Текст книги "Шпионы и все остальные"

Проблемы Лешего

Рудин, не разуваясь, прошелся по квартире. Спальня, она же гостиная, туалет-ванная, кухня. Чисто. Скромно. Очень скромно. На недавнем ремонте явно сэкономили.

– Нормальная хата, – сказал, наконец, он. – И бесплатная. У меня по площади чуть больше, зато каждый месяц шестьсот пятьдесят отдай.

Рудин поймал взгляд Лешего и уточнил:

– Долларов, конечно.

– Ясное дело, – кивнул Леший. – Только водки у меня нет.

– Не пью. Полгода уже, – сказал Рудин. – Разве что кофея… Угостишь?

Он громко шмыгнул носом и уселся за стол. Из окна виднелась пустая детская площадка и фасад серой унылой «панельки». Убого и заурядно, как везде. Про выход прямо в «минус» он не знал.

– Можно, – сказал Леший.

Он снял с полки кофеварку странной конструкции, наподобие ракеты или минометного снаряда. Разобрал на части, засыпал кофе, налил воду, собрал и поставил на огонь. Потом налил себе чаю из маленького фарфорового чайника, незаметно глянул на товарища. Тот напряженно смотрел на кофеварку. Кофеин для него сейчас вместо водки и дури – заменитель. Это понятно… А вот с лицом ничего уже не поделаешь – этот шрам на лбу останется навсегда, как память о Полосатом, о замоскворецких бандитах и годовом запое. Два нижних зуба еще можно будет вставить, когда деньги появятся, это не проблема, а вот шрам… Не будет же Ленька пластику делать из-за такой ерунды!

– Хорошо иметь свое жилье, – вздохнул Рудин. – Сам себе хозяин, никто на улицу не выгонит. И район хороший, тихий.

– Я вообще-то в другом месте живу, на съемной. Здесь редко бываю.

– Почему? – удивился Леонид.

– Моей девушке тут не нравится…

– Избаловал, значит…

– Она и была балованной. Ты-то как со своей невестой?

– Невеста тили-тесто, – вздохнул Рудин. – Я же ей уже сказал, что, мол, разбогател, что свадьбу красивую сыграем, квартиру купим. А вместо этого – реанимация, богатство тю-тю… Короче, свинтила моя Машенька в неизвестном направлении.

Некоторое время оба молчали.

– Ты чего пришел? – ровным голосом спросил Леший.

– Просто, – сказал Рудин. – Давно не видел.

– Соскучился?

– Ага.

Оба знали, что это неправда.

– А как нашел? Я здесь долго не жил. И сейчас второй раз за месяц заглянул.

– Очень просто. Просидел неделю на скамейке напротив подъезда. Повезло.

Кофеварка зашипела, забулькала, выплюнула на плиту желтоватую пену. Леший поднялся, убрал ее с огня, налил кофе в крохотную чашку. Рудин отхлебнул – чуть не поперхнулся. Будто кусок бурого угля проглотил.

– Ясно мне теперь, как ты от пьянки спасаешься!

Он рассмеялся.

– Крепче только спирт бывает!

Леший медленно и торжественно тянул свой чай. На шутку не отреагировал.

– Как наши? – спросил Рудин.

– Зарембо охранником в солидной фирме, – сказал Леший. – Видел его как-то мельком. Смотрел на меня, как солдат на вошь… Но счастливым он не выглядел. Хотя, говорят, хорошую квартиру купил, жениться собирается… Красавчик Ринго то ли шофер, то ли охранник у бизнесвумен. И остальные – кто где… – Он закурил сигарету, сделал несколько длинных затяжек, стряхнул пепел в чашку с кофе. И добавил: – Думали, со слитком будет у каждого счастье. А где оно? Полосатый в могиле. Ты без шиша в Мытищах своих сидишь…

– А ты сам?

Леший махнул рукой.

– Не во мне сейчас дело. Хотя… Не знаю. Замес какой-то нехороший попёр с нашим золотом. Я как чуял тогда, на «Старой Ветке»… Зря позарились. От ворованного богатства одни неприятности.

– Разве? – Рудин усмехнулся. В углу рта обозначился еще один шрам. – А по-моему, все богачи воруют. И живут припеваючи.

– Это другие люди, Леня! У них мозги по-другому устроены, все вокруг схвачено… И масштабы другие – не потягаешься. У нас у каждого по куску золота на полмиллиона баксов! Раньше я думал, что это – до хрена! – Леший невесело усмехнулся. – А когда кинулся – даже хорошую квартиру не купишь… Не говоря про дом… А у этих ребят по пять домов в России и еще шесть за кордоном!

