Текст книги "Бесконечная шутка"

Непосвященные взрослые, которые паркуют поблизости мятно-зеленый «форд»-седан с рекламой на боку или случайно прогуливаются у четырех восточных теннисных кортов ЭТА и видят, как у загорелых и энергичных детишек разворачивается атавистический глобальный ядерный конфликт, и оттого, естественно, ожидают увидеть, как лысые зеленые боеголовки без разбора шинкуют небо, пока все присутствующие упиваются черной танатической яростью на свежем ноябрьском воздухе, – эти взрослые к своему удивлению обнаружат, что настоящий сеанс Эсхатона до странного тих, почти как под транквилизаторами. Стандартный раунд Эсхатона проходит на скорости шахматного матча гроссмейстеров. Ибо игроки на корте становятся почти пародийно взрослыми – степенными, трезвомыслящими, гуманными и рассудительными двенадцатилетними мировыми лидерами, которые стараются не дать неподъемному весу ответственности – ответственности перед нацией, планетой, здравым смыслом, идеологией, совестью и историей, перед живыми и еще не рожденными, – не дать мучительному страху, который они почувствовали, когда настал сей день – сей черный день, о котором они молились, чтобы он не настал, и предприняли всевозможные меры, рационально соотносимые со стратегическими интересами, чтобы избежать его, предотвратить, – не дать страшному весу ответственности сломить их решимость пойти на все, что потребуется, лишь бы сохранить строй жизни своего народа. И они играют – логически, осмотрительно, такие искренние и взвешенные в своих расчетах, что кажутся совсем и странно взрослыми, почти как раввины над Талмудом, издали. Над головой проносится пара чаек. Под забранной решеткой ворот проехал мятно-зеленый «форд-седан», который теперь пытается параллельно припарковаться между двумя помойками на круговой дорожке за Западным корпусом, который за и до хруста в шее слева от павильона «Гаторейда». В небе осенний привкус и хрупкая серая шелуха облачности, плюс постоянный далекий гул линии вентиляторов ATHSCME о Санстренд-плазы.

Стратегическая проницательность и погружение, разумеется, у всех детей разные. Когда Эван Ингерсолл из ИРЛИВСИРА начинает фигачить боеголовками по поясу резервных шахт Третьей волны в Казахстане и становится очевидно, что АМНАТ переманил ИРЛИВСИР на свою сторону зловещими обещаниями сравнять с землей Израиль, последний – хотя за него сегодня никто и не играет, – похоже, с досады каким-то образом убедил ЮЖАФР, за который сегодня маленький твердолобый Джош Гопник из Бруклина, Нью-Йорк, – тот самый Джош Гопник, который, кстати говоря, подписан на «Комментарий»[103]103
  Серьезный журнал, освещающий проблемы еврейского сообщества в Америке.


[Закрыть], – потратить все свои шестнадцать зеленых пушистых боеголовок на продольный истощающий удар по дамбам, мостам и базам АМНАТа от Флориды до Бахи. Все заинтересованные стороны отдают приказ о полном выводе населения из МЕТРО. Затем, без всяких расчетов, ИНДПАК, который сегодня Джей Джей Пенн – топовый тринадцатилетний игрок, но, прямо скажем, не самое искристое полешко в рождественском камельке, – сбрасывает три перевязанных ракушки РГЧИНов на Израиль, причем большая часть мегатоннажа уходит в пустынные районы под Беэр-Шевой, которые и до взрывов выглядели примерно так же. Под плотным огнем стеба от Трельча, Аксфорда и Инканденцы из тени павильона «Гаторейда» под вышкой Штитта Пенн визгливо вопит им, что Пакистан – мусульманское государство и заклятый враг всех кафирных противников ислама, но только молча дергает струны своего пускового устройства, когда Пемулис радостно напоминает, что за Израиль сегодня никто не играет, а потому на его территории корта нет даже завалящего носка. В Эсхатоне не бывает дела принципа.

