Текст книги "Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров"

Дорогостоящий брак

Беспокойная толпа собралась на холме Блэкхит. Была пятница, 28 мая 1445 года, и обширный, поросший травой общественный участок земли на южном берегу Темзы, сразу вниз по течению за Саутуарком, заполнили видные лондонцы: мэр, городские старейшины, представители богатых ливрейных компаний[118]118
  Члены торговых ассоциаций, развившихся из средневековых ремесленных гильдий. – Прим. пер.


[Закрыть], все бывшие лондонские шерифы и ансамбль менестрелей. Город почти весь год готовился к этому дню, и каждый более или менее значимый лондонец был одет в традиционный плащ цвета голубого летнего неба, с красным капюшоном и вышитой эмблемой, которая символизировала профессию владельца плаща. Внешний вид этих изысканных костюмов активно обсуждался в обществе и вызвал ожесточенные споры в городском совете в августе прошлого года. Потребовалась недюжинная политическая энергия, чтобы заставить членов городского совета сменить цвет шафрана на голубой. Но это были не просто мелкие дрязги. Было невероятно важно, чтобы самые видные горожане представляли город во всем своем великолепии, потому что собрались они для того, чтобы отпраздновать прибытие глубокоуважаемой гостьи[119]119
  Полное современное описание процессии во время коронации Маргариты см.: G. Kipling, 'The London Pageants for Margaret of Anjou' in Medieval English Theatre 4 (1982); краткое изложение в более доступном издании: H. Maurer, Margaret of Anjou: Queenship and Power in Late Medieval England (Woodbridge, 2003), 17–22.


[Закрыть].

Гостьей этой была Маргарита Анжуйская, пятнадцатилетняя дочь герцога Рене Анжуйского, знаменитого, но обедневшего аристократа из центральной Франции. Титулы Рене звучали как музыка: теоретически он был королем Сицилии и Иерусалима, но при этом также неудачливым воином без гроша в кармане и, пока его дочь была ребенком, либо сидел за решеткой, попав в плен к врагам, либо терпел поражения на Апеннинском полуострове. Это обстоятельство позволило женщинам из его семьи отчасти взять власть в свои руки и принимать политические решения от его имени. Тем не менее Рене был братом королевы Франции, а значит, Маргарита являлась племянницей короля. И пусть ее отец был почти нищим, но в жилах юной девушки текла голубая кровь, а у ее семьи имелись хорошие связи. Маргарита прибыла в Англию, чтобы исполнить свое политическое предназначение: ей предстояло стать супругой Генриха VI и королевой-консортом.

Идея брака Маргариты и Генриха принадлежала Саффолку. Отец девушки был так беден, что она шла под венец с жалким приданым: с ничтожной суммой в двадцать тысяч франков и пустыми обещаниями, что однажды английский король унаследует право Рене на корону Майорки. Но брак Генриха с племянницей французского короля убивал сразу двух зайцев покрупнее: Англия достигала дипломатического и военного перемирия во французских войнах, а Генрих и Маргарита могли продлить иссякшую королевскую династию.

С момента смерти Бедфорда в 1435 году в английской политике во Франции все шло наперекосяк. Голод, вызванный неурожаями в Англии и Нормандии в 1437–1440 годах, истощил королевство по обе стороны Ла-Манша, корона погрязла в долгах и задерживала выплаты военачальникам и войскам. По парламенту прокатывался гул недовольства, когда требовалось одобрить новые налоги, которые шли на бесконечную войну. Генриха с момента его французской коронации больше не пытались привезти во Францию в качестве главнокомандующего армией (король также ни разу не был ни в Шотландии, ни в Ирландии). Его соперник, Карл VII, тоже избегал лично вести войско в бой, но он хотя бы оставался решительным стратегом, чего нельзя было сказать о его племяннике. В начале 1440-х годов бóльшую часть энергии Генрих VI направлял на поддержку Итонского колледжа – средней школы, посвященной Деве Марии. Король, склонившись, сидел над архитектурными чертежами здания и собственноручно делал пометки. Одновременно он пожертвовал средства на основание Кингс-колледжа в Кембридже, большого и роскошного высшего учебного заведения, которое было создано для «бедных и нуждающихся учащихся». Немногих королей из династии Плантагенетов доступное образование волновало так же, как Генриха VI. И почти никто из монархов не отличался таким же отсутствием интереса к военному делу. В итоге в условиях политической многоголосицы несколько сильных лидеров в правительстве предпринимали запутанные, противоречащие друг другу и контрпродуктивные меры.

