Текст книги "Невиртуальная реальность (сборник)"

3

Яцек сидел, обхватив колени руками. Из глаз текли слезы, но он этого не замечал. Сильно болело плечо. Но боль странная, какая-то далекая, как будто болело не у него, а у какого-то другого человека. Близкого, родного, но другого. Максим заметил, что он плачет. Плечи дрожали от рыданий. Он уткнулся лбом в колени.

«Все! Окончилось! Выиграл, проиграл – неважно. Все позади. Я сделал все, что мог. Я не мог сделать больше». Макс зарыдал во весь голос. Все нечеловеческое напряжение последних десяти минут уходило со слезами.

Его плечи обняла чья-то рука. «Ванька», – подумал он с теплотой и уткнулся в его шею. Ваня гладил его по затылку. – Братишка. Братишка. Максик. Все хорошо. Завтра едем в Минск.

– Кто... Кто... Победил?..

– Не знаю. Решают. Но это был великий бой. Я горжусь тобой.

Внезапно заскрипел громкоговоритель. Мгновенно наступила абсолютная тишина. Было слышно как где-то капает вода.

– Дорогие друзья! – В голосе диктора было столько эйфории, что, казалось он выиграл «Волгу» в лотерею. – Как драматично закончился открытый чемпионат Литвы по фехтованию на шпагах! – Диктор сделал паузу.

– Ну! Рожай живее! – не выдержал кто-то из спортсменов.

– Угм, – поперхнулся динамик. – Итак, решающий бой за третье место в командных состязаниях между Литвой и Белоруссией... – торопливо проговорил диктор, очевидно, физиологически не умеющий изъясняться коротко, – закончился дисквалификацией белорусского спортсмена Максима Яцкевича. В течение двух месяцев он не сможет принимать участие в любых соревнованиях...

– Ну-у-у-у!!!! – орал целый хор. – Победил кто?

– Однако, по решению судейской коллегии, – снова пауза, никто не шелохнулся, – дисквалификация вступила в силу по окончании поединка, таким образом...

ААААААААААА!!!!!! ОООООООО!!!!!! УУУУУ!!!!!!

Максим обнял Ваню и снова заплакал. На этот раз – слезы радости.

– Качать этого сукина сына!!!

Максим побежал. Его не очень-то хотели поймать, и он быстро вернулся.

Приходько протянул бутылку с водой, и Максим стал жадно пить.

В центр зала, на тележке, прикатили трехступенчатую коробку с цифрами.

Награждение.

– Яцек-младщий – вперед! Кубок – твой! – Григорий Васильевич улыбался. По его красивому, старому лицу побежали лучики морщинок. Он показался Максиму добрым-добрым.

«Прям дедушка Ленин,» – еще вздрагивая, ухмыльнулся он.

– Не-е... не-е-е... нет, не могу, – прозаикался Макс, он мотнул лохматой головой. – Во-о-он, Кочубей. Кочубей – капитан, пусть идет.

– Ну-у-у... я уже в туфлях, кто ж знал, что ты победишь, – Конюхов действительно был одет в щегольский спортивный костюм «Пума» и в туфли с большими медными пряжками. – А на награждение надо в форме...

– Я – пас, – Ламянцев замахал руками.

Вани нигде не видно.

– Но я... у меня, – Максим показал на красные глаза.

– Иди, – сказал Приходько, протягивая Максиму огромные солнцезащитные очки с надписью “Монтана”.

Через очки было плохо видно, и он медленно поплелся к пьедесталу, где уже стояли россиянин и украинец.

Дождавшись относительной тишины, громкоговоритель заверещал, искрясь неправдоподобной жизнерадостностью.

– Дорогие друзья!

«Бедная его жена»,– подумал Макс.

– За первое место... ля-ля-ля-тополя... команда Российской Федерации...

Улыбающаяся блондинка в национальном платье повесила на склоненную голову спортсмена желтую медаль. Затем, взяв со стола, протянула ему ушастый кубок, размером и цветом похожий на медный самовар.

Русский фехтовальщик с улыбкой Гагарина поднял его на вытянутых руках. В центре ведерного кубка почему-то были скрещены теннисные ракетки.

В голове шумело, Макс не слушал диктора и поэтому вздрогнул, когда блондинка подошла к нему. Он не наклонился, а сам повесил себе на шею бронзовую медаль. Взял кубок и с силой прижал к животу. Алюминиевый сосуд скрипнул и согнулся.

