Текст книги "Царь призраков"

Ответ он узнает до истечения четырех дней. И ответ будет написан кровью.

14

Кулейн лак Фераг сидел перед пирамидкой из круглых камней и смотрел, как дым от его костерка втягивается в зияющие оконца заброшенной хижины. Воин Тумана положил Ланс, свое серебряное копье, сбоку от себя и надел две кожаные рукавицы, отделанные серебром по раструбу. Длинные волосы он завязал у шеи, а в короткий плащ из мягкой кожи были искусно вшиты серебряные наплечники. Он был перепоясан широким ремнем, инкрустированным серебром, а ноги ему защищали высокие по бедра сапоги с вделанными спереди и по бокам полосами серебра. Внутри хижины замерцал голубоватый свет, Кулейн плавным движением поднялся на ноги, надел серебряный крылатый шлем и завязал под подбородком полумесяцы наушников.

Стройная грациозная фигура прошла сквозь дым, который заколыхался и рассеялся, огонь тотчас погас. У Кулейна на миг пересохло во рту: он изнемогал от желания пойти навстречу, схватить ее в объятия. А она, узнав его, остановилась как вкопанная, прижав ладонь к губам.

– Ты жив! – прошептала она.

– Еще жив, госпожа.

На ней было простое платье из серебряных нитей, золотые волосы перехватывала на лбу черная лента.

– Скажи, что ты вернулся ко мне…

– Не могу.

– Тогда для чего ты меня вызвал? – почти крикнула она, и синие глаза запылали гневом.

– Пендаррик говорит, что в тебе теперь не осталось нечего, кроме зла, и попросил меня разделаться с тобой, но я не в силах, пока не убедился, что он прав.

– Он всегда был старой бабой. Владел миром и потерял его. Теперь настала очередь других. С ним кончено, Кулейн. Пойдем со мной. У меня есть мой собственный мир. А скоро таких миров будет четыре. Я обладаю властью, какая не снилась никому со времен Атлантиды.

– И тем не менее ты умираешь, – сказал он. Каждое слово было как удар ножа в его сердце.

– Кто смеет говорить такой вздор? – прошипела она. – Взгляни на меня! Разве я изменилась? Разве ты видишь хотя бы один признак старости, одряхления?

– Внешнего – ни одного, Горойен. Но сколько умерло, сколько еще должно умереть, чтобы ты оставалась такой?

Она подошла к нему, и в душе у него зазвучала музыка. Воздух был неподвижен, мир замер в безмолвии. Ее руки обвили его шею, он вдохнул благоухание ее кожи, ощутил тепло ее прикосновения. И оторвал ее руки от своей шеи и оттолкнул ее.

– Что ты хочешь доказать? – спросил он. – Что я тебя люблю по-прежнему? Да, люблю. Что хочу тебя? И это тоже так. Но я никогда не обниму тебя. Ты убила Шалеат. Ты убила Алайду, а теперь готовишься погубить целый мир.

– Но что тебе эти дикари с десятисекундными жизнями? Всегда найдутся новые, чтобы заместить тех, кто умрет. Они – мякина, Кулейн. И всегда было так, только ты был слишком поглощен происходившим, чтобы заметить это. Какое значение имеет теперь, что Троя пала или что Ахилл убил твоего друга Гектора? Какое теперь имеет значение, что римляне завоевали Британию? Жизнь продолжается. Эти люди для тебя и меня только тени. Они существуют, чтобы служить нуждам тех, кто выше них.

– Теперь я один из них, Горойен, – сказал он. – Моя десятисекундная жизнь – великая радость. Никогда прежде я не понимал зимы и не испытывал всю полноту радости наступления весны. Пойдем со мной. Проживем жизнь, завершающуюся смертью, и узнаем вместе, что будет потом.

– Никогда! – взвизгнула она. – Я никогда не умру. Ты говоришь о радости, а я вижу твое разрушающееся лицо, и меня тошнит – морщины вокруг глаз и, конечно, под шлемом седина пожирает твои волосы, как раковая опухоль. По человеческим меркам сколько тебе теперь? Тридцать? Сорок? Скоро ты начнешь дряхлеть. Зубы сгниют. Молодые люди будут отталкивать тебя, насмехаться над тобой. А потом ты рухнешь наземь и черви съедят твои глаза. Как ты мог? Как ты мог пойти на такое?

