Текст книги "Карфаген 2020. Восхождение"

Первый коридор, куда ступаем я, Вэра и Петер, оказывается без охраны: оба невозмутимых расстреляны и валяются возле входа. Очевидно, эти парни сохранили волю, и Боэтарх предпочел их убрать. Их костюмы не повреждены, но от ударов пуль сломались кости, повредились внутренние органы.

Турелей стандартно две, Петер и Вэра стреляют в них из плазмоганов, ждем несколько секунд и несемся к двери в следующий коридор. За ними нас уже ждут два невозмутимых, подчиненных Боэтарху. Крупнокалиберного огнестрела у нас нет, остановить их нечем, разве что на время – выстрелом из плазменного ружья, что и делает Петер, предварительно воззвав к их разуму по внутренней связи.

Не успевают они оправиться, как Вэра угощает их плазменным разрядом. Если бы не активные турели, был бы смысл броситься вперед и обездвижить невозмутимых, а так приходится терять время, лупить из плазмоганов, пока контузия их не остановит. Можно было бы освободить этих двоих моей способностью, но оставляю ее для пунийцев.

Когда невозмутимые падают, им на помощь спешат еще трое, и мы отступаем. Наивно было надеяться, что за нами не следят по камерам и не пришлют подмогу. Похоже, придется отступать и ждать своих.

– Я заблокирую дверь, – говорит Петер, и, едва мы переступаем порог, вводит код – на панели загорается значок замка, мы поворачиваемся к флаеру, и тут амулет на шее раскаляется так, что кажется, вот-вот прожжет кожу. За открытым люком блестит стальной бок флаера, доносится рокот двигателя…

– Врассыпную, на землю! – ору я, прыгаю в угол, опуская забрало шлема и инстинктивно накрыв его руками, Вэра падает рядом, Петер шарахается в другую сторону.

Гремит взрыв, и наша «оса» взрывается, раскидывая обломки. Нас обдает пламенем, мелкие куски обшивки бьют по спине, металлическое острие под углом пробивает мой шлем, зацепив кожу на виске и разрезав край уха.

– Вэра? Живой?

– Живой.

Помещение заволакивает дымом, горят обломки флаера, но фильтры шлема не пропускают запах.

– Петер? – зову, забыв, что у парня другая частота связи.

Поднимаясь, иду на ощупь, нахожу его тело, обнаруживаю кусок обшивки, разрезавший грудную клетку. Тут уже не помочь.

– Сопротивление бесполезно, – оживают встроенные в стену динамики. – Выходите с поднятыми руками, иначе помещение будет взорвано.

Как некстати заблокирована дверь! Можно было бы освободить волю невозмутимых и попытаться прорваться в следующий коридор, теперь же способность не применить. Как скоро дверь разблокируют? Ответить уже некому.

Если выполнить требование, нас расстреляют сразу, или Боэтарху интересна природа моих способностей, и меня ожидают незабываемые дни в лаборатории?

– Что делаем? – спрашивает Вэра.

– Тянем время, – отвечаю и пытаюсь проанализировать, смогут ли прорваться наши, но не могу – не видно, сколько снаружи вражеских флаеров.

– Считаю до пяти, – говорит безэмоциональный мужской голос. – Сдавайтесь. Время пошло. Пять. Четыре…

Глава 29. Пятый

Пожалуй, лишь единственный раз Эйзер Гискон испытывал отчаянье, сравнимое с тем, что он чувствует сейчас – когда умерла Ариолла. Во время болезни Дари все-таки была надежда, а сейчас – нет. Проклятый Боэтарх снова обошел его.

Сразу после того, как собравшиеся переголосовали и одобрили ядерные удары по Карталонии, Гамилькар Боэтарх вводит данные в коммуникатор. Сейчас он должен послать результаты генералам, чтоб согласовать ядерные удары и выбрать конкретные цели, а значит, связь с внешним миром будет восстановлена, и Эйзер готовится отправить сообщение Леонарду. Если, конечно, еще есть кому отправлять. Даже если Леон жив, то сюда ему не пробиться. А пробейся он, то не факт, что одолеет Боэтарха.

Отправить сообщение получается, вот только ответа нет. Неужели Леона убили? Эйзер глядит на Филина, шевелящего губами и тыкающего пальцем в коммуникатор. Только Ульпиан Магон спокоен, как покойник, вроде бы даже морщины на его лице разгладились.

