Текст книги "Шпионы и все остальные"
Автор книги: Данил Корецкий
Жанр: Шпионские детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 2
На земле и под землей
Бруно и его друзья
В шашлычной на Ярославском вокзале, где обычно дым стоит коромыслом, сегодня непривычно тихо. Зал пуст. Из восьми приватных кабинок с обитыми старым дерматином перегородками занята лишь одна. В этой кабинке сегодня обедает Бруно Аллегро со своим корешем Поляком. Бруно – почетный гость заведения, личность планетарного масштаба, человек-ядро, человек-звезда и так далее.
Раньше думали, что он просто феноменальный брехун, ан нет! Вон как прикинут: сшитый по заказу костюм из синего кашемира, белая накрахмаленная сорочка, красные (говорит, настоящие рубины) запонки, умопомрачительные кроваво-красные туфли с загнутыми носами. Только красный галстук содрал, скомкал и бросил на край стола. Развалился вольготно на протертом диванчике, барабанит пальцами по белой скатерти, на среднем толстая «гайка» с еще одним рубином. Его грубоватое и лобастое, как у всех карликов, лицо украшает модная бородка фасона «рэперский шнурок», дорогим одеколоном разит на всю шашлычную. Да и приехал он сюда на длиннющем «мерсе» представительского класса с водителем в черной тройке.
Бруно не любит, когда вокруг бродят толпы любопытствующих, журналисты, собиратели автографов и прочий сброд. Росту в нем всего 1,41 метра, но если Бруно Аллегро чего-то не любит, то не любит конкретно, без всяких «но», и мало никому не покажется. Реакция у Бруно хорошая, вся страна видела, как он вырубил Алфея Бабахова (кстати, тот две недели провел на больничном и две передачи его знаменитого ток-шоу пришлось заменять, чему руководство канала не обрадовалось). Поэтому хозяин шашлычной запер двери на ключ и вывесил табличку «Спецобслуживание». Так лучше не только для Бруно, но и для постоянных клиентов заведения, и для всех остальных москвичей, которые могут сдуру сюда сунуться.
– Ну, и как ты? Как остальные бродяги?
– Да ничё так, пучком вроде…
Поляк разлил водку, дзынькнул рюмкой о рюмку Бруно.
– Краюха в другую бригаду свалил шоферить… Ну, и в жопу ветер. Валик в бегах… Филина видел на неделе – такой же худой и желтый, ничего с ним не сделается…
Поляк зубами снял с шампура кусок дымящегося мяса и жадно проглотил, почти не жуя.
– Ну, а ты? Тебе за этого Бабахова ничего не было?
Бруно усмехнулся.
– Кто он и кто я? Его вообще выгнать хотели, а меня взять на его место. Только когда мне? Я ведь в Москве не сижу, летаем с Романычем по всему миру. В Англию в основном. У него ж там футбольный клуб, недвижимость всякая, ну и другая хрень. Напрягает, конечно… Туда-сюда, как перелетная, б…дь, птица!
Он вздохнул.
– Иногда вот утром открою глаза и соображаю: то ли я в самолете лечу, то ли на яхте плыву, то ли, б…дь, дома в своей постели… А если дома, то в Москве дома или в Лондоне дома, или вообще на острове каком? У него ж, б…дь, всюду там золото и белая кожа, фирменный стиль. И кровати кингсайз всюду, широкие такие. Хрен проссышь.
– Как? Даже в самолете кровати? – натурально удивился Поляк.
– А хули. У меня и ванная там своя. В том и проблема. Пока до окна не доползешь, не увидишь там океан, б…дь, или облака, или там, б…дь, какого-то садовника, который кусты подстригает, до тех пор ни х…я не понятно, где ты и что ты, и вообще!
Поляк почтительно внимал. Бруно взял рюмку, понюхал, нахмурился и поставил на место.
– А ползти далеко! Там ведь повсюду, б…дь, площадя! А башка болит! С вечера ведь опять какого-нибудь коньяку французского нажрался! Или виски!.. В общем, иногда напрягает. Да. Но в остальном нормально так. Не жалуюсь.