В 1440 году кардинал Бофорт лишил Англию одного из важнейших дипломатических преимуществ, освободив герцога Орлеанского, захваченного в плен в битве при Азенкуре в 1415 году. Герцог провел в английских замках около двадцати пяти лет, сочиняя баллады. Его перу принадлежит первое сохранившееся стихотворение ко Дню святого Валентина: «Je suis déjà d'amour tanné / Ma très douce Valentinée…» («Я уже устал от любви, моя самая милая»). Освобождение герцога Орлеанского привело Хамфри, герцога Глостера, который всегда выступал за массированное наступление во Франции, в ярость. Он посчитал это оскорблением памяти Генриха V, о чем во всеуслышание и заявил, еще не зная, что вскоре будет вынужден обратить внимание на события, происходящие на родине.

В 1441 году разразился скандал, связанный со второй женой герцога Элеонорой Кобэм, энергичной молодой фрейлиной, из-за которой он в 1428 году оставил первую жену, Якобу Баварскую, бездетный брак с которой был аннулирован папой римским. Учитывая сравнительно низкий социальный статус Элеоноры, брак был заключен при спорных обстоятельствах. Но она оказалась достойной, просвещенной хозяйкой роскошного ренессансного двора, при котором жили поэты, музыканты и драматурги и который они с мужем содержали в своем имении в Гринвиче.

Смерть Бедфорда означала, что герцог Глостер стал возможным наследником, а Элеонора могла стать следующей королевой. Эта волнующая мысль не давала ей покоя, и она начала советоваться с астрологами и колдунами, которые пытались предсказать дату смерти Генриха, а значит, момент, когда «король» Хамфри взойдет на трон. Но здесь она сильно опередила события. Астрологи, с которыми она советовалась, занимали определенное положение в академической среде, так как в то время границы науки и суеверных представлений о мире во многом пересекались. Предсказатели были блестяще образованны, но столь же политически наивны. По их расчетам, летом 1441 года Генрих VI должен был заболеть и скончаться. Сама Элеонора или кто-то из ее окружения не смогли держать это в тайне, и слухи о смерти короля поползли по столице и стране.

Даже высокое положение мужа не могло спасти Элеонору. В июле ее арестовали, пытали и, как писал хронист, «осудили как ведьму и еретичку и пожизненно заключили в тюрьму». Ее сообщников казнили, но самой Элеоноре удалось избежать костра. Ее приговорили к очень унизительному публичному наказанию: в ноябре она должна была трижды пройти по улицам Лондона босиком, держа в руках свечу. Их брак с герцогом силой расторгли, и остаток жизни она должна была провести в тюрьме. Заключение Элеонора отбывала в удаленных от столицы замках в Кенте, Чешире, на острове Мэн и – с 1449 года – в Бомарисе на острове Англси[120]120
  Gregory's Chronicle, 154.


[Закрыть]. Потеря жены стала для герцога страшным ударом, а на его положении в обществе отныне лежала тень скандала – все приобретенное им доверие и политическое влияние пошли прахом.

После падения герцога Глостерского влияние кардинала Бофорта только росло. Он уже долгие годы являлся крупнейшим кредитором короны и вел осторожную политику в королевском совете. Но в 1442 году кардинал отказался от примирительной политики, которой так долго придерживался, и неосмотрительно пошел в атаку. Он убедил совет и парламент разрешить военную экспедицию во Францию под руководством своего племянника, Джона Бофорта, герцога Сомерсета. Целью похода якобы было объединение двух главных центров английских сил в Нормандии и Гаскони путем завоевания буферных территорий в графстве Мэн. Бессмысленный поход Сомерсета в конце лета 1443 года обернулся полным провалом и больше походил на неудачную попытку семьи Бофорта обогатиться за счет захваченного добра и земель в Центральной Франции. Это привело в раздражение Ричарда, герцога Йоркского, который после Бедфорда стал наместником во Франции и столкнулся с тем, что не согласованные с ним действия Бофорта наносят удар по его власти в регионе. Кроме того, поход обернулся огромными расходами. Сомерсет умер вскоре после возвращения: поражение обернулось для него позором и, возможно, довело до самоубийства. Кардинал Бофорт теперь, как и его соперник герцог Глостер, вынужден был отойти от политики.

