Текст книги "Невиртуальная реальность (сборник)"

– Ладно. Готовые к вылету есть?

– Капитан Ширази через 20 минут вылетает. Наверное, его самолет уже готов. Миг–97. Получше вашего хваленого Фрустрэйтера, – не удержался он.

– Хорошо. Значит так. Идешь в ангар и пригоняешь самолет к взлетной полосе. Остановишься вот здесь. – Он показал на участок ВПП, метрах в двухстах от окна. – Запроси разрешение на взлет, по секретному приказу полковника Маджуба. Господин полковник, вы не возражаете?

Максим повернулся к голому. Тот отрицательно замотал головой.

– Вот видишь, не возражает. Потом выскочишь из кабины и приставишь к ней лестницу. Все понял? Лестницу я видел возле входа.

– Так точно! Я могу идти?

– Не торопись. Я тебе, конечно, доверяю, но перестраховаться не помешает. У вас в армии есть поговорка: «Лучше перебздеть, чем недобздеть»?

– Что-то в этом роде.

– Ну, значит, ты меня понял.

Макс зашел лейтенанту за спину, ножницами разрезал комбинезон, куском пластыря прилепил между лопаток прямоугольную, белую стирку. Отойдя на шаг, полюбовался плодами своей работы, затем вернулся и, проковыряв в резинке дырку, всунул туда стержень от авторучки.

– Антенну я правильно установил? – спросил Макс у негритянки, с изумлением наблюдавшей за его манипуляциями. Она кивнула. Максим стянул пластырем края разрезанного комбинезона и обнял пленного.

– Правила такие. У тебя на спине заряд взрывчатки. 20 грамм С-4. Убить не убьет, но позвоночник вырвет. Взрыватель установлен на 10 минут. – Он достал часы американца с многочисленными циферблатами и пискнул кнопкой секундомера. – Заряд взрывается при попытке его снять или при детонации. Будь осторожен, ты ведь не хочешь, чтобы твои позвонки ссыпались в трусы? – Максим ехидно улыбнулся. – Время пошло.

– Освободите! – взвыл лейтенант, и когда Жанна разрезала путы, офицер на полусогнутых побежал к выходу.

– Думаешь, пригонит самолет? – девушка ласково потрепала Макса по щеке.

– Думаю, да. Парень он хороший. Доверчивый. – Он потянулся. – Ну и приключения же у нас...

– Дай я тебя поцелую, фантазер. – Она поднялась на носки.

– Целуй, – разрешил Макс и наклонился.

* * *

Жанна смотрела в окно на пустынную черную полоску асфальта, на серые хвосты самолетов позади нее, на невысокие зеленые деревья вдалеке и мечтательно улыбалась, что-то тихонько напевая.

– Ну что же... – Максим подошел к девушке. Он был неожиданно серьезен. Улыбка сошла и с ее лица. Макс, наверно, впервые, со времени бегства из тюрьмы, увидел ее без привычной озорной ухмылки. – Время этого мира подходит к концу. Хорошо это или плохо, но эту жизнь мы прожили. Рад был познакомиться с вами, моя чернокожая миледи...

Она взяла его руку и, раскрыв ладонь, прижала к своей щеке.

– Максимка... А мы встретимся... Там?

– Не знаю. – Макс задумался. – Зависит от нас. Как мы построим ТОТ мир...

– Что значит КАК мы его построим? Он уже построен.

– Подумай хорошенько. Согласна ли ты, что мы создали этот мир?

– Ну... – Жанна засомневалась. – В некотором роде – да...

– Не в некотором роде. Он существует согласно нашим представлениям о реальности. Мы его построили и мы несем за него ответственность.

– Ну, Макс, ты загнул. Какую ответственность? Перед кем?

– Ну-у-у... Перед собой, наверно. Перед ними, – он кивнул на погруженного в самосозерцание полковника, безучастно слушавшего разговор сумасшедших. – Ведь мы их породили.

Он подкатил стул на колесиках, сел и притянул девушку. Она стояла, прижав голову Макса к своему животу, и задумчиво ее гладила.

