Текст книги "Мы потребуем крови"

– Аррон?

В ответ прозвучал только отдаленный топот копыт.

– Кто здесь?

– Покажись, трус…

Слова утонули в бульканье и стуке тела. Рядом мелькнула ткань, и в темноту леса умчались шаги.

Но я был не один.

– Кто здесь? – спросил я, пытаясь разглядеть нечеткий силуэт в темноте.

– Это я, капитан.

Пара рук взяла меня за плечи, помогая подняться.

– Амун? Клянусь богами, Амун, как же я рад тебя видеть.

– Как и я рад видеть, что ты еще жив. Ладно, нам нужно многое сказать друг другу, но сейчас не время и не место. Давай поболтаем позже.

– Да, – согласился я. – Меньше слов, больше дела. Побежали. Точнее… похромали. Прошу, помоги мне выбраться из этого проклятого места.

9

Дишива

Я не могла заснуть, только лежала, уставившись на узоры из света и тени на потолке, и видела остекленевшие глаза мертвых лошадей. В панике вернувшись в свою комнату, я пообещала, что постараюсь больше не навлечь на себя гнев Лео – мне было слишком больно смотреть, как левантийцы оплакивают лошадей. Но постепенно гнев возвращался. Вот чего хотел от меня Лео. Он хотел, чтобы я сдалась. Хотел, чтобы не боролась. Я должна была найти способ избавиться от него, чего бы это ни стоило.

Мне стало одновременно легче и труднее, когда я осознала, что на кону жизнь левантийцев и лошадей, и потому единственный способ добиться своего – это перестать думать о них как о левантийцах, как о семье, вообще как о людях. Но долго ли я смогу растрачивать жизни подобно монетам, не превращаясь при этом в чудовище?

В комнате потемнело, и дверь чуть отъехала в сторону, а мое сердце подпрыгнуло от страха.

– Дишива? – раздался шепот. – Ты тут?

Я узнала голос. Он звучал обеспокоенно и неуверенно, но, стоило гостю назвать мое имя, как груз, прижимающий меня к полу, уменьшился.

– Ясс.

Он шагнул внутрь, и, когда закрыл за собой дверь, приглушенный свет фонаря слегка очертил стены комнаты и контуры его лица, густые опущенные брови. Ясс встал рядом с дверью, скрестив мускулистые руки на груди, словно преграждая доступ холоду.

– Я видел, как ушли Клинки, – сказал он наконец. – На юг. Что ты им сказала?

– Я никому ничего не сказала!

Я села. Меня задел его обвинительный тон.

Ясс опустился на одно колено и поставил фонарь. Рядом с моей циновкой лежали маска и кушак. Ясс взял маску, и слабый свет, казалось, еще больше подчеркнул написанное на его лице отвращение.

– Что это? Ты теперь тоже марионетка Лео? – Он бросил маску и сел, проведя рукой по голове. – Я доверял тебе, Дишива. Я сказал тебе, где они, считая, что ты не сделаешь им ничего плохого. Что даже твоя верность Гидеону не позволит убивать собственный народ.

– Да как ты смеешь! Как ты смеешь входить сюда и выговаривать мне, понятия не имея, через что я прошла. И что случилось. Ты даже представить не можешь, каково это. На что он способен.

Ясс стоял на своем, тяжело дыша от гнева.

– Я же сказал тебе не возвращаться. Сказал тебе…

– А я ответила, что не покину своих Клинков!

Он уставился на меня, а я на него, и его глаза в полумраке напоминали темные омуты, я чувствовала на щеке его яростное дыхание. Мир как будто съежился, закрылся, и во тьме не было ничего, кроме нас с Яссом, а гул нашего гнева оставлял за собой горячий след. С каждым глубоким вздохом напряжение росло, пока, сверкнув мальчишеской улыбкой, Ясс не сказал:

– Да будь ты проклята, Дишива.

И поцеловал меня. Яростный поцелуй отдавал на вкус гневом, разочарованием, желанием чувствовать себя живыми в объятиях друг друга, что бы ни принес завтрашний день.

Но когда он схватил мои запястья и толкнул меня обратно на циновку, навалившись всем телом, я снова оказалась на той холодной земле в Чилтее. Закованной в цепи. Избитой. Измученной. Коммандер стягивал с меня штаны, а левантийцы вокруг завывали от ярости.