В этих обстоятельствах Англии срочно требовался мир. И Саффолк, будучи движущей силой английской политики, собирался его добиться. В начале 1444 года он выехал во Францию с решительным намерением достичь временного перемирия в войне. Граф вернулся с Маргаритой, которая, словно печать, должна была скрепить браком с Генрихом двухлетнее перемирие с Карлом VII. В течение этих двух лет можно было вести переговоры о более длительном мире.

Следуя обычному дипломатическому протоколу, Саффолк заменил собой Генриха и от его имени обвенчался с четырнадцатилетней Маргаритой. 24 мая 1444 года в Турском соборе в присутствии короля и королевы Франции и при стечении французской аристократии он взял руку девушки и надел ей на палец обручальное кольцо. Все, кто узнавал об этом союзе, испытывали радостное облегчение. На французских банкетах, последовавших за этим бракосочетанием по доверенности, говорили, что простой люд «радовался, веселился и распевал (звонкими голосами): "Ноэль, Ноэль, Ноэль, и мир, мир, мир для всех нас! Аминь!"»[121]121
  Brut, II 486.


[Закрыть].

Выдающийся английский военачальник Джон Тальбот, граф Шрусбери, заказал для молодой королевы великолепный часослов, дошедший до наших дней вместе с целиком сохранившейся копией королевского династического древа внутри, изображениями которого в 1420-е годы герцог Бедфорд засыпал Нормандию. Генрих VI на нем изображен как полноправный наследник французской короны (см. приложение)[122]122
  См. главу «Рожден быть королем».


[Закрыть]. Когда граф Саффолк вернулся в Англию, ему был пожалован титул маркиза (в 1448 году ему даруют титул герцога). На следующий год он пересек пролив и торжественно доставил невесту короля в ее новые владения. В поездке его сопровождал некий Оуэн Мередит, скорее всего, Оуэн Тюдор, которому на тот момент было около сорока пяти лет.

9 апреля 1445 года ослабевшая от затяжной болезни и шторма, бушевавшего в проливе, Маргарита сошла с борта судна «Кок Джон» на берег в Саутгемптоне. Постепенно выздоравливая, она не спеша двинулась от южного побережья к столице. Ее путь пролегал через сельскую местность в Гемпшире, и здесь с первым официальным визитом она посетила аббатство Титчфилд – скромную обитель ордена премонстрантов, знаменитую отнюдь не гостеприимством, а аскетизмом и ученостью братии. В скромной обстановке монастыря Маргарет наконец-то лично обвенчалась с Генрихом. Король подарил ей изящное золотое кольцо с рубином, ради которого переплавили кольцо, которое было на нем во время французской коронации[123]123
  Maurer, Margaret of Anjou, 41.


[Закрыть]. Вместе они поехали дальше в Лондон. И вот 28 мая 1445 года новую королеву Англии вышли встречать высокопоставленные лондонцы, разодетые в лазурно-голубые накидки, а за ними Маргариту ждал празднично украшенный к ее приезду город.

По части пышных зрелищ Лондону не было равных. И хотя город выглядел не лучшим образом – деревянный шпиль собора Святого Павла зимой сгорел после удара молнии, а городские ворота давно не ремонтировали, – он поражал и ослеплял своим блеском. К приезду Маргарет вымыли улицы и подремонтировали дома. Канавы очистили, крыши, чтобы они могли выдержать забравшихся повыше зевак, укрепили, трактирные вывески повесили понадежнее, так, чтобы они не упали на головы празднующих. Тысячи фунтов из средств совета и общественных пожертвований потратили на серию из восьми роскошно оформленных уличных представлений. Происходящее озвучивали на английском, а само действие призвано было должным образом приветствовать Маргариту как спасительницу и дар Небес, принесшую Англии мир и сохранившую две державы Генриха. Молодая королева в паланкине проехала по улицам, заполненным гуляками. Повсюду ей на глаза попадались изображения, где ее уподобляли то голубю, принесшему Ною оливковую ветвь, то святой Маргарите, которая поборола «силу злых духов»[124]124
  Maurer, Margaret of Anjou, 21.


