Текст книги "Имя Зверя"

Глава 29

Лондон, 17 декабря

Том Холли поежился от холода и посмотрел в окно на спящие сараи. Молочник только что начал свой обход. Бутылки тихо позвякивали в морозном воздухе. Им вторил звонкий щебет птичьих голосов.

Он подумал, что должен находиться не здесь; он должен быть в Египте, помогать Майклу Ханту. Но начальники отделов не разъезжают по свету. Начальники отделов не подвергают опасности себя, свои знания и свое невежество. Они следят издалека, а при необходимости отгораживаются. У него было семь таких загородок: Честь, Благоразумие, Секретность, Дипломатия, Безопасность, Такт и Пошли Вы Все К Черту. Именно это последнее было главным.

– Том? Что ты делаешь в такую рань? Еще пяти нет.

В дверях стояла его жена, растрепанная со сна, в небрежно накинутом на плечи халате.

– Что? Прости. Я не знал.

– Я проснулась, а тебя нет. Ложись спать, дорогой. Слишком холодно, чтобы сидеть здесь. Еще и детей разбудишь.

– Иди, дорогая. Я скоро.

Линда вошла в комнату. Она едва видела мужа в темноте. Он был темным силуэтом на фоне окна.

– Включить свет? – спросила она.

– Нет, нет. Спасибо.

– Хочешь, поговорим?

Она задала этот вопрос, подумав, что мужа беспокоят проблемы, которые можно обсудить с женой. Она постоянно спрашивала об этом с тех пор, как они поженились, хотя Том неизменно отвечал «нет». Но Линда, выполняя супружеский долг, продолжала спрашивать. С ее стороны было бы жестоко не попытаться снять часть забот с плеч мужа.

– Мне кажется, человек, который мне не безразличен, попал в беду, – произнес Том.

Линда, пораженная, подошла к нему и обняла за плечи:

– Я могу чем-нибудь помочь?

Том покачал головой.

– Нет? – переспросила она. – Точно нет?

– Это Майкл, – объяснил Том. – Майкл Хант. И что самое главное, он в опасности по моей вине. Он вышел в отставку, удалился от дел, а я втянул его снова. Если бы не эта проклятая революция...

– Где он? В Египте?

– Да.

– Наверное, это все, что ты можешь мне сказать.

Том кивнул.

– И ты хочешь поехать туда и найти его. Вытащить оттуда или как-нибудь помочь?

Некоторое время Том молча обнимал жену.

– Откуда ты знаешь? – спросил он наконец.

– Боже мой, Том. Я не знаю, почему тебе еще платят жалованье. – Она помолчала. – Тебе действительно нужно ехать?

Он колебался. Столько всего зависело от одного слова – «действительно».

– Да, – промолвил он наконец. – Думаю, да. Сильно сомневаюсь, что есть другой выход. Обыкновенно... Дело не только в Майкле. Там что-то происходит, и мне это не нравится.

– Том, я боюсь. Я боюсь, что ты не вернешься. Разве у тебя нет людей для таких поручений? Молодых людей, которые не обзавелись семьями. – У них было трое детей, самому младшему четыре года, старшему одиннадцать.

Том не мог рассказать ей о своих подозрениях, о том, что он не доверяет никому в Воксхолле.

– Для такого дела – нет, – ответил он. – Если кому-то нужно ехать, так только мне.

– А тебя отпустят?

Он покачал головой:

– Они не будут знать. Я ничего не скажу.

– Но они рано или поздно все узнают.

– Да, конечно, но к тому времени будет слишком поздно.

Линда не ответила. Вздрагивая, она долго прижимала его к себе.

– Сюда, возможно, будут приходить разные люди, – произнес Том. – Задавать вопросы. Предъявлять обвинения. Сможешь ты выдержать это?

– Это я смогу выдержать, – ответила Линда, – но не смогу выдержать твоего отсутствия.

– Я уеду ненадолго, – солгал он.

– Правда?

– Правда, – прошептал Том, обнял ее обеими руками и долго держал в объятиях.

