Текст книги "Inside out: моя неидеальная история"

Часть II
Процветание

Глава 8

Пока мой брак близился к разводу, в моей жизни произошел ряд изменений, что в дальнейшем отразилось на перспективах карьеры. И первым таким событием была встреча с Джоном Касабланкасом – легендарным основателем сети модельных агентств Elite. Он взял меня вместе с другими девушками в Нью-Йорк. Поездка была безумно волнительной. Меня привезли в этот город, помогли обустроиться, заплатили за новые портретные фото, специально сделанные для модной индустрии в Нью-Йорке. После чего оправили на кастинги и встречи с потенциальными клиентами. Сам город был огромный и устрашающий. А как в нем воняло! До сих пор помню момент, когда впервые в районе Манхэттена увидела пар, поднимающийся из канализации. Я представила, будто там настоящий подземный мир, где днем и ночью пылает огонь.

Фредди поехал со мной, и у меня по этому поводу были смешанные чувства. Было страшно ехать в Манхэттен совершенно одной. Но с другой стороны – я волновалась, что у ребят из группы Фредди The Kats во время его отсутствия дела пойдут не очень хорошо. Конечно же, он сообщил остальным о своей поездке в Нью-Йорк, и они договорились о других концертах. Я переживала за Фредди, так как он поставил все на мою карту. Тем временем я была вне себя от радости, черт возьми! Появилась возможность покинуть неприятный мир – мир моего прошлого – и шагнуть в яркий мир успеха, где, как мне казалось, все живут счастливой, нормальной жизнью. (Ага!) Мы с Фредди развивались в разных направлениях, и вскоре начали отдаляться друг от друга.

В Нью-Йорке я провела несколько месяцев. За это время мне удалось получить роль в рекламе, после чего мы переехали в маленькую квартиру в районе Верхний Вест-Сайд. В последний день съемок я почувствовала знакомое мне стеснение в теле, что указывало на развитие почечной недостаточности. Но я старалась внушить себе, что все дело в слишком ярком свете софитов.

По нашему графику мы должны были вернуться в Лос-Анджелес на следующий день. Во время приземления самолета мое тело стало отекать, мне казалось, что я надуваюсь, как воздушный шар. Фредди не знал, что делать, но, к счастью, из аэропорта я смогла дозвониться до моей тети. Вместе с ней мы направились в отделение скорой помощи при Калифорнийском университете. В моем теле скопилось так много жидкости, что от отеков у меня остались растяжки на ногах.

Этот приступ был другим. В тот момент об этой болезни знали уже достаточно, чтобы не держать меня в больнице несколько месяцев. Как только мне стало лучше, меня отправили домой, дав при этом большую дозу преднизона[33]33
  Специальный препарат против отеков.


[Закрыть]. Было и еще одно отличие: раньше приступы являлись следствием измен моего отца, а на этот раз изменила я. Мой организм не смог скрыть это, как бы я ни старалась.

В ночь перед нашей свадьбой, вместо того чтобы репетировать клятву, я болтала по телефону с парнем, с которым познакомилась на съемочной площадке. И сбежала со своего девичника, отправившись к нему домой.

Почему я так поступила? Почему просто не пошла к человеку, с которым собиралась провести остаток жизни, и не поделилась своими сомнениями? Потому что не могла смириться с мыслью, что выхожу замуж только затем, чтобы не думать о смерти моего отца. И понимала, что пути назад нет. Я не могла отказаться от замужества, но сорвать его могла.

Вот только это не срыв, если о нем никто не знает. В конечном итоге получилось так, что я сделала хуже только самой себе.

Через несколько месяцев в моей жизни случилось еще одно большое событие – проба для телесериала «Главный госпиталь»[34]34
  Длительная американская мыльная опера, которая начала выходить с 1963 г.