– Хорошо. Допустим. Мы создали этот мир, мы перед кем-то за него отвечаем, но причем здесь настоящая жизнь! Мы же не формируем действительность в реальном мире!

– Еще как формируем!

– Да нет! Я имею в виду объективные обстоятельства. Как мы влияем на поступки других людей? Незнакомых с нами?

– А какое тебе дело до других людей?! – Максим повысил голос. – Я говорю о личном, своем мире!

– Но это же связанно!

– Не совсем. Постараюсь объяснить.

– Уж постарайся. – Жанне надоело стоять, и она села на пол, между ног Максима. Теперь он гладил ее жесткие кудряшки.

– Например. Случилось что-то плохое. Скажем: цунами в Индонезии. Погибло 10 000 человек. Это объективно? Любой нормальный человек расстроится.

– Да.

– А я нормальный и не расстроюсь.

– Как так?

– А я просто не узнаю. У меня нет радио, и это объективное, глобальное событие никак не отразится на моем мире. Игнорирование масс-медиа вообще великая вещь! Скажем, через год наступает конец света. Все сходят с ума, а ты не знаешь и радуешься жизни целый год. А конец все равно у всех один...

– Ну, это ладно. Допустим. Но если произойдет что-то с тобой? Игнорировать это ты не сможешь. – Девушка обняла его ногу.

– Не смогу. Но я смогу отнестись к этому так, как выгодно мне.

– Это как же? Допустим, ты сломал ногу. Тебе больно. Как ты порадуешься – этому?

– Может, и не порадуюсь, но и переживать особенно не буду.

– Это как?

– Например, решу, что это Бог мне послал испытание, чтобы проверить мою реакцию...

– Не ври. Не настолько ты примитивен.

– Не настолько. Слишком просто все валить на Бога. «Это случилось, потому что Бог так захотел»... А почему он захотел? Начнем с начала. Я сломал ногу, потому что упал. Упал, потому что плохо завязал шнурок, потому что думал о своей беременной чернокожей подруге с другого конца света...

– Ты пошути мне, пошути! Хотя... Может я и не против родить от тебя ребенка... – Задумчиво сказала она, пытаясь встать. Макс не пускал, сжав ее плечо ногами. – Пусти! Сяду тебе на колени. – Пообещала она, и когда мужчина отпустил, вскочила и, показывая ему язык, засмеялась – Обманули, обманули!

– Так-то лучше, – сказал он, улыбаясь. – Мне больше нравится, когда ты веселая.

Жанна села ему на колени, лицом к Максиму, и, положив руки на его плечи, сказала:

– Будет красивый, как я, и умный, как ты...

– Или наоборот. – Макс вспомнил Бернарда Шоу и, запустив руку под рубашку, гладил черную, костлявую спину. Девушка прижала его голову к своей груди.

– Ты тоже симпатичный. И я не глупа. А знаешь, какие полукровки красивые...

– Вот видишь! Мы ведь формируем внешний мир! Приезжай в Израиль, принимай иудаизм, и вперед...

– Не-е-ет. Лучше ты к нам. Плантатором заделаешься. Я тебе плетку подарю.

– У вас и покрасивее, небось, есть...

Жанна ударила его кулаком в живот.

– Красивей нет! А ты хоть и рисковый, но не самоубийца! Хочешь познать ярость черной женщины? Не советую.

Жужжа турбиной напротив окна остановился истребитель. Из кабины выскочил летчик и, прыгнув на асфальт, побежал к коттеджу и вскоре вернулся с алюминиевой лестницей. Он истерично махал в окно, стуча пальцем по левому запястью.

– Этого кончать будем? – Жанна кивнула на безразлично смотревшего на нее полковника.

– Зачем? – меланхолично спросил Максим. – Так или иначе игра скоро закончится и он исчезнет. Ну ладно. Побежали, пока Ахмед не уписался.

Пригнувшись, они добежали до самолета.

– Отключай! – на пороге возможности человеческого голоса вопил летчик.

Максим пискнул секундомером.

– Спасибо, братан! Если чем обидел – извини.