* * *

Кабинет Перси Хэвиленда выходил окнами на Кадоган-сквер. Сейчас Хэвиленд находился там. Он не спал всю ночь, проводя переговоры то с одним министром, то с другим, и борьба со сном оставила на его лице тени. В два часа ночи он встречался с израильским послом, проведя больше часа в секретной комнате в посольстве, расположенном в Кенсингтон-Палас-Гарденс. Вскоре после четырех позвонил председатель ОРК, и разговор с ним продолжался полчаса – очень трудные полчаса.

Зазвонил телефон. Хэвиленд закрыл глаза и про себя выругался. Несколько стаканов солодового виски в течение долгой ночи почти не прояснили голову и не улучшили его настроения. Он протянул холеную руку и поднял трубку:

– Хэвиленд слушает.

Голос на другом конце линии был неторопливым, но деловитым. Хэвиленд выслушал, выдавил из себя «да», потом «спасибо» и положил трубку. Несколько секунд он не шевелился, держа руку на черном пластике аппарата. Затем полуобернулся в кресле и сказал человеку, сидевшему в тени у окна:

– Это был Бертон. Из моих людей. Надежный парень. Я поручил ему то дело с кодом.

Человек у окна с интересом поднял голову.

– Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, – продолжал Хэвиленд, оглядывая роскошно обставленный кабинет.

Человек не сказал ничего, не сделал ни одного движения. Но он слушал.

– Я попросил его просмотреть материалы по Майклу Ханту и Томасу Холли, проверить, не сохранилось ли записей о каком-нибудь коде, который они использовали. И он позвонил как раз для того, чтобы сказать, что передал его дешифровщикам. Несколько минут назад они расшифровали два послания. Сейчас их пришлют.

В дверь постучали, вошел посыльный. Передав бумаги, он удалился. Хэвиленд надел очки и просмотрел обе страницы. Когда он поднял глаза, его лицо было мрачным.

– Именно этого мы боялись. Майкл Хант снова обнаружил себя. Он хочет встретиться с Холли. Холли сообщил по радио, что сегодня собирается вылетать в Египет.

– Вы полагаете, он попадет туда?

– Очень сильно сомневаюсь.

– Вы не попытаетесь остановить его?

– Конечно нет. Зачем?

– А если он доберется до Египта, что тогда?

– Он будет ждать Ханта в условленном месте.

– Нам известно это место?

Хэвиленд покачал головой:

– Узнаем.

– А если Хант не появится?

– Холли начнет искать его.

– Он его найдет?

Хэвиленд пожал плечами:

– Возможно. Если Хант жив.

Гость встал и подошел к окну, за которым уже было утро. После долгой паузы он повернулся лицом к хозяину кабинета:

– Перси, у вас прелестный кабинет. Я всегда так думал. Я завидую вам. Вам очень повезло.

– Да. Конечно.

– Полагаю, вас в любой момент могут посвятить в рыцари.

Хэвиленд кивнул:

– Да. Наверно, да. Я буду в новогоднем списке.

– Значит, это уже официально?

Хэвиленд кивнул.

– Вы заслуживаете большего, – гость замолчал и снова повернулся к окну. Он медленно провел пальцем по стеклу.

– Значит, их встреча будет нам на руку, верно?

Какую-то секунду Хэвиленд не мог понять, кого он имеет в виду. Затем кивнул.

– Да, – сказал он. – Это здорово нам поможет.

После нее Холли можно объявить предателем, вступившим в заговор с Майклом Хантом и женой Рашида Манфалути.

– А потом?

– Потом? Никаких «потом» не будет.

Гость убрал палец со стекла. На нем осталась полоска.

– Да, – сказал он. – Вы абсолютно правы. Никаких «потом» не будет.

Часть IV

Никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.

Откровение, 13:17

Глава 30

Каир

Священник заканчивал мессу в память об отце прихожанки, умершем два дня назад во Флоренции. Обыкновенно он не занимался этим, но отец Доминик вчера заболел и отслужить мессу попросил его. На ней присутствовало не более двух дюжин людей, закутанных в шарфы и пальто: дочь покойного, две ее дочери со своими мужьями, их дети да несколько знакомых.

В темной часовне неровно горели белые свечи. Воздух был напоен благовониями. Священник то возникал из мрака, то снова пропадал в тени – высокая фигура в белом облачении, согнувшаяся перед крошечным алтарем. Умерший был старым, дряхлым и неблизким для этих людей. Внуки видели его только на фотографиях, зятьев он не любил. Никто особенно не сожалел о его кончине. Ничьи рыдания не нарушали размеренного течения службы.

