Текст книги "День из чужой жизни"

– А-а-а!!! – Мне так и не суждено было узнать, насколько хорошо ходит на рукав мой Дрейкуся в случае реальной угрозы. Потому что, как выяснилось, я хожу на рукав гораздо, гораздо лучше, чем даже самые признанные чемпионы по задержанию. Едва только осознав, что моему умнице угрожает опасность, я кинулась вперед взбесившимся танком, поднырнула бандюге под свободную руку и, не имея при себе другого оружия, со всей своей дури вцепилась зубами в ту его руку, в которой был нож. Дури у меня, как выяснилось, хватало с избытком. Бандит заорал, как будто его не разоружили, а зарезали тем самым выпавшим ножом. Схватился за руку, заплясал на месте. Оставшиеся два бандита ненадолго замешкались: то ли так ошалели от увиденного, то ли подействовало, что Дрейк сделал шаг вперед и зарычал. Серьезно так, убедительно. Я впервые слышала, чтобы он рычал, не отнимая мячик в игре, а делая кому-то внушение.

– Стоять, Дрейк! – тем не менее снова крикнула я. Почти одновременно с этим схватила с земли доску, запчасть от разломанной лавочки, и от всей души огрела покусанного мною и все еще не разогнувшегося бандита по так удобно подставленному затылку. После этого, по всем канонам жанра, бандиту полагалось закатить глаза и картинно рухнуть на травку без чувств. Однако конкретно этого бандита мой удар, напротив, почему-то очень даже взбодрил: он заорал еще громче прежнего и заплясал еще веселее, держась теперь уже обеими руками за голову. Что не так?! Я мельком взглянула на доску, и тут мне самой стало больно. Мама дорогая! Из конца доски, оказывается, торчали сразу два гвоздя! И не маленькие! Может, и не «сотки», но «пятидесятки» – это уж точно! Я, в ужасе от содеянного, взвизгнула и отбросила от себя эту доску прочь. Так получилось, что прямо под ноги двоим другим моим недругам, как раз решившим, что пора наконец вмешаться. Их короткий рывок вперед закончился двукратным отборным матом, доска на земле шевельнулась, а сами они почти синхронно бухнулись на землю. Доска с ними. Тут я поняла, что случилось, и почувствовала себя совсем уж законченным садистом. Оказывается, гвозди торчали не из одного конца доски, а из обоих. И каждый из двух бандитов, с лету наступив на брошенную под ноги доску, умудрился нанизаться подошвой на «свой» комплект. Ну а хорошему гвоздю, как известно, подошва башмака – не препятствие. Тем более что это были, кажется, все-таки «сотки».

– Ну извините! – громко сказала я, глядя на эту стонущую и корчащуюся компанию. – Сами виноваты. Да, и передайте тому, кто вас послал: я ничего не знаю! И нет у меня ничего! Так что он идет по ложному следу.

Ответили мне, разумеется, матом, но я уже схватила Дрейка за ошейник и поспешно покинула поле брани, торопясь укрыться в родном подъезде, пока эта компания не очухалась.

До квартиры я добралась героем, а вот как только заперла за собой дверь, тут меня и накрыло: я сползла, привалившись к двери спиной и чувствуя, как дрожат все поджилки. Дрейкуся непонимающе уставился мне в лицо: «Ты чего, теть Люда, мы же их разогнали! Так что давай уже мне лапы вытирать, вместо того чтобы в неположенном месте отсиживаться!»

– А если бы с тобой что-то случилось? – выдохнула я, обнимая эту лохматину за шею. О себе на этом фоне как-то уже и не думалось. Да Дрейкуся долго думать и не дал. Не успела я руки разжать, как он оттащил меня от двери и застыл передо мной, то преданно глядя мне в лицо, то с намеком себе на лапы. Пришлось собирать все свои поджилки в кучу и заниматься тем, чем меня просили. А потом еще и кормить эту песью морду, даже не подумавшую терять аппетит. Мне же самой даже думать о еде не хотелось, все равно кусок бы в горле застрял. Зато я подумала, что если так и дальше пойдет, то я скоро похудею до стандартов модели. Если раньше инфаркт меня не прихватит.