– Ну, ты перец! – покачал головой Поляк. – Самолеты, кингсайзы!.. А Романыч этот твой, ну… Он как к тебе, нормально вообще? Понты не колотит? Типа я хозяин, ты раб, пади в говно и все такое?
– Ты что, ох…ел? – Бруно выгнул бровь. – Ты, Поляк, вообще понимаешь, какую х…ню несешь? Да Романыч бы у меня, б…дь, давно вместо коврика в прихожей бы лежал, если что! И любой другой ляжет, если что! Ты понял? Понял или нет, спрашиваю?!
С каждым словом карлик распалялся все больше, ноздри его раздувались, глаза сверкали.
– Ну. Ага. Понял, – Поляк взял графин и подлил себе еще водки. Видимо, вспышки гнева человека-ядра для него не внове, он привык.
– Только он, б…дь, в отличие от тебя, умный мужик! – уже орал Бруно. – Он, б…дь, без калькулятора подсчитал, против кого можно выступать, а против кого – нет! Поэтому он и олигарх, понял? Поэтому у него доллары из жопы лезут, а из тебя только говно и хренотень всякая! Хозяин, б…дь! Раб, б…дь! Тоже мне!
Бруно поерзал на диванчике, грохнул кулаком по столу.
– Ты, б…дь, закусывай давай! Шашлык свой жри давай! А то сидишь бухой, х…ню всякую городишь!
Дверь кухни приоткрылась, там показалось чье-то испуганное лицо и сразу исчезло. Поляк уткнулся в тарелку, чтобы Бруно не видел, как он лыбится во всю пасть.
Карлик еще немного поорал, постучал по столу, после чего так же быстро успокоился. Он достал из кармана пиджака длинную толстую сигару, помахал ей в воздухе, поднес к носу, понюхал.
– Эй, Захар! Обрезалку для моей сигары! – заорал он во все горло.
Из кухни тут же явился сам хозяин с разделочной доской и острым хлебным ножом.
– До сих пор, б…дь, не можешь нормальной обрезалкой обзавестись! – проворчал Бруно, ловко отхватывая ножом кончик сигары. – Учишь вас, учишь, никакого толку! В уважающем себя кабаке обязательно должна быть обрезалка, запомни!
– Правильно это называется каттер, – сказал Захар.
– Иди в жопу, – сказал Бруно. – Хотя нет, стой.
Он порылся в карманах, достал двадцатидолларовую бумажку и бросил на доску.
– Теперь иди.
Хозяин взял доску и молча удалился.
– Сам-то почему не жрешь, не пьешь? Почему нос воротишь? – укоризненно заметил Поляк, кивнув на его полную рюмку. – Захар старался, хавчик стряпал, от чистого сердца, так сказать, а ты… Небось, отвык в своих Лондонах от простых пацанских харчей?
Бруно хотел по привычке что-то рявкнуть в ответ, но осекся. На лице карлика промелькнуло несвойственное ему выражение растерянности. И даже смущения. Он быстро схватил рюмку, опрокинул в себя. Потом затолкал в рот большой кусок мяса и стал старательно жевать.
– Да ни х…я! – проговорил он с набитым ртом. – Я Захара уважаю, как не знаю кто! Не видишь, что ли? Глаза разуй, дылда! Сам зажрался, б…дь, как боров, морда салом заплыла, под собственным носом ни х…я разглядеть не можешь!
Не дожевав, он налил еще рюмку и снова выпил.
– Вот так! И пью и жру! Я – Бруно Аллегро, б…дь! Я тебя перепью, если захочу! Кого хочешь перепью! Я, б…дь, тебе не пидор какой-нибудь лондонский! Я – Бруно Аллегро! Человек-стакан, понял? Ты понял или нет, я спрашиваю?
– Ага. Ну, теперь-то я понял! – уже в открытую лыбился Поляк. – А то даже сомневаться начал…
– Чего-чего?!
– Простая здоровая пища, Бруно, рождает простые и здоровые мысли, – сказал Захар. Он стоял в дверях кухни, сунув разделочную доску под мышку, и смотрел на них. – Так что поменьше выё…вайся, ага.
– А кто выё…вается? – обернулся к нему Бруно. – Я выё…ваюсь?! Я тебе вообще сказал в жопу идти, ты не расслышал, что ли?