Видимо, не все генералы под влиянием Боэтарха, потому и нужно голосование – чтоб соблюсти формальности. Кнопок запуска боеголовок четыре, они находятся в разных местах, последняя – под крышкой сбоку трибуны. Ядерные удары – слишком серьезное решение, его не принять и не осуществить единолично.

Рядом с трибуной возникают три голограммы: один боевой генерал с пятого, два с четвертого уровня. Самое время подняться и сказать им, что зал захвачен, и ни в коем случае нельзя допустить ударов. Да, он заплатит за правду жизнью, но что она стоит теперь, когда нет Ариоллы? Ее убийца должен быть отмщен…

Но его опережает Адгербал Филин, вскакивает, развевает рот, но не может вымолвить ни слова. Выходит, Боэтарх не в силах лишить его воли, зато может влиять на действия.

Пока Боэтарх, кося глазом на Филина, объясняет, почему выбрал именно такие цели для ударов, робот-уборщик устраняет следы крови убитого Баальбена Барки, которого вынесли минутой раньше.

– Таким образом мы уничтожим врага, а выживших добьет радиация, и наши заводы не пострадают, – улыбается Боэтарх, Гискон отмечает, что его голос изменился, стал механическим, лишенным интонаций.

Встрепанный краснолицый Филин вскакивает, долго возражает ему, а потом опускается в кресло, хватаясь за сердце – то ли природа его недуга естественна, и он просто разволновался, то ли защита Леона не работает, потому что он погиб.

– Голосуем. Кто за удары в кратчайшие сроки – нажимает зеленую кнопку, кто против – красную, – он обводит собравшихся пристальным взглядом. – Генералы, вам известно, что результаты обязательны к исполнению и обсуждению не подлежат?

– Так точно, – вразнобой отвечают трое пожилых мужчин.

– Отлично, приступаем.

На голографическом табло зеленый столбец растет вчетверо быстрее красного.

* * *

..Три. Два… Мир будто ставят на паузу. Черный дым над взорванным флаером напоминает застывшие крылья. За ними – отражающий солнечный свет стальной бок неподвижного флаера. Долю секунды кажется, что я тоже застыл, но поворачиваю голову, отыскивая взглядом Вэру, замершего наизготовку с плазменным ружьем.

Выходит, дело не в реальности, а во мне.

И тут поле зрения заливает чернотой, где проступают белые буквы – огромные и будто бы объемные, словно фигурки на торте.

Ты предотвратил преступление против человечности!

Ты получаешь пятый осколок Сферы познания.

Твои способности и возможности приравниваются к способностям и возможностям сущности высшего порядка!

Жду, когда появится развернутое объяснение, что же я теперь могу, но его нет и, похоже, не будет. Надо что-то делать, как-то вытаскивать нас отсюда, но что?

Сознание по-прежнему цепляется за привычную систему координат, а надо перестраиваться. Посылаю запрос:

Что мне делать?

Ответ приходит не текстом – пониманием, и мое сознание разделяется. Один я остаюсь в посадочном модуле, второй, бесплотный, оказывается снаружи, на крыше застывшего флаера.

Всего вражеских флаеров четыре: два «ястреба» и «осы». В голове вспыхивают варианты развития событий: флаеры падают, потеряв управление; флаеры взрываются из-за детонации в топливном баке; пилоты освобождаются от влияния Боэтарха. Выбираю самый гуманный вариант и распадаюсь еще на восемь вариантов меня, становлюсь пилотами и штурмовиками, вытесняю из них чужеродное, выжигаю влияние Боэтарха.

Смотрю восемью парами глаз, в сознании будто открывается множество окон, каждое – чужое-мое видение и одновременно я. Существуя автономно, они проникают одно в другое, делают восприятие разноплановым, фонят оттенками чужих ощущений.

Мгновение – и я снова один, из поля зрения исчезает вражеский флаер, пропадает ощущение опасности.

– Все хорошо, – успокаиваю Вэру. – Они улетят.

Подхожу к двери, куда из зиккурата ломятся лишенные воли невозмутимые, ставлю мир на паузу и в этот раз вижу, как от меня отделяется нечто прозрачное, состоящее из зеленоватых символов. Деление меня на две сущности происходит очень быстро и напоминает репликацию ДНК. Появляюсь позади пятерых невозмутимых. Четверо стоят неподвижно, пока пятый с помощью прибора пытается вскрыть систему защиты заблокированной двери. От каждого тянется прозрачный серый жгут, пуповина, через которую Боэтарх на них влияет.