Следователю Парову я позвонила после того, как выставила Дрейка из кухни. До этого как-то и мысль об этом мне в голову не пришла, да и способность нормально говорить не сразу вернулась. Кстати, и номер я набирала все еще дрожащими пальчиками.

– Да, Людмила Ивановна? – отозвался он почти сразу.

– У меня тут событие произошло, – сообщила я, не продумав заранее, что скажу.

– С вами что-то случилось? Вы целы? – встревожился он.

– Да… Кажется… Если моральные травмы не в счет. Так что если вам для протокола нужно, то я смогу преподнести рассказ на пару страничек.

– Давайте не по телефону. Вы где сейчас? Дома? Можно я к вам заеду?

– Да не вопрос. Только есть у меня, как обычно, нечего. И в магазин я сейчас ни за что не выйду, хоть что со мной делайте.

– Значит, заеду не один, а с котлетами. – Кажется, он улыбнулся, прежде чем отключиться.

Я стала ждать. Переоделась. Решив отсрочить его знакомство с Дрейком, закрыла пока мою умницу в комнате, сама же хоть чайник поставила, так как все равно ничего другого не оставалось. Приехал он где-то через полчаса. С пакетом, который сразу отнес на кухню и начал потрошить, выкладывая содержимое на стол.

– Рада вас видеть! – вырвалось у меня. – Только не подумайте, не из корыстных побуждений.

Оторвавшись от своего занятия, он взглянул на меня. Заметил мою царапину. Разогнулся, шагнул ко мне и осторожно провел по лицу рукой:

– Это что?

– О, это уже старые раны, – отмахнулась я. – С тех пор у меня еще накопилось, что рассказать.

– Ну, тогда рассказывайте, не томите меня, – попросил он.

Я и рассказала. Пока готовили, на этот раз вместе, да пока накрывали на стол. Четко и коротко, все по существу, так что успела изложить не только сегодняшние события, но и на ворону с котом пожаловаться. На этой части моего повествования он честно крепился, чтобы не рассмеяться, но в конце концов все-таки не выдержал. Я, так сказать, поддержала компанию: сегодня, когда царапины уже не так болели, мне и самой уже было смешно. Потом познакомила своего гостя с Дрейком. Вроде они оба друг другу понравились. После чего Дрейкуся, как гордый мальчик, которому попрошайничать достоинство не позволяет, но очень хочется, ушел обратно в комнату, чтобы не искушаться лишний раз. Мне бы сразу подумать, чем он там займется, но, отложив обнаружение своего изгрызенного деревянного массажера на потом, я пока все свое внимание уделила гостю. Справедливости ради надо сказать, не ему одному.

– Где вы такие вкусные котлеты берете? – спросила я, отдавая им должное.

– Пусть это будет моим маленьким секретом, – улыбнулся Паров, в этот раз еще и разливая по рюмкам вино. – Надеюсь, у меня еще будет возможность угостить вас ими. Правда, хотелось бы, чтобы поводы для ужина в следующий раз были более мирными.

– Сегодня, когда я убегала от этой троицы, я успела им сказать, что они только время впустую тратят. Вопрос теперь в том, поверят они мне или нет?

– Сомневаюсь. С чего-то ведь они взяли, что вы замешаны в делах вашего мужа… простите, бывшего мужа? И ваши уверения в обратном вряд ли будут иметь вес.

– Господи, ну как их в обратном-то убедить? И с чего вообще они взяли, что у меня что-то есть? Что ему, это что-то больше спрятать было некуда? Да, раньше он нес мне все свои проблемы и взваливал их решение на меня. Но теперь…

Неужели, по бандитскому разумению, у меня вообще самоуважение отсутствует? Чтобы меня предали и бросили, а я бы продолжала улаживать дела предателя, как будто ничего не случилось? Ну, это уж слишком!

– По их разумению, я думаю, вам могли хорошо заплатить. Настолько хорошо, чтобы вы забыли прошлые обиды. Не забывайте, что дело идет о хищении в крупных масштабах, там речь идет о миллионах. О сотнях миллионов.

