Текст книги "Война Алой и Белой розы. Крах Плантагенетов и воцарение Тюдоров"

Кэд показал себя способный командующим и лидером, который смог предложить многоплановую программу реформ, привлекшую обладателей весьма высокого статуса, например джентльмена из Сассекса Роберта Пойнингса, сына пэра, который согласился быть оруженосцем Кэда. Из одной из дошедших до нас песен совершенно ясно, что главной целью повстанцев была чистка правительства:

 
Господь, веди нас вперед,
И мы поспешим за тобой.
Тот, кто скажет «нет»,
Лжив и продажен!
Правда ему поперек горла!
Господь, пошли нам справедливость!
Прочь, предатели, прочь![162]162
  Magdalen College, Oxford, Charter Misc. 306, текст напечатан в Robbins (ed.), Historical Poems, 63 и с незначительными изменениями в C. L. Kingsford, Historical Literature in the Fifteenth Century (Oxford, 1913), 359.


[Закрыть]
 

Генрих VI отбыл обратно в Лондон, а две отдельные комиссии лордов были посланы в Кент подавлять восстание. Во главе одной стоял родственник короля Хамфри Стаффорд, герцог Бекингем, во вторую делегацию входили заслуженные ветераны войны во главе с виконтом Бомонтом, лордом-констеблем Англии.

К тому времени, как они добрались до юга, бунтовщики переместились на запад: к 11 июня они расположились в Блэкхите, предместье Лондона, расположенном ниже по реке. Именно здесь летом 1381 года разбили лагерь участники крестьянского восстания Уота Тайлера. 13 июня король находился в монастыре Святого Иоанна Иерусалимского в Клеркенуэлле, самые высокопоставленные лорды и епископы – в Лондоне, а солдаты Джека Кэда уже несколько дней стояли всего в паре миль от столицы.

После нескольких дней тревожного ожидания королевские переговорщики встретились с повстанцами в Блэкхите, чтобы обсудить, на каких условиях те готовы разойтись. Сам король не приехал, и после двух дней бесплодных споров ночью 17 июня бунтовщики двинулись обратно в Кент. Но на этом мятеж не затих. Сэр Хамфри Стаффорд и Уильям Стаффорд, родственники герцога Бекингема, возглавили карательный отряд в четыреста человек и последовали за повстанцами. Однако под Тонбриджем они попали в засаду и были разбиты. Оба Стаффорда погибли.

Власти предприняли нерешительную попытку подчинить Кент, но тщетно. Многие военные, которые раньше были верны королю и его приближенным, потеряли самообладание и грозили перейти на сторону бунтовщиков. Призывы судить так называемых предателей – Сэя, Дадли, Эйскоу и других – доносились из личных войск короля. 19 июня в Лондоне вновь начались беспорядки, что вынудило Генриха позволить арестовать барона Сэя как изменника и заключить его в Тауэр. На следующий день было объявлено, что и другие преступники будут арестованы.

25 июня Генрих вместе с советом покинул Лондон, предоставив мэру оборонять город. Атмосфера при королевском дворе царила тяжелая. Генрих со свитой двинулись на север к городу Кенилворт в Уорикшире, где укрылись в роскошном укрепленном дворце, окруженном рвом и толстыми каменными стенами. Оттуда они разослали по соседним графствам призыв собрать народное ополчение для защиты Генриха.

Узнав о побеге короля, Кэд тут же развернул войска обратно к Блэкхиту. Они вернулись в ночь со среды 1 июля на четверг 2 июля, двинулись вверх по реке в Саутуарк, где расположились в местных тавернах и трактирах, предусмотрительно заняв позиции у подножия Лондонского моста. Одновременно восставшие жители Эссекса добрались до северного берега Темзы и расположились у городских стен в районе Олдгейт. Как и в 1381 году, Лондон оказался в осаде.

Но в отличие от 1381 года, когда восставшие выдвигали несколько туманные и запутанные требования, в этот раз бунтовщики под руководством Кэда совершенно ясно осознавали, каковы их политические цели. Антиквар Джон Стоу, живший в XVI веке, собрал и переписал несколько подлинных документов, связанных с восстанием, среди которых был манифест Кэда[163]163
  Стоу опубликовал манифест в своих «Анналах», частично он также воспроизведен и изложен в: S. B. Chrimes and A. L. Brown, Select Documents of English Constitutional History 1307–1485 (London, 1961), 290–291.


