Текст книги "Этот сложный волапюк. Очерки по волапюкологии"

Этимология слов волапюка

Для упрощения запоминания слов и для других целей (например, для точного установления вклада каждого языка в корнеслов волапюка) было бы полезно составить этимологический словарь волапюка или давать этимологические справки для единиц двуязычного словаря (как это сделано, например, в словаре Андре Шерпийо для эсперантистов). Однако, поскольку ни Шлейер, ни де Йонг не оставили подробных разъяснений, зачастую установить «правильную» этимологию невозможно. Курьёзный случай связан, например, с «Грамматикой волапюка» де Йонга: на одной странице сообщается, что слово stul заимствовано из русского (стулъ), а на другой – что из голландского (stoel). В результате, скажем, Шерпийо несколько огрубляет картину, отдавая явное предпочтение французским (при наличии похожих по звучанию/написанию слов в английском языке) и экзотическим этимонам. Например, следует ли возводить слово basar к фарси или турецкому, если похожие слова есть в русском и английском? Следует ли считать zar заимствованием из русского, если слово могло быть взято в волапюк из английского или немецкого? Однозначно ответить на эти вопросы невозможно.

Этимологизированию мешают и смелые, вплоть до приёмов анаграммирования, изменения исходных корней. Вот некоторые курьёзные случаи, сохранённые молвой.

Один из самых известных рассказов посвящён слову «ножницы». Сначала для его создания Шлейер «обратился по обыкновению к английскому языку, но слово scissors оказалось неподходящим, французское siseaux – тоже. Взял немецкое Scheere, отбросил e, заменил r на l: jel (шель); но это слово в воляпюкском словаре уже означало „защита“. Заменил гласную: jil; однако и это слово уже было занято понятием „женственность“. Заменил l на m – получилось jim (шим), что и было внесено в словарь Воляпюка» (Свадост Э. П. Как возникнет всеобщий язык? – Москва: Наука, 1968. – С. 99).

Интересна и история появления слова для обозначения руки (кисти). Поначалу использовалось восходящее к английскому hand (или немецкому Hand?) слово ‛anüd (hanüd). Потом Шлейер решил выбрать другой корень, не начинающийся с h. За основу было взято латинское слово manus. Была отброшена концовка -us, и остался корень, присутствующий во многих живых языках (например, в русском слове мануальный). Но слово man в волапюке уже обозначало мужчину (опять же неясно, какое слово – английское man или немецкое Mann – было взято за основу). Чтобы избежать совпадения, восходящий к латыни корень был перевёрнут – так получилось слово nam.

Существует ещё одна история, демонстрирующая роль случайности при создании слов волапюка. В беседе с посетившим его известным волапюкистом Р. Книле Шлейер пожаловался на зависть к нему некоторых лиц, и Книле заметил, что в волапюке до сих пор нет такого необходимого слова, как «зависть». Шлейер заявил на это: «Я не знаю, желает ли Бог, чтобы мы имели такое слово, я его не создал, создавайте вы его сами» (Дрезен Э. К. За всеобщим языком (три века исканий). – Москва; Ленинград: Гос. изд-во, 1928. – С. 121). По признанию Р. Книле, так и появилось «мрачное» слово glöt.

Кстати, возможно, из-за неприятия Шлейером отрицательных качеств человека, которое перенеслось на обозначающие их слова, корень glöt в волапюке так и не оброс разветвлённым словообразовательным гнездом. Нет даже переходного глагола «завидовать кому-/чему-либо», эквиваленты которого есть во многих языках. В этом значении приходится употреблять многокомпонентное выражение senälön glöti kol ek tefü/demü bos. Потенциальный глагол glötükön имеет значение «заставлять завидовать, делать кого-либо завистником». В одном из выпусков «Голоса волапюка» употреблялся глагол beglötön (в значении «завидовать кому-/чему-либо»), но если учитывать все смысловые нюансы приставки be-, это слово должно переводиться глаголом «обзавидоваться» (кому-либо), то есть интенсивность чувства здесь выше, чем у глагола «завидовать».

Отзыв о первом выпуске этимологического словаря корней волапюка

LISED TÜMOLOGA STAMÄDAVÖDAS: de el «A» jüi «C». – Beijing: Volapükaklub «Märalän», 2017. Pads 21.