Не считая шквала ЮЖАФРа и косяка ИНДПАКа, игра 8.11 проходит правильно и с холодной осмотрительностью – сегодня пауз и тихих совещаний с поглаживаниями подбородков даже больше нормы. Единственный человек с затравленным видом на карте в 1300 кв. м – Отис П. Господ, которому приходится носиться с одного континента на другой, толкая тележку для еды из нержавейки с двумя полками, свистнутую из больницы Святого Иоанна Божьего, с мигающим портативным «Юситю» на одной полке и на две трети заполненным ящиком с 256 дискетами на второй, бока обеих обвешаны лязгающими планшетами: Господу нужно вручную драматизировать предписания реальной логики и необходимости, подтверждая, что решения команд – допустимые производные от ситуации и возможностей (на ЮЖАФР и ИНДПАК он лишь пожал плечами в нейтральном «Пофиг»), находя нужную информацию для подземных премьеров, диктаторов и президентов с воздушной болезнью, удаляя выжженные предметы одежды с мест прямых попаданий и только взбучивая или складывая их в местах близких ударов или взрывных волн, триангулируя ЭМИ от подтвержденных попаданий для проверки на обрыв связи, – это выматывающая работа, он более-менее играет в Бога, ведет учет соотношений поражения, уровней радиоактивности и параметров осадков, уровней стронция-90 и йода, вероятности воспламенений и пожаров в МЕТРО с различными средними высотами небоскребов и индексами возгораемости. Несмотря на потрескавшуюся кожу на руках и сопливый нос, время реагирования Господа на запросы информации впечатляет – в основном благодаря тайному подключению к DEC и продуманным файлам с алгоритмами принятия решений, которые Пемулис написал три года назад. Отис П. Господ сообщает СОВВАРу и АМНАТу, что топографическая плоскость Пеории, штат Иллинойс, повышает эффективный радиус поражения 5-мегатонного прямого попадания СОВВАРа до 10,1 километра – т. е. в эвакуационных пробках у шоссе 74 сгорает дотла пол НАС МЕТРО. «Минитмен» АМНАТа может нести максимум восемь РГЧИНов, вне зависимости от того, что в титаническую ракушку, которые Ламонт Чу добыл из сумки Тедди Шахта в пятницу вечером, влезает тринадцать тухлых мячей. Учитывая климатические условия, зона пожара от атмосферного взрыва будет в 2π раза больше, чем район ЯВ. В Торонто достаточно учитываемых небоскребов, чтобы гарантировать пожар от минимум двух ударов в пределах

от эпицентра попадания. В ходе термоядерной реакции пяти мегатонн тяжелого водорода выделяется по меньшей мере на 1 400 000 кюри стронция-90, – т. е. в Монреале еще двадцать два поколения будут рождаться микроцефалы, и да, остряк Маккенна из АМНАТ, мир наверняка заметит разницу. Сбит и Тревор Аксфорд громко болеют из-под зеленого навеса с надписью «Скорая помощь при жажде от «Гаторейд» у открытого павильона за ограждением южной стороны Восточных кортов, где (в смысле, у павильона) они с Майклом Пемулисом, Джимом Трельчем и Хэлом Инканденцой раскинулись на сетчатых летних стульях в уличной одежде, закинув уличные кроссы на сетчатые подставки для ног, Сбит и Аксфорд – с подозрительно бодрящими «Гаторейдами» и чем-то подозрительно напоминающим вручную свернутую психохимическую сигарету, которая идет по кругу. 8.11 – день обязательного тотального отдыха в ЭТА, хотя интоксиканты на людях – это уже перебор. У Пемулиса пакетик с красным арахисом, который он почти не ест. Тревору Аксфорду дым попал не в то горло и он сломался в кашле пополам, с багровым лбом. Хэл Инканденца сжимает теннисный мяч и наклоняется далеко вправо, сплевывая в стакан НАСА на земле, и переживает внутреннюю борьбу между мощным желанием кайфануть второй раз после завтрака и сильной неприязнью к курению с/перед другими, особенно перед Младшими товарищами, – ему кажется, это выходит за рамки хорошего вкуса, хотя он и затрудняется внятно себе объяснить, за какие. Во рту сверху слева электрически гудит на холодном воздухе зуб. Пемулис – хотя по его дергающемуся правому глазу и видно, что он уже прибег к Тенуату (что объясняет и несъеденные орешки), – в данный момент воздерживается и сидит на руках, чтобы те не замерзали, орешки – на земле, как можно дальше от стакана НАСА. Павильон, подарок корпорации «Стоукли Ван Кэмп», открыт со всех сторон и являет собой всего лишь большой пышный навес из зеленого войлока над настоящей травой и кованой мебелью с пластмассовой сеткой; обычно в нем во время выставок на Восточных шоу-кортах 7, 8, 9 рассаживаются приглашенные зрители; иногда на летних тренировках в самую жару во время перерывов под ним кучкуются эташники. Зеленую покрышку снимают, когда на зиму ставят Легкое. Эсхатон традиционно занимает корты 6–9 – очень хорошие Восточные корты – если только там не играют в настоящий теннис. Все зрители-старшеклассники, кроме Джима Сбита, – бывшие любители Эсхатона, хотя Хэл и Трельч – не сказать, чтобы большие. Трельч, который тоже, очевидно, на Тенуате, поражен нистагмом левого глаза и комментирует действие в неподключенный головной микрофон, но Эсхатон трудно оживить, вербально, даже под воздействием стимуляторов. Он же в целом медленный и умозрительный.

