Текст книги "Игра по правилам"

Более или менее последовательно они стали осуществлять этот план, хотя им пришлось демонтировать спинку моего сиденья до удаления обивки. Стоило вытащить из-под меня первую пружину, как я, опустившись, оказался еще более сдавленным, отчего стало трудно дышать. Чтобы облегчить мое положение, они сорвали обивку со спинки, а потом при помощи ножовки срезали саму спинку почти до основания, и наконец, когда один поддерживал меня за плечи, а другой выгреб из-под меня пригоршни пружин и прочей начинки сиденья, я почувствовал, как разжались медвежьи объятия, сковывающие живот, руку и ноги, и я ощутил лишь легкое покалывание своих затекших конечностей.

Но все равно эта грандиозная машина не хотела меня отпускать. Наполовину освободив мой торс, двое попытались вытянуть меня назад, однако, увидев, как я напрягся, тут же остановились.

– Что случилось? – тревожно спросил один из них.

– Да ничего. Попробуйте еще.

По правде говоря, это причиняло мне боль в лодыжке, но я уже там насиделся. Боль была старой и привычной, без угрожающе новых ощущений. Ободренные, мои спасатели взяли меня под мышки и с некоторым усилием выдернули из железных объятий машины.

Было недостаточно назвать это просто облегчением. Они дали мне передохнуть на заднем сиденье, расположившись по обеим сторонам от меня. Все мы тяжело дышали.

– Спасибо, – лишь сказал я.

– Не стоит.

Мне казалось, они понимали всю глубину моей благодарности, поскольку я видел, каких умственных и физических затрат им это стоило. Спасибо, не стоит – все предельно ясно.

Мы по очереди выбрались на дорогу, и я поразился, увидев, что после столь долгого времени там все еще стояла небольшая кучка людей: полицейские, пожарники, механики, сотрудники «Скорой помощи» и прочие, многие из которых были с фотокамерами. При моем появлении раздались радостные возгласы и аплодисменты, и я, улыбнувшись, слегка наклонил голову от смущения и в знак благодарности.

Мне были предложены носилки, но я ответил, что предпочел бы костыли, по всей вероятности остававшиеся в багажнике. Это привело всех в некоторое замешательство, но кто-то извлек их оттуда целыми и невредимыми – пожалуй, единственную вещь, не пострадавшую в этой свалке. Я немного постоял, опираясь на них и созерцая картину последствий аварии: автобус, машину, в которой ехала семья, и, разумеется, «Даймлер» с его покоробленной крышей, оторванным капотом, смещенным набекрень мотором, блестящим черным корпусом, искореженным до неузнаваемости, подобно растоптанной детской игрушке; Казалось невероятным, что, сидя в нем, я остался жив. Я считал, что полностью израсходовал запас везения, отведенный мне на всю жизнь.

* * *

Остермайеров отвезли в свиндовскую больницу, где им оказали медицинскую помощь. Немного оправившись от стресса, синяков и ушибов, они позвонили оттуда Майло и рассказали ему о случившемся. Он, как я понял, не задумываясь, проявил благородство вместе с присущей ему практичностью, предложив им переночевать у него. Он заехал за ними, и они втроем собирались уже уезжать из больницы, когда туда прибыл я.

Увидев меня живым, Марта, естественно, раскудахталась, однако она выглядела не менее изможденной, чем я, и не особо сопротивлялась, когда Харли, поддерживая, повел ее к двери.

Майло, несколько задержавшись, сказал мне:

– Приезжай тоже, если хочешь. Места хватит.

– Спасибо, я тебе позвоню. Он продолжал смотреть на меня.

– Симза действительно застрелили?

– Гм...

– На его месте мог оказаться ты.

– Чуть было не оказался.

– Полиция вроде брала здесь у Харли и Марты показания. – Сделав паузу, он посмотрел им вслед – они уже подходили к двери. – Мне надо идти. Как твоя лодыжка?

– Встану в строй, как намечали.

– Хорошо.