[Закрыть]. Я никогда не смотрела мыльные оперы, но понимала, насколько важна эта проба. Начну с того, что этот сериал был лучшим на дневном телевидении. Кроме того, о «Главном госпитале» много писали в прессе, поскольку актриса Джини Френсис, сыгравшая знаменитую Лауру Спенсер, собиралась покинуть телесериал. А знаменитая актриса Элизабет Тейлор собиралась сняться в эпизодической роли. Я очень волновалась, когда стала читать про эту мыльную оперу. На тот момент ее уже в течение двадцати лет показывали по телевизору. Я представила себя у бассейна на Кингз-роуд читающей сценарий моей соседке по дому Настасье Кински. Это помогло мне перестать бояться. Мне нравилась моя роль: Джеки Темплтон – резкая, серьезная и отважная девушка, работающая репортером. Им хотелось видеть кого-то наподобие Марго Киддер, которая играла Лоис Лейн в фильме «Супермен»[35]35
  Художественный фильм 1978 года, экранизация комикса о супергерое DC Comics.


[Закрыть]. Этот фильм был очень популярен несколько лет назад. У меня были темные волосы, зеленые глаза и кое-что еще, а именно – хрипловатый голос, в котором было что-то убедительное. Наверное, эта легкая сиплость одновременно подчеркивает твердость и слабость характера.

И я получила роль, испытывая при этом радостную эйфорию и страх. Джеки Темплтон должна была стать для меня действительно важной ролью. Вообще, играть в мыльной опере – большой труд, который отличается от работы в других телевизионных программах и фильмах. Только в мыльных операх актер должен заучить тридцать страниц текста, чтобы отснять все это в один день. Возможно, нам могли бы давать сценарий примерно за два дня, но существовал организационный предел того, сколько диалогов можно реально подготовить за день вперед. На выходные могли дать несколько сценариев сразу, чтобы понять, как развивается сюжет. А обычно было так: вот ваши сцены – разберитесь с ними.

Оно того стоило. Впервые за всю свою жизнь я знала, что конкретно могу себе позволить купить из еды или одежды, хватит ли мне денег, чтобы оплатить коммунальные услуги и аренду квартиры. Когда я начала сниматься в телесериале, мне было стыдно приезжать на студию на своем стареньком «Фольксвагене». Поэтому я парковалась на ближайшей улице, а потом шла пешком вдоль ворот. Помню, как мне стало неловко, когда один из охранников спросил:

– Вы знаете, что парковаться можно на нашей парковке, да?

И я поняла, что он видел меня в машине. Первой покупкой, когда я накопила достаточно денег, стала новая серебристая «Хонда Аккорд». И меня переполняла гордость, когда я проезжала мимо охранника, чтобы припарковать автомобиль.

«Главный госпиталь» стал для меня школой жизни, в которой для начала нужно было разобраться. И риска здесь было намного больше. Я понимала, что мыльная опера могла изменить мою жизнь к лучшему. Не хотелось, чтобы люди видели во мне слабость. Со стороны казалось, что я добивалась всего, чего хотела, но в это время мой внутренний компас искал направление, чтобы преодолеть неуверенность в себе. И я начала пить.

В течение дня у нас всегда было свободное время, пока записывали кадры с другими героями. Но этого времени было недостаточно, чтобы выйти из здания и куда-нибудь сходить. Поэтому я проводила время с Энтони Гири – он играл Люка Спенсера. Когда нам не нужно было на съемочную площадку, мы сидели у него в гримерке. Энтони всегда ходил с каким-нибудь ликером, который он смешивал с кока-колой, чтобы никто не заметил. Я никогда не отказывалась выпить с ним – как-никак он был звездой этого сериала. И получается, если звезды себе такое позволяют – значит, это нормально.

Дома у нас с Фредди не было ничего из спиртного, кроме обычного пива. Проблема была в том, что, как только я начинала пить, остановиться было сложно. Не было у меня внутреннего голоса, который говорил бы: «Достаточно, Деми». Не было ограничений. Однажды мы с Фредди отправились на концерт новой музыкальной группы New Wave. Я выпила один коктейль, затем взяла еще и еще. Когда концерт закончился, мы прошли за кулисы, где у меня завязался разговор с кем-то из группы. А потом я потеряла сознание. Помню, что после этого Фредди кричал на меня. Понятия не имею, что я ему ответила, должно быть, что-то неприятное.

