Текст книги "Имя Зверя"

Глава 73

Каир, 15.30

Перси Хэвиленд вылетел из Лондона прямо на британскую военно-воздушную базу в Акротири на Кипре, где ему предоставили «Сессну» с пилотом для полета в Египет. Он ужасно злился. Злился на Лайонела Бейли, заставившего его лететь в это Богом забытое место, злился на эту примадонну эль-Куртуби за гнусные идеи, приходящие в его тупую испанскую голову, злился на то, что пропустит давно запланированные завтрашние торжества его посвящения в рыцари. За все это он должен получить весьма существенную компенсацию, иначе он позаботится, чтобы кое-кто пожалел о таком гнусном обращении с ним.

Он был единственным пассажиром в самолете, и из-за этого перелет казался ему еще более утомительным. Королевские ВВС нельзя было заподозрить в особой щедрости или стремлении разнообразить полетный рацион. Он взял с собой бутылочку джина и немного тоника, хотя и полагал, что по прибытии придется отказаться от них. С другой стороны, он надеялся, что едва ли подвергнется унизительному таможенному досмотру, даже формальному. В конце концов, он летит как дипломат. Если бы у него была достаточно большая сумка, он мог бы провезти целый ящик джина. Правда, он не собирался надолго задерживаться в этой стране, так что одной бутылки ему за глаза хватит.

Хотя разрешение на посадку было получено прямо из канцелярии президента, тем не менее в египетском воздушном пространстве их прикрывала пара истребителей. Перси сейчас видел один из них в иллюминатор. Истребитель летел так близко, что Хэвиленд мог разглядеть пилота в кабине. Если эль-Куртуби хочет получить еще несколько таких игрушек, ему надо придумать какой-нибудь веский мотив. Все должно выясниться завтра; они не могут позволить себе ошибиться ради политических амбиций эль-Куртуби. С другой стороны, как думал Перси, усидишь на своем посту, возможно, все изменится к лучшему. Месяц-другой – и через них потечет много денег, а его положение позволяло ему проследить, чтобы изрядная их часть оказалась там, где нужно.

Пилот объявил, что начинает посадку в каирском аэропорту. Хэвиленд откинулся на спинку кресла и проверил, пристегнут ли ремень. Он не расстегивал его весь полет. Снаружи бушевала метель, и их сильно трясло. Маленький самолет накренился и начал крутой спуск со скоростью, с которой не мог бы справиться ни один гражданский пилот.

Перси ждал чего-то другого. Солнца, песка и верблюдов. Вместо этого он попал в снегопад. Посадочная полоса была, правда, расчищена. Хэвиленд выглянул в иллюминатор. По какой-то причине они удалялись от главного здания аэропорта. Самолет подкатил к большому ангару, остановился, и моторы затихли. Через несколько секунд пилот отодвинул занавеску, которая отделяла кабину от салона самолета.

– Мистер Хэвиленд, они требуют, чтобы вы вышли здесь. Кажется, по соображениям безопасности, сэр.

– Это не слишком-то удобно. Вы не можете не обращать на них внимания и высадить меня где-нибудь в нормальном месте?

Пилот покачал головой:

– Прошу прощения, сэр, но мне кажется, что они этого не позволят. Они не похожи на людей, желающих пойти навстречу. Если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Да, понимаю, черт побери. Ну ладно, хорошо. Как мне вылезти из этой развалюхи?

– Ячерез секунду открою дверь, сэр. Вам только придется подождать, пока я опущу трап.

Прошло еще несколько минут, потом пилот объявил, что все готово. Хэвиленд встал, надел пальто и шарф, взял дипломат и глубоко вздохнул. Надо поскорее покончить с этим делом, подумал он.

Он осторожно спустился по узкому трапу. Его никто не встречал – не было ни единого человека. Вовсе не так принимают таких гостей, как он. Этим арабам придется кое-чему научиться. Слава Богу, что его союз с эль-Куртуби временный. Хэвиленд даже не осмеливался подумать, что будет, если временный союз станет постоянным.