Рудин опустил кончик незажженной сигареты в кофе и наблюдал, как темнеет и набухает бумага.

– Полмиллиона – это если в банк сдавать. А вчерную продавать – хорошо, если триста тысяч зелеными… Да еще попробуй обналичь металл, чтобы тебя ФСБ за жопу не взяло и братки не подкараулили, как нас на ночном шоссе! Да еще срочно, да еще одним куском!

– Вот-вот! – кивнул Леший. – А всякие олигархи – Трепетовы, Хренопетовы и всякие прочие – миллиардами ворочают и никаких проблем не испытывают. И в ментовку их не вызывают…

– А тебя вызывали? – быстро спросил Рудин.

– Вызывали. У скупа одного мой телефон нашли. Хорошо, опер знакомый оказался, не стал душу выворачивать. А чего ты так встрепенулся?

Рудин вытянул шею, потер холку, скривился.

– До сих пор болит, зараза… У меня тоже проблемы. Я по куску отпиливал и давал Дуде…

– Что за Дуда?

– Знакомый, дальний, его никто не знает. Парень вроде ничего, надежный, соображает. Он у себя в гараже переплавлял в такой аккуратный слиточек, как ювелиры лом, знаешь? Потом нес к скупам, деньги мне, я ему процент отстегиваю. Все довольны. А потом со скупками трудно стало, он хотел цыганам сдать, а их всех наркоконтроль хлопнул, золотишко нашли. Вдобавок он в этот раз переплавлять не стал, понес как есть… Его и стали раскручивать: откуда отпилил? Где взял металл такой чистоты? Закрыли на двое суток, «наседку» подсадили… Хорошо, я его инструктировал на этот случай…

Рудин замолчал и снова стал растирать шею.

– И что дальше? – не утерпел Леший.

– Непонятно. Отпустили пока. Только вряд ли отстанут. У него и обыск делали, и соседей допрашивали, и следят, он говорил. Наверное, телефоны слушают, короче, землю роют. Они ищут источник особо чистого золота, дело серьезное, такое просто так не закроют… А через Дуду могут на меня выйти.

Рудин встал и вышел из кухни. Через минуту донесся шум воды из ванной комнаты.

– Я тебе вот что скажу, Леший. – Он начал говорить еще в коридоре. Вернулся, бросил полотенце на спинку стула и сел на прежнее место. – Бывают люди, которым богатство само в руки лезет. Они не чувствуют никакого удивления, никаких там угрызений, типа что они кому-то должны… Вообще никакой философии не разводят. Спокойно жрут, жиреют и размножаются. А бывает наоборот. Капнет в кои веки золотой дождик, две-три капли попадут на темя, и всё – а там уже паника! Караул! Пинцет полный! Что-то не то! Замес пошел!.. И дождик, понятное дело, идет капать в другое место. Нах ему всякие психи сдались? Вот посмотри на меня, Леший. – Рудин положил руки на стол, выпрямился, приоткрыл в напряженной улыбке свой щербатый рот. – Меня тогда чуть не прикончили из-за этого золота. Я вылетел через лобовое и валялся в десяти метрах от машины, башка в кровище, пасть в кровище, руки-ноги на узел. Эти суки подумали, наверное, что если даже жив еще, то сам загнусь. А может, просто хотели с трассы поскорее убраться. Но мне повезло. В Полосатого двигатель въехал, раздавило в секунду – а мне повезло. Я выжил. Слитки наши накрылись, товарища потерял, чуть мозги последние не отпил. Но выжил. И больше того – я готов попробовать еще. Насрать на все трудности, на ментов, на все наши предчувствия! Понял? Я хочу спуститься и взять остальное, сколько смогу унести! Пока еще можно! Пока все не накрылось ох…енным золотым тазом! Это последний шанс изменить жизнь!

Леший слушал его и думал, что хорошо бы все-таки выпить водки, чтобы снять тоску. Нет, он и сам обо всем это думал-передумал. И не один раз. А толку-то что от этих мыслей?

– Я тебя хорошо понимаю, Леня, – сказал он неожиданно спокойно. Даже сам удивился. – Все понимаю. Ладно. Смотри, что у нас получается. «Тоннель» расформирован, другого спецподразделения для работы на подземных коммуникациях еще не придумано. По крайней мере, мы об этом ничего не знаем. Значит, никто, кроме нас, на «минус двести» пробраться не сможет. Нам и карты в руки. Верно?