[Закрыть]. Два дня после торжественного въезда в город она провела в Тауэре. А затем, в белом платье девы и с золотой короной и жемчужинами на голове, она в карете поехала в Вестминстерское аббатство на коронацию. За коронацией последовали три дня пиров и рыцарских турниров по всей Англии. Все надеялись, что Маргарита воспользуется своими связями и вскоре принесет стране долгожданный мир.

Когда Генрих и Маргарита сочетались браком, будущее королевской династии было туманно. Казалось маловероятным, что Генрих VI, следуя примеру отца, скончается за границей на поле битвы. Но, как писал поэт Джон Лидгейт, «как показывает опыт, все в мире меняется»[125]125
  MacCracken, Minor Poems of John Lydgate, II 844–7.


[Закрыть]. Жизнь в то время была коротка, а смерть могла настичь внезапно. Последние официальные распоряжения относительно порядка наследования престола в 1406 году сделал в парламенте Генрих IV. Было решено, что корона сначала перейдет к Генриху V и его кровным наследникам, затем в порядке очереди трем братьям Генриха V и их наследникам: Томасу, герцогу Кларенсу, Джону, герцогу Бедфорду, и Хамфри, герцогу Глостеру. К 1445 году и Кларенс, и Бедфорд умерли бездетными, а у герцога Глостера, несмотря на два брака, было всего двое незаконнорожденных детей – Антигона и Артур, чьи имена отражали любовь отца к античной литературе и мифологии Британии. Герцогу было пятьдесят пять, его брак рухнул, так и не принеся законных наследников, и позор, которым его покрыло преступление Элеоноры Кобэм, сильно поколебал его статус вероятного наследника престола. Генрих VI был единственным живым внуком Генриха IV и почти наверняка им бы и остался. Но было не совсем ясно, кто сменит его на троне в случае его внезапной смерти. Эта проблема не ставила под угрозу правление самого Генриха. Но следующее поколение погрузилось бы в смуту. Ведь, помимо ближайших родственников Генриха, существовало великое множество людей, в чьих жилах текла королевская кровь. По меньшей мере четыре семьи могли заявить о своем происхождении от прапрадедушки Генриха VI, Эдуарда III.

Первую семью представлял Ричард, герцог Йоркский. Он родился в 1411 году и был связан кровным родством с королевской семьей: по линии матери он происходил от второго сына Эдуарда III, Лионела, по отцовской линии он был наследником четвертого сына Эдуарда III, Эдмунда (см. Генеалогическое древо дома Йорков). Среди других его предков были представители знатнейших семей, чьи имена совсем недавно фигурировали в истории Англии: Мортимер, Клэр, Деспенсер, де Бург и Холланд[126]126
  J. Rosenthal, 'The Estates and Finances of Richard Duke of York (1411–1460)' in Studies in Medieval and Renaissance History 2 (1965), 118.


[Закрыть]. В начале XV века члены его семьи со стороны отца участвовали в восстаниях, в ходе которых их провозгласили законными правителями Англии. Один из двоюродных дедушек герцога, сэр Эдмунд Мортимер, присоединился к мятежу Овайна Глендура против Генриха IV и объявил его другого двоюродного дедушку, Эдмунда, графа Марчского, истинным наследником короны. Отец герцога Йоркского поддерживал это убеждение и в 1413 году был признан виновным в том, что замышлял свергнуть Генриха V и посадить на трон герцога Марчского. Ему как изменнику отрубили голову.

Мятежный дух и амбиции могли передаваться от отца к сыну. Но, возможно, причина того, что Ричард не попал под влияние своих преступных родственников, заключалась в относительной стабильности, которую Англия переживала в период правления малолетнего короля. Несколько лет подряд, вплоть до 1434 года, герцогу позволяли получать в наследство многочисленные владения своей семьи: герцогство Йоркское, графства Марч, Кембридж и Ольстер, которые традиционно были связаны с семьей его предков – Мортимеров. Ему принадлежали земли в Англии, Уэльсе и Ирландии, мощные замки на побережье и на территории Валлийской марки (собирательное название для больших участков земли на границе между Англией и Уэльсом). Как настоящий принц, герцог Йоркский владел замками, поражавшими воображение своим великолепием (например, замком Фотерингей на берегу реки Нин в Нортгемптоншире), фермами и лесами от Йоркшира до Сомерсета[127]127
  Полный список имений Йорка см. там же, appendix I 194–196.