Я с криком отпрянула. Вырвав руки, я оттолкнула его и выскользнула, забилась в угол, подтянув к себе колени и учащенно дыша.

– В чем дело? – спросил он. Зажмурившись, я слышала только бестелесный голос. – Дишива? Что с тобой?

Но в темноте перед глазами всплывали воспоминания, от которых я никак не могла избавиться, сколько бы мы с Лашак об этом ни говорили, сколько бы ни пытались это прекратить. Их тяжесть. Их сила. Беспомощность, когда меня приковали к земле. Стыд. Пока мой народ пел ради меня, я оплакивала себя.

И теперь лила те же горькие слезы, пытаясь обуздать учащенное дыхание, пытаясь успокоиться, напоминая себе, что я в безопасности, хотя это была ложь.

Я вздрогнула от мягкого прикосновения Ясса.

– Дишива?

Он только слегка сжал мою руку, напоминая, что будет рядом, как только понадобится. Мне хотелось сказать ему, что я это ценю, но паника сковала мне горло, и какое-то время я с трудом помнила, как дышать.

– Можно тебя обнять? – спросил он, когда я пришла в себя.

Я покачала головой. Мне претила мысль о том, что мужчина будет утешать меня после нанесенного другим мужчиной оскорбления, но тут он сказал:

– Ты не должна проходить через все это в одиночестве. Если ты нуждаешься в помощи, это еще не говорит о твоей слабости.

И тогда я напомнила себе, что он еще и левантиец, а не просто мужчина.

Левантийцы редко занимаются чем-то в одиночестве, но почему-то глубоко внутри у меня засела мысль, что я одна несу ответственность за это бремя, и я заставила себя кивнуть и позволила ему себя обнять. А потом, прижавшись к его телу, в это мгновение казавшемуся незыблемой твердыней, я перестала сдерживать слезы, пока не выплакала все, пока вокруг снова не стало тихо, не считая ритмичного биения его сердца.

– Чилтейцы причинили тебе боль, да?

Это вряд ли был вопрос. Слова завибрировали у него в груди, полные понимания, и ответа не требовали. И все же я кивнула. Он заслуживал большего, но сейчас это было все, на что я способна.

– Я слышал, что происходило с другими, – сказал он. – А ты всегда так стремилась все держать под контролем, что мне захотелось разузнать. Я сожалею.

– О том, что расспрашивал, или о том, что случилось?

– И о том и о другом. И о том, что сейчас тебе напоминаю. И… о том, что кричал на тебя. Я чувствую себя…

По-прежнему прижимаясь к его груди, я вставила:

– Беспомощным и опустошенным. Мне знакомо это чувство.

Некоторое время он молчал, мы сидели в темноте и просто дышали, просто существовали, пока наконец я не произнесла то, что он должен был услышать:

– Я ничего им не сказала. Лео услышал о приметах на пути, которые ты нам дал, когда мы несли его в пещеру. И он остался там, Ясс. Мы бросили его тело в пещере, а когда я вернулась, он сидел рядом с Гидеоном, как будто находился здесь уже много часов. Как такое возможно?

Ясс покачал головой, и щетина на его подбородке царапнула щетину моих отрастающих волос.

– Не знаю. Я тоже ушел не сразу. Я забыл свой нож и вернулся. Мне пришлось целую вечность разыскивать пещеру, но в конце концов я ее нашел, и он был там. С легкой улыбкой на губах и уже пованивал.

– Как же ему удалось? Откуда его бог узнал, где он?

– Не знаю, – повторил он, обдав мою щеку теплым дыханием. – Прости, что сомневался в тебе.

– Нет, ты прав, что сомневаешься в каждом, кто был рядом с ним. – Я отодвинулась от него, чтобы посмотреть ему в глаза. – Он меняет людей. Контролирует их. Он… накинул на меня покрывало покоя, чтобы я была послушной на церемонии, и это было похоже на сон, как будто одна моя половина в здравом уме и кричит на другую половину, но я не могла остановиться, когда меня вели, когда мной управляли, и это было… – Я не могла описать свой страх, не только за себя, но и за всех, кто попал под его влияние. На скольких он применил это колдовство? Скольких держал под контролем? – Я все думаю, может, именно так чувствовали себя наши гуртовщики, может, где-то глубоко внутри они оставались собой и ненавидели каждое слово, выходящее из их уст. А потом мы их бросили.