– Все умирает, любовь моя. Даже миры.

– Не говори мне о любви, ты меня никогда не любил. Только один человек любил меня всегда, и я вернула его из могилы. Вот что такое власть, Кулейн. Гильгамеш снова со мной. – Торжество в ее глазах заставило его попятиться.

– Это невозможно!

– Из века в век я сохраняла его тело в сиянии пяти камней. Я изучала, я постигала. И вот добилась. Уходи, умри где-нибудь, Кулейн, а я найду твое тело и воскрешу его. И ты будешь моим.

– Я отправляюсь на Скитис, Горойен, – сказал он негромко. – Я уничтожу твою власть.

И она засмеялась звонким насмешливым смехом, вызвавшим краску на его щеках.

– Ах, ты явишься там! Прежде это наполнило бы мое сердце ужасом, но не теперь. Пожилой, дряблеющий, стареющий мужчина явится бросить вызов Гильгамешу? Ты понятия не имеешь, как часто он говорит о тебе, как грезит, что убьет тебя. Ты думаешь выстоять против него? Я покажу тебе, как твоя надменность тебя предала. Ты всегда любил схватки с тенями, так поиграй еще раз. – Она взмахнула правой рукой, воздух замерцал, и перед Кулейном встал высокий воин с золотыми волосами и блестящими зелено-синими глазами. В руках у него были изогнутый меч и кинжал. – Вот Гильгамеш, каким он некогда был.

Воин прыгнул вперед. Кулейн подхватил копье, повернул древко и вытащил спрятанный внутри меч. Он только-только успел отразить свирепый удар. Затем второй… и еще… и еще. Кулейн сражался со всем опытом столетий, но Горойен была права: его стареющее тело уже не могло противостоять вихрю, имя которого было Гильгамеш, Владыка Битв. Кулейн в отчаянии поставил все на карту: повернулся на пятке в маневре, которому научил Туро. Его противник отпрыгнул влево, уклонившись от выставленного локтя Кулейна, и холодный клинок погрузился под ребра Воина Тумана. Он упал ничком на твердую глину, от толчка серебряный шлем слетел с его головы. Он пытался сохранить сознание, но оно затемнилось. Когда он очнулся, Горойен сидела рядом на каменной пирамиде.

– Уходи, Кулейн, – сказала она. – Ты же дрался с Гильгамешем, каким он был. Теперь он сильнее и быстрее и убьет тебя в первые же секунды. Либо это, либо воспользуйся им. – Она уронила у его ног желтый камушек – чистейший Сипстрасси без единой черной прожилки. – Стань вновь бессмертным, стань тем, чем был, чем должен быть. Вот тогда у тебя появится надежда победить.

Он поднялся на ноги.

– Не в твоем обычае, госпожа, даровать жизнь врагу.

– Как ты можешь быть моим врагом? Я любила тебя еще до Перемены и буду любить, пока Вселенная не погибнет в огне.

– Мы уже никогда не будем любовниками, госпожа, – сказал он. – Увидимся на острове Скитис.

Она встала.

– Глупец! Меня ты не увидишь. А увидишь только свою смерть, приближающуюся к тебе с каждым шагом Гильгамеша.

Она вошла в ветхую хижину, не оглянувшись, и Кулейн опустился на землю, борясь со слезами. Ему потребовались все силы, чтобы сказать ей, что настал конец их любви. Он уставился на Сипстрасси и поднял камешек с земли. Она сказала правду: такой он – не противник для Гильгамеша. До него донесся ее голос, словно бы откуда-то издалека.

– Твой внук – красивый мальчик. Пожалуй, я возьму его. Помнишь, как я была Цирцеей? – Ее смех замер в безмолвии.

Кулейн сидел, низко склонив голову. После окончания Троянской войны Горойен обрушила свою месть на греков, подстроив кровавую смерть Агамемнона, полководца, и Менелая, спартанского царя. Но куда более жуткой местью было кораблекрушение Одиссея. Горойен в облике волшебницы Цирцеи превратила часть спасшихся моряков в свиней, и остальные, ничего не подозревая, зарезали их и съели.

