Текст книги "Любой ценой"

Глава 2

Вдали показалась конюшня. Сиена спешилась, сняла шлем и тряхнула головой. Волосы свободно упали на плечи. Коня следовало после прогулки остудить. Она любила делать это сама, хотя, конечно, могла поручить и конюху.

Сиена погладила шею жеребца, пробормотала несколько ласковых слов и медленно повела по кипарисовой аллее. У ворот конюшни, облокотившись на перила, стоял художник. Она вздрогнула.

Вчера за ужином Сиена так и не поняла, что он собой представляет на самом деле. Скорее всего из-за вечернего костюма, который всегда делает мужчину значительнее и благороднее. Сейчас художник был одет в джинсы, кроссовки и голубую рубашку-шамбре с закатанными рукавами. Он был высокий – метр девяносто или около того, – мускулистый, с грубоватым загорелым лицом и длинноватыми светлыми волосами песочного оттенка. Он спокойно смотрел на нее, скрестив на груди руки. Сразу видно, человек в ладу с самим собой.

– Доброе утро. – Приветливая улыбка сделала его еще симпатичнее. – Как прогулка?

– Замечательно. Но у меня, должно быть, остановились часы. Мы, кажется, договорились встретиться в девять, в солярии. Я опоздала?

– Нет. Это я пришел раньше. Решил посмотреть на вас в другой обстановке.

– Мистер Малоун, я чувствую себя непринужденно в любой обстановке.

– Зовите меня просто Чейз.

– Вчера за ужином мой муж об этом не сказал, но в свое время я была довольно известной моделью. Так что буду чувствовать себя свободно в любой позе, какую бы мне ни предложили.

– Я вообще не собираюсь вам предлагать позировать. По крайней мере не так, как вы привыкли.

– В таком случае как же вы собираетесь писать портрет? – удивилась Сиена.

– А вот это мы решим вместе.

Жеребец дернул повод, да так сильно, что она чуть не упала.

– Извините, – засмеялась Сиена. – Моему другу не нравится, когда на него не обращают внимания.

– Это естественно. Мне кажется, он уже вполне остыл.

– Чувствуется, что вы знаете толк в лошадях. – Глаза ее потеплели. – Ах да, вчера вечером вы говорили, что в детстве ездили верхом.

– На ферме у дедушки. Я принесу недоуздок.

– Принесите. Он в...

– ...в помещении для сбруи, первая дверь справа. Я уже успел ознакомиться с конюшней.

Когда он вернулся, Сиена пристегнула недоуздок, затем подняла левое стремя и ослабила седло.

– Что значит «мы вместе решим, как писать портрет»?

– Видите ли, я не портретист. Моя специальность пейзажи.

– Странно. – Сиена выпрямилась. – Тогда почему же муж нанял именно вас?

– Знаете, я очень плохо отношусь к слову «нанял». Давайте не будем его употреблять. Он сделал мне заказ на портрет. Почему? Говорит, ему нравятся мои работы. Я вначале отказывался, но он проявил большую настойчивость.

– Ну, с этим у моего мужа полный порядок.

– Я это заметил. Но вы не волнуйтесь, миссис Белласар, я профессионал. И смогу вас написать.

– Я в этом не сомневаюсь. И зовите меня просто Сиена.

– Вы уже позавтракали?

– Нет. Только съела пару яблок пополам с приятелем.

– Тогда, может быть, сделаем это вместе?

Глава 3

Справа от террасы маячил охранник. Они сидели за железным кованым столом. Под зонтом, потому что февральское солнце в этом году было очень теплым.

Она сделала глоток кофе и подняла глаза на Малоуна.

– Какое у вас необычное имя – Чейз.

– Это прозвище. На самом деле меня зовут Чарлз, но в одной из начальных школ...

– У вас их было много?

– Пожалуй. Мне действительно пришлось часто менять школы, но это другая история. А с моим прозвищем получилось так: в начале учебного года учительница вывесила список класса, чтобы нам было легче познакомиться друг с другом. Тогда носить на груди карточки с именами было не принято. И при этом она использовала сокращения. Ричард – Рич, Дэниел – Дэн, а Чарлз вроде должен был быть Чаз, а она почему-то написала Чейз. Но всем ребятам понравилось. И мне тоже показалось, что это звучит классно, так что я предпочел, чтобы меня звали именно так – Чейз.