Оказавшись на бетоне, Перси едва не поскользнулся. Было очень холодно. Вздрогнув, он плотнее обмотал шарф вокруг шеи. Вокруг по-прежнему не было видно ни единой души. Зачем его высадили именно здесь?

Он услышал за спиной шаги. Его догонял пилот:

– Мистер Хэвиленд, мне очень жаль. В самом деле. Но приказ есть приказ.

Хэвиленд повернулся было, чтобы ответить что-нибудь язвительное, но в это мгновение пуля ударила ему в висок. Он пошатнулся, затем ноги его подогнулись. Он умер раньше, чем упал на землю.

Пилот убрал пистолет в кобуру, убедился, что Хэвиленд мертв, и медленно поднялся в самолет. Он успеет вернуться в Акротири, чтобы отпраздновать Новый год вместе с эскадрильей.

Часть XI

И схвачен был зверь и с ним лжепророк, производящий чудеса пред ним, которыми он обольстил принявших начертание зверя и поклоняющихся его изображению.

Откровение Иоанна Богослова, 19:20

Глава 74

Личный самолет Папы, 19.20

Папский самолет, вылетевший из аэропорта Фью-мичино в Риме ровно пятьдесят минут назад, находился над Ионическим морем, примерно в сотне миль от Апеннинского полуострова, Исправляясь на юго-восток. Это был «Боинг-737» компании «Алиталия», специально подготовленный для эгого рейса. В целях безопасности на нем не было опознавательных знаков Ватикана, и номер рейса соответствовал обычному чартерному рейсу. Маршрут был передан диспетчерам всего за несколько минут до вылета, кроме того, самолету был обеспечен свободный коридор на Тель-Авив. Сопровождения не было, чтобы не привлекать внимания.

Часть салона была отгорожена шторами. Здесь личные секретари Папы, чиновники из Государственного Секретариата и несколько представителей других ватиканских департаментов все еще без устали трудились, отрабатывая последние детали завтрашней конференции.

В хвосте самолета для Папы была оборудована отдельная каюта. Он немедленно удалился в нее, едва оказался на борту. Здесь имелась кровать, но он не собирался отдыхать. Сидя за маленьким столиком из полированного орехового дерева, он то и дело хмурился, сочиняя свое заявление. Он будет говорить не с кафедры, вдохновляемый высотой своего престола, а как человек среди других людей, лидер среди лидеров. Он знал, что его слова будут взвешены и изучены, ни один нюанс не пройдет мимо внимания дипломатов, государственных деятелей и журналистов, а потом и теологов, и все они будут искать и находить в них значение, которое он никогда в них не вкладывал.

Отсюда проистекала настоятельная необходимость сделать речь кристально ясной, удалить из нее хотя бы малейший намек на двусмысленность. Основные переводы – на арабский, иврит, французский, немецкий и испанский – будут сделаны сегодня вечером и ночью, и он должен как можно скорее вручить окончательный текст речи своей перегруженной делами команде.

В дверь тихо постучали, и в маленькое помещение вошел отец Патрик Нуалан, главный секретарь Папы. На мгновение в каюту проник гул голосов и моторов, затем дверь затворилась, и снова установилась тишина.

– Ваше Святейшество, я прошу извинения, что отрываю вас, но вы говорили, что хотите немедленно получать все новости о ситуации в Египте. – Он передал Папе листок бледно-голубой бумаги. – Только что прибыло из нашего разведывательного управления. Американский спутник зафиксировал отход египетских войск с израильской границы. Похоже, это хорошие новости. Очевидно, именно так это интерпретируют в Лэнгли. Наши люди говорят, что получат подтверждение через десять – пятнадцать минуть.

Папа снял очки и потер глаза.

– Это очень хорошие новости, Патрик. – Он быстро проглядел доклад. – Да, просто превосходные. Похоже, что войска отводят всерьез, без жульничества. Как вы полагаете, чем это вызвано?