Не отвечая, я демонстративно вывернула ему пустые карманы своего халата.

– А им вы не догадались то же самое показать? – спросил он, улыбнувшись. Потом вдруг перевел взгляд мне на грудь и, отчего-то смутившись (сегодня я была в полном комплекте белья, специально проверила!), почти сразу опустил его.

– Вы уж простите за прошлый раз, – попросила я, ощущая, как загораются щеки. – Так тогда получилось, я не нарочно.

– Я не в обиде, – заверил он. Снова улыбнулся, только на этот раз как-то иначе, и согнулся над тарелкой, стараясь мне этого не показывать.

– Угу, – буркнула я. И, тяжело вздохнув, добавила: – Разливайте уже ваше вино. А то рюмки в очередной раз опустели, но душевного спокойствия все еще не наблюдается.

– Ну, так давайте за него и выпьем, – предложил Паров, выполняя мою просьбу.

Допились! До сих пор как вспомню, так дыхание перехватывает, только вот трудно сказать, от чего конкретно. В общем, ассорти из мыслей и чувств, и далеко не однородных, надо сказать. А если быть точнее, то порой и вовсе прямо противоположных. Но жизнь есть жизнь, и не всегда мы в ней делаем то, что следует делать (а иначе, может, и вспомнить в ней было бы нечего). Короче говоря, вначале мы просто беседовали под рюмочку, приговорив котлеты. Потом он подсел поближе. Потом взял меня за руку, выслушивая мои жизненные показания, все более откровенные. Обычно мне это не свойственно, но в этот раз что-то попали в унисон настроение и обстоятельства, приправленные хорошим вином. А потом… Потом он стал меня целовать. Не нагло так, начиная с руки. И я вдруг подумала: а гори оно все синим пламенем! Что я теряю, кроме репутации, до которой и так никому нет дела? Да и есть ли, что терять? Что может быть паршивее, чем репутация брошенной жены? Может, что-то и бывает, но там хоть люди обычно сами в этом виноваты. Меня же просто скинули как ненужный балласт. Не жалея, не спрашивая. Так почему бы мне не ответить неблаговерному той же монетой? Есть ли против этого хоть одна причина? Если и была, то я ее не видела, ни в тот момент, когда сама предложила чужому мужчине разделить со мной постель, ни потом.

Ночь пролетела, конечно, не так, как в фильмах показывают: изощренные забавы всю ночь напролет (кстати, не думаю, что и у артистов на такое в реальной жизни хватило бы сил). Нет, все было прозаичнее и в то же время как-то гораздо нежнее и деликатнее, чем мне доводилось видеть. Почему я все сравниваю именно с фильмами? Да просто потому, что в жизни моей до сегодняшнего дня не было ничего, достойного такого сравнения. Неблаговерного моего, первого и единственного в жизни мужчину, всегда интересовал только он сам, что днем, что ночью. Этот же, совершенно посторонний мужчина, думал не только о себе, но и обо мне тоже, и не в последнюю очередь. И это при всем при том, что я ему даже ужин ни разу не приготовила, не говоря уже о том, чтобы всю жизнь посвятить.

Завтрак, кстати, не приготовила тоже. Николай сам взялся пожарить яичницу с ветчиной, мотивируя это тем, что у него она хорошо получается. Продукты пошли в дело, естественно, тоже те, которые принес он сам.

– Николай, ответь мне на один вопрос, – начала я, еще ночью перейдя на «ты» и отбросив отчество. – Ты только не подумай, что я на что-то там претендую. Нет, я просто хочу знать: ты женат?

– Люд… – Он оглянулся через плечо, стоя над сковородкой. – Ну сама-то включила бы дедукцию. Женат ли человек, способный провести ночь вне дома и таскающий себе на ужин магазинные котлеты?