В Сети появился первый выпуск этимологического словарика волапюка (для корневых слов, начинающихся с букв a – c), составленный Чжан Юйтуном (под эгидой пекинского волапюкоклуба «Сказочная страна»).

Переоценить значение этого документа (и последующих выпусков этимологического словарика) невозможно. К сожалению, ни И. М. Шлейер, ни А. де Йонг в нормативных словарях волапюка не указывали, из каких языков заимствовали корни. При этом Шлейер и его современники утверждали, что на 90% корнеслов волапюка базируется на английском языке, гораздо реже в качестве источников корней использовались немецкий, французский, итальянский, русский, латинский и некоторые другие языки. Для иллюстрации того, какие изменения в волапюке претерпевают слова естественных языков, отдельные этимологии приводились в описаниях языка и учебниках (например, в работах О. Керкгоффса, Ч. Спрейга, И. Холина, Кутюра и Ло, Э. Дрезена и др.; несколько пояснений такого рода содержится в «Грамматике волапюка» А. де Йонга). Между тем полного этимологического списка корней волапюка не было, поэтому утверждение о том, что 90% из них восходит к английскому языку, представляется недоказанным и интуитивным. Кроме того, после 1929 г. в корнеслове волапюка с точки зрения происхождения происходят заметные изменения: целые группы слов заимствуются из латыни (иногда, конечно, не классической, а современной, «научной»), в первую очередь названия растений, животных, болезней, химических элементов (самый красноречивый пример – замена обозначавшего волка слова ludog (согласно внутренней форме, «недособака» или «плохая собака») существительным lup – от латинского lupus). Возрастает и роль нидерландского как языка-источника, что проявляется даже в наименованиях стран и народов: так, прежнее название чеха – cegan – преобразовалось в tsyegan (ср. нидерландское Tsjech). Йохан Крюгер вообще предпочитал разбавлять этот латино-германский корнеслов заимствованиями из французского. Поскольку интересно узнать, каков же реальный «вклад» в волапюк разных естественных языков (в том числе английского), давно уже назрела необходимость в появлении этимологического словаря волапюка (или хотя бы этимологических справок в полном словаре волапюка). Эта задача до сих пор в полном объёме решена не была.

Первым словарём, в котором представлено достаточно много этимологий волапюка, стал труд Андре Шерпийо. К сожалению, многие предположения Шерпийо кажутся сомнительными; налицо желание автора преувеличить роль французского языка в пополнении корнеслова волапюка. Следующей попыткой такого рода стал «Викисловарь» с этимологическими комментариями, скорее всего принадлежащими Сержио Мейра, но этот проект остался незавершённым. Таким образом, список корневых слов с этимологиями авторства Чжан Юйтуна, скорее всего, станет первым источником, содержащим сведения о происхождении почти всех корней волапюка. Тем желательнее, чтобы в этой работе не было явных ошибок. Между тем некоторые этимологии в опубликованной части работы Чжан Юйтуна кажутся слишком экзотическими и неверными.

Сомнительность отдельных объяснений Чжан Юйтуна, думается, продиктована неверностью основных принципов составления словарика, избранных автором. Попробую вкратце сформулировать их (за неимением авторского предисловия придётся делать это самому, в том числе на основании переписки с составителем списка слов).

1. Для каждого корня приводится один, наиболее вероятный этимон. Если несколько европейских языков содержат близкие по звучанию слова, предпочтение отдаётся наиболее произносительно или графически близкому к волапюкскому корню (этот принцип ограничивается следующими положениями).

2. Для химических и биологических терминов (биологическая систематика, названия болезней) предпочтение отдаётся латинскому этимону.

3. Для музыкальных терминов предпочтение отдаётся итальянскому этимону.

4. В первую очередь для названий языков и народов, но также и для других слов, приводится слово национального языка, к которому восходит широко известная лексема английского, немецкого или других языков.

Думается, если говорить об идеальном этимологическом словаре волапюка, то принципы его построения должны быть иными (особенно сильные возражения вызывают первый и четвёртый основания, на которых я остановлюсь подробнее).