– Не знаю, Ваше Святейшество. Мы по-прежнему не можем получить никакой информации из Египта.

– А как Верхарн? До сих пор молчит?

Нуалан покачал головой. У него были коротко подстриженные, черные как смоль волосы, а телосложение, выдававшее бывшего хоккеиста, но в присутствии Папы он казался самым кротким и простодушным человеком. Никакой скрытности, никаких острых углов. Преданность давала ему кротость и силу совсем другого рода.

– Он так и не попал на корабль, это подтверждено. А самолет, отправленный с Кипра, не сумел его подобрать. Но у нас еще есть надежда.

– Да, – сказал Папа, отводя взгляд. – Мы должны надеяться. И молиться.

Упоминание о Верхарне отвлекло его на другие проблемы, которые вызывали в нем страх перед будущим. Пройдет еще много времени, может быть, целый год, прежде чем угрозы эль-Куртуби можно будет счесть пустыми. Предыдущей ночью ему приснился сон, после которого он не мог сомкнуть глаз. Даже сейчас Папа содрогался, вспоминая его.

– Вы хорошо себя чувствуете, Ваше Святейшество?

Папа сделал усилие и вернулся к реальности.

– Да, – сказал он. – Я в порядке.

В дверь снова постучали.

– Войдите.

Дверь отворилась, и в каюту вошла монахиня. Она была моложе и красивее, чем позволял строгий ватиканский устав. Кроме того, она закончила Иель-ский университет лучшей студенткой курса, имела докторскую степень и была ведущим специалистом по ближневосточной политике. Все это тоже не соответствовало уставу, но Папа специально приказал включить ее в свою свиту. Он не любил старых, усохших монахинь. Он не считал старческое безобразие непременным атрибутом святости, хотя далеко не все разделяли его взгляды.

– Чем могу вам помочь, сестра Фрэнсис?

– Я очень извиняюсь, что вламываюсь к вам, Ваше Святейшество. Я знаю, что вы заняты. Но...

Она протянула ему факс.

– Только что пришло, – объяснила она. – Передано неопознанным источником. Я решила, что сообщение достаточно важное, чтобы вы прочитали его немедленно.

Папа протянул руку. Его хватило мрачное предчувствие. В молодости он боролся за право посвятить себя своему призванию. В Белфасте подвергалась опасности его жизнь. Став Папой, он каждый день боролся за свою душу.

Папа прочел факс. Он был коротким – ему хватило нескольких секунд. Но когда Папа дочитал до конца, вся кровь отхлынула от его лица. Листок тонкой бумаги выпал из его руки на пол. Папа долго молчал. Самолет нырнул в воздушную яму. Еле заметная дрожь, затем снова ровный полет. Папа повернулся и поднял штору над иллюминатором. Снаружи была непроглядная темень. Он видел в стекле свое отражение – бледное, беспокойное лицо с измученными глазами. Через несколько часов начнется новое столетие и новое тысячелетие. Но чье столетие? Чье тысячелетие?

Задернув шторку, он повернулся к сестре Фрэнсис:

– Сестра, мне бы хотелось, чтобы вы вернулись на свое место. Пожалуйста, сообщите отцу Меничини, чтобы он немедленно отключил все системы. С борта самолета не должно передаваться никаких сообщений. Никаких радиограмм из Ватикана не принимать. Меничини должен держать открытым канал, по которому пришло это послание.

Монахиня стояла в дверях ошеломленная, непонимающая.

– Но, Ваше Святейшество, вы же не собираетесь...

– Пожалуйста, сестра, делайте, как я сказал.

– Да, Ваше Святейшество.

Когда она ушла, Папа обратился к отцу Нуалану:

– Отец, пожалуйста, прикажите пилоту изменить курс. Мы должны лететь прямо в каирский аэропорт. Для нас открыт воздушный коридор. Пилот не должен связываться с диспетчерскими службами или с другими самолетами. Вы поняли?