– Все верно.

– И стальную решетку, которой шахту «Бухенвальда» заварили, мы все равно перепилим, так?

– Какая еще решетка? – дернулся Рудин.

– Хорошая решетка. Высокоуглеродистая сталь в палец толщиной. И на выходе из шахты – еще одна такая же.

– И кто ее поставил?!

– Кому приказали, тот и поставил!

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Рудин ненадолго задумался.

– Да уж осилим как-нибудь!.. «Болгарка» на аккуме, десяток запасных дисков, и сделаем мы эту решетку, Леший!

– Хорошо. Золото тоже как-нибудь вынесем, правда?

– Я после «Тоннеля» грузчиком работал! Шкаф платяной на руках носил на девятый этаж! Дубовый! Полтонны по дымовой лестнице, где два человека не разойдутся! Через перила перекидывали на каждом марше! И ты думаешь, я после этого центнер золота забоюсь поднять?

– Центнер, значит! – удивился Леший.

– А что? Другого случая, может, и не представится. Мы ведь не можем на «минус двести» мотаться каждые выходные, пополнять запасы, как в супермаркет!

– Конечно, – сказал Леший.

Он говорил серьезно, без тени сарказма. Или просто так казалось. Может, подкалывал своего младшего товарища, а может, рассуждал сам с собой на полном серьёзе.

– И нам по барабану, что, когда пропажу обнаружат, воров вычислить будет проще простого? – продолжал он. – Ведь никто, кроме нас, бывших «тоннельщиков», спуститься туда не может. Я правильно говорю, Леня?

Рудин смотрел на него, сжав зубы.

– По барабану, – произнес он после паузы. – Просто пораскинь мозгами. Если, кроме нас, спуститься некому, то и обнаружить пропажу тоже никто не сможет. Для этого ведь тоже на «минус двести» надо попасть. Сечешь?

– Я думал об этом, – Леший кивнул. – Только глубоко спускаться и не надо. Вооруженная охрана у «Бухенвальда», этого достаточно. Это во-первых. Во-вторых, может появиться новый «Тоннель». Там, внизу, – не склад удобрений, там законсервированный командный пункт, оружейный склад, и золото лежит, целых десять тонн. И его будут пробовать поднять. – Леший вытряс из пачки новую сигарету. – А может, уже пробуют… Хотя бы для того, чтобы потом успешно «распилить». – Он сунул сигарету в рот и включил зажигалку. – И в таком случае, Рудин, там, внизу, и пулеметы будут, и колючая проволока, и все что угодно. Золото делает людей бдительными, даже самых последних раздолбаев!

Охотники за золотом

Прошлое Льва Николаевича покрыто мраком. Полковник ФСБ в отставке, неплохой шахматист… То ли так, то ли нет. Что еще? Любитель кавказской кухни, французского коньяка. Феноменальная память, полное отсутствие музыкального слуха… Это действительно проверено.

Еще?

А?

Больше ничего.

Только слухи. Слухи непроверенные. Например, что Лев Николаевич имеет привычку ломать пальцы должникам – кладет ладонь на край стола тыльной стороной кверху, ломает одним точным движением. Может один палец сломать, а может сразу четыре. Зависит от размера долга и количества еще не сломанных на данный момент пальцев. Пятый палец – большой – он ломает всегда отдельно.

– По Лондону. Жена Фейгмана подала на развод, это подтвердилось, – Лев Николаевич держал перед глазами блокнот в кожаном переплете. – Он просит отсрочку на два месяца, пока все не утрясется.

– Сколько на нем? – спросил Трепетов.

– Четыреста двадцать тысяч фунтов основного долга, двести тысяч по процентам.

– Перспективы?

– Неплохие. Нал хранит дома, в подвале, советская еще привычка. Там не меньше полутора миллионов. Две дочки, внук – все под нашим наблюдением.

– Терпит. Подождем, – сказал Трепетов. – Два месяца, как и просил.

– Так и помечу, – кивнул Лев Николаевич и что-то черкнул в своем блокноте.

Кроме пальцев, он умеет ломать руки, ключицы и шеи. Но крайне редко. И чаще всего эту работу выполняют другие люди. Опять-таки, это всего только слухи. Ничем не подтвержденные.

