Текст книги "Пир окончен"

По телу Вероны вдруг пробежала дрожь.

– Да, я помню, ты рассказывал мне.

– А что еще ты помнишь? – спросил Стефан, понизив голос.

Вероне не пришлось мучительно искать ответ на этот сугубо личный вопрос, которым Стефан так неожиданно смутил ее. В их разговор вмешался Ноэль.

– Так как насчет путешествия в Испанию, Стефан?

– Ах, да, – сказал Стефан. – Испания… Он отвернулся от Вероны и подошел к Ноэлю. С сигаретой в зубах, засунув руки в карманы, он стал обсуждать свое будущее пешеходное путешествие.

Верона почувствовала вдруг слабость, она не в состоянии была больше держаться на ногах. Она одним глотком допила то, что оставалось в ее бокале и села. Сплетя пальцы рук, она вытянула их к огню, чтобы как-то согреть их. От нервного напряжения ей стало очень холодно, а в сердце возникла новая боль. Физическая боль.

«Лучше бы он не приходил сюда, – думала она. – Мне на самом деле не хотелось, чтобы это произошло. Это слишком тяжело для меня – снова видеть его».

К ней подошла Эвелин. Она заметила, что Верона помертвела.

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? – с тревогой спросила она.

– Прекрасно, – ответила Верона. – А не могла бы ты поискать другую станцию – что-то у меня нет настроения слушать «Песню». Она слишком грустная.

– Найдем что-нибудь повеселее, – сказала Эвелин, подошла к приемнику и переключила его.

Стефан тут же отвлекся от своего разговора с Ноэлем.

– Ты зачем выключила Малера? Замечательная музыка.

– Слишком печальная, – сказала Эвелин.

– Но прекрасно печальная, – улыбнулся Стефан.

– Вероне не нравится, – сказала Эвелин.

– Не правда. Она ее очень любит. Это одна из ее любимых мелодий. Ты же любишь наслаждаться грустью, разве не так, Верона?

Все так же протягивая руки к огню, Верона повернула голову и через плечо взглянула на него. Она почему-то растерялась – не знала, наверное, подтрунивает ли он над ней или на самом деле хочет оживить их прошлые отношения. Заикаясь, она произнесла:

– Я… ну, пусть играет, если нравится… мне в самом деле все равно.

Но Эвелин уже настроила приемник на другую волну. Зазвучал банальный мотив танцевальной музыки. Стефан поморщился, пожал плечами и повернулся к Ноэлю.

Верона заметила и эту гримасу, и пожатие плечами, и подумала: «Он не изменился. Он все такой же невыносимый, эгоистичный Стефан. Это просто написано на нем. Ах, как я люблю его!»

К Вероне подошел Поль Севанич.

– У вас, на Востоке, наверное, не было концертов?

– У нас были, но до того, как репатриировали немцев. Они давали хорошие концерты, – машинально ответила Верона, – но сейчас их никого уже нет. Это большая потеря для зоны канала.

Ей казалось, что она говорит с Полем о музыке, не понимая и половины своих слов и почти не слыша его ответов. Она сидела вся дрожа, как в жару, слишком остро сознавая присутствие Стефана. Наконец, он закончил беседовать с Ноэлем и передвинулся к ним.

Верона сделала попытку вернуться в нормальное состояние.

– Значит, ты думаешь поехать в Испанию? – спросила она.

– Да, мне нужно погреться на солнце.

– Ты слишком много работал?

– Довольного много.

– Ты добился больших успехов, Стефан, – сказала Верона. – Я читала некоторые статьи о тебе. Я хотела написать и поздравить тебя, но…

– Но не написала, – беззаботно закончил за нее фразу Стефан.

– Да, не написала, – произнесла Верона. Их глаза встретились.

– Прошло много времени, – сказал он, понизив голос, – и много воды утекло с тех пор, как мы виделись в последний раз.

Верона вспомнила их последнюю встречу в его мастерской – снова поднялась невыносимая боль и заново сокрушила ее. Она была уверена, что он тоже помнит об этом. В его взгляде было столько глубокой близости, что Верона была бессильна сдержать дрожь.

Перед камином стоял маленький стульчик, обитый гобеленом. Стефан уселся на него. Он осмотрел Верону взглядом художника.

– Те же прекрасные черты, но ты действительно сильно похудела, дитя мое. Верона рассмеялась.