Обретаю плоть, посылаю запрос, как освободить их, и мгновенно получаю ответ. Формирую пальцами зеленоватый сгусток и рассеиваю его на зеленоватые знаки-пылинки. Попадая на пуповину, символы с бешеной скоростью реплицируют, растут, делятся, пока не разрушают связь. Пошатнувшись, невозмутимые вертят головами, замечают меня. Моя частица находится в каждом, я знаю их мысли. Они слышали приказ генерала пропустить моих людей, потом потеряли связь со своим сознанием, а теперь не понимают, что произошло.

– Боэтарх захватил Большой зал советов. Надо освободить заложников.

Понимаю, что я мог бы просто слиться с системой безопасности и разблокировать дверь, но, чтобы не шокировать невозмутимых еще больше, касаюсь двери, на миг вырубаю свет, а когда вновь становится светло, я стою уже с той стороны, а дверь открыта.

Тот я, что рядом с Вэрой – изначальный, хранитель кода. Вэра пятится от прохода, целится в коридор:

– …надо валить!

– Отставить, – рявкаю я. – Теперь они дружественные.

Вэра опускает ружье, поворачивает голову:

– Какого хрена происходит, Леон?

– Я получил пятый осколок. Ничему не удивляйся. – Дожидаюсь невозмутимых, велю срочно двигаться к залу советов, хотя понимаю, что буду там быстрее них, но нужно, чтобы все выглядело естественно.

Касаюсь биосканера, и в моем сознании появляется схема строения системы оповещения, кабели, соединяющие камеры, становятся моими венами, куда я дублирую фантом, теку по проводам, одну за другой отключая камеры и пулеметные турели. На пересечении целей фантомы делятся, один отправляется в центр управления турелями, куда мы собирались прорываться с Вэрой, второй – в зал советов. Перестраховаться и освободить как можно больше людей надо непременно, чтобы они обрели защиту, Боэтарх не мог их подчинять.

Я, движущийся с группой невозмутимых, нахожусь в трех местах и не теряюсь, не зацикливаюсь на одной цели.

Следующий коридор пуст, невозмутимые убиты, а вот за другой дверью нас поджидают. Одновременно освобождаю невозмутимых, материализуюсь в операторском центре, даю свободу и защиту операторам, рассказываю, что почем.

Третий я, пока еще бесплотный, спешит в Большой зал советов, полный уверенности, что если опоздает и удары по Карталонии нанесут, то способности будут утрачены. При этом мои двойники обитают в разных временных потоках. Пока первый открывает рот, чтобы успокоить Вэру, второй только начинает движение в центр управления камерами и турелями, третий, хоть субъективно и проделывает самый длинный путь, цели, Большого зала Советов, достигает первым. Главное, чтоб не было поздно.

Зал находится близко к центру зиккурата – к месту, куда из разрыва извергается… Я не знаю, что это. Липкое, ледяное, смертельно опасное. Оно уходит далеко вверх и вниз, закручивается наподобие стержня, протягивает щупальца к людям.

Наконец достигаю цели, будучи бесплотным, смотрю через камеру. Шестеро невозмутимых целятся в зал, где голограммы генералов дают распоряжения через коммуникатор, рядом стоит Боэтарх, чует меня, нервно вертит головой. Выхватываю взглядом своих соратников: все живы, кроме Барки, краснолицый Филин, развалившись в кресле, жадно пьет.

Переплетаясь, серые жгуты-щупальца в районе седьмого шейного позвонка входят в позвоночник шестерых невозмутимых, держащих зал под прицелом. Переплетаясь, другие тянутся к людям в зале-амфитеатре. Те, кто под влиянием, блеклые, окутанные серым маревом, свободные будто бы светятся изнутри.

У двери три трупа: Барка в луже крови и двое охранников.

Надо действовать быстро. Пытаюсь остановить реальность, как это делал раньше, но не получается, что-то мешает… Ясно что – влияние Боэтарха. Чтобы освободить от него людей, мне надо проявиться, собрать все свои силы, а значит, расформировать двойников и оставить себя-основного.

Пока второй я захватывает операторскую и без труда освобождает людей, которые внимают его просьбе и отключают пулеметные турели, основной я прорывается с пятеркой невозмутимых и Вэрой, сбрасывая «оплотовцам» координаты оптимального маршрута к залу советов.