– А не оказало ли это имя на вашу судьбу какого-нибудь метафизического воздействия? – Сиена взяла круассан. – Я имею в виду, приходилось ли вам впоследствии кого-нибудь преследовать или самому быть преследуемым[5]5
  По-английски одно из значений слова «чейз» – погоня, охота, преследование.


[Закрыть]?

– Во время службы в морской пехоте такое, конечно, бывало. И я преследовал, и меня, случалось, тоже преследовали. Однако я уже давно художник и считаю эту профессию своей судьбой. Впрочем, ведь не вы будете писать мой портрет, а я ваш. Поэтому мне нужно узнавать вас.

– Доброе утро, – раздался знакомый голос. – Я думал, вы уже работаете.

У Сиены все сжалось внутри. Она медленно отложила круассан и повернула голову. В дверном проеме террасы стоял ее супруг.

Чейз несколько секунд спокойно жевал, а затем ответил:

– Мы уже начали.

– Своеобразная у вас манера работать.

– Должен заметить, что собственно живопись – это самая легкая часть работы над портретом. Труднее всего проникнуть в существо натуры. В настоящий момент я изучаю натуру за завтраком.

Чейз, разумеется, шутил, но Сиена вдруг осознала, что все это время его голубые глаза внимательно ее рассматривали. И не то чтобы он бросал пристальные взгляды. Вроде бы нет. Но ее не покидало ощущение, что прежде ее никто никогда так не разглядывал. Даже когда она была моделью.

Тишину разорвала пулеметная очередь. Сиена вздрогнула. Стреляли где-то справа от Монастыря.

– Похоже на пятидесятый калибр. – Чейз вопросительно посмотрел на Белласара.

Тот улыбнулся:

– У вас хорошие уши.

– В свое время мне довелось пострелять из таких штуковин.

– Сейчас мы дорабатываем новую модификацию с более быстрым механизмом подачи.

– Но ведь при этом непременно должен увеличиться нагрев. Как вы собираетесь его компенсировать?

– Над этим как раз и бьемся.

Сиена удивленно посмотрела на Малоуна. Нашел о чем разговаривать. О пулеметах. Да еще с ее мужем.

– Прошу меня извинить, – произнесла она вставая. – Мне нужно принять душ и причесаться. Через полчаса я буду готова для сеанса. – Она снова взглянула на Чейза: – У вас есть пожелания относительно одежды?

– Мне вполне подходит та, которая на вас. Душ, разумеется, можете принять, но специально причесываться не нужно и... никакого макияжа. Я хочу видеть вас такой, какая вы есть. В общем, специально ничего не делайте.

У Сиены пробежали по телу мурашки, потому что его взгляд проникал в самую душу.

Нарастающий гул возвестил о приближении вертолета. Он возник в небе, похожий на гигантского дракона, и вскоре приземлился на площадке между замком и Монастырем.

Белласар улыбнулся:

– Мне не терпится посмотреть эскизы. Что делать, ведь я коллекционер.

Он кивнул Малоуну и поспешно вышел. Минуя фонтан и розарий, Белласар направился к посадочной площадке, где его ждали у вертолета.

Глава 4

С такого расстояния рассмотреть детали было невозможно. Малоун увидел, как Белласар приветственно раскинул руки, и они обнялись. Значит, приятели и, наверное, давно не виделись. Гость был явно полноват (Малоун обратил внимание, что бедра и талия у него шире, чем грудь) и, кажется, лысоват. А вообще обычный человек: костюм, галстук, на вид лет сорок пять. Очевидно, кабинетный работник. Он внимательно следил за разгрузкой больших деревянных ящиков, по-видимому, тяжелых, потому что каждый с трудом тащили двое грузчиков. Один из них споткнулся и чуть не выронил свой конец ящика, и тогда прибывший что-то повелительно крикнул, да так громко, что донеслось даже до террасы. А расстояние оттуда было метров сто, не меньше.

– Доброе утро, Сиена. Доброе утро, мистер Малоун.

Малоун неохотно оторвался от созерцания вертолетной площадки. На пороге террасы стоял Поттер.

– Доброе утро, Алекс, – произнесла Сиена.

Малоун молча кивнул.

