Текст книги "Карфаген 2020. Восхождение"

Глава 20. Я говорю «нет»

– Леонард, у тебя есть минута, чтобы принять решение, – провозглашает голос. – Если начнутся глупости, все умрут. Время пошло.

– Леон, ты слышишь? – Надана хватает меня за плечи, разворачивает к себе и смотрит прямо в глаза. – Мы будем сражаться за тебя! Мы что, зря столько вместе прошли? Ты нас предашь, если сдашься!

Беру ее за запястья, опускаю руки и говорю как можно спокойнее:

– Их раз в десять больше, чем нас.

Лекс обнимает ее и отводит в сторону, мне говорит через плечо:

– Что бы ты ни решил, я тебя поддерживаю.

На лице пленного Армадона – торжество, но на побег он не решается, видимо, жжет, когда нас перебьют. Вэра молчит, прижимая к груди автомат, на его лице – решимость умереть. Амазонки все в шлемах, но их позы напряжены. Не надо быть эмпатом, чтоб понять: девушки в смятерии, им не хочется умирать. Виктор заряжает автомат, говоря:

– После того, как ты, мой хозяин, побежал спасать раба, к тому же гемода, я готов умереть за тебя. – Он надевает шлем.

В моем разуме один за другим вспыхивают варианты противодействия налетчикам, ни один не выдерживает критики, наши шансы равны нулю. У меня есть нераспределенная единица характеристик, если вкину ее в техномагию, это не спасет. Единственное, что я могу сделать: застрелиться. Или это будет приравнено к глупостям? Стоит ли жертвовать соратниками ради призрачного шанса? Смотрю на обнявшихся Лекса и Надану, на решительного Вэру, Виктора, на четырех девушек, приехавших за лучшей жизнью, а оказалось, что на смерть…

Нет!

Врагу нас пристрелить, что букашку прихлопнуть, но мне предлагают сдаться, значит, возможен торг – это раз. Два – налетчики тут точно не из-за Армадона, тогда сценарий был бы другим: стремительный штурм и смерть свидетеля вместе с нами. Вдруг получится договориться? Вдруг появится шанс сбежать при транспортировке?

– Доставьте его Эйзеру Гискону, – киваю на задержанного Армадона, уже приняв решение.

– Свихнулся? – Надана пытается вырваться, но Лекс держит крепко.

– Не дури. Живите, – говорю я, передаю свой коммуникатор Виктору и направляюсь в темный коридор, не разоружившись.

Зачем-то оборачиваюсь и вижу, как у Наданы кривится рот, она утыкается в плечо Лекса, плечи ее вздрагивают.

– Прекратить истерику! – рявкаю у выхода. – Рано вы меня хороните.

Подняв руки, шагаю навстречу силуэтам в точно таких же костюмах, как на моих людях. Всплывает текст:

Сострадание +5 (итоговое 11).

Ты можешь конвертировать 10 ЕД сострадания в одно свободное очко характеристик.

Начать процесс?

Мысленно отказываюсь и одновременно получаю прикладом под дых – костюм гасит удар, чувствую лишь легкий тычок, не сопротивляюсь. Меня валят на пол, обыскивают, что-то холодное касается шеи, укол…

Парализатор. Меня взяли так же, как моя команда – Армадона. Лижу лицом в пол, мне заламывают руки, картинка перед глазами мутнеет, веки смыкаются, отказывают сперва руки, потом ноги.

– Кто вас послал? – спрашиваю, еле ворочая онемевшим языком, и получаю по почкам.

– Заткнуться! – Доносится голос будто из гулкого тоннеля. – Раскрывать рот, только когда тебе позволят.

Несогласие покоряться врагу гаснет вместе с сознанием.

* * *

Перед глазами кружится разноцветная муть. Тошнит. Звуки сливаются в гулкий рокот. Мысли тоже кружатся. Ощущение, что я – мошка в киселе, все вязкое, зыбкое.