[Закрыть]. Едва ли не больше поражали его личные связи: в 1429 году он женился на Сесилии Невилл, принадлежавшей к одной из самых знатных семей Северной Англии. В пятнадцать лет его произвели в рыцари, в восемнадцать он оказался при дворе, в двадцать один стал членом ордена Подвязки. В 1436 году после смерти Бедфорда двадцатипятилетний герцог Йоркский был назначен наместником короля во Франции. Этот пост достался ему не только потому, что его считали талантливым молодым воином, но и потому, что он был, как говорится в бумагах о назначении, «grand prince de nostre sang et lignage» and «nostre beaucousin» («высокородным принцем одной с нами крови и происхождения» и «нашим дорогим родственником»)[128]128
  Текст назначения, скопированный с оригинала, который хранится в Национальной библиотеке в Париже, см.: P. Johnson, Duke Richard of York 1411–1460 (Oxford, 1988), 226.


[Закрыть]. В 1444 году он получил в дар обширные территории в Нормандии и в одночасье превратился в самого крупного английского землевладельца в герцогстве[129]129
  T. Pugh, 'Richard Plantagenet (1411–60), Duke of York, as the King's Lieutenant in France and Ireland' in J. G. Rowe (ed.), Aspects of Late Medieval Government and Society: Essays Presented to J. R. Lander (Toronto, 1986), 122.


[Закрыть]. Короче говоря, Ричард, герцог Йоркский, был богатейшим мирянином и самым могущественным землевладельцем после короля.

Но не более того. В начале 1440-х годов, когда герцог служил во Франции, ничто не говорило о том, что он вынашивает планы заполучить корону. Конечно, он был очень целеустремленным и прекрасно осознавал свое высокое положение. Его жена Сесилия произвела на свет множество детей: первой в 1439 году родилась дочь Анна, затем в 1441 году – умерший в младенчестве сын Генрих. В течение следующих десяти лет у супругов родились еще одиннадцать детей. Самые старшие из выживших сыновей, Эдуард и Эдмунд, пользовались исключительным расположением короля. К 1445 году Эдуард, которому было не больше трех лет от роду, получил титул графа Марчского, а Эдмунд, будучи на год младше, стал графом Ратландским. Главной целью возвышения малолетних детей герцога Йоркского и дарования им пэрства, вероятно, был брак одного из них с французской принцессой. Но несмотря на все эти невероятные почести, ничто не указывало на то, что молодой герцог Йоркский мечтает основать собственную королевскую династию. Пример его семьи ярко показывал, что, в открытую пойдя на поводу у своих амбиций, можно лишиться головы. На момент свадьбы короля и Маргариты Анжуйской герцог Йоркский, как и его сподвижники, в целом был намерен поддерживать ту форму правления, которая худо-бедно помогала Англии стоять на ногах, с герцогом Саффолком во главе государственного аппарата, который при молчаливой поддержке крупных феодалов делал все для того, чтобы не оправдавший ожиданий монарх не потерял власть над двумя своими королевствами[130]130
  Лаконично сформулированные доводы в пользу того, что амбициозный Йорк действовал самостоятельно и в 1440-е годы боролся за престол, см. в: Сarpenter, The Wars of the Roses: Politics and the Constitution in England c. 1437–1509 (Cambridge, 1997), 98–103. Также см.: Watts, Henry VI, 237–238, особенно nn. 137–140. С более «династической» точки зрения этот период рассматривается в: R. A. Griffiths, 'The Sense of Dynasty in the Reign of Henry VI' in C. Ross (ed.), Patronage, Pedigree and Power in Later Medieval England (Gloucester, 1979), особенно с. 23–25.


[Закрыть].

Но в любом случае, пока у короля не появились дети, нужно было обдумать статус таких родственных ему по крови фигур, как герцог Йоркский. На протяжении 1440-х годов три другие семьи воспользовались фактом своего происхождения от Эдуарда III и к моменту свадьбы короля обеспечили себе высокое положение. Это несколько сбивало с толку, поскольку возникло ощущение, что за счет них королевская семья значительно разрослась.

Бофорты, родственники кардинала Бофорта, были наиболее выдающимися членами этой увеличившейся королевской семьи. Они, как и король, происходили от Джона Гонта и дома Ланкастеров. Третья жена Гонта, Екатерина Суинфорд, родила ему троих сыновей. Их небезосновательно считали незаконнорожденными, так как они появились на свет, когда Гонт был еще женат на другой. И хотя позже Гонт и Екатерина вступили в брак и указом парламента их дети перестали считаться бастардами, по закону, также изданному парламентом, они были лишены права когда-либо претендовать на престол.