Он поспешил вслед за ними, меня же ждал медицинский осмотр с освидетельствованием, но это продолжалось недолго, поскольку мне нужно было лишь немного времени, чтобы оправиться, и меня довольно быстро выписали, пригласив после этого в полицию для дачи более подробных показаний. Я не смог добавить ничего более существенного к тому, что уже говорил, но в конце концов некоторые вопросы меня встревожили.

«Могли ли быть какие-нибудь причины для покушения на вас?»

Я не знал никаких причин.

«Долго ли ехала впереди та машина, в которой сидел человек с пистолетом?»

Я не помнил, просто не обратил внимания.

«Мог ли кто-нибудь знать, что вы в это время окажетесь на этой дороге?»

Я уставился на полицейского. Вероятно, любой из тех, кто был в ресторане, когда мы там обедали. Любой из них мог поехать за нами к дому Майло, подождать нашего отъезда и, обогнав нас по дороге, ждать, пока мы обгоним его. Но кому это понадобилось?

«Кто еще мог об этом знать?»

Возможно, автокомпания, в которой работал Симз.

«Кто еще?»

Майло Шэнди, но он бы скорее сам застрелился, чем убил Остермайеров.

«Мистер Остермайер сказал, что пистолет был нацелен на вас, сэр».

При всем уважении к мистеру Остермайеру должен заметить, что он смотрел через стекло машины, обе машины двигались, вероятно, с разной скоростью, и я не думаю, что здесь можно что-то утверждать наверняка.

«Предполагали ли вы какие-нибудь причины, по которым кому-то понадобилось убивать вас?»

Лично меня? Нет... Я не мог ничего предположить.

Они ухватились за некоторую неуверенность моего тона, которую я и сам для себя отметил, и я рассказал им о том, как на меня напали накануне вечером. Я поведал им о смерти Гревила, сказал им о том, что он занимался драгоценными камнями и у него была своя компания, и, возможно, тот, который напал на меня, пытался найти и украсть какие-нибудь драгоценности. Но я не мог понять, зачем вчерашнему вору понадобилось убивать меня сегодня, если вчера он спокойно мог размозжить мне голову.

Они все молча записали. Были ли у меня какие-нибудь подозрения относительного того, кто напал на меня накануне?

Нет, не было.

Они не высказали по этому поводу никаких сомнений, но, судя по их поведению, я почувствовал, что они считали: человек, дважды подвергшийся нападению в течение двух дней, должен знать, кто за ним охотится.

Я бы с удовольствием рассказал им об этом, если бы знал. Мне вдруг пришло в голову – и, не исключено, им тоже, – что это покушение может оказаться не последним.

«Мне бы надо поторопиться все выяснить, – подумал я, – поторопиться, пока еще не поздно».

Глава 13

Ни к Майло, ни к себе домой я не поехал, я остановился в одной из гостиниц Свиндона, где меня не могли найти мои неизвестные враги.

У меня было большое желание просто поехать домой, естественное желание найти покой в своем обиталище, но я подумал, что вряд ли смогу там уснуть, а спать-то мне больше всего и хотелось. Что ни говори, а прошедшие десять дней были достаточно насыщенными, и несмотря на то, что мое тело легко справлялось с шишками и ушибами, оно настойчиво требовало отдыха.

«ХИПП», – с усмешкой подумал я. Так сокращенно называли лучший способ лечения спортивных травм: холод, иммобилизация, подвешенное состояние, повязка. Мне редко удавалось следовать ему в комплексе, хотя поочередно я все это выполнял. Обеспечив ноге подвешенное состояние, из гостиницы я позвонил Майло, сообщив ему, что не приеду, спросил, как дела у Марты с Харли.

– Их трясет. Это был для них слишком сильный удар. В автобус еще врезалась и машина, а двое сидевших в ней людей сильно пострадали. Она их видела, и это подействовало на нее ничуть не меньше, чем смерть Симза. Может, тебе стоит приехать и успокоить ее?

– У вас с Харли это лучше получится.

– Она боялась, что ты тоже погиб. У нее сильный стресс. Тебе лучше приехать.