– Как прогулялись? – спросил Поттер и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я вижу, вы уже поладили с мистером Малоуном. Это удается далеко не каждому.

– Я этого не заметила.

– Значит, особое отношение у него только ко мне. – Поттер поправил очки и, повторив путь Белласара, направился к вертолету. К шефу и его гостю ему удалось присоединиться только у входа в Монастырь.

– Не удивительно, что Поттер меня невзлюбил, – сказал Малоун. – Но похоже, что и с вами он холодноват. Или я ошибаюсь?

– Единственный человек, которого он любит, это мой муж.

– Как и положено хорошему сторожевому псу.

Глава 5

Солярий – одноэтажная пристройка к замку со стороны террасы – оказался довольно просторным, с высоким потолком. Пол каменный, из того же плитняка, что и дорожка. Стена с южной стороны сплошь стеклянная, кроме того, имелось несколько потолочных световых люков. В воздухе витал отчетливый запах плесени.

– Здесь, должно быть, градусов на десять теплее, чем снаружи, – сказал Малоун. – Наверное, в холодную погоду вы тут завтракаете.

– Пока я живу в усадьбе, это помещение ни разу не использовали.

– Неужели? Отсюда открывается такой прекрасный вид...

– Дереку не нравится.

По левой стороне стояли несколько деревянных столов, стулья, небольшой диван и больше никакой мебели.

– Вы действительно не хотите, чтобы я переоделась? – спросила Сиена.

– Ведите себя естественно – это единственное, что от вас требуется. – Малоун уселся на один из столов и продолжил, болтая ногами: – Понимаете, портрет должен приковать внимание зрителя. Нужно, чтобы любой, кто вас знает, сказал: «Да, это действительно Сиена, такая, как есть». Вот такая у меня проблема.

– Ну и как вы собираетесь ее решать?

Малоун задумался.

– Расслабиться лучше всего помогает интересный разговор.

– В таком случае начинайте меня развлекать.

– Жаль, что здесь нет банджо. Я довольно прилично на нем играю.

Сиена улыбнулась.

Несколько секунд он любовался закруглениями ее полуоткрытых губ, восхищаясь уникальным сочетанием в этой улыбке одновременно радостного сияния и легкой грусти.

– Это очень трудно вынести.

– О чем вы? Я не понял.

– То, как вы... Даже когда я была моделью, никто меня так не рассматривал.

– Извините. – Малоун смутился. – Это у меня чисто профессиональное. Понимаете, я должен смотреть на вас именно так. Поэтому позировать для портрета всегда не просто. Мне нужно тщательно изучить ваше лицо и тело. Если хотите, вы должны определенным образом в меня впитаться. – Он сделал паузу. – Могу я спросить вас кое о чем?

Она насторожилась.

– За завтраком мы выяснили происхождение моего имени. А как насчет вашего?

– Я не пони...

– Ваше имя.

– Ах вот вы о чем. – Казалось, Сиена почувствовала облегчение. – Тут все очень просто. Я родилась в маленьком городке в Иллинойсе. Там же провела детство. Мои родители по происхождению итальянцы, причем бабушка с дедушкой (не помню уж с чьей стороны) родом из Сиены. Есть такой старинный город в Италии. Здесь мои папа с мамой провели медовый месяц. Вот откуда у меня это имя.

– Я так и подумал, что ваши родители итальянцы.

– Их уже нет. В двенадцать лет я потеряла и мать, и отца. Почти одновременно.

– Извините, – пробормотал Малоун.

– Мама погибла в автомобильной катастрофе, а через два месяца отец умер от инфаркта. Не выдержало сердце.

– Вы их любили?

– Странный вопрос. Конечно. А разве возможно как-то иначе относиться к родителям?

– Ну, бывают разные ситуации.

– Со своими родителями вы, наверное, не ладили.

Малоун уже жалел, что затеял этот разговор.

– Мне кажется, ладил. Особенно с отцом. Это было несложно, потому что я его ни разу в жизни не видел.

Тишину разорвала пулеметная очередь. Малоун посмотрел в сторону открытой двери. Стреляли где-то справа от Монастыря.

– Это не действует вам на нервы?