Сбит советует Аксфорду заложить руки за голову, а Пемулис советует Аксфорду задержать дыхание. А теперь звенящим от стресса голосом Отис П. Господ говорит, что ему очень нужно, чтобы Пемулис реально быстренько заскочил в ворота, вырезанные в рабице «Циклон» на юге корта 12 и прошел по четырехкортовой карте театра мира, чтобы показать Господу, как включить формулу EndStat, по которой каждая тысяча рентген обычного рентгеновского и гамма-излучений приводят к 6,36 смертям на сто НАС, а для 93,64 значат сокращение продолжительности жизни на

(Общее количество Р – 100) (.0636(Общее количество Р – 100)²)

лет, т. е. в Минске, так сказать, еще долго не будет роста цен на вставные челюсти. И тому подобное.

После того, как было потрачено где-то пол оставшегося мегатоннажа планеты, стало ясно, что пока на коне АМНАТ. Хотя они с СОВВАРом и СПАЗОБаются туда-сюда с пугающей точностью – ответственным ракетчиком СОВВАРА сегодня играет мужеподобная и подозрительно мускулистая Энн Киттенплан (которая в двенадцать с половиной похожа на белорусскую толкательницу ядра, и покупает мочу чаще чем раз в квартал, и может похвастаться куда более пышными и впечатляющими усами, чем, к примеру, мог бы отрастить Хэл, и известна жуткими припадками гнева), но, в общем, Киттенплан за весь день не выбила ничего меньше непрямого попадания, а пусковик АМНАТа – Тодд («Полтергейст») Потлергетс, тринадцатитлетний эндоморф из Эдины, штат Миннесота, весь раздражающий игровой стиль которого состоит исключительно из кик-подач и свеч с верхней подкруткой и который последние два года был СЦС [128] Эсхатона с такой точностью, что это просто надо видеть, – все же обе стороны пока искусно избегали эскалации конфликта до УГРАНов, которые обычно тут же выводят обоих сверхкомбатантов из игры; и президент АМНАТа Ламонт Чу под предлогом эмоциональных ударов Гопника по Югу США плюс арациональных свечей Пенна по Израилю – тот на саммите недвусмысленно включили в договор взаимной обороны АМНАТа, – под этими тактическими золотыми жилами предлогов набил серьезные очки ПРИСРАВИСа по ЮЖАФРу и ИНДПАКу, скоропалительный оборонный альянс и неверная рука которых пока не достигли ничего серьезнее косяков облученной трески у Глостера. Когда случается прямое попадание, Трельч подскакивает и пользуется шансом вставить восклицание, которое считает своей визитной карточкой как ведущего: «Вот-те-НА!» Но СОВВАР, обложенный по двум направлениям АМНАТом и ИРЛИВСИРом (чьи периодические свечи в сторону Израиля АМНАТ, вызывая бурю дипломатических протестов от ЮЖАФРа и ИНДПАКа, убеждает Господа вводить как «прискорбные промахи»), бедный старый СОВВАР даже с передовой гражданской обороной и ЭМИ-устойчивыми коммуникациями наловил такой серьезный побочный ПОСРАВИС, что логика теории игр неумолимо подталкивает его к позиции, где у него в целом нет выбора, кроме как начать УГРАНы по АМНАТу.