[Закрыть].

Прежде всего «простой люд Кента» повторял в нем известный слух: «В открытую говорят о том, что королевская власть уничтожит Кент и превратит его в дикий лес из-за смерти герцога Саффолка, в которой жители Кента неповинны». Далее авторы манифеста осуждали ряд мерзких преступлений правительства и жаловались на то, что приспешники короля побудили его «жить только за счет своего народа, доходы короны же получают другие люди, которые и виновны в бедности его величества и высоких налогах». В нем говорилось также, что «лорды одной с королем крови были изгнаны из его повседневного окружения и другие подлые люди низшего происхождения возвысились и возглавили его тайный совет». Ненавистная практика присваивания, а иногда и насильственной реквизиции товаров у простолюдинов для содержания королевского двора «уничтожала бедный народ королевства». Далее говорилось, что «прислужники короля» подрывали возможность отстоять свое право на земли и товары и рассчитывать на справедливость в суде, что необходимо расследовать обстоятельства передачи земель Франции, что выборы в члены парламента от Кента проходят нечестно, что то, кому достанется пост сборщика налогов, решают взятки. В манифесте нашли отражение и другие недовольства и жалобы на местные власти.

На всех этапах восстания Кэд старался показать, что он не просто бесшабашный деревенщина, а тот, кто говорит от лица «бедного народа» Кента и королевства в целом. Задачу осложняло то, что, как и в случае с любым народным восстанием, к нему сразу же примкнуло множество беспринципных преступников, которые, пользуясь воцарившимся хаосом, жгли, мародерствовали, грабили и убивали. Происходило это не только в Лондоне. Как только слухи о беспорядках разлетелись по Англии, повсюду начали происходить вооруженные нападения на ненавистных местных чиновников и высокопоставленных лиц, включая, что поразительно, епископа Солсбери Эйскоу, ограбленного и убитого одной такой шайкой 29 июня в Уилтшире. Тем не менее в эпицентре восстания в Лондоне Кэд делал все возможное, чтобы соблюсти хотя бы видимость армейского порядка, например казнил одного из командующих в Блэкхите за нарушение дисциплины.

Но даже такое наглядное правосудие не могло удержать всех повстанцев под контролем. Генрих, в страхе укрывшийся в Кенилворте, сыграл Кэду на руку. Когда лидер мятежников приехал в Саутуарк, он получил сообщение от королевского двора, что ему позволено созвать «королевский» суд и судить изменников. Корону сковал настолько сильный ужас и оцепенение, что теперь любой желающий мог распоряжаться ее властью. 3 июля Кэд вместе со своими людьми двинулся к Лондону. Городское ополчение пыталось дать им отпор, но мятежники пробились к Лондонскому мосту и обрезали подъемные канаты, чтобы мост нельзя было опустить у них за спиной, когда они войдут в город. Кэд требовал соблюдать порядок и заявил, что все мародеры будут казнены, после чего поехал в Гилдхолл, где собирался организовать суд над изменниками.

Перед судом, в котором были вынуждены заседать мэр и старейшины Лондона, предстали около двадцати заключенных. Список несчастных жертв возглавлял ожидавший своей участи королевский лорд-казначей Сэй, которого привезли из Тауэра. Сэй просил отдать его на суд лордов, но Кэд ответил отказом. Толпа жаждала крови. Ему лишь позволили встретиться со священником, а затем отвезли в Чипсайд и отрубили голову на плахе посреди улицы. Позже его зятя, Уильяма Кроумера, шерифа Кента, схватили и из Флитской тюрьмы перевезли за городские ворота в Майл-Энд, где зарубили насмерть. Тело Сэя привязали к лошади Кэда и провели ее по городу. По всему Лондону разыгрывали мрачное и омерзительное представление, заставляя надетую на кол голову казначея целовать так же пронзенную насквозь голову Кроумера.