В 1440-е годы единственным живым сыном Гонта и Екатерины Суинфорд был кардинал Бофорт, но династию продолжили племянники кардинала. В 1443 году Джону, графу Сомерсету, был дарован титул герцога, и он получил некоторое преимущество перед герцогом Норфолком, возглавлявшим одну из старейших и знаменитых английских фамилий. Как мы уже убедились, такой взлет не принес Джону Бофорту ничего хорошего, так как он при самых прискорбных обстоятельствах скончался в 1443 году после бесславного похода во Францию. Теперь политикой в семье занимался младший брат Джона, Эдмунд Бофорт, который получил титул графа Сомерсета в 1448 году и стал отцом целого выводка детей. Оставалась еще Джоан Бофорт, вышедшая замуж за короля Шотландии Якова I и сделавшая невероятную политическую карьеру на севере, где она какое-то время в качестве регента правила страной от имени своего малолетнего сына Якова II.

Таким образом, Бофорты были теснейшим образом связаны с короной, хоть и не могли в будущем претендовать на трон. Но кроме них имелись и другие, например Холланды, состоявшие в родстве с королевской семьей по линии Елизаветы, сестры Генриха IV. В январе 1444 года самый старший представитель семьи, Джон, граф Хантигдон, благодаря своему кровному родству с королем получил титул герцога Эксетера и тем самым оказался выше всех других герцогов, кроме герцога Йоркского. Джон Холланд умер в августе 1447 года, и его сын Генри Холланд со временем унаследовал титул.

Наконец, была еще одна семья, напрямую связанная с династией Плантагенетов, – Стаффорды, потомки Томаса Вудстока, младшего сына Эдуарда II и злейшего врага свергнутого Ричарда II. В 1444 году Хамфри Стаффорд, старший представитель семьи, получил титул герцога Бекингема, и через три года он, как и герцоги Йорк, Сомерсет и Эксетер, приобрел особый статус: отныне он превосходил всех, кто мог удостоиться герцогского титула, если в жилах этих людей не текла королевская кровь[131]131
  Все это см. там же в.: Griffiths, 20–21.


[Закрыть].

Таким образом, когда король вступал в брак, существовал примерный план престолонаследия или по меньшей мере сложилась иерархия аристократии, в которой Йорк, Сомерсет, Эксетер и Бекингем осознавали свое высокое положение. С появлением королевы родилась надежда на приумножение королевской династии в будущем. Возьмет ли наконец новое поколение судьбу Англии в свои руки?

Похоже, отношения между Генрихом VI и королевой Маргаритой были близкими и даже трепетными. Исповедник короля Джон Блакман писал в своих воспоминаниях о короле, что, «когда он взял в жены самую благородную из дев, леди Маргариту… он всецело и искренне соблюдал брачный обет… и ни разу не нарушил целомудрия, вступив в связь с другой женщиной». (Однако непорочность в большей степени была связана с темпераментом короля, так как Блакман писал также о том, что Генриха оскорблял вид обнаженного тела и что он «имел обыкновение попросту избегать вида неприкрытой наготы». Когда однажды на Рождество «один знатный лорд привез с собой девушек, танцевавших с голой грудью… король… в ярости отвел взор, повернулся к ним спиной и вышел из своих покоев». Несомненно, во время визита в теплые купальни Бата его поразил и вид обнаженных мужчин.)[132]132
  Blacman, 29–30. Очевидно, Блакман был заинтересован в том, чтобы воспевать целомудрие и благочестие короля, тем не менее нарисованный им портрет брезгливого монарха, который падал в обморок при виде обнаженного тела, получился очень последовательным и цельным и хорошо дополняет наше представление о характере Генриха VI.


[Закрыть]

В их браке было место рыцарству и даже настоящей романтике. Когда Маргарита прибыла в Англию, Генрих, следуя семейной традиции, встретил молодую жену инкогнито, одетый как сквайр, и только позже открылся ей. После свадьбы молодые много времени проводили вместе в замках, разбросанных по берегам Темзы: в Виндзоре, Шинском дворце, Элтеме и Гринвиче. Генрих задаривал жену украшениями и бесчисленными лошадьми, которых она обожала. В 1448 году он позволил ей основать Куинз-колледж в Кембридже в пару к основанному им самим семь лет назад Кингс-колледжу[133]133
  Maurer, Margaret of Anjou, 41.


