Текст книги "Имя Зверя"

Глава 62

Лондон, Воксхолл-Хаус

Сообщение пришло в Лондон в 22.43 и было немедленно передано лично Перси Хэвиленду. Радист, принявший его, не сделал копии и не зарегистрировал депешу: идентификационный код предписывал ему следовать особой процедуре, что на языке Воксхолл-Хауса означало: «личное сообщение генеральному директору», формально такие сообщения были противозаконными, но посягательство на право Перси Хэвиленда получать их означало бы немедленную и вечную ссылку любого, самого преданного сотрудника в ту часть третьего мира, до которой не добираются даже благотворительные организации. Сообщение лежало на столе Хэвиленда точно в 22.47.

У Хэвиленда имелся маленький белый телефон, пользовавшийся его особенной любовью. Он гарантировал надежную связь, защищенную от чужих ушей, как скальпель хирурга – от бактерий; связь с десятком номеров, настолько засекреченных, что их не просто не было в телефонных книгах, – для телефонной службы они вообще не существовали.

Несколько мгновений Хэвиленд сидел, перечитывая сообщение, как будто стараясь уверить себя, что это не розыгрыш. Тонкими пальцами он поднес ко рту плитку темного шоколада «Валрона». Темный цвет и горький вкус шоколада всегда успокаивали его. Его рука потянулась к белому телефону, и он нажал на одну из кнопок. В трубке не раздалось гудка, не слышно было и звона на другом конце линии. Посторонний человек решил бы, что телефон отключен. Однако прошло пять секунд, и в трубке раздался голос. Оборвав его, Хэвиленд заговорил:

– Это Хэвиленд. Я хочу немедленно поговорить с сэром Лайонелом. Нет, это не может ждать. Да, знаю, что поздно. Но вам чертовски хорошо известно, что этой линией пользуются в чрезвычайных обстоятельствах.

Прошло еще несколько мгновений, затем на линии раздался другой голос: – Слушаю, Перси. Чем могу быть вам полезен?

– Холли добрался до места. Его заметили сегодня примерно в двухстах милях к западу от Каира. – Хэвиленд заколебался. – К несчастью, после этого наш человек упустил его. По его мнению, Холли знал, что за ним следят, и сумел уйти от наблюдения. Однако это не играет особой роли, если он выйдет на место своего рандеву с Хантом. А я надеюсь, что он выйдет.

– А Хант? Он будет там?

Последовала пауза.

– Трудно сказать. Прошлой ночью его едва не схватили у радиста. Весьма вероятно, что он так и не получил наше послание, подтверждающее встречу. Но Голландец думает, что женщина, Манфалути, сумела найти его. Она могла передать ему послание.

– Где он сейчас?

– Трудно сказать. Похоже, он оказался в некоей запретной зоне. Египтяне не слишком распространяются на эту тему.

– Это имеет значение?

– Нет. Нам они вместе не нужны, это просто ради приличия.

– Ну, в таком случае, похоже, все идет согласно плану. Но зачем, ради Бога, вам понадобилось звонить в такой час, чтобы сказать мне об этом? Разве вы не могли подождать до утра?

Хэвиленд произнес после паузы:

– Я думал... Я думал, вам, может быть, интересно узнать, что эль-Куртуби сегодня объявлен президентом Египта.

– Что-что?

– В девять часов он выступил по государственному телевидению. Одновременно велась радиопередача. Ее поймали в Кавершеме. Ну, собственно, повсюду – все прослушивающие станции.

– Этого не было в плане.

– Да, не было. Вы абсолютно правы, Лайонел. Но я не вижу, чтобы это чем-либо повредило нам.

– Это чертовски рискованно. Слишком прямолинейно.

– Но он может дать нам то, что нам нужно.

– Да, но какая теперь будет цена?

Наступила пауза.

– Полагаю, мы с ним договоримся. Или вы предпочитаете выйти из дела?

– Выйти из дела? На этой стадии? Мы не можем себе позволить такого. При необходимости мы можем уничтожить эль-Куртуби и повесить ответственность на Ханта и Холли. Тогда все будет в порядке.

– Прошу прощения, Лайонел, но я с вами не согласен. Нам нужно связаться с эль-Куртуби и Голландцем. Возможно, у него имеются другие планы.