– Дитя! Я уже давно не дитя.

– Пожилая замужняя женщина, да? – Его глаза за стеклами очков загорелись знакомым ироническим блеском.

– Вот именно, – сказала Верона и попыталась рассмеяться еще раз.

Эвелин увела Поля, и они занялись настройкой радио. Ноэль на минуту вышел из комнаты. Стефан и Верона остались у камина одни. Он спросил:

– Когда ты вернулась?

Верона ответила. Он задал ей еще несколько вопросов о ее путешествии и ее здоровье. И вдруг добавил:

– Я очень расстроился, когда узнал, что ты серьезно заболела.

– У меня должен был быть ребенок, но… я потеряла его, – сказала Верона тихим голосом, мучительно краснея.

– Не повезло, – пробормотал Стефан. Он отвел взгляд от этого стройного прекрасного тела и понял, что глубоко, жестоко ревнует, потому что она собиралась иметь ребенка от другого. Но Стефан заставил себя сказать:

– Ты, наверное… очень расстроилась?

– Тогда очень.

Он решился еще на один вопрос.

– А… твой муж… бравый майор… как он?

Верона ответила скованно:

– Он хорошо. Его переводят в Германию и повышают звание до подполковника.

– Он сейчас здесь?

– Нет. Едет сюда из Египта. Приедет на следующей неделе.

Стефан сощурил глаза. Сейчас он не смотрел на нее. Он уставился в мерцающие блики огня.

– Ты поедешь с ним в Германию?

– Нет, скорее всего, нет. Я еще сама не знаю. Все зависит от моего здоровья. Я еще не поправилась окончательно.

Стефан снова повернулся к ней. Он смотрел на крошечные морщинки, глубокие синие тени под огромными нежными глазами и грустный рот и подумал: «Она не только больна – она несчастна…»

Стефан почувствовал жестокую радость. В момент приступа наивысшего эгоизма он понял, что не хотел, чтобы она была счастлива с Форбсом Джеффертоном.

– Ты что-нибудь рисовала в эти годы? – спросил он.

– Практически ничего. Когда я заболела прошлым летом, я познакомилась с полковником медицинской службы, который понимал немного в рисовании и попытался заставить меня писать снова, но я скоро отказалась от этого. Между прочим, он немного напоминал тебя. Его звали Стефан Колдер. Когда я впервые увидела его, это было для меня потрясением.

Стефан поднял брови.

– Потрясением? Для тебя? Ты хочешь сказать, что не хотела, чтобы тебе напоминали обо мне?

– Я этого не сказала. Но давай поговорим о тебе, Стефан. Я… мне бы хотелось увидеть некоторые из твоих портретов.

– В моей студии их уже не найти. Большая их часть уже продана и отослана заказчикам. Но один я сохранил – очень красивый и, возможно, самый значительный из всех моих портретов. Если ты хочешь посмотреть, можешь зайти в студию в любое время, он там.

– Чей это портрет?

– Миссис Джеффертон. «La Femme Abandonee» Горячая кровь обожгла ее лицо и горло. Верона внезапно встала.

– Ах… этот…

Стефан иронично посмотрел на нее.

– Я его сохранил. Твоему мужу он не понравился.

– Это естественно, – сказала Верона.

– Еще у меня есть твоя «Дьеппская гавань». Верона чувствовала волнение, которого она не испытывала уже три долгих года. Ее охватил ужас. Она хотела убежать от Стефана и, едва дыша, проговорила:

– Я думаю, мне лучше пойти домой. Тогда выражение его лица изменилось. Стефан вскочил на ноги и поставил свой стакан на полку над камином.

– Так скоро? Но почему, Верона?

– Я… о, я не очень хорошо себя чувствую, – запинаясь, сказала несчастная женщина.

– Так ты хочешь сказать, что больна?

– Ну в «Скорой» я не нуждаюсь, – Верона попыталась засмеяться, – но я ужасно слаба и у меня кружится голова, к тому же сильно бьется сердце. Это всего лишь усталость.

– У меня тоже сильно бьется сердце, но я не думаю, что это усталость, – сказал Стефан тихим голосом, обращаясь только к ней. – О, черт, Верона, вот и ты – замужняя женщина – и я не видел тебя целые годы, но я все еще нахожу тебя такой же чертовски привлекательной. И даже еще больше.

– Ты не должен говорить такие вещи, Стефан.