Теперь премьер СОВВАРА Тимми («Сонный ТиПи») Питерсон подает петицию О. П. Господу на возможность/разрешение сделать зашифрованный звонок на борт номер один. «Зашифрованный звонок» означает, что им не надо кричать друг другу через всю карту кортов; Господу приходится доставлять сообщения с одного края в другой, с точностью вплоть до наклонов головы, приглушенных тонов и т. д. Премьер и президент обмениваются стандартными формальностями. Премьер просит прощения за шутку про стадион. Хэл, который, как он твердо решил, говорит «нет» химии на публике, подсмотрел в черновые подсчеты Пемулиса по ПОСРАВИС/ПРИСРАВИС Комбатантов на данный момент и соглашается биться с Аксфордом об заклад на пятюню американских гринов, что АМНАТ ни за что не согласится на предложения СОВВАРа. В такие бессобытийные дипломатические затишья Трельчу остается только снова и снова повторять «Какой чудесный день для Эсхатона» и просить окружающих озвучить мысли по игре, пока Пемулис не говорит, что кое-кто напрашивается на поджопник. Вокруг практически никого: Тэвис и Штитт уехали давать, по сути, рекламные речи в закрытых клубах западного пригорода; Пемулис одолжил Шпале Полу Шоу изгербованный тягач, чтобы свозить Марио в Городской сад посмотреть с «Болексом Н64» на народные гуляния на День В.; местные ребята на выходной часто разъезжаются по домам; большинство оставшихся предпочитает неподвижно валяться в Комнатах отдыха весь День В. до самого вечернего банкета. Господ носится туда-сюда между кортами б и 8, дребезжа тележкой. Пемулис с Аксфордом приобрели ее у жуликоватого санитара из больницы СИБ, которого Пемулис знал с Оллстона, классическое безумное левое переднее колесико, такое, например, в супермаркетах всегда оказывается именно на твоей тележке, и на большой скорости дребезжит отчаянно), доставляя сообщения, в которые, как понимают парни до-18, АМНАТ и СОВВАР намеренно напускают мраку и туману, чтобы Господ побольше побегал: Бог никогда не был особенно популярной ролью в игре, и этой осенью Господ уже стал жертвой нескольких злых розыгрышей в интернат-стиле, даже слишком ребяческих, чтобы пересказывать. Дж. А. Л. Сбит-младший как обычно нажрался подозрительно бодрящими стаканчиками «Гаторейда», резко блюет на колени, а потом как бы сползает набок в кресле, с обмякшим и белым лицом, и не слышит блиц-анализ Пемулиса, что Хэл уже сейчас может отслюнявить $ Аксанутому, ведь Ламонт Чу умеет прокачивать дерево решений лучше их всех вместе взятых, а деревце-то демонстрирует в своем эквиваленте древесных ярких неоновых букв неминуемый мирный договор, потому что главный приоритет АМНАТа сейчас, на 15:15, избежать УГРАНов с СОВВАРом, ведь если игра остановится прямо сейчас, то АМНАТ наверняка победил, тогда как если они начнут УГРАНиться с СОВВАРом, разменивая огромное причинение ПРИСРАВИСа на огромные количества ПОСРАВИСа по всей территории, более-менее оставаясь наравне, АМНАТ, конечно, все равно останется на то же количество очков впереди СОВВАРа, но нарвется на такой дебет ПОСРАВИСа, что ИРЛИВСИР – никогда не списывайте со счетов ИРЛИВСИР, сегодня он, под великолепным, хотя и дерзким имамством Эвана Ингерсолла из Бингхэмптона, Нью-Нью-Йорк, – не влезая в УГРАНуху и спорадически отбамбливаясь по СОВВАРу достаточно часто, чтобы поднять серьезный такой ПРИСРАВИС, но при этом не выбесить СОВВАР и не вызвать себе на голову волну возмездия из УР-200, которая приведет к значительному ПОСРАВИС, получит серьезный шанс обогнать АМНАТ по итогам Эсхатона, особенно если учесть в f(x) преимущество по воинственной политике и отсутствующей гражданской обороне. В какой-то момент Аксфорд передал окурок сигареты Сбиту, не оглянувшись посмотреть, что того в кресле уже нет, и Хэл обнаруживает, что взял предложенный дюбуа и курит дурь на людях, даже не обдумав это и не приняв сознательное решение. И правда, дребезжание бедного раскрасневшегося сопливого Господа между кортами б и 8 уже слишком затянулось, виднеется явный пакт о ненападении. Эван Ингерсолл в усиленных темпах разрабатывает недра правой ноздри. Наконец Господ прекращает гонять туда-сюда, занимает позицию на правом квадрате корта 7 и загружает в «Юситю» новую дискету. Сбит что-то стонет, кажется, на иностранном языке. Остальные старшеклассники отодвинули кресла подальше от него. Трельч протягивает ладонь с кровавыми мозолями и трет кончики пальцев перед Хэлом, и Хэл отдает Аксфорду пятерку, но почему-то не тонкую сигарету. Пемулис напряженно наклонился вперед, положив острый подбородок на ладони; он кажется полностью поглощенным игрой.