«Ну вот, – огорчился Максим. – Уважающая себя лошадь из такого пить не станет»...

Девушка с ласковой улыбкой, что-то негромко говорила ему по литовски.

«...бибис таве...» – разобрал он.

«И эта на хер посылает...»

Он, наконец, услышал шум зала.

– Подними, подними! – Ламянич подпрыгивая, тянул руки вверх.

Макс поднял перекошенный овальный кубок.

Зал взорвался. Крик, свист, улюлюканье. Снова потекли слезы. Зал покачнулся и он, выронив кубок, вцепился в килоты стоящего на средней ступеньке россиянина. Тот схватил Макса за шиворот.

– Что, братан, захорошело? – снисходительно забасил он. – Хороший бой, никак не ожидал...

– Помоги. До раздевалки...

Максим снял очки и, держась за чемпиона, слез с пьедестала.

Ваня и Ламянич подхватили и повели его. У стены на скамейке лежал обнаженный по пояс Леонавичус. Глаза его были красны, доктор посыпал белым порошком перепоясанный косой багровой полосой живот.

«Хорошо – руки не успел подставить, – подумал Макс. – Переломал бы...»

– Извини, – дрожащим голосом сказал он, – извини...

Литовец разжал тонкие белые губы и плюнул под ноги троицы.

Затем отвернулся. «Бибис, бибис, бибис…» – забубнил он.

– Ну да ладно, извинились, – резюмировал Ламянцев, и они двинулись дальше...

4

Раздевалка встретила их запахом миллионов раздевалок Советского Союза, а может, и всего мира. Запах конюшни. Они разошлись по скамейкам. Максим сел. Шевелиться не было никакой возможности. Так они и сидели молча, кто – сняв кроссовки, кто – одну штанину. Макс просто повалился на скамью. Каждый сантиметр тела болел. Он закрыл глаза. Влетел Кочубей и заорал с порога:

– Ну, Яцек-младший, ты герой! Ну, ты даешь! Одолел-таки!

Максим пробурчал что-то неразборчивое.

– Слышь, Максимка, а ты уже Оксану отдефлорировал? – Не понимая точного значения модного слова спросил Конюхов.

Ванька поднялся, одна нога голая, другая в килоте и тапочке.

– Ты, Кочубей, фильтруй базар-то. Щас башку тебе продефлорирую, – угрожающе процедил он.

– Че? Че? Че ты гонишь! Скажи спасибо, брат твой герой! А то...

Конюхов вышел хлопнув дверью. Ваня сел возле Макса, положил его голову себе на колени и, гладя липкие волосы, сказал:

– Все, Максимка, все. Сейчас в душ, потом в гостиницу и – домой, в Минск...

– Ой, Ванюш, сил моих больше нет на фехтование! Не хочу ни в Казань, никуда! Может, завязать мне с этим?

– Эх, Макс. Думай сам, но знаешь... По большому счету, будущего у тебя здесь нет. Ну, выиграешь ты чемпионат Белоруссии, станешь мастером спорта, а дальше? Олимпийского чемпиона из тебя не выйдет. Если продолжишь, пойдешь в институт физкультуры, будешь учителем спорта в школе. Какой из тебя физрук? Еврейский мальчик, интеллигент. Зря ты кларнет бросил. Маму расстроил. Знаешь что? Уходи сейчас! Этот бой запомнят надолго.

– А ты?

– А что я? Я в мединститут собираюсь...

В раздевалку шумно вошли тренеры.

– Ну что, герой, как вкус победы? – Григорий Васильевич был необычно оживлен. Максим посмотрел на него и улыбнулся.

– А как насчет поцеловать в морду?

– Сходи сначала в душ, а потом целуйся с Оксаной! И не делай удивленный вид, все об этом знают. Давай, отдохни недельку и – на тренировку, я тебя погоняю... Два месяца быстро пройдут, подумаем о твоем будущем.

– Вы знаете, Григорий Васильевич, я, наверно, не вернусь через недельку...

– Как так? Тебе до первого разряда рукой подать...

– Нет, не мое это. Я лучше буду на музыке играть или физикой займусь. Понимаете... – Максим задумался. – Вот я испытал самое большое, что мог получить от фехтования... И... Оно, конечно, здорово, но... Ухожу я. – Максим принял окончательное решение, сел и до конца снял килоты.

