Текст книги "Слово павшего"

ГЛАВА 18

А город каменный по-прежнему

Спит и ждет новостей…

Из кинофильма «Бриллиантовая рука»

Я сидела на ступеньках Хранилища и уговаривала себя встать. С каждым днем мне было все труднее подниматься по утрам и куда-то идти, а сегодня я поймала себя на мысли, что просто не могу этого сделать. Не могу – и все! Собственное тело наотрез отказывалось мне повиноваться. И такое случается, поверьте. Это только кажется, что с каждым днем переносить физические нагрузки становится легче, а на деле – совсем наоборот. Конечно, постепенно ко всему привыкаешь, и долгий день пути уже не кажется таким изнуряюще тяжелым, но… Организму же не объяснишь, что времени болеть и отдыхать нет, что от твоей расторопности зависит благополучие огромного живого мира. Правда, сейчас я именно это и пыталась ему растолковать, но пока безуспешно.

Привычно потерев левое колено и болезненно сморщившись, я оглянулась на Хранилище, которое оказалось точной копией башни Магистра, только более древней. И кой черт дернул меня посидеть на крылечке и проводить закат? Добралась бы до летописей – и сиди себе, сколько душе угодно, так нет же! Вздохнув, я подняла глаза на небесное чудо. У себя дома я не отличалась сентиментальной привычкой подолгу смотреть на заход или восход солнца… Но таких потрясающих рассветов и закатов в нашем мире никогда прежде не видела.

Небо, затянутое покрывалом кучевых облаков, солнце разрисовывало во все цвета радуги. Витые фиолетово-белые полосы чередовались с желто-голубыми, красновато-синими, лилово-бордовыми, пурпурно-розовыми. Словно неведомый художник-экспрессионист, находясь в состоянии легкого подпития, разукрашивал небеса, исходя не из того, какой цвет с каким лучше сочетается, а тюбик с какой краской раньше подвернется ему под руку. Здесь и раньше смелые, неожиданные сочетания закатных оттенков удивляли меня настолько, что вечером я могла столбом встать посреди дороги и, не замечая течения времени, зачарованно наблюдать за прощальным приветом угасающего дня.

От восторженного созерцания столь величественного зрелища отвлек противный скрип. Услышав громкий унылый звук открывающейся двери, я подскочила как ужаленная, моментально забыв о своих болячках. Да и до них ли теперь, когда за мной явился смотритель Хранилища собственной персоной и наступила пора браться за дело. А вот дверные петли я бы посоветовала смазать, дабы не пугать незадачливых посетителей, ежели таковые здесь объявятся…

Смотритель Хранилища оказался таким же нетипичным, как и Магистр. Невысокий, я бы даже сказала, крошечный старичок, едва достающий мне до плеча, седой как лунь и древний как мир. Доброе задумчивое лицо избороздили глубокие морщины, в больших, до странности светлых серых глазах застыло отстраненно-мудрое выражение, длинные седые волосы и борода спускались едва ли не до пола, скрывая потертый серый балахон. Словом, он относился к той категории людей, которых обычно называют «не от мира сего». Впрочем, его действительно очень давно не интересовали дела мирские, с тех самых пор, как исчезли с лица земли павшие воины и он похоронил себя под толстым слоем старых летописей и вековой пыли.

При виде меня смотритель едва заметно нахмурился и неодобрительно покачал головой:

– Долго же ты добиралась, Райлит.

Естественно, он вспомнил меня так же быстро, как и я его, хотя со дня нашей последней встречи прошло почти два тысячелетия.

– Возвращаться иногда труднее, чем уходить, – вполголоса отозвалась я.

– Но ты вернулась. – Он поднял на меня светло-серые глаза. – Ты всегда возвращаешься, Райлит. Проходи, милости прошу.

– Мир этому дому, – привычно пробубнила я и, подхватив тяжелую сумку, шагнула за порог.