[Закрыть]. В платежном документе, адресованном одному из лондонских ювелиров, Генрих называет Маргариту «дражайшей и безмерно любимой женой и королевой»[134]134
  Эти драгоценности король подарил Маргарите в 1453 году, когда она наконец-то забеременела. J. Stevenson (ed.), Letters and Papers Illustrative of the Wars of the English in France during the Reign of Henry the Sixth (1861–1864), II ii 208.


[Закрыть]. Сохранилось трогательное изображение, на котором недавно поженившаяся пара принимает новогодние подарки, лежа в кровати, где они, по-видимому, провели все утро, наслаждаясь обществом друг друга. Возможно, брачное ложе приносило им счастье, чего нельзя сказать о потомстве. Между их свадьбой и рождением первенца пройдет восемь лет.

Само по себе это было проблемой. Но, что более серьезно, все надежды на то, что приезд Маргариты и ее брак с королем принесут стране мир, окончательно рухнули. В июле 1445 года внушительная делегация французских дипломатов, куда входил отец Маргариты, Рене Анжуйский, приехала на встречу с англичанами в Лондон. Это были самые крупные мирные переговоры за последние тридцать лет. В воздухе витала надежда, казалось, что король, тепло и по-дружески принявший иностранную делегацию, тоже страстно желал мира. Генрих лично поприветствовал французских посланников и, хотя был одет в алую королевскую мантию с золотом, приподнял шляпу и похлопал их по спинам, проникнувшись атмосферой братской любви и всеобщего ликования.

Министры Генриха под руководством Саффолка надеялись, что наладившиеся отношения с Францией приведут к соглашению, по которому англичане смогут сохранить за собой завоеванные территории, и те будут полностью автономными. Но французы не собирались идти на такие условия. Согласно их требованиям, окончательный мир мог быть заключен, если англичане оставили бы за собой исторически принадлежавшие им земли в окрестностях Гаскони, Кале и графства Гин, но отказались бы от всего остального, включая притязания на французский престол. В свою очередь, Генрих и его советники не могли пойти на такие уступки. После многообещающего начала переговоры зашли в тупик, и стороны сошлись всего лишь на семимесячном перемирии. В 1446 году Генрих и Маргарита планировали поехать во Францию и, лично встретившись с ее дядей, Карлом VII, возобновить переговоры.

Но этого так и не произошло. Вместо этого осенью 1445 года в Лондон приехала еще одна французская делегация, вслед за чем последовала активная переписка между Карлом, Генрихом и Маргаритой. В октябре французы выдвинули новые условия: окончательный мир заключен не будет, но в обмен на двадцатилетнее перемирие англичан просили отказаться от графства Мэн в пользу отца Маргариты, Рене. Возможно, французы изначально, еще со времен переговоров о замужестве Маргариты, придерживались этого плана. Также вероятно, что это условие обсуждалось с герцогом Саффолком (и он мог дать устное согласие) в Туре в 1444 году или с Генрихом в июле 1445 года. Но только сейчас, накануне Рождества 1445 года, эта договоренность наконец-то была достигнута. В письме Карлу VII от 22 декабря Генрих писал: «Вам кажется, что [передача графства Мэн] – наилучшее и наиболее подходящее средство для того, чтобы достичь благословенного мира между нами и вами… также оказывая любезность нашей дражайшей возлюбленной супруге и королеве, которая много раз просила нас об этом… мы объявляем, добросовестно обещаем и даем королевское слово, что отдадим и передадим… Мэн к последнему дню будущего апреля…» Эта уступка была необходимым шагом на пути к миру, но для Англии и репутации молодой королевы ее последствия окажутся катастрофическими[135]135
  О роли Маргариты в передаче графства Мэн см.: Maurer, Margaret of Anjou, 25–38; B. M. Cron, 'The Duke of Suffolk, the Angevin Marriage, and the Ceding of Maine, 1445' in Journal of Medieval History 20 (1994), 77–99.


[Закрыть].