– Я тоже начинаю так думать. Я знаю, что мы никогда не сможем доверять этому маленькому грязному арабу.

– Ну, он не совсем араб, Лайонел.

– Перси, как бы вы его ни назвали, он чертовски противный тип.

– Тем не менее мы зашли слишком далеко. Он не бросит нас – во всяком случае, сейчас; у нас по-прежнему есть что предложить ему.

– Он может стать излишне самоуверенным.

– Да, не исключено. – Хэвиленд подумал. – Возможно, стоит послать кого-нибудь, кто мог бы прошептать нашему другу словечко-другое на ухо.

Наступило долгое молчание. На мгновение Хэвиленд подумал, что связь прервалась. Затем снова раздался голос сэра Лайонела:

– Перси, знаете, я думаю, что это превосходная идея. – Он сделал паузу. – И я думаю, что для этого дела подходите вы. Он доверяет вам или, по крайней мере, так утверждает. Он знает, что вы обладаете влиянием в известных кругах. Да, я думаю, что вам сегодня же нужно собираться в дорогу. Я уверен, что вы найдете способ добраться до места.

– Но... но... – бормотал Хэвиленд. – Не думаю, чтобы я был таким незаменимым. Более молодой человек подойдет на эту роль гораздо лучше. Я...

– Нет, Перси, больше никто. Более молодой человек никуда не поедет. Да, возможно, вам придется немного попотеть. Но для человека, готовящегося получить рыцарство, для человека, выказавшего такую преданность нашему делу... Перси, это будет значительный жест. И кроме того, в данных обстоятельствах весьма необходимый. Вы меня понимаете?

– Конечно. Если та...

– Превосходно. Только удостоверьтесь, Перси, что больше не будет никаких неожиданностей. Не на этой стадии.

Раздался тихий щелчок, и голос сэра Лайонела пропал.

Хэвиленд несколько секунд держал в руке трубку, затем положил ее на рычаг. Его рука дрожала. Он оглядел свой уютный кабинет, картины на стенах, несколько статуэток на низком столике у двери. Он поднялся почти до вершины и через несколько дней мог быть там. Но он может и упасть. И тогда не важно, достиг он вершины или нет, – падение будет стремительным и окончательным. И он знал, что если упадет, то упадет один.

Часть IX

Кто подобен зверю сему и кто может сразиться с ним?

Откровение Иоанна Богослова, 13:4

Глава 63

Угон машины входил в курс общей политики. Это оказалось теперь не самым трудным делом. Машина была старым зеленым «рено-4», скрепленным кусками проволоки, – возможно, предмет чьей-то гордости и обожания! Но сегодня она должна была доставить их в сухое и надежное место, если такое вообще существовало.

Майклу пришлось погонять стартер, чтобы завести двигатель, и все это время он бросал вокруг тревожные взгляды, ожидая, что из дома выскочит владелец или бодрствующий сосед поднимет тревогу. К счастью, нескончаемый дождь и поздний час притупили человеческую бдительность.

Наконец мотор, кашляя, завелся. Майкл выехал на дорогу и нашел дверь, в нише которой сгрудились его спутники, пытаясь найти укрытие от ливня.

Фадва была в критическом состоянии. Айше была уверена, что девочка не переживет ночь, если ее не доставить в госпиталь. Но все госпитали были закрыты. Бутрос лежал без чувств, прислонившись к стене. Если не предпринять быстрых мер, он лишится руки, если уже не лишился.

Они запихнули Фадву на заднее сиденье. Айше села рядом с ней, держа голову девочки на коленях. Бутроса, бормотавшего слова и фразы, которых никто не мог разобрать, поместили впереди.

Айше узнала улицу. Они вылезли из люка на Наджиб-эль-Рихани, немного западнее отеля «Виктория».

– Куда теперь? – спросила она.

– Они по-прежнему следят за нашими квартирами, – ответил Майкл. – А Абу Муса знает свое дело, можешь мне поверить.

– Ты уверен, что за этим стоит он?

– Да, – кивнул Майкл. Он включил передачу, и машина покатила на восток. Оставалось только одно место, куда они могли поехать. – Я уверен. Я знаю, как сильно он хочет поймать меня.

– Почему? Ты же сам говорил, что это старые счеты. Сейчас не время для сведения счетов.