Он замолчал, быстро взглянул на Поляка, вытер рот ладонью.
– Ну, это, в общем… Ладно, Захар. Иди сюда, выпьем вместе, что ли! И не п…зди! А то встал там, понимаешь, как бедный родственник, и п…здит!..
Через десять минут Бруно Аллегро картинно отдернул манжету и посмотрел на часы. Это были швейцарские «Balmain Chrono».
– Ладно, пацаны. Все было ништяк, но мне пора сваливать. Сегодня в Екатерининский дворец надо быть к семи. Просили не опаздывать. А мне еще бриться, переодеваться, все такое…
– И чего там делать, в этом дворце? – поинтересовался Поляк.
– Как чего? Романыча поведу! Он ведь без меня ни на шаг! Как дитя малое! А там юбилей этого, как его, «Моэт э Шандо»! Банкет-фуршет, смокинги-хуёкинги…
– Кого юбилей? – не понял Поляк.
– «Моэт э Шандо», б…дь! – гаркнул Бруно. – Двести пятьдесят лет ихнему, б…дь, дому, заводу или как там его, не знаю! Ты что, глухой, Поляк? Не втыкаешь?
Карлик ловко соскочил на пол, одернул пиджак.
– Пойло такое французское! Шампанское, б…дь! С пузырьками! Или тебе еще объяснить, что такое шампанское?
– Не надо мне ничего объяснять! – обиделся Поляк. – Пил я шампанское! Только не всякие там шандоны-гандоны, а нормальное шампанское, «Советское»!
– Олух ты! – изрек Бруно, с нежностью разглядывая свои кроваво-красные туфли. – Это если я тебе в бокал сейчас нассу, это будет «Советское»! Даже лучше, чем «Советское», потому что я с утра французского коньяку накатил. А «Советское» – это вообще не шампанское, запомни! Вот «Моэт» – шампанское! Оно в Шампани делается, провинция такая во Франции, типа нашей области! Понимаешь разницу?
Он повернулся к Захару.
– Захар, б…дь, объясни ему! Ты ведь должен понимать!
Хозяин шашлычной скромно сидел за столом, чистил сухую колбасу и нарезал на тонкие прозрачные дольки. Водку он почти не пил.
– Вон, в «Перекрестке» на Тверской этого твоего «Моэта» хоть залейся, – заметил Захар. – Шампань как шампань, ничего особенного.
– Во-во! Да ты раньше и названия такого не знал! – вставил Поляк. – Одну водяру глушил и мозги никому не компостировал!
– Это я-то не компостировал? – удивился Бруно. – П…дишь! Не может быть! Я всегда компостирую! Особенно таким, как вы! А почему, угадай? А?
Бруно выдержал паузу.
– Потому что я умнее вас в четырнадцать раз!
И он громко, от души расхохотался.
Подземная экспедиция
Сердце у всех колотилось прямо под горлом: давно не спускались в «минус», тренированные организмы отвыкли от нечеловеческих условий подземелья. К тому же в любой момент ожидали подлянки. Фонари сперва не жгли, боялись. Двигались практически на ощупь.
– А что делать, если стрелять начнут? – спросил Ржавый. – Наземь ложиться? Так тут грязи по щиколотку.
– Хорошо, не говна по пояс, – огрызнулся Палец. – Кто в тебя стрелять станет?
– На войне снайпер всегда командира выбирает, – сказал Зарембо. – А у нас самый нарядный кто? Ржавый!
Действительно, они были в обычных рыбацких комбинезонах, а Середов – в специальном «подземном» облачении, похожем на то, каким пользовались «тоннельщики».
– Командиру обидных прозвищ не дают! – возразил Середов. И пожаловался: – У меня уже ноги не идут… И кажется, что кто-то смотрит…
– Это обычный страх «минуса», – сказал опытный Зарембо.