Он подобрал меч и очистил клинок от глинистой пыли. Потом подошел к своему коню и прикоснулся Сипстрасси к его виску, а потом отступил на несколько шагов. Тело коня съежилось, а затем начало раздуваться, удлиняться, гладкие бока покрылись рыже-багряной чешуей с серебристой обводкой. Голова замерцала, зрачки стали узкими, как у кошки, морда вытянулась, свирепая пасть ощерилась клыками. Огромные крылья развернулись от ребер, а копыта расщепились на пальцы с длинными когтями. Длинная шея откинулась, и страшный вой сотряс воздух. Кулейн взглянул на черный камешек в своих пальцах и швырнул его на землю. Вложив меч в древко копья, он забрался в седло на спине дракона и прошептал властное слово. Чудовище поднялось на мощные лапы, распростерло крылья и взмыло в ночное небо, направляясь на северо-запад к Скитису.

На третью ночь над плато Эрин разразилась страшная гроза, небо исполосовали молнии. Утер остался там, где провел уже три дня, – сидя у края каменного кольца. Прасамаккус и Коррин взяли еду и одеяла для принца и вышли под секущий дождь. В тот же миг молния рассекла небо, и оба они увидели, как Утер встал, вскинул руки над головой, а ветер с дикими завываниями разметал его белокурые волосы. Затем он исчез. Коррин бросился к камням, Прасамаккус заковылял за ним, но никаких следов принца они не обнаружили.

Гроза унеслась, ливень сменился легким дождем. Коррин тяжело опустился на камень.

– Вот и все, – сказал он с горечью, которая ни разу не звучала в его голосе после того, как вуры накинулись на воинов. Коррин разразился проклятиями и руганью, и бригант отошел от него; он тоже чувствовал себя разбитым, сокрушенным и уныло опустился на опрокинувшийся камень над лесом.

– Что мы им скажем? – спросил Коррин. Бригант только плотнее закутал в плащ худое тело. Нога у него разболелась, как всегда в сырую погоду, а сердце твердило, что он никогда больше не увидит Хельгу. Что он мог посоветовать Коррину? В эту минуту из-за редеющих туч выплыли обе луны, а к ним присоединился третий человек.

– Где Берек? – спросил Магриг. Они промолчали. – Так, значит, мы одни, как он нас предупредил. – Он почесал седеющую бороду и сел рядом с Коррином. – Мы устроили несколько ловушек, нарыли ям, которые, может, немного их задержат. И для засады есть пять подходящих мест.

Коррин удивленно посмотрел на него. Исчезновение Берека словно бы нисколько не тронуло Магрига.

– Первый удар мы должны бы нанести им в Вязовой лощине. Всадники не смогут атаковать вверх по крутому склону и окажутся в капкане – даже наши лучники не промахнутся на таком расстоянии. Нам, возможно, удастся уложить человек сто.

– Ты выступаешь с восьмьюдесятью людьми против войска, – сказал Коррин. – Ты рехнулся?

– Восемьдесят человек – это все, что было у нас вчера. Боги! Никто не живет вечно, приятель.

– Кроме Царицы-Ведьмы, – сказал Коррин и добавил бешеное проклятие.

– Послушай совета старого воина – никому не говори, что Берек удалился навсегда. Просто скажи… ведь может быть и так… что он просто удалился в свою крепость за облаками. А пока нанесем им удар потяжелее.

– Хороший совет, – сказал Прасамаккус. – Мы не знаем численности этого войска, а лес огромен. Мы можем заставить их хорошенько побегать.

Под холмом в маленьком лагере из навесов, который вырос у ручья, молоденькая девушка ушла в лес, чтобы немножко побыть одной. Войдя во тьму под деревьями, она внезапно увидела в отдалении блеск металла в лунном свете. Чтобы лучше увидеть, она влезла на дуб и поглядела на запад.

Между деревьями бесшумно двигалось войско Горойен.

Утер не спал больше тридцати часов, ломая голову над загадкой Пустоты, перебирая в уме и взвешивая все известные ему факты. Логика и все, чему он учился, подсказывали, что он упускает из виду нечто решающе важное, но как он ни тщился, ответа не находилось.

А потом, когда собралась гроза, ответ возник у него в уме без малейшего усилия. То, что войско духов невидимо, вовсе не означает, что оно сейчас не тут.