– Я уже привыкла. – Сиена передернула плечами. – Меня беспокоят сейчас долгие паузы. Что-то похожее я испытывала, когда жила на Манхэттене. Там так привыкаешь к шуму уличного движения, который не стихает даже ночью, что когда вдруг становится тихо, становится не по себе. Иногда я даже просыпалась посреди ночи.

– Я вас понимаю.

Глава 6

В углу стоял стул. Деревянный, с высокой спинкой. Малоун взял его и поставил на свету.

– К сожалению, он не очень удобный. Наверное, лучше принести диванную подушку...

– Не нужно, – поспешно произнесла Сиена и уселась. – Я должна чем-нибудь заниматься?

– Заниматься? Ничем. Просто сидите.

– Но как вы хотите, чтобы я сидела? Голову повернуть направо или налево? Глаза вверх или вниз?

– Сидите так, как вам удобно. – Малоун взял большой эскизный альбом и коробку с угольными карандашами. – Учтите, сейчас у нас всего лишь подготовительный период.

– В таком случае, вы не возражаете, если я встану?

– Только поверните лицо в мою сторону.

Угольный карандаш заскрипел по бумаге.

– Фотографы не допускали, чтобы я стояла неподвижно, – произнесла она через некоторое время. – Мне предписывалось постоянно двигаться. Обычно включали ритмическую музыку. Экспонированную пленку фотограф быстро передавал ассистенту, а сам переходил к другой камере. Так проходила работа в студии. И все это ради одного удачного кадра. Иногда работал вентилятор, направленный на мои волосы. Использовались и другие ухищрения.

Малоун оторвал руку от листа.

– Что-то не так? – спросила она.

– Для меня чем меньше вы будете двигаться, тем лучше. Иначе портрет получится неудачный, и ваш супруг останется недоволен.

– А разговаривать мне разрешается? Фотографы, например, очень не любили, когда я начинала болтать.

– Сколько угодно. – Малоун сделал еще несколько штрихов угольным карандашом, затем вырвал лист из альбома и положил на стол.

– Неудачный? – встревожилась Сиена. – Я слишком много двигалась?

– Для начала годится. – Малоун взял альбом и начал новый эскиз. – Я ведь сейчас только изучаю натуру. Придется сделать много эскизов, чтобы прочувствовать вас насквозь.

– Много – это сколько?

– Несколько десятков.

– Фотографы, с которыми я работала, иногда делали за сеанс больше сотни кадров.

– У меня это займет больше времени.

Сиена улыбнулась.

– Вот так, – обрадовался Малоун. – Замечательно. Постарайтесь подольше сохранить это выражение.

Глава 7

– Мадам, вы не желаете пообедать?

Малоун повернул голову. В дверях стояла горничная в переднике.

– Так рано?

– Месье, уже почти два.

Малоун смутился. Стол позади него был завален эскизами.

– Я так заработался, – сказал он, обращаясь к Сиене, – что даже не смотрел на часы. Вы, должно быть, измучились.

Она сидела на стуле.

– Немного. Но с вами было так интересно беседовать. – Сиена посмотрела на горничную: – Спасибо. Мы сейчас придем.

– Интересно?

Щурясь от яркого солнца, Малоун последовал за Сиеной на террасу. Содержание их разговора вспоминалось смутно.

– Я уже очень давно ни с кем так долго не разговаривала. – Сиена села за стол и кивнула горничной, чтобы та подавала.

– Конечно, ваш муж так занят, – предположил Малоун.

Сиена промолчала, но у нее были такие глаза, что ему стало ясно: с Белласаром у нее долгих бесед не бывает.

– Вы действительно никогда не видели своего отца?

Вопрос этот застал Чейза врасплох. Только через секунду он сообразил, о чем идет речь.

Сиена смутилась:

– Не отвечайте, если вам неприятно.

– Отчего же. Можно поговорить и об этом. Дело в том, что... – Малоун сделал паузу. – Моя мать пила. И у нее была куча любовников. Так что претендентов на роль моего отца было много.

– У конюшни вы упомянули что-то о своем дедушке.

– Отец матери. Первое время она постоянно перевозила меня из штата в штат, куда следовала за очередным сожителем. А потом дедушка забрал меня к себе. Именно у него на ферме я начал впервые рисовать.

Малоун замолк и сосредоточился на еде.

– Поздравляю, превосходная работа, – раздался голос Белласара.

Сиена вздрогнула.

– Вы видели эскизы? – спросил Малоун.