В период временного правления Кэда были казнены еще несколько человек. Как и стоило ожидать, чем дольше командующий вместе с повстанцами оставался в городе, тем более тщетными были его попытки поддерживать порядок. К вечеру 5 июля мэру и старейшинам удалось собрать вооруженный отряд под руководством двух ветеранов французских войн, лорда Скейлза и Мэтью Гофа, и приготовиться к контратаке против оккупировавших город повстанцев. Около 10 часов вечера на Лондонском мосту началось сражение, продлившееся всю ночь и следующее утро. Несколько сотен человек сгрудились на узком переходе через Темзу, сражаясь плечом к плечу при свете факелов. В порыве отчаяния Кэд ворвался в тюрьму Маршалси в Саутуарке, и освобожденные заключенные влились в ряды мятежников. Но он не смог пробиться через оборону Скейлза и Гофа. В приступе слепой ярости повстанцы подожгли деревянный подъемный мост, место сражения заволокло дымом, в разгар битвы солдаты падали вниз и тонули в холодной воде. Наконец посреди всего этого хаоса с лондонской стороны моста ворота закрыли на засов. Сотни окровавленных и обожженных тел остались за стенами города, включая Гофа и городского старейшину Джона Саттона. Повстанцев отбросили назад к Саутуарку.

На следующий день, 7 июля, по совету королевы, которая, что примечательно, все время восстания отважно оставалась в своем имении в Гринвиче, бунтовщикам из Кента предложили принять грамоту о помиловании и разойтись. Многие были рады такой возможности, но Кэд отказался, вновь отступил в Кент, прихватив с собой награбленные товары и ценности (что сильно расходилось с его собственным приказами), и поклялся продолжать борьбу. Однако на этот раз удача изменила ему. 10 июля Кэд был официально обвинен в измене, и за его голову назначили вознаграждение в тысячу марок. Он пытался бежать, но через пару дней Александр Иден, сменивший несчастного Кроумера на посту шерифа Кента, поймал Кэда «в саду» в Хитфилде в Сассексе[164]164
  Kingsford, Chronicles of London, 162.


[Закрыть]. Кэд сражался до последнего и, хотя его удалось схватить живым, по дороге умер от ран. Так что правосудие над ним могло свершиться лишь символически, и 16 июля труп Кэда обезглавили в Ньюгейте, провезли по всему городу, заехав в Саутуарк, и, вернувшись в Ньюгейт, порубили на куски. Его голову на шесте подняли над Лондонским мостом (что в данном случае было символично), и безжизненные глаза Кэда смотрели на пожарище на месте прежде невиданной городской битвы.

Восстание Кэда было окончено, но конфликт продолжал тлеть все лето. Король, двор и знать, присоединившаяся к нему в Кенилворте, в конце месяца потянулась обратно в Лондон. 28 июля в соборе Святого Павла отслужили благодарственный молебен, а еще через месяц высокопоставленная специальная судебная комиссия, в которую вошли Хамфри, герцог Бекингем, архиепископы Кентерберийский и Йоркский и епископ Винчестера, поехала расследовать злоупотребления, упоминавшиеся в манифесте повстанцев.

Во многих городах и деревнях на юго-востоке Англии сохранялась опасная нестабильная обстановка: осенью еще несколько человек пытались поднять мятеж в Кенте, Эссексе и Сассексе. Шайки разбойников наводнили сельскую местность, грабили и убивали. Лондон не переставал бурлить. Население города разрослось за счет возвращавшихся из Нормандии солдат. Несколько ветеранов надругались над гербом лорда-казначея Сэя и над могильной плитой на месте его захоронения в соборе Грейфраерс. В августе мятежники ворвались в Тауэр и похитили из арсенала оружие. Осень принесла с собой новые волнения в связи с выборами нового мэра. В то же время на улицах повсюду начали появляться антиправительственные листовки, а возмущенный смотритель Ньюгейтской тюрьмы поднял бунт и выпустил всех заключенных.

1450-й стал годом распрей, насилия, хаоса и ужаса. Это было результатом постепенно нараставшего кризиса власти, проистекавшего из равнодушия, с которым двадцативосьмилетний король относился к своим обязанностям. На протяжении многих лет неполноценное царствование Генриха поддерживалось сначала советом, который правил за малолетнего монарха и пытался примирить взгляды дядей короля с общим мнением лордов, затем герцогом Саффолком, при котором власть держалась на его личных связях в совете, при дворе и в провинции. Оба этих варианта оказались неприемлемыми. Правление Саффолка повергло страну в кровавую смуту и привело к протестам, первой жертвой которых стал он сам. Но если мятежникам и удалось уничтожить предполагаемую шайку, узурпировавшую власть, то с корнем всех зол они ничего поделать не смогли. После гибели Саффолка и восстания Кэда неполноценность Генриха как короля продолжала оставаться насущной проблемой. Вскоре еще один человек бросится в эпицентр английской политической жизни, желая задать ей определенное направление. В сентябре из Ирландии вернулся Ричард, герцог Йоркский, желающий внести свой вклад в спасение Англии от головокружительного падения в пропасть.