Так просто! Леденящий ливень был забыт. Ведь Прасамаккус рассказывал ему, как в первую ночь на плато Эрин ему приснился бой барабанов и топот марширующих ног. Ему тогда же следовало вцепиться в эту мысль, как сокол, камнем упав с неба, вцепляется когтями в добычу.

Теперь оставалось только войти в Пустоту, обитель атролей и воров душ. Да, только и всего, подумал он и сразу одернул себя: не думай, Утер! Просто сделай! Он встал, вскинул руки над головой, крепко сжал камешек и пожелал оказаться в Пустоте.

Голова у него закружилась, и он упал. Вокруг него заклубился Туман. Кое-как встав на колени, он выхватил гладий. Сипстрасси был почти совсем черным. Он все-таки прикоснулся им к мечу. Клинок засиял белым светом, и он заметил в Тумане темные тени, холодные серые лица. Давным-давно Туро, ребенок, бродил тут в горячечном кошмаре, и Аврелий унес его отсюда. Пережитый тогда страх вновь подкрался к нему, начал расти, и темные тени приблизились. Утер, мужчина, выпрямился, твердо расставил ноги и поднял меч высоко над головой. Сияющий свет клинка отогнал Туман и тени в нем.

Когда Туман отодвинулся, Утер увидел гнетуще унылый пейзаж Пустоты: пепельно-серые холмы и навеки засохшие деревья под свинцовым небом. Он вздрогнул. Человеку тут места не было. Вдалеке справа он вроде бы различил барабанный бой. Держа меч высоко, точно фонарь, он направился на этот звук. Тени следовали за ним, он слышал, как шепчущие голоса окликают его по имени. И не слушал их.

Принц поднялся на пригорок и остановился в изумлении. Перед ним в пыльной долине четыре вала серой земли образовывали правильный квадрат внутри квадрата из четырех рвов, оставшихся после насыпания валов. В валы были вбиты острые колья, а в центре квадрата стоял шест с золотым орлом наверху, широко распростершим крылья. Утер несколько минут, окаменев, разглядывал лагерь, не в силах поверить своим глазам. А ведь подсказок у него было хоть отбавляй. Коррин упомянул братство Орлов, которое пыталось вступить в общение с духами. Солдаты маршировали под барабан в безупречном строю.

И Кулейн говорил о том, как сожалеет, что обрек войско Туману.

Утер стоял на пустынном пригорке и изумленно смотрел на Орла Девятого легиона.

Потом медленно спустился по склону к широкому проему в валу. Путь ему преградили два легионера – глаза у них были усталые, копья острые. Ему было приказано остановиться. Язык их был ему понятен, хотя в нем не хватало позднейших британских добавлений. Он припомнил уроки Мэдлина, Дециана и ответил им на том же архаичном языке:

– Где ваш легат?

Легионеры переглянулись, и тот, что был повыше, шагнул вперед.

– Ты римлянин?

– Да.

– Мы близко от дома? – В голосе слышалась дрожь.

– Я здесь, чтобы проводить вас домой. Кто ваш легат?

– Северин Альбин. Подожди здесь.

Легионер кинулся бегом внутрь лагеря, а Утер стоял, все так же держа высоко сияющий меч. Десять человек явились за ним и торопливо проводили внутрь лагеря – почетный эскорт из пяти легионеров справа и слева. Из палаток выбегали их товарищи взглянуть на пришельца. Лица у них были землистые, глаза тусклые. Его провожатые остановились у большой палатки. Утер отдал свой меч центуриону у входа, нагнулся и вошел. Молодой человек лет двадцати пяти в начищенном до блеска бронзовом нагруднике сидел там на низком табурете.

– Твое имя? – спросил он.

– Ты Северин Альбин? – ответил Утер вопросом на вопрос, понимая, что преуспеть в своем намерении он сможет, только если оставит инициативу за собой.

– Да.

– Легат Легио IX?

– Нет. Наш легат – Петиллий Цериал, он не был с нами. Кто ты?

Утер почувствовал, что молодой человек, как и все легионеры, которых он успел увидеть, находится на грани отчаяния.

– Я Утер.

– Что это за место? – спросил Северин, вставая. – Мы уже много месяцев маршируем здесь. Ни пищи. Ни воды. Но также ни жажды и ни голода. В проклятом Тумане прячутся твари, которые пьют кровь. И звери, каких я и во сне не видел. Мы мертвы?