– Ну это ты зря! Ладно, поговорим в поезде. Но, в любом случае... Молодец! – Гриша обнял потного Максима и быстро вышел из раздевалки. Теперь подошел Приходько и взял его ладонь двумя руками.

– Ты это... того... В общем... Мужик! – Он смотрел на Макса большими коричневыми глазами. – Будет жаль, если уйдешь... Но все равно, это решение мужчины. – Он вышел и тихонько закрыл дверь. Максим растянулся на скамейке. Тело болело. Кровь молоточками билась в висках. За окном зачирикали воробьи...

Дверь душа открылась, выпуская клубы пара и голого Ламянича.

– Подъем, «Динамо» Минск! В гостиницу! Пиво за мной и Кочубеем! Да здравствует новый чемпион!!!

ЗВЕЗДА

Виктории, которая хотела стать музой, но не прошла профессиональный курс, с треском завалив практические занятия. (Не освоила противозенитный маневр.)

Во дворе супермаркета было необычно много машин.

Максим в третий раз объехал стоянку, пожалев, что у него не джип, а новая «Хонда Сивик». Наконец место нашлось и, едва не вывихнув шею, он припарковался.

«Что за ерунда? – подумал Макс. – Откуда здесь столько людей?» Но, включив сигнализацию, он вдруг услышал тысячеголосый вздох разочарования. Казалось, у мифического чудища, прятавшегося невдалеке, из-под носа ушла добыча. «Ах, вот оно что!» Загадка переполненной стоянки разъяснилась. Он находился в трехстах метрах от стадиона Кирьят-Элиэзер.

Максим вышел на площадь перед супермаркетом. До появления девушки по имени Нина, с которой он познакомился по Интернету, оставалось не меньше пяти минут, и он закурил.

Несмотря на то, что стоял конец апреля, было прохладно, и Макс порадовался, что надел теплую рубашку.

Он позвонил, и Нина сказала, что вышла, но его она не видит, и нет ни одной машины возле супера Бат-Галим. Внезапно на стадионе раздался грохот, будто взлетели сразу десять «Боингов-747». Оглушительный рев сопровождался свистом и взрывами петард. По площади мимо Макса побежали люди. Засунув в карман включенный мобильник, заинтригованный Максим ринулся вместе со всеми.

Оказалось, что владельцы и посетители ближайших ларьков и магазинов бежали в направлении кафе, на стене которого висел плоский экран. На нем, снова и снова, между расставленных рук застывшего в прыжке вратаря, мяч медленно вплывал в сетку ворот.

– Какой счет? – спросил у кого-то далекий от футбола Максим. – И кто играет?

Ответа он не получил, но все понял, взглянув на рыдавшего мужчину в красной майке «Апоэль Тель-Авив».

– Оле-е, оле, оле, оле-е. Ярок оле, Ярок оле!!! (Зеленые побеждают! – песня болельщиков «Маккаби» Хайфа.) – Пузатый владелец бара танцевал. Его обширное тело обтягивала зеленая клубная майка. Толстяк прыгал, вскинув вверх руки и тряся жиром вывалившегося из-под майки живота. – Всем пива! За счет заведения!! Оле-е! – Хозяин опустил левую руку, поднял правую, перекосился, и с победным гулом стал кружить вокруг стойки.

Максиму сунули в ладонь холодную бутылку «Голдстар», и он вышел из бара, удивляясь людям, которым в жизни не хватает острых моментов. «Все-таки не в Швеции живем... – думал он, попивая свалившееся на него бесплатное пиво. – Не хочешь воевать – борись за мир. Приключения здесь на каждом шагу». В кармане пискнул разрядившийся телефон, и Макс с огорчением взглянул на потухший экран.

«Это же надо? Район перепутал. Ладно, до Бат-Галим не далеко, – думал он, заводя машину. – Не туда поехал. Будем надеяться, что она не пользовалась «Фотошопом» и я узнаю ее по фотографии».

Через несколько минут он был возле супермаркета. Ни людей, ни машин. Магазин закрыт. Максим вздохнул, собираясь вернуться домой к опостылевшему компьютеру, когда заметил под деревом женскую фигурку. Макс присмотрелся. Девушке было не больше 20 лет. Как и интернетовская Нина, она была очень худа и низкоросла. Чтобы это скрыть, она носила туфли на высоких каблуках и куталась в большую для нее кофту. Светлые волосы и черты лица напоминали фотографию, полученную им по мэйлу, но ей никак не могло быть 37 лет.