Как актер, исполняющий знакомую роль в затемненном театре, священник произносил слова и выполнял необходимые действия. Со стены на знакомый обряд смотрела статуя Святой Екатерины Александрийской, немая, изуродованная краской и штукатуркой. Бледный Бог на кресте закрыл глаза от боли.

Посторонний человек мог бы отметить странную атмосферу в часовне, как будто служба проходила тайно и противозаконно. Со времени переворота христианская община Египта жила в напряжении, и копты – в первую очередь. Воспоминания о мрачных днях 1980 и 1981 годов не успели померкнуть. Религиозные власти уже ограничивали инакомыслие. По переулкам расходились слухи об утренних убийствах.

Поговаривали, что в Минье, Асьюте и других христианских анклавах молодые люди вооружаются. Ливанские христиане переправляли в Египет оружие через Иордан и Синай. Американская евангелическая группа «Меч жизни» слала доллары и, как утверждали слухи, патроны.

Священник повернулся лицом к прихожанам, заметив в этот момент человека, стоящего поодаль, у входа, едва заметного в темноте. В начале мессы его не было. Священнику показалось, что он где-то его видел.

Месса продолжалась, размеренно и бесстрастно. Акт милосердия, и ничего больше. Люди собирались лишь ради соблюдения традиции. «Какое это имеет значение?» – подумал священник. Его сейчас занимали более важные проблемы.

Последние слова, рукопожатия – утешение для тех, кто не нуждался в нем ни в малейшей степени. Священник бегло говорил по-итальянски, но с акцентом. Посторонний человек около двери не двинулся с места, ожидая, когда прихожане разойдутся. Те бросали на него нервные взгляды и спешили удалиться. Когда ушел последний, человек вышел из тени.

– Давненько я не слышал, как ты служишь мессу, Пол. Ты не растерял свой талант. – Он говорил по-английски.

– Спасибо. Я стараюсь практиковаться. Черт возьми, что ты здесь делаешь в такое время? И для чего так вырядился? Я даже не узнал тебя.

Майкл пожал плечами:

– Мы все актеры, играющие свои роли. За мной не было хвоста, если это тебя волнует.

Пол уже снимал свое облачение.

– Майкл, ты был профессионалом. Я верю в тебя.

Лицо Майкла помрачнело.

– Пол, я попал в беду. Мне нужна твоя помощь.

Пол колебался.

– Почему именно моя? – Он аккуратно перекинул ризу через руку. Под ней он носил кружевной стихарь.

– Потому что ты мой брат. Потому что я могу доверять тебе. Пол, больше у меня никого нет.

– Твоя жизнь в опасности?

Майкл кивнул.

– А я полагал, что ты вышел в отставку, Майкл. Я считал, что ты удалился от этих дел. Или это была всего лишь хитрая игра?

– Нет, все так и было. То, что я говорил тебе в Англии, – правда. От начала до конца. Тогда ты предупреждал меня, чтобы я не связывался с Томом Холли.

– Он впутал тебя во что-то?

– Да.

– Понятно. Теперь тебе придется все объяснить подробно. Пойдем ко мне – там мы сможем спокойно поговорить.

– А отец Доминик?

– В госпитале. Вчера внезапно заболел. Тут гуляет какая-то зараза. Половина прихода больна.

– Как жаль... Передай ему от меня наилучшие пожелания. Он очень милый человек.

– Да, да, конечно.

Лицо Пола на мгновение помрачнело. Затем он улыбнулся, обнял брата за плечи и повел его из церкви.

Приход Св. Спасителя, расположенный на южном краю Эль-Азбакийи, как и сама церковь, тайно существовал еще в период расцвета британского владычества. Прихожанами здесь были местные католики и марони-ты, несколько итальянцев, оставшихся в стране после Суэца, и разношерстная группа эмигрантов, на чей вкус церковь Св. Иосифа в Эль-Замалике была слишком помпезной.