– Я могу вернуть вас в Эборакум, – сказал Утер, – но прежде тебе следует многое узнать. – Он прошел мимо молодого человека и сел на ложе в глубине палатки. Северин Альбин сел рядом. – Во-первых, вы вышли из Эборакума на помощь Паулинию против восставших исениев. И вступили в Туман – мир мертвых.

– Это я все знаю, – сказал Северин. – Как нам вернуться домой?

Утер поднял ладонь.

– Не торопись. Слушай внимательно. Паулиний разбил исениев Буддики четыреста с лишним лет назад.

– Значит, мы мертвы. Юпитер сладчайший! Я больше не в силах ходить строевым шагом.

– Вы не мертвы, поверь мне. Я просто пытаюсь объяснить тебе, что мертв мир, какой ты знал. Римская империя слабеет. В Британии не осталось ни одного римского легиона.

– У меня есть жена… дочка…

– Нет, – сказал Утер печально. – Они мертвы вот уже четыре века. Я могу отвести вас в Эборакум. Мир сильно изменился, но солнце светит по-прежнему, из винограда все еще давят вино, ручьи несут прозрачную воду, хорошо утоляющую жажду.

– А кто сейчас правит Британией? – спросил Северин.

– Идет война. Восстали бриганты; саксы и юты высадились на юге. Римско-британское войско под командованием Аквилы, чистокровного римлянина из благородного рода, сражается из последних сил. Аврелий, правитель всей Британии, был убит. Я его сын. И я проник в пределы смерти, чтобы отвести вас домой.

– Чтобы мы сражались за тебя?

– Чтобы вы сражались за меня, – сказал Утер, – и за себя самих.

– И ты приведешь нас в Эборакум?

– Не сразу, – ответил Утер и рассказал римлянину про войну в Пинрэ и про власть Царицы-Ведьмы. Северин слушал его, не перебивая.

– Было время, – сказал он после того, как Утер умолк, – когда я посмеялся бы над такой сказкой. Но не здесь, в этой пустыне золы и пепла. Ты хочешь, чтобы мы сражались за тебя, Утер? Да я душу отдам за один день под солнечным небом. Да нет – за единый час. Только уведи нас отсюда.

Страх почти вверг Утера в панику. Во главе четырех тысяч шестисот человек Девятого легиона он вернулся к холму, у которого оказался, когда перенесся в Пустоту. Теперь, час спустя, ему все еще не удавалось открыть путь между двумя мирами. Он пожелал вернуться, Сипстрасси засветился, и на миг он увидел гигантские камни Эрина, туманные тени, замерцавшие близко, но вне достижения. Он услышал у себя за спиной Северина Альбина и сделал ему знак отойти, стараясь обрести хладнокровие. Он взглянул на камешек. Осталась лишь тоненькая ниточка золота.

Теперь он убедился, что силы камня недостало открыть врата настолько, чтобы через них прошел целый легион. И не знал даже, сумеет ли он вернуться один. Вновь его гибкий ум предпринял медленное взвешивание всех возможностей.

Наконец он решился на сверхусилие. Закрыл глаза, представил себя возвратившимся в Пинрэ, в то же время храня в памяти образ Девятого легиона. Северин у него за спиной увидел, что Утер утратил плотность, стал почти прозрачным, но тут же принял прежний облик. А принц уставился на камешек у себя на ладони, совсем черный, и не находил в себе мужества обернуться к исполненным надежды легионерам.

По ту сторону Пустоты войско Горойен окружило подножие и ждало сигнала атаковать. Магриг и Коррин разместили лучников за камнями, но как могли они остановить воинов в броне? В лучшем случае им удастся поранить десяток-другой, а Коррин прикинул, воинов внизу не меньше двух тысяч.

– Почему они не атакуют? – спросил он у поджарого, как волк, Магрига.

– Боятся мании Берека. Но нападут уже скоро.

В двадцати шагах от них, припав на колено за упавшим камнем, ждала Лейта, оттянув тетиву, не спуская глаз с высокого воина, чей шлем украшало лиловое перо. Она уже выбрала его своей мишенью по той лишь причине, что ей не понравилась надменность, с какой он расхаживал внизу и отдавал распоряжения. Ей становилось легче при мысли, что этот чванящийся павлин умрет раньше, чем она.