Максим нерешительно посигналил.

Девушка, выжидающе смотревшая на машину, быстро подошла. Макс опустил окно и увидел, что вблизи она подходила под описание. Стали видны ее морщины, было заметно, что она искусно пользуется косметикой.

Нина была очень привлекательна. Одновременно она казалась девочкой и зрелой женщиной, сильной и беззащитной. Которую нужно было и оберегать, и опасаться.

– Максим? – Она вопросительно улыбнулась.

– Привет, Нина, заходи. Дверь открыта. – Когда женщина села, Макс обернулся к ней и, вдохнув запах духов, сказал: – Должен сделать тебе комплимент. Я долго вглядывался в тебя и никак не мог поверить, что тебе столько лет, как написано в анкете.

– Спасибо. Иногда мне даже дают 16. Могу ездить по школьному билету.

– Я их понимаю. Никогда бы не поверил, что твоему сыну 15.

– 17. – Поправила она. – Маленькая собачка до старости щенок.

– Гав. – Ответил мужчина и улыбнулся. – Куда едем?

– На море. Здесь недалеко.

– Я знаю. – Максим включил сигнал левого поворота.

* * *

На набережной никого не было. Окна многочисленных кафе отражали пустынную набережную темными стеклами. Максим вышел из машины и покачнулся под порывом ветра.

– Нина! – Крикнул он в салон. – Может, ну его? Поехали в город, здесь все закрыто!

Женщина вышла и стояла, опершись на правую дверь машины. Она куталась в плед, который нашла на заднем сиденье. Нина прищурено смотрела на неспокойное, свинцовое море и улыбалась.

– Нет. Кафе исключается. Уж извини, но я их терпеть не могу. Пойдем пройдемся? – Она виновато улыбнулась. Максим понял, что бессмысленной прогулки вдоль берега не избежать и смирился с этим. – Кстати, – сказала она. – Лучше называй меня Ника. Все меня так зовут, мне привычнее.

Женщина хлопнула дверью, и Макс нажал на сигнализацию. Сигналы поворотов трижды мигнули.

Он с первого взгляда понял, что мало интересен Нине, несмотря на новую машину и, как ему казалось, другие внешние и внутренние достоинства, но решил, что прогулка с живым человеком, пусть и не обещающая продолжения, куда лучше вечера перед компьютером.

Слишком много было этих одиноких вечеров.

– Пойдем? – Она повернулась к мужчине, и ветер теперь дул ей в спину.

– Побежим! – Максим рванул к морю и вскочил на валун, о который бились волны. Он оглянулся. Ника шла по дорожке в направлении закрытого ресторана «Ютвата».

Макс стал скакать по камням, но через сто метров утомился и остановился, глядя вниз на прибывающую, а затем уходящую воду. Стоило ему подумать о том, что сильная волна может залить его сандалии и ему придется гулять с девушкой, хрюкая при каждом шаге мокрой обувью, как увидел приближающийся бурун. Высокий белый барашек несся к берегу.

Еще можно было убежать, соскочить с камня и отступить на несколько метров, но Максим не ушел. Ему вдруг стало на все наплевать. Хотелось прыгнуть в воду, и быстро-быстро плыть в Грецию. Яцкевич глубоко вдохнул морской воздух и зарычал на море, которое хотело согнать его с валуна.

Выставив, для устойчивости левую ногу вперед, он раскинул руки, и приготовился встретить грудью удар холодной, соленой волны.

– Только смелый буревестник! – Заорал он. – Гордо реет в подпространстве! – Удар воды, а затем шипение отступающего моря прервали декламатора. Волна залила его брюки до колен, оросив лицо мелкими обильными брызгами. По очкам стекали капли соленой воды, и Максим снял их. Близоруко прищуриваясь, он спрыгнул с камня и, повернувшись к неясному силуэту смеющейся Ники захохотал.

– Да! – кричал он. – Снова живой! Живой и мокрый! – Пояснил он. – Конечно, можно быть мертвым и мокрым, но живым – намного приятнее!

Ника подошла и взяла его очки.

– Конец прогулке? – Спросила женщина, протерев их салфеткой и водрузив на его голову.

– Ни в коем случае! – Макс поправил мутные от морской воды очки. – Я приехал с тобой познакомиться или ноги намочить?