Майкл покачал головой. Они пересекли Клот-Бей, двигаясь к восточным окраинам города. Улицы были пустынными, омытыми дождем и неестественно тихими. Он молился, чтобы им не попались полицейские патрули.

– Дело не в этом, – сказал он. – Не только в этом. Он знает, что я был в Александрии и кое-что раскопал. Но не знает, что именно, и у него нет другого способа узнать, как только найти меня.

– Не понимаю. Абу Муса работает на египетскую разведку. Он же должен помогать тебе.

Майкл покачал головой:

– Не думаю, что все так просто. Он играет в какую-то свою игру. Его имя несколько раз всплывало в Александрии. Мне кажется, что твой дядя тоже подозревал его, но не мог найти компромата. Теперь, когда Абу Муса разделался с Ахмадом, ему необходимо найти меня и убить, пока я не заговорил.

– Кому ты можешь об этом рассказать?

Майкл нахмурился, поворачивая за угол. Все казалось бессмысленным. Бутрос рядом с ним застонал.

– Я больше ничего не знаю. Все изменилось. Мои главные союзники в мухабарате либо арестованы и расстреляны, либо переведены.

Майкл повернул налево, на Эль-Хусейнийю. Темная улица была так же пустынна и тиха, как в день его первого приезда сюда три дня назад. Он выключил двигатель, и машина прокатилась еще несколько ярдов, прежде чем остановилась около узкого переулка, в котором располагалась потайная ватиканская квартира. Майкл открыл дверцу.

– Подождите здесь, – сказал он. – Пойду проверю.

– Майкл, поскорее. Фадва умирает. Мы должны по крайней мере обсушить ее и согреть.

Он кивнул и направился к дому. Он на цыпочках поднялся по лестнице. Над его головой по железной крыше непрерывно барабанил дождь. В квартире слева закричал ребенок, затем умолк.

Он вставил ключ в замок и распахнул дверь, открывшуюся прямо в гостиную. Майкл вошел, закрыл за собой дверь и включил электричество. На единственном в комнате стуле сидел какой-то человек. Он моргал, ослепленный неожиданно вспыхнувшим светом.

– Здравствуйте, Майкл, – сказал он. – Я уже начал беспокоиться.

– Это вы? – произнес Майкл. – А я полагал, что вы покинули страну. Я был уверен, что Верхарн забрал вас с собой.

– Нет, – вздохнул отец Григорий. – Я сказал ему, что хочу остаться. – Он встал и пересек комнату. – Я знал, что еще могу здесь пригодиться. Он дал мне адрес этой квартиры и ключ.

– Все это вы можете объяснить потом, – сказал Майкл. – А сейчас мне нужна ваша помощь. В машине ждут маленькая девочка и мужчина, которым требуется медицинская помощь. Девочка умрет, если мы немедленно не доставим ее к врачу.

– Понимаю... – Отец Григорий глубоко вздохнул. – С вами еще кто-нибудь есть? – спросил он.

– Айше. Айше Манфалути. Я вам рассказывал...

Григорий поднял брови:

– Вы нашли ее? Я рад. Должно быть, вы очень счастливы.

– Отец... девочка.

– Да. Да, конечно. Я поеду с вами. Найдется место еще для одного пассажира?

– Как-нибудь уместимся. Но...

– Не спрашивайте ничего. Сами все узнаете.

* * *

Машину то заносило на поворотах, то она шла ровно. Майкл вглядывался в дорогу за пеленой дождя. Фонари не горели; в темноте все улицы казались одинаковыми.

Григорий молча сидел сзади, молясь про себя. Фадву положили на колени ему и Айше. Девочка дрожала, ее раны по-прежнему кровоточили. Священник глядел сквозь стекло во мрак. Он остался, чтобы закончить все дела, и был готов к концу света, но не ожидал, что ему придется держать на коленях умирающего ребенка, мокрого, продрогшего и истекающего кровью.

Время от времени Григорий нагибался вперед, чтобы осторожно похлопать Майкла по плечу и сказать, куда повернуть.

Они остановились у невзрачной коптской церкви, с которой недавно были сняты крест и другие украшения.

– Церковь Амира Тадруса, – объяснил Григорий. – Одна из десятков церквей, построенных во время Садата. Здесь был коптский квартал. – Он взглянул на темную улицу. – Сейчас тут почти никого не осталось.

– Зачем вы нас сюда привезли? – спросил Майкл.