К ее плечу прикоснулась рука, и, обернувшись, она увидела высокого широкоплечего человека с золотистой бородой. Нет, никогда прежде она его не видела!

– Иди за мной, – сказал он с привычной властностью и даже не посмотрел, пошла ли Лейта за ним к середине плоской вершины.

– Кто ты?

– Отложи свои вопросы и влезь на алтарь.

Она начала взбираться по разбитым центральным камням, по стертым выщербленным рунам на их поверхности.

Бородатый снова заговорил, когда она, балансируя, встала на верхнем камне, футах в шести над землей.

– Теперь подними руку над головой.

– Зачем?

– По-твоему, сейчас время для споров? Повинуйся мне!

Гневно закусив губу, Лейта подняла руку.

– Выше! – сказал он, она послушалась, и ее пальцы прикоснулись к чему-то холодному, облегающему, и она инстинктивно отдернула их.

– Это просто вода! – успокоил он ее. – Подними руку выше, раскрой пальцы, схвати то, что там, и опусти вниз.

Внезапно раздался оглушительный рев, боевой клич, от которого кровь стыла в жилах, и воины Горойен ринулись вверх по склонам. Навстречу им засвистели стрелы – одни отскакивали от нагрудников и шлемов, другие впивались в незащищенные мышцы рук и ног.

– Хватай же! – приказал высокий незнакомец. – Быстрей, если тебе дорога жизнь!

Лейта всунула руку в невидимую преграду воды и раскрыла пальцы. Почувствовала холодное прикосновение металла и податливое тепло кожи. Крепко сжав это нечто, она дернула руку вниз. В руке у нее был огромный меч с золотой рукоятью и серебряным обоюдоострым клинком, испещренный неизвестными ей рунами.

– Иди за мной, – сказал незнакомец, пустившись бегом к камням, рядом с которыми в последний раз видели Утера. Остановившись, он толкнул Лейту вперед. – Когда я умолкну, разруби воздух перед собой.

Слова, которые он начал произносить потом, Лейта не понимала, но воздух вокруг него зашипел, наполнился треском, словно приближалась гроза.

– Бей! – закричал он.

Меч вскинулся, опустился, и налетел бешеный порыв ветра. В небо взвилась молния, и туман заклубился там, куда она нанесла удар. Лейту отшвырнуло назад, бросило на камни.

Из тумана выпрыгнул Утер, озираясь по сторонам. У дальнего края вершины мятежники быстро отступали, и принц увидел шлемы с перьями воинов Горойен. Тут на солнце вышел Северин Альбин, а за ним весь Девятый легион. Некоторые легионеры, едва их коснулись солнечные лучи, попадали на колени, другие заплакали от радости и облегчения. Северин, несмотря на молодость, на опыте научился искусству войны и сразу оценил положение вещей.

– Строй альба! – загремел он, и римская дисциплина сделала свое. Легионеры, выставив пред собой прямоугольные выпуклые щиты из бронзы с выпуклым узором, вытащили мечи, сомкнулись в боевом строю и двинулись вперед, разворачиваясь так, чтобы пропустить копьеносцев. За стену из щитов они пропустили и мятежников.

В тот момент у воинов Горойен появилась возможность сломить строй, но они ее не использовали. Почти все они были пинрэйцами и знали легенду о войске духов. Они стояли как истуканы, а легион построился в каре, сомкнул щиты и двинулся вперед, выставив длинные копья. Воины Пинрэ не были трусами, они могли сразиться с противником, далеко превосходившим их численностью – и сражались, – но они уже стали свидетелями явления бога Берека. А теперь из Тумана появлялись все новые и новые мертвецы, и вот этого они выдержать не могли. Медленно они пятились, пятились, возвращаясь к подножию холма. Легионеры остановились у кольца камней, ожидая приказа.

Внутри каре Утер помог Лейте подняться с земли.

– Как ты это сделала? Я уже думал, что мне ко… – Он споткнулся на полуслове, увидев у ног Лейты огромный меч, упал на колени, его пальцы обхватили рукоять. – Меч моего отца! – прошептал он. – Меч Кунобелина… – Он встал. – Но как?

Лейта обернулась, ища взглядом незнакомца с золотистой бородой, но его нигде не было видно. Она быстро объяснила, потому что к ним уже подходил Северин Альбин.