«…а потом поставит королем герцога Йоркского»

Маленькая флотилия приближалась к портовому городу Бомарис, притулившемуся на юго-восточной оконечности острова Англси в тени громадной каменной крепости. Этот замок с глубоким внешним рвом, защитными стенами больше тридцати футов высотой и двадцатью двумя крепкими круглыми башнями, испещренными бойницами, был самым дорогим проектом из кольца валлийских фортов, которые строили при Эдуарде I. Здание было таким огромным, а идея настолько амбициозной, что некоторые части замка, которые начали строить более 150 лет назад, так никогда и не были закончены. Но даже в таком виде крепость была грозным символом власти короны на окраинах королевства, и перед всеми, прибывавшими в Бомарис, открывался устрашающий вид.

Было начало сентября 1450 года, и появления судов ждали уже несколько дней. На борту были Ричард, герцог Йоркский, двоюродный брат короля и наместник Ирландии, вместе со своими людьми. Йорк выехал из Дублина 28 августа, и новости о его грядущем приезде потрясли Генриха VI и его советников. Городу приказано было приготовиться. Командующий Бомариса Томас Норрис вместе с несколькими другими местными военными ждал герцога. Им было строго наказано задержать Йорка, и они по морю отправили герцогу сообщение. В нем, как он сам позже жаловался, говорилось, что «я не должен ни причаливать здесь, ни запасаться [едой], ни набираться сил вместе с моими товарищами… ни человек, ни лошадь, ни кто-либо еще не поклонятся и не помогут мне»[165]165
  R. A. Griffiths, 'Duke Richard of York's Intentions in 1450 and the Origins of the Wars of the Roses' in Journal of Medieval History 1 (1975).


[Закрыть]. Йорку сообщили, что приказы исходили от Уильяма Сэя, придворного Генриха VI, который был уверен в том, что герцог явился непрошеным, как «предатель». Ему не позволили сойти на берег, и корабли вынуждены были остаться в море и искать более благоприятное место для того, чтобы бросить якорь[166]166
  Гриффитс полагает, что Йорк в действительности сошел на сушу в Бомарисе (R. A. Griffiths, Richard Duke of York and the Royal Household in Wales in 1449–1450' in Welsh History Review 8 (1976–1977). Джонсон утверждает: «Маловероятно, что Йорку удалось сойти на берег» (Cf. Johnson, Duke Richard of York, 78). В своем послании Генриху VI Йорк говорит о том, что его «предполагаемый» приезд был «остановлен» и «запрещен». Это и тот факт, что Йорк вообще пожаловался королю, дают нам веские основания полагать, что попытка не дать ему высадиться в Бомарисе, как он изначально планировал, увенчалась успехом.


[Закрыть].

В конце концов корабли Йорка прошли около двадцати миль на север вдоль берега и причалили неподалеку от устья реки Клюид. 7 сентября герцог со свитой добрался до своего замка в Денби. Отсюда они двинулись в Ладлоу, а затем проехали через центральные графства. Когда Йорк следовал через принадлежавшие ему земли в Уэльсе и Англии, к нему примкнуло множество вооруженных сторонников. 23 сентября один очевидец из города Стони Стратфорд в Нортгемптоншире видел, как герцог появился во всем великолепии: «одетый в красный бархат верхом на черном ирландском коне». Ту ночь Йорк провел в таверне «Красный лев» за городскими воротами[167]167
  'John Piggot's Memoranda' in Kingsford, English Historical Literature, 372.


[Закрыть]. Но надолго он не задержался. 27 сентября Ричард уже был в Лондоне и въехал в столицу в сопровождении войска численностью от трех до пяти тысяч человек, которое прошло по улицам под его знаменем, через ворота покинуло город и двинулось по дороге в сторону Вестминстера, где герцог ненадолго встретился со своим двоюродным братом-королем, оказавшимся в окружении.