Пол тайно прибыл в Каир в начале года. Ему было приказано отправиться в Египет для проведения некоторых расследований. Каждый день он уезжал в нунциатуру в Эль-Замалике, а большинство ночей проводил в приходе за работой. Он редко выбирался в общество, никогда не отдыхал. Майкл не имел понятия, в чем заключается цель его командировки. Он думал, что, возможно, она имеет какое-то отношение к его специальности – изучению ислама. Пол написал прекрасную работу о Ибн-Таймийе, идеологе четырнадцатого века, одну из книг которого Майкл видел в тот день на лотке книготорговца. Работа Пола была опубликована несколько лет назад Папским библейским институтом в серии библейских и восточных исследований.

Пол выставил на стол две рюмки и бутылку ирландского виски.

– Я люблю имбирное, – сказал Майкл. – Помнишь?

– Я помню, что ты любил имбирное пиво в детстве. Ты хлестал его галлонами, а потом мочился в постель. Имбирь вреден для тебя. Да и вообще не думаю, что Доминик держит его у себя. Если хочешь, тут есть что-то под названием портер. Жуткая гадость, но Доминик это обожает. Он называет его Вельзевулом. «Выпить, что ли, пинту Вельзевула», – так он говорит. Один Бог знает, где он его достает. Ни один человек в здравом уме не станет его производить. Я думаю, он делает его сам.

– Ладно, – сказал Майкл. – Пожалуй, остановлюсь на виски, если не возражаешь.

– Не беспокойся. Это бутылка Доминика, не моя, а в наши дни виски достать непросто.

Майкл поднял на Пола взгляд и тут же крепко закрыл глаза. Лицо его страдальчески искривилось.

– Дело не только во мне, – сказал он, снова открывая глаза. – Под угрозой жизнь других людей. Некоторые уже мертвы. Например, человек по имени Перроне, Ронни Перроне. Вряд ли ты знал его, но...

Пол мрачно посмотрел на брата.

– Нет, – сказал он. – На самом деле я очень хорошо знаю Ронни. Ты говоришь, что он мертв?

– Я только что был у него дома. Кто-то задушил его поясом от халата.

Пол поспешно перекрестился.

– Пол, откуда ты знал его?

– Скажем так: я встречался с ним несколько раз по работе.

– Как священник?

– Нет. Когда исследовал фундаменталистские движения.

– Ясно. Ты знаешь, что он был начальником секции МИ-6 здесь, в Каире?

– Да, знаю, Майкл. Церкви тоже кое-что известно. Ты будешь удивлен, узнав, сколь мало от нас скрыто.

– Главным образом именно поэтому я и пришел к тебе.

– Да, я так и предполагал. – Пол поднял свою рюмку с неразбавленным виски. – Ты сказал, что были и другие смерти?

Майкл рассказал ему все, что видел.

– Я не знал этого Махди, – произнес Пол. – Он был каким-то образом связан с тобой или с Ронни?

Майкл покачал головой:

– У него жила Айше.

– Айше?

– Манфалути.

Пол всего лишь раз встречался с Айше вскоре после возвращения в Каир с похорон отца. Он помнил ее как женщину, обратившуюся к его матери в Оксфорде и спросившую Майкла. Она произвела на него огромное впечатление, но сан священнослужителя не позволил ему ничего большего, чем простая вежливость. Некоторые люди – даже священники – сказали бы, что он старомоден, полагая совместную жизнь людей, не состоящих в браке, грехом.

– Ясно... Очень жаль. Что бы я ни думал о ваших с ней взаимоотношениях, я могу только сожалеть, что ее жизнь находится в опасности. Но ты должен был понимать, когда... когда знакомился с ней, что такая возможность существует. Ее муж представляет огромную угрозу для нового режима. И даже она...

– Ее муж мертв.

– Что? Манфалути? Откуда ты знаешь?

Майкл рассказал, не умолчав ни о чем. Помимо всего прочего, ему хотелось выговориться. Маленькая, уставленная книгами комната была по-домашнему уютной, как будто они находились не в Каире, а совсем в другом мире. Она служила Полу кабинетом, пока он жил здесь. Майкл заметил на маленьком столике фотографии матери и отца, а позади них – самого себя с Полом. Они стояли рядом, залитые солнечным светом, и щурясь глядели в камеру, которую держала в руках мать. Фотография была сделана в 1975 году, когда семья в последний раз приезжала в Каир. Снимок, принадлежавший Майклу, был потерян давным-давно. А может быть, это он и был, – каким-то образом попавший к его брату и вернувшийся в Каир в маленькой серебряной рамке.

