпен, угомонись! У тебя вообще сердце есть? – а этот вопрос звучал довольно громко.

– Есть. А ещё у меня есть дело, с которым нужно разобраться, – ответ был в разы тише.

– Дела у тебя, считай, нет. У тебя нет ни одной внятной и самодостаточной причины продолжить этот следовательский абсурд. А значит, сегодня всё закончится. И, слава Богу, – шагая туда-сюда, резюмировал усатый коллега.

Лёша в ответ подарил собеседнику лишь молчание в коробке из-под прогулки по кругу диаметром в три метра.

Спустя несколько минут, Стрелецкий спросил:

– Я не понял, ты, что ли, всё ещё хочешь поговорить с ними?

Несмотря на харизматичное молчание (здесь оно было лишь ширмой юного сыщика от внешнего мира), вся эта ситуация взяла в тиски молодого человека и грозный вопрос, заданный в практически риторическом тоне, был последней каплей. Не снимая ширмы, Лёша направился к машине. Но тут из дома вышел глава семейства. К счастью для юнца, мужчина не осознал передвижений сыщиков и сказал:

– Я так понимаю, вы хотите поговорить?

Эта фраза была маленьким лучом света в кромешной темноте очевидности. И Лёша решил смотреть на лучик в оба глаза.

Из беседы выяснилось, что родители всё же общались с погибшим. Реже, чем с Семёном, но общались. Оказалось, что жертва была в депрессии последние четыре месяца. Родители говорили с ним в последний раз за день до смерти. В этой беседе парень был очень эмоционален, извинялся за всё. Сказал, что постарается всё возместить и обеспечить им комфортное существование. Так же выяснилось, что братья нечасто общались между собой, чуть ли не реже чем сами родители с Женей. Лёша сообщил отцу, что его сын говорил иначе:

– Это похоже на Сёму. Он любит приврать, – пояснил Павел Викторович, – просто постыдился, видимо, вот и захотел приукрасить.

В ответ на это Стрелецкий понимающе кивал. Юный сыщик решил хвататься за всё, что можно, и выяснил, когда Семён летал в Египет и другие страны. Дорогенский рассказал Антонову старшему, что было известно, пытался убедить Павла Викторовича, что тут не так всё просто, и тонко агитировал его написать заявление в полицию. Но, услышав пропаганду версии об убийстве, Михаил Иванович вступил в беседу со смачной порцией контраргументов от лица здравого смысла и затем, положив руку на плечо Дорогенского, сказал:

– Нас вызывают в управление.

Он видел убитый вид Антонова, который был близок к тому, чтобы окончательно поплыть от симбиоза комплекса эмоций нечеловеческой силы и прямого потока неоднозначной информации, призывающих к действию. Отец ещё недавно двоих детей всего лишь хотел покрасить задний фасад дома в коричневый цвет, а в итоге в этот цвет окрасилось всё вокруг и явно не на один день. И всё же его хватило на то, чтобы последней фразой, услышанной следователями от пенсионера стала:

– Я подумаю. До свидания, – от этих слов слишком отчётливо веяло леденящим душу холодом и отчаянием.

Едва закрыв дверцу калитки, Стрелецкий сказал:

– Знаешь, я думал, что ты просто баран упрямый. Но ты пошёл ещё дальше, показав своим упрямством, кто ты есть на самом деле. Ты – придурок бессердечный, – после чего последовал хлопок двери машины.

«Как будто у него в голове существительное априори не может быть оскорбительным без прилагательного».

Конечно, подобные реплики всегда рождают в наших головах ответы, причём эти ответы с течением времени меняются от острых и эмоциональных до спокойных и нейтральных. Лёша знал это. Если кто-то стал заложником эмоций, то это не повод следовать такому примеру. Лёша понимал это. Родителям невероятно больно от факта смерти их детей, которые всегда будут маленькими цветочками радости и любви для отцов и матерей. Это невосполнимая утрата. Со смертью детей что-то умирает в их папе и маме. Лёша чувствовал это. Но эта смерть не случайна, за ней стоит кто-то и это точно не невезение во время ночной пробежки, а значит, нужно этого «кого-то» найти, и нельзя терять ни одной возможности приблизиться к злодею, даже если из-за этого придётся вынуждать отца эмоционально напрягаться и подводить к нервному срыву. Лёша ощущал это. Но, что же он сказал? Ничего. Это ему виделось лишним. Что же он делал? Он ждал и предвкушал, ведь всего лишь через два часа Семён Антонов придёт на опознание. Но предстояли еще сорок минут ожидания под аккомпанемент ворчаний Стрелецкого и музыки по радио.