Укол – и сквозь муть проступают три качающихся силуэта… Сливаются в один, потом снова растраиваются. Пытаюсь сфокусировать взгляд и понять, где я и кто передо мной.

Странно, но разум проясняется раньше, чем в норму приходят органы чувств. Черты лица того, кто напротив, плывут, как расплавленный пластилин, и пока ясно только одно: это точно не Боэтарх. Текст характеристик незнакомца тоже растекается.

Наконец в глазах окончательно светлеет.

Передо мной крупный плечистый мужчина, седой, коротко стриженный, лицо у него грубое, испещренное морщинами, подбородок квадратный, с ямкой.

Я сижу в медицинском кресле, руки зафиксированы на подлокотниках кожаными обручами, как и ноги. Напрягаюсь, проверяя обручи на прочность…

– Прекратить, – рокочет мой пленитель – мои руки и ноги расслабляются, перестают слушаться мысленных приказов.

Что за хрень? Смотрю на врага, и включается программа:

Ульпиан Магон, 75 лет

Уровень 5, ступень 5, глава Великого рода Магонов

Физическое развитие: 12

Духовное развитие: 10

Магон? Вот так номер! Как ему удалось подчинить меня своей воле? Точно не с помощью способностей, я защищен от ментальных воздействий. Продолжаю пытаться разорвать ремни, но тело по-прежнему непослушно.

– Что происходит? – спрашиваю я. – У нас же должны быть переговоры…

– Заткнуться, – велит старик. – Отвечать только на вопросы. Это ты расскажи, что происходит. – В его голосе лязгает металл.

И я отвечаю, хотя не собираюсь, слова сами рвутся наружу:

– Херня какая-то происходит. Мы должны воевать в одном лагере, а ты устраиваешь Гискону подставу за подставой.

Прищуренные стальные глаза Магона распахиваются, он смотрит вбок и говорит:

– На него не действует, что ли?

Из-за кресла, к которому я прикован, выплывает еще одно действующее лицо – крупный плечистый молодой мужчина, тоже совершенно седой.

Герилл Магон, 28 лет

Уровень 5, ступень 5

Физическое развитие: 14

Духовное развитие: 9

Сын? Внук? Голова Герилла проткнута черным копьем – он проклят Боэтархом, очевидно, проклятье отсроченное.

– Должно действовать, – Герилл недоверчиво косит на меня взглядом. – Некоторые могут сопротивляться нейролизину, но недолго.

– Мы ж не знаем, на что конкретно он способен, – Магон достает пистолет, снимает с предохранителя. – Насмотрелись на всякие сюрпризы. Увеличь ему дозу.

– У него тогда мозги расплавятся. А если не действует, то смысл?

Герилл исчезает из поля зрения, а голову повернуть я не могу. Хочется воскликнуть, что их сыворотка правды еще как действует, но мне велено молчать, когда не спрашивают.

Появляется Герилл с инъектором, приближается ко мне осторожно, словно я могу на него броситься. Что ты делаешь, придурок? Ты сам скоро скопытишься, если я тебе не помогу! Не пили сук, на котором сидишь!

– Но мы тогда не успеем его изучить, – с сомнением говорит Герилл. – Да и досконально допросить.

– Вводи, он все равно нежилец. В первую очередь нужно узнать правду, он исполняет волю Гискона или ведет собственную игру. Если второе, в чем она заключается и какова в ней моя роль.

Ну же, дай команду говорить! Но нет, реплика адресовалась не мне, и я молчу. Твою мать, по иронии судьбы меня прикончит Ульпиан Магон, дед моей любимой женщины, с которым мы должны быть в одной лодке, и спросить, что его подвигло на захват, нет возможности!

Герилл прикладывает инъектор к моей шее, еще раз спрашивает у Ульпиана:

– Ты уверен? Нам хватит получаса?

Ульпиан кивает.