Когда Майкл закончил рассказ, Пол ничего не произнес. Он глубоко задумался – похоже, слова брата встревожили его.

– Ты не рассказал мне, зачем ездил в Александрию, – наконец сказал он.

– Я говорил. Том Холли хотел, чтобы я ему помог. Мне нужно было раздобыть кое-какую информацию. Вот и все.

Пол неторопливо поднялся на ноги, подошел к книжному шкафу и достал из него маленькую книгу в кожаном переплете. Перелистав ее, он поставил книгу на место. Затем вздохнул и повернулся лицом к брату:

– Майкл, ты пришел сюда, потому что, по твоим словам, доверяешь мне. Из твоего рассказа этого не следует, ты говоришь мне ничего не значащие слова.

– Есть вещи...

– Нет, Майкл, нет таких вещей. Сейчас я скажу, зачем ты пришел ко мне. Ты хочешь, чтобы я связал тебя с разведкой Ватикана в Каире. Верно?

Майкл хотел было запротестовать, но передумал.

– Да, – признался он. – Ты прав. У меня больше нет никаких контактов. Возможно, мне не доверяют.

– Прекрасно. Ты хочешь, чтобы я представил тебя людям из нашей разведки. А теперь спрашиваю я себя: зачем моему старшему брату это понадобилось? Ронни Перроне не представлял в своем лице все британские спецслужбы в Египте. Даже я это знаю. Американцам не потребуется много времени, чтобы вычислить тебя, даже если у тебя больше нет никаких контактов с посольством. Так что, очевидно, происходит нечто гораздо более серьезное, чем то, что ты рассказал мне. Если ты хочешь моей помощи, то должен рассказать мне все, что знаешь.

Майкл колебался. Он уже раскаивался, что втянул брата в это дело. Но жизнь Айше висит на волоске, если она вообще еще жива. В конце концов, кого он предаст? Несколько мертвецов? Предателя, орудующего в Воксхолл-Хаусе? Он рассказал Полу все, что знал.

Когда Майкл закончил, Пол некоторое время сидел молча, склонив голову, как будто молился. Будучи моложе брата, он полагал, что сан священнослужителя помогает ему в тяжелых ситуациях, в минуты страха, в минуты одиночества. На самом деле оказалось наоборот: священник более обнажен, более уязвим. Можно держать в руках потир с кровью Христовой, и все равно быть меньше чем ничем. Ты можешь получить отпущение грехов и провести ночь, мучаясь от сознания своей греховности и угрызений совести. Ты можешь истратить всю жизнь на служение Богу и все равно остаться проклятым.

Не поднимая головы, Пол тихо произнес:

– Майкл, ты уверен, что человека, который, по словам Тома Холли, стоит за этими убийствами, зовут эль-Куртуби? Он называл именно это имя?

– Да, конечно. «Кордовец». Это необычное имя, его трудно с чем-либо спутать.

– Да, разумеется. – Пол поднял голову.

– Майкл, – спросил он, – достаточно ли ты силен? Я имею в виду не физически, а нравственно. Эмоционально. – На самом деле он хотел сказать «духовно», но подумал, что Майкл может неверно его понять.

– Ты думаешь, Айше мертва?

Пол склонил голову и тихо покачал ею:

– Не знаю, Майкл. Я не ясновидец. Видит Бог, хотел бы я им быть. Но я знаю не больше, чем ты.

Майкл впервые заметил, что его брат поседел. Он вспомнил, каким красивым и сильным Пол был в детстве, с каким удовольствием он тренировался. Пол привлекал женщин сильнее, чем он. Пол играл в футбол, плавал на каноэ, занимался альпинизмом в Шотландии. И он заплатил свою цену за обладание здоровым телом и духом. Как ему, должно быть, теперь одиноко. Майклу захотелось протянуть руку и погладить Пола по щеке. Он подумал, что, вероятно, это тяжелее всего для священника – не знать ласки.