Где много тайн, там много слухов, – что правда, то правда. В окружении Трепетова не все даже знают, какую фамилию носит Лев Николаевич. И какие функции он выполняет. Служба безопасности? Отдел урегулирования финансовых претензий? Департамент пыток и карательных операций? Заместитель по связям с преисподней?

– По Центральному региону. Белгород. Трофимов и «Транспортная компания АСКО». Четырнадцать миллионов восемьсот тысяч основного, столько же по процентам. Срок – ближайший вторник. Два предупреждения, беседа первого уровня, беседа второго уровня. Перспективы неблагоприятные. Ведет активную обработку местной администрации, ездит в Москву. Явно собирается нагадить.

– А уступить нам сорок процентов «АСКО» он не собирается? В счет уплаты долга? – Трепетов улыбался. Это была шутка. Старая, судя по всему, шутка.

– Думаю, Трофимов предпочитает нагадить, а после – сдохнуть, – серьезно ответил Лев Николаевич.

– Сукин кот.

– Воздействие третьей степени? – поднял брови Лев Николаевич.

– Да, – согласился Трепетов. – И еще неделя сроку. Потом обваливаем акции. Потом… Как это у тебя называется?

– Потом слухи о плохом самочувствии Трофимова подтвердятся, – сказал Лев Николаевич.

– Вот именно.

– Так и помечу…

В отличие от своего знаменитого тезки-графа, наш Лев Николаевич никогда не увлекался идеями духоборства, всеобщей любви, непротивления злу насилием и так далее. Это можно утверждать наверняка. При всей своей таинственности Лев Николаевич в этой части совершенно прозрачен. Например, директору агентства недвижимости, своему товарищу по далеким школьным годам, он помогает иногда утрясать кое-какие дела, и это чистая правда. Однако делает это он отнюдь не бескорыстно. Твердые пятнадцать процентов от «конфликтной» суммы – таков его гонорар. Надо отдать должное, отрабатывает его Лев Николаевич по высшему разряду.

– Питер и Москва – норма, все закрыто… Назревает небольшая проблема в Полтаве, по Гольдбергу. Источники говорят, что в областную администрацию он не попадет. Там меняется начальство, наружу выползает не очень приятный кадр, представитель «Конгресса Украинских Националистов». Гольдберг вряд ли с ним договорится.

– Сколько? – спросил Трепетов.

– В этом году вы вложили в него шесть миллионов. И раньше по мелочи, от полутора до двух. Я могу уточнить.

– Гольдберг гол как сокол. Я с самого начала не рассчитывал на скорую отдачу. Подождем еще. Что там дальше?

– Из актуального больше ничего, – сказал Лев Николаевич и закрыл блокнот. – Нарисовалась возможность нового вложения. При определенных условиях довольно интересная.

Трепетов подождал.

– Ну? Так что там?

– Вчера разговаривал с одним босяком. Он некогда охранял секретные подземные коммуникации и ухитрился спереть где-то там десятикилограммовый слиток гохрановского золота. Утверждает, что есть хранилище, где таких слитков еще ровно девятсот девяносто пять штук. Готов доставить их наверх при условии финансовой и организационной поддержки.

– Очень интересно. Значит, босяк предлагает мне гохрановское золото… – Трепетов усмехнулся, взял из принтера свежую распечатку биржевых сводок. – Звучит как приглашение на поиски сокровищ!

– Примерно так, – согласился Лев Николаевич. – Но я навел кое-какие справки по этому босяку. Его фамилия Пыльченко, он и в самом деле служил в спецподразделении ФСБ «Тоннель», расформированном два года назад. Я видел слиток. Это в самом деле гохрановское золото. На нем редкое пробирное клеймо, которое использовалось до пятьдесят восьмого года.

– Редкое… Хм. Замечательно. И что с того? – проговорил Трепетов, подняв глаза от распечатки.

– Хранилище создавалось в сорок втором, во время наступления немцев на Москву. На слитках, находящихся там, должны быть соответствующие клейма. Такие, какими клеймили золото в СССР до и во время войны. Это логично.

– Подожди. Я что-то упустил. Какое еще хранилище? Ты говоришь так, будто все должны были о нем слышать. Или знать. Это как Шар Желаний у Стругацких, что ли?

– Стругацкие? – переспросил в свою очередь Лев Николаевич. Нахмурился. – Не знаю, я с ними не работал. А хранилище – это такая старая кагэбэшная легенда. Глубоко под землей, в каких-то завалах, где никто не может его найти… Может – правда, может – нет. Во всяком случае, босяк поет складно.