– Убирайся отсюда! – закричал он. – Убирайся к чертовой матери!

Это быстро отрезвило меня. Все повернулись в нашу сторону, когда Фредди потащил меня к двери. Подобное унижение, связанное с выпивкой, было первым.

Одно дело – когда ты вечером выпиваешь в клубе, а другое – когда занимаешься этим на работе.

Меня вместе с другими звездами «Главного госпиталя» пригласили на пресс-конференцию для преданной аудитории телесериала. Все началось в самолете, когда я начала заказывать напитки у стюардессы, потом добралась до отеля и осушила весь мини-бар. Я была так пьяна, когда началась пресс-конференция, что не могла стоять на ногах.

На следующий день я чувствовала себя ужасно. Зависимость от алкоголя вызывала в памяти моих родителей и делала нас похожими, напоминая о месте, откуда я пришла, а я не хотела возвращаться назад, – только вперед, в будущее, которое себе представляла. И я резко бросила пить.

Приступ номер три случился сразу после того, как мне исполнилось двадцать, в 1982-м, тогда я как раз проходила прослушивание на роль в моем первом фильме и в конечном итоге ее получила. Я всегда мечтала сниматься в большом кино, поэтому было очень волнительно осознавать, что я буду играть в картине «Во всем виноват Рио». У меня впервые в жизни появился паспорт, поскольку съемки проходили в другой стране. Это была огромная студия под руководством знаменитого режиссера Стэнли Донена, который создал такие культовые кинофильмы, как «Поющие под дождем», «Чертовы янки», «Шарада». Знаменитая Валери Харпер должна была сыграть мою мать, а я буквально росла на телесериалах с ее участием, таких как «Шоу Мэри Тайлер Мур» и «Рода». Моего отца играл Майкл Кейн, но я тогда еще не понимала, что мне выпала возможность работать с одним из величайших актеров всех времен, я просто была очень взволнована. Я договорилась о трехмесячном перерыве для себя в съемках «Главного госпиталя», чтобы сняться в фильме.

Я отправилась в Бразилию с чувством, которое испытывала уже не раз, – жизнь с чистого листа. Со мной происходило что-то совершенно новое. Мне понравился принцип работы: если что-то не получалось отснять с первого раза, мы шли дальше по сценарию – нам не давали сразу исправить сцену. А если все получалось? Ну что ж, в этом случае просто наслаждаешься моментом, потому что все закончится раньше, чем успеешь оглянуться.

Мы остановились в большом отеле на пляже Ипанема и в первый же вечер встретились за ужином. Там были Майкл Кейн, его жена Шакира, элегантная, экзотичная и утонченная – действительно что-то особенное для восприятия обычного ребенка из Нью-Мексико. Джозеф Болонья, другой исполнитель главной мужской роли, был настоящим джентльменом и относился ко мне с особым вниманием. Хотя, по правде говоря, все старались сделать так, чтобы я чувствовала себя комфортно. Меня переполняло волнение, но я держала все внутри, пытаясь выглядеть спокойной и соответствовать их ожиданиям. Я сказала себе: «Не облажайся. Сиди спокойно, смотри и учись».

Что же касается фильма, то это было воплощение самых грязных фантазий развратного старика, его бы ни за что не стали снимать сегодня, а тогда это считалось нормальным. Я играла семнадцатилетнюю девушку, которая с лучшей подругой проводила каникулы в Рио. Во время этих каникул подруга соблазняла моего отца. Джозеф Болонья играл друга моего отца, а я была актрисой второго плана. Главной героиней была Мишель Джонсон – молодая модель, которую вытащили из никому не известного города Финикса в штате Аризона. Мне кажется, что главным козырем на кастинге была ее грудь, но в то время это было само собой разумеющимся. Она показалась мне совершенно невинной. И несмотря на то, что я была лишь немного старше, я чувствовала себя старухой по сравнению с ней.