– Лучше перестраховаться. Он слишком опасен.

Чувствую жжение. А потом, горячими волнами откатывая от места инъекции, кровь закипает, тело печет, словно оно наполнено кипятком. Закрываю глаза – кажется, они вот-вот взорвутся, воздух настолько горячий, что я будто бы выдыхаю огонь.

– Леонард Тальпаллис, – говорит Магон, я чувствую, что он склонился надо мной, но глаз не открываю – больно. – Я изучил твой стремительный взлет. Человек ниоткуда, из такой дыры, что там даже не берут генматериал! Нет никого, кто мог бы подтвердить или опровергнуть, что ты это действительно Тальпаллис. И вот ты только прилетаешь в Новый Карфаген – как тут же оказываешься в центре событий! Теракт. Сотни раненых детей, и ты проявляешь героизм. Предполагаю, что теракты – твоих рук дело. Ты их сам организовал, сам и предотвратил. Так?

– Их организовал Гамилькар Боэтарх, чтобы легализовать зачистки трикстеров, – говорю правду, и легчает, уже не так горячо.

– Но как ты узнал об этом, только прилетев?

Расплывчатый вопрос позволяет ответить так, как надо мне:

– Мне в разум инсталлировали программу, которая позволяет видеть людей, собирающихся совершить преступления. Я их предотвращаю и развиваюсь. Могу лечить, вижу всю информацию о тебе и о твоем сыне. Знаю, что твои внуки болеют, и кто-то даже умер, и могу это остановить…

– По-моему, он вешает тебе лапшу на уши, – с уверенностью говорит Герилл. – Видишь: торгуется. На него и правда не действует.

Разлепляю веки. В глаза будто плеснули багрянцем, четкости нет, и на бордовом лице Ульпиана, раздувающего ноздри, не видно морщин.

– Ты тот, за кого себя выдаешь? – продолжает допрос Магон. – Отвечай.

Выход я нашел, нужно отвечать расплывчато. Говорю, но меня помимо воли начинает нести не туда. Похоже, и правда у меня плавятся мозги.

– Меня зовут Леон, я родился и вырос здесь. Меня выбрала воплощенная Танит как противовес существующему укладу.

– Так. Твоя цель?

– Гамилькар Боэтарх как символ служителя культа Ваала. Справедливость.

– Тогда в чем справедливость сегодняшнего покушения на меня?

Удивиться не успеваю, говорю:

– Я не планировал покушений на тебя. Наоборот, пытался договориться. – Сопротивляюсь его воле, чтобы узнать то, что нужно мне, башка раскалывается, но все-таки удается выдавить: – Что за покушение? Когда? Это дело рук…

– Заткнись! – рявкает Ульпиан. – Я пересмотрел записи Полигона. Ты точно обладаешь странными способностями и умеешь сопротивляться чужой воле! Похоже, и нейролизин тебе нипочем. Значит, будем работать старым добрым способом.

Сопротивление отнимает массу сил, слизываю кровь, бегущую из носа, зрение искажается, искажается слух, голос Ульпиана кажется гулким, вибрирующим. Если бы хотя бы знать, что произошло и что мне предъявляют!

– Последний раз спрашиваю: ты причастен к смерти моего внука?

– Нет! Я вершу правосудие, причинять вред невинным – это по части Боэтарха. – Собрав последние силы, спрашиваю: – Перед тем как мне сдохнуть, скажи, что с моими людьми? Ты сдержал слово?

– По-моему, он сопротивляется, но частично, – подает голос Герилл. – И что-то есть в его словах.

– Я могу вылечить, – шепчу я и замолкаю, потому что боль становится нестерпимой, горячая кровь, текущая из носа, кажется раскаленной лавой.

Перед глазами темнеет, и я на миг вырубаюсь, боль гулко пульсирует в висках, отдаляется, отдаляется… Шлепок по щеке – и я снова в сознании, гляжу на расплывающийся силуэт Ульпиана. Кажется, моя голова вот-вот взорвется, как воздушный шарик. Рядом с Ульпианом появляется его сын.