– Да. – Белласар сел на стул неподалеку от столика. – И они мне кажутся весьма многообещающими. Любой может служить основой для превосходного портрета.

– Маловероятно. К сожалению, эскизы первого дня работы редко бывают удачными. Придется еще немало перепортить бумаги.

– Но признайтесь, в основе все равно лежит первое впечатление. А потом вы просто что-то додумываете.

– Пожалуй.

– Я рад, что мы сходимся во мнениях. И посмотрите, как хороша моя жена. Неужели так трудно воплотить на холсте такую красоту?

– Смотря как к этому подходить, – сказал Малоун. – Ваша супруга прекрасна, это верно. Но в ее красоте – сотни разнообразных граней. А поскольку я не собираюсь писать сто портретов, то мне нужно определить, какая из этих граней наиболее полно отражает ее сущность.

Сиена продолжала есть, не поднимая головы. Белласар улыбнулся.

– Извини нас, дорогая, за то, что мы говорим о тебе в третьем лице. – Он повернулся к Малоуну: – Начинать было не трудно?

– Напротив. Я предвижу, что работа над портретом будет чрезвычайно интересной.

– Замечательно, – оживился Белласар. – Давайте надеяться, что все так и будет продолжаться.

Глава 8

Для Малоуна определенно все так и продолжалось. Шли дни, похожие друг на друга как близнецы. Каждое утро он делал зарядку у бассейна, одновременно наблюдая за вертолетной площадкой и Монастырем. Если бы не это, он бы предпочел бег трусцой. Затем с верховой прогулки возвращалась Сиена, и они шли завтракать, а потом работать. Он не забывал осведомляться, не устала ли она, предлагал закончить пораньше, но Сиена неизменно отказывалась, желая продолжить сеанс. В пять они расставались, но он знал, что увидит ее снова на коктейле в семь.

Белласар неукоснительно придерживался этой рутины – коктейль (хотя сам пил овощной сок) и затем ужин (всегда в вечерних костюмах). Малоун тщетно надеялся, что увидит еще кого-нибудь из приглашенных. Хотя бы того незнакомца, который прибыл на вертолете в то первое утро, обнимался с Белласаром, а потом так нервничал при разгрузке ящиков. Несколько раз Малоун видел его выходящим из Монастыря, но в замке этот человек никогда не появлялся.

Иногда в своей спальне Малоун находил какую-нибудь книжку, обязательно старинную, – первое издание чуть ли не столетней давности, чтобы за ужином поговорить о ней с Белласаром. Одним из сочинений был трактат Гоббса «Левиафан»[6]6
  Гоббс, Томас (1588-1679) – английский философ-материалист; изложил теорию государства, которое должно стать результатом договора между людьми.


[Закрыть], написанный в 1651 году, в котором утверждалось, что война – это естественное состояние человечества и что диктатура – единственный способ достичь мира. Белласар разглагольствовал о том, что нужно и должно снабжать репрессивные режимы оружием, поскольку иначе подданные этих режимов вцепятся друг другу в горло. Таким образом, диктаторы спасают тысячи жизней. А что бы они делали без торговцев оружием!

Сиена во время подобных разговоров не произносила ни слова, затем ужин заканчивался, и Малоун поднимался по шикарной лестнице к себе на второй этаж. Порой его охватывало отчаяние – дни идут, а никаких серьезных наблюдений не сделано. К Сиене тоже никак не подберешься. И при этом торопиться нельзя, можно все испортить. Наутро он просыпался, преисполненный решимости сегодня достичь каких-то ощутимых результатов. Но день шел к концу, а дело с мертвой точки так и не сдвигалось. Резких движений нельзя было предпринимать ни в коем случае. Благодушие Белласара было всего лишь ширмой. Малоун чувствовал за собой постоянное наблюдение. Стоит сделать хотя бы один неверный шаг...

Работа над портретом его по-настоящему увлекла. Во время сеансов он забывал обо всем на свете и потому наверняка пропускал что-то важное, происходящее в Монастыре. Но иначе было нельзя.

Глава 9

– Сегодня сеанса не будет.

Сиена разочарованно вскинула брови.

– Почему?

– Я перехожу к следующей стадии. Начинаю готовить основу портрета. – Малоун кивнул в сторону лежащего на столе куска клееной фанеры.