– Разве ей в больнице не дали успокоительное?

– Дали, – нехотя буркнул он. – И Харли тоже.

– Послушай... Уговори их поспать. А утром я приеду за ними и отвезу их в Лондон, в гостиницу. Идет?

Он неохотно согласился.

– Пожелай им от меня спокойной ночи, – сказал я. – И передай, что я восхищаюсь их стойкостью.

– Ты серьезно? – удивленно воскликнул он.

– Не повредит сказать им это.

– Бессовестный.

– Серьезно, им понравится, если ты так скажешь.

– Ну ладно. Увидимся за завтраком. Я положил трубку и, немного подумав, позвонил Брэду.

– О Боже, – отозвался он, – и ты попал в эту аварию?!

– Откуда ты о ней знаешь? – удивленно спросил я.

– Я был в баре. В Хангерфорде все говорят: еще один сумасшедший. Все потрясены. Моя мама боится выходить из дому.

«От такого потрясения он даже стал красноречив», – усмехнувшись, про себя отметил я.

– Моя машина все еще у тебя? – спросил я.

– Да. – Его голос прозвучал несколько встревоженно. – Ты сам просил оставить ее здесь.

– Да, именно так я и сказал.

– Я уже подходил к твоему дому, но там никого не было.

– Сейчас я звоню не из дому, – сказал я. – Ты еще хочешь поработать у меня шофером?

– Да.

– Весьма убедительно.

– Прямо сейчас?

– Утром.

Я сказал, что буду ждать его в восемь возле гостиницы, неподалеку от железнодорожного вокзала в Свиндоне, и что мы поедем в Лондон.

– О'кей?

– Да, – повторил он и замолчал, как кот, который перестал мурлыкать, получив добавку молока.

Улыбаясь и зевая одновременно, рискуя таким образом вывихнуть себе челюсть, я пустил в ванну воду, разделся, разбинтовал ногу и с удовольствием погрузился в благодатную горячую воду, чувствуя, как она смывает с меня усталость и кровь Симза. Затем, благодаря тому, что моя дорожная сумка осталась, как и костыли, целой и невредимой, мне удалось почистить зубы, переодеться в свою пижаму и перевязать лодыжку. Повесив с наружной стороны двери табличку «Не беспокоить», в девять часов я был в постели и уже спал и видел сны об авариях, пожарах и еще каких-то неведомых опасностях.

* * *

Утром Брэд приехал минута в минуту, и мы первым делом отправились ко мне домой, чтобы я мог переодеться во что-нибудь чистое. Брэд сказал, что его мама готова постирать ту одежду, которая была на мне во время аварии.

Дома царили по-прежнему тишина и порядок, и в свете дня никакие опасности не подстерегали меня. Я спокойно переоделся, вновь собрал дорожную сумку, и мы направились в Лэмборн. Сидя возле Брэда, я думал, что и сам бы мог вести машину, но его присутствие меня успокаивало, и я сожалел о том, что его не было рядом эти два дня.

– Если какая-нибудь машина обгонит нас и поедет впереди, – сказал я, – не обгоняй ее. Приотстань и сверни куда-нибудь в сторону.

Я рассказал ему о предположениях полиции, что мы попали в спланированную засаду. Ни Остермайерам, ни мне не хотелось бы больше попадать в подобную переделку, а ему самому вряд ли понравилось бы оказаться на месте Симза. Он улыбнулся – потрясающе! – и кивком головы дал мне понять, что будет следовать моим инструкциям.

Оказалось, что дорога в Лэмборн была по-прежнему перекрыта, и я подумал, когда мы свернули на объезд, было ли это связано с расследованием убийства, или этому послужили чисто технические причины – расчистка дороги от автомобильного омлета.