Во время съемок я познакомилась с классной местной девушкой по имени Зезе, она просто так участвовала в массовых сценах. Зезе была из богатой семьи, хорошо образована и прекрасно говорила по-английски. Мы стали друзьями и весело проводили свободное время – она показывала мне окрестности Рио, водила в рестораны и знакомила со своими друзьями. Вместе с ними я начала ходить на вечеринки, и это было просто потрясающе.

Без Фредди я была собой – никто не знал о моем прошлом, так что я могла без какого-либо давления пробовать понять себя и то, кем я хочу стать. Это было пробуждение во многих отношениях, которое, к моему сожалению, сопровождалось большим количеством кокаина. Пока я была в Бразилии, я чуть не сожгла свои ноздри этой штукой.

Меня поселили в очень хорошем отеле и давали суточные, так что жить было легко, а стало еще легче, когда Зезе сказала, что я могу снять меблированную квартиру. Она помогла мне найти отличный вариант с видом на пляж. Мы подружились с Питером – молодым парнем, который работал во второй съемочной группе фильма, и он стал моим соседом по квартире. Мы с Питером поделили арендную плату пополам, и я откладывала некоторое количество карманных денег на кокаин. Его покупали мои бразильские друзья – они знали, где искать хорошие наркотики. Казалось, что все в Рио нюхали кокаин и пили – по иронии судьбы, за исключением меня. Я не пила, потому что знала, что не смогу себя контролировать, что это небезопасно для меня. Но при этом я даже не задумывалась о последствиях употребления кокаина. В моем ошибочном понимании, это помогало мне чувствовать себя бодрой, полной сил и творчества – в чем же проблема? Тем более что у меня было достаточно денег, чтобы обеспечить себя всем необходимым, а в фильме у меня была относительно небольшая роль, следовательно, оставалось больше свободного времени, чтобы отдыхать.

Эта сказка длилась несколько месяцев. Зезе стала моим другом на всю жизнь, мы до сих пор поддерживаем связь. А в те дни мы все время тусовалась вместе с Питером, Зезе и ее другом Паоло, красивым бразильским мальчиком. Мы веселились в нашей квартире, ходили на пляж и гуляли по городу. Я как-то даже забыла, что была замужем, вплоть до того момента, пока однажды ночью не оказалась в постели с Питером. (Мы оба сразу поняли, что это ошибка, да и случилось это всего лишь один раз.) У меня были настоящие приключения, я набирала популярность, делая карьеру, и никогда не чувствовала себя настолько свободной.

Свобода, которую я ощутила благодаря наркотикам, вместе с моей молодостью, дерзостью и беспечностью подтолкнула меня выйти за рамки привычного. Предполагалось, что в фильме будет сцена, где моя героиня летит на дельтаплане, но из-за страховки продюсеры настаивали на дублере. Питер был вторым режиссером, и я предложила ему: «Давай я это сделаю сама, без каскадера». Моя идея могла стоить ему работы, могла поставить фильм под угрозу. Но она сработала, несмотря на то что появилась благодаря безрассудству, подпитанному наркотиками. Я натянула ремни, побежала прямо к краю скалы – и вот передо мной уже невероятный вид Атлантического океана.

Глава 9

Несмотря на все мои похождения в Бразилии, у меня все же было какое-то представление о честности. Человек, которым я хотела стать, не должен был врать. Вернувшись со съемок, я была полна решимости рассказать Фредди всю правду и взять на себя ответственность за все, что сделала. Я призналась в том, что произошло с Питером, и сказала, что наши отношения зашли в тупик.

Фредди был в ярости из-за того, что я подвела его в нашем браке. Мне хотелось поступить правильно при разводе, поэтому я согласилась платить ему алименты в течение года. Впрочем, он недолго оставался один. Еще в самом начале наших отношений он давал уроки игры на гитаре, чтобы подзаработать, и одной из его учениц была четырнадцатилетняя сестра его друга. Я сразу заметила, что между Фредди и Рене что-то есть, несмотря на то что он вдвое старше.

– Держу пари, если мы с Фредди расстанемся, вы будете вместе, – сказала я однажды в шутку.