– Ладно. Пойдем, посидим тогда. Сними сандалии, закатай штанины и вытри ноги пледом. Может, не заболеешь. – Она говорила командирским голосом, не допускавшим возражений или оправданий. Макса это развеселило. Приказы он выполнял только в Советской армии, да и то медленно и неохотно.

– Ника! Оставь рацио. Если бы я боялся заболеть, вернулся бы в машину и включил бы печку. Сегодня другой вечер! Сегодня никакие законы, в том числе и физические, не действуют! Да, я заплачу за это завтра. Но завтра – будет завтра. А сегодня мы делаем то, что нам хочется. Вот что, например, хочется тебе? Говори! Любое твое желание я исполню. Если это будет в моих силах. Деньги, чур, не требовать, не романтично.

Они подошли к скамейке, над которой нависал полукруглый бетонный свод.

– Я знаю. – Ника протянула плед Максиму. – Ты надеешься на то, что я скажу, что я хочу тебя поцеловать...

– А что? – Максим вытирал мокрые ноги. – Было бы неплохо...

– Нет. – Она мечтательно глядела вдаль. – Я просто хочу сидеть и смотреть на море. Слушать, как завывает ветер, который несет зеленую бумажку по набережной, и глядеть, как бьются волны...

Макс посмотрел на кувыркающийся рекламный проспект. Ветер поднял его и закинул в море.

– Ну, ладно, – разочарованно прогудел он. – Я с уважением отношусь к твоим желаниям. Нет – так нет. Почему-то девушки абсолютно не стремятся меня целовать. Совершенно их не понимаю...

Они замолчали. К Максиму подошла черно-белая кошка и с мяуканьем стала тереться о его покрытую пледом ногу. Мужчина нагнулся и погладил ее, но кошка, не учуяв ничего съестного, ушла по своим делам. Он поднял глаза, деликатно разглядывая морщинки на шее Ники.

«Ей так же хочется возвращаться домой, как и мне. Хотя нет. У нее сын есть. Но ведь он уже большой, у него своя жизнь. Так что – ничья».

Ветер усилился, и Макс задрожал от холода.

– Ника... – робко начал он, потирая левое предплечье правой рукой. Она, не улыбаясь, смотрела на мужчину зелеными стеклянными глазами. «Да уж, – Максим обнял себя обеими руками и согнулся. – Морской ветер греет сильнее твоего взгляда».

– Да-да-вай я прижмусь к тебе спиной. Не сочти это за сексуальную аг-г-грессию. П-правда холодно.

Ника стала тереть его спину кулачком, и он немного согрелся. Макс ткнулся холодным носом в ее шею и закрыл глаза.

– Уй-й, Ничка. В-в-в, спасибо. А можно попросить обнять меня? Не как мужчину, желающего тебя, а просто из гуманитарных соображений.

– Ну-ну, – усмехнулась она. – Мужчину желающего меня? Что же ты сразу все карты на стол выкладываешь? Ладно. Разве что как жест доброй воли. – Ника обняла мгновенно прижавшегося к ней дрожащего Максима. – Эй! Сейчас зябнуть пойдешь! Карбышев... – Прикрикнула она на обхватившего тонкую талию и вцепившегося зубами в ее воротник Максима.

– Ну и пусть! В-в-в... Фашисты... – Он согревался. – А что карты на стол... – Максим поднял голову и дрожал уже скорее по инерции, чем от холода. – Ладно, расскажу тебе все без утайки. – Он взглянул на переставшую смотреть на море женщину. Она подняла левую бровь и повернула лицо к Максу. – Видишь ли... Я ценю искренность. Даже если она исходит от меня. – Ника улыбнулась. – Правда – правда. Знаешь, как хорошо ничего не бояться?

– Нет. Со мной такого не было.

– А со мной такое происходит в данный момент. Я сразу понял, что я тебя не привлекаю, и поэтому мы просто гуляем. Скоро я отвезу тебя домой, мы больше не увидимся и очень скоро забудем друг о друге.

Ника перестала обнимать Максима.

– Тогда зачем я, по-твоему, здесь сижу?

– Затем же, что и я. Идти некуда. Альтернатива этой прогулке – телевизор, компьютер или уборка. Альтернатива невеселая. И кстати, обними меня снова, пожалуйста. Тебя это ни к чему не обязывает, а мне приятно.

Женщина положила руку на плечи Максима.

– Ты вымогатель ласк!