Когда вышли в тоннель транспортной узкоколейки и там тоже никого не обнаружили – ни часового, ни даже старого вахтера, – после этого немного осмелели. Скоро из-под мусора стали проступать рельсы, а там и на первую решетку наткнулись. Обычная стальная решетка, приваренная к старой тюбинговой арматуре. Она даже до самого верха не доходила, там оставалась прореха сантиметров в десять. Срезали за пару минут. Аккумуляторная «болгарка» визжала так, что и в преисподней, наверное, слышно было. Но все обошлось, никто не сбежался. Тут уже включили налобники на полную мощность, заговорили в голос, бояться перестали вообще. Хотя нет, Середов все равно как-то странно дергался, потел и оглядывался все время.
– И чего ты переживаешь, Ржавый? – весело поинтересовался Зарембо.
– Не знаю… Непривычно… Вы-то, ясное дело, матерые подземные волки… А у меня опыт поменьше. Знаете, как летчиков различают? По налету часов! У одного тысяча часов в небе, а у другого – сто. Вот и у нас такая же разница.
– Летчиков различают по-другому: кто летает, а кто просто сидит в кабине. Тебе ниже «Бухенвальда» спускаться и не придется. Будешь там скучать да нас дожидаться. Подушечку надувную взял?
– Какая подушечка? – обиделся Середов. – Я что, по-твоему, спать туда иду?
Пыльченко не удержался, тоже съязвил:
– А что тут такого? Сидишь, делать нечего… Надул матрац, подушечку разложил, глядишь – время быстрей и пройдет. Особенно если выйдет карликовая красотка в одной набедренной повязке…
Он был против того, чтобы брать Ржавого: тот всегда находился во втором составе и профессионализмом не отличался. Но Зарембо настоял. Или втроем, говорит, или один отправляйся. Третий – это страховка на всякий поганый случай. Отучился, видно, Зарембо рисковать в частной охране. Но чем Ржавый им поможет? Связи с поверхностью нет, к тому же ни МЧС, ни «скорая помощь», ни саперы на «минус двести» просто физически не спустятся. Так что это просто самоуспокоение. И еще одного Зарембо не учитывает: в случае ЧП, даже если жизнь ему спасут, то проживать ее он будет не в квартирке на Соколе, ресторанчиках уютных, не на ипподроме, а в многоместном бараке, в колонии…
Ну, а Ржавый – действительно всегда использовался на вторых ролях. Ходил в связке с более опытными, инициативы не проявлял, маршруты прокладывать не рвался. «Минуса» толком не знает, в серьезных переделках не бывал, да и в обычных спусках толку от него было мало: выполнял команды на второстепенные задания – и только. Но других людей просто нет. Спецотряд «Тоннель» давно расформирован, бойцы разбрелись кто куда. Полосатый погиб, Рудин после той катастрофы замкнулся, говорить с ним не захотел, с Лешим они разосрались…
Леший! Вот от кого была бы польза! Лучше его «минуса» никто не знает. Он бы и привел, и вывел. Но он слишком правильный, идейный… Еще тогда, в 2011-м, в Хранилище, когда они хотели поделить все по-честному, он один против четверых выступил: «Не позволю разграбить, мародеры…» За ствол схватился, завалить всех грозился. И завалил бы – командир слов на ветер не бросает! Только они, все четверо, заднюю включили. Правда, по слитку в конце концов он взять разрешил…
Тогда Пыльченко казалось – на всю жизнь хватит, а вышло, что хватило только на «двушку» не в самом элитном доме и, конечно, без вида на храм или Кремль. А аппетит, как известно, растет во время еды. Вот и пошли снова. С Ржавым. Его одного и удалось найти, этого селезня… В риелторской конторе на Ленинском что-то гоношил – вроде учет какой-то вел. А может, ездил квартиры смотреть, мозги пудрил продавцам и покупателям… Неважно. Точно такой же, как и был: опрятный, вежливый, морда клином. Прямо скажем: не обрадовался Ржавый, увидев старых сослуживцев.
– В «минус»? В «минус двести»?! Это еще зачем? Нет, ребята, я сейчас по другой теме…
Но когда про золото сказали, глазки сразу загорелись.
– Никаких проблем, парни, надо так надо!
Про те пять слитков, которые они взяли два года назад, Ржавый не знает. И хорошо. Решили пока не говорить. Со временем, возможно, пронюхает, но пока лучше молчать.