Рене смутило это высказывание, а Фредди очень сильно разозлился, что я расстроила ее, но, как только мы с Фредди развелись, они стали парой и по сей день ею являются.

Развод был моей идеей, однако после него я чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Один друг одолжил мне свою квартиру в Марина-дель-Рей, и я ночевала там, пока не нашла себе жилье. Именно в этом месте мне исполнился двадцать один год.

Я не была по-настоящему близка ни с кем из «Главного госпиталя» и вернулась только для того, чтобы отработать оставшуюся часть контракта после возвращения из Бразилии. Потом я взяла второй отпуск, чтобы сняться еще в одном фильме, но с ним ничего не вышло. К этому моменту меня вычеркнули из предстоящей сюжетной линии «Главного госпиталя». И у меня не осталось ничего, чтобы отвлечься от своих мыслей.

Я снова начала пить, и за этим последовали сложные времена. Однако перед миром я представала такой же, как всегда, – бодрой, уверенной, смелой. Кстати, купила мотоцикл «Кавасаки» и носилась на нем по всему Лос-Анджелесу без шлема и прав.

Мое легкое влечение к кокаину переросло в зависимость. Я никогда бы не подумала, что назову себя наркоманкой. Я получала порции кокаина от дантиста – хорошие порции, если учесть, что его тогда днем с огнем было не сыскать. Позже я стала получать кокаин через моего бизнес-менеджера. Мне кажется невероятным, что человек, консультировавший меня по финансовым вопросам, ни разу не обратил мое внимание на то, сколько я трачу на наркотики, однако он и сам любил ими побаловаться. В конце концов я расторгла наше соглашение с ним, но не раньше, чем потратила большую часть своих денег.

К счастью, я получила главную роль в фильме «Только большое чувство» – это была молодежная романтическая комедия студии Columbia Pictures. Я играла молодую певицу из ночного клуба, а Джон Крайер – девятнадцатилетнего фотографа, который влюбляется в нее. Это была его первая роль в кино. В реальной жизни Джон тоже влюбился в меня, и во время съемок он благодаря мне потерял свою невинность. Неприятно думать о том, как бессердечно я относилась к его чувствам, ведь я украла у него то, что могло бы быть таким важным и прекрасным. Тогда я была не в том состоянии, чтобы заботиться о чьих-то чувствах, мне хватало своих проблем. У меня был период, когда моя жизнь наполнялась бессмысленностью, я не помнила, как просыпалась, не знала, где нахожусь, долго вспоминала, должна ли идти на съемки через час или нет. Потом, конечно, приходилось кому-то звонить и просить, чтобы меня забрали. В общем, все было как в тумане.

Крэйг Баумгартен, руководитель студии Columbia Pictures, взял меня под свое крыло, когда у нас завязался серьезный роман. Он на некоторое время уезжал и предложил мне остаться в его доме, и я очень насторожилась, когда он пригласил меня осмотреть его. Тот факт, что я не спала с ним, а он не подталкивал меня к этому, много значил. Кажется, он искренне любил меня, но с его стороны все же было безумием позволить мне остаться в его огромном доме на Беверли-Хиллз. И еще большим безумием был момент, когда он дал мне ключи от «Ягуара» его жены. Тогда он сказал, чтобы я взяла машину и просто покаталась, так я и сделала, радуясь возможности с шиком проехать через весь Лос-Анджелес. Слава богу, я не разбила эту машину.

Чуть позже я отправилась искать новый дом. Постоянные переезды казались мне сущим кошмаром, мне хотелось иметь свое гнездышко. И я нашла идеальную крошечную двухкомнатную квартиру с черно-белым линолеумом на полу в кухне. Фасад дома был полностью скрыт забором, увитым вьющимися виноградными лозами, располагался дом очень уединенно и внутри был безупречно чистым. Мне там очень понравилось. У меня никогда не было дивана в гостиной, и во второй спальне лежал только матрас на полу, но дом стал тем местом, куда я могла вложить свою энергию и где испытывала чувство независимости. Это было первое место, которое стало только моим.