– Что такое? – спросил он.

Почему Пол так смотрит на него? На мгновение между ними повисла тишина – напряженная, тревожная.

– Я думаю, – тихо сказал Пол, – возможно, для Айше было бы лучше, если бы она была мертва.

Глава 31

Снег покрыл Каир непроницаемой оболочкой. Побеленные купола и минареты с полумесяцами издали казались сошедшими с рождественской открытки. Над вершиной Цитадели могла бы сиять звезда. А на грязных окраинах огромного города пастухи в лохмотьях выводили свои стада в зимние поля.

Однако на улицах, внизу все очарование пропадало. Люди дрожали от холода, пробираясь через грязные сугробы и замерзшую слякоть. Люди мерзли в квартирах – здешние дома не были рассчитаны на такую погоду, и меньше всего – в самых старых кварталах, в трущобах Миср-эль-Кадимы.

Отец Пол Хант брел навстречу резкому ветру по темной улице в Вавилоне. Он ощущал запах едкого дыма гончарных печей на краю пустыни, отдалявшего Миср-эль-Кадиму от Города Мертвых, лежавшего дальше к востоку. На узких, извилистых улицах преобладал другой запах, запах нищеты. Снег и ветер не могли его побороть.

Увидев старика, протянувшего руку за милостыней, Пол наклонился и опустил несколько монеток в сморщенную ладонь. Старик на мгновение поднял на него глаза, сжал своими руками руки Пола в жесте благодарности. «Аллах юбарик фик, – прошептал старик. – Аллах юбарик фик». На тыльной стороне его запястья Пол увидел синий византийский крестик. Он улыбнулся и зашагал дальше.

Вавилон – Баб-Альюн или равнина Альюн – был древним селением, из которого позднее вырос Каир. Греки называли его Вавилоном. Римский император Траян воздвиг здесь укрепленную башню, назвав поселение «Вавилоном Египетским». Когда пришли мусульмане, они построили вокруг свой первый город: Эль-Фустат, «военное укрепление». Когда исламский город начал разрастаться к северу, Вавилон и его окрестности стали «Старым Каиром», обнесенным стенами районом, населенным коптами и евреями, местом кладбищ и церквей, монастырей и синагог, благовоний и призраков, мрачных руин, прячущихся за высокими стенами.

Сейчас евреев здесь не осталось, большинство коптов перебрались в Шубру, а те, кто побогаче, – в Гелиополь или Миср-эль-Джадиду. Некоторые церкви были отреставрированы для туристов, которым надоели избитые маршруты. У их обшарпанных стен по-прежнему толпились священники и монахи, пение литургии все так же раздавалось за узорными решетками, ароматы тошнотворно-сладких благовоний плыли воскресными утрами по улицам. Но жизнь ушла отсюда, дух давно покинул эти места.

Пол чувствовал уныние всякий раз, как приходил сюда, – из-за мрачных, голодных улиц и темных стен без окон. Из-за людей, на лицах которых виделись столетия лишений. Из-за старых святых, скучающих в заброшенных алтарях. Но главным образом из-за того, что он узнал, что скрывалось здесь за стенами и решетками, увешанными иконами.

Он оставил брата в приходе. Майкл, измученный недавними переживаниями, заснул в комнате Доминика. Разрешив Майклу остаться, Пол серьезно нарушил церковные правила. В конце концов, это был не его приход, чтобы распоряжаться здесь по своему усмотрению. Но он утешал себя мыслью, что выбора у него не было. Майкл был его братом, и более безопасного места он бы не мог найти. Выбросить Майкла на улицу означало предать его в руки врагов, о существовании которых он даже не подозревал. Полу оставалось только молиться, чтобы они не пришли вслед за Майклом в приход Св. Спасителя.

Пол вышел из дома. Мимо прокатил местный поезд, направляясь к Эль-Маади и Хелуану. Он ненадолго остановился на станции Мари-Гиргис, затем уехал.

Подойдя к дыре в старой крепостной стене, Пол пробрался через нее, спустился по короткой лестнице и оказался в узком переулке, разделявшем мужской и женский монастыри Св. Георгия. Мимо прошел священник в черной рясе, прижимая к груди требник, задумчивый и хмурый.