7

– Вы готовы? – спросил Иван Соломонович.

Антонов лишь кивнул. И, спустя несколько мгновений, он увидел лицо брата и как будто застыл.

Дорогенский намеренно прервал его:

– Это он?

– Да, да. Это он. Он как будто спит, товарищ следователь, – с небольшими паузами выдавил из себя Семён.

Товарищ следователь в ответ лишь дал немое указание судмедэксперту закрыть лицо жертвы.

Иван Соломонович на прощание посмотрел очень жалостливо и сочувствующе в глаза Антонова и похлопал по плечу.

«Надеюсь, и я смогу сопереживать другим после стольких смертей».

– Я бы вновь хотел задать вам пару вопросов, – на выходе из морга заявил Дорогенский.

Окинув взглядом не самое располагающее к диалогу помещение, брат жертвы спросил:

– Ох, здесь?

– Зачем же, поднимемся в мой кабинет, – указывая кистью направление, ответил сыщик.

– У вас есть свой кабинет? – Удивился Антонов.

– Я думаю, ваше удивление сойдёт на «нет», когда вы его увидите.

Особенность кабинета гость полностью прочувствовал на себе, так как расстояние между столами сыщиков было на полмиллиметра больше, чем длина согнутых коленей брата жертвы в купе со спинкой стула, предоставленного ему. Ощутив это сполна, Семён Павлович не стал таить чувства в себе, но позволил им выйти лишь в завуалированной форме:

– М-да уж, вы были правы.

– Извините за это, – внезапно для всех сказал Стрелецкий.

– Да ладно, в тесноте да не в обиде, как говорится, – ответил Антонов.

– Да нет, я вообще про ситуацию, – утомлённо ответил усатый коллега Лёши.

На это замечание Антонов обернулся, посмотрел в глаза Стрелецкого и слегка улыбнулся. Дорогенский, дабы не заострять внимания на этом, сразу же начал:

– Скажите, а почему Вы не сообщили родителям о случившемся?

– А вы откуда знаете? Вы говорили с ними? – подняв брови, спросил Семён.

– Да, ездил сегодня, – ожидая напряжённого момента, ответил следователь.

– Секундочку. И вы сказали им? – раскрыв широко глаза, спросил Антонов.

«Ну вот, начинается».

– Да, пришлось.

– Зачем?! Да и для чего вообще поехали к ним?! – положив кисти на стол, поднял тон голоса гость.

– Потому что я считаю, что за смертью вашего брата кто-то стоит, и пытаюсь собрать информацию из всех источников, – спокойно ответил Алексей.

– Ого. Но, похоже, вас в этом мнении мало кто поддерживает, – сказал Семён, оглянувшись на соседа, не стесняющегося натужно вздыхать и желавшего лишь бы поскорее это закончилось, дабы он смог поесть.

– И, тем не менее, за расследование отвечаю я и мне абсолютно всё равно, кто меня поддерживает в этом мнении, а кто нет.

– То есть вы от мнения людей не зависите, верно? – прищурившись, поинтересовался Антонов.

Пришла очередь вздохнуть Дорогенскому, после чего последовали слова:

– Семён Павлович, давайте сначала вы ответите на мои вопросы, а потом уже я на ваши. Так почему вы не сообщили родителям?

Сдержав недовольство, собеседник ответил:

– Почему-почему. Такое ведь по телефону не скажешь и через веб-камеру тоже не то. В такие моменты нужно рядом быть. А я вчера был убит этой внезапной новостью, не мог ехать куда-то. Хотел сегодня после того, как тело заберу.