– Похоже, на него таки действует, смотри, совсем плохой, а мы так ничего и не узнали.

– Сейчас узнаем, давай электроды.

Они суетятся, двигают руками, но не могу отследить их движения. Они меня что, пытать собрались? Что ж, быстрее все закончится. Сил сопротивляться нет, чувствую себя выпотрошенной тушкой, смотрю на приближающегося Ульпиана. Он хватает за ворот облегающей рубахи, какие мы надеваем под бронекостюм, с оглушительным треском рвется ткань, а я неотрывно смотрю на электроды в руке Герилла. Ничего, потерплю. Зато я знаю, что за гранью что-то есть, там меня ждет Элисса, скоро все закончится, и я наконец обниму ее.

Но что происходит? Почему Ульпиан медлит? С трудом фокусирую взгляд на его лице. Глава рода Магонов смотрит мне на грудь, и уголок его века дергается.

– Откуда это у тебя? – Он тянется к медальону Элиссы, будто ожегшись, одергивает руку.

Отвечаю честно:

– Подарила моя любимая девушка, Элисса, твоя внучка. Я не враг тебе, и я ни слова не солгал.

Последнее проговариваю без его разрешения, расходую последние силы, и меня вырубает. То приходя в сознание, то отключаясь, замечаю возню над собой – Магоны осознали свою ошибку и пытаются меня реанимировать. Из обрывков фраз понимаю, что против введенного вещества нет антидота.

– Я снимаю все запреты, – взволнованно бормочет Ульпиан, а я пытаюсь удержаться в сознании, чтобы распределить очко характеристик в интеллект и исцелиться.

Сконцентрироваться сложно, текст то появляется, то исчезает, да еще и Магон меня теребит с вопросом, где Элисса и что теперь делать. В конце концов мне вроде бы удается распределить очко, по телу прокатывается теплая волна, боль отступает, и я погружаюсь в великое ничто.

* * *

Меня выталкивает из небытия, как преждевременно – плод из утробы. Перед глазами мерцает красный текст:

Внимание!

Преобразование прервано ввиду отсутствия в организме достаточного количества микро и макронутриентов!

Необходимо съесть богатую белками и жирами питательную пищу!

Распахиваю глаза и обнаруживаю себя в больничной палате под капельницами, заходится писком аппарат, отображающий пульс. Вырываю иглу из вены, пытаюсь встать, и в палату врывается врач в светло-зеленом брючном костюме, а следом входит Магон. Только сейчас оцениваю, что это действительно могучий старик, мало того, в его осанке, в широченных расправленных плечах нет ничего старческого.

– Мне жизненно необходимо поесть, – говорю я. – Рыбу, морепродукты. Глицин, аминокислоты – в общем, что-то для мозгов. И витамины. Иначе сдохну.

Врач раскрывает рот, чтобы возразить, но Ульпиан могучей ладонью хлопает его по плечу.

– Принеси, что он говорит. Быстро!

Врач исчезает, Магон смотрит пытливо и спрашивает:

– Что с Элиссой?

– Вооруженный налет на дом Тевуртия Помпилия – твоих рук дело? – бормочу, хотя знаю, что это не так.

Он мотает головой.

– Элиссу убили несколько дней назад, я пытался ее спасти, но не успел.

Меня начинает трясти, желудок скручивает спазмом, стискиваю зубы, чтоб не показать, как мне хреново. Магон сжимает челюсти, и на щеках проступают жгуты сухожилий.

– Я чувствовал, что они живы. Искал их…

– Не хрен было давать добро на жертвоприношение, – огрызаюсь я.

Возвращается врач, приносит какой-то коктейль в стакане, выхватываю его из рук, выпиваю залпом. Магон наблюдает, ждет, пока допью, взглядом изгоняет врача и спрашивает:

– Ты должен был умереть. Введенное вещество разрушает связи между нейронами.