В конце переулка Пол прошел под низкой аркой и оказался перед другой лестницей, которая внизу упиралась в боковую дверь маленькой церкви. На мгновение он заколебался. Что, если старик умер? Что, если он лгал, по каким-то причинам, известным лишь ему самому или его Церкви? Или хуже – что, если он сказал чистую правду? Пол глубоко вздохнул и отворил дверь.

В Абу-Сарге перемешались свет, тьма и воображение. Дверь захлопнулась, отрезав Пола от внешнего мира. Он закрыл глаза: ему показалось, что он слышит голоса всех умерших и погребенных здесь за многие столетия; слышит, как пролетают ангелы. Так мало пространства и так много мрака. Пол перекрестился и открыл глаза.

Здесь сошлись вместе рождение и смерть Церкви, расцвет монастырей и приход ислама.

Он прошел через притвор в ней. Здесь тьму прорезали тонкие лучи света, падавшие из скрытых ламп. Ряды гранитных колонн отделяли узкие приделы, поднимаясь в темноту. Здесь и там на них еще можно было различить потускневшие изображения святых, выцветшие, поблекшие. Штукатурка отвалилась со стен, оставив дыры в золоте и пурпуре фресок, почти таких же древних, как сама церковь.

Пол прошел за пыльный занавес в алтарь. Отец Григорий сидел, как он и предполагал, на низком деревянном табурете, лицом к центральному хайкалу. Голова его была склонена, так что длинные седые волосы ниспадали на колени. Пол знал, что он приходит сюда каждый день, зимой и летом, для молитв и размышлений. Болезнь суставов не позволяла ему опускаться на колени, и вместо этого он сидел на табурете.

Пол не стал прерывать его раздумий. Он встал рядом и принялся молиться. Перед иконой Девы горела свеча. В церкви было холодно.

Прошло больше часа, прежде чем старик наконец поднял голову. Он спросил не оглядываясь:

– Это вы, отец Пол?

– Да. Я пришел недавно.

– Я ждал вас.

– Я решил прийти только утром.

Старый священник усмехнулся.

– Прошлой ночью, – сказал он. – Вы решили прийти прошлой ночью.

Пол нахмурился. Старик знал слишком много.

– Что-то случилось. – Отец Григорий произнес это утвердительно.

– Да, – ответил Пол, глядя на выцветшие иконы. Что-то случилось.

– Хорошо. Давно пора.

Пол понял, что он имеет в виду, и вздрогнул.

– Ядумаю, что могу выследить его.

– Правда?

– Я рассказывал вам о моем брате Майкле. Помните?

Старик кивнул. Ему могло быть семьдесят лет, могло быть и сто. Его глаза потускнели от старости, зубы превратились в почерневшие обломки. Но его разум был острым, как всегда, а память – безупречной.

– Помню, – прошептал он. – Продолжайте.

– Все произошло так, как я думал, – сказал Пол. – Его люди вышли на связь с ним, уговорили его снова работать на них. Чтобы найти эль-Куртуби.

– Вы этого не хотели, верно?

– Да. Я пытался предостеречь его, но он не послушался.

– Какой смысл был предупреждать? Те, кого избрал Бог...

– Он мой брат, избран он или нет. Он ничего не знает об эль-Куртуби. Они все ничего не знают. Для них он всего лишь главарь террористической организации, и они даже не знают ее названия.

– Так правду знаем только мы?

– Да.

– Вы не думаете, что это с нашей стороны немного самонадеянно? Возможно, пора посвятить кого-нибудь еще.

– Как вы сами только что сказали: какой в этом смысл?

– Может быть, вам стоит рассказать брату?

– Он неверующий. Он не поверит мне.

– Тем не менее.

– Я подумаю.

– А ваши люди могут помочь ему?

– Думаю, да. Возможно, им удастся найти эль-Куртуби.

– Но смогут ли они сделать это вовремя, как вы полагаете?

– Может быть. – Пол сделал паузу. – Есть одна сложность, – произнес он. – Женщина. Ее зовут Айше Манфалути.

– Жена политика?

– Она и мой брат... – он заколебался, – были любовниками. Несколько месяцев. Они познакомились в Англии, сразу после смерти моего отца. Их познакомил человек по имени Холли. Он – начальник египетского отдела в Лондоне.