– Ясно.

Трепетов на какое-то время замолчал, уткнувшись в свои бумаги. Лев Николаевич смотрел в окно на яблоневый сад. На ближнем дереве с ветки на ветку деловито прыгала огромная сойка, поглядывая на него любопытным черным глазом. Но Лев Николаевич вряд ли ее вообще заметил. Как и сам яблоневый сад, возможно. Он не испытывал нежных чувств ни к птицам, ни к животным, ни тем более к людям.

Если бы у него была возможность самостоятельно провернуть это дело, он бы ни словом Трепетову не обмолвился. Ни граммом бы не поделился. Срубил бы свой куш, бросил Москву и поехал доживать век в тихий европейский городок. Но, в отличие от того босяка-«тоннельщика», Лев Николаевич хорошо понимал, что даже при самом удачном стечении обстоятельств перед ними рано или поздно встанет задача обратить золото в живые деньги. И здесь без Трепетова никак не обойтись… А транспортировка? Даже для того, чтобы перевезти десять тонн золота с одного места в другое в пределах Москвы (не поднять из каких-то там неведомых глубин, а только перевезти!), потребуется целая армия грузчиков, хорошо вооруженных охранников плюс взвод удобренных-унавоженных ментов, гайцов и мало ли кого еще… Здесь необходим административный ресурс. У Трепетова он есть. Значит, все верно.

– …Так сколько он просит, этот ваш босяк?

Трепетов оторвался от бумаг, взял со стола карандаш, что-то набросал на полях.

– Немного, – сказал Лев Николаевич. – Оборудование, снаряжение. Прикрытие. Может, еще что-то по мелочи. Обычный босяк, я же говорю. Ну, а в случае чего, конечно, мы с ним не знакомы, между нами никаких дел…

Трепетов усмехнулся.

– А ты серьезно запал, я смотрю.

– Десять тонн золота, Семен Романович. Половина наша. А может, и две половины, – добавил Лев Николаевич буднично. – Это золотой резерв Чехии или Колумбии.

– И ты думаешь, оно мне нужно? – Трепетов внимательно посмотрел на него. – Мне, «форбсу», миллиардеру, человеку, который, по слухам, мочится в золотой унитаз? И если слухи не соответствуют действительности, то только потому, что я считаю такие вещи моветоном!

Лев Николаевич пошевелился в кресле:

– Думаю, десять тонн золота не нужны только нищему, Семен Романович, – сказал он. – Потому что нищий не знает, что с ними делать. А вам они просто необходимы! Еще один остров прикупить или даже архипелаг… Поменять режим в Борсхане, где нашли уран, и разрабатывать его потихоньку… Организовать колонизацию Марса… Лишних денег не бывает. Я так думаю. – Он помолчал и добавил: – Даже если деньги вас не интересуют, вы всегда можете придумать что-то другое… Например, пробраться на политический Олимп… Или обрушить рынок и пустить по миру парочку своих конкурентов, которые имели глупость вложиться в золотые активы. У вас хорошая фантазия, Семен Романович.

Трепетов рассмеялся.

– Ты думаешь прямо как настоящий миллиардер, Лев Николаевич! Молодец!

Выгодное соглашение

В Жаворонки домчались с ветерком в настоящем «Майбахе». Сиденья с массажерами, кожа такой выделки, будто ее с молодых мулаток сняли. Ну, телики, музыка, это ясно. Места до херища. Можно разлечься, как дома на диване. Посередине штука такая торчит, что-то вроде пульта управления: кнопки, тумблеры разные. Можно массаж поясницы включить. Или спины. Ягодицы тоже массирует, кстати. Наверное, и эротический массаж какой-нибудь есть.

– А что это за фиговина? – спросил Зарембо, дергая за серебристо-стеклянный шарик на решетке обдува. – Рычаг катапультирования?

Водитель, не поворачивая головы, ответил:

– Это распрыскиватель духов.

Во, блин. А в подлокотнике выдвигается поднос, там два серебряных бокала с надписью «Maybach Zeppelin». Зарембо сострил:

– А это чтобы их потом выпить, да?

Водитель не понял:

– Кого выпить?

Вот тупой.

– Ну, духи, ясно!

Водитель вежливо улыбнулся.

– Нет, зачем? Там справа хороший бар.