Укладываюсь, закрываю глаза, ощущая, как по телу растекается приятная усталость. Ленивым взглядом обвожу комнату, пальцем указываю на камеры, замаскированные в углах палаты.

– Без камер. Позже, – еле ворочаю языком я. – Меня выключит на несколько часов. Свяжись с Гисконом… Перенеси…

– Как ты выжил?

– Я уже отвечал. Умею… Боэтарх же умеет только… убивать. – И задаю вопрос, который не дает мне покоя, выходит на первый план, загораживает весь мир. – Мои люди…

– Я всегда держу слово, – голос Магона звучит будто издалека. – Живы.

И снова целебное небытие.

Открыв глаза, чувствую себя отлично, тру лицо, инстинктивно пытаясь отодрать кровавую корку, снова замечаю иглу в вене, вытаскиваю ее и топаю в коридор. Но мое пробуждение замечает Магон, который, похоже, все это время проторчал здесь.

– Который час? – интересуюсь я.

– Пять вечера. Встречу с Эйзером Гисконом я перенес на завтра, он отказался проводить ее без тебя.

– А знаешь почему? Идем туда, где нет камер, и я все тебе расскажу. Пока объясни, где мы находимся.

– В фамильной резиденции, – отвечает он, направляясь по коридору. – Внутри зиккурата, на пятой ступени. Здесь наша семейная клиника, и нам нечего опасаться. Как ты узнал про камеры?

– Талант у меня такой, – говорю, поглядывая по сторонам.

– Здесь мы в полной безопасности. Говори.

– Поверь, никто и нигде не в безопасности. Наверное, тебе показалось странным желание Эйзера встретиться там, где нет приборов слежения?

– Да. Я сразу заподозрил неладное. Опасения подтвердились. Следуй за мной.

Его тон звучит повелительно, даже когда Ульпиан что-то объясняет. Поначалу хочется его осадить, но вскоре понимаю, что таков его стиль общения: превентивно задавить авторитетом, он никого не считает равным себе, и в этом, наверное, есть рациональное зерно. Он действительно самый могущественный человек в мире, даже не подозревающий, насколько хрупка и его жизнь, и жизни всех Магонов.

Из клиники выходим в просторный зал. То, что я видел у Гискона – просто образец скромности. Здесь кожаные диваны, золотые светильники, имитирующие канделябры, на стенах – картины кистей знаменитых художников вперемешку с портретами знаменитых представителей рода. Двери, похоже, деревянные, тяжелые, с серебряными ручками.

Одну такую Ульпиан открывает, жестом приглашает в кабинет, где овальный стол и шесть стульев.

– Переговорочная. Тут сигналы глушатся. – Он ждет, пока я просканирую комнату, и продолжает: – Ты видишь камеры слежения? Как?

– Давай я сначала переговорю с Эйзером, объясню, что произошло недоразумение, которое едва не положило начало новой вражде, а потом спокойно побеседуем. Соединишь меня с ним?

– Хочешь поговорить без камер? – интересуется Ульпиан, доставая коммуникатор. – Тут связи нет.

В идеале еще бы с командой связаться, чтоб не переживали, но мой коммуникатор остался у Виктора, а искать контакты слишком долго, Эйзер наверняка передал им хорошую новость через Ра.

– Без разницы, – отмахиваюсь я. – Но сперва объясни, почему ты решил напасть на мою базу? Надо знать, чтобы видеть картину целиком.

– Из-за ваших враждебных действий, – с нажимом говорит Ульпиан и берет паузу.

– Каких? Твои люди на Сабанском полуострове устроили саботаж, сговорились с озверелыми, чтоб захватить нефтекачку. И не прибудь мы вовремя, им бы это удалось. Естественно, мы взяли под стражу твоих наемников – до выяснения обстоятельств.