Художник поклонился.

– Приношу свои извинения, моя дорогая. Верона с отчаянием посмотрела на Эвелин.

– Эвелин, я действительно должна уйти. Не мог бы кто-нибудь позвонить и вызвать такси?

Близнецы и Поль Севанич повернулись в ее сторону. Все они заговорили одновременно.

– О, Верона, неужели тебе действительно нужно ехать?..

– Останься поужинать, Верона…

– Идет сильный дождь… не ходи сейчас… Виски у Вероны горели, а колени дрожали, она протестовала:

– Я действительно должна ехать. Я обещала маме, что не останусь здесь долго. Я еще не совсем поправилась… Я очень устала…

Тогда Эвелин крепко взяла ее за руку.

– Я наотрез отказываюсь отпускать тебя в таком состоянии. Ты пойдешь в комнату Ноэля, я уложу тебя под одеяло и дам тебе пару таблеток аспирина. Я позвоню миссис Лэнг и скажу ей, что ты останешься поужинать.

– Но Эви, правда… – начала Верона. Но Эвелин, сильная и решительная, настояла на своем. Она действительно боялась, что Верона может потерять сознание и упасть в обморок. Эвелин подумала, что никогда не простит себе того, что допустила эту сегодняшнюю встречу Вероны и Стефана. Очевидно, что ни ему, ни ей это не принесло ничего хорошего.

Эвелин настояла на том, чтобы Верону отвели из мастерской в соседнюю комнату. К этому времени Вероне было уже так плохо, что она была только рада упасть на кровать Ноэля, где лежала под одеялами, дрожа и стуча зубами.

– О, Верона, дорогая моя, тебе не нужен доктор? Ты очень больна? – в ужасе спрашивала Эвелин.

Верона покачала головой.

– Через несколько минут все пройдет. Со мной это бывает… это что-то вроде лихорадки, а я была так слаба все эти дни. Я еле стояла на ногах… и я снова увидела ЕГО…

Эвелин взяла свою подругу за руку и сжала ее.

– Прости меня за это. Я и не представляла, что это для тебя все еще такая свежая рана.

– Мне так плохо, что умереть было бы легче, – сказала Верона, В этих словах слышалось такое страдание, что Эвелин залилась краской. И ей было больно видеть мертвенно-бледное лицо Вероны, с которого вдруг исчезла вся молодость. Она не произнесла ни звука, но огромные слезы медленно скатывались по ее щекам.

Эвелин наклонилась и поцеловала подругу.

– Мне очень жаль, моя дорогая. Я бы все отдала, лишь бы этого не было.

– Я буду в порядке через несколько минут, – прошептала Верона.

– Выключить свет?

– Нет, оставь, только выключи лампу над кроватью. Я не хочу, чтобы было темно – я боюсь привидений, Верона слабо засмеялась.

– Скоро она сама будет, как привидение, если не отдохнет, – подумала Эвелин. Она открыла дверь и увидела Стефана.

– Иди отсюда, – резко сказала Эвелин, как будто он был виноват в состоянии Вероны.

Но Стефан и не смотрел на нее. Он смотрел мимо, на фигуру, съежившуюся под одеялом.

– С ней все нормально?

– Нет. Честно говоря, я думаю, что она очень сильно больна.

– Может быть позвать доктора?

– Она не хочет. Она говорит, что это просто лихорадка и слабость, и что через несколько минут все будет нормально.

Верона открыла свои безжизненные глаза и увидела в дверях силуэт Стефана. И тогда она почувствовала ужасное, непреодолимое желание, чтобы он был рядом с ней, – желание было таким острым, что она больше не могла ему сопротивляться и забыла обо всем остальном.

– Стефан, – позвала она слабым голосом.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он и вошел в комнату, сделав несколько шагов по направлению к кровати.

Эвелин покачала головой. Дело становилось все хуже и хуже. Она не одобряла этого, но она не любила вмешиваться. Стефан и Верона должны были сами решить, как им жить. Ее практичный ум подсказал ей, что в комнате по сравнению с теплой мастерской было ужасно холодно. И если Верона и Стефан решили «посидеть» там, ей надо было что-то предпринять. Поэтому она включила им электрический радиатор и затем вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Стефан медленно подошел к кровати. Верона была покрыта одеялами до самого подбородка. Она смотрела на него своими огромными, несчастными глазами. Стефан увидел ее слезы, и его охватили любовь и сострадание. В этот момент он невыносимо остро почувствовал бесполезность этих последних трех лет. Что он наделал? Он не должен был отпускать Верону, она принадлежала только ему. И в его жизни не должно было быть других женщин.