Палец сосредоточенно молчал. Он нервничал. Да и Рембо нервничает, раз болтает всякую х-ню… Потому что неизвестно, как эта поездка обернется. Может, закопают в лесу или утопят в болоте…

Наконец, прибыли в Жаворонки. Естественно, ни Палец, ни Зарембо в таких домах сроду не бывали. Королевский дворец. Прислуга шныряет. Картины всюду… Во! Палец узнал одну: в школьном учебнике по русской литературе была точно такая же напечатана. Но засматриваться некогда. Они не на экскурсию, они на деловую встречу сюда приехали.

В кабинете их ждал Лев Николаевич. Один, без хозяина. Палец выгрузил слиток на стол, тот его осмотрел. На руках тонкие перчатки, чтобы отпечатков, значит, не было. Вы не против, если его в соседней комнате осмотрят более подробно? Палец не против. Зарембо сказал: нет, давайте смотрите здесь. Это все-таки его слиток, а не Пальца. Прибежал какой-то лысый с чемоданом. Выгрузил кучу приборов всяких, разложил на столе. Это, говорит, минуты три-четыре. Современная электроника все упрощает, это вам не эпоха Маньки Облигации… Пока он трещал, никто не проронил ни слова. Сидели и смотрели друг на друга. Потом лысый что-то сказал Льву Николаевичу тихо и смылся со своим чемоданом. Тогда они начали разговор по существу.

– Хорошо, мы готовы вам помочь, – сказал Лев Николаевич. – Шестьдесят процентов против ваших сорока.

Зарембо даже с кресла вскочил:

– А что вы такого собираетесь делать, чтобы получить большую долю, чем мы? Может, будете рисковать своей шкурой, продираясь на «минус двести»? Сранью всякой дышать? Подыхать под завалами? Через разлом на тросах ползти?

Нормально так отреагировал, по делу. Лев Николаевич пожевал губами.

– Дело ваше, дело ваше. Вы рискуете, когда поднимаете золото на поверхность, мы точно так же рискуем, когда это золото обналичиваем. Но вас при этом будут прикрывать наши люди наверху, а нас кто прикроет? Так что счет вполне справедливый. Кстати, а что такое «минус двести»? И через какой разлом надо ползти на тросах?

Палец посмотрел на Зарембо.

– Это неважно, – сказал Зарембо. – Через какой разлом и прочее. Это наша работа.

– Хорошо, – сказал Лев Николаевич. – Тогда обсудим технические детали.

И они где-то два часа обсуждали технические детали.

Четыре участка пути. Условно. До «Бухенвальда», через «Бухенвальд», затем от «Бухенвальда» до «Адской Щели». Ну и через саму «Щель» надо как-то перебираться…

– Сколько дополнительного груза может унести один человек?

– Килограммов сорок. С учетом сложности маршрута и другого оборудования это максимум.

– Сколько людей пойдет к Хранилищу?

– Трое. Мы и Сере…, короче, еще один. Больше никого не берем. Ни ваших, ни наших. Путь к Хранилищу – это наша тайна, наш капитал. Это залог того, что нас не кинут, так сказать, для оптимизации расходов.

– Что ж, разумно. Таким образом, за одну ходку трое смогут вынести сто двадцать килограммов золота….

– «Ходки» – это в тюрьму, – поправил Зарембо. – У нас «закидки».

– Ладно, принято, внесем поправку. Всего в Хранилище десять тонн. Почти десять тонн. Получается, вам надо сделать восемьдесят три хо… «закидки».

– Сколько-сколько?!

– Восемьдесят три. А сколько вы думали?

– Это невозможно. Один только спуск на «минус двести» – это целая жизнь, считай. Это как на Джомолунгму подняться. Или на Пик Коммунизма. Восемьдесят три раза туда-сюда никто бегать не станет. Это невозможно.

– Что ж. Если так, давайте искать другие решения…

К концу второго часа они договорились, что на первом и третьем участках надо восстанавливать узкоколейку, выкапывать из мусора и ставить дрезины. Да – дрезины там есть. И даже вагонетки. Второй участок – «Бухенвальд» – оставался под вопросом. Без лебедки там не обойтись, придется как-то тащить ее туда сверху, жилы рвать. Да и вообще – реально ли это?.. А через «Адскую Щель» придется наводить переправу на тросах с блоками, как у альпинистов. Двое по ту сторону цепляют груз, один на этой стороне принимает…

– Сколько «закидок» надо сделать, чтобы подготовить все это?

Тоннельщики переглядываются.