– Это они нас изгнали.

– Да? Или нас изгнал кто-то другой их голосами?

Он долго смотрел на меня, а потом сказал:

– Ужасная мысль. – Ясс взглянул на маску и кушак, лежащие на полу. – Выходит, он сделал тебя… священником?

– Сама не понимаю. Престижная должность при церкви, но он наделил меня ею, только чтобы помучить. Потому что я не убила дезертиров. Или, скорее, потому что я не убила заклинательницу Эзму. Мне кажется… Мне кажется, он хочет избавиться от всех, кто несет угрозу его власти, а левантийцы, не подчиняющиеся Гидеону, опасны. И заклинательница Эзма – вдвойне. Я… я рассказала про нее Лашак. Надеюсь, она успеет предупредить Эзму.

У Ясса не было ответов, и мы снова сидели молча, погрузившись в свои мысли, мои были слишком кошмарными, чтобы ими делиться, хотя и его мысли были наверняка не менее мрачными.

– Тебе опасно здесь находиться, – сказала я через какое-то время. – Я больше не твой капитан и не могу отдать тебе приказ, но тебе нужно уходить.

– Ты всегда будешь моим капитаном, каким бы титулом ни наделил тебя Лео. И ты должна уйти вместе со мной.

Я покачала головой.

– Ох, как бы мне этого хотелось… Ты сам знаешь, я ушла бы с тобой, если бы могла. Но если я не сражусь с ним, то кто сразится?

Он выпрямился, обхватив мое лицо ладонями.

– Я знаю, – сказал он с кривой улыбкой. – Ты не была бы моей Дишивой, если бы ушла, когда способна помочь людям. Твои Клинки, твой народ и… твой долг, то, что ты считаешь правильным, для тебя важнее жизни. Но, клянусь всеми богами, которые смотрят свысока на наше безрассудство, я волнуюсь за тебя. – Он крепче сжал мои щеки и заглянул мне в глаза, а его собственные стали выглядеть еще темнее в тени. – Обещай, что будешь вести себя благоразумно. Обещай не забывать, что… иногда даже ты ничего не можешь сделать. Порой приходится смириться с тем, что мир – дерьмовое место, а некоторые люди – чудовища, и мы бессильны это изменить. Обещай.

Обещания – это просто слова, от которых ему стало бы легче принять мое решение, но я не могла их произнести, если не могла исполнить обещание. С Лео я уже шла по тонкому канату.

– Я… не могу просто стоять и смотреть, не попытавшись бросить вызов, как он или кто-то другой издевается над нами, Ясс.

Он вздохнул и опустил руки.

– Мне следовало знать, что ты так ответишь. – Он провел рукой по глазам. – Мне так хотелось бы тебе помочь. Хотелось бы остаться здесь с тобой, а не… – Он отвернулся, как будто боролся с каким-то чувством, которое не мог выразить. – Он ведь знает, да? Я был там, когда он умер, он меня знает. Мое возвращение поставит нас обоих в опасное положение, и только.

– Ты поможешь, если будешь держаться вне поля зрения. Если отвезешь припасы, какие сумеешь собрать, в пещеры, и выведешь всех, кто хочет уйти.

Ясс кивнул.

– И пока хватит. Только не накличь на себя беду, иначе мне придется прибежать на помощь, невзирая на опасности.

Я коснулась его щеки.

– Как мне повезло, что у меня такой защитник.

– Что за человеком я буду, если оставлю тебя, да кого угодно, бороться в одиночку?

– Умным.

– Да, а ты была бы умной, если бы позволила событиям идти своим чередом и сбежала со мной. Куда-нибудь. Куда угодно. Но… Ни один из нас этого не сделает, верно?

– Не сделает.

– Такие вот мы идиоты.

Его слова были полны эмоций, и он сжал губы, не смея озвучить свое горе, свой страх, переполнявший его, как переполнял меня. Теперь все станет только хуже. Возможно, мы видимся в последний раз.