Эсхатон на День Взаимозависимости ГВБВД входит в свою, наверное, самую важную фазу. Господ, за тележкой и портативным ТП, надевает белую шапочку (NB: не черную или красную), которая обозначает временное прекращение СПАЗОБов между двумя Комбатантами, но позволяет остальным Комбатантам преследовать свои стратегические цели, как они посчитают нужным. СОВВАР и АМНАТ теперь, т. о., довольно уязвимы. СОВВАРовские премьер Питерсон и маршал авиации Киттен-план, со своим белым уборщицким арсеналом-ведром в руках, шагают через Европу и Атлантику на переговоры с АМНАТовскими президентом Чу и верховным главнокомандующим Потлергетсом приблизительно в районе, кажется, Сьерра-Леоне. Тихо тлеют разные территории. Остальные игроки стоят и колотят руками по груди, чтобы не замерзнуть. Появляются и кружат несколько несмелых белых снежинок, и тают темными звездами, как только касаются корта. Пара мнимых мировых лидеров крайне непредставительно бегают туда-сюда с открытыми ртами, стараясь поймать первый осенний снег. Вчера было теплее и шел дождь. Аксфорд рассуждает, означает ли снег, что Штитт уступит и надует Легкое до фандрайзера через две недели. Сбит грозит выпасть из кресла. Пемулис, напряженно наклонившись вперед в своей фуражке мистера Хауэла, игнорирует всех. Он ненавидит печатать и ведет подсчеты при помощи карандаша и планшета а ля Делинт. «Форд»-седан на холостом ходу бросается в глаза болезненной цветной рекламой аспирина от «Нунхаген» на зелени правой передней дверцы. Хэл и Аксфорд, и иногда Трельч, обмениваются тем, что издали кажется Комбатантам некурящейся конфетой «Тутси-Ролл». У Тревора («Аксанутого») Аксфорда на правой руке всего лишь три с половиной пальца. Из Западного корпуса слышно, как миссис Кларк и кухонный персонал в сокращенный праздничный день готовятся к банкету Дня Взаимозависимости, где всегда подают десерт.

Теперь КРАСКИТ, в поисках, где бы тайком поднять безответный ПРИСРАВИС, шлет в квадрант ИНДПАКа высокую свечу с верхней подкруткой, выбивая, как утверждает КРАСКИТ, прямое попадание по Карачи, а как утверждает расстрелявший все боеголовки ИНДПАК, только непрямое попадание по Карачи. Опасный момент: в реальном мире реального Бога подобных прений не бывает, потому как правда проявилась бы в настоящем виде настоящих жареных сосисок в настоящем Карачи. Но здесь Бога играет Отис П. Господ, а Господ так яростно стучит по клавиатуре «Юситю» в попытках подтвердить правдоподобие мирного договора АМНАТа и СОВВАРа, что не может даже притвориться, будто видел, куда КРАСКИТ попал по ИНДПАКу относительно футболки Карачи – которая, между прочим, действительно сдвинута и взбучена, хотя, вполне возможно, по большей части ветром и ногами, – и из-за этого пробела во всеведении встает в тупик, как распределять соответствующие очки ПОСРАВИС и ПРИСРАВИС. Трельч не знает, говорить «Вот те НА!» или нет. Господ, в досаде из-за пробела, которого на самом деле не мог избежать ни один смертный, обращается за независимым мнением к Майклу Пемулису; и когда Пемулис тяжело качает головой в белой фуражке, подразумевая, что Господ – Бог, и он либо видит, либо нет, в Эсхатоне, у Господа случается кратковременная истерика, которая резко усиливается, когда Джей Джей Пенн из ИНДПАКа ни с того ни с сего заявляет, что снег по-любому влияет на зону поражения, пожара и интенсивность ЭМИ, а то и, кто знает, на ядерные осадки, и говорит, что Господу теперь надо полностью переделать коэффициенты ущерба, прежде чем игроки начнут формировать реалистичные стратегии.