– Две, – говорит Пыльченко.

– Подожди, а как все-таки с люком, который на «Бухене»? – возражает Зарембо. – А сигнализация? И дальше ведь тоже могут быть решетки или другая какая фигня – самострелы, психогенераторы!.. Как минимум четыре!

– А что такое психогенераторы? – деликатно интересуется Лев Николаевич.

– Психогенераторы – это, блин, психогенераторы! – нервно объясняет Зарембо.

В какой-то момент «тоннельщики» заметили, что в кабинете появился сам Трепетов. Ростом чуть ниже, чем кажется по ТВ, а в остальном такой же – с вельможной расслабленностью в лице и маленькими цепкими глазами.

– Не надо вставать, – сказал он, усаживаясь в кресло с высокой спинкой – видимо, его любимое.

– Значит, вы и есть те самые диггеры. Или как там еще… Сталкеры. Хорошо. – Он изучающе посмотрел на Пальца и Зарембо. – Коньяк, бренди, кофе?

– Нет, спасибо, – сказал Палец.

Зарембо что-то буркнул неразборчиво.

– Мы, можно сказать, уже договорились по каким-то основным моментам, – сказал Лев Николаевич. – Но операция займет порядочно времени. Больше, чем мы рассчитывали.

– Почему?

– Не хотят молодые люди принимать посильную помощь. Секретничают. Поэтому выходит долго.

– Вот как. Жаль, – сказал Трепетов.

– Я то же им толкую. Если б подписать хоть одну вашу бригаду, управились бы в два раза быстрей. Да что там в два раза… Они бы и узкоколейку справили в момент, и с лебедкой не было бы проблем. Все узкие места расшили бы, как говорится…

– Видимо, у наших бравых сталкеров есть причины отказываться от помощи, – предположил Трепетов.

– Мы не сталкеры, – обиженно прогудел Зарембо. – Кого мы сталкиваем?

– И посторонних в Хранилище мы не берем, – повторил Палец. – И на «минус двести» тоже. Мы уже говорили.

– У них там какая-то зона секретная, они ее «минус двести» называют, – небрежно пояснил Лев Николаевич.

– Нам нужно только оборудование и прикрытие, чтобы мы могли спокойно работать внизу, – сказал Палец. – Больше ничего и никого.

– Список оборудования есть? – спросил Трепетов.

Лев Николаевич подал список. Трепетов просмотрел его, нахмурил брови, поднял глаза на Льва Николаевича.

– Ты в этом что-то понимаешь? Детекторы эти и прочее? Я, например, ничего не понимаю.

Лев Николаевич изобразил на лице что-то вроде «да какая разница?».

– Хорошо, – сказал Трепетов. – У меня тоже будет условие для молодых людей.

«Молодые люди» заметно напряглись.

– Какое условие? – спросил Палец.

– Во время первой, как вы это называете… «закидки» вы должны сделать видеосъемку Хранилища. Я желаю видеть это золото, сколько его и что это именно то золото, о котором вы толкуете. Там ведь клейма какие-то необычные стоят, насколько я знаю. Верно? Мне нужно быть уверенным, что это не развод. Что золото существует на самом деле. И его действительно почти десять тонн.

Зарембо облизнул губы.

– Такого уговора не было! – охрипшим голосом проговорил он. – Получается, мы вам видеосъемку, ага… А вы потом по ней вычислите, где Хранилище! И – до свиданья! А то и маслину в голову закатаете!

Лев Николаевич как-то странно вздрогнул. Будто кашлянул. Возможно, он так смеялся.

– Откуда эти дикие фантазии? – с плохо скрытым раздражением бросил Трепетов. – Вы можете включить камеру в самом Хранилище, вас никто не заставляет снимать, как вы туда идете… – Он постучал пальцем по подлокотнику кресла. – Повторяю: это мое условие. Пока я не увижу золото, ни о какой помощи с моей стороны речи быть не может.

Палец незаметно толкнул товарища коленом.

– Хорошо, мы сделаем съемку, – сказал он. – У меня неплохая «Нокия» с мощной подсветкой, можем и видео, и фото наснимать…

– Это мобильник, что ли? – Трепетов поднял брови. – Никаких мобильников. Снимать будете на мою видеокамеру, причем не цифровую, а кассетную, чтобы исключить подделку, монтаж и прочее. Камеру и кассету получите непосредственно перед спуском.

– Так кассетная – это ж бандура такая! – возмутился Зарембо. – Ее на плече носят, я видел! На фига нам такое счастье?..