На следующее утро я ждала наказания за разговор с Яссом. Я смотрела, как Лео ходит туда-сюда, кивая мне по пути, но ничего не произошло. Неужели моего проступка недостаточно, чтобы вызвать его гнев? Нет. Если я и была в чем-то уверена, так это в том, что Лео не упустит возможности причинить мне боль, а значит, оставался только один вариант. Он не знает. Великий Лео Виллиус способен читать мои мысли, но он не всеведущ. Не может находиться везде и сразу. Он всего лишь человек и может ошибаться.

И это дало мне возможность надеяться, как никогда прежде.

Несмотря на новообретенные знания, я не осмелилась снова встретиться с Сичи без веской причины и осталась наедине со своими мыслями. Мне нужен был план. Лео жаждал власти. Жаждал подчинить себе все и всех. Гидеон был клином, расколовшим Кисию. Расколовшим Чилтей. Семенем хаоса, которое посеял светлейший Бахайн, чтобы занять трон. Разговор с Гидеоном казался единственным вариантом, но, увидев его на церемонии, я поняла, что это совсем не вариант.

Я пошла проведать Итагая, зная, что уж он-то не изменит ко мне отношения. Подойдя к его стойлу, я сняла маску и услышала приветственное фырканье, он игриво ткнул меня мордой, как будто шаловливо спрашивал: «Кто ты, незнакомка?», и мне на глаза навернулись слезы.

– Да, я знаю, что слишком редко тебя навещала. Все стало… так странно. Но конюхи хорошо о тебе заботятся, этого ты не можешь отрицать.

Поблизости были другие левантийцы, и я твердила себе, что у них нет причин на меня пялиться, но все равно чувствовала, как они смотрят, пытаясь понять, осталась ли я левантийкой под маской.

– Что ты думаешь об этих домах для лошадей? – спросила я, прижавшись к нему щекой. – Может, ты настолько отвыкнешь от дождя, что захочешь навсегда в таком поселиться? Вряд ли мы сможем таскать по степям конюшню.

Это были глупые слова, но при мысли о возвращении в степи, о том, чтобы снова кочевать, побывать везде, где мы бывали, меня охватила смесь ностальгии и смятения, к которым я не была готова. Я не думала, что так изменилась. Или мы все изменились? Поворотная точка для Клинков гурта – потеря доверия. Мы больше не были теми же людьми, что и до изгнания.

Я долго вдыхала успокаивающий запах Итагая, могла бы простоять так весь день, если бы снаружи не началась какая-та суматоха – встревоженные голоса, предвещавшие беду. Я больше не охраняла жизнь Гидеона, но не могла избавиться от мысли, что он – наш единственный выход из всего этого, поэтому натянула маску и вышла во двор.

Солдаты светлейшего Бахайна располагались в собственном лагере, но во дворе стояло необычно много высокопоставленных кисианцев. Присутствие лорда Эдо немного успокоило мои страхи, но я не могла спросить его, что случилось, пришлось только ждать и наблюдать.

Когда я пересекла двор, из главного входа появился Кека, а за ним по пятам следовал Ошар, самый юный из обученных чилтейцами переводчиков. Кека выглядел величественно, подметая ступени полами плаща, но вздрогнул при виде меня. Я смотрела на него сквозь узкие прорези маски, и это наверняка выводило из равновесия.

– Лорд Эдо, – сказал Ошар, когда они остановились перед кисианцами.

– Ошар. Капитан, – поприветствовал их лорд Эдо, прежде чем объяснить причину своего прихода.

Кека застыл в ожидании, и я воспользовалась возможностью подойти поближе. На меня украдкой бросали взгляды, но кто осмелится меня прогнать?

– Из Узла Цыцы пришли неприятные новости, – перевел Ошар. – Я должен немедленно увидеться с отцом. Он встречается с императором. Если вы сообщите ему, что я здесь, мне не придется топтать грязными сапогами дворец.

Его сапоги и впрямь были грязными, но я решила, что это только предлог, чтобы поговорить снаружи, возможно, подальше от Лео. Какова бы ни была причина, Ошар поспешил во дворец передать сообщение, а Кека так и остался стоять, с недоверием глядя на кисианцев, хотя Эдо не обращал на него внимания.