– А как же я? Меня ведь расстреляют!

– Это не больно. – Успокоил его Максим.– Или угоняй самолет и лети в Израиль. Будешь в Тель-Авиве – заходи.

– Как?! Вы сионисты? – офицер недоверчиво посмотрел на не обладающую семитскими чертами Жанну.

– Ну... Типа того...

– Быстрее, Максим, уходим! – она стояла возле лестницы, пританцовывая от нетерпения.

Лейтенант Ахмед Ред, постигнув коварство евреев, решил, что если уж все равно умирать, то как герой! Он достал из-за спины пистолет и, передернув, дважды выстрелил в поднимающую АК-47 негритянку. Во вратарском броске, Макс пытался прикрыть своим телом девушку. Ахмед промазал оба раза. Но не Жанна. Первые две пули войдя в спину Максима, прошли насквозь. Остальная очередь снесла череп арабского летчика.

Лежа Макс смотрел на поверженного врага. Тот упал на живот, комбинезон разошелся и на спине виднелась прикрепленная пластырем резинка, из которой торчал синий стержень от авторучки.

«То-то народ удивится, – думал он, прислушиваясь к своим ощущениям. – Стирка... » Он сплюнул кровь, наполнившую его рот. Подбежавшая девушка опустилась на колени и, приподняв его голову, поливала ее слезами.

– Прости, милый. Прости, родной... – Она, раскачиваясь, баюкала его, горестно воя.

– Ничего... Бывает... – прошептал он, выдувая кровавые пузыри.

«Не обыскали... – Максим сглотнул кровь. – Пробито легкое и печень. Не смертельно, если кровь не потеряю... Из печени сильно течет. К тому же отверстия сквозные...» Он тщетно пытался вспомнить армейские способы остановить кровотечение при подобных ранениях в полевых условиях.

– Давай, милая, уходим. Времени мало, помоги мне. – Максим приподнялся, и Жанна, подтянув его, поставила на ноги. Опираясь на нее, Макс доплелся до самолета и вцепился в лестницу.

– Вперед. В кабину, – скомандовал он, и негритянка вскарабкалась по недлинной лесенке.

– Ну, давай же, Максимка, поднимайся! Давай, милый! – Жанна перегнулась из кабины, протягивая вниз руку. Она говорила твердо, но Макс видел, что это дается ей непросто, и слезы бегут по ее щекам. Он зажал левой рукой рану, правой вцепившись в лестницу. Боли не было, но голова сильно кружилась. – Давай же! Я тебя не оставлю!

Он поднялся на несколько ступенек и схватился за черную руку с розовой ладонью. Девушка подтянула Максима, и тот влез в тесную кабину истребителя.

– В кресло! Я у тебя на коленях!

Негритянка захлопнула фонарь и до отказа передвинула рычаг мощности двигателя. Позади раздалась автоматная стрельба.

– Вот так! Теперь отпускай тормоза и можешь отключаться!

Максим убрал ноги с педалей и быстро разогнавшись, самолет взлетел.

– Что теперь? – Жанна пыталась говорить спокойно, но чувствовалось, что она близка к истерике. Если студент потеряет сознание – они пропали.

– Убери закрылки, шасси, триммер на минимум. Набирай высоту, и если подобьют, тяни к Израилю.

Максим закрыл глаза, но мир продолжал вращаться. Он чувствовал, что не смотря на его усилия зажать дырки, рубашка промокла и кровь покидает его. Скоро забытье и... все.

Он почувствовал пощечину. Сжав зубы, Максим открыл глаза.

– Макс, Макс! Еще немножко! Закрылки и шасси убрала, где же триммер?

– Не знаю. Поищи колесико. – Он тряхнул головой и увидел на радаре три приближающиеся точки. – Ну, вот и шакалы. Они помогут нам приземлиться. Вот что, Жанна, я уйду с кресла, а ты катапультируйся.

Девушка обернулась и обняла Максима.

– Нет! Я остаюсь с тобой. Хватит плена. Надоела эта игра. Будь что будет!