Нуалан наклонился и поднял упавший факс. Быстро прочитав его, он взглянул на Папу:

– Боже мой, это наверняка блеф.

Папа покачал головой:

– Нет, Патрик, это не блеф. Он совершенно серьезен. Он сделает то, о чем говорит, если я не пойду ему навстречу.

– Но я не понимаю. Похоже, вы знаете его.

Папа кивнул:

– Да, Патрик. Я прекрасно знаю его. А теперь, пожалуйста, выполняйте мой приказ. У нас есть всего несколько минут, чтобы изменить курс. После этого я все всем объясню.

Нуалан вышел. Папа остался сидеть, глядя в стену перед собой. Ощущение беспомощности из-за искалеченных ног охватило его. Прошло несколько минут. Затем правое крыло самолета медленно опустилось, и они начали поворачивать. Снаружи сквозь разрыв в тучах на мгновение показалась луна. Белый свет лег на толстый облачный слой.

Глава 75

Каир, 20.18

Самолет Папы приземлился с опозданием. Тихий и пустынный аэропорт вообще не походил на аэропорт. Посадочные дорожки были в глубоком снегу, за исключением одной, специально очищенной для Папы. Тело Перси Хэвиленда, таинственным образом оказавшееся у ангара, уже давно было отвезено в городской морг. Никто не знал толком, что с ним делать. Самолет британских ВВС улетел без препятствий.

Все самолеты египетских авиалиний стояли на земле – либо в ангарах, либо отогнанные в дальний угол поля. На аэродроме остались только военные машины зеленого цвета – в основном истребители и боевые вертолеты. По периметру аэродрома выстроились в ряд танки «235 M1AZ», нацелив пушки на что-то, что скрывалось за забором с высоким напряжением.

Самолет подрулил к Шестым воротам и остановился. Когда двигатели смолкли, наступила глубокая тишина. Самолет окружили джипы «мухтасибина», застыв в ожидании, как шакалы около раненого льва. Здесь же стояли люди с винтовками. Яркие прожектора освещали самолет и небольшой участок поля вокруг него.

К самолету подкатил подъемник. Через несколько секунд боковая дверь открылась. На мгновение в проем выглянул стюард, затем нырнул обратно. Вслед за ним в двери появился одетый в белое Папа, сидевший в свой каталке. Отец Нуалан вкатил его на площадку подъемника. Кто-то включил его, и они медленно опустились на землю. Священник стоял, положив руку на спинку коляски, Папа держался со всем возможным достоинством, сложив руки на коленях, с безучастным выражением на лице.

Подъемник остановился. Мухтасиб отодвинул ограждение, и Нуалан вывез каталку на бетон. Через несколько секунд им навстречу вышел высокий человек в безукоризненно сидевшей на нем одежде. Они остановились лицом к нему.

– Добро пожаловать в Египет, Ваше Святейшество, – сказал незнакомец на безупречном английском. В его голосе не слышалось и намека на иронию. Папа с первого взгляда понял, что он не египтянин.

– Вы неудачно подбираете слова, – ответил он. – Я прибыл сюда под давлением, как заложник, а не как гость. Пожалуйста, не делайте вид, что считаете меня гостем. Я отдаю себя в ваши руки. Я ваш пленник. Поэтому я настаиваю, чтобы вы вели себя со мной соответственно.

Голландец нахмурился и смущенно отвел взгляд. Он волновался и с трудом мог скрыть это. Проснувшийся в его душе мальчик-католик, впервые причастившийся, будущий священник, почувствовал страх и благоговение, несмотря на то что новая вера давно овладела им, обрезанным бородачом, молящимся по-арабски и постоянно совершающим омовения. Он почти забыл свои долгие бдения перед другим алтарем, ночи, проведенные на коленях давным-давно перед иными святынями.