Пока мы ждали, я заметила пробирающуюся сквозь толпу Нуру. Некоторые левантийцы заскучали и вернулись к своим занятиям, но кое-кто был явно настроен остаться, и Нуру среди них, пытаясь казаться незаметной. Несомненно, императрица Сичи наблюдала из окна.

Появившийся светлейший Бахайн царственным жестом велел толпе расходиться. Кисианские зеваки подчинились, но левантийцы скрестили руки на груди и остались на месте. Бахайн решил не обращать на них внимания и со всей церемонностью потребовал у сына ответа.

Ошару больше не требовалось переводить, и он мог бы шептать Кеке на ухо, как когда-то Матсимелар мне, но, бросив взгляд на Нуру, стал говорить громко, чтобы слышали ближайшие левантийцы.

– Только что из Узла Цыцы прибыли всадники, отец, – сказал он. – Наши корабли атакованы, многие моряки перебиты. Почти все корабли затонули. Гонцы точно не уверены, но считают, что это была императрица Мико с армией южан.

Переводить ругательства, которые прошипел сквозь зубы светлейший Бахайн, нужды не было. Он вел себя так спокойно и уверенно, когда приехал, но так и не сумел схватить императрицу Мико. И терял влияние на Гидеона. Чилтейцы не ушли с севера. А теперь на его корабли напали, пока он пытался удержать власть, на которую претендовал.

– Они забрали какие-нибудь корабли? – сказал Ошар, когда светлейший Бахайн заговорил, и, услышав перевод, герцог бросил на Ошара сердитый взгляд.

– Два. Остальные затонули.

Это, похоже, удовлетворило светлейшего Бахайна, но теперь уже он сам, встревожившись, увел своего сына вместе с солдатами за ворота, чтобы левантийский переводчик не мог услышать разговор.

Значит, императрица Мико выступила против нас, или, по крайней мере, против светлейшего Бахайна, и это тревожило. Хотя все, что уменьшало его власть, вроде бы должно было радовать, вот только без него Лео станет полновластным хозяином в Когахейре.

Мне надо было увидеться с Гидеоном, но встречу придется тщательно спланировать. Однако все тщательные планы были нарушены вторым за день неожиданным гостем.

Мы привыкли, что через ворота постоянно заходят чилтейские паломники, но при виде вошедших во двор четырех чилтейских солдат все потянулись к рукоятям сабель. Свои мечи они не достали, уверенные, что их примут гостеприимно, как и человек, который их вел – не в мундире, а только с ранцем, перекинутым через плечо.

– Это еще кто? – проворчал кто-то рядом со мной.

– Кто их впустил?

– Они что, самоубийцы?

Несмотря на недовольное бормотание, никто не вытащил клинки, а вновь прибывшие как будто и вовсе нас не замечали. И все же я не могла оторвать от них взгляд. Пусть у них были другие лица, но именно эти люди издевались над нами, и я всеми силами старалась не броситься на них и не разорвать им глотки голыми руками. Испытывали ли такие же чувства остальные? И что потребуется, чтобы мы сорвались?

И снова на ступенях появился Кека с Ошаром по пятам, и, как ни мелочно с моей стороны было думать, уж не жалеет ли он, что занял мое место, я не могла избавиться от этой мысли.

Ошар спросил, что им нужно. Он не угрожал, но им достаточно было увидеть, сколько вокруг собралось сердитых левантийцев, чтобы понять – от их ответа зависит, выберутся они отсюда живыми или нет.

Человек с ранцем шагнул вперед и заговорил.

– Он говорит, что принес послание императору Гидеону, – перевел Ошар.

– Тогда скажи им, чтоб отдали депешу нам и проваливали, – сказала капитан Дхамара э'Шет, присоединившись к группе левантийцев, подступивших угрожающе близко.

Ошар перевел, но чилтейцев ответ явно не смутил, они спокойно стояли на своем.

– Послание можно отдать только лично императору Гидеону. Он требует аудиенцию.

– Бесс, доложи об этом его величеству, – приказала капитан Дхамара. – А ты, Ошар, скажи, что, если он хочет увидеться с Гидеоном, солдатам придется подождать снаружи. Уверена, они понимают, насколько мы ненавидим людей, которые нас поработили.