Во-первых, часто сложно сказать, слово какого из языков было взято за основу, и приведение лишь одного этимона (чем, кстати, грешил и словарь Шерпийо) создаёт ложную иллюзию истинности одного из возможных объяснений. В идеале следовало бы сообщать как минимум потенциальные этимологии из языков DEFIRS (немецкого, английского, французского, итальянского, русского, испанского), а также латинского, греческого и нидерландского. Конечно, самой вероятной этимологией будет возведение к английскому языку (это соответствует намерениям И. М. Шлейера, так что, например, волапюкское man скорее воспроизводит английское man, чем немецкое Mann), но важно сообщать и о возможности иных вариантов этимологизации. Скажем, в опубликованном списке Чжан Юйтуна для слова ba можно было бы привести не только английское соответствие probably, но и французское probablement, испанское probabilidad и др. Совсем непонятно, почему для слова bagaf, не относящегося к биологической таксономии, приводится латинский первоисточник paragraphus. Почему же не английское paragraph? А буква f, отсутствующая в соответствующих английском и латинском словах, есть в нидерландском, итальянском, греческом… Может, они тоже повлияли на Шлейера? Сообщение нескольких этимологий, одна из которых подана как предпочтительная, позволило бы избежать появления при чтении подобных вопросов.

Во-вторых, приведение слов из малораспространённых языков типа малайского и бурятского делает создателей словарей волапюка излишне склонными к экзотике и не учитывает принципы отбора лексики, которыми руководствовались Шлейер и де Йонг. В случае, если можно установить целую цепочку заимствований, следует приводить её целиком, а не ограничиваться сообщением о первом звене такой цепи. Да, корень buryät в конечном итоге восходит к буряад, но, может, де Йонг ничего не знал об этом слове, используя немецкое Burjäte? Слово bambu когда-то проникло в европейские языки из малайского, но де Йонг, скорее всего, переделывал или английское слово bamboo, или немецкое Bambus, или вообще словечко латинистов-ботаников Bambusa (это же название растения! – см. 2-й принцип составления словарика). Во всех подобных случаях было бы правильнее, повторюсь, или приводить всю цепочку заимствований, или сообщать только о последних её звеньях.

Сам автор этимологического словарика, кстати, интуитивно это чувствует и далеко не всегда приводит этимон, о котором Шлейер или де Йонг, скорее всего, не думали. Так, хотя сообщается, что корень buryät пришёл в волапюк из бурятского языка, существительное bulgar возводится к латыни, а не к слову български. Уже упоминалось, что в качестве этимона фигурирует латинское paragraphus, хотя, если доходить до конца, следовало бы привести греческое слово. Или про cäm сообщается, что это изменённое при заимствовании в волапюк английское chamber, хотя, согласно толковым словарям английского языка с исторической справкой, если уж «доходить до корней», следовало бы извлечь из недр греческое kamara (от которого произошло латинское camera, а затем французское chambre, заимствованное английским языком). Также маловероятно, что при подготовке последних выпусков своего труда Чжан Юйтун укажет, что zar – изменённое латинское Caesar. Наверное, всё-таки напишет или про английское tsar, или про немецкое Zar, или про русское царь.

Помимо более «европоцентричных», соответствующих замыслу создателя волапюка этимологий, думается, в идеальном словаре такого рода должны быть отражены изменения, происходившие в самом волапюке (хотя бы без упоминания тех, которые совершались и Шлейером, и разрозненными группами волапюкистов в 1890-х гг.; то, что это тоже относится к этимологии волапюка, понимает и Шерпийо, приводящий в своём словаре соответствующие сведения). Например, из этимологического списка слов Чжан Юйтуна не узнать, что cäk раньше писалось как cek, а нынешнему cek соответствовало производное слово smafanüb. А ведь это позволяет проследить движение мысли переработчика словаря! Поскольку из волапюка практически полностью были исключены усечённые корни (sma– вместо smala-) и некоторые избыточные суффиксы с неопределённым значением (в том числе -üb), стало невозможным даже слово fanüb (его заменило fanäböp – тюрьма, от fanäb – заключённый [вместо прежнего fanüban]). Слово же smalafanäböp кажется обозначающим небольшую тюрьму и никак не ассоциируется с клеткой, поэтому было решено ввести новый корень – cek. Поскольку он совпал со словом, имевшим значение чек, пришлось во избежание омонимии последнее переделать в cäk. Разве всё это не имеет отношения к этимологии?