Стефан сел на край кровати и обнял Верону, притягивая ее к себе, ужасаясь тому, какая она тонкая и хрупкая. И вдруг ее руки с удивительной силой обхватили его шею.

Верона вскрикнула и подняла свои губы к его губам.

– Стефан… Стефан!

– О, Верона, моя любовь, мое счастье! – сказал Стефан и положил ее на подушки. Он наклонился над ней. Их губы слились в отчаянном, жарком поцелуе, который, казалось, будет длиться вечно.

Глава 4

Стефан сидел на краю кровати. Одной рукой он обнимал Верону, другой держал ее за руку. Первая вспышка страсти прошла. Он обнимал ее и целовал в губы, пока они не опухли от поцелуев. Стефан запустил пальцы в ее шелковистые волосы и целовал их. Они не думали ни об окружающем мире, ни о том, что остальные, должно быть, думали о них. Время остановилось. Это был их час. Теперь они разговаривали – разговаривали лихорадочно, близко наклонясь друг к другу, как будто хотели наверстать упущенное время, получить награду за все страдания и воздержания последних трех лет.

– Почему ты вышла за него, Верона? Почему ты не вернулась ко мне?

– Ты знаешь, почему, Стефан.

С горьким смехом он процитировал Марвелла:

 
И честь твоя – лишь только быль,
А страсть моя – лишь только пыль…
 

Верона наклонилась и прижалась губами к его руке.

– Нет-нет. Я всегда помнила, что ты меня тоже любишь.

– Да, ты, такое странное маленькое существо, такое слабое, моя дорогая, дорогая… – сказал Стефан с глубокой нежностью.

Он снял свои очки. Его большие карие глаза светились, глядя на нее сверху вниз. Его волосы были взъерошены в тех местах, где она гладила его голову. С его лица, казалось, исчезло все утомление. Он выглядел очень молодым. Щеки Вероны были горячие и красные. Он подумал, что она снова была необыкновенно хороша, как будто он неожиданно своим поцелуем вернул ее к жизни. Но это было не так. Ее тело дрожало и пульс был слишком учащен. Раз или два Верона на мгновение переставала дышать, как будто острая боль пронзала ее сердце. Но она выглядела восторженной и счастливой.

Стефан наклонился и поцеловал ее волосы.

– Как ты красива, Верона! Ты моя «Femme Abandonee».

– Я всегда была твоей.

– Ты никогда не любила его?

– Я старалась… Я очень старалась. В какой-то мере я любила его, когда был наш медовый месяц, хотя даже тогда я сознавала, какую ужасную ошибку совершила. Я никогда не забуду, как мы ездили в Лувр. В тот день я почти ненавидела его.

– А потом, в Египте?

– Я не могла ненавидеть его. Он милый и добрый. Он всегда хорошо относился ко мне.

– Слава Богу.

– Я просто существовала. Но я думала, что, возможно, если у нас был бы ребенок, он сделал бы нас ближе.

Стефан покачал головой.

– Нет, моя дорогая, это не имело бы никакого значения. Ты и тогда принадлежала бы мне. И если бы у тебя был ребенок, то только мой.

Верона взяла его за руку и прижала ее к своим глазам.

– Я знаю, знаю.

– Я никогда не прощу себя, – сказал Стефан, – за то, что я отпустил тебя к Форбсу. Мог ли я знать, что удача придет ко мне так скоро? Это была ужасная ирония судьбы – это случилось вскоре после того, как я потерял тебя.

– Это я была виновата, что не подождала. Я думала, что найду мир и безопасность. Я получила безопасность, но не получила мира – о, Стефан! Я так и не получила мира. Я никогда не переставала любить тебя.

– Я тоже любил только тебя, Верона.

– Но в твоей жизни были другие женщины.

– Я признаю это, но они никогда ничего не значили для меня. Мне нужна была любовь, но того, что я действительно хотел, я не получил. У меня никого не было, кроме тебя, Верона.

Верона глубоко вздохнула.

– Я не понимаю, почему. Я такая глупая. Я никогда не могу решиться…

– Но это ты, моя дорогая. И даже, когда ты меня очень раздражала, я и тогда находил тебя восхитительной.