В ответ на это требование четверо солдат потоптались на месте, но гонец совершенно хладнокровно ответил:

– А вы должны понимать нашу настороженность в отношении тех, кто перебил наших солдат.

Раздались приглушенные голоса. Кто-то засмеялся. Все посмотрели на капитана Дхамару, и я почувствовала себя вдвойне невидимкой.

– Скажи, что мы гарантируем ему безопасность, только если солдаты останутся снаружи. Это не обсуждается.

Гонец и его солдаты заспорили, но к тому времени, как Бесс вернулся и сказал, что Гидеон их примет, согласились на предложенные условия. Я бы предпочла, чтобы их выгнали вон, а еще лучше – проткнули, залив их кровью камни, но пришлось признать, что сперва нужно выяснить, чего они хотят.

Каким храбрым выглядел посланник, шагая вместе с соотечественниками, и как съежился от страха по пути в тронный зал в сопровождении левантийцев. Я последовала за ним, протиснувшись вместе со многими другими в длинную галерею. Не так давно я встала бы рядом с Гидеоном, но теперь там был Кека. А на том месте, которое часто занимал светлейший Бахайн, стоял доминус Виллиус.

Гидеон восседал на троне, стоящем на низком помосте, и возвышался над всеми. К чести гонца, он не струсил, только замедлил шаг при виде величественной картины – воин в алых одеяниях на троне.

– Я принес послание от его превосходительства секретаря Ауруса, одиннадцатого олигарха Девятки, – сказал гонец. – Он прибыл в Кисию в качестве посланника мира и желает лично встретиться с вами, ваше величество, чтобы обсудить условия, выгодные как вам, так и Чилтею. У города Кима возвели временный лагерь, и его превосходительство сочтет за честь, если ваше величество навестит его в конце недели.

Последовала волна перешептываний, и я посмотрела на Лео, гадая, союзники ему эти чилтейцы или враги. Следует ли нам считать их союзниками или врагами?

Гидеон выпрямился и посмотрел на гонца, как будто обдумывая просьбу, а потом встал, так и не ответив.

– Прежде чем дать ответ, я встречусь со своими советниками.

Не будучи ни капитаном, ни командиром императорской гвардии, я не могла присутствовать. Из капитанов присутствовали только Дхамара э'Шет и Бахн э'Беджути, и когда Гидеон удалился, они задержались, чтобы выслушать недовольных Клинков. Все были злы до мозга костей, и желания колебались от «перебить всех немедленно» до «получить все, что они предлагают, а потом перебить».

– Сомневаюсь, что кисианцам это нравится больше, чем левантийцам.

Нуру подошла ко мне и уставилась на группу кисианских лордов, собравшихся в углу. С ними был и лорд Эдо, но ни следа светлейшего Бахайна, а без него они выглядели потерянными.

– Разве они не хотят мира с чилтейцами? – спросила я. – По крайней мере, пока не разделаются со своей беглой императрицей?

– Это было бы логично, но Сичи говорит, что кисианцами движут обиды и гнев, как и любыми другими людьми. Похоже, они уже очень давно воюют с чилтейцами, с редкими передышками.

– Ты можешь присутствовать на встрече совета?

Нуру покачала головой.

– Лорд Эдо наверняка там будет. А светлейший Бахайн явно слишком занят собственными проблемами, чтобы сломя голову ринуться еще и в это.

– Его тревожит императрица Мико?

– Мы… пока не решили, представляет ли она угрозу. Сичи ведь хотели выдать замуж за ее брата, принца Танаку, хотя он был влюблен в другого человека.

– Поэтому она не вышла за него замуж?

– Не поэтому. Танаку казнил отец, хотя император Кин на самом деле не был его отцом, и тогда Сичи связала свою судьбу с Гидеоном. – Нуру, похоже, разглядела мое озадаченное выражение даже под маской, и пожала плечами. – Все так запутано. Если бы в этом не была замешана Сичи, я бы посмеялась над убогой драмой, но теперь не могу не волноваться.

– Потому что кисианцами движут обиды и гнев, как и любыми другими людьми, – отозвалась я.