– Твои приказания, принц Утер? Нам атаковать?

Утер мотнул головой и с мечом в руке прошел между расступившимися легионерами, спустился с холма и остановился в тридцати шагах от переднего ряда врагов. Лучник оттянул тетиву.

– Пусти стрелу, и я превращу твои глаза в клубки червей, – сказал принц, и лучник поспешно бросил свое оружие на землю.

– Пусть вперед выйдет ваш главный!

Из рядов вышел невысокий пожилой человек в серебряном нагруднике. Он нервно облизнул губы, но держался прямо, стараясь из гордости подавить страх.

– Ты знаешь, кто я, – сказал Утер, – и ты видишь, что духи вернулись сюда. Теперь ваши силы вдвое меньше, чем у ваших противников, а люди, как вижу, не готовы сражаться.

– Сдаться я не могу.

– Понимаю, но царица вряд ли пожелает, чтобы ты бессмысленно обрек своих людей на гибель. Уйди со своим войском из Марин-са и сообщи обо всем Астарте.

Тот кивнул.

– В твоих словах есть смысл. Но позволено ли мне спросить, почему ты нас щадишь.

– Я здесь не для того, чтобы смотреть, как люди Пинрэ убивают друг друга. Я здесь, чтобы низвергнуть Царицу-Ведьму. Не заблуждайся относительно моего милосердия. Если мы снова встретимся на поле боя, я уничтожу вас и всех, кто встанет на моем пути.

Начальник сдержанно поклонился.

– Мое имя Агарин Пиндер, и если мне прикажут встать у тебя на пути, я встану.

– Другого от человека, верного долгу, я и не ожидаю. А теперь – уходи!

Утер повернулся на пятках и вернулся на вершину, где подозвал к себе Северина. Молодой римлянин последовал за ним в большую постройку.

– Боги, до чего же я голоден! – сказал Северин. – И какое это дивное чувство!

На столе стоял кувшин с вином, Утер налил его в два кубка, один пододвинул римлянину и сказал:

– Мы должны оставить лес и двинуться к Кальи, ближайшему городу. Здесь нет запасов, чтобы накормить легион.

Северин кивнул.

– Ты предпочел избежать битвы. Почему?

– Некогда римское войско было лучшим из всех, какие видел мир. Несравненная дисциплина решала исход многих сражений. Но твои люди пока не готовы. Слишком свежи страшные испытания в Пустоте. Им нужно время, чтобы привыкнуть к солнечному теплу на их лицах. Вот тогда они вновь станут Легио IX.

– Ты осмотрительный полководец, принц Утер. Мне это по душе.

– Кстати об осмотрительности. Забери своих людей с вершины, и воздвигните свой лагерь у подножия холма. Там течет ручей. Не позволяй своим людям вступать в разговоры с пинрэйцами. Вы сотни лет были для них легендой, и в некоторые ночи они даже видели вас на марше. Это свойство Тумана. Но важно, что они считают, что вы пинрэйцы и часть их истории. Поэтому весь край будет нас поддерживать. Пусть никто не заподозрит, что вы – пришельцы из другого мира.

– Я понял. Но почему эти люди говорят по-латыни?

– У них другой язык, но это все я объясню как-нибудь после. Пошли разведчиков проследить, как воины Горойен покидают лес. Я постараюсь найти какой-нибудь еды для твоих людей.

Северин выпрямился и отсалютовал. Утер ответил ему улыбкой.

Выходя, Северин встретился в дверях с Коррином и Прасамаккусом.

Коррин почти бежал, его зеленые глаза горели от возбуждения.

– Ты сотворил это! – закричал он, молотя кулаком воздух.

– Приятно снова вернуться сюда, – сказал Утер. – А где человек с золотой бородой?

– Ты о ком? – спросил Коррин.

– Не важно. – Утер махнул рукой. – Завтра мы двинемся на Калью, и я хочу, чтобы твои лучшие люди, самые надежные, отправились туда раньше нас. Войско духов возвратилось, чтобы освободить Пинрэ, и надо, чтоб об этом узнали все, и поскорее. Если удача нам улыбнется, город без боя откроет перед нами ворота.

– Я пошлю Магрига и Хогуна. Боги, только подумать, что я чуть не убил тебя!