Нетрудно догадаться, почему, узнав о внезапном возвращении герцога Йоркского из Ирландии, королевское правительство впало в панику. Джек Кэд, после восстания которого королевство на все лето погрузилось в хаос, назвался Джоном Мортимером, намеренно пытаясь выдать себя за родственника герцога. В своих воззваниях Кэд предупреждал, что, если никаких реформ не последует, народ Англии «сперва разделается с друзьями короля, затем с ним самим, а потом поставит королем герцога Йоркского»[168]168
  HMC Eighth Report, 266–267, reprinted in modern English in EHD 4, 265–267.


[Закрыть]. Многие другие менее заметные бунтовщики также противопоставляли герцога королевскому правительству.

В 1449 году, по пути на заседание парламента в Лестере, Генрих тоже побывал в городке Стони Стратфорд. Местный житель записал, что, когда королевская свита проезжала по улицам, некий «Джон Харрис, бывший корабельщик, живший в Йорке», подошел к королю, размахивая цепом – деревянным сельскохозяйственным орудием, которое состояло из длинной рукояти с приделанной к ней цепью палкой покороче и которое часто использовали как оружие. Под одобрительные крики жителей Харрис ударил цепом по земле перед Генрихом и выкрикнул, что точно так же «герцог Йорк, который сейчас в Ирландии, победит изменников в парламенте в Лестере и поколотит их так же, как он в этом городе сейчас выбивает комья земли»[169]169
  Там же.


[Закрыть]. За эту дерзость Харриса арестовали, бросили в темницу в Нортгемптонском замке и позже повесили, выпотрошили и четвертовали. Но свое мнение он высказал: народ Англии выступал против правящего режима и свои надежды на национальное возрождение возлагал на герцога, который находился по ту сторону Ирландского моря.

Нет никаких оснований считать, что герцог Йоркский к этому стремился. Он, без сомнения, был величайшим из лордов Англии, кровным родственником короля и влиятельным землевладельцем. Все это ставило его почти вровень с покойными Джоном, герцогом Бедфордом, и Хамфри, герцогом Глостером. Он не имел почти никакого отношения к политическим промахам последних трех лет. Он был регентом во Франции до того, как при герцоге Сомерсете Англия лишилась Нормандии. Будучи наместником Ирландии, он оказался вдали от центра английской политической жизни, когда режим Саффолка потонул в крови и народном гневе.

Но герцог отнюдь не ждал возможности поднять восстание. Он не переставал утверждать, что его возвращение из Ирландии было актом послушания: герцог хотел продемонстрировать королю свою верность, несмотря на «разные речи… о нем, которые доходят до его величества, о его бесчестии и позоре». Другими словами, герцог хотел доказать: что бы ни говорили о его устремлениях, он оставался лоялен. В сообщениях, отправленных королю в первые недели после возвращения из Ирландии, он писал, что приехал в Англию, чтобы убедить короля в своей верности и «показать, что он преданный ему человек и подданный, каким и [должен] быть»[170]170
  HMC Eighth Report, 266–267, reprinted in modern English in EHD 4, 371.


[Закрыть]. Но все же поездка по Англии и Уэльсу в компании нескольких тысяч вооруженных вассалов была провокационным способом продемонстрировать верность. Зачем же тогда он приехал?

Возможно, хотя маловероятно, что Йорк покинул Ирландию, преследуя свои династические амбиции. Кентские бунтовщики отмечали, что в нем течет «истинная кровь», но это была далеко не новость. Король наверняка был бездетным, и вопрос о наследнике еще официально не рассматривался, однако возвышение герцогов Сомерсета, Эксетера или Бекингема не угрожало династическому положению Йорка. В случае с Эксетером более высокий статус Йорка по крови был четко обозначен в актах о жаловании дворянства первому герцогу Эксетеру. Первый герцог умер в 1447 году, но его наследник, молодой Генри Холланд, оказался еще теснее связан с семьей Йорков: он был женат на дочери герцога Йоркского, Анне, и до совершеннолетия находился под его опекой. Незадолго до этого – в 1448 году – герцоги Йорк и Сомерсет получили земли в совместное попечение, что говорило о том, что между ними (пока) не пролегла вражда[171]171
  Carpenter, Wars of the Roses, 102.


[Закрыть]. Хамфри, герцог Бекингем, демонстрировал несомненную преданность короне. Короче говоря, не назревало никакого династического кризиса, который заставил бы дом Йорков действовать. Несмотря на неспокойные времена и безумные воззвания мятежников под руководством Кэда, Генрих был здоров и, хоть на роль короля и не годился, не выказывал никаких признаков того, что скоро отойдет в мир иной[172]172
  Аргументы в пользу того, что Йорк был заинтересован в том, чтобы занять трон, см. в: Griffiths, 'The Sense of Dynasty in the Reign of Henry VI'. Династические амбиции Йорка в 1460-х годах связаны с отчаянным положением и сильно изменившимися с сентября 1450 года обстоятельствами.