Как и следовало ожидать, через несколько недель после переезда на моем пороге появилась мать со своим новым молодым парнем и Морганом. Она сказала, что им нужно где-нибудь пожить, пока она ищет квартиру. Джинни оказалась еще хуже, чем раньше. Они остались в моем крошечном домике на несколько недель, но я знала, что если позволю им задержаться еще немного, то никогда не вытащу их оттуда. Я бы не возражала, если бы это был только Морган. Думаю, что мои подруги тоже, ведь ему было уже шестнадцать, и из хрупкого маленького мальчика, которого я знала, он превратился в настоящего красавца. Теперь он учился в военной школе Розуэлла. И хотел, чтобы в его жизни присутствовали систематичность и здравомыслие, что я отлично понимала.

И я сказала Джинни, что пришло время собирать чемоданы и покинуть мой дом.

Мне позвонила мой агент Хильди Готлиб и сообщила, что компания Sony хочет, чтобы я прошла прослушивание для нового фильма Джона Хьюза – этот человек сделал себе громкое имя благодаря нескольким фильмам о подростках: «16 свечей», «Клуб “Завтрак”», «Ох уж эта наука!». Утром в день прослушивания я села на мотоцикл и поехала на студию, где Хьюз проводил общий кастинг. Я отлично справилась, но, как мне показалось, Хьюза это не впечатлило, поэтому на роль я могла не рассчитывать.

Удаляясь, я услышала сзади торопливые шаги.

– Мисс, мисс, – раздался чей-то голос.

Но я не остановилась, полагая, что этот парень зовет какую-то другую мисс. Я спускалась вниз по лестнице, когда он догнал меня, тяжело дыша.

– Вы – актриса?

– А кто спрашивает?

– Джоэл Шумахер, мой босс.

Джоэл будет еще много лет снова и снова рассказывать эту историю, после того как журнал Vanity Fair процитировал его в статье 1991 года, где он упомянул девушку-вспышку, бегущую вниз по лестнице. У девушки были длинные черные волосы до талии, и она обладала невероятной красотой, как молодая скаковая лошадь. Поэтому он послал за ней своего помощника и попросил почитать роль Джулс в его новом фильме от Columbia Picture под названием «Огни святого Эльма».

Джулс, как и следовало ожидать, была тусовщицей с кокаиновой зависимостью. Она (выпускница Джорджтаунского университета) и семеро ее друзей пытались найти свое призвание во взрослом мире. Они регулярно встречались в баре «Огни святого Эльма». В фильме была особая атмосфера, он должен был стать действительно чем-то особенным. Казалось, что вслед за фильмами Джона Хьюза, которые были так популярны, на экране появилось целое новое поколение. В «Огнях святого Эльма» снимались Роб Лоу, Эмилио Эстевес, Элли Шиди, Джадд Нельсон, Мэр Уиннингэм, Эндрю Маккарти и я.

Память, особенно одурманенная кокаином, – странная штука. По словам Роба, у нас был страстный роман, а я смутно помню только одну опрометчивую ночь, проведенную вместе. Несмотря на это, все равно приятно, что он комплиментарно описывал нашу молодость. По правде говоря, я поладила со всеми актерами этого фильма, а с некоторыми мы продолжаем общаться до сих пор, но лишь одного человека я могла тогда выделить – это был Эмилио.

Мы познакомились в день проб, и у нас сразу завязался разговор. Он обладал спокойной уверенностью, что меня очень в нем привлекало, был сдержанным, но в то же время с отличным чувством юмора. И мне очень нравилась его внешность: золотистые волосы, проницательные голубые глаза, прекрасные черты лица и широкая грудь. Когда начались репетиции, мы стали встречаться.

Эмилио был дисциплинированным человеком, пил только по случаю, не курил и не принимал наркотики, поэтому я старалась скрыть мою темную сторону. В то время в Лос-Анджелес переехала Зезе, и мы стали жить вместе, а следовательно, еще больше употреблять наркотиков, но, если честно, больше стала употреблять именно я – примерно восьмую часть унции[36]36
  3,5 грамма.


[Закрыть] каждые два дня.