– Вот этот разлом, – сказал Палец, показывая на грубо заделанную дыру в бетонном тоннеле. – Через него Леший свалился сюда, когда за Амиром шел. Наверху трассу прорвало, и он сюда вместе с горячей водой ахнулся.
Зарембо посмотрел наверх.
– Как он только башку себе не разбил.
– Может, и долбанулся чутка, кто знает, – сказал Палец. – Как отряд распустили, про него ничего не слышно.
– Да, видел я его как-то, – вспомнил Зарембо. – Он в один дом на Ленинградке заходил, у нас там охраняемый объект. Весь деловой, морда каменная – как всегда, короче…
– А Леший тут при чем? – спросил Середов. – Он тоже в деле?
Палец посветил налобником в глаза Зарембо: мол, не болтай! Но тот только прищурился.
– Успокойся, Ржавый. Леший ни о чем не знает, – сказал Палец. – И знать не должен!
– Во-во! – гаркнул Зарембо. – Мы без него оприходуем оставшееся золотишко!
– Что значит «оставшееся»? – не понял Середов. – Кто-то уже приходил за ним?
Палец незаметно врезал ботинком по ноге Зарембо.
– Нет. То есть мы надеемся, что оно на месте. Мы ведь не можем знать точно, времени много прошло.
– А-а, – сказал Середов.
На этот раз Зарембо, к счастью, промолчал. Дошло, наконец.
…Чуть дальше направо уходила узкая штольня. Палец сверился по своей карте, которую рисовал когда-то по памяти. Штольни на карте не было. Может, просто забыл пометить. А может, ее пробили уже после них и выставили там самострел с датчиком движения.
– Стойте!
Замерли на месте.
– Чего? – встревоженный шепот Середова.
– Стой и молчи, – прогудел в ответ Зарембо.
Палец подобрал с пола хороший кусок бетона, дошел по стеночке до входа в штольню, швырнул туда камень. Он со стуком упал где-то в темноте. Больше ничего. Ну, и что это значит? Что там нет самострела? Или что его датчик на маленький предмет не реагирует? Палец рискнул, посветил внутрь. Штольня заканчивалась тупиком метрах в пяти от входа. Может, это… как она называется? Замуровка. Но кто, кроме Лешего, в таких тонкостях разберется?
– Пошли, – сказал Зарембо командирским тоном. Уверенно сказал, как будто ему все ясно и понятно.
Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, едет поезд запоздалый…
Они здесь не были два года. Это большой срок – там, наверху, на земле. Москва чуть не каждый день меняется. Что-то реставрируют, что-то сносят, новые кварталы строят. А здесь все по-прежнему. Даже странно. А может, это только кажется.
Свет фонарей скользил вдоль рельсов, шарил по сырому бетону, по кучам мусора, наваленным у стен. Палец присел, провел рукой по поверхности рельса.
– Ржавчина, – сказал он. – Вагонетками здесь никто не пользовался. Если бы ФСБ затеяло операцию по подъему металла, узкоколейку бы наверняка расконсервировали.
– Значит, золото на месте? – сказал Середов.
– Надеюсь.
Зарембо что-то заметил в круге света среди мусора, наклонился, поднял сигаретную пачку.
– Ого, моя «Ява»! – Он вытряс из нее четыре сигареты, понюхал. – Странно… Чего я ее выбросил, если не закончилась? Может, потерял? И табачок еще не выветрился, однако…
– А с чего решил, что твоя? – спросил Палец.
– Так никто из наших, кроме меня, ее не потреблял! У Лешего американские сигареты, у Полосатого без фильтра, типа «Примы», он другие не признавал.
– Еще этот, как его… Колян. Ринго, – помнишь? Он тоже «Яву» курил.
– Так его здесь отродясь не было! Он-то у нас и прослужил меньше года, и вообще на третий уровень не спускался…
– Так вы что, еще и курили здесь? – Середов только головой покрутил. – Ну, ты даешь! Прямо Терминаторы! Небось, еще и окурки на языке тушили?
– Да пошел ты, Ржавый! – огрызнулся Зарембо. – Ты помнишь, чтобы кто-то курил в «минусе»? Здесь и так дышать нечем, пятьдесят метров под землей! И метан к тому же! Да Леший бы в два счета морду разбил и из отряда выпер … Ты думай иногда, прежде чем ляпнуть!