Этот прозвучавший вместо ответа вопрос показался мне вполне исчерпывающим, так что я не стала больше ни о чем Николая спрашивать. Просто отдала должное поданной мне яичнице, кстати, действительно очень вкусной. А потом мы вместе пошли выгуливать Дрейка. Показалось ли мне или нас действительно с пристальным вниманием разглядывала из окон пара соседок? Плевать! Их пересуды за моей спиной все равно не стоили пережитого мною блаженства и того почти юношеского восторга, который я испытывала сейчас, идя по двору с Николаем под руку. В это утро я опять рождалась заново! Я черпала свою жизнь пригоршнями, как свежую воду из родника, и наслаждалась каждым глотком! Только когда мы проходили мимо старой, разломанной деревянной лавочки, мой восторг слегка поугас.

– Это было здесь? – спросил Николай, заметив на земле пятна крови и ощутив, что я теснее прижалась к нему.

– Да. А вон и доска валяется.

Он кивнул, проходя мимо.

– А ты не хочешь здесь все осмотреть? А то и вызвать экспертов? – удивилась я.

– Зачем? – Он усмехнулся. – Нет смысла проводить дорогостоящую экспертизу, нам ведь даже предъявить этой троице нечего.

– Как это нечего?! А попытка моего похищения?! А еще они мне чуть собаку не зарезали!!!

– Ну, напишешь ты об этом в своем заявлении. А они в ответ накатают свое, в котором заявят, что у них и в мыслях ничего такого не было. Стояли спокойно у кустов темным вечером, и вдруг на них самих напала какая-то сумасшедшая. Избила, изувечила, искусала! И – заметь! – они в отличие от тебя смогут свои слова доказать. Предъявят все свои раны, вместе со следами укуса. А что сможешь ты предъявить, кроме своих слов?

– Да, неувязочка вышла, – я вздохнула. – Так что же теперь делать?

– Искать. Любыми способами найти то, что им от тебя нужно.

– Да нет у меня этого! – простонала я, потому что уже замучили меня на эту тему. – Я не была с бывшим ни в каком сговоре, как, наверное, думают эти бандиты! Я вообще с ним не общалась! Да, он мог что-то спрятать перед своим арестом, но точно не дома, потому что сам факт его прихода для меня не остался бы в тайне, как приход слона в посудную лавку. Скорее, зная его, я вполне могу допустить, что он, перед тем как был арестован, ухитрился потерять что-то важное, потому что сам за своими вещами следить не привык. Но я теперь здесь при чем? Да, при нашей совместной жизни он, в очередной раз что-то посеяв, тотчас же кинулся бы ко мне, чтобы я быстренько отыскала пропажу и решила бы все его проблемы. Но теперь… извините, но это уже была не моя территория и не моя сфера деятельности! Так что я и правда знать ничего не знаю, а бандюганы только время впустую тратят.

– Как знать? Давай-ка подумаем. Ты вчера во время нашей беседы упоминала, что твой бывший предпочитает бумагу электронным письмам. А скажи, он вел какие-нибудь регулярные деловые записи? Или дневник?

– А то как же! – Я криво улыбнулась, вспомнив его набитые исписанными листками карманы. А еще разбросанные по полу этикетки от пива. Не знаю, где мой неблаговерный хранил их до этого, но обнаружили их те, кто потрошил мою квартиру, и не сочли их достойными внимания, просто швырнув на пол, где они и разлетелись веером. Действительно, отклеивают фантики от бутылок и хранят их обычно в подростковом возрасте, а не на пятом десятке лет. А вести дневник на этих фантиках стал бы не каждый подросток даже из тех, кто собирает эти пивные наклейки. Я поначалу тоже хотела их выбросить, но потом мой взгляд зацепился за пару написанных там женских имен, и я решила повременить с выбрасыванием до тех пор, пока не ознакомлюсь с ними поближе: любопытно, знаете ли, стало. – Только это, скорее всего, дневник ловеласа, в котором вряд ли найдется что-то ценное. Ну и потом, с тех пор как мой неблаговерный покинул нашу квартиру, эти записи больше не велись, потому что у него к ним больше доступа не было. Затеял же он свою аферу наверняка уже после ухода. Так что я не думаю, что там встретится хоть что-то по существу.