Наверное, обо мне поползли слухи, поскольку однажды я пришла на примерку, и внезапно в гардеробе появился Джоэл Шумахер со словами:

– Если я хоть раз увижу, что ты нетрезва, уволю!

Это прозвучало очень громко и в присутствии моих коллег. Затем он развернулся и вышел из комнаты. Мне будто дали пощечину – то, как Джоэл отчитал меня на глазах у всех, было унизительно, и мне стало настолько стыдно, что я почувствовала физическую боль.

Вскоре после этого случая позвонил Крейг Баумгартен, который «одолжил» мне свой дом и до сих пор вроде как присматривал за мной. По крайней мере, отчасти потому, что у него был профессиональный интерес к съемкам фильма «Огни святого Эльма». Однажды он подошел и твердо, но с какой-то таинственной ноткой сказал:

– Смотри, план таков. В Редондо-Бич есть одно местечко, тебе необходимо завтра быть там. Приезжай, если не будешь умирать к тому моменту. Тебя будут ждать.

Я не знала этого места, но он дал мне адрес. Говорил он серьезно – я это поняла, когда его ассистентка сообщила, что встреча назначена на следующее утро и она сама отвезет меня туда.

В этот день я уже планировала поужинать с Тимом Ван Паттеном и его другом в суши-ресторане на Мелроуз. Мы познакомились с Тимом на съемках пилотной серии сериала, который так никогда и не вышел. Сначала я старалась не пить алкоголь – это было моим правилом, но, наблюдая, как Тимми и его друг выпивают, подумала: «Какого черта?»

Одна рюмка за другой, и вот я уже в соседнем баре и рассказываю Тимми разные шутки, например, о влиянии алкоголя на кокаин, а потом вскользь произношу:

– Я – наркоманка.

Наверное, мне показалось, что это хорошая шутка, но шуткой здесь и не пахло. Я никогда раньше не признавалась в этом себе, и я заплакала, резко перестав смеяться, ведь это была чистая правда.

Должно быть, он отвез меня домой, потому что последнее, что я помню, – как лежу на полу в ванной, а Зезе пищит как сумасшедшая от такой находки.

– Во мне сидит демон, и я должна его вытащить! – бормотала я ей.

Зезе удалось уговорить меня лечь в постель – должно быть, она была ужасно напугана.

Проснувшись на следующее утро, я вспомнила о назначенной встрече. Однако, не раздумывая, пошла на поиски остатков кокаина. Это было то, что я съела на завтрак. Помощница Баумгартена подобрала меня и отвезла по адресу в Редондо-Бич. Это оказалась больница. Я отчетливо помню, как поднималась на лифте и шла по длинному коридору к вывеске с надписью: «Реабилитационный центр для алкоголиков».

Моя внутренняя реакция была: «Нет, с алкоголем проблемы у моей мамы, а я – наркоманка». Но мне было приказано явиться в реабилитационный центр, пока я не умерла, и, возможно, я понимала, что это нужно сделать, но еще больше я хотела защитить свою карьеру.

В 1984 году курсы реабилитации были не сильно развиты. Клиника Бетти Форд[37]37
  Организация по борьбе с алкоголизмом и наркотической зависимостью.


[Закрыть], которая для многих является лучшей в этой сфере, открылась только два года назад. В моей клинике Редондо-Бич многие пациенты пили всю свою жизнь, и у них было много историй на этот счет, которыми можно было поделиться. Я такими достижениями, конечно, похвастаться не могла, мне ведь был всего двадцать один год, однако с алкоголизмом я боролась уже три года, а наркозависимость у меня была в течение двух лет, и это не значило, что мои проблемы были незначительными. Когда начальница приемного отделения сказала мне, что их программа продлится тридцать дней, я была в шоке. Тридцать дней! С моей работой это было просто несовместимо.

– Через шесть дней у меня начинаются съемки.

– И что же важнее – съемки или ваша жизнь?

– Конечно, съемки.

– Никаких съемок не будет, если не сохранить жизнь.