– Увидите. – Он повернулся к Айше. – Возьмите девочку. Я помогу Майклу вести Бутроса. Идите к боковой двери.

Церковь снаружи казалась пустой и безжизненной. Окна – темны. Двери заперты. Они подошли к боковому входу, и Григорий громко постучал. За дверью было тихо. Он постучал снова, на этот раз сильнее: три удара, еще три и еще три.

– Троица, – объяснил он.

На этот раз послышались приглушенные шаги. Через несколько секунд одна створка двери отворилась. В проходе стоял худощавый человек, держа над головой масляную лампу.

– Меня зовут отец Григорий, – сказал священник. – Скажите Анбе Юаннису, что я привез с собой двоих раненых. Один из них – ребенок.

Незнакомец в дверях по очереди осветил их лица лампой. Тусклый свет замерцал на лице Фадвы, покрытом кровью.

– Заходите, – сказал он. – Анба Юаннис внизу.

Проходя по темной церкви, Майкл вспомнил ночь, когда он вошел в храм Св. Спасителя и обнаружил своего брата, распятого на кресте. Он не понимал, зачем Григорий привел их сюда. Им нужен врач, а не священник. Воздух был наполнен густым ароматом ладана, сквозь который пробивался какой-то другой, лекарственный запах, как будто здание подверглось дезинфекции.

Смотритель подвел их к низкой двери под маленьким иконостасом, в котором зияли пустоты.

За дверью оказалась лестница. Здесь лампа оказалась не нужна, поскольку горело электричество. Майкл сначала этому удивился, но затем расслышал негромкое жужжание, которое, как он заключил, издавал маленький генератор.

Айше спускалась первой, неся Фадву. У подножия лестницы ее остановил молодой человек с автоматом. Он внимательно посмотрел на них, кивнул и отступил в сторону.

Они свернули за угол и, пройдя под аркой, попали в тускло освещенное помещение. Айше остановилась у входа, не зная, что теперь делать. Затем из тени вышла фигура – молодой человек в джинсах и футболке.

– Меня зовут Анба Юаннис, – прошептал он и посмотрел на Фадву. Повернувшись, он тихо окликнул кого-то в темноте. Появился человек в белом халате. Еще через несколько секунд рядом с ним возникла женщина, одетая как медсестра.

Айше почувствовала, что кто-то забирает у нее Фадву. Как будто из ниоткуда прикатила тележка. Вокруг нее суетились мужчины и женщины в белой одежде, в боковой комнате вспыхнули огни, раздались приглушенные голоса, Бутрос, споткнувшийся и тут же кем-то пойманный, рука, обнимающая ее за плечи, участливый тихий голос, затем огни и голоса завертелись в вихре, комната поднялась, закружилась и потемнела, и чьи-то руки подхватили ее, когда она начала падать.

Глава 64

Майкл и старый священник сидели в темной комнате, нахохлившись, как птицы после бури. Единственная тусклая лампочка бросала слабый свет на голые стены и небольшой коптский крест над дверью. Майклу дали сухую одежду и чашку горячего махлаба. Его осмотрел врач, медсестра обработала раны. На теле у него оказалось множество синяков и порезов, лоб был разбит.

Айше положили на кровать в соседней комнате. Майкла тоже ждала приготовленная постель.

– Как им это удалось? – спросил он. – Они превратили церковь в госпиталь. У них даже есть анатомический театр. Я никогда не видел ничего подобного.

Григорий кивнул:

– Это все отец Юаннис. Мы находимся в одном из нескольких созданных им убежищ. Когда впервые прошел слух о готовящейся облаве на городских врачей и санитаров, он понял, к чему это может привести. Он сам обучался на врача до того, как принял сан, и у него много друзей среди врачей из Коптского госпиталя и Мемориала Китченера в Шубре. Он поговорил с коптскими докторами, которым доверял, но вскоре мусульман в его группе было не меньше, чем коптов, а также несколько христиан-некоптов. Ядумаю, что ваш друг доктор Ибрагимьян был одним из них.

Они разработали план действий на случай, если декрет будет выпущен. Запаслись оборудованием и медикаментами. Некоторые церкви и здания в немусульманских кварталах были превращены в центры оказания помощи. Они знали, что смогут сделать очень мало, но рассматривали это как жест, способ неповиновения, попытку сказать режиму, что не все находится в его власти.