Палец взял у него пачку, осмотрел, тоже понюхал.
– Точно. Пахнет. Но это не твои сигареты, Зарембо.
– А чьи тогда?
– Не знаю. За два года табак сто раз выветрился бы, – Палец швырнул пачку в темноту. – Думаю, оставили те хлопцы, что решетки варили здесь. Больше некому. А ведь они, кстати, с открытым огнем работали. Или не знали про метановые ловушки, или знали, что их здесь нет. Наверное, у них газоанализаторы были. – Он помолчал. – Нам бы тоже не мешало анализаторами разжиться. И глубиномерами. И сканерами пустот. И много еще чем.
– Стволами, к примеру, а то у меня один левый тэтэшник на всех, – сказал Зарембо. – Хотя в Хранилище оружия навалом! И автоматы, и пулеметы, и гранаты…
– А что, у вас в самом деле ничего нет? – удивился Середов. – Я думал, вы подготовились серьезно. Ну, думал, вы тоже скоммуниздили что-нибудь такое, когда «Тоннель» расформировали…
– В смысле – тоже? – Палец посмотрел на него. – А ты что скоммуниздил? Может, газоанализатор?
– Да нет… – Середов усмехнулся. – Зачем он мне нужен был? Я вот этот комбез взял, а еще ботинок две пары и разгрузочный жилет. Вещи добротные, на гражданке бешеных денег стоят.
– Ага, конечно, – Палец мрачно сплюнул. – Самое ценное взял, молодец!
– Нам-то в ту пору любые деньги по барабану были, – пробормотал Зарембо. – Весь мир в кармане, называется…
– Как это? Почему? – поинтересовался Середов.
– По кочану, – ответил за товарища Палец. – Потому, что идея была! Но ты не поймешь. Это мало кто понимает. Да теперь и мы, если уж быть совсем честными… Но мы-то в охотничьих комбинезонах закинулись, а не в спизженном снаряжении…
– Ладно, заткнись! – сказал Зарембо. – Разболтались…
Это – разведка, первая пробная экспедиция. План был простой. Ржавый остается дежурить у «Бухенвальда», Палец и Зарембо спускаются вниз, к Хранилищу. Просчитывают, как транспортировать слитки. Там были тачки, но как преодолеть «Адскую щель»? По тросу? Или еще как-нибудь? Затем Палец и Зарембо доставляют столько золота, сколько смогут, к шахте. Нагружают рюкзаки, привязывают к веревке, а Ржавый их поднимает, разгружает, рюкзаки спускает вниз, они их снова наполняют, а он снова поднимает…
Если у них что-то идет не так, Ржавый спускается на выручку, в крайнем случае отправляется наверх за подмогой. Если все идет так, они поднимают на поверхность по два-три слитка, а за остальными сходить большой сложности не составит… Простой план. Но хороший. Однако, как говорится, «гладко было на бумаге…»
На деле у них не получилось даже спуститься в «Бухенвальд». Вторая решетка перегораживала тоннель на подступах к шахте, метров за пятьдесят. И здесь была не обычная сталь, а легирка. Израсходовав весь запас дисков и посадив аккумулятор, они перерезали два прута в нижней части и отпилили один прут полностью, чтобы использовать его в качестве лома. С его помощью отогнули подпиленную решетку и кое-как протиснулись в образовавшийся зазор. Но особого смысла это не имело, поскольку спуск в «Бухенвальд» был закрыт уже не решеткой, а стальным люком. За которым, надо полагать, ждала еще одна решетка. Или не одна. К тому же замок люка, похоже, был оборудован датчиком сигнализации. Во всяком случае, какая-то лампочка там мигала.
– Палец, ты понимаешь в этом что-нибудь? – Зарембо уставился на датчик, помахал перед ним рукой, но дотронуться не рискнул. – Он реагирует, когда пытаешься открыть, что ли? Или там камера и нас смотрят в режиме он-лайн где-нибудь на Лубянке?