Смотритель, чуть прихрамывая, вошел следом и тщательно запер дверь, после чего обернулся и вновь неодобрительно покачал головой. Проследив за его взглядом, я вздохнула и пожала плечами. Конечно, ему непривычно видеть перед собой обычного человека, а не грозного павшего воина. А смотрел он на витые рукояти клинков, загадочно выглядывающие из-под клапана сумки. Но что поделать, если мне неудобно носить их на спине в ножнах. Я вообще первый раз в жизни взяла в руки холодное оружие (кухонный нож – не в счет) и, мягко говоря, не знала, что с ним делать. Попробовала тащить их на спине – и через полчаса сняла: клинки оказались на редкость тяжелыми и неудобными, непривычно оттягивали меня назад и натирали плечи. Конечно, держать их в и без того тяжелой сумке – не дело, но я скорее расстанусь с одеялом и провизией, чем с ними.

– Перемены тебе не к лицу, – смотритель засеменил к лестнице. – Что с тобой сотворило странствие?

– Долго рассказывать, – угрюмо проворчала я, следуя за ним по пятам.

– А времени у тебя, как всегда, нет, – добродушно прокомментировал старичок. – Опять вся в делах?

– Угу…

– Как обычно.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы зашли в небольшую круглую комнатку, сплошь уставленную стеллажами со свитками, на которые я и уставилась, как голодающий на вожделенный кусок хлеба. Впрочем, раз добралась до своей цели и нахожусь в относительной безопасности, почему бы и не позволить себе несколько минут отдыха? Воспользовавшись тем, что старик с извинениями покинул комнату, я быстро стащила с себя пыльную дорожную одежду, завернулась в относительно чистую рубаху Серафимы и без сил рухнула в кресло. Счастье-то какое, идти никуда не надо…

– Почему ты босиком? – был следующий вопрос смотрителя, когда он вернулся, неся две чашки горячего травяного чая.

Я поспешно подобрала под себя ноги, прикрыв их длинной полой рубахи, и скорчила рожицу. От носков, разумеется, мало что осталось, и весь этот день я топала по дороге практически босиком, благо, на пути не встречалось ни острых камней, ни битого стекла, ни отравленных стрел… Подумав, я выложила смотрителю всю историю своих злоключений, начиная с тихой жизни в другом мире и заканчивая озером. Лишь о некоторых моментах вроде встречи с вайлиной или подробного разговора с Магистром, разумеется, тактично промолчала, раз он обо мне такого хорошего мнения, что случалось нечасто. И о проблеме обуви тоже намекнула.

Смотритель, внимательно выслушав, долго молчал, а я тем временем его изучала и подмечала изменения. Две тысячи лет – солидный срок даже для порождения летописей, кем и являлся старичок. В свое время он родился обычным человеком, но после назначения на эту должность время практически перестало оказывать на него свое влияние. Смотритель жил, ел и пил, но старился намного медленнее, чем остальные. А по прошествии первого тысячелетия, насколько мне известно, и вовсе отказался от сна и пиши. Только пил травяной чай в непомерных количествах. Можно сказать, летописи передали ему свое необыкновенное долголетие, и знал он, естественно, необычайно много, но лишний раз никому ничего не говорил. Его обязанности – хранить и только. А меня старичок помнил еще с тех пор, как я бегала по Хранилищу в коротких штанишках и наотрез отказывалась учить пресловутую историю семи миров… И, кстати о птичках, то бишь о штанишках…

– Верно, – ответил на мой вопросительный взгляд смотритель. – Я выполнил твою просьбу, Райлит.

Я непроизвольно расслабилась. Почему-то мне крайне важно было услышать от него эти слова. Может быть, из-за опасения перед нечто, которое могло страшно разбушеваться, не сделай смотритель так, как надо, ведь этому нечто ничего не стоило бы стереть с лица земли и башню, и летописи, и самого старичка, сколько бы лет ни насчитывало их знакомство. Я закрыла глаза, грея ладони о горячую чашку с чаем. И что-то промелькнуло в моей душе. Облегчение и… разочарование? Нечто расстроилось и разочаровалось, потому как опять не удалось вырваться на свободу и проявить себя? А я этому была рада, пусть и не помню толком содержания самой просьбы. Пока.