При беглом просмотре бросаются в глаза и некоторые неточности, которые нуждаются в исправлении. Например, не упомянуто, что bleib– – связанный корень, употребляющийся только как глагольная основа. Существительного *bleib нет, его значение выражается словом föv. Конечно, такие аномалии нарушают принципы волапюка (все глаголы – производные, мотивированные слова), но существование отклонений в виде связанных корней важно учитывать. Хотя бы чтобы волапюкисты не начали использовать неправильное слово *bleib.

Совершенно непонятно, почему äsva и äsvo возводятся к английской фразе as it where, хотя в волапюке есть и слово äs, и va, и vo. Конечно, значение сращения не является простой суммой значений объединившихся слов, но идиоматичность значения производного слова вообще нередко наблюдается в волапюке, и не надо её пугаться.

Можно заметить, что многие славянские слова приписываются русскому языку. Видимо, для многих в мире, как для кардинала Меццофанти, до сих пор славянский – это русский. Скажем, Беларусь – белорусское слово и останется белорусским даже в том случае, если его начнут печатать во всех русскоязычных атласах. Для bat (бич, хлыст) приводится русский этимон бат. Современные русские, услышав это слово, подумают о какой-то иностранной валюте, а некоторые вспомнят геологический слой. Правда, словари древнерусского языка могут пояснить, что существовал глагол батати (бить, колотить, отдубасивать), а в этимологических и диалектных словарях русского языка сообщается, что есть (было?) и существительное бат для обозначения предмета, которым бьют (дубинка, колотушка или приспособление, которым бьют по воде во время рыбалки). Конечно, можно предположить, что де Йонг спал со словарём Срезневского под подушкой и в поисках кратких метких словечек, укладывающихся в фонетическую схему коренных слов волапюка, читал черновики словаря Фасмера. Но если уж искать «славянский след», то более подходящим (в том числе по значению) будет польское слово bat.

Несмотря на эти и другие шероховатости, в целом представленный Чжан Юйтуном этимологический словарик очень интересен и предлагает достаточно обоснованные этимологии (в том числе за счёт непоследовательного соблюдения 4-го из перечисленных выше принципов). При написании данного отзыва в первую очередь хотелось представить, каким мог бы быть идеальный этимологический словарь волапюка. Не следует усматривать в написанном выше призывов к автору по коренной переработке его труда (хотя кое-какие неточности исправить можно): критиковать всегда проще, а как возьмёшься сделать лучше, так и понимаешь, насколько ограничены временные ресурсы и насколько финансовые проблемы мешают воспарить Монтенем в эмпиреи.

Самое необходимое поздравление

Сегодня я хотел бы затронуть такую тему, как поздравление с днём рождения. До эпохи Интернета и соцсетей волапюкисты редко общались в режиме реального времени, и поэтому не возникало необходимости в выработке многих шаблонных фраз, на конструирование которых в речи не хочется затрачивать много времени. Пожелание счастливого дня рождения отоносится к таким случаям.

Казалось бы, всё предельно просто – надо использовать конструкцию vipön eke bosi (желать кому-либо чего-либо). Но при заполнении этой схемы возникают проблемы с наименованием самого главного события, по поводу которого и делается высказывание – дня рождения. Первым на ум приходит слово motedadel (и даже в «Волапюкской газете для говорящих по-голландски» упоминается motedadel tumid ela ‚Schleyer’ – сотый день рождения Шлейера, сотая годовщина со дня рождения Шлейера), но оно, хотя и часто употребляется (существует даже перевод песенки «Happy Birthday to You» в виде «Motedadeli läbik»), строго говоря, является неправильным. Motedadel – это день появления на свет, точная дата, включающая год, единственный день в жизни человека, который больше не повторяется, поэтому использование данного слова для обозначения ежегодного праздника, хотя и является вследствие метонимии (а скорее даже аналогии с родным языком, проводимой при чтении словарей волапюка) понятным, неуместно. Следует употреблять сложное слово motedayelam (буквально «годовщина рождения»), можно сказать и просто yelam (из контекста будет понятно, о какой годовщине идёт речь).

Итак, корректными будут следующие формы пожелания счастливого дня рождения:

Vipob ole yelami läbik.

Vipob ole motedayelami läbik.

Следует обратить внимание на то, что вежливое местоимение or, хотя и существует, в общении между волапюкистами практически не используется. Тем самым волапюкисты, которых достаточно мало, стремятся подчеркнуть свою общность.