– Да, – согласился он. – Как та кошка, что терлась о мою ногу. – Максим погладил обнявшую его руку. – Но что поделаешь, если по-другому ничего не добьешься... Терпеть не могу этого...

– Я считаю, что мужчина должен быть сильным.

– А я и есть сильный. Я очень сильный. – Макс вспомнил, о том, что произошло с ним за последние годы, свою реакцию, и решил, что у него есть полное право считать себя сильным человеком. – Знаешь что?! – Он резко обернулся, и ладонь Ники оказалась у него на шее. – Я придумал! – Женщина с удивлением посмотрела на него. – Отлично! Если уж сегодня такой сумасшедший вечер, когда все можно, давай я расскажу тебе об искусстве соблазнять дев!

– Попробуй.

– Но сначала пообещай, что эти знания будут использованы исключительно в мирных целях!

Женщина широко улыбнулась.

– Обещаю.

– Кроме того, я должен быть уверен, что ты являешься моим другом. Хотя за последний час мы вполне скорефанились.

– Мы что?

– Сдружились. Итак, друзья?

– Друзья. – Неуверенно протянула она. – Наверно...

Макс затряс ее левую руку. Правая лежала на его плечах.

– Отлично. Ну, в общем-то, о первой стадии ты уже знаешь.

– Нет! Какой первой стадии?

– Ну вот. – Максим ухмыльнулся. – Мы уже прошли первую, вторую и сейчас находимся на середине третьей.

– Что?!

Он засмеялся.

– Объясняю популярно для невежд. На первой стадии важно выйти из рутины. Сделать что-то необычное. Иногда на этом процесс и заканчивается, но это неважно, на любом этапе отсеиваются неподходящие.

– Ну, это понятно. Я ведь и сама ненавижу рутину. Если бы ты пригласил меня в кафе – отказалась бы. Другое дело – в театр, на художественную выставку...

– А что тебя в кафе не устраивает?

– Кафе? Не-ет, только не это. Классическая схема – знакомство в интернете, кафе, постель. Все крайне функционально. Какие-то животные дела.

– Вот видишь, я тоже, чрезвычайно духовная натура, к тому же, ста шекелей на кафе жалко.

Она улыбнулась.

– Не ври, не такой уж ты бедный.

– Не бедный, согласен. Но бессмысленно выкидывать деньги не хочу. Или не бессмысленно? – Макс, улыбаясь, покосился на Нику, довольный провокацией.

– Смотря, что ты понимаешь под смыслом. Соблазнить меня тебе не удастся. Если на то пошло...

– Вот видишь. Кстати, почему ты перестала меня обнимать? Так не честно. Воспользовалась тем, что я занят?

– А что, я обязана тебя обнимать?

– Не обязана, но я думаю, из чувства сопереживания. Типо, по-дружески...

– Ладно, нытик, придвинься. – Макс пододвинулся к женщине, и та обняла его. – Хорошо, из рутины вышли. Дальше что?

– Дальше очень важный и сложный этап.

Женщину развлекал этот странный человек. Что-что, но с ним точно не было скучно. Она сморщила носик и дунула ему в ухо.

– А-а! – Максим дернулся. – Ты чего?!

– А просто так. Чтобы не слишком балдел в моих объятиях. Видишь ли, план у него... Меня соблазнить...

– Планом такое не предусматривается!

– Ну и что! А вот такая я неожиданная, в планы не вхожу.

– Бр-р. Это говорит о твоих скрытых садистских наклонностях! Но в плане есть пункт, который говорит, что в случае экстраординарных реакций объекта, точнее субъекта соблазнения, нужно действовать согласно внутренней интуиции или максимально быстро ретироваться.

– До свидания. – Ника подняла обнимавшую руку, испытующе смотря в лицо Макса.

– До свидания. – Максим положил голову на ее плечо. – Руку-то верни, – попросил он, не двигаясь. – Не боишься, что уйду?

– Нет. Я тебя поняла. Тебе важнее рассказать. И не так уж ты обиделся, – Ника вновь обняла его.

– Так не честно! Это я должен быть загадочным! Кто кого соблазняет?!

Женщина рассмеялась и погладила короткие волосы Максима.

– Ты такой детский! Такой беззащитный!

– О! На это и рассчитано! Это и есть третий этап. На самом деле я беззащитен, как взведенный автомат Калашникова.

– Давай об этапах, какой же второй?