Верона тихонько засмеялась.

– Я не понимаю.

– И не пытайся. Я же не пытаюсь понять, почему ты любишь меня вместо твоего замечательного супруга.

Верона подумала о Форбсе с сестринской нежностью и сожалением.

– Он просто… никогда не владел моим сердцем, – прошептала она.

– А теперь, – сказал Стефан, – что теперь? Он взял свои очки и медленно надел их. Затем посмотрел на Верону и сжал губы. Ее маленькое изможденное лицо снова стало бесцветным.

– Что же теперь? – безжалостно повторил Стефан.

– Что ты хочешь сказать? – спросила Верона, и в ее больших глазах мелькнул страх.

– Я хочу сказать, что это очевидно, что ты должна принять еще одно большое решение, Верона. Ты снова находишься в критическом положении, моя дорогая. Другими словами, когда ты оставила меня и ушла к Форбсу… или, точнее, когда я заставил тебя уйти к Форбсу, – это было большой ошибкой. Сделаешь ли ты еще одну ошибку, решишь ли ты вернуться к нему теперь? Или ты пойдешь со мной?

Молчание. Ее зрачки так увеличились, что глаза казались черными. Она дрожала, шепча:

– О, Стефан…

Стефан бросил ее руку и встал.

– Нет, ты не можешь и дальше продолжать трусить, Верона. Твое замужество – это фарс, и я знаю, что мне не хватает тебя. Ты должна исправить свою ошибку: оставить Форбса и уйти ко мне.

Прошло довольно много времени, прежде чем Верона заговорила. Она лежала, покрытая одеялами до самого подбородка, все еще неспособная справиться с нервной дрожью и все еще ощущая необычную боль в области сердца и странную боль в правой руке.

– Мне кажется, я действительно больна. Я думаю, все это уж слишком для меня… – думала Верона.

Стефан ходил из угла в угол, куря сигарету, то и дело посматривая на нее. Верона глядела на него с любовью и почти с обожанием.

Итак, они должны были принять решение. Его ультиматум звучал в ее голове снова и снова, как будто это был голос самой судьбы: «Ты должна исправить свою ошибку: оставить Форбса и уйти ко мне».

Оставить Форбса! Бедного Форбса, за которого она никогда не должна была выходить замуж и которому никогда не следовало бы уговаривать ее сделать это, зная, что она любила кого-то другого. Верона так хотела, чтобы он был счастлив. Она так старалась. Но это не удалось. Только Форбс все еще любил ее. Как он воспримет их развод? Верона быстро представила себе, как на следующей неделе Форбс приедет в Англию, как ее родители скажут ему, что Верона ушла к другому. Какой это был бы удар для него. Он был бы смертельно оскорблен, возмущен, что она так отплатила ему за его доброту и терпение. Его гордость была бы оскорблена. Его любовь даже могла превратиться в отвращение и презрение. А его мать, его сестра – они были бы в ужасе. Они бы не поверили, что кто-то может оставить их прекрасного Форбса, который был для них всем, чем только может быть человек.

И ее собственные мать и отец – стареющие люди – Верона была их единственным ребенком, и они отдали ей всю свою любовь. Это нанесло бы им удар. Особенно маме, которая всегда ненавидела Стефана Беста. Даже сейчас, когда он стал известным художником и мог зарабатывать кучу денег, они бы не захотели, чтобы он был причиной развода их дочери с Форбсом. И, кроме того, они были религиозны и чтили условности. Они могли лояльно относиться к разводам других, но не к разводу собственной дочери.

Мысли крутились в голове Вероны, и чувства переполняли ее. То ее бросало в жар от мысли, что она может навсегда остаться со Стефаном, то она леденела от отчаяния, когда представляла, сколько несчастья она могла причинить своим близким, выбрав этот путь.

Наконец она подумала о Стефане Колдере. Что бы он сказал по этому поводу? Что бы он посоветовал ей? Она знала ответ. Он бы посоветовал ей подумать и поступить правильно. Он бы никогда не посоветовал ей убежать со Стефаном Бестом.

И все же… какое блаженство: покончить со страданиями и этим чувством, что жизнь погублена навсегда. Наконец-то быть вместе со Стефаном Бестом. Сразу после развода он женился бы на ней. Быть его женой было бы небесным счастьем.