Ульпиан старается сохранять невозмутимость, но его глаза немного округляются.

– Мои люди не имеют к этому никакого отношения! Я не давал им таких поручений.

– Знаю, потому что Боэтарх умеет подавлять волю, и человек становится его куклой. Очевидно, командир наемников был под его влиянием, и сделано это, чтобы подставить тебя, и два величайших рода рвали друг другу глотки, на время забыв о Боэтархе. Так мой соратник чуть меня не прикончил, но его вовремя нейтрализовали, и на Эйзера было покушение. Не могу поверить, что из-за удерживания наемников ты решился на открытое противостояние?

Магон садится, кладет ручища на стол. Он монументален, мимика его невыразительна. Не человек – глыба.

– Рассуди сам, – спокойно говорит он. – Сперва инцидент с наемниками, потом – предложение Гискона поговорить и во всем разобраться. Весьма странное, замечу, предложение, взять хотя бы условие, чтобы отсутствовали камеры. Наводит на определенные мысли, не так ли? И вот наступает день переговоров. Ночью меня пытался прикончить охранник, а утром на флаер, в котором я летел, было совершено нападение. Притом флаер, как оказалось, отклонился от маршрута. Я катапультировался, меня подобрали полицейские. И что я должен подумать?

– Предположу, что наемный убийца и пилот мертвы.

– Да, но я изучил контакты пилота, который вез меня на убой. И знаешь, на кого они вывели? На тебя. – Настает моя очередь округлять глаза. – Мы взломали твою систему, послушали разговоры и нагрянули туда, где тебя можно легко взять. Кстати, вам надо поработать над шифрованием разговоров.

– Что пилот говорил со мной – подтасовка. Проверь подлинность источника.

– Теперь я вижу в этом необходимость и непременно проверю. Но тогда факты говорили сами за себя. Как бы на моем месте поступил ты?

Картинка складывается. Имея двух влиятельных врагов, Боэтарх решил стравить их друг с другом, а потом, набравшись сил, добить потрепанного победителя.

– Теперь все ясно, и можно на переговоры с Эйзером.

– Идем.

В зале Ульпиан вызывает Эйзера, и напротив меня появляется полупрозрачная голограмма Гискона в полный рост. Он вроде похудел, на лице – печать усталости, но в присутствии главы рода Магонов Эйзер держится безупречно: подбородок вздернут, плечи расправлены.

– Леонард, рад видеть тебя в добром здравии, – говорит он. – Приветствую тебя, Ульпиан. – Эйзер чуть склоняет голову. – Вижу, что произошедшее между нами недоразумение разрешилось. Спасибо, Леон.

– Сообщи моим людям, – начинаю я, но Гискон поднимает руку.

– Все уже сказали. Они чуть резиденцию штурмом не взяли, просили тебе помочь.

– Переговоры переносим его на завтра, на то же время, – чеканит Ульпиан, заведя руки на спину. – Я кое-что для себя выясню. А пока нужно поговорить с твоим человеком, Леонардом, после его сопроводят в твою резиденцию.

Ульпиан прерывает связь, кивком указывает на распахнутую дверь, мы возвращаемся в переговорочную, и он повторяет вопрос, на который я не ответил:

– Как у тебя получается видеть камеры и воздействовать на приборы?

– Не только камеры, – усаживаюсь на стул-трон, не дожидаясь приглашения, подношу палец к виску. – У меня в голове программа. Слышал о проекте «Крысоед»?

Ульпиан играет кустистыми бровями, чешет переносицу.

– Что-то слышал. Его свернули, потому что нейроинтерфейс убивал носителей.

– У меня он прижился. А теперь присядь, Ульпиан, даже если крепко стоишь на ногах. – Он неспешно занимает стул рядом со мной. – Мало того, он меня развивает, я осваиваю новые навыки, вижу людей насквозь, считываю болезни, умею их лечить, а так же снимать смертельные проклятия…

Магон хмыкает, произносит с издевкой:

– И изгонять демонов.