– К камере должен провод идти, провода здесь нет, – сказал Палец. – Без провода сигнал не пробьет, глубоко. Наверное, обычная сигнализация.
– Круто, – сказал Зарембо. – Мало того что нам тут, похоже, спецтехнику подгонять надо, так они еще и сигнализацию поставили! Кто, интересно, всем этим занимался? Кто мог сюда дойти?
Палец пожал плечами. Он понятия не имел, кто этим занимался. Он был очень зол. До него вдруг дошло, что все это время он, как дурак, надеялся на чудо: золото не охраняется, путь к нему открыт, единственная сложность в том, как пройти этот путь и вынести на своем горбу побольше тяжелых слитков. Но чуда не случилось. Настоящая полоса препятствий только начинается, а они уже без дисков, без «болгарки», у них даже нет возможности оценить, насколько здесь все плохо.
– Так, мужики. Ну, а дальше-то что? – поинтересовался Середов. Грустным таким, гундливым голосом.
– Дальше пока ничего, – сдерживаясь, сказал Палец. – Надо возвращаться.
– С пустыми руками? Ни слитка, ни монетки, вообще ничего?!
Зарембо посмотрел на него.
– Ты чего, совсем упырок, Ржавый? Не доходит? Нет тут золота, откуда же оно появится? Вон, можешь этот лом с собой унести!
Зарембо потряс перед собой прутом от решетки.
– Можешь люк этот отодрать и тоже унести! Наверху толкнешь, б…дь, за хорошие деньги!
– Ладно, заткнитесь, – сказал Палец. – Нам еще наверх выбираться, силы понадобятся… Всем заткнуться, я сказал!!! – заорал он, заметив, что Середов опять открыл рот.
– Закрой пасть, понял? Ни слова больше. Всё. Это разведка. Убедились, что проход закрыт, возвращаемся, подумаем, как его открыть, подготовимся получше. Сейчас мы ничего больше сделать не можем. А ныть и психовать бесполезно.
Он говорил уже спокойнее.
– Да, и УКВ-аппараты на этой глубине не работают. Надо будет решать проблему связи тоже.
– В шахтах шахтеры ведь как-то общаются! – сказал Зарембо. – Найдем что-нибудь! Я даже в Донецк готов скатать, если что!
– Насколько я знаю, в шахтах проводная связь. Там проходчики тянут кабели через все штреки. Без этого никакой связи не будет.
– Так чего, будем с катушками на спинах провод тянуть? – съехидничал Середов. – Как связисты в фильмах о войне?
Они постояли какое-то время, разглядывая запечатанный вход в «Бухенвальд» и мигающую лампочку на замке люка.
– Наша рация нужна, – задумчиво сказал Зарембо. – Она и на «минус двести» пробивала – мама не горюй! Как будто по городскому телефону говоришь… А сейчас валяется на складе, никому не нужная. Под землю-то больше никто не ходит. Может, и не понадобится никогда…
– А ты этого прапора рыжего знаешь, кладовщика? – вдруг спросил Палец.
– Не то чтобы близко, – пожал плечами Зарембо. – А что? Думаешь…
– По-моему, он вполне доступен. И ненужную вещь вполне может продать.
– А что, это мысль! – оживился Зарембо.
– Дарю, – усмехнулся Палец. – А теперь сфоткаем тут все и двинемся обратно… А на досуге все обстоятельно рассмотрим и обмозгуем.
Он сделал несколько снимков стального люка на горловине шахты. Сфотографировал решетку и тоннель, рельсы, мусор…
– Готово!
И бывшие «тоннельщики» отправились в обратный путь.
Когда проходили первое заграждение, спиленное под корень, Середов засомневался:
– Может, как-то приладить решетку на место, чтобы незаметно было? Хотя бы издалека? Вдруг кто-то увидит, тревогу поднимет, искать нас начнут?
– Никто ничего не увидит, – сказал Палец уверенно. – Новых «тоннельщиков» у ФСБ нет. Иначе тут такую «дорогу жизни» укатали бы… Мы заметили бы обязательно. – Он поднял искореженную решетку, отшвырнул ее с дороги. Железо загремело в темноте. – А нам еще возвращаться сюда. И, надеюсь, скоро.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?