Смотритель словно мои мысли умел читать… Внимательно посмотрел на меня, встал и заметил:

– Когда отыщешь то, что тебе нужно, и вспомнишь, зачем пришла в Хранилище, – ты знаешь, где меня найти. – Затем он вышел, прихрамывая, и тихо притворил за собой дверь.

Я, нахмурившись, задумчиво заглянула в чайную чашку. Мелкие, темно-зеленые листочки кружились в неспешном вальсе, прислушиваясь к тихому плеску кипяченой воды. Погадать себе на чаинках, как китайцы с японцами делают? Я в два глотка допила чай, повертела в ладонях кружку и сосредоточенно уставилась на сложившийся из листочков узор. Если бы я еще понимала в расшифровке. Кто-нибудь знает, к чему выпадает круг? Я тоже не знаю, к сожалению ли, к счастью… Хотя вообще-то кое-какие туманные ассоциации, похожие на предвестников очередного видения, возникают…

Глиняная кружка выпала из моих рук, с глухим звоном прокатившись по полу и скрывшись под низкой полкой ближайшего стеллажа. Нет, никакое видение меня не посетило, я просто закрыла глаза и уснула… Моментальным, крепким и беспробудным сном. Уютно свернувшись клубком в широком кресле, закутавшись в безразмерную рубаху Серафимы и напрочь позабыв о том, что для мира промедление спасителя – смерти подобно. Наверно, это просто усталость…

Утро разбудило меня теплыми солнечными зайчиками, пробравшимися сквозь запорошенные пылью окна. Легко скользнув по полу и ласково погладив меня по щеке, золотистые пятнышки принялись неспешно обследовать комнату. Бесшумно пробежались по ветхому серому ковру, взобрались на высокие стеллажи, с любопытством перебрали корешки древних летописей, затем, переглянувшись, весело посмеялись над спускающейся с потолка бахромой паутины.

Приоткрыв один глаз, я лениво понаблюдала за танцующими в солнечных лучах пылинками. И дело вовсе не в том, что в башне уже бог знает сколько не прибирались, просто на мгновение мне показалось, будто пылинки живут своей особой жизнью и играют некую важную роль, а стеллажи и солнечные зайчики – это их постоянные безмолвные спутники… Мистика? Но так много из кажущегося оказывается на поверку нормальным явлением. Впрочем, в этом необыкновенном мире все странное и ненормальное – обычное дело.

Сладко потянувшись, я сползла с кресла на ковер и опять поймала себя на полном нежелании вставать. И теперь к ставшей уже привычной усталости примешивались блаженная расслабленность и лень. Последняя, как говорится в известной поговорке, вообще родилась вперед меня, но в последние дни я не раз и не два ее побеждала, и посему… Пошатываясь, я встала и поплелась к стеллажам. Жаль, курить нечего, а то я бы куда быстрее просыпалась и приходила в себя.

Впрочем, в итоге зверский голод разбудил меня еще быстрее. В сомнении посмотрев на внушительную кипу летописей, я прикинула, сколько времени мне потребуется на детальное их изучение, и поспешила на кухню. Работать лучше не на голодный желудок, даже если настроение совершенно нерабочее. Правда, вряд ли у смотрителя найдется на кухне что-нибудь съедобное, кроме травяного чая… Ну да я еще не все из своих запасов подъела, а конец моего безумного путешествия уже близок, кожей чувствую. Сама не знаю, почему – но чувствую…

Вопреки моим опасениям на кухне обнаружились свежие овощи, свежий же хлеб и полный самовар чая. Смотритель, дай ему Бог памяти и Минздрав здоровья, хоть сам ничем и не питался, но обо мне не забыл. А так приятно, когда о тебе заботятся… Умывшись ледяной водой из стоящей в углу бочки, я быстро стрескала свой завтрак и, подумав, переправила самовар в комнату, а сама не спеша отправилась следом с кружкой и ковригой хлеба в руках. Как у многих творческих людей, у меня есть устойчивая привычка во время напряженной работы гонять чаи. И много курить, но об этом лучше не думать, до поры до времени.