Ножки стула Пемулиса визжат и рассыпают красный арахис в конической форме, как из рога изобилия, и он входит в роль этакого серого кардинала Эсхатона, и звенит сеткой-рабицей театра, отвечая Джей Джей Пенну в самых отборных выражениях. Вдобавок к тому, что он весьма чувствителен к любым угрозам цельности карты – угрозам, которые возникали и раньше и которые, на взгляд Пемулиса, угрожают захватывающему реализму игры (каковой зависит от того, веришь ли ты в иллюзию, что 1300 кв. м покрытия теннисных кортов представляют прямоугольную проекцию планеты Земля), – Пемулис также заклятый враг всех Пеннов во все времена: старший брат Джей Джей Пенна Майлс Пенн – теперь двадцатиоднолетний профи, он пыхтит в безысходном сателлитном турнире Третьего мира, играя в мрачных дизентерийных краях за оплату расходов на поездки, – когда Пемулис впервые попал в ЭТА в одиннадцать лет, окрестил его Майклом Хренулисом и почти на год убедил в том, что если нажать на пупок, у Пемулиса отвалится задница[129].

– Снег идет на гребаной карте, а не на самой территории, дебил! – орет Пемулис Пенну, у которого уже дрожит нижняя губа. У Пемулиса лицо человека, которому однажды понадобятся лекарства от давления, – его конституции Тенуат вообше не идет на пользу. Трельч выпрямился и очень тихо и быстро тараторит в микрофон. Хэл, который в свое время ни разу не носил шапочку и обычно отыгрывал какую-нибудь маргинальную страну в глубине ядерных трущоб, обнаруживает, что пенновская путаница карты и территории его больше заинтриговала, чем расстроила, а то и позабавила.

Пемулис оборачивается к павильону и всем своим видом как бы говорит Хэлу: «Хоспади!»

– Только считается ли территория реальным миром, вот вопрос! – окликает Аксфорд Пемулиса, который мечется так, будто завидел за забором добычу. Аксфорд прекрасно знает, что в таком состоянии Пемулису вполне можно трахать мозг: он всегда потом отходит и во всем раскаивается.

Сбит пытается крикнуть Пемулису «Облом», но не может попасть ртом в мегафон из сложенных рук.

– Реальный мир – то, что обозначает в игре карта! – поднимает голову от «Юситю» и кричит Аксанутому Господ, стараясь угодить Пемулису.

– А как по мне, снег тут у нас вполне реальный, ЭмПэ, – отвечает Аксфорд. Лоб у него все еще багровый от кашля. Трельч пытается описать разницу между символической картой усеянных экипировкой кортов и глобальным стратегическим театром военных действий, который она обозначает, используя только клише спортивных комментаторов. Хэл переводит взгляд с Аксанутого на Пемулиса, потом на Господа.

Сбит наконец со стуком вываливается из кресла, но его ноги запутались в ножках. Снег идет все сильнее, и темные звезды таяния множатся и покрывают все корты. Отис Господ пытается одновременно печатать и вытирать нос рукавом. Дж. Гопник и К. Маккенна бегают по своим квадрантам, высунув языки.

– Снег реального мира не считается, если он падает на сраную карту!

Из совещающегося кружка глав АМНАТа и СОВВАРа вокруг компьютерной тележки Господа высовывается коротко стриженная голова Энн Киттенплан.