– Все же есть смысл их просмотреть. Дневник ловеласа, говоришь? Значит, у него и до этого имелись любовницы? Так не доверил ли он это таинственное что-то, которое все пытаются найти у тебя, одной из них? Если удастся установить из записей их личности, а потом с ними побеседовать….

– Да, в таком контексте я эти записи не рассматривала, – задумалась я. – Что ж, отдам тебе их сразу, как вернемся, и делай с ними все, что посчитаешь нужным.

Записи я Николаю действительно отдала. Он усмехнулся, увидев их, но говорить ничего не стал, просто убрал эту пухлую пачку в пакет. Потом подвез меня до работы. Вышел, чтобы открыть мне дверь, подал руку. Улыбнулся, глядя мне в глаза, которые я старалась округлять не слишком сильно, но, видимо, не слишком в этом преуспела. Ну правда, так для меня все это было ново и необычно, что не удивляться я просто не могла.

– Удачного тебе дня, – сказал он, добивая меня окончательно. – Вот только, Люд, не знаю, когда нам теперь удастся увидеться: у меня на работе вечный аврал.

– Когда получится, – ответила я, вдруг вспомнив Иринину политику «неприсоединения». С одной стороны, может, она и не давала возможности вдоволь насладиться обществом милого сердцу человека… а с другой стороны, оставалось чувство трепетного ожидания, мечты, свежесть отношений и романтика. Что меня на данном этапе жизни очень даже устраивало. Как и то, что не нужно будет снова каждый день вставать к плите, от чего я, надо сказать, уже порядком отвыкла. – Всего тебе хорошего и удачи в делах.

Не знаю, задался ли у него день (хотелось бы верить, что да, ведь не в последнюю очередь он решал и мои проблемы), но у меня рабочее время пролетело как на крыльях. Потому что я сама порхала и цвела. Все зануды и прочие дониматели были у меня в этот день солнышками и лапушками, и самая гадкая документация не наводила тоску, и даже солнце светило мне ярче обычного.

– Что с тобой происходит? Не влюбилась ли, часом? – об этом меня за день спросили не раз. Но я только загадочно улыбалась в ответ. Не рассказывать же всем и каждому, до чего я дошла: такая в прошлом правильная, вдруг резко сиганула со своего пьедестала вниз и докатилась до того, что завела себе любовника! Ведь я даже и сама еще толком не свыклась с этой мыслью.

Последующие четыре дня прошли для меня без событий. Николай пока лишь звонил мне, спрашивая, как у меня дела, и вкратце рассказывая о том, что установил личности нескольких женщин из «пивных записок», но пока беседа ни с одной из них не дала результата. Это не способно было меня расстроить, потому что лишь от того, что я слышала его голос, у меня возникало чувство, что я начинаю парить над полом, настолько мне становилось радостно и легко. Иринка пару раз заезжала за мной, и мы с ней вместе ездили в фитнес-клуб, после чего она подвозила меня до самого дома. А Дрейкусю по вечерам я теперь выводила всего на несколько минут, так сказать, лишь «на прописку». Бегали же и гуляли мы с ним по утрам. Я решила, что ради собственной безопасности могу подняться на часок пораньше, чтобы уйти с собакой в парк, где она могла полноценно подвигаться. Интуиция подсказывала мне, что бандиты, караулившие меня до этого в поздний час, не слишком любят ранние подъемы, поэтому в такое время меня вряд ли угораздит с ними встретиться. И пока именно так оно и было. Тройка бандитов в эти дни вообще никак о себе знать не давала. Может, они все-таки поверили мне, когда я им сказала, что они не там ищут? Но Николай сказал, чтобы я на это не надеялась. Тогда оставалось предположить, что они не появляются просто потому, что пребывают не в рабочем состоянии, а лечат свои проколотые гвоздями ноги и пострадавший затылок. Не знаю точно, в этом ли была причина, но их отсутствие меня вполне устраивало. И мы с Дрейком прекрасно проводили время.