Их план предполагал лечение больных, которые имели шансы на спасение. Им приходилось принимать множество тяжелых решений. Безнадежных больных или тех, кто нуждался в специальном оборудовании или лекарствах, они не брали. Больных, не подвергавшихся смертельной угрозе, отправляли домой.

Больше всего рвения проявляли мусульманские врачи. Они особенно остро чувствовали себя преданными режимом. Некоторые из них пытались оправдать западную медицину, утверждая, что она выросла из исламской традиции. Они указывали, что забота о больных – долг мусульманина, такой же важный, как молитва или пост. Но их выгнали и угрожали арестовать.

В дверь постучали. Майкл открыл ее. За дверью стоял Анба Юаннис.

– Не возражаете, если я зайду? Или, может быть, заглянуть утром? Должно быть, вы очень устали.

Майкл покачал головой.

– Ничего, – сказал он. – Мы разговаривали.

Молодой священник вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Он поздоровался с Григорием и присел в ногах постели Майкла. Сейчас, разглядев его получше, Майкл заметил, что Юаннис выглядит еще более усталым, чем он сам. Под глазами у него были большие мешки, кожа серая, он держался напряженно, как будто ожидая нападения.

– Как вы себя чувствуете, мистер Хант? – спросил он.

– Лучше, – ответил Майкл. – Благодарю вас. Ваша больница – просто чудо.

На лице священника промелькнуло выражение печали.

– Чудо? – Он покачал головой. – Здесь нет чудес, мистер Хант. Ямолю Бога о чуде. Весь Египет ждет чуда. Но, как обычно, у Бога находятся более важные дела. – Он взглянул на Григория. – Прошу прощения, отец. Надеюсь, я не оскорбил вас.

Григорий покачал головой:

– Вы не первый, кто так говорит или думает. Я сам часто так думаю. Но мистер Хант прав: вы совершили чудо. Может быть, Бог все же находит время подумать о нас.

Копт склонил голову. Бог, в которого он когда-то верил, покинул его. Он надеялся, что в своих мучениях найдет другое, не столь самонадеянное божество. Подняв глаза, он обратился к Майклу:

– Мистер Хант, не могли бы вы рассказать, каким образом ваш друг Бутрос получил пулевое ранение? Это чрезвычайно важно. Мы должны принимать чрезвычайные меры предосторожности, чтобы не быть обнаруженными властями. Слишком много жизней зависит от этого.

Майкл объяснил, как смог. Пока священник слушал, его лицо становилось все более мрачным. После того как Майкл закончил, Юаннис некоторое время молчал. Когда он заговорил, его голос выдал то напряжение, под которым он жил.

– Я позволю Бутросу остаться тут на несколько дней, пока его состояние немного не улучшится. Затем ему придется уйти. Я не могу рисковать. Вам и миссис Манфалути придется покинуть нас завтра вечером, когда стемнеет. Мне очень жаль, но у меня нет выбора. Не говоря об опасности, мы просто не сможет прокормить вас. У нас и так слишком мало пищи.

Майкл кивнул.

– Не нужно извинений, – сказал он. – Я понимаю. Вы спасли две жизни, и мы должны быть только благодарны вам за это.

Юаннис, поколебавшись, тихо сказал:

– Я не уверен, что девочку можно считать спасенной. Я надеюсь, что это окажется так, но пока об этом рано говорить.

– У нее тяжелые раны?

– Боюсь, очень тяжелые. Крокодил сорвал большие куски кожи. У нас нет возможности производить пересадку. Сломаны четыре ребра. К счастью, ни один из внутренних органов, похоже, не поврежден, но мы будем знать наверняка только после рентгена. Мы сделали ей переливание крови и дали болеутоляющее, и в данный момент ее состояние стабильное. Но у нас очень мало оборудования, и нельзя сказать, выживет она или умрет. Мне очень жаль, но я не хочу подавать вам ложных надежд.

– Все равно спасибо. Спасибо за ваши усилия.

– Вы не меня должны благодарить. Наши врачи сделали все, что в их силах, и если у девочки есть какой-то шанс, она будет жить. Я в этом уверен. А теперь я, пожалуй, покину вас. Отец, вы идете?

Григорий ответил отрицательно:

– Нам нужно обсудить кое-какие проблемы. Если вы не слишком устали, Майкл.