– Твою мать, отвали ты от нас! – вопит она Пемулису. Трельч выдыхает в микрофон «Ого». О. Господ возится с защитным зонтиком тележки, на поднимающемся ветру вращается маленький белый пропеллер на шапочке. Волосы игроков запорашивает снежком.

– Снег идет в реальном мире, только если он уже учитывается в сценарии! – Пемулис по-прежнему обращается только к Пенну, который все это время не говорил ни слова и теперь как бы небрежно пинает футболку Карачи в Арабское море, очевидно, надеясь, что в метатеоретических спорах забудется изначальная детонация. Пемулис бушует у западного ограждения Восточных кортов. Комбинация нескольких спансул Тенуата и эсхатонового адреналина пробудила в нем синеворотничкового ирландца. Он мускулистый, но физически фундаментально узкий парень: голова, руки, острый хрящ на кончике носа, – Хэлу кажется, что все в нем заостряется и сходится в одну точку, как на плохом Эль Греко. Хэл наклоняется сплюнуть и смотрит, как Пемулис мечется зверем в клетке, пока Господ лихорадочно трудится над матрицей решений мирных переговоров EndStat. Хэл задумывается, и не в первый раз, может, он в глубине души тайный сноб, когда дело касается цвета воротничков и Пемулиса, а затем над тем, уменьшает ли ту вероятность, что он действительно сноб, факт того, что он способен над этим задумываться. Хотя Хэл сделал не больше четырех-пяти затяжечек дюбуа на людях, это уже яркий пример так называемого марихуанового мышления. Все видно по тому, как Хэл наклонился, чтобы сплюнуть, но так запутался в парализующей мысленной спирали, что до сих пор не плюнул, хотя и находится в позиции для бомбежки ровно над стаканом НАСА. Еще он замечает, что загвоздка с реальным/ нереальным снегом в Эсхатоне крайне абстрактная, но почему-то куда интереснее, чем сам Эсхатон, пока что.

Между тем боец ИРЛИВСИРа Эван Ингерсолл, 1,3 м роста, согретый детским жирком и энергозатратными упражнениями для ума, сидел на корточках, как бейсбольный кэтчер, к западу от Дамаска, рассеяно крутил в руках пусковую установку «Россиньоль», наблюдая за односторонним спором между Пемулисом и соседом Ингерсолла по комнате Джей Джей Пенном, который теперь угрожает все бросить и пойти пить какао, если они хоть раз не поиграют в Эсхатон без старших над душой. Мысленные шестеренки Ингерсолла вертятся с тонким жужжаньем. По длительности саммита в Сьерра-Леоне и задумчивым пустым выражениям лиц участников довольно очевидно, что СОВВАР и АМНАТ договорятся: СОВВАР согласится не УГРАНить АМНАТ в обмен на то, что АМНАТ даст СОВВАРу поУГРАНить ингерсолловский ИРЛИВСИР, ведь если СОВВАР будет УГРАНить ИРЛИВСИР, у которого в старом ведре осталась всего пара боеголовок (Ингерсолл знает, что они знают), то СОВВАР набьет кучу ПРИСРАВИСа, не рискнув ПОСРАВИСом, при этом причинив ИРЛИВСИРу столько ПОСРАВИСа, что тот больше не будет угрозой для лидирующего положения АМНАТа по очкам и для них на данный момент в старой матрице теории игр это выгодней всего. Конкретные соотношения выгод для Ингерсолла – что филькина грамота, он еще дроби никак не выучит, но все же четко понимает, что это самый безжалостно логичный сценарий, благоприятный и для Ламонта Чу, и особенно для Сони – Питерсона, который и так без всяких причин и смысла несколько месяцев лютой ненавистью ненавидит Ингерсолла, Ингерсолл нутром чует.

Хэл, парализованный и поглощенный игрой, наблюдает, как Ингерсолл качается на корточках, и перекладывает палку из руки в руку, и яростно соображает, и, наконец, логически заключает, что главная стратегическая выгода ИРЛИВСИРА – расстроить договор АМНАТа и СОВВАРа.

Хэл так и видит, как над головой Ингерсолла загорается мрачная лампочка. Пемулис втолковывает Пенну, что стоять над душой и позволять мелким говнюкам вроде Джеффри Джозефа Пенна попирать шипастыми бутсами границы правил, которые суть сама плоть и кровь Эсхатона, – две большие разницы. Чу и Питерсон рассудительно кивают друг другу, пока Киттенплан хрустит костяшками, а Потлергетс рассеянно чеканит боеголовку на струнах.