Он задумался. Сочинять сходу было не просто.

– Второй? Подумай сама. Что нужно сделать после попадания в нестандартную ситуацию для того, чтобы у женщины возникла уверенность в том, что мужчина беззащитен, и, следовательно, не представляет для нее угрозы?

– Что?

– Мужчине нужно угодить в затруднительное положение, так, чтобы девушка могла его спасти. Точно! – Обрадовался Макс. – Как сегодня. Думаешь, у меня в машине нет теплой одежды?

– Ах ты гад!

– Ну не гад... – Обиделся он переигрывая. – Одежды, на самом деле нет, но даже если бы была, не взял бы. Дело в том, что во-первых, женский инстинкт толкает ее заботиться. Во-вторых, по определению мужчина сильнее, и то, что он нуждается в ее помощи – подсознательно девушку радует, но с другой стороны – обязывает. «Мы в ответе за тех, кого приручили», помнишь? Кошку со сломанной лапой ты накормишь скорее, чем здоровую. Верно?

Ника задумчиво гладила Яцкевича.

– Это как-то подло. Так ты специально намочил ноги?

– Нет. Просто хотелось полетать. Но в любом случае, у меня это происходит на уровне подсознания. Ты мне очень понравилась, это верно, но никакой «теории соблазнения» не существует. Я просто все придумываю на ходу. Мне хотелось заинтересовать тебя. Получилось?

– Да.

– Здорово! – Максим встал. За то время, что они разговаривали, сандалии подсохли и больше не издавали неприличных звуков. Появилась другая проблема. Дармовое пиво, проделав по организму извилистый путь, просилось наружу. Макс взял не нужный более плед и покрыл плечи женщины.

– Ой спасибо, – она зябко закуталась. – Не жарко сегодня. Но-о-о, как же я? В твоем длинном монологе мне отводится исключительно пассивная роль. И вообще, сядь, твоя очередь меня согревать.

Максим пританцовывал.

– Э-э-э, я бы с удовольствием, но э-э... Как бы это сказать...

Ника ухмыльнулась.

– Да что там говорить. Судя по твоим судорожным телодвижениям, тебе нужно в туалет. Причем срочно.

– О, мудрая женщина! – Макс слепил возле груди ладони и поклонился арабским поклоном. – Но где же?

– Мужчины – счастливые люди. И под каждым им кустом... Да вот же туалет! – Она кивнула на домик, на дверях которого были нарисованы треугольники с кружками сверху. Мужской – треугольник вершиной вниз, женский, соответственно, – вершиной вверх.

– Но он же заперт!

– За туалет, бегом! – Скомандовала Ника.

Через минуту довольный Макс возвращался.

– Экие двусмысленные здесь треугольнички. Фрейду показать, он бы повеселился.

Она завернулась в плед и вопросительно смотрела на Максима.

– А что в них? Во всем мире на туалетах такие знаки.

– То-то и оно. Посмотри сама. У мужчины голова там, где заканчивается у женщины юбка.

Ника расхохоталась.

– Это тебе к психоаналитику пора. Диагноз – острая гормональная интоксикация.

– Ну, не такая уж и острая. Но чего ты ожидала? Какие еще мужики встречаются на сайтах знакомств? Не озабоченным – что там искать?

– Ты и про меня так думаешь? – Она нахмурила брови.

– Про женщин ничего сказать не могу. Их мысли для меня – темный лес, но про мужчин знаю на собственной горящей шкуре. Ладно, Ничка, я замерз, пустишь меня под плед? Обещаю, никаких двусмысленных действий в одностороннем порядке не предпринимать.

– А кому ты такой нужен?

– Тогда обещаю предпринимать!

– Садись на соседнюю скамейку.

– Ника! Будь человеком! Одеяло-то мое!

Она смеялась над дрожавшим Максимом. Наконец-то и он был в затруднении.

– Ладно. Иди сюда.

Он юркнул под плед, обхватил женщину и, нагнувшись, прижался щекой к ее животу.

– Уф. Холодно.

Ника терла ладонью его спину.

– Это какой этап соблазнения?

Максим распрямился и, не переставая ее обнимать, высунул из-под пледа голову.

– Дались тебе эти этапы! Мы просто так сидим. Море слушаем, луной любуемся, загораем. Кстати, который час? Тебе завтра на работу?