– А я думала, художники используют холсты.

– Видите ли, для нашего с вами портрета я собираюсь использовать темперу, которая требует более жесткой поверхности. Эта фанера особенная, специально высушенная, так что коробиться не будет. Химикаты из нее давно улетучились, и потому влияния на краску тоже никакого не будет. Сейчас я начну промазывать ее этим клеем. – Он показал на банку с белой вязкой жидкостью, которая подогревалась на спиртовке.

– Немного пахнет известью.

– Верно. Она там содержится. – Малоун погрузил кисть в банку и нанес клей на поверхность фанеры.

Покрыв всю доску, он отложил кисть и начал растирать теплый клей пальцами.

– Зачем вы это делаете?

– Чтобы избавиться от воздушных пузырьков.

Сиена с интересом наблюдала за его действиями.

– Хотите попробовать? – спросил он.

– Вы серьезно?

– Если не боитесь испачкать пальцы.

Она улыбнулась и принялась растирать клей. Ее глаза засияли.

– В последний раз я занималась чем-то подобным, кажется, в детском саду.

– Наверное, приятно вспомнить детство. – Малоун снова взял кисть и разгладил клей.

– Мне никогда не приходило в голову, что живопись – это не только создание изображения.

– Создать изображение – лишь полдела. Нужно еще уметь его сохранить. И если вы хотите, чтобы картина жила долго, следует очень постараться. – Малоун протянул ей кисть. – Попробуйте наложить следующий слой.

– А вдруг у меня не получится?

– Я подправлю.

Она погрузила кисть в банку.

– Не очень много, верно?

– В самый раз.

– С чего начинать?

– С угла.

Она выбрала верхний правый.

– Теперь ведите кисть налево. Можете использовать короткие мазки вперед-назад, но последний мазок только налево. Затем чуть спуститесь и снова ведите кисть налево. Теперь проверьте, получилось ли у вас ровно. Чувствуете какое-то сопротивление движению кисти?

– Немного.

– Хорошо. Остановитесь на минутку. Пусть чуть подсохнет, но не до затвердения.

– Переход к следующей стадии, очевидно, означает, что вы уже решили, какой будет композиция портрета?

Малоун кивнул.

– И как же я буду выглядеть?

– Посмотрите сами. – Он показал в сторону эскиза на другом столе.

Она нерешительно подошла и вгляделась. Несколько минут в солярии было тихо.

– Я здесь улыбаюсь, но выгляжу печальной, – наконец произнесла она.

– Печальной, ранимой, незащищенной, но с решимостью больше не позволять причинять себе боль.

– Вот, значит, какой вы меня представляете. – Голос Сиены понизился до шепота.

– Это один из вариантов. У вас есть возражения?

Она продолжала внимательно рассматривать эскиз.

– Нет.

– Для меня самым трудным было заглянуть в ваши глаза. С тех времен, когда вы были моделью, у вас сохранилась привычка как бы отключать глаза. Вы превосходно позировали, великолепно улыбались, глаза сияли, но ставни в глубине их были закрыты наглухо. А вашим работодателям, собственно, ничего больше и не было нужно. Ведь главное – чтобы одежда на вас выглядела привлекательно.

– Вы правы. Так оно и было.

– Вот почему мне потребовалось так долго вас изучать.

– А знаете, я уже привыкла к вашим взглядам. В бытность мою моделью почти все обращенные на меня взгляды были обычно хищными. Не то что ваши. Я даже понемногу стала себе нравиться.

– А что, обычно вы себе не нравитесь?

– Ответ знает человек, создавший этот эскиз.

– И все-таки мне удалось уловить моменты, когда ставни раскрывались. Именно тогда вы становились настоящей Сиеной. Ваша печаль и ранимость – вот что делает вас прекрасной. А впрочем, может быть, как раз наоборот.

– Наоборот?

– В том смысле, что красота, делает вас печальной и ранимой.

В горле у Сиены запершило.

– На эскизе я смотрю направо. Что там находится?

– Наверное, что-то для вас очень важное.

– И ветерок дует с этой стороны. Он играет моими волосами. Каким-то образом вам удалось создать иллюзию, что все, чего я касаюсь, как бы проходит через меня.

– А это всегда так. Все важное для нас проходит через наши души.