Утер положил руку на плечо Коррина.

– Приятно смотреть, как ты улыбаешься. Ну а теперь оставь меня с Прасамаккусом.

Лесовик ухмыльнулся, попятился и поклонился низким поклоном.

– Ты все еще думаешь покинуть Пинрэ?

– Да, но не раньше, чем с Горойен будет покончено.

– Тогда хорошо.

Когда он ушел, Прасамаккус принял из рук Утера кубок и наклонился, вглядываясь в его лицо.

– Ты устал, мой принц. Тебе надо отдохнуть.

– Взгляни! – сказал Утер, поднимая меч. – Клинок Кунобелина, Меч Власти, а я не знаю, как он попал к Лейте. Или почему. Я был заперт в Пустоте, Прасамаккус, и старался найти слова, чтобы объяснить почти пяти тысячам человек, что лишь напрасно подразнил их надеждой. И вот тут я увидел Лейту – точно призрак, – и она разрубила Туман, будто звериную шкуру.

Прасамаккус открыл было рот, чтобы задать вопрос, но внезапно у него отвисла челюсть. Утер повернулся и посмотрел туда, куда был устремлен взгляд бриганта. У запылавшего в очаге огня сидел золотобородый человек и грел над пламенем загорелые руки.

– Оставь нас, – сказал Утер, и Прасамаккусу не потребовалось второго приглашения. Он поспешно заковылял к двери, а Утер подошел к незнакомцу.

– Я обязан тебе жизнью, – сказал он.

– Ты мне ничем не обязан, – ответил тот с улыбкой. – Приятно встретить молодого человека, который ставит долг столь высоко. Редкая черта.

– Кто ты?

– Я царь, потерянный для истории, владыка из прошлого. Меня зовут Пендаррик.

Утер придвинул стул и сел рядом с ним.

– Зачем ты здесь?

– У нас общий враг, Утер. Горойен. Но помог я тебе просто из прихоти… по крайней мере мне так кажется.

– Я тебя не понимаю.

– Особенно приятно после стольких столетий обнаружить, что я еще способен удивляться. Лейта рассказала тебе, как меч попал к ней?

– Она сказала, что вытащила его из воздуха, а рука у нее была мокрой, словно она окунула ее в реку.

– Ты обладаешь острым умом, Утер. Скажи мне, где она нашла меч?

– Но как я могу? Откуда мне… – Принц умолк, и у него пересохло во рту. – Это ее рука поднялась из озера в тот день, когда убили моего отца. Но она же была тогда со мной в горах. Как это может быть?

– Отличный вопрос, ответ на который я был бы рад узнать. В один прекрасный день, если ты еще будешь жив, когда ответ мне станет ясен, я навещу тебя. Пока же мне твердо известно одно: было правильно, что так случилось. Что ты думаешь делать теперь?

– Попытаюсь разделаться с ней.

Пендаррик кивнул.

– Ты очень похож на своего деда – та же целеустремленность, то же гордое понятие о чести. Мне это приятно. Желаю тебе добра, Утер. И сейчас, и в будущем.

– Ты из Ферага?

– Да.

– Можешь ты рассказать мне, что происходит у меня дома?

– Аквила проигрывает войну. Он разбил войско бригантов под Вирозидуме, а Амброзий покончил с Седриком. Но сакс Хенгист идет на север с семью тысячами людей, надеясь соединиться с Эльдаредом для решительной битвы за Эборакум.

– Как скоро это произойдет?

– Невозможно сказать, Утер. Как невозможно предсказать твое будущее. Возможно, ты победишь Горойен и не сможешь вернуться домой. Или же вернешься только для того, чтобы встретить поражение и смерть. Я не знаю. Зато я знаю, что ты ролинд, а это стоит больше короны.

– Ролинд?

– Это особое состояние внутренней сущности, обретение гармонии с неведомой вселенной. Большая редкость – возможно, один человек на десять тысяч. В более повседневном смысле это означает, что ты удачлив, однако удачи ты должен добиваться. Кулейн – ролинд и гордился бы тобой.

– Кулейн мертв. Его убили воры душ.

– Нет, он жив, но жить ему остается недолго. Он тоже намерен выступить против Горойен и встретит врага, которого ему не победить. А теперь мне пора.