Из ее больших, черных глаз текли слезы. Он сильно прижал Жанну и увидел, как мимо них пронеслись два F-122.

– Мэй дэй! Мэй дэй![12]12
  Мэй дэй – СОС в голосовой радиосвязи.


[Закрыть] – закричала она в ухо Максима. Черные и зеленые точки на радаре смешались и через короткое время остался один «Фрустрэйтор».

– Ура! Мы спасены! – девушка ликовала.

– Я бы так не торопился, – прохрипел он. – Мы ведь на сирийском самолете...

Оставшийся израильский истребитель приблизился к их Мигу и открыл огонь из пушек. Самолет несколько раз толкнуло, на приборной панели зажглись красные огоньки, зазвенел сигнал тревоги.

– Прощай, любимый! – закричала Жанна, обняв студента.

Затем очередь снесла левое крыло беззащитного Мига и, кувыркаясь, самолет полетел вниз. Максим сильно ударился головой о стенку кабины, и наступила темнота.

20

В темноте было душно и сильно пахло затхлыми тряпками. Тренькал ситар. Максим поднял руку и скинул одеяло. На кровати дремал Вадим Фукс. Его носки благоухали отнюдь не розами. Очумевший от пережитого, Макс смахнул наушники и бросил в соседа тапочек. Фукс вскочил на ноги, быстро моргая.

– А? Что? Чего надо?

– Это так ты следишь за экспериментом? – Максим ощупал левый бок. Все было нормально. Происшедшее в мире «Ретала» казалось сном. «Вот он я, – думал Максим. – Никуда из комнаты не выходил. Может, в самом деле – сон?»

– Да, да! Эксперимент! – Вадим подошел к компьютеру, на экране которого большими красными буквами мигала надпись – M.I.A.

– Missed in action[13]13
  Missed in action (англ.) – Пропал без вести.


[Закрыть], – проговорил Фукс. – Тебя сбили, что ли?

– Сбили, – признался Яцкевич – И не раз...

– Что значит «не раз»? – недоверчиво спросил Вадим. – А где же ты был?

– С Жанной... – мечтательно протянул Максим.

– Какой еще Жанной?

– Негритянкой...

– Ты трезв? – Фукс подозрительно посмотрел на него.

– Абсолютно. Кстати, почему «M.I.A.», а не «killed in action»[14]14
  Кilled in action (англ.) – Погиб в бою.


[Закрыть]? Я ведь не выпрыгнул.

– Не важно. – Вадим возбужденно ходил по комнате. – Ну? Получилось? Ты был в самолете?

– Был. – Максим хотел добавить «И не только». Но вовремя остановился. Сначала нужно разобраться, что все-таки произошло. – Сколько прошло времени с начала эксперимента?

Фукс взглянул на круглые часы над кроватью Максима.

– Тридцать две минуты. – Фукс ликовал.– Так значит, есть виртуальная реальность?

– Еще как. – Макс прикрыл глаза. – Бери свой прибор, клади в самый надежный сейф и пиши заявку в нобелевский комитет.

Он слышал, как Вадим отключает штекеры и уходит с платой. Дверь хлопнула, затем снова открылась. На пороге стоял взъерошенный Фукс.

– Ты это... того... Ну, в общем спасибо тебе, летчик-испытатель.

Дверь снова закрылась. Максим достал свой тяжелый пистолет, снял с предохранителя и передернул затвор. Желтый цилиндр, описав дугу, покатился по полу. Затвор остался в заднем положении. Магазин был пуст.

«Ого! – Присвистнул студент.– Так все это было?! И где же здесь настоящий мир?»

Внезапно зазвонил телефон. Опустошенный, ничего не понимающий Макс подошел к столу и поднял трубку.

– Але?

– Максим? – слышимость была настолько хорошей, что казалось, будто звонят из соседней комнаты.

– Але? – с замирающим сердцем переспросил он.

– Максим Ятскевитш? – снова спросил женский голос с сильным английским акцентом.