Меня намеревались положить в клинику в тот же день. Я была просто вне себя от страха и попросилась выйти в туалет. В кабинке я нервно рылась в сумочке в поисках колы, чтобы промочить горло. Затем вернулась в кабинет и сказала, что не могу не сняться в этом фильме, ведь это все, что у меня осталось.

Я не знаю, было ли по мне видно, что для меня это важно, но, изучив мое лицо за пару минут, она сказала:

– Останьтесь хотя бы на ночь.

Персонал клиники явно планировал госпитализировать меня в тот же день, поскольку была уже собрана сумка с самыми необходимыми вещами, которых мне должно было хватить на месяц, – наверное, это сделала ассистентка. Подход этой клиники был продуман до мельчайших подробностей, поэтому даже если бы вы и хотели возразить или найти отговорку, они все равно нашли бы способ решить проблему. Можно сказать, что пациента загоняли в угол.

На следующий день меня снова вызвали в приемное отделение – там сидели Джоэл Шумахер и еще два продюсера фильма. Мне и в голову не приходило, что за всем этим стоят они. Какое им дело, буду я сниматься в их фильме или нет? Ведь я была никем, это был всего третий студийный фильм с моим участием. Более того, нас было семеро в актерском составе, что меняла я? Но они, по-видимому, приехали, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию, – как я понимаю, у них был план. Я могла начать сниматься после пятнадцати дней воздержания, а также при условии выполнения требований и задач, которые обычно можно разрешить за тридцать дней. И еще после клиники в течение съемок со мной должен был находиться консультант (24/7).

По сей день я верю, что здесь не обошлось без божественного вмешательства. Сомневаюсь, что я бы прошла курс лечения, если бы мне пришлось отказаться от фильма. Просто я недостаточно ценила себя, но фильм, поставленный на карту, и таких людей, как Крейг Баумгартен и Джоэл Шумахер, я подвести не могла. Теперь у меня было что-то гораздо большее, чем я сама.

Так я и сделала – выполняла абсолютно все, что от меня требовалось. Согласившись на такое сотрудничество, я должна была много работать. Я ходила на групповые и индивидуальные консультации, на собрания анонимных алкоголиков, полностью прошла 12-ступенчатую программу восстановления. Был даже семейный сеанс, на котором присутствовали моя мать и брат. Мне пришлось излить свою обиду на Джинни, но и в этой обстановке было ясно, что она не способна по-матерински понять меня. Так что я просто сделала все, что требовалось, и покончила с этим. Забавно вспоминать, как мне пришлось извиняться за проблемы, которые я могла бы причинить ей из-за моей зависимости.

Пятнадцать дней спустя я пошла на репетицию вместе с моим заботливым консультантом. Эта женщина подстраивалась под все условия моего «освобождения» из реабилитационного центра, оставалась со мной днем и ночью, пока мы снимали дубли в разных местах Вашингтона, округ Колумбия, и вокруг кампуса Мэрилендского университета, который мы считали Джорджтаунским. Она была очаровательна, и забота, с которой она ко мне относилась, напоминала мне время, когда я жила с бабушкой в Розуэлле. Снова у меня появилось это драгоценное успокаивающее чувство – кто-то заботится обо мне, кого-то волнует то, как я живу. Шумахер больше не стал останавливаться на моих проблемах и сосредоточился на мне как на актрисе – это было лучшее, что он мог сделать. Крейг и Джоэл поступили удивительно великодушно, поддержав меня.

В то время лечение от алкоголизма было еще анонимным, никто не признавался, не кричал на весь мир, что проходит курс реабилитации, и я изо всех сил старалась держаться в тени и просто быть частью группы. Кроме нас семерых были и другие молодые актеры – они тоже снимались в фильмах и приходили на нашу съемочную площадку и вечеринки, которые мы устраивали. Среди них были Молли Рингуолд, Мэтт Диллон, Шон Пенн и его брат Крис. В прессе нас прозвали «бандой сорванцов», и я просто терпеть не могла это прозвище, поскольку оно подразумевало, что мы все еще избалованные и беззаботные подростки. Я никогда даже близко не была избалованной и уж точно не собиралась беззаботно веселиться.