[Закрыть].

В 1451 году Томас Янг, член парламента от Бристоля и один из советников Йорка по правовым вопросам, на одном из заседаний предложил королю ради безопасности страны назначить преемника. Неудивительно, что, назвав при этом Йорка, Янг был арестован за дерзость. В любом случае подобные заявления существенно подрывали политическую репутацию герцога. Что бы ни думали повстанцы из Кента, сплетники в трактирах или выскочки-юристы в Палате общин, Йорк вовсе не собирался заявлять права на трон ни тогда, ни в ближайшем будущем.

Он скорее видел себя в роли спасителя и короны, и страны. 22 июня 1449 года герцог вместе с женой Сесилией отплыл в Ирландию. За те четырнадцать месяцев, что он провел за морем, Англия пережила страшнейший кризис власти, полный провал во внешней политике и внутренние беспорядки. Возможно, ничего хуже не происходило с XIII века. Нормандия была потеряна, начались массовые недовольства в парламенте, герцога Саффолка убили, длительное вооруженное народное восстание охватило весь юго-восток Англии. Герцог Йоркский сыграл свою роль в зарождении кризиса, потому что был видным представителем знати и с его согласия или по меньшей мере при его попустительстве Саффолк и королевский двор установили при бездействовавшем короле свой режим. Также в самый удачный момент он оставил пост во Франции, получил назначение в Ирландию и тем самым избежал сколько-нибудь серьезных обвинений. Даже напротив: под впечатлением от новостей, долетавших до него, он решил, что его долг и предназначение состояли в том, чтобы вытащить Англию из хаоса, в котором она оказалась. Королевская кровь давала ему преимущество. Тысячи людей, которые были в его распоряжении, могли стать средством достижения цели. Йорк правил от имени короля во Франции, а затем в Ирландии. В качестве следующего логичного шага он мог предложить свои услуги самой Англии.

Но герцог не смог в полной мере предугадать, что окружение короля воспримет его желание вернуться не как любезное предложение помощи, а как серьезную угрозу. Сначала его кораблям не дали причалить в Бомарисе. Затем, когда герцог проезжал через Северный Уэльс, слуги (среди которых был его камергер, сэр Уильям Олдхолл) передали ему слух о том, что рыцари, связанные с королевским двором, хотят схватить его, бросить в тюрьму в замке Конуи и «снести ему голову». Наконец, ему стало известно, что сформированы некие судебные комиссии, которые должны были уличить его в измене и тем самым «разделаться с ним, его делом и опорочить его кровь»[173]173
  Первое прошение Йорка, направленное Генриху, напечатано в: Griffiths, 'Duke Richard of York's Intentions', 300.


[Закрыть]. Он вернулся в Англию в надежде заявить о себе как о главном реформаторе при короле, но, прибыв на место, понял, что это превратило его в самого грозного противника правительства.

Когда 27 сентября вооруженные отряды Йорка прошествовали по улицам Лондона, город, который и так лихорадило, пришел в неистовство. После короткой встречи с Генрихом в Вестминстере герцог две недели провел в доме епископа Солсбери в Лондоне. Отсюда он впервые заявил о своем праве занимать центральную позицию в правительстве, ради которой приехал из Ирландии.

Оказавшись в Англии, Йорк постоянно обменивался с королем сообщениями и письмами. В своем первом письме королю, написанном сразу после высадки в Уэльсе, герцог жаловался на то, что в Бомарисе с ним обращались как с изменником и преступником. В своем ответе Генрих терпеливо разъяснил, что, так как «долгое время среди людей ходили удивительные речи… что ты вернешься на родину со многими тысячами», чтобы заполучить корону, тем, кто был на берегу, приказали принять меры. Другими словами, Генрих предположил, что его солдаты переборщили, и добавил: «Мы объявляем, полагаем и признаем тебя нашим верным и преданным подданным и любимым двоюродным братом».