Разбор летописей начался с нижней полки ближайшего к двери стеллажа. Удобно устроившись на полу и вооружившись чашкой чая, я с головой погрузилась в историю семи миров. Кто бы ни создавал Хранилище, а до наших библиотек ему ой как далеко. Летописи лежали на пыльных полках беспорядочной грудой и вперемешку: с историей сотворения миров соседствовали и предания одного конкретного народа, и классификация всех известных науке животных и растений и расшифровка созвездий, и какие-то шаманские ритуалы с заклинаниями, и что-то еще… Я перебирала свитки и тихо балдела, – организация – на грани фантастики.

Ближе к полудню, когда чай в самоваре остыл и почти закончился, а сидеть на одном месте по некоторым причинам стало трудновато, я выложила на ковер огромную гору свитков, брезгливо стряхнула с них вековую пыль, пару раз чихнула и улеглась на пол. Аближе к вечеру поняла, что у меня вот-вот начнете истерика. Представьте себе, граждане, за целый день я и половины комнатных запасов не просмотрела! Этак я целый год здесь загорать буду, пока отыщу нужные сведения. Нет, все-таки придется потревожить смотрителя – он-то наверняка точно знает, где какая летопись находится и какая именно мне нужна.

Н-да.

Зря я надеялась на его помощь. Как ни старалась оббегала всю башню, заглянула во все темные и светлые углы, а старичка – и след простыл. Из полезного обнаружился только ужин на кухне, что меня не особо утешило. Мрачно уплетая тушеную картошку с мясом, я долго размышляла над тем, куда мог подеваться хозяин, но так ничего не вспомнила. Он просто исчез из-за моего ли присутствия или по своей нужде – история знает, но молчит. А мне придется либо совершенствовать свой филологический метод чтения, либо точно сидеть здесь пару-тройку месяцев. Ни то ни другое меня категорически не устраивало, но и выхода другого я не видела, так что из двух зол сделала совмещенный вариант – что-то быстро просматривала, а что-то вдумчиво изучала. И все – не по делу. Обидно!

К полуночи я все же умудрилась разобраться со всеми летописями, хранящимися в моей комнате. После этого я зевнула и задула четыре из пяти свечей. Пожалуй, на сегодня хватит, и без того голова гудит как растревоженный улей, а сходить с ума мне пока рано. Вытащив из сумки походное одеяло и куртку, я привычно соорудила себе постель (в кресле спать неудобно) и подошла к окну, допивая чай. Подышать свежим воздухом на сон грядущий, что ли? Все равно, раз хорошо выспалась прошлой ночью, сегодня таклегко не усну.

Ночное небо, затянутое тонкой пеленой сизых облаков, предвещало грозу. В облачных просветах то тут, то там мелькали одинокие звезды, успевающие лишь задорно подмигнуть и спрятаться за небесным покрывалом. Повоевав со створкой, я кое-как ее открыла и взобралась на подоконник, благо, окна в Хранилище были на порядок больше, чем в башне Магистра. Я вылезла на широкий карниз, уселась, подобрав под себя ноги, и прислонилась спиной к увитой плющом стене. Красота… для романтиков, которые не боятся высоты.

После душной, пропитанной пылью комнаты от свежего воздуха слегка закружилась голова. Сильный порыв прохладного ветра взъерошил мои волосы, растрепав прическу. Пригладив непослушные вьющиеся пряди, я в задумчивости посмотрела на темную равнину, освещенную слабым светом луны, что с трудом пробивался сквозь рваное лоскутное одеяло облаков. Бесконечная, как сама ночь, полная сумрачных тайн, она устало спала, убаюканная тихим шелестом травы. Спала, как живое существо: закутавшись в невесомые клочки тумана, беспокойно ворочаясь с боку на бок, бормоча что-то себе под нос, сонно поглядывая на мир раскрытыми венчиками ночных цветов…

Допив чай, я подождала очередного выхода луны и поставила на подоконник пустую кружку. Чай закончился – пора спать… Уцепившись за плющ, я бросила прощальный взгляд на полную луну и замерла. Выбравшись из плена облаков, она излучала странное радужное сияние. Сиреневые, багряные, золотистые и зеленоватые блики короткими робкими лучиками ложились поверх сизых перышек, придавая ночному светилу жутковатый, мистический вид. Вид… знака? Я опять не просто так, для души, выбралась на карниз. Я сосредоточенно изучила радужное свечение, припоминая отражение в озере. Точно. Оно. Но почему меня преследует ощущение, что мной умело управляют, как марионеткой?