Неожиданно Стефан остановился и больше не ходил из угла в угол, бросил свою сигарету в пустой камин, подошел и снова сел на край кровати. С бесконечной нежностью он смотрел на Верону сверху вниз и правой рукой легко гладил ее виски и прекрасные волосы, которые он так любил и так часто рисовал.

– Моя дорогая, – сказал он. – Я знаю, что происходит в твоей чудной маленькой головке. Ты любишь меня и хочешь уйти со мной, но ты не хочешь обидеть своего мужа. Ведь так?

Верона вытащила одну руку и схватила своими холодными пальцами его сильную и теплую руку. Она прижала ее к своему лицу, мучаясь своими сомнениями.

– Да. Ты прав. Как раз об этом я и думаю.

– Я не могу притворяться и делать вид, что я очень волнуюсь о Форбсе, – сказал Стефан. – Ты принадлежишь мне. Ты всегда была моей. Я отпустил тебя, потому что верил, что так будет лучше. А он никогда не должен был допускать этого. Так что ему придется винить только себя.

Никакого ответа от Вероны. Она, казалось, не собиралась спорить. Тогда Стефан прибавил:

– Здесь есть и другая сторона вопроса. Ты не очень подходишь Форбсу. В самом начале я сказал тебе, что из тебя никогда не получится жена военного. Ты принадлежишь моему миру, а не его. Он еще молод и найдет себе другую жену. Кого-нибудь, кому будет нравиться его сопровождать. Он будет намного счастливее. А с тобой он никогда не был по-настоящему счастлив.

Верона беззвучно кивнула. Да, это правда. Она никогда не могла стать такой женой, которая была нужна майору – нет, теперь подполковнику Джеффертону. Она бы никогда не смогла быть ничем, кроме как помехой для его карьеры. А Форбс мог бы запросто найти такую девушку, которая стала бы для него идеальной женой и товарищем. Стефан был прав.

Тогда Верона посмотрела на него.

– Если я действительно оставлю Форбса и уйду к тебе, не буду ли я тебе обузой, Стефан? Я уже не такая крепкая, как была когда-то.

Стефан снова взял ее за руки и поцеловал в губы долгим и крепким поцелуем. Наконец он сказал:

– Я люблю тебя, Верона. Я говорю тебе еще раз: у меня никого нет, кроме тебя. Я хочу, чтобы ты вышла за меня, как только Форбс освободит тебя. Пойдем со мной, моя дорогая. Не возвращайся к нему и не мучай себя. Это не принесет счастья ни тебе, ни ему. Я увезу тебя за границу. Ты поедешь со мной в Испанию, на юг. Ты поправишься и станешь сильной. В это время в Андалузии прекрасное солнце. Ты не будешь болеть, как в Египте. Ты скоро снова поправишься.

Верона часто дышала у него на руках, внезапно осознав свое огромное счастье.

Поехать в Испанию со Стефаном – какое небесное блаженство!

Его губы нежно ласкали ее глаза, губы, длинную белую шею, которую он любил.

– Ты часть меня, моя любимая. Нам было предназначено судьбой, в конце концов, соединиться.

Верона кивнула.

– Да… да…

– Я не отрицаю, я пытался забыть тебя. Я не отрицаю того, что занимался любовью с другими женщинами. Но ты знаешь те слова, которые я как-то читал тебе из книги Эрнеста Доусона:

«Когда пир окончен, и лампы угасают, появляется твоя тень. Динара! Ночь – твоя!» Появляется твоя тень, Верона… – Стефан тихо засмеялся и посмотрел на Верону поверх своих очков. – Да, ты никогда не оставляла меня в покое, моя девочка. Прости меня, если я причинил тебе боль, в те далекие дни я не представлял, что случится в будущем. Сейчас я ясно вижу, что все дороги вели обратно к тебе. Скажи, что ты пойдешь со мной, Верона.

Верона снова глубоко вздохнула. Стефан еще раз принял за нее решение. Она прошептала:

– Да, я пойду… пойду!..

Какое-то мгновение Стефан испытывал величайшее счастье в своей жизни. Он целовал милые алые губы. Он чувствовал объятия ее тонких молодых рук, которые становились все крепче, и дрожание ее хрупкого тела, совсем близко от него.

И он понял, что ни его успехи в живописи, ни карьера, ни все его заказы не стоили этого единственного мига – встречи с любовью потерянной – и вновь обретенной.