Согласившись пожертвовать графством Мэн и его столицей, городом Ле-Ман, Генрих поставил английское правительство в трудное положение. По существу, эти условия были унизительными – с трудом отвоеванные территории нужно было вернуть Франции в обмен на одни лишь обещания будущих переговоров. Эта сделка наверняка разочаровала и герцога Йоркского, чья власть во Франции вновь была подорвана, и Эдмунда Бофорта, будущего герцога Сомерсета, которому предстояло потерять обширные земельные владения и титул графа Мэнского. Но хуже всего было то, что передача французам графства Мэн открывала им путь для атаки на англичан в Нормандии и Гаскони. И в целом уступки еще более усилили ощущение того, что попытка военного вторжения обернулась для Англии медленным отступлением и унижением.

Эти договоренности попытались держать в секрете. Запланированная личная поездка Генриха во Францию, которая могла повлечь за собой еще более чудовищные уступки, теперь представлялась нежелательной. И Саффолк на протяжении 1446 и 1447 годов отчаянно пытался задержать отъезд короля с дипломатической миссией и предотвратить передачу обещанных французам земель. Но тщетно. Карл VII был мастером переговоров и опытным правителем. Англичане, пытавшиеся через Саффолка править из-за спины короля, потерпели дипломатическое поражение.

Среди английских солдат, расквартированных в Мэне и Ле-Мане, ощущалось недовольство, готовое перерасти в мятеж. Они с большой неохотой выполняли любой приказ, подразумевавший сотрудничество с французами. В результате Мэн и Ле-Ман не были физически переданы Франции до весны 1448 года, но в итоге все-таки отошли ей. Их возвращение стало началом конца для Англии и для ее достижений периода Столетней войны, которые так стремился сохранить Генрих V. Оглядываясь назад, хронисты позже писали, что брак Генриха «дорого стоил английскому королевству»[136]136
  Brut, II 511.


[Закрыть].

С 1441 года, после того как его жена обесчестила себя, Хамфри, герцог Глостер, оказался за бортом политической жизни и превратился в смиренного наблюдателя, над которым в присутствии французских послов Саффолк открыто насмехался. В знак того, что он окончательно растерял всякую значимость, его не пригласили участвовать в мирных переговорах в 1445 году. Тем не менее, когда пошли слухи о том, что за долгосрочный мир с французами нужно заплатить графством Мэн, неутомимая враждебность Глостера по отношению к французам в кои-то веки показалась оправданной. Тем, кто согласился на эти условия, несложно было догадаться, что, когда о сделке узнают все, Глостер сможет снова оказаться в центре английской политики. Новая группировка, не одобрявшая уступок, на которые пошел Саффолк, могла сформироваться вокруг стареющего Хамфри. Если король (а с ним Саффолк и, вероятно, королева) собирались продолжить обсуждать дальнейшие условия с Карлом VII во Франции, то у Глостера были все шансы взять власть в свои руки в качестве регента на время отсутствия Генриха. В конце 1446 года Саффолк и его ближайшие сподвижники решились заставить герцога замолчать, не дожидаясь, пока ему подвернется возможность им помешать.

В феврале 1447 года заседание парламента перенесли в «безопасный» Бери-Сент-Эдмундс – город, находившийся в самом сердце владений Саффолка. В записях о заседании говорится, что на улице стоял «обжигающий, пронзительный холод»[137]137
  J. David (ed.), An English Chronicle of the Reigns of Richard II, Henry IV, Henry V and Henry VI (Camden Society v44, 1838), 116.


[Закрыть]. Глостера вызвали в парламент. Конечно же, он что-то заподозрил и прибыл в Бери через десять дней после начала заседания с внушительным отрядом вооруженных валлийцев. Возможно, он приехал договориться об освобождении его жены Элеоноры из тюрьмы на острове Мэн. Но, очевидно, ему угрожала серьезная опасность. Его враги распустили слух, будто он замышляет убить короля. Скорее всего, этот слух был сфабрикован, чтобы посеять подозрения и чтобы с герцогом легче было расправиться на основании обвинения в измене. Хронисты того времени в этом почти не сомневались. Как писал один из них, «парламент был созван лишь для того, чтобы убить благородного герцога Глостерского», и главной фигурой, стоявшей за заговором, был Саффолк[138]138
  J. David (ed.), An English Chronicle of the Reigns of Richard II, Henry IV, Henry V and Henry VI (Camden Society v44, 1838), 62.


[Закрыть].