Но – раз мне так любезно подсказывают, грех не воспользоваться подходящим моментом. Выпрямившись и держась за густой плющ, я огляделась. А дальше? А дальше – только солидная ширина карниза спасла меня от позорного падения, когда мою персону посетило очередное видение. Правда, на сей раз в бессознательное состояние я почему-то не впала и наяву увидела то, что случилось много-много лет назад. Зашатавшись, борясь с острой вспышкой боли, подступающей темнотой и вкрадчивым шепотом покоя, я поняла, что хочу досмотреть видение до конца, будучи если не в здравом уме, то уж в трезвой памяти точно… И увидела.

Она резво карабкалась по плющу наверх, стремясь взобраться на плоскую макушку башни, и достаточно быстро преодолела небольшое расстояние. Удобно устроившись на карнизе, Райлит вытащила из кармана штанов старый, потрепанный свиток. Кстати, я почему-то только сейчас заметила, во что девушка одета. Раньше то ли внимания не обращала, то ли просто не видела, как сначала – ее лицо, потому что не помнила… А сейчас разглядела. На моем двойнике красовались безрукавка со шнуровкой, неприлично обтягивающие штаны, высокие сапоги с отворотами и короткая узкая куртка, и все – лунного цвета. Странная мода, прямо скажем.

Итак, достав свиток, Райлит аккуратно его развернула, вдумчиво перечитала, посмотрела на заходящее солнце и решительно встала, скрывшись от моего наблюдения за высоким карнизом, только мелькнули развевающиеся на ветру темные волосы. Я едва удержалась от желания полезть за ней следом, но, к счастью, вовремя вспомнила, что нахожусь в плотном кольце видения и пока мало на что способна. Подожду, когда оно закончится, и тогда… Девушка вновь появилась на крыше и ловко спустилась по плющу на карниз. Осторожно добралась до подоконника, прошла сквозь меня и исчезла в провале открытого окна. Я, разумеется, с любопытством сунулась следом. И наткнулась на необычное явление.

Хранилище стало абсолютно прозрачным. По крайней мере для меня. И за перемещениями своего двойника я могла следить, не сползая с подоконника, потому как отлично видела сквозь пол, стены и стеллажисо свитками, которые просвечивали не хуже стекла. Очень удобно, ходить никуда не надо… Мне по крайней мере. А вот она, как недавно я, обошла все Хранилище вдоль и поперек и заглянула во все темные уголки. И поначалу казалось, что она ищет смотрителя. Наверно, отдать ему упомянутое таинственное поручение или какой-то предмет…

Но искала Райлит вовсе не его. А летописи. Те самые, какие и я. Естественно, у нее поиски продвигались куда быстрее, поскольку она раньше держала их в руках и точно знала, где они могут находиться. Зачем же искала? Нет, не для чтения. Она просто перебирала свитки, словно стараясь запомнить, где какой лежит, вдруг пригодится. Я же – нахально подглядывала за ее действиями и запоминала, в какой комнате и на какой полке какую летопись искать. Полезная штука – память… Если она не угрожает твоей жизни. Тряхнув головой и разгоняя дурман отступающего видения, я села и, моргая, ошалело уставилась на темную равнину. Тьфу, сейчас же ночь, но, пожалуй, сон немного подождет.