– Нет. Безработная я. Художник. А художники – во все времена – голодные. – Ника прижала ладонями его холодные уши. – А времени уже – пол-двенадцатого. Может, тебе пора?

– Мне пора – когда я этого захочу. Или ты. Но теперь твоя очередь мне что-нибудь рассказывать.

– Что?

– Расскажи о Бердслее.

– Интересуешься графикой?

– Не очень. Я люблю Шагала и Модильяни, но Бердслей не столь известен, и мне хочется повыпендриваться широтой своей эрудиции, не опасаясь того, что ты спросишь: «А кто это такой?»

Ника отстранилась от него, качая головой.

– Все-таки ты очень беззащитный. Открытый, и от этого беззащитный.

– Скажи – милый.

– Возможно.

– Тоже неплохо. Ну ладно, о живописи говорить будем?

– Не охота. У нас, вообще-то знакомство. Расскажи о себе.

– Неинтересно. К тому же печально. Ты будешь скучать и плакать.

– Начинай!

– Минутку.

Максим ткнулся лицом в ее щеку. Затем прикоснулся губами к ее брови. Женщина не реагировала, окаменев в его объятиях. Протеста не последовало, и Максим мысленно поздравил себя. Он отодвинул голову, посмотрев на серьезный, длинноносый профиль.

– Ой, извините. Рефлекторное движение. Исправлюсь! – Пообещал он, надеясь на то, что Ника не желает его исправления.

Она сделала вид, что ничего не произошло, и вернулась к разговору.

– Ну, рассказывай. Ты был женат, верно?

– Был. Дважды. Да ладно, дело прошлое. Но трое детей. Их жалко.

– Так зачем ушел? Оба раза так невыносимо?

– Да не уходил я! Одна выгнала, другая сама ушла. После родов пошла к родителям и не вернулась. – Макс отпустил Нику и поднялся. – Нет. Не совсем. Один раз приходила, вещи забрать. И свои, и мои. Правда, это не помешало их стоимость вытребовать с меня через суд. А-а-а... Ладно. Не хочу. Давай лучше про Шагала.

– Про Бердслея, – поправила она.

– Да хоть про Сальвадора Дали. – Максим закусил губу и нервно зашагал вперед-назад. Он сунул руки в карманы брюк и ссутулился. Ника не ожидала такой реакции на свои расспросы.

– Ты их еще любишь? Кого? Первую или вторую?

Яцкевич остановился, достал из карманов кулаки и жестяным голосом, четко произнося каждое слово, сказал:

– Я никого не люблю. Ни первую, ни вторую. А если не перестанешь, и тебя любить не буду. – Ника пожала плечами и отвернулась. – Ты пойми! Это было очень больно. Так больно мне никогда не было. Я не хочу к этому возвращаться. Даже мысленно. Теперь я один. Свободный, бедный и счастливый...

– Ты бедный? – Она кивнула на одинокую «Хонду».

– Представь себе – да. Это не моя машина. Зато я действительно счастлив. У меня ничего нет, значит, терять мне нечего, и поэтому – я абсолютно свободен. Единственное, чего мне не хватает, – это возможности давать тепло. Человеческое тепло любимого мужчины. С этим действительно проблема. Не с сексом. Это найти не трудно. Знаешь, как корова страдает, когда ее не доят?

– Да. Знакомо. – Ника вдруг хмыкнула пришедшей ей на ум шутке. Шутка была чересчур рискованна и она не решалась сказать ее вслух, но вспомнив, что в этот вечер все можно, смущенно ухмыляясь сказала: – Мужчину, как и корову, нужно периодически сдаивать.

Макс засмеялся и хлопнул женщину по ноге.

– Молодец.

Она придвинулась и попросила:

– Расскажи теперь о своих женах. Я бы посочувствовала. Мне важно это знать, если ты хочешь быть со мной.

«Ничего себе поворот», – Максим поднял брови. И медленно сказал:

– Разве я успел сделать тебе предложение?

– Ты сказал, что я тебе нравлюсь. Кроме того, ты постоянно заигрываешь со мной. Не скрою, мне приятно и лестно. Кстати, твои заигрывания – очень оригинальны. Я такого еще не видела. – Она снова широко улыбнулась. – Это же надо! Чтобы соблазнить девушку, ты рассказываешь ей, как это нужно делать!

Макс сел на корточки, пристально глядя в зеленые глаза.

– По-моему, ты уже не так уверена, что мне это не удастся.