– Следуйте за мной, – приказал он, безжалостно подавив ребенка в своей душе.

– Я никуда не пойду без гарантий, – заявил Папа.

– Вы не в таком положении.

– Во-первых, моему секретариату и команде самолета должно быть позволено покинуть Египет, как только самолет будет заправлен и готов к вылету.

– Я не могу...

– Во-вторых, о моем прибытии в Египет сегодня же вечером должны быть оповещены мировые средства массовой информации. Вы можете сказать, если желаете, что я прибыл сюда по собственной воле и что волен в любой момент покинуть страну.

– Это не подлежит обсуждению. Вам же сказано...

– В-третьих, все иностранцы-христиане, находящиеся на египетской земле, должны быть немедленно освобождены и отправлены домой. Конкретные детали процедуры я оставляю на ваше усмотрение. Но им не должно быть причинено никакого вреда.

– Это приемлемо. Однако в стране есть копты с двойным гражданством – главным образом американским. Я сожалею, но они...

– Им тоже должно быть позволено уехать. Таковы мои условия. Позже я могу к ним что-нибудь добавить. Я дам вам знать.

– Мне кажется, вы не понимаете. – Голландец наливался яростью. Он должен показать понтифику, какой властью обладает. – Вы не в том положении, чтобы выдвигать условия. Полученное вами послание было весьма недвусмысленным. Если вы не доберетесь до указанного места к полуночи, первые копты начнут умирать. Даю вам слово. Мои подчиненные уже получили приказы.

Папа заметно напрягся. Нуалан, знавший его много лет, мог только догадываться, что творится в его душе. Что-то тревожило Святого Отца – что-то не имеющее отношения к ситуации и поселившееся в его мыслях задолго до того, как они покинули Ватикан. Казалось, что Папа напуган и в то же время сильно разгневан.

– Когда я встречусь с президентом эль-Куртуби?

– Он будет ждать в месте назначения. Должен вам сказать, что он ждет вашей встречи с живейшим интересом.

* * *

Они объехали город с севера, направляясь на запад. В большом черном автомобиле впереди сидел Голландец, на заднем сиденье Папа и отец Нуалан. Перед ними, на откидных сиденьях, – Майкл и Айше в наручниках. Сидевший сбоку вооруженный мухтасиб внимательно наблюдал за ними. Папа сидел с левой стороны машины, глядя в темноту, на фонари вдоль дороги, на город, протянувшийся на юг – Вавилонскую Блудницу, Вавилон – великий город, Содом и Египет, город башен, город чудовищ, богохульств, пороков, Каир Торжествующий. Он не понимал, почему небо такое светлое и почему над горизонтом поднимается красное зарево. Солнце давно село, и зарево было на юге, а не на западе.

– Что это за свет? Вон там, в небе.

Голландец даже не повернул головы. Он и так знал ответ.

– Каир горит, – сказал он ровным голосом, без эмоций, как будто был старым и уставшим гидом.

Папа снова взглянул в окно. На этот раз он увидел, что зарево было от поднимающейся к низким тучам стены огня, пылавшего не слишком далеко. Если бы сейчас был день, он бы видел пелену черного дыма, окутавшую горизонт. Казалось, что огонь растянулся на многие мили.

– Каир? Весь город? Разве это может быть?

– Пожар начался несколько часов назад. Его начал проповедник в мечети Сайида-Зейнаб. Он сказал, что этот город проклят, как Города Равнины. Аллах поставил на нем Свою печать, и он не поднимет Своей руки, пока верующие не сожгут город. Только так можно выжечь чуму – из Каира, из Египта, из наших душ.

– И ничего не было сделано? – спросил Майкл.

Голландец пожал плечами:

– Сделано? А что тут можно сделать? Да и зачем что-то делать? Такова воля Аллаха. Что нам остается?

– Но здесь живут миллионы людей, – запротестовал Папа. – Число жертв будет огромно. Правительство должно что-то сделать. Вы должны спасти всех, кого возможно.