Единственная свеча, оставленная в комнате, почти догорела. Натыкаясь в темноте на предметы, я нащупала на полу вторую, зажгла ее и поспешила на поиски нужных свитков. Пока еще не запуталась и помню, где что… А на крышу я всегда слазить успею. И лучше всего это сделать утром или днем, при свете солнца. Высоты я, конечно, не боюсь, но альпинизмом никогда не занималась и летать тоже пока не умею. Вернее, летать-то умею, а вот безболезненно приземляться – увы и ах. И посему…

Первый же из указанных Райлит свитков оказался уникальной находкой. Усевшись на пол, я склонилась к дрожащему огоньку свечи и торопливо просмотрела записи. Павшие воины до изгнания… Кем они были, как жили и кем стали? Я бережно свернула летопись, положив ее на ковер подальше от свечи. Интересно, конечно, но – потом, все потом… Мои руки сами потянулись за следующими свитками. Один свиток, второй, третий… Здесь – все, теперь – на пятый этаж… Еще один свиток… Соседняя комната. Очередная летопись. Так, куда еще, кроме крыши? Ага, на первом этаже что-то есть… Семь летописей, целых семь – это же настоящее богатство для меня.

Усталая, но довольная я вернулась в свою комнату, где обнаружила дымящийся самовар с чаем. Не смотритель, а сокровище, ей-богу… И, разумеется, он обо всем знал и выгодно воспользовался моим отсутствием, дабы и мне помочь – спасибо ему огромное – и своих секретов не выдать. Я зажгла остальные свечи и улеглась на одеяло читать. Шаловливый ветер, проникая сквозь распахнутое настежь окно, то трепал мои волосы, то пытался потушить золотистые язычки свечей, но я не замечала ни его проказ, ни жутких теней, пляшущих на стенах. Вдумчиво вчитываясь в каждую строчку, я жадно изучала историю своих таинственных предков.

Они действительно были стражами мира и его покоя. Всезнающими, всевидящими и всесильными. Ни одно происшествие не проскальзывало мимо их внимания, ни одно важное событие не проходило без их непосредственного участия. И, случись что, жители бежали не к Магистру, а к павшим воинам. Их не понимали, боялись, считали бездушными чудовищами – но за помощью обращались только к ним. И они не отказывали. Никогда и никому. Даже если требовалось вернуть домой удравшее дите. Потому что их долг – защищать, оберегать, хранить. Всех и вся. И мир даровал павшим более долгую жизнь и способность помнить, чтобы, едва родившись и повзрослев, им не пришлось бы набираться сто лет опыта, а они могли сразу же вставать на защиту чужих интересов.

И Тхалла-тей, призрачный город-видение, существовал. Павшие воины специально построили его в поднебесье, чтобы не смущать своим опасным присутствием ни мир, ни его обитателей. А близость к ним действительно была небезопасна, это я проверила на собственной шкуре. Одно Слово – и от мира может остаться лишь воспоминание, и то – если выживет тот, кто сможет о нем помнить. И потому в Тхалла-тее магия павших не работала. Мало ли что малое дите по наивности эмоционально ляпнуть может. Или взрослые в пылу гнева друг другу наговорят… Город хранил воинов от самих себя. Куда ни посмотри – со всех сторон сплошные опасности… Невыгодно родиться павшим, в этом я тоже на собственной многострадальной шкуре убедилась, но – продолжим…

Трагедия произошла почти две тысячи лет назад, когда от таинственной болезни, предположительно от проклятия павшего, одновременно скончались Магистры семи миров. И лишь после того вождь стражей зачем-то решил всыпать мирам и их Хранителям по первое число. Почему – никто не знает, а кто знает – тот не скажет – сам ни черта не помнит… То ли он мстил за кого-то, то ли пошел на поводу у своей мании величия, то ли просто заскучал… Маги неожиданно накрыли павших в Тхалла-тее, где их Слово не работало, и отправили всех к праотцам. А мир во главе с Хранителями навсегда закрыл им дорожку назад. И отныне мы рождались где угодно, но только не в семи волшебных мирах.