Потом приехала Любанька, и мне пришлось отдать ей Дрейкусю. Попутно она рассказала, что да как с ее сынулей, но я слушала вполуха, давно успев понять, что если мальчик, вместо того чтобы превратиться в мужчину, превращается в шалопая, то это уже диагноз. Поэтому ничего нового Любанька сообщить мне попросту уже не могла. Обиделась на меня, не обнаружив моего бурного сочувствия проблемам ее сынульки. Но притворяться я не умею, а из искренних чувств у меня к ее отпрыску только большое желание отхлестать его по морде. Но это уже семейные функции, и я за них, естественно, не стала бы хвататься. Что же касается Дрейкуси, то я на прощание от души расцеловала этого грызуна и пригласила приходить в гости. И с грустью смотрела ему вслед через окно. Тогда я еще не знала, что в этот раз не останусь без собаки надолго и что скоро судьба сведет меня с еще одним дивным представителем песьего племени. Впрочем, об этом чуть позже. Потому что в ближайшем времени у меня состоялось свидание совершенно иного рода: в очередной раз позвонил Николай и вместо обычного разговора спросил:

– Ты ничего не имеешь против, если я приеду к тебе?

– А что? – сразу насторожилась я. – Есть какие-то новости?

– Да нет, новостями как раз похвастаться не могу. Просто очень хочется тебя увидеть.

– Ну так без проблем! Приезжай, конечно!

В радостном оживлении я стала готовиться к его приезду. Квартиру не стала вылизывать, как сделала бы это раньше в ожидании гостей. Так, повела по ней глазами и решила, что порядок вполне себе ничего. Зато собой уж занялась так занялась, вспомнив все Иринкины лекции. Ну а между делом еще борща сварила: и сама будто сто лет его не ела, и решила, что Николай на меня за это тоже не будет в обиде.

Борщ мой ему действительно понравился, только узнала я это далеко не сразу. Потому что от самого порога, бросив на пол пакеты и вручив мне букет, он принялся меня целовать. В итоге букет тоже отправился к пакетам, пристроившись на них сверху. А мы… Ну, в фильмах об этом очень даже красиво показывают, так что лишнего я уж не стану болтать, смотрите. Скажу только, что забыла об всем на свете, кроме того, что я счастлива! Так, что сама кровь, которая бежала по моим венам, была словно наэлектризована неведомой энергией, отчего появлялись и какие-то сверхсилы, и обостренное, более яркое восприятие окружающего, и особое желание жить. Может, настолько я не была избалована мужским вниманием всю свою жизнь? А может, прав был Фрейд, когда заявлял, что именно отношения между мужчиной и женщиной являются движущей силой вообще всего в этом мире? По крайней мере, именно так я его поняла, а теперь и прочувствовала. А потом Николай, лежа рядом со мной на диване и улыбнувшись мне глаза в глаза, вдруг сказал:

– У тебя сегодня так вкусно пахнет.

Вот тут-то мне и представился шанс блеснуть своими талантами. Впрочем, я и сама им должное отдала, потому что борщ люблю, и при этом он мне всегда удавался. Потом мы снова валялись на диване и болтали. Николай тактично не стал рассказывать мне о тех любовницах моего неблаговерного, которых ему довелось повидать. В ответ на заданный мною вопрос ответил лишь:

– Что имеем, не храним. Была бы ты ему чужая, он бы наверняка хвостом за тобой бегал. А так разменивался на что ни попадя, как последний дурак, лишь бы гульнуть. Все, Люд, не будем больше об этом. Главное не в этих женщинах, а в том, что ни одной из них, похоже, тоже ничего не известно. Никому он ничего не говорил и не оставлял на хранение. Уж я выяснял это, не жалея сил. Убеждал, уговаривал, загонял вопросами в тупик – все впустую.

– Да, – вздохнула я. – Ситуация как в сказке. В смысле, достань то, не знаю что.

– Ну, дело еще не закончено, и конца-края ему не видно.

– А что там у следователя Силантьева, как идут дела?

– Тоже топчется на месте. Знаешь, у меня все чаще возникает ощущение, что твоего бывшего, провернувшего всю аферу, почти сразу после этого тоже кто-то здорово нагрел, вот ему теперь и нечего сказать.