Здесь же, в Большом зале советов, сила Боэтарха слишком велика. Но мне надо действовать, потому что именно в этот момент голограммы генералов согласовывали с Боэтархом удары по Карталонии. Все, что я могу – оборвать связь с внешним миром, пока ее восстановят, основной я добежит сюда и освободит собравшихся.

Последнее, что слышу, голос генерала:

– Перед тем, как запустить процесс, нам надо убедиться, что…

Первым бегут невозмутимые, прикрывая меня. Турели и камеры отключены, опасности больше нет.

Четвертый коридор. Два охранника целятся в нас. Освобождаю их от воли Боэтарха – люди в серебристых костюмах опускают стволы, недоуменно переглядываются. Пока Вэра рассказывает им, в чем дело, я с основной группой бегу дальше. Нам осталось пять коридоров.

В следующем коридоре лишившийся воли невозмутимый застрелил напарника. Когда даю ему свободу, он бросается к убитому. Трясет его, не помня, что произошло.

В шестом коридоре два трупа. Парней расстреляли из турелей, их костюмы невредимы, но переломаны кости и органы превращены в фарш. Не завидую тем, кто попал под влияние, а потом понял, что натворил.

Седьмой коридор минуем беспрепятственно. На дверях, одних из четырех, ведущих в зал советов, дежурят двое невозмутимых. Они не успевают даже прицелиться в нас, как освобождаю их. Касаюсь биосканера, вспоминаю, что он не работает, и дверь открывает мой сопровождающий с помощью своего прибора.

Вваливаюсь в зал. Повернувшиеся невозмутимые, обретшие себя, опускают оружие, ближайший ко мне пытается связаться с командованием, орет в гермошлем, но никто ему не отвечает.

Выбегаю на площадку, идущую по кругу над верхней ступенью амфитеатра. Воздух тут плотный, двигаться тяжело – так ощущается присутствие Боэтарха. В его присутствии мои возможности ограничены. Целюсь в пунийцев первого ряда, выискивая моего врага и надеясь, что его можно ликвидировать.

Семь минут назад он стоял на трибуне с генералами, потом прервалась связь. Он должен был или остаться на месте, или вернуться на первую ступень и ждать, пока связь наладят. А может, он почуял меня и предпочел сбежать?

– Оставайтесь на местах, – громко объявляю я, целясь вниз. – Говорит Леонард Тальпаллис, ведомство «Оплот». Зал освобожден от захватчиков. Где Гамилькар Боэтарх? Он обвиняется в захвате заложников и смерти представителя величайшего рода, Баальбена Барки.

Собравшиеся поворачиваются, вскидывают головы, возмущенно гудят. Поднимается Эйзер Гискон:

– Леон, ну наконец-то! Он исчез. Просто растворился в воздухе…

Не усиленный динамиками, его голос тонет в гомоне, приходится рявкнуть:

– Всем оставаться на местах! Тишина!

– Подтверждаю, – встает Магон. – Он исчез. Я следил за ним.

– Что происходит? Что это за цирк вообще? – рокочет генерал-бета с верхнего ряда. – Государственный переворот?

Те, кто был под влиянием Боэтарха и освобождены мной, ропщут, трясут соседей, чтобы понять, что произошло.

– Было сказано – ти-ши-на! – рявкает Магон, возвышающийся над головами пунийцев. – Тихо. Иначе не услышите, когда вам будут рассказывать. Леон?

– Две минуты, – говорю сверху, обращаясь ко всем, – и я все объясню.

Запускаю электронику в зале: камеры, колонки, усилители сигналов – чтоб можно было связаться с генералами, ответственными за ядерные удары. Убедившись, что связь есть, сбегаю вниз, к трибуне, ко мне выходит Эйзер.

– Вызвать генералов может только пуниец. Тебя система вряд ли послушается.

Гискон водит пальцем по экрану, дает отсканировать свою сетчатку, и посреди зала одна за другой появляются голограммы генералов.

Пока идет настройка, обращаюсь к Филину, который уже немного отошел от приступа.

– Адгербал, свяжись с верхушкой невозмутимых, скажи, чтоб заблокировали Боэтарха в его резиденции или где он скрывается.

– Для ареста нужны веские основания, – говорит Филин, но перебиваю его:

– Захват заложников, уничтожение целого континента, расстрел невозмутимых, убийство Баальбена Барки – это недостаточные основания? – Перевожу взгляд на ожидающих генералов, у всех на лицах удивление.