И, кстати, о Хранителях. Откуда эти создания взялись, где обитают, кем были прежде и были ли кем-то вообще – достоверно тоже неизвестно никому, кроме их самих. Но именно они сотворили миры, наделили их жизнью, душой, магией и разумом, а уж миры потом самостоятельно додумались создать остальных существ. Хранители не имеют конкретного облика, их каждый видит по-своему и всего их семь, как и миров. Что входит в их обязанности, понятно из их названия, и, может, потому Хранители всегда недолюбливали павших воинов и при возможности охотно от них избавились. Профессиональная ревность и острая конкуренция – штука опасная. Ну и плюс ко всему – уничтожить Хранителей довольно просто, я их сама по незнанию едва не прикончила. И то их спасло только пропитанное магией место обитания.

Вот и все, что мне удалось узнать. Опять – мало, чрезвычайно мало… И ответ на самый главный вопрос – почему именно нас изгнали и что конкретно случилось – я так и не нашла. Я со вздохом развернула тот свиток, где рассказывалось о небесном городе. Есть к нему и тропинка, и пароль… Только попасть туда можно лишь ночью, когда зарождается новая луна, или прочитав специальное заклинание. Ни то, ни другое мне не подходило, поскольку заклинания я не знала (или не помнила), а новолуния ждать, когда только-только полнолуние наступило – как до деревни Марфы пешком идти. Опять – засада…

Положив подбородок на руки, я задумчиво посмотрела на беспорядочно разбросанные по ковру свитки. На мгновение зажмурилась – и хоровод туманных полузабытых образов закружился перед моим мысленным взором. Решетчатые ворота, украшенные странными символами… Ровная, как стрела, широкая дорога, светящаяся в темноте и напоминающая звездное небо. Увитые цветущим плющом арки вдоль дороги. Стайки крошечных фей, парящих в поднебесье и оставляющих за собой яркий шлейф сияющей пыльцы. Узкая лестница, ведущая от озера к подножию небесного острова. Величественные облака, клубящиеся у ворот. Поющие фонтаны, уютные беседки, темные аллеи парков и… люди. Седые старики в черных мантиях, дети в смешных коротких штанишках и широких рубахах, стражи мира в одежде, похожей на костюм Райлит. Оживленные голоса, звонкий смех, шепот влюбленных, пение фей… и запах дождевой свежести. Вот и все, что осталось от мира павших воинов, которого больше нет. Только жалкие обрывки памяти и клочки невнятных воспоминаний.

Тряхнув головой, я открыла глаза и недоуменно посмотрела на ярко-красную полосу рассвета. Я все-таки уснула, хотя собиралась проанализировать полученную информацию. Печально… И то, что я видела во сне, тоже. За презрительным словом «изгнание» таилась гибель целой цивилизации, целого народа, великого и могущественного. Мира, который некому было защитить… Павшие воины всегда всех защищали, а вот о себе позаботиться не смогли, и никто не встал на их защиту, хотя народ у своих стражей в долгах как в шелках…

Я села, угрюмо посмотрев в окно. И этот мир я должна спасать и защищать?! А с какой стати? Скажите мне, товарищи, почему я должна подвергать опасности свою персону ради тех, кто, не разобравшись в ситуации, лишил меня моего настоящего дома? Ведь именно так! Иначе вместо туманного «вроде почему-то напали» я услышала бы и вескую причину нападения, и внятный рассказ, как оно происходило. И такую скандальную историю передавали бы из уст в уста потомкам в назидание и не прятали ее летописный вариант на дальних полках стеллажей Хранилища. А народ поступил очень странно – просто постарался забыть о существовании павших воинов, вычеркнул их из своей истории. Нет их, не было и не надо… Хотя на самом деле все как раз наоборот. Они были, они по-прежнему есть и их помощь миру нужна больше, чем жалкие потуги сомнительных спасителей-людей. Вы со мной согласны?