Возможны и эллиптизированные конструкции, передающие интонации разговорной речи и указывающие на непринуждённость ситуации общения, на отсутствие элемента официальности в ситуации поздравления, – с пропуском глагола и местоимения в дательном падеже, указывающего на адресата:

Yelami läbik!

Motedayelami läbik!

К распространённым ошибкам письменной речи относится и слишком частое использование восклицательного знака. В волапюке он употребляется гораздо реже, чем в русском языке, а именно:

1) после обращений (как правило, с частицей o, предшествующей имени);

2) после предложений, содержащих оптатив или императив;

3) после междометий, значительная часть которых оканчивается на ö (в роли междометия может выступать и восклицательная частица o);

4) после предложений с наречием kio, восклицательными местоимениями kion, kiom, kiof, а также составными прилагательными, начинающимися на kio-.

В первом и третьем случае, если предложение не заканчивается, его продолжение после восклицательного знака начинается со строчной буквы. В четвёртом случае интересно, что в конструкциях с местоимениями не употребляется глагол «быть» (Blasfäm kion! O milag kion!), а вот после прилагательных он опускается крайне редко, хотя такое и возможно (Man kioküpädik! Ag! ag! kiobisariks danüdans et äbinoms!). Впрочем, и в предложениях с глаголом-связкой «быть» необычная, восклицательная интонация подчёркивается (часто, но не всегда, в зависимости от конкретного контекста) особым порядком слов (прилагательное с kio помещается на первое место, перед существительным и глаголом; в предложениях с опущенным глаголом, наоборот, такое прилагательное следует за существительным).

Как показывает практика, после эллиптизированных конструкций разговорной речи, как правило, имеющих значение этикетных формул, восклицательный знак тоже ставится (Yelami läbik! Deli gudik! Glidis!).

А после полной, более официальной формы поздравления (Vipob ole yelami läbik.), восклицательный знак, возможный в русском и многих европейских языках, в волапюке ставить нельзя.

P.S. В тексте упомянуто популярное сейчас выражение «Glidis!» (форма вин. п. мн. ч.), но оно является распространённой речевой ошибкой (возникшей под влиянием или английского, или эсперанто и закрепившейся в результате тиражирования на интернет-форумах). В образцовых текстах в подобных случаях использовалась только форма существительного ед. ч., например:

Dani mödik! (14-й урок Крюгера для испанцев). В качестве синонима в этом уроке приводится междометие «Danö!» (связано по смыслу с глаголом danön – благодарить и существительным dan – благодарность). Dani mödik! – типичная для волапюка разговорная конструкция пожеланий с восклицательной интонацией. Винительный падеж существительного подразумевает, что опущен какой-то глагол (например: Notodob dani mödik – «Выражаю большую благодарность»). Интересно, что существительное в таких случаях в классических текстах стоит в единственном числе, а в речи современных волапюкистов чаще употребляется во множественном числе, то есть на интернет-форумах скорее встретится форма «Danis!». Возможно, это связано с тем, что подобные формы активно использовал Ральф Миджли.

Что касается приветствий «Glidi!» / «Glidis!», то в образцовых текстах они использовались только в полных предложениях, и хотя наблюдались колебания (bofikans äsedoms glidis ladöfikün kobanefe – «оба послали собравшимся сердечнейшие приветы»; здесь, кстати, множественное число может объясняться тем, что привет посылает не один человек, а двое), явно преобладала форма ед. ч. (äsludoy ad sedön nemü kobanef glidi cifale – «было решено послать от имени собравшихся приветствие чифалю»).

Наверное, в этом пункте нормы волапюка не менялись и за справкой можно обращаться к изданиям XIX века. Скажем, в грамматике Альфреда Поста в разделе, посвящённом переводу популярных фраз английского языка (Comprehensive Volapük Grammar  by  Alfred  Post. – Mattapan,  Mass., 1890.  –  P. 24), приводятся эллиптизированные предложения – существительные в ед. ч.:

Good day, Good morning, Good afternoon, Good evening = I give you greeting = Glidi + Söl (Sir), Läd (Madam), Flens (Friends).

Thank you, Thanks = Dani.

Many thanks, Thank you, very much, A thousand thanks = Danob milna.

В современных текстах, кстати, как аналог последней формы благодарности встречается такое выражение: Dani milnaik! (дословно: «Тысячекратная благодарность!» или «Тысячекратную благодарность!»)