Майкл покачал головой.

– Ну хорошо, я покидаю вас обоих. – Юаннис встал и направился к двери. При этом на его спину упал свет. Там, где футболка прилипала к коже, были видны кровавые полосы.

Майкл подался вперед:

– Отец...

Григорий схватил Майкла за руку, нахмурившись и покачав головой. Юаннис прлуобернулся.

– Нет, ничего, – сказал Майкл. – Япросто хотел еще раз поблагодарить вас.

Юаннис кивнул.

– Скажите мне, – сказал он, – если девочка выживет, что с ней будет дальше?

Майкл нахмурился.

– Не знаю, – ответил он. – Вся ее семья умерла. Она сирота.

– Ее семья была коптской или мусульманской?

– Думаю, мусульманской. А это имеет значение?

Юаннис устало вздохнул.

– Нет, – сказал он. – Теперь не имеет.

Когда он ушел, Майкл спросил у Григория:

– Отец, я не понимаю. Эта кровь...

– Власти недели две назад арестовали его и держали в тюрьме. Его сильно избивали. То, что вы увидели, еще далеко не все. Но он не любит, когда ему об этом напоминают.

Майкл взял чашку с махлабом. Напиток остыл, и Майкл отставил чашку в сторону. Откуда-то снаружи донесся приглушенный кашель. Послышались мягкие шаги по линолеуму. Кашель постепенно стих. Тишина опустилась на импровизированный госпиталь.

– Майкл, – осторожно произнес Григорий, подавшись вперед, – я хочу спросить вас об одной вещи.

– Да?

– Теперь... теперь, когда вы снова нашли эту женщину, какие у вас дальнейшие планы?

Майкл ответил не сразу.

– У меня нет никаких планов, – сказал он наконец. – Не было времени загадывать так далеко вперед.

– Вы хотели покинуть страну? Увезти ее от всего этого? И девочку, если она выживет?

– Полагаю, что да. Выбраться из Египта... да, безусловно. Если я сумею это организовать.

Он рассказал Григорию о Холли.

– И вы тоже, отец. Возможно, нам удастся вас вывезти. Если вы останетесь здесь, вас схватят и убьют. Или вы умрете от чумы. Выбор небогатый.

Священник глубоко вздохнул. Если закрыть глаза, то можно увидеть пирамиду, шеренгу сфинксов, уходящих, как похоронная процессия, в бесконечную пустыню. Он покачал головой.

– Я не могу уехать, – сказал он. – Вы наверняка это понимаете. Я по-прежнему хранитель... того места.

– Но сейчас это неважно.

Священник покачал головой.

– Не важно? Не знаю... – сказал он. – Но эта обязанность возложена на меня Богом. Я не могу отказаться от нее, так же как не могу отказаться от сана.

– Неужели нет никого другого, более молодого, который мог бы занять ваше место?

Григорий некоторое время молчал. Длинная ночь подходила к концу. Священник порылся в своем испачканном черном одеянии и наконец достал тяжелый ключ на тонкой цепочке и протянул его Майклу.

– Если я предложу его вам, – сказал он полушепотом, – вы возьмете его?

– Вы же говорили, что ваш долг...

– Он должен быть передан...

– Но только не мне. Я же не священник. Даже не верующий...

Григорий покачал головой:

– Я бы выбрал вас.

Майкл нахмурился.

– Пожалуйста, – сказал Григорий. – Возьмите. Если не хотите хранить его сами, то передайте кому-нибудь, кому вы доверяете. – Он молча посмотрел в глаза Майклу. – Так, как я доверяю вам. – Он пододвинул ключ ближе, и пальцы Майкла прикоснулись к нему. Ключ был холодным, потемневшим от времени. Столетия не могли его сломать. Майкл почувствовал, как его пальцы обхватывают ключ.

– Вы знаете, кто он, – шептал Григорий. – Вы видели роспись и все понимаете.

Цепочка выскользнула из пальцев. Старику казалось, что, отдав ключ, он избавлялся от ноши, которую слишком долго нес на своих плечах. Его лицо расслабилось. Глаза наполнились слезами. Майкл сжал ключ в руке.

– Я ничего не обещаю, – сказал он.

– Не нужно ничего обещать, – ответил отец Григорий. – Когда придет время, вы будете знать, что делать.