– Не ляпай, о чем не знаешь, – неожиданно резко, как-то даже по-свойски оборвал его Лев Николаевич. – Есть маленькие камеры с микрокассетами. В ладони уместится. Все, этот вопрос закрыт. Что еще?

Зарембо, насупившись, отвернулся к окну. Палец молчал.

– Какой-то минимум оборудования для первого спуска мы вам дадим, – сказал Трепетов. – Чтобы добраться налегке туда и обратно. – Он повернулся ко Льву Николаевичу. – Когда вы сможете его раздобыть?

– Оборудование? Да дней пять, – сказал тот.

– Значит, через неделю встречаемся здесь. Или сами скажете, куда это оборудование подвезти. К месту спуска отправитесь со Львом Николаевичем и моими людьми. Они будут охранять место, пока вы внизу, и поддерживать с вами связь.

– Они могут взять оттуда слитки, – подсказал Лев Николаевич. – Контрольные образцы. Чтоб не зря ходить.

– Верно, – согласился Трепетов. – Пусть возьмут. Поделим согласно схеме «шестьдесят на сорок». О схеме вы, надеюсь, договорились?

– Да, – сказал Лев Николаевич.

– Отлично. Еще вопросы?

Палец почесал заросший щетиной подбородок. Его не оставляло ощущение, что их взяли в оборот, им диктуют условия, и вообще, наверное, держат за дурачков. При этом внешне все выглядит пристойно, не придерешься. Он посмотрел на Зарембо, ища хоть какой-то поддержки. Тот, не обращая на него никакого внимания, пялился в окно. Что он там увидел, интересно?

– Да это ж Бруно! – громко воскликнул Зарембо и показал пальцем. – Что он здесь делает, этот клоп?

Все посмотрели в окно. Через яблоневый сад, направляясь к дому, энергично шагал человек в темном костюме, ростом с двенадцатилетнего мальчишку. Правда, окаймленное тонкой бородкой лицо было не по-детски суровым и даже угрюмым. Во рту торчала длинная толстая сигара.

– Это мой личный охранник, – сказал Трепетов. – А в чем дело?

– Личный охранник? Ну ни фига себе! – Зарембо рассмеялся. – Я ж его знаю! Мы его в коллекторе тормознули, когда он от Амира убегал! А потом он с нами в «минус двести» ходил! А потом я еще по телевизору видел, как он этого ведущего отправил в нокаут! А теперь он, значит, здесь!

Зарембо толкнул Пальца в плечо.

– Нет, ты видел? Охранник! Этот клоп! Неплохо устроился, однако!

Трепетов посмотрел на Льва Николаевича. Лев Николаевич пожал плечами и принялся изучать свои ногти. За личную охрану шефа он не отвечал.

– Бруно ходил с вами под землю? – спросил Трепетов. – Он тоже был этим… сталкером? В смысле «тоннельщиком»?

– Да какой он «тоннельщик»! Обычный бродяга! Только везучий, как черт! – Зарембо опять рассмеялся. – А еще врет, как НТВ!

* * *

У Бруно только что закончился обеденный перерыв. Так это называлось, во всяком случае. Каждый охранник, как и любой человек из обслуги, имел законное право потратить сорок минут своего рабочего времени на то, чтобы перекусить и выпить чашку горячего чаю. Если, конечно, есть на кого оставить пост. У службы безопасности с этим все в порядке – они давно поделили между собой время и ездят по двое-трое в шашлычную на трассе, жрут там, пьют, хватают официанток за задницы – отдыхают, в общем. А вот у Бруно не получилось влиться в этот дружный коллектив. Он личный охранник Трепетова, его «пристяжь», особа привилегированная как-никак… И смотрят здесь на него соответственно. То есть завидуют. Поэтому в свой обеденный перерыв Бруно никуда не ездит, а сидит в своей каморке в доме охраны, грызет сухой «Доширак» и смотрит телевизор. Пиво на работе нельзя, кокс тоже. Баб соответствующих в досягаемости нет – только Машка (здесь все понятно) да горничная, которой под шестьдесят. Хреново, одним словом. Можно, конечно, позвонить в ресторан и заказать нормальный горячий обед со всякими перепелами и анчоусами, но, если честно, Бруно на это наплевать. Ему все равно, что он ест. С перепелами-анчоусами даже хуже, потому что под такую жрачку еще больше захочется накатить по маленькой…