– А кто мог его нагреть? Только те, кто был в курсе его намерений, то есть с ним заодно. Может, та девица что-то знает? Ну, к которой он ушел?

– Могу тебя утешить: та девица была не более чем подсадной уткой. Ее специально подослали, подцепить твоего бывшего на крючок, чтобы он начал сотрудничать с теми, кто и придумал весь преступный план. Без него, имеющего доступ к необходимым документам, они ничего бы не смогли. Вот она и задурила ему голову, а потом стала вертеть им как ей вздумается. Точнее, как ее проинструктируют сверху.

– Ее тоже арестовали?

– Нет. А за что? За совращение дяденьки, который ей в папы годится? За это не арестовывают, а больше на ней ничего нет. По крайней мере, того, что доказуемо.

– Ясно, – я задумалась. Значит, девица – подсадная утка? Тогда, может, и не зря меня в чем-то подозревают ее дружки? А в том, что это именно они затеяли охоту на меня, я почти не сомневалась. Нет, у меня, конечно, нет ничего, но ведь если девица узнала, что за ней следят (в чем и призналась, устроив Ирине скандал на светофоре), то могла ведь подумать, что я это делаю вовсе не потому, что у меня навязчивая идея узнать, как она выглядит. Ведь откуда этой сикалявке знать, что чувствует брошенная женщина, прожившая с мужем большую половину жизни? Поэтому она, а может, и ее дружки могли решить, что это мой неблаговерный сам попросил меня не выпускать их из поля зрения, для перестраховки? И что он действительно чем-то поделился со мной перед тем, как его арестовали? Ведь они, судя по всему, остались с носом. В то же время кража совершена, иначе моего бывшего не арестовали бы. Так куда все девалось, спрашивается?

– Ты чего притихла? – спросил Николай.

– Пытаюсь придумать версии, – ответила я: не хотелось рассказывать ему, как я, словно последняя дура, бегала подглядывать за влюбленной парочкой. Впрочем, не такой уж и влюбленной, оказывается. А Николай, возможно, и сам знает о моих похождениях, ведь его коллеге Силантьеву я о них, помнится, рассказывала. Вот и не к чему это пережевывать лишний раз.

– И что? – поинтересовался он.

– Не придумываются.

– Ну, так давай тогда переключимся на что-нибудь более веселое, а главное, более благодарное.

Я полностью с ним согласилась. И в самом деле, все эти проблемы можно и по телефону решать, а с глазу на глаз мы вовсе не для того с ним встретились.

В итоге вечер мы провели просто замечательно. Пили чай, болтали, смотрели телевизор, но самое главное, все это время были рядом. Так что не только сам вечер, но и половина ночи упорхнула как птица.

Наутро у меня слегка кружилась голова, но причиной тому был не хмель – наверное, так же она кружится у альпиниста, взявшего свою высоту, и еще к этому примешивается ощущение как физического, так и душевного подъема. Как будто не было у меня за плечами прожитых лет и почти бессонной ночи тоже. Я снова ощущала себя девчонкой лет двадцати, способной с ходу горы свернуть. И, шагая от машины на проходную, думала я о том, что многие заболевания, пожалуй, можно было бы лечить совсем не таблетками, если эмоциональное состояние способно творить с человеком такие вот чудеса.