– ЖАННА!!! – И его вопль обогнул земной шар…

ТЕЛО ЛЕНИНА

Разговор пьяных людей. Некоторые звуки неестественно удлиненны, порой внезапно обрываются. Максим – бородатый, в кипе. Он бос. Из одежды только розовые шорты с широкими подтяжками. Миша, несмотря на жару – в пиджаке и галстуке. Работает кондиционер. Открыты все окна и балконная дверь.

– Вот ты мне скажи, Максимка, гангрена – опасная болезнь?

– А? Гангрена? А зачем тебе гангрена?

– Да не мне. Вообще...

– Миша! Ты хорош! Гангрена – это не болезнь! Это на ноге.

– На ноге. Да. А потом по всему телу.

– Конечно! Если ногу не отрезать.

– Ну, вот видишь! Атлантида ведь вся вымерла от эпидемии гангрены.

– Ты все путаешь. Они все утонули.

– Дураки они по-твоему? Не-е-е... Китайцы до сих пор в намордниках ходят. Эпидемии боятся.

– Да не из-за гангрены они так ходят!

– А зачем, по-твоему?

– Не знаю. Мода у них такая.

– Ну, давай тогда за китайцев выпьем.

– Давай. Бедные китайцы (Всхлип). Рабы человечества.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Хорошо!

– Лимон! Куда лимон заныкал?!

– Да вот он, перед твоим носом!

Чавканье.

– Ты, Максимка, закусывай. У меня сыр есть. Из супера.

– Не-е. Посуда у тебя некошерная.

– Подожди, я тебе разовые тарелки принесу.

– Тащи.

– Вот. Держи. Ты мне скажи. Ты пишешь?

– Ну пишу.

– «Ретал» пишешь?

– Нет. «Ретал» я закончил. Все умерли.

– Да ты что? И Давидку убил?!

– Я его породил... Ух хорошо... Я его и убью...

– А что сейчас пишешь?

– Ну это... Как его... Название забыл.

– А про что, помнишь?

– Смутно. Да ладно тебе. Отдыхаем. Когда я к тебе, в Иерусалим, в следующий раз еще приеду...

– Нет, ты расскажи. Как ты пишешь? По дому ходишь и думаешь?

– Зачем. За компьютер сажусь и пишу...

– А вдохновение? Молишься, чтоб вдохновение пришло?

– Один раз, когда «Развод по-русски» написал, попросил у Бога, чтобы мне ночью следующий сюжет приснился.

– Ну?

– Ну и приснился.

– Ну?

– А знаешь, какое у Бога чувство юмора?

– Ну?

– Приснился мне сон. Такой смешной, что я во сне хохотал. Сюжет роскошный, но написать по нему – невозможно.

– Почему?

– Хочешь, расскажу?

– Хочу.

– Но сначала выпьем.

– Наливай.

– За вдохновение.

– За вдохновение.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Здорово.

– Ну так вот. Лежу я себе в больничке под капельницей, флешку слушаю. Ремарка. Интересная книжка...

– Зачем в больничке?

– Ну, как обычно. То ли ногу парализовало, то ли глаз ослеп...

– Веселый сон. А какой глаз, правый или левый?

– Не знаю. Наверное, один из этих. Ну так вот. Запустил я уже по венам пару литров стероидов, прозрел, последняя капельница и выписываться...

– Ну?

– И тут заходят три китайца...

– В коробке?

– В какой коробке? В дверь заходят...

– В намордниках?

– В намордниках. Я им говорю: «Здравствуйте, луноликие».

– Почему луноликие? Бабы, что ли?

– Не знаю. Безгрудые, в намордниках, одинаковые. Да какая разница? Среднего рода.

– Среднего пола.

– Ты слушать будешь?! Кто сон видел?

– Ну?

– А они говорят: «Вы великий писатель, Яцек-сан. Мы читали ваши книжки».

– Японцы, что ли?

– Китайцы. Точно китайцы.

– Это с каких-то пор ты стал великим писателем? И что за книжки они читали?

– Понятия не имею. Но если они меня так называют, что я, спорить с ними буду? К тому же мало ли, может, когда-нибудь буду. И книжек навыпускаю. Китайцы, они ведь мудрые, хоть и в намордниках ходят.