– Семён Павлович, ваш отец сказал, что у вас с Евгением не было особой близости, – стараясь звучать как можно более холодным, произнёс молодой следователь.

Человек напротив глубоко вздохнул, затем опустил голову (насколько это ему позволял стол прямо перед ним), после чего ответил:

– Да, виноват. Соврал вам, просто… – тут он замолк на мгновение, – просто я как понял, что Жени больше нет, то сразу осознал насколько дерьмовым братом был и так стыдно стало, так противно… – на сей раз молчание было задуманным.

Стрелецкому вновь захотелось извиниться, но вместо этого он просто смотрел на юного коллегу, как на педофила с 30-летним стажем. Но объект его взора и не думал останавливаться:

– Родители говорили вам о звонке Евгения?

– О-о-ох. Вы и про это в курсе, – положив кисти на затылок, ответил Антонов.

– Значит говорили, Вы пытались связаться?

– Да, он не брал трубку, – напряжённо пояснил Семён.

«Похоже, придётся давить сильнее».

– И проведать его вы не посчитали нужным? – Быстро озвучил вопрос парень.

– Я хотел это сделать на следующий день, – тон его всё больше походил на грозный.

«Надо же тебя как-то вывести хоть немного. Только так ты можешь что-то сказать».

– Ясно. Скажите, кончина брата была для вас совсем неожиданной?

– А что, я, по-вашему, должен каждый день ожидать кончины брата? – это уже определённо был грозный тон.

– Нет, но, – начал говорить юный сыщик, однако внезапно Семён снова взял пальму первенства в беседе в свои руки, а точнее – рот:

– Постойте. Вы что думаете? Вы, думаете, это я убил Женю?! – изумлённо воскликнул Антонов.

– Нет, – Лёша был олицетворением спокойствия, жалко только, что у его соседей по недокабинету были другие роли. Стрелецкий всё сильнее демонстрировал стыд. Хотя и о голоде забывать не стоит. А вот с Антоновым сложнее: что же он думает, что он чувствует? Комплекс эмоций, впрочем, имел право на существование, но Дорогенский во всё всматривался и во всём искал либо ответ, либо подтверждение своих ответов.

– А что тогда?! – Градус напряжения неизменно шёл вверх.

– Я это к тому, что у вашего брата была депрессия четыре месяца, но вы почему-то об этом тоже ничего не сказали, хотя между ней, звонком родителям и смерти определённо есть связь. И вообще, к чему столько экспрессии? – вопрос был задан в качестве провокации.

– Столько экспрессии? Посмотрел бы я на вас в моей ситуации. Не сказал я, потому что по вашему описанию это вообще не похоже на самоубийство. Так зачем говорить лишний раз? Гордиться-то тут нечем особо, – говоря эти слова, Антонов успокаивал себя и достиг в этом деле успеха.

«Нет-нет, не приходи в себя так быстро».

– Но я же спрашивал у вас, – положив локти на стол и опёршись подбородком на кисти, отметил Лёша.

– Вы спросили, не видел ли я чего-то необычного в последнее время. А оно у каждого своё, – на лице Семёна от улыбки вот уже семь минут не оставалось ни следа.

– Я не думал, что вы запоминали такие подробности. Запомнить такую мелочь в шоковом состоянии – удивительно, – Дорогенский явно давил. У него не было выбора. Никаких явных зацепок хоть за что-то, нет. И вариант «принять и успокоиться» он в упор не видел.

Антонов вгляделся в глаза напротив:

– Знаете, у меня ощущение, будто я иду по минному полю при разговоре с вами. И, как мне кажется, это было бы уместно на допросе. Но разве это допрос?

– В том и дело, что нет. И поэтому вы имеете полное право покинуть этот кабинет, – ремарка Михаила Ивановича была так внезапна и звонко подана его голосовыми связками, что её эффекта хватило бы на смиренный и молчаливый вылет пулей десятерых школьников после звонка с урока. Дорогенский даже опешил от такого поворота, хотя во многом он был весьма предсказуем.