Воспользовавшись затянувшимся молчанием, высокий сухощавый совершенно седой старик-генерал интересуется:

– Связь прервалась, но карта с метками у нас есть. Отсылаю обратно для согласования…

– Говорит Леонард Тальпаллис. Ядерные удары отменяются. – Я обращаюсь к собравшимся, чтоб и генералы слышали: – Только что вы были свидетелями несостоявшегося государственного переворота и захвата власти Гамилькаром Боэтархом. Сейчас вы можете мне не поверить, но он уже не просто человек, он – проводник высших сил в наш мир. Проводник сил кровожадных и враждебных. Массовое самоубийство детей – его рук дело. – Зал утопает в возмущенном ропоте, даю людям осознать новость и продолжаю: – Напитавшись кровью, он усилился и обрел способность влиять на неокрепшие умы. Некоторые из вас, те, кто верует в Ваала, стали марионетками в его руках. Эйзер Гискон и Рианна Боэтарх, – отыскиваю женщину взглядом, убеждаюсь, что она невредима, – расскажут вам подробнее о его планах и способностях. – Гляжу на вибрирующий коммуникатор, где Тейн пишет, что они на подходе, отвечаю, что зал освобожден, турели обезврежены, местная охрана настроена дружественно. – Извините, мне нужно возглавить операцию по захвату Боэтарха.

Покидаю трибуну не на монорельсе, а пешком, на ходу отвечая незнакомому мужчине с красными вислыми щеками, связавшемуся со мной по коммуникатору. Это оказывается генерал Решшрах, глава невозмутимых. Когда я в середине амфитеатра, доносится растерянный голос одного из голографических гостей:

– Так что, ударов не будет?

Прежде чем ответить, думаю о том, что даже если Боэтарх каким-то чудом подчинит троицу генералов, находящихся в разных местах планеты, и они нажмут кнопки пуска одновременно, четвертая-то здесь, в трибуне, без нее система запуска не сработает. Но к счастью, вместо меня отвечает Ульпиан Магон. Уже наверху, перед выходом, отвечаю Решшраху:

– Тальпаллис на связи. Где в данный момент находится Боэтарх? Его нужно взять живым или мертвым.

– Гамилькар относится к величайшему пунийскому роду, мы не имеем права действовать без согласия Совета трехсот…

– Вашу ж мать! Каждая секунда на счету, вы видели, на что он способен?! Пора бы уже сообразить, что имеет место чрезвычайная ситуация, я уполномочен советом принимать такие решения. Ответственность на мне. А тебя привлекут за противодействие…

– Пятый уровень, шестая ступень, храм Ваала, – не поведя бровью, отвечает генерал, видимо, глянувший по камерам, что я в зале советов и нахожусь. – Координаты скинул. Благодарю за содействие. Мои люди переходят пот твое непосредственное командование.

Перестраховывается старый жук, но оно и к лучшему.

– Тебе понадобится контактный шлем с выделенной линией…

Подхожу к невозмутимому с открытым забралом, конфискую его шлем, надеваю и говорю:

– Перепрограммируй канал этого шлема, сделай его главным.

Ненадолго генерал Решшрах исчезает с экрана, но связь не прерывает – дает распоряжения своим, появившись снова, говорит:

– Если услышишь щелчок, значит, связь налажена.

В зал совета навстречу мне врывается команда «Оплота» – в черных одинаковых костюмах и шлемах не понять, кто где. Снимая шлем, ко мне спешит Тейн, пятерней убирает волосы, прилипшие к мокрому от пота лбу.

– Ты успьел? Что происходит?

В этот момент щелкает динамик серебристого шлема, я поднеся палец к губам, переключаюсь на невозмутимых.

– Говорит Тальпаллис. Задание – взять Гамилькара Боэтарха живым или мертвым. Рассылаю координаты. О ходе операции докладывать мне.

Смотрю на замершего рядом Тейна.

– Берем Боэтарха. Невозмутимые с нами.

– Люди Филина остались снаружи, – переминаясь с ноги на ногу, отчитывается маори.

– По машинам! – командую я, пересылая ему координаты, а Тейн дублирует приказ оплотовцам. – Летим на шестой уровень, берем Боэтарха!

Обернувшись, машу смотрящему на меня Эйзеру Гискону, не скрывающему улыбку облегчения. Он избежал смерти, а мне рано радоваться. Раз Боэтарх исчез из зала заседаний, значит, он умеет создавать двойников, как и я. И в состоянии заблокировать мои способности. Интуиция подсказывает, что самое сложное ждет меня в храме Ваала.