– Ну, ну, великий писатель. Выпьем?

– Не торопись. Говорят: «Вы ведь собираетесь на конференцию в Москву?» Я говорю: «Да». А они говорят: «У нас к вам большая просьба».

– Что значит, они говорят? Хором, что ли?

– Может, и хором. Не знаю. Сон ведь. Ты слушать будешь или к мелочам придираться?

– Молчу.

– То-то. «У нас, – говорят, – в Китае, прошла неделя Ленина. Нам его из Мавзолея привезли».

– Ну?

– «Вот мы его и возвращаем. А у нас, – говорят, – в Израиле дела были. Вот мы по дороге и заскочили».

– Ну?

– Хорош нукать! Слушай молча!

– Ну? То есть – и?

– Ну они и говорят: «Вы ведь завтра все равно в Москву летите, может, и Ленина отвезете. А нам, – говорят, – экономия. Времени и денег».

– И?

– Ну, отчего же не помочь хорошим людям. «Давайте, – говорю, – сюда вашего Ленина. Вместе полетим».

– Ну?

– А они как начали кланяться! И бочком, бочком. Свалили. А тут санитар пришел. И на тележке ящик с Лениным привез.

– Давай, Максимка, выпьем. За вечно живое тело Ленина.

– За дело Ленина.

– Нет. Дело его уже гикнулось. А тело – живет. В наших снах и тостах! Но если хочешь дело, давай выпьем за дело.

– Нет, Миша, не гони. Сейчас самое мое любимое состояние. Мне уже хорошо, но еще не плохо.

– Ну, ладно. Тогда я буду есть, а ты рассказывай.

– Ну вот. Короче. Приехал я домой. Но во сне я жил не у себя, а почему-то у родителей.

– Угу.

– У них четырехкомнатная квартира. И для меня комната есть. Затащил я его, короче, к себе, сел на ящик и курю. Ну думаю, завтра уезжать. Пусть полежит здесь. Я хоть и не Надежда Константиновна, но одну ночь вытерплю.

– Правильно.

– Тут я слышу – дверь открылась. Мамаша пришла. На кухне хлопочет. Я вышел, говорю: «Мама, а у нас гости». Она говорит:– «Ну так зови их сюда».

– А ты?

– А я говорю: «Они придти не могут. Они не совсем живые». Она не верит. Я пошел ей ящик с Лениным показал. Думал, она в обморок упадет. Но нет. Побледнела, села и как закричит: «Вон из моего дома эту нечисть!!!» Я говорю, что миллионы людей по всему миру этому трупу поклоняются. Сам понял, что это идолопоклонством попахивает. А она ведь религиозная побольше, чем я. В общем, вызвал я лифт, и поехали мы с Володей в подвал.

– У тебя еще глотка не пересохла?

– Пересохла. Да и протрезвел я что-то.

– Так наливай! За что пьем?

– А вот об этом надо подумать.

– Я думай? А ты что, пассажир?

– Я пассажир? А коньяк чей?

– Ну, ладно. Тоста нет. Пить не будем.

– Как не будем? Ты что, не русский?

– Нет.

– Ну ладно, я тоже. О! Выпьем за детей!

– За детей и родителей!

– За детей наших родителей.

– За родителей наших детей.

– Короче. За них за всех.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Бр-р-р.

– Согласен.

– А мне один друг рассказывал, что чем больше пьешь, тем трезвее становишься.

– В-в-в этом что-то есть... Ик.

– Согласен. Что-то есть. Но-о-о. Есть одна неясность.

– А что тут неясного? Чем больше пьешь, тем больше трезвеешь. Ик.

– Понятно. Но все-таки. Откуда берется первоначальное опьянение?

– М-да... Парадокс.

– Парадокс.

– Ну так что там с Лениным?

– С каким Леноном?

– Владимиром Ильичем. Вождем мирового пролетариата. Он еще картавил так премило.

– А, с этим. С Лениным хорошо-о-о.

– Так ты его того?