За завтраком Марту с Харли все еще трясло, и подносимые к губам чашечки с кофе дрожали. Майло ловко переложил свое попечительство о них на меня, сказав им, что теперь, когда Дерек уже здесь, они в полной безопасности. Я абсолютно не был в этом уверен, особенно после того, как Харли и полиция в один голос утверждали, что вчерашней предполагаемой жертвой должен был быть именно я. Не отягощаясь подобными сомнениями, Марта с Харли тут же отвели мне роль некоего сына или племянника, на которого можно было положиться в плане если не физической, то по крайней мере психологической поддержки, обратившись к нему за помощью.

Я нежно посмотрел на них. У Марты оказалось достаточно душевных сил, чтобы накрасить губы помадой. Харли старался не придавать значения своему залепленному пластырем виску. Им было нелегко так быстро справиться с пережитым нервным потрясением, но я надеялся, что их обычное радостное восприятие жизни вскоре возобладает.

– Единственно приятное воспоминание о вчерашнем дне – это покупка Дазн Роузез, – со вздохом сказала Марта. – Майло сказал, что уже послал за ним фургон.

Я уже успел забыть о Дазн Роузез. Николас Лоудер со своими мелкими пакостями отодвинулся куда-то на задний план. Я сказал, что меня трогает их радость и где-нибудь через недельку, когда Дазн Роузез привыкнет к своему новому жилью, я займусь его обучением.

– Я уверена, что он будет выше всяких похвал, – воодушевленно сказала Марта, изо всех сил пытаясь вести обычную беседу. – Как вы думаете?

– У некоторых лошадей получается хорошо, у других не очень, – уклончиво ответил я. – Как у людей.

– Будем надеяться, что он будет великолепен.

«Мне достаточно, если он будет просто хорош», – подумал я. Большинство скакунов могли преодолевать препятствия, если постепенно начинать с самых низких, вроде бревен.

Майло предложил еще горячего кофе с тостами, но они уже приготовились уезжать, и вскоре мы направились в Лондон. Никто не обгонял нас, никто не тормозил, никто не поджидал и не стрелял, и Брэд лихо подкатил к их гостинице, ни в чем не уступая Симзу.

Со слезами на глазах Марта поцеловала меня на прощание в щеку, я ответил ей тем же, Харли угрюмо пожал мне руку. Они сказали, что скоро вновь приедут, но, несомненно, были рады тому, что на следующий день уезжают домой. Я смотрел, как неуверенной походкой Остермайеры вошли в гостиницу, и у меня в голове вертелись нехитрые мысли, вроде того, что Дейтпам порадует их своими славными победами, как и Дазн Роузез, как только научится прыгать.

– Ну что, отправимся в офис? – сказал я Брэду, и, кивнув, тот поехал теперь уже знакомой дорогой к окрестностям Хэттон-Гарден.

В «Саксони Фрэнклин» почти ничего не изменилось. Казалось невероятным, что я вошел сюда впервые всего неделю назад, настолько привычным стало все это.

– Доброе утро, Дерек, – приветствовали меня сотрудники, словно мы были знакомы много лет, а Аннет добавила, что кое-какие письма остались с пятницы в ожидании моего решения.

– Как прошли похороны? – печально спросила она, раскладывая на столе бумаги.

«Словно это было тысячу световых лет назад», – подумал я и ответил:

– Спокойно. Хорошо. Ваши цветы были красивы. Они лежали на крышке гроба.

Ей было приятно это слышать, и она сказала, что все это передаст остальным вместе с сообщением о том, что состоится поминальная служба.

– Нехорошо, что нас не было на его похоронах в пятницу. В два часа у нас здесь была минута молчания. Наверное, это покажется вам глупым.

– Отнюдь.

Я был искренне тронут и не скрывал этого от нее. Улыбнувшись своей обаятельной, но вымученной улыбкой, она пошла сообщать новости остальным, оставив меня мучиться над принятием решений на основе полнейшей некомпетентности.

Радостная Джун с румянцем на щеках заглянула в кабинет, сообщив, что у нас кончались мелкие синие агаты, снежный обсидиан и бусины амазонита.

– Закажите в том же количестве, что и прежде.

– Хорошо, поняла.

Повернувшись, она уже собралась уходить, когда я окликнул ее и спросил, не было ли среди всяких этих штуