Текст книги "Крейвен Мэнор. Хранитель призраков"

Глава 22

СТОЯ НА ПОРОГЕ КВАРТИРЫ 612, Дэниел переминался с ноги на ногу. Он чувствовал себя мучительно неловко. После похода по лесу волосы его были грязные, кое-где торчали листья. Он провел по голове растопыренной пятерней, но эта попытка не сильно улучшила ситуацию. Джинсы нуждались в срочной стирке, а куртка была в дырках, проделанных шипами и острыми ветками.

Дверь заскрипела, открываясь, и явила обитательницу квартиры. На Дэниела смотрело морщинистое лицо миссис Киршнер. Она подслеповато прищурилась, пытаясь разглядеть позднего гостя.

– Дэниел! Ты вернулся, Дэниел! Я скучала по тебе.

Дэниел облегченно вздохнул, расплылся в улыбке и немного расслабился.

– Я тоже скучал, миссис Киршнер. Как у вас дела? Все в порядке?

– Да, да, заходи, посмотри!

Она схватила его за рукав и затащила в квартиру, несмотря на небольшой рост – Дэниел даже мог видеть ее пушистую белую макушку.

– Кто-то оставить мне подарок. Деньги под дверь. Смотри!

Дэниел проследил за ее пальцем, и у него вырвался смешок. Часть денег миссис Киршнер потратила на гигантский комплекс в виде дерева для своего кота. Он состоял из целого лабиринта туннелей, ящиков и полок, доходивших почти до потолка. Она разместила его в углу комнаты, где он уморительно контрастировал со скудной старомодной мебелью. Ее серый кот развалился на одной из самых высоких полок.

– Алонзо счастлив, – сказал Дэниел, когда великолепное животное, прищурившись, посмотрело на него.

– Да, Алонзо счастлив, и я счастлива, – ее глаза сверкали. – И сегодня в моем печенье есть клюква. Останешься ненадолго? Попьем чайку.

– С удовольствием, – Дэниел откашлялся и вытер ноги. – И, гм… наверное, это прозвучит ужасно невежливо… но мне нужно где-то переночевать сегодня…

– Оставайся у меня, – она похлопала его по плечу и занялась приготовлением чая на крохотной кухне. – Дэниел – хороший мальчик.

– Спасибо вам огромное. Я очень вам благодарен и надеюсь когда-нибудь смогу отплатить вам тем же…

Она тихо суетилась на кухне, бросая чайные пакетики в две чашки.

– Дэниел составит мне компанию. Он мне как внук. Ему всегда здесь рады.

Дэниел опустился в небольшое деревянное кресло рядом с креслом миссис Киршнер. Он обратил внимание, что в комнате, кроме кошачьего дерева, произошли и другие изменения. Она купила занавески на окна и новые чашки взамен побитых. И чашки, и шторы были красивыми, хоть и недорогими. Видно было, что она экономно тратила деньги, если не считать кошачье дерево.

Алонзо встал на своей полке и спрыгнул на пол. Он потянулся, выгнув спину, затем приподнял пушистую лапу и дотронулся до ноги Дэниела, который понял, чего хочется коту, и убрал руки с колен.

– Ну, иди ко мне.

Кот прыгнул и ткнулся головой в его грудь. Дэниел погрузил пальцы в длинный серый мех, почесал коту шею и с наслаждением услышал его мурчание.

– Горячий, очень горячий чай, – пробормотала миссис Киршнер, поставив чашки на пол рядом.

Она положила четыре печенья на блюдце рядом с его чашкой. Вид у них был такой, словно они сделаны из клюквы, а не из теста. Но Дэниел был голоден и взял одну.

– Миссис Киршнер, вы ведь раньше были членом местного исторического общества?

– О, да, – она откинулась на спинку кресла и поправила вязаный плед на плечах. – Когда я переезжаю сюда, у меня нет друзей. Я встречаю женщину на улице, говорю ей, что я одинока. Она говорит: «Приходи в клуб! Узнай о стране!» Я прихожу. – Она улыбнулась, и вокруг глаз протянулись морщинки. – Они были такими добрыми. Не имело значения, что я не знала страны или почти не говорила на языке! Они хотели помочь мне учиться. Они до сих пор лучшие друзья. Это было счастливые времена.

Дэниел кивнул и поправил чашку. Он знал, что миссис Киршнер и ее муж эмигрировали из Германии почти пятьдесят лет назад, и они долго состояли членами местного исторического общества, пока болезни и смерть окончательно не разобщили его членов, и оно не распалось.

– Миссис Киршнер, а вы когда-нибудь слышали о месте под названием «Крейвен Мэнор»?

– О-о, – бормотнула она и неодобрительно зацокала. – Плохой дом. Плохая семья.

– А о Флинтоне?

– Потерянный город. Да. Ты изучаешь историю, Дэниел? – Ее улыбка была такой искренней и милой, что Дэниел не мог заставить себя признаться, что живет в Крейвен Мэнор. Он не хотел, чтобы она отвернулась от него.

– Немного интересуюсь. Расскажите мне о них, пожалуйста? – попросил Дэниел, все глубже погружая пальцы в шерсть Алонзо.

– Теперь это все очень старые истории, – она взяла блюдце.

Чашка дрожала в ее руках, и на секунду Дэниел испугался, что изуродованные артритом руки не смогут ее удержать. Но старушка справилась и подула на дымящуюся жидкость.

– Им двести лет. Может, больше. Семья жила в большом особняке на холме. Мать и двое детей. Мириксы. У семьи было много денег – покойный муж был герцогом. Их деньги делают город богатым.

Киршнер немного помолчала, бросив на Дэниела испытующий взгляд, как если бы она думала, стоит ли ему все это рассказывать, и он ободряюще кивнул.

– Продолжайте.

Она прищурилась.

– Дэниел верит в науку. Старые истории для него мифы, да?

– Э… не обязательно, – он пока не хотел рассказывать о своем работодателе. – Я верю в призраков.

Она издала еще один бормочущий звук, сделала еще один глоток, и чашка задрожала в ее руках.

– Дэниел хороший мальчик. Имеет открытый ум. Сегодня люди не верят старым историям. Они не понимают, поэтому думают, что все это выдумки! Семья Мириксов происходила из… из…

– Викингов? – подсказал Дэниел.

Она кивнула.

– Да, да, семья викингов. Военачальники. Говорят, великий король превратился в чудовище во время битвы. Зверь с огромными когтями и клыками. Убивает врагов одним ударом!

Она изобразила, как он уничтожал врагов и рычал, обнажив зубные протезы и взмахнув рукой в воздухе. Чай в ее кружке опасно булькнул, и Дэниел бросился к ней, чтобы помочь удержать чашку.

– Оборотень.

– Хорошо, Дэниел, да. Семья Мириксов стала очень богатой, построила особняк, построила город. Назвали дом «Крейвен Мэнор». «Крейвен» означает «страх», «трус», да? Дом должен был наводить страх на людей, которые его видели. Но со временем значение изменилось. Люди стали говорить, что это дом трусов. Великий полководец давно умер. Потомки Мириксов рождались болезненными и странными. Все больше и больше они прятались в своем доме и общались с людьми только с помощью писем.

Миссис Киршнер снова поправила плед и зашаркала пушистыми розовыми тапочками. Дэниел заметил, что она сменила и старые дырявые серые тапочки, и вообще выглядела восхитительно.

– Наконец, в великой семье Мириксов остается всего трое: мать и двое детей. Муж умер молодым. Сын был сильным, но дочь болеет. Не могла быть на солнце – его свет обжигал кожу. – Она снова цокнула. – Сын уехал в новую страну для учебы. Мать осталась присматривать за дочкой.

Дэниел придвинулся немного ближе.

– А вы знаете, какой она была, эта Элиза Мирикс? Злая?

– О нет, нет. Очень робкая женщина, очень милая. Боялась всего, поэтому весь день пряталась в поместье. Боялась врачей, но ради дочери разрешила одному прийти, – миссис Киршнер грустно вздохнула. – А потом во Флинтон пришел голод. Урожай не растет. Животные пали от голода. Люди спрашивают почему. Тогда все очень религиозны. Очень, э-э… очень суеверны. Священник говорит, что они прокляты, что ведьма убила их растения. Они ему верят. Они ищут ведьму. Решают, что это, должно быть, маленькая девочка из поместья.

– Но она же совсем маленькая, – вырвалось у Дэниела против воли.

Но миссис Киршнер, похоже, ничего не заметила.

– Да, да, всего двенадцать. Но селяне говорят, она безбожница. Она никогда не ходит в церковь, потому что днем не может выйти из дома. Они думают, что солнечная болезнь – это метка демонов. Они говорят, что она ведьма, и нападают на поместье. Тащат ее в город, и сжигают у столба.

Дэниел поморщился. Он не ожидал, что миссис Киршнер знает все кровавые подробности, но она без колебаний пересказала их все.

– Когда приехала мать, остались только обгоревшие кости. Она собирает их в ведро и забирает с собой домой. Очень грустно. Запирается в доме, больше никогда не выходит. Потом сын возвращается из школы.

Алонзо поерзал на коленях Дэниела. Он придержал кота, чтобы тот не упал, и продолжил почесывать ему холку.

– Что вы знаете о сыне?

– Бран. Он был нехороший человек. Очень жестокий, очень злой. Он любил сестру и думал, что в ее смерти виновата мать. Напал на нее. Убил ее. Зарыл в мелкой могиле. Потом поехал в город, – она бросила на него еще один испытующий взгляд. – А дальше люди не верят. Но легенда гласит, что он стал великим зверем, как воин-викинг из его предков. Монстр и тень, взламывающие двери, убивающие, когда люди пытались его остановить. Он оставил после себя ужасную болезнь… чуму. Она проникала в людей, и они гнили заживо. Некоторые убегают в лес, но Бран ловит их. Другие прячутся в церкви.

Дэниел представил дверь, сорванную с петель, следы огромных когтей, вспоровших дерево. Он был рад, что на коленях сидит Алонзо – кот согревал его.

– Они думали, что святая земля спасет их, – миссис Киршнер покачала головой и пробормотала что-то по-немецки. – Не спасла. В ту ночь умерли все, кто сбежал в церковь. Все до единого. А после того, как он ушел, болезнь распространилась по городу, убивая людей, которые прятались. Когда они понимают, что произошло, люди из других городов присылают помощь. Докторов, лекарства. Но все, кто приходит в город, заболевают той же болезнью. Она растет в их жилах, как растение, и убивает в тот же день.

Дэниел моргнул и увидел трупы, раздутые и покрытые грибком. Он вытекал из трещинок на коже. Его пальцы дрожали, и он пожалел, что не попросил разрешения миссис Киршнер принять душ перед тем, как сесть. Но к тому моменту он уже слишком глубоко погрузился в ее рассказ, чтобы прерываться.

– Когда они видят, что чума распространяется, другие города перестают присылать помощь, – миссис Киршнер допила чай и поставила чашу. – К себе тоже никого не пускают. Некуда людям деться. В них стреляют, когда видят, как они идут по дороге. Боятся, что зараза распространится, да? Не хотят, чтобы их семьи умирали.

Он медленно кивнул. Это звучало ужасно – отказать в помощи умирающим… Но если в опасности и твоя жизнь, и жизнь всех, кто тебе дорог…

– Флинтон мертв через два дня, – она подняла вверх два жестких пальца. – Ни люди, ни животные не живут. Другие города соглашаются – они не разрешают никому приезжать из страха новых смертей. Он становится городом-призраком. Мертвый город. Забытый. Вокруг лес, поэтому растения растут по всему городу. Сейчас его нет на карте. Люди забывают, что он есть. Если об этом пишут в книгах по истории, то говорят только о чуме. Ни слова о Мириксах или большом звере. – Она пожала плечами. – Все, что осталось, – это истории, рассказанные друзьями, вроде этой.

– Спасибо, – во рту у Дэниела пересохло, и он допил чай, но это не помогло. – Спасибо, что вы мне об этом рассказали.

Она сложила руки и вздохнула.

– Мне приятно поговорить об истории. Я скучаю по ней, да? Хочется снова встретиться с историческим обществом. Но нас осталось так мало, и у нас нет денег на аренду помещения. Но, может… может, мы что-нибудь придумаем. И я снова смогу видеться с друзьями. Посмотрим, начнем ли мы снова встречи, хотя бы ненадолго.

– Звучит неплохо.

Дэниел уставился на осадок в чашке. Его разум был поглощен рассказом, и он не осознал, что миссис Киршнер внимательно смотрит на него, пока она не заговорила.

– Почему Дэниелу интересно узнать о Мириксах? Когда Дэниел узнал о городе?

– Ох! Да я просто… ээ…

– Ты говоришь, что веришь в призраков, – она склонила голову набок. – Тебе нравятся истории о привидениях, да?

– Гм… – он пытался найти ответ и, наконец, неубедительно согласился. – Да.

– Ты услышал историю о привидениях в доме Мириксов, – она кивнула, как будто это решало проблему. – И ты хочешь узнать больше.

– Ну да, в принципе, так и есть.

Она потянулась к нему и похлопала по руке, лежащей на голове Алонзо.

– Дэниел, держись подальше от дома Мириксов. Плохое место. Опасное. Не попади в ловушку, как Элиза Мирикс.

Он нахмурился.

– Что вы имеете в виду… в какую ловушку?

Глава 23

МИССИС КИРШНЕР СЦЕПИЛА морщинистые руки. Она сосредоточенно уставилась на противоположную стену, но Дэниел сомневался, что она ее видит.

– Ты не слышал эту историю? Бран Мирикс поступил с матерью ужасно. Он так ее ненавидит, он держит ее душу в ловушке, где она не знает ни сна, ни покоя. Она заперта в башне и никогда не сможет попасть на небеса. Говорят, она не освободится, пока не сломаются печати на двери.

– Ох, – выдохнул Дэниел.

Его затошнило. Он не сразу понял, что слишком сильно вцепился в кота, пока тот не начал выдираться. Дэниел ослабил хватку.

– Извини, Алонзо… Шшш. Прости меня, малыш.

– Говорят, Бран живет в поместье. Он сумасшедший, да? И он держит при себе всю семью – не только мать, но и маленькую сестру. Он знает, что ад поглотит его душу, когда он умрет, потому он и продолжает жить. А они вынуждены страдать вместе с ним. Навсегда, – ее передернуло. – Плохой дом, плохая семья. Держись подальше, Дэниел, хорошо?

– Да.

Он пытался представить, что бы он сделал, окажись навечно в ловушке в доме, который медленно разрушается. И все из-за эгоистичных, злобных прихотей одного человека. Дэниел часто оставался наедине с Браном. Интересно, действительно ли хозяин умел ловить души? Если так, он мог поймать и душу Дэниела. Неужели он бессознательно балансировал у края вечного заточения?

Миссис Киршнер встала, взяла чашку Дэниела. Он предложил помочь ей вымыть посуду, но она махнула рукой.

– Не надо, сиди, сиди. Алонзо так хорошо, да? Погрей его, Дэниел.

Старая добрая миссис Киршнер. Кот всегда в приоритете. Дэниел выдавил улыбку, почесывая шею Алонзо. Из кухни доносились привычные звуки: хозяйка ополоснула чашки и убрала их, затем открыла ящик, которым, судя по скрипу, пользовались редко. Дэниел оглянулся через плечо и увидел, что миссис Киршнер возвращается, зажав что-то в руках.

– Подарок Дэниелу, – сказала она, сияя. – Моя бабушка делает. Отгоняет злых духов, да? Сделан из соли и серебра, освящен святым человеком. Дэниел держи его рядом. Он защитит.

– Я… – Дэниел, моргая, уставился на талисман, который она вложила в его руки.

Он был сделан из нескольких крошечных серебряных бусинок, нанизанных на нить вокруг стеклянного флакончика. К флакончику крепился кожаный шнурок, чтобы его можно было носить на шее.

– Мне не хочется забирать у вас подарок бабушки. Он, наверное, очень дорог вам.

Она потрепала его по макушке, проходя мимо.

– Нет, лучше так. Дэниел присмотрит за мной. Я присмотрю за Дэниелом. Хороший мальчик, хороший мальчик.

Он смотрел, как она уходит, и его охватило ощущение дезориентации. Она поняла явно больше, чем он ей сказал. Она не дала бы ему талисман, если бы не думала, что ему угрожает опасность из-за Крейвен Мэнор.

Она очень добра, но я ведь собрался переехать в новый дом, и талисман мне не понадобится. Он повертел талисман в руках. Он был довольно тяжелый. Я не планирую возвращаться в Крейвен Мэнор.

Он попытался утвердиться в этой мысли. Но тут же заколебался. История Элизы и Аннализы поселила в нем чувство вины. Ему удалось избежать львиной пасти, и разумнее всего было бы продолжать жить дальше, не оглядываясь назад. Но он вдруг почувствовал ответственность за измученную семью, особенно за Аннализу. Она стала для него почти другом.

Чувство вины продолжало мучить его, пока он принимал душ. Пока он вытирался в убогой голубой ванной комнате миссис Киршнер, он рассмотрел проблему со всех сторон. Поместье и его обитатели были практически забыты. Полиция тут не поможет. Если я ничего не сделаю, то и никто не сделает. Они навсегда останутся в ловушке. Эта мысль ужаснула его, и мыло выскользнуло из онемевших рук. Он вздрогнул и сделал воду погорячее.

Он имел полное право забыть обо всем. И с юридической точки зрения он не был обязан помогать семье Мириксов… но он уже знал, что никогда не сможет их забыть. Память о том, что он бросил их, оставил страдать, будет висеть над его головой всю оставшуюся жизнь.

Если ты исчезнешь, никто не будет по тебе скучать. Он вышел из душа и посмотрел на свое размытое отражение в зеркале, пока сушил волосы. Миссис Киршнер погрустит, что ты долго не заходишь. Возможно, Кайл будет время от времени интересоваться, куда ты пропал. Но общество ничего не заметит. Никто от тебя не зависит, и дома тебя никто не ждет, да и дома у тебя нет. Поэтому ты – лучший кандидат. Если тебе не повезет, то пострадаешь только ты и больше никто.

Он вспомнил слова Брана: «Вещи и люди, которые здесь умирают, имеют тенденцию задерживаться на этом свете». Дэниел подумал, что встретит смерть без особого сожаления, но мысль о вечном заточении на территории Крейвен Мэнор рядом со мстительным хозяином ужаснула его. Может, Бран не станет приковывать его кандалами к земле. В конце концов, он же не из его семьи, а Бран, похоже, был одержим матерью и сестрой. Но риск все же существовал.

Дэниел провел ночь в гостиной миссис Киршнер, устроившись на кровати с подушками и запасными одеялами. Он то ворочался, то вертелся, то смотрел на свет уличного фонаря в том месте, где он, преломляясь, бежал по потолку, то на Алонзо, который дремал на кошачьем дереве. Пока он лежал без сна, в его голове начал формироваться план. Он был груб и полон нестыковок – все, что угодно, могло пойти не так. Но, если он будет сохранять спокойствие и вести себя естественно, ему, возможно, удастся справиться.

Основой всего плана было сохранить доверие Брана. Владелец поместья, наверняка, заподозрит неладное из-за того, что Дэниел не вернулся. Поэтому ему понадобится веская причина, по которой он остался в городе. Ему также нужно будет держать язык за зубами обо всем, что он узнал.

Дэниел поднялся вместе с солнцем. Миссис Киршнер обычно спала долго, поэтому Дэниел двигался бесшумно, как призрак. Он приготовил завтрак на кухне. Поел у окна, глядя на людей на улице. Дом находился в неблагополучном районе города. Чей-то босой ребенок несколько минут играл в сточной канаве, прежде чем его нашла мать, как следует наподдала ему и затащила в одно из зданий. Лица у большинства прохожих выглядели изможденными, утомленными, переполненными той усталостью, которая возникает из-за ежедневного стресса.