– А в чем состоит сложность?

– Манфалути мертв. Его жена пропала. Ябоюсь, что она могла попасть в руки эль-Куртуби.

– Тогда да смилостивится Господь над ее душой.

– Да... – Пол замолчал.

Отец Григорий стал подниматься с табурета. Пол нагнулся, взял его под руку и помог встать на ноги. Внезапно он оглянулся, как будто услышал что-то.

– Все в порядке, сын мой. Не обращай внимания. Это всего лишь тени.

– Яничего не могу поделать, отец. Я боюсь.

– Это пройдет. Помни, они всего лишь тени. А теперь, думаю, настало время для того, о чем я тебе говорил.

Пол ничего не сказал. Он не мог преодолеть свой страх. Этот страх жил с ним восемь месяцев, стал его частью. И здесь, так близко...

Опираясь на руку Пола, отец Григорий направился к самому северному из трех хайкалов – высокой апсиде, расположенной слева от них. Здесь, за проходом в стене, была крутая лестница. Рядом с ней стоял маленький фонарь. Отец Григорий указал на фонарь, и Пол зажег его от ближайшей свечи.

– Сюда, – сказал отец Григорий.

Пол спускался первый боком, чтобы помочь старику. Крутые ступени были отполированы подошвами бесчисленных паломников. Пол был здесь только однажды, много лет назад, в свое первое посещение Каира после принятия сана. Тогда он еще не был знаком с отцом Григорием.

Как мало Пол до сих пор знал о коптском священнике! Конечно, он задавал вопросы, наводил справки и в патриархате, и в нунциатуре, но никто не мог ему ничего толком сказать. Он знал, что старик родился почти девяносто лет назад в старинной коптской семье, жившей в деревне около Миньи. В пятнадцать лет он постригся в монахи и оказался в монастыре Дейр-Барамус в Вади-Натрун, где провел большую часть своей длинной жизни. В Вади-Натрун, древнем поселении в пустыне к западу от Садат-Сити, Григорий стал известен своей ученостью. Его неоднократно приглашали в самый главный монастырь, Абу-Макар, но он остался в Дейр-Барамусе со своими книгами и кошками, которые сопровождали его, куда бы он ни отправлялся.

Позже, гораздо позже, Григорий оставил свое убежище в пустыне. Папа Шенуда, глава Коптской церкви, лично просил его перебраться в Каир. И именно с этого момента Пол был не в состоянии проследить жизнь Григория в течение последних двадцати пяти лет. В ней имелись пробелы, таинственные возникновения и исчезновения. Старый священник отмалчивался, когда его расспрашивали о его деятельности. Пол считал, что не может до конца доверять Григорию. Но знал, что выбора у него нет.

Склеп под святилищем существовал еще с римских времен. Легенда утверждала, что именно здесь Мария, Иосиф и ребенок Иисус обитали во время бегства в Египет. Иосиф, как гласило предание, работал на строительстве соседней башни.

Отец Григорий остановился у маленького алтаря, склонив голову в молитве. Пол молился вместе с ним. Он не верил в предания, называвшие по всей стране священные места, где ел, говорил или умер Христос. Но во мраке склепа это маленькое неверие не играло никакой роли.

Старый священник поднял голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

– Вы готовы? – спросил он.

Пол чувствовал, что у него пересохло во рту. Нет, подумал он, к этому не готов.

Из кармана рясы отец Григорий достал тяжелый кожаный футляр и открыл его. Внутри оказался большой железный ключ.

– Другого ключа, кроме этого, никогда не было, – сказал старик. – Он пришел к нам через столетия и теперь ненадолго стал моим.

Пол чувствовал, как стучит его сердце.

Старик указал на каменную плиту в углу.

– Вот, – сказал он. – Помогите мне ее поднять.

Пол наклонился и нашел углубление, достаточно широкое, чтобы зацепиться за него пальцами. К его удивлению, отец Григорий тоже нагнулся и взялся за камень с другого края. Плита отошла довольно легко. Под ней оказалась деревянная дверь.

Ключ подошел к большому замку. Он открылся медленно, неохотно. Отец Григорий положил ключ в футляр, а футляр убрал в карман.