Но Йорк был оскорблен. В какой-то момент после их встречи в Вестминстере, не обратив внимания на увещевания короля, он послал Генриху второе сообщение, в котором подчеркнул, что в Англии закон и порядок, похоже, пошатнулись, и добавил: «Я, ваш смиренный подданный и вассал, Ричард герцог Йоркский… предлагаю… исполнить ваши приказы». На самом деле герцог предлагал на время кризиса взять на себя управление Англией. В отличие от первого письма, это послание стало широко известно жителям Лондона. Отчасти оно походило на открытое письмо, отчасти на манифест[174]174
  Johnson, Duke Richard of York, 84–85.


[Закрыть]. И снова Йорку вежливо отказали. Вместо того чтобы передать бразды правления герцогу, Генрих написал, что намеревается «создать полный и крепкий совет… в который назначит его»[175]175
  Там же, с. 301–304.


[Закрыть]. Ясно, что Йорк ожидал другого ответа. 9 октября он отправился из Лондона сначала в Восточную Англию, а затем объехал свои владения в центральных графствах. Возбуждение в оставленной им столице зашкаливало. В день выборов мэра 29 октября солдаты наводнили улицы и устроили беспорядки. Участились столкновения между теми, кто поддерживал Йорка, и теми, кто выступал против него. По всему городу королевские гербы срывали и заменяли их на герб герцога, который, в свою очередь, тоже снимали. Если по столице можно судить о настроениях в стране в целом, то до мира было еще очень далеко.

Йорк не мог занять центральное место во власти во многом потому, что его уже занимал кто-то другой. Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, оставил свою обернувшуюся катастрофой службу в Нормандии и вернулся в Англию. Здесь вместо осуждения и наказания его ждал новый пост, и именно на его месте в какой-то степени Йорк видел себя[176]176
  Действия Сомерсета во Франции с сочувствием рассмотрены в: M. K. Jones, 'York, Somerset and the Wars of the Roses' in EHR 104 (1989).


[Закрыть]. Через две недели после возвращения из Франции, в августе 1450 года, Сомерсет начал посещать собрания совета. 8 сентября он получил приказ покончить с последними очагами недовольства в Кенте и на юго-востоке, а 11 сентября его назначили на высший военный пост страны – Верховным констеблем Англии.

Как и Йорк, Сомерсет был родственником короля. Но в отличие от Йорка он был тесно связан с королевой Маргаритой и матерью Генриха, Екатериной де Валуа. Как племянник кардинала Бофорта он был давно знаком с королем и внушал ему доверие. Йорк же был человеком со стороны. У Сомерсета не было таких обширных земельных владений, требовавших внимания, и он мог посвятить все свое время управленческим задачам, которые до него выполнял Саффолк: скрывать некомпетентность короля, примирять имевшие разные интересы двор, совет и знать, каким-то образом справляться с праведным гневом простого люда. Взявшись за все это, Сомерсет напрямую столкнулся с Йорком. Напряжение между ними будет определяющей чертой английской политики в течение следующих пяти лет.

Заседание парламента в Вестминстере 6 ноября 1450 года началось со столкновения двух герцогов и их последователей. Улицы Лондона перегородили цепями, чтобы ограничить выступления тех, кого канцлер, кардинал Джон Кемп, архиепископ Йоркский, назвал «людьми буйного нрава»[177]177
  PROME November 1450, item 1.


[Закрыть]. Сложно было отделаться от ощущения, что столица находится на пороге взрыва и судьба Англии зависела от следующего шага герцога Йорка.

Он приехал в Вестминстер 23 ноября, за день до возвращения из Ирландии своего главного союзника, Джона Моубрея, герцога Норфолка. Оба они, как, впрочем, и другие лорды, прибыли на ноябрьское заседание парламента в сопровождении вооруженной свиты. Автор одной из хроник того времени записал, что перед Йорком, когда он «ехал [по] городу, несли меч», что было торжественным символом власти[178]178
  'Bale's Chronicle' in R. Flenley (ed.), Six Town Chronicles of England (Oxford, 1911), 137.


[Закрыть]. Казалось, что в городе вот-вот прольется кровь. Одной из важных особенностей отношения Йорка к реформам была резкая критика в адрес «предателей», допустивших потерю Нормандии. При этом никто не питал никаких иллюзий, и было очевидно, что он имел в виду Сомерсета. 30 ноября на заседании парламента в Вестминстерском зале вспыхнули ожесточенные споры. Несколько членов парламента потребовали суда над теми, кто не смог отстоять земли короля во Франции.