– И понимаю технику, но это у меня было и раньше. У всех, кто не подключен к Ваалу, есть сверхспособности. Именно поэтому с подачи жрецов идут гонения на трикстеров, озверелых и адептов прочих культов. Теперь начались гонения на последователей Танит. Она ведь покровительница твоего рода?

– Ты говорил, что тебя избрала Танит… – он хмурится, стискивает челюсти – похоже, сам отвечает на свой вопрос. – Или это не связано со способностями?

– Сам не разобрался до конца. И да, и нет. Скорее всего, так и было задумано, программа «крысоед» писалась под людей новой формации, способных ее принять, меняться и менять мир вокруг себя. Танит ждала, наблюдала, свела меня с твоей внучкой, мы полюбили друг друга, но я не мог предоставить ей защиту, она ведь – собственность Ваала, и потому вне закона. Теперь я что-то типа Белого Судьи, но для всех, не только для пунийцев. Потому и навожу порядок. В отличие от него, у меня способности развиваются постепенно. Судьей очень хотел быть Боэтарх…

– Но Элисса же его дочь!

– Думаю, он не остановился бы, даже если бы знал. Но он опоздал. Что касается… как бы это сказать… тонкого плана, то боги и правда есть, их природа мне неизвестна. Но известно, что Танит хочет дать людям свободу, а Ваал не отпускает. Он работает руками Боэтарха, питает его силой в противовес мне. Мир изменился, и нам нужно выбрать свободу или рабство под началом Ваала.

Ульпиан молчит, вперившись в свои ладони, переваривает информацию. Если его и одолевают чувства, он умело их скрывает. Не тороплю его. Наконец он произносит:

– Как жаль, что я опоздал! Не увидел маленькую Элиссу. – Ульпиан снова замолкает, несколько слов вместили в себя столько отчаянья и горечи, что я захлебываюсь ими; но если б не эмпатия, ни за что не догадался бы, какая буря чувств скрывается под маской невозмутимости. – Я не имел возможности повлиять на решение Гамилькара принести жертву. Но сделал бы все возможное, чтобы защитить Элиссу и ее ребенка. Преступил бы даже закон! Почему она не обратилась ко мне за помощью?

– Вероятно, не представляла, насколько сильно ты ее любишь. Когда не проявляешь чувств, о них сложно догадаться другим.

Ульпиан снова сжимает челюсти и становится похожим на вековечный дуб, принявший форму человека.

– Да, я строг со всеми своими детьми.

Смотрю на него и понимаю, что я связан и с ним, и с Эйзером непереносимой горечью утраты. Меняю тему:

– Я могу видеть, если человек под программой. И мне необходимо просмотреть всех, кто соприкасается с Эйзером Гисконом, потому что Боэтарх попытается до нас дотянуться через близких. Это раз. Два, я знаю, что твои родственники болеют странными болезнями, хотя раньше были здоровыми. Ты списываешь их недуги на смутное время, несущее бедствия и эпидемии, но у причины другое имя: Гамилькар Боэтарх. Я могу избавлять от смертельных программ, ты это наверняка заметил, изучая записи с «Полигона». Но не более одного человека в день. А еще должен был заметить, что я не могу использовать свои способности во вред. Думаю, это поставит точку в нашем непонимании.

– Но почему Боэтарх не устранил меня? Ему было бы проще.

– Полагаю, у глав величайших родов защита, которую он пока не в силах пробить.

– Я соберу членов своей семьи. Потом – личную охрану и приближенных. Посмотришь их?

Похоже, вечер обещает быть насыщенным, и я полностью посвящу его Ульпиану Магону, чтобы заполучить союзника в его лице.

– Конечно. А еще мне очень хотелось бы взглянуть на Боэтарха вблизи, чтобы понять, чего от него ожидать.