Дэниел задавался вопросом, станет ли его собственное лицо таким же изможденным, если он останется в городе. Все те несколько коротких дней, что он проработал в Крейвен Мэнор, он чувствовал себя прекрасно – будто сбежал в лучшую жизнь. И его работа имела значение… даже если он работал на привидение и человека, сотканного из теней.

Он выдохнул, отвернувшись от окна. Вымыл свою тарелку и оставил на столе завтрак для миссис Киршнер. Наконец, он взял деньги, которые получил накануне от продажи монеты, и спрятал их в шкафу за банкой персиков. Наверное, она обнаружит их не сразу – может, через несколько дней или даже недель. Но они точно пригодятся и ей, и Алонзо, и она сможет продержаться еще некоторое время. Ему было стыдно тратить деньги на себя, но он не испытывал никаких угрызений совести, оставляя их тут, женщине, которая заслужила лучшей доли в жизни.

Он подхватил с подоконника талисман, надел его на шею и сунул флакончик под рубашку. Затем посмотрел на себя в зеркало в ванной. Если куртка застегнута на молнию, талисман не видно. Дэниел молча вышел из квартиры.

Как только он вышел на улицу, его тут же окружили звуки города. В магазине громко ругались, на дороге гудели машины. Дэниел наклонил голову, сунул руки в карманы и быстрым шагом, почти бегом, двинулся подальше от шума. Через пару кварталов он зашел в универмаг и потратил оставшиеся деньги на небольшую сумку с припасами.

Так надо. Он чувствовал тошноту и потел. Его снова затрясло, когда он вспомнил, что касался гнили в заброшенном городе, но потом он успокоился, вспомнив, что миссис Киршнер сказала, что болезнь убивает людей в течение суток. Если бы он заразился, то сейчас уже бы почувствовал. Липкий страх возник исключительно из-за стресса.

Город постепенно сменился сельскими пейзажами, и Дэниел направился знакомой дорогой по Тилбрук-стрит, в конце которой качались на ветру ветви огромного корявого дуба, будто маня его идти вперед. Дэниел повернул и пошел по тропе, выложенной плиткой, в лесные заросли.

В тот день в лесу было шумно. Громко галдели птицы, жужжали и стрекотали насекомые. Дэниел попытался отстраниться от мыслей и сосредоточиться на звуках. Он должен быть спокоен, когда вернется в Крейвен Мэнор. Если он будет нервничать, весь его план рухнет.

Вскоре – раньше, чем ему хотелось – показались ворота. Он остановился у них на мгновение, чтобы взглянуть на изъеденный ржавчиной металл. Бронзовая пластина с названием поместья блестела на солнце.

«Поместье, внушающее страх людям, увидевшим его. Поместье, в котором живут трусы». Он облизнул губы и протиснулся в узкую щель. Этот маневр с каждым разом давался все легче, но он надеялся, что ему придется проделать это еще лишь раз… когда он окончательно покинет Крейвен Мэнор.

Дэниел оставил полиэтиленовый пакет недалеко от ворот, спрятав его в густых кустах. Затем развернулся и пошел по знакомой тропинке через сад к особняку.

Как только он увидел дом, его снова охватила тревога. Темные каменные стены, высокие окна и безумное сочетание контрфорсов и пристроек подавляли. Он посмотрел на башню, и ему показалось, что он видит призрачное бледное лицо, прижатое к стеклу. Он уставился на Элизу, но она отошла от окна и скрылась среди теней.

«Робкая женщина. Женщина, объятая фобиями».

На дереве и на каменных колоннах у входа собрались вороны. Дэниел искал огромную, потрепанную возрастом птицу, но Брана среди них не было. Он поднялся по ступенькам к открытой входной двери и вошел внутрь.

Он и забыл, каким заброшенным выглядит холл. Пустое пространство многократно усиливало звук каждого вздоха и каждого движения. Люстра едва-едва отражала свет, с трудом пробивавшийся через окна. Каждый предмет – пустые рамки и свечи на каминной полке, стулья у камина, некогда пышные портьеры, обрамляющие окна – все задыхалось под слоем пыли. Было слишком темно, чтобы заметить паутину, но Дэниел знал, что она спряталась и выжидает, когда он влипнет в нее.

Момент истины. Поверит ли мне Бран?