– Именно. – Она повернулась и посмотрела прямо на меня. – Нам нужен этот договор, Дишива. Мы не можем позволить жажде мести пересилить необходимость элементарного самосохранения. Никто не желает заключать мирный договор надолго, и меньше всех чилтейцы, но если избавиться от этой опасности, мы можем сосредоточиться на тех, что гораздо ближе.

Я привыкла считать Нуру седельной девчонкой, не Посвященной и не прошедшей испытания, которая заняла важный пост только потому, что научилась произносить правильные слова. А теперь она хладнокровно расписывала мне политический ландшафт, и я, к стыду своему, увидела в ней совсем другого человека. Эта девушка была проницательна и решительна, не смирилась с кисианским образом жизни, а скорее, выбрала собственный путь, отказавшись идти по тому, который предназначили ей те, кто ее подвел. Подвел всех нас.

– Понимаю, ты больше не обладаешь прежним влиянием, но если попробуешь уговорить Гидеона согласиться на договор, это очень нам поможет, – продолжила Нуру, не осознавая, что я смотрю на нее по-новому. – Дай знать, если у тебя получится. А мне надо идти.

Не оставив мне времени, чтобы ответить или хотя бы собраться с мыслями, она ушла, и кисианское платье взметнулось у ног. Я завидовала ее пониманию ситуации, хотя никогда не ожидала, что буду так относиться к не прошедшему Посвящение.

Я нашла комнатку, где могла дождаться конца совещания. В ней стоял единственный лакированный стол с цветочным узором. Два узких окна выходили на закрытый сад. Закрытый – удачное название. Я никогда не видела там людей, никто не гулял по аккуратным дорожкам и не сидел в маленькой беседке.

Когда у комнаты для совещаний наконец раздались голоса, сначала я увидела, как мимо прошли несколько кисианских лордов, и среди них лорд Эдо, а потом появилась капитан Дхамара, и выражение ее лица никак не намекало на исход встречи. Не заметив Гидеона или Лео, я вышла.

– Капитан, – сказала я, поравнявшись с ней.

– Защитница.

Я поежилась. Не очень-то удачное начало.

– Каким бы титулом меня ни наделили против моей воли, я по-прежнему Дишива, и зови меня так, если не возражаешь.

Она долго смотрела мне в глаза через щели маски, а потом кивнула.

– Как пожелаешь, Дишива. Чего ты хочешь?

– Узнать, что произошло на совещании.

Она резко остановилась и развернулась ко мне, и мое сердце подпрыгнуло в груди.

– И что, по-твоему, дает тебе право это знать?

– Я по-прежнему левантийка. Ничего не изменилось, кроме того, что меня заставили надеть… это. Лео опасен, и если ты этого не видишь, то просто прячешь голову в песок.

Дхамара хмыкнула и снова пошла дальше.

– Я это вижу. Мне он не нравится. Полагаю, как и многим, но опасно говорить об этом, иначе…

Я стянула маску.

– Иначе что?

Она осмотрела коридор, и хотя теперь он опустел, потащила меня к узкой лестнице для слуг.

– Прямо как дома. Пусть здесь мы больше не изгнанники, но одно неверное слово, и тебя отошлют. Вот что случилось с другими. Решения, в которых они сомневались. Или вопросы к доминусу Виллиусу. И теперь их здесь нет, и они не могут задавать вопросы. Только боги знают, что случилось с капитаном Йитти. Он так и не вернулся.

– Все настолько плохо?

– Да. Мы остались здесь, чтобы обустроить новый дом, но проблемы последовали за нами. Иначе говоря, за нами последовали миссионеры. Ты не поверишь, но я только что видела, как Гидеон изменил мнение насчет этого договора при одном взгляде на доминуса Виллиуса. Тот даже слова не сказал. Сначала Гидеон прислушался к кисианцам, они считают, что он должен встретиться с чилтейцами и таким образом избежать войны хотя бы на одном фронте, в особенности когда светлейший Бахайн увел свою армию в…

– Увел?

– Да, к себе домой, кажется. Что-то связанное с императрицей Мико, но я все равно не вижу в этом особого смысла. Он оставил немного солдат и своего сына, чтобы не потерять здесь право голоса, наверное, но в любом случае нас стало гораздо меньше. А значит, еще больше причин, как уверяли кисианцы, подписать мирный договор с чилтейцами и сосредоточиться на кисианцах с юга.