– Чего того?

– Ну ты же с ним в подвал спустился. И того?

– Вот идиот! Так ты про тот дурацкий сон!

– Ну да.

– Ну, короче, притащил я его в подвал.

– Ну?

– А там папаша что-то мастерит. «А, – говорит, – сынок! Заходи. Мне бутылку граппы принесли, самодельной. Мама дома. Давай попробуем». Я говорю: «Давай».

– А он?

– А он говорит: «А что ты за ящик такой принес? Тут и так места нет». Ну, сели мы на ящик, граппы выпили. Хороша! Градусов 60, и виноградом пахнет. Аж губы щиплет.

– Половые?

– Дебил!

– Хе. Ну, а папаша твой что?

– Он? Ничего. «Давай, – говорит, – посмотрим на твоего Ленина». Ну, открыли мы крышку. И в самом деле – Ленин. Лежит такой. Благостный. Улыбается. С гвоздичкой.

– О! Я придумал!

– Что?

– Давай выпьем, чтобы нам снились только хорошие сны!

– Эротические?

– И эти тоже.

– Ну наливай.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Хорошо!

– М-да. Неплохо. Так вот, батя и говорит: «Пиджак у него хороший. Давай снимем».

– А ты?

– А что я? Я говорю – «Не надо. Может он у него к телу приклеен. Расстегнешь – а оттуда ребра белые торчат».

– А он?

– Ну, папаша сразу стакан граппы хлопнул. «Ну его, – говорит, – к бесу. Пошли домой».

– Короче. Отвез ты его в Москву?

– Нет.

– Почему?

– Украли.

– Как украли?! Ленина украли?!

– Ну да. Утром пошел в подвал, а там пусто. И граппы нет.

– Блин. Вот это да!

– Ну, я расстроился. Перед китайцами неудобно.

– И что ты сделал?

– Объявление дал. В газете. Там-то и там-то пропал Владимир Ильич Ленин. Рост – 160. Возраст – 140. Особые приметы: вождь мирового пролетариата. Просьба вернуть за вознаграждение. Вознаграждение гарантирует КГБ СССР.

– Ну? Вернули?

– Пришли три араба из Восточного Иерусалима. Говорят: «Мы – за вознаграждением». Я говорю: «Ленин у вас?» Говорят: «У нас. Сначала вознаграждение».

– А ты?

– А я говорю: «Опишите его». А они: «Мужик такой. В кепке, бородатый, прищуренный. И лицо такое. Доброе-доброе».

– Точно он. Описание – фото.. фотографичское.

– Давай выпьем.

– Давай.

– За что пьем?

– За любовь.

Глык.

– Ах-х-х.

Глык.

– Ух-х-х.

– Ва-ва-ва. Еще немножко и будет хватит.

– Так немножко и осталось. Ну что там Ленин, принесли его?

– Нет. Они его закопали.

– Почему?

– Говорят, что пиджак сняли, а стали ботинок развязывать, он и отломался, вместе с ногой.

– Ужас!

– Вот и я так думаю. Так они это безобразие и зарыли. Но потом этих арабов убили.

– Кто?

– Думаю КГБ СССР. А что ты хочешь? Уроды, ногу вождю отломали...

– А закопали-то где?

– Говорят, в Иерусалиме. Возле мечети Эль-Акса.

– Этого нам только не хватало! Еще пионеры с горнами по старому городу ходить будут! Здесь и так, как в Вавилоне. Арабы с ослами, монахи в юбках, ортодоксы, на мушкетеров похожие.

– Чем же они на мушкетеров похожие?

– Так шляпы такие. Борода, усы, и еще такие накидки, как у мушкетеров.

– Талит, что ли?

– Ну да, белые такие. Только шпаги не хватает. А теперь еще эти придурки. В шортах и с барабаном.

Звук удара.

– У-у-у, Мишка, сволочь! Почему у тебя такой твердый стол!

– Подожди, Максимка, щас скатерку подстелю.

– Хр-р-р.

– Не хочешь что ли?

– Хр-р-р.

– Ну, как хочешь...