Голландец повернулся и посмотрел на своего узника. Теперь их отношения стали ясными. Вся двусмысленность исчезла.

– Что вы нам предлагаете делать, Святой Отец?

Толпы с факелами мечутся от одного квартала к другому, поджигая дома, глядя, как пламя выжигает чуму, наблюдая Божественное очищение в действии. Кто знает? Возможно, они правы. Все зараженные и больные погибнут. Эпидемия кончится.

– А потом? Что будет с теми, кто уцелеет без воды, пищи, в антисанитарных условиях? Не вспыхнет ли новая эпидемия с еще большей силой?

– Уцелевших будет очень мало, – заявил Голландец.

Айше подалась вперед,

– Вы сами подожгли город, не так ли? – сказала она. – Вы же хотели, чтобы это произошло.

Голландец взглянул в окно.

– Такова воля Аллаха, – проговорил он.

Воля Аллаха пылала на горизонте, и ее огонь был достаточно ярким, чтобы его были видно из космоса, если бы там было кому смотреть.

Глава 76

Каир растворился в темноте. С северной стороны в небе над городом висело зарево. Даже на расстоянии нескольких миль огонь был виден над горизонтом. Майкл думал: не весь ли Египет превратился в ожерелье пылающих городов и деревень? На них еще долго, как черный снег, падал горячий пепел, плавая в лучах фар. Ровное заснеженное пространство почернело на многие мили.

Но вскоре и небо и земля очистились, как будто пепел унесло порывом ветра. Кристально чистый, залитый холодным лунным светом и усеянный звездами, небосвод простирался над ними. Со всех сторон мир покрывала белая пелена.

Вокруг машины простиралась холодная пустынная тьма. Лишь ярко блестели звезды. Снегопад прекратился, и теперь на обширных белых пространствах лежал бледный лунный свет.

Папа сгорбился на сиденье, борясь с навалившейся тоской и беспокойством. Он не боялся за себя: в Белфасте он бывал и в худших переделках. И он не чувствовал особого беспокойства за коптов, чьи жизни висели на волоске. То, что он испытывал сейчас, было почти мистическим ужасом, что его Бог мертв, что Зверь победил его, что Враг близок к победе и что с сегодняшнего дня весь мир изменится. И он искренне чувствовал личную вину за это поражение. Он не обратил внимания на предупреждения Пола Ханта, он слишком верил в свою неуязвимость, защищенность святостью своего престола. Он возгордился. И теперь все заканчивалось в этом пустынном и мрачном месте, во тьме, где не было Бога.

Снаружи не доносилось ни звука, кроме шума, с каким колеса тяжелой военной машины месили снег. После Каира никто не сказал ни слова. Голландец сидел неподвижно, как статуя, устремив взгляд вперед. Отец Нуалан молился. С самого начала пути он беззвучно читал молитвы. Он продолжал верить.

Они поднимались на невысокие увалы и ныряли в глубокие лощины. Затем машина снова начинала подъем, бросая в небо лучи фар.

Внезапно звук снаружи изменился, как будто колеса зашуршали по песку и гравию. Они съехали с шоссе, связывающего Каир с оазисом, и покатили по бездорожью. Машину с пассажирами безжалостно трясло и швыряло на ухабах и камнях. Папа сжал зубы, стараясь не упасть с сиденья.

В каком-то месте они оказались у входа в глубокую теснину, стены которой поднимались далеко в высоту. Голландец повернулся к пассажирам:

– Дальше на машине проехать невозможно. Но есть другой транспорт.

Водитель три раза мигнул фарами. Через несколько секунд во тьме сверкнула ответная вспышка. Прошло несколько минут, затем в лучах фар появился смутный силуэт, к которому вскоре присоединились другие. Пришельцы были одеты в плотные зимние джалабийи, с капюшонами, натянутыми на головы и скрывавшими их лица в тени. Каждый из них ехал на муле и вел другого на поводу.