Именно об этом и говорила Нуру. Вариант, который нам следовало бы сейчас предпочесть.

– У меня нет желания с ними дружить, – продолжила Дхамара. – Мне хочется убить их. Но Гидеон был прав, сказав, что для мести нужно выбирать правильное время, и оно пока не настало. Мы недостаточно сильны, чтобы сражаться на два фронта.

– Все с этим согласились?

– А как же иначе? – сказала она, и меня озарило теплое чувство общности, когда она снова оглядела тусклый коридор, наклонилась ко мне и добавила: – Кроме доминуса Виллиуса. Не знаю, что он сказал или сделал и каким образом влияет на Гидеона. Не понимаю, как у него получается, но Гидеон только взглянул на него и остановился на полуслове. Сказал, что было бы неразумно выполнять желания чилтейцев, или что-то в этом роде. Сказал, что отправит гонца с предупреждением. Что мы не слабы. И не будем заключать сделку с людьми, убившими левантийцев. И все. Он не стал слушать никаких других доводов и закончил совещание.

Я уставилась на нее, и на ее лице в полумраке сгущались тени тревоги.

– Лео не хочет, чтобы Гидеон встречался с чилтейцами. Тем больше причин это сделать.

– И не говори.

Еще минуту мы стояли на лестнице как два левантийских капитана, равные и полные доверия, но потом вспомнили, как все мы изменились и что потеряли, доверяя друг другу. Дхамара нахмурилась.

– Мне пора, – сказала она. – Не заставляй меня сожалеть о том, что рассказала тебе.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и зашагала по коридору, оставив меня вдыхать затхлый воздух в одиночестве. Я немного подождала, но, прежде чем успела выйти из укрытия, услышала шаги.

– А, капитан Дхамара, пошли со мной, – произнес Лео. – Я тоже иду во двор.

Ее ответ я не разобрала, но наверняка это было согласие, потому что больше я не услышала ничего, кроме собственного учащенного дыхания и грохочущего сердца. Он что, нас поджидал? Знает ли он, что мы разговаривали? О недоверии к нему. Неприязни. Страхе. Но во дворе много людей. Как он поступит? Скорее всего, убедит Гидеона отослать Дхамару и ее Клинков, тем самым еще уменьшив число левантийцев вокруг императора.

Гидеон.

Лео ушел, я могла пойти к Гидеону и поговорить с ним, убедить изменить решение. О боги, это было рискованно, но нужно же что-то делать. Не дав себе времени даже поразмыслить, я вышла с лестничной площадки и поспешила в покои Гидеона, молясь, чтобы он был там и мне не пришлось его искать.

Перед его покоями стояли в карауле Массама и Сипет. Когда я приблизилась, они переглянулись, и настороженность со стороны моих бывших Клинков кольнула до глубины души.

– Мне нужно увидеться с Гидеоном, – сказала я. – Прямо сейчас. Он там?

– Да, но велел его не беспокоить.

– Если я войду, вы меня остановите?

Два Клинка переглянулись, и Сипет покачала головой.

– Нет, капитан.

Капитан. Долгожданное облегчение. Признание, что я по-прежнему одна из них.

– Спасибо.

Предоставив им закрыть за мной дверь, я вошла. Гидеон в одиночестве находился за столом, и перед ним не было ни яств, ни бумаг, только чаша с вином. Он сидел, накрыв голову ладонями, и не поднял взгляд, так и остался в позе хмурого медведя в своем сумрачном углу.

– Гидеон? – сказала я, отбросив его кисианский титул.

Он поднял голову, и его глаза были мутными, словно за короткое время после совета он успел напиться до беспамятства. И все же через несколько секунд его взгляд сфокусировался на мне, и Гидеон заморгал.

– Дишива?

Перед гонцом он был таким сильным и уверенным. А меня покрыл стыдом, недрогнувшим голосом объявив Защитницей Единственного истинного Бога. И пусть я часто с ним не соглашалась, Гидеон всегда был непоколебимой силой, о которую разбивались все мировые бедствия. Предводитель, всегда стоявший за нас горой.