Однако, несмотря на подъем, в фитнес-клуб я вечером отправилась с неохотой. Николай снова уехал неизвестно насколько, и мне хотелось устроить себе небольшой праздник лентяя, без упражнений, с оставшимся борщом, ну и выспаться заодно. Но я себе скрутила мысленно шиш, после чего честно отзанималась свой час. И не без удовольствия, кстати – не зря же говорят, что аппетит приходит во время еды. После, чувствуя приятную усталость в теле, поехала на автобусе домой – Иришки сегодня не было, так что некому было меня подвезти. Вышла на остановке, зашла в магазин за хлебом. Наученная горьким опытом, в одиночку я больше старалась не передвигаться. Дожидалась какой-нибудь компании, движущейся в нужном мне направлении, и просто, так сказать, садилась им на хвост – хоть какая, а все же перестраховка: не всякий бандит отважится напасть на жертву при целой куче пусть даже и не защитников, но хотя бы свидетелей. Но в этот раз причиной моей задержки возле магазина стало не отсутствие случайных попутчиков, а нечто совсем другое: возле магазина, дожидаясь хозяина, сидел здоровенный красавец-ньюф. Для тех, кто не знает, как выглядит собака породы ньюфаундленд, кратко скажу: как медведь. Огромная, черная, лоснящаяся лохматина, и при этом с добрейшей мордой. Короче говоря, если мой Дрейкуся – лучший из собак, то ньюфы – это уже не собаки, а нечто гораздо выше. Благородные великаны, всегда готовые прийти на помощь тем, кто в этом нуждается, и никогда в жизни не способные обидеть того, кто слабее, даже в том случае, если эти последние сами откровенно напрашиваются. Вот такой вот и сидел возле магазина, величавый, как и положено истинному царю, и вместе с тем такой очаровательный, как огромная плюшевая игрушка. Ну, разве я могла пройти мимо? Нет, это было выше моих сил! Мои ноги как будто сами прилипли к тротуару.

– Здравствуйте! Ах, какое вы чудо! – сказала я с восхищением, даже мысли не допуская, что к этой собаке можно сразу обратиться на «ты».

Пес чуть закрыл пасть, убрав лилово-розовый язык, повел носом, бровями. Потом немного подумал и протянул одну из своих крепко сбитых лап мне. Я ответила на это приветствие, подставила под лапу свою ладонь. Лапа оказалась шелковистой на ощупь и весьма тяжелой.

– Эх, Тис, мне бы твое обаяние, – вздохнули у меня за спиной. Я оглянулась, выпустив лапу. Передо мной стоял мужчина лет пятидесяти, но подтянутый и моложавый, с равномерной и оттого не слишком бросающейся в глаза сединой, в деловом костюме. И с приятным, умным таким, выразительным лицом, немного напомнившим мне лицо актера Питера О’Тула.

– Здравствуйте, – обратился он уже ко мне.

– Здравствуйте, – ответила я. – Простите, что подошла к вашей собаке без разрешения.

– О, не стоит извиняться. Тис редко где остается незамеченным.

– Да, с собакой вам повезло, – тут я завистливо вздохнула.

Наверняка эти мои ахи-вздохи и помогли мужчине прнять решение обратиться ко мне:

– Простите, но раз уж вы сами остановились, то, может, вы могли бы нам помочь? Хотя бы советом.

– Советом? – удивилась я. – Это насчет чего?

– Видите ли, тут такая ситуация… – Хозяин ньюфа смущенно принялся объяснять: – Вы только не подумайте, что я какой-нибудь заезжий гастролер, я и документы могу показать. Но… В общем, я не местный, только сегодня приехал сюда в командировку. С Тисом, потому что оставить мне его не с кем, а меня заверили в том, что примут вместе с собакой. Только вот так получилось, что уже на подъезде к вашему городу утопили мы с Тисом наш телефон. Перед въездом в город вывел я его из машины погулять в небольшую рощицу, а он, как назло, за кустами прудик нашел, он же наркоман у меня насчет воды. Я долго его уговаривал вылезти, вот и уронил агрегат. А тот сразу ушел под ил, без надежды выловиться обратно. Это было бы невеликой проблемой, если бы в нем не нырнули в пруд и все мои контакты. И теперь мне не связаться с теми, к кому я ехал, до завтрашнего утра, потому что на предприятии никого уже нет, рабочий день закончен. А в гостиницу нас с Тисом не пустили. Я уж и уговаривал, и деньги предлагал – ни в какую. Не любит тамошняя администрация собак. Так вот, поскольку вы их, очевидно, любите, я хотел бы спросить: у вас, случайно, нет на примете кого-нибудь, кто пустил бы нас переночевать? Всего на одну ночь. Я, разумеется, заплачу. Очень не хочется коротать эту ночь в машине.

– Да уж, – я перевела взгляд с хозяина на Тиса и обратно. – Показывайте уже ваши документы. И если вас устроит, могу вас у себя приютить, есть у меня свободная комната.