Во время заседания Сомерсет находился в уютной доминиканской обители Блэкфрайерс у западной городской стены рядом с воротами Ладгейт, там, где река Флит впадала в Темзу. Во вторник 1 декабря, когда герцог обедал, большой отряд солдат попытался ворваться в дом и арестовать его. Жизнь Сомерсета висела на волоске. Его вывели на набережную за домом и на лодке увезли вниз по реке. Взбунтовавшиеся солдаты обыскали и разграбили Блэкфрайерс. Любопытно, что герцога спасли близкие сторонники Йорка – мэр Лондона и Томас Куртене, граф Девон. Поговаривали, что последний действовал по приказу самого герцога.

Ранее в тот же день они санкционировали публичную казнь бунтовщика. Пока улицы Лондона бурлили от недовольства и возмущения, Йорк пытался сыграть роль зачинщика реформ и законодателя. Как и покойный Хамфри Глостерский, чью память он все больше защищал и лелеял, Йорк хотел воспользоваться своей популярностью среди простого народа, чтобы подорвать текущие политические процессы и заявить о своих притязаниях. На деле он был не более чем помехой.

Некое подобие порядка воцарилось в городе не благодаря действиям Йорка, а после того, как 3 декабря все лорды Англии вместе проехали через Лондон. Как писал один хронист, «…в четверг на следующий день король вместе со всеми лордами проехал через город в полном обмундировании, и горожане при полном параде стояли по обе стороны улицы, это было одно из самых славных зрелищ тех дней»[179]179
  Kingsford, Chronicles of London, 162.


[Закрыть].

Напряжение в Лондоне начало спадать. Попытки Йорка угодить простому народу не принесли ему популярности среди лордов. Он сохранил близкие отношения с герцогом Норфолком, но, когда парламент прервал работу на Рождество и улицы перестали бурлить, Йорк понял, что теряет поддержку. Ему предстояло войти в состав судебной комиссии, которая в новом году должна была судить повстанцев из Кента. Тем самым он отдалился от тех, кто громче всех выкрикивал его имя.

С наступлением нового года Сомерсета, в целях безопасности заключенного в Тауэр, освободили, и он вернул себе контроль над правительством, на этот раз добившись некоторого успеха. Вместе с королем он поехал подавлять очередное восстание под предводительством некоего Стивена Крисмаса в одном из графств. За этим вновь последовало показательное наказание мятежников. В попытке увеличить доходы короны с подконтрольных территорий Сомерсет инициировал одобрение парламентом нового акта о возвращении земель и начал сбор средств на оборону Гаскони, которую Карл VII собирался отвоевать у англичан. Ему даже кое-как удалось разрешить затянувшийся вооруженный конфликт между семьями Куртене и Бонвилл, чья кровавая междоусобица сеяла хаос на западе страны[180]180
  Ранее, в сентябре 1451 года, Йорку удалось без разрешения короля уладить спор Куртене и Бонвиллов. Подробное описание этого конфликта см.: M. Cherry, 'The Struggle for Power in Mid-Fifteenth-Century Devonshire' in R. A. Griffiths (ed.), Patronage, the Crown and the Provinces in Later Medieval England (New Jersey, 1981).


[Закрыть]. Тем временем Йорк все больше походил на подстрекателя толпы, а не на проводника мира и порядка. Прошение, поданное парламенту его советником Томасом Янгом в мае 1451 года, с требованием признать Йорка возможным наследником, привело к тому, что парламент почти сразу был распущен. Сам же герцог потерял все свои властные полномочия. Его попытка спасти корону, став правой рукой короля, казалось, провалилась. Остаток года он провел в мрачных раздумьях, объезжая свои владения.

Коллегиальная церковь Сен-Мартен-ле-Гранд в северо-западной части Лондона, примыкавшая с одной стороны к церкви Грейфрайарс и к Голдсмит-холлу – с другой, славилась своей независимостью. Те, кто просил у общины убежища и получал согласие, могли укрыться на ее территории, оставаясь под охраной хартии привилегий, которая давным-давно была предоставлена местным каноникам. Поэтому в коллегии в течение многих лет, пытаясь скрыться от сурового наказания, находили приют преступники, бродяги и беглые заключенные[181]181
  'Colleges: St Martin le Grand' in W. Page (ed.), A History of the County of London (London, 1909), I 555–566.


[Закрыть].