Во мне переплелись странные чувства. Жалость к людям и ненависть к ним же, искреннее желание вернуться сюда навсегда и детское упрямство: мол, не хотите, и не надо, и не буду помогать. А еще было безудержное стремление вспомнить прошлое, разобраться в нем и унылое отчаяние, потому как изменить я все равно ничего не смогу. Разве что, может быть, получится здесь остаться… А зачем мне этот мир без моего народа, без моего города да с подобным-то отношением к павшим? То-то и оно. И на ум сразу пришла печальная история Д’дар’рита, паука-спасителя… Нет, не хочу. И хотелось бы остаться, да ничего хорошего из оного не выйдет. Только… успеть бы прежде побывать в Тхалла-тее. И увидеть. И почувствовать. И вспомнить. Опять же – для себя. И в память об остальных изгнанниках, которым вряд ли повезет так, как мне.

Встав, я привычно потянулась, переоделась в дорожный костюм, собрала свои вещи и выбралась на подоконник. Золотисто-красное сияние, разлившееся по небу, приветливо улыбалось проснувшейся равнине, пробуждающемуся миру, расцветающему дню… К моему горлу подкатил комок, а внутри что-то болезненно и тоскливо сжалось. Мой мир… был когда-то… и есть сейчас. И сонный, запорошенный снегом сибирский город остался где-то далеко-далеко, в прошлой, уже прожитой и забытой жизни… Город, в который мне суждено вернуться, чтобы однажды навсегда забыть о существовании своего настоящего дома… который находится здесь, среди бесконечных равнин, старых дорог, небольших деревень и пушистых облаков Альвиона.

Я глубоко вздохнула, успокаивая рассердившееся нечто. Оно просто-таки излучало опасную ненависть и ярость. Возможно, у него есть на то причины, раз оно помнит куда больше моего. Но и я полностью разделяю его чувства. Ненавидишь только то, что по-настоящему любишь, и лишь тогда, когда не можешь, изменить отношения к себе. И когда боишься, что не сможешь, и когда это знаешь… И что же тогда остается?

Смириться и позволить использовать себя во благо родного отечества? Я криво улыбнулась. Ну-ну. Попробуйте. Рискните.

Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, я подняла голову и оценила высоту Хранилища. До крыши – метров десять с хвостиком. Не так уж и много, но и не мало, а летать я не умею. Но за последней подсказкой своего двойника все равно полезу. Из любопытства. И из принципа. И чтобы заняться наконец хоть чем-нибудь, не то свихнусь от собственных угрюмых мыслей. Итак, решено. Я храбро уцепилась за плющ и, подолгу нащупывая на стене выступы, поползла на крышу башни. Пару раз едва не сорвалась и не ухнула вниз, но – это все мелочи. Нет, но как Райлит ловко по стенам умеет лазить, аж зависть берет! Неужели я, со своей врожденной неповоротливостью, когда-то так могла? Очень сомневаюсь. Все-таки мы слишком разные.

Очередной камень выскользнул из-под моей ноги и с грохотом упал на карниз, срикошетив от него, полетел к земле. Я невольно поежилась. Самой бы так глупо не сорваться, а то позору потом не оберешься. Хорошо хоть, плющ крепкий… Н-да. Вернее, был крепким. Опять я себя сглазила. Судорожно вцепившись в каменный выступ, я задумчиво проследила за бреющим полетом зеленой веточки. И куда только полезла, балда, да еще и с больным коленом? Куда-куда… На крышу. За свитком. И сама знаю, что балда, иначе не совала бы вечно нос куда не надо. Пыхтя и сопя с непривычки, я кое-как добралась до цели и неуклюже перевалилась через карниз, мешком рухнув на каменный пол полуразвалившейся крыши. Упала и, тяжело дыша, осмотрелась. Ну и?..

Ну и, разумеется, кроме сильного ветра и отличного вида сверху ничего не обнаружила. Значит, будем искать… Восстановив дыхание, я с полчаса ползала на карачках по крыше, старательно ощупывая каждый кирпичик, который казался мне подозрительным. В смысле, странно выпирающим, а таковых оказалось немало. Поросшие толстым слоем вездесущего мха, потрескавшиеся и неровные, они буквально вываливались из гнезд, а крыша-то была немаленькая… Перемазавшись, как последний трубочист, поминутно откидывая назад падающую на глаза челку, я упрямо не оставляла попыток отыскать привет из прошлого. И в конце концов получила за старания неожиданную награду.