И вот Эван Ингерсолл поднимается с корточек, только чтобы снова согнуться и достать из хозведра ИРЛИВСИРа боеголовку, и Хэл как будто единственный видит, как Ингерсолл очень аккуратно выверяет вектор по тощему пальцу, со вкусом замахивается и выстреливает мяч точно в кружок лидеров-сверхкомбатантов в Западной Африке. Это не свеча. Мяч летит прямо, словно из винтовки, и с громким «тук» бьет Энн Киттенплан точно в затылок. Она разворачивается на восток, с рукой на ежике, ведет глазами и останавливает взгляд на Дамаске, ее лицо – каменная маска смерти тольтеков.

Пемулис, Пенн, Господ и все остальные застывают, безмолвные и сраженные, так что слышны только странное блестящее шуршанье снега и карканье парочки ворон, беседующих на соснах у ДР. Вентиляторы ATHSCME молчат, а над трубами «Санстренда» висят четыре облака дыма в виде шерстяных носков. Все замерло. Ни один Комбатант Эсхатона ни разу намеренно не запускал в другого Комбатанта – физического человека 5-мегатонный термоядерный аппарат. Как бы ни психовали игроки, в этом никогда не было ни капли смысла. Тратить ограниченный мегатоннаж Комбатантов на личные атаки вне карты – дорогое удовольствие. Это всегда было таким негласным, но всем понятным правилом.

Энн Киттенплан охвачена шоком и яростью, стоит, как громом пораженная, и дрожит, не спуская глаз с Ингерсолла и его дымящегося «Россиньоля». Отис П. Господ чешет шапочку.

Ингерсолл теперь неторопливо изучает миниатюрные ноготки на левой руке и между прочим замечает, что ИРЛИВСИР только что в прямом 5-мегатонном наземном взрыве уничтожил всю ракетную мощь ОВВАРа, а именно маршала авиации Энн Киттенплан, а также ракетную мощь АМНАТа, плюс артиллерию и глав государств обоих Комбатантов, так удобно устроившихся в радиусе поражения взрыва, – который, по приблизительным расчетам Ингерсолла, пролегает от Берега Слоновой Кости до Сенегала в парном коридоре корта. Если только, конечно, на этот радиус каким-то образом не влияет возможное наличие климатического снега, добавляет он с лучезарной улыбкой.

Пемулис и Киттенплан одновременно выдают линейные залпы антиингерсолловой брани, которые заглушают друг друга и спугивают ворон на деревьях.

Но Отис Господ – который, потемнев, наблюдал за произошедшим, и ввел что-то релевантное в субдиректорию метарешений TREEMASTER программы EndStat, – вдруг, ко всеобщему ужасу, снимает с шеи шнурок с ключиком цвета никеля, нагибается к маленькой запертой шкатулке Соландера[104]104
  Шкатулка в форме книги.


[Закрыть] на нижней полке тележки, и, пока все наблюдают в ужасе, открывает шкатулку и с почти торжественной аккуратностью заменяет белую кепочку на красную кепочку, которая обозначает «Полный глобальный кризис». В наводящую страх красную кепочку ПГК доселе гейм-мастер Эсхатона облачался лишь раз, и это было больше трех лет назад, когда человеческий фактор при вводе данных в EndStat по совокупному ПРИСРАВИСу во время трехстороннего УГРАНа вызвал возгорание атмосферы Земли.

Теперь на заметенный тонкими белыми узорами ландшафт театра ядерной войны опускается холод реального мира.

Пемулис говорит Господу, что глазам своим поверить, сука, не может. Говорит Господу, как смел он облачиться в наводящую страх красную шапочку по столь очевидному случаю картотерриториальной эквивокационной херни, которую пытается протащить Ингерсолл.

Господ, склонившись над мигающим «Юситю» на тележке, отвечает, что, похоже, у них проблема.

Ингерсолл насвистывает и делает вид, что приплясывает чарльстон между Абу-Кемалем и Эс-Сувейдой, пользуясь ракеткой как тросточкой.