Отец Нуалан подался вперед.

– Ради Бога, – сказал он, – вы же, конечно, не собираетесь сажать Святого Отца на мула. Он инвалид, он не может...

Папа мягко положил ладонь на руку своего секретаря и покачал головой. Но Голландец уже повернулся и взглянул на священника. В тусклом отраженном свете лица его почти не было видно. Его голос был тихим, еле слышным.

– Отец, – сказал он, – позвольте мне напомнить вам, в каком положении вы находитесь. Здесь не Ватикан и не христианская страна. Вам до сих пор разрешалось сопровождать этого человека только потому, что он, как вы только что заметили, инвалид и нуждается в помощнике. Но в дальнейшем в вашем присутствии нет необходимости. Эти люди отвезут вас в Каир. Вы можете ждать своего хозяина в аэропорту.

– Это абсурд! Вы не можете везти его дальше одного. Ядолжен находиться при нем.

Голландец почти не повысил голоса:

– Я же сказал вам, что ваше присутствие больше не требуется. При необходимости я застрелю вас. Мне все равно. Вы все поняли?

Папа протянул руку и положил ее на плечо Нуалана:

– Патрик, возвращайтесь с ними. Со мной все будет в порядке. Если вы хотите помочь мне, молитесь за меня. И постарайтесь выбраться отсюда невредимыми. Когда придет время, вы расскажете обо всем, что здесь случилось.

Священник хотел было протестовать, но Папа крепко сжал его руку.

Погонщиков мулов было четверо. Один из них открыл седельную сумку, висевшую на спине его мула, и достал четыре тяжелые джалабийи. Голландец взял одну из них, а остальные передал пленникам. Когда дверь отворилась, в машину ворвался колючий мороз. Нуалан помог Папе надеть джалабийю через голову.

– Может быть, вы заставите его, чтобы он позволил мне сопровождать вас? – прошептал он.

Папа покачал головой:

– Не стоит, Патрик. Он скорее убьет вас. Лучше возвращайтесь. Передайте остальным, что я цел и невредим.

Они поспешно обнялись, и Нуалан прошептал Папе на ухо:

– Отец, вы догадались, кто другой узник? Мужчина?

– Нет.

– Это Майкл Хант. Брат Пола. Возможно, ему удастся вытащить вас отсюда.

– Я не хочу насилия.

– Возможно, у вас не будет выбора, когда настанет время.

В этот момент Голландец отворил дверцу и приказал Папе выходить. Майкл и Айше последовали за ним. Мухтасиб достал из кармана ключ и снял с них наручники. Погонщики мулов помогли пересадить понтифика из машины на самого большого белого мула, покрытого вышитой попоной, приготовленной специально для Папы. Мужчины обращались с Папой осторожно, они заботливо подняли его и помогли ему устроиться на спине терпеливого животного. Майклу и Айше только велели садиться.

За исключением короткого разговора шепотом между Голландцем и одним из погонщиков, никто не сказал ни слова. Маленький караван двинулся ровным шагом по теснине. Слышался только цокот копыт по камням.

Казалось, что теснина тянется бесконечно, извиваясь и уходя все глубже в самое сердце пустыни. Они находились уже много ниже уровня моря, и с каждой милей стены огромного каньона поднимались еще выше, заслоняя крошечные точки звезд.

Слабый свет, сумевший просочиться в ущелье с неба, блестел и дрожал на инее, который серебристым слоем лежал на земле. Мороз крепчал. Это был неземной холод, холод галактик. Несмотря на тяжелые джалабийи, они сильно замерзли и дрожали. Папа понимал, что, если они вскоре не придут на место, он может умереть от истощения. Он двигался в нескольких шагах за Голландцем, который внимательно следил за его сгорбленной фигурой с капюшоном на голове. Позади безмолвно ехали Майкл и Айше. Они оба знали, что им не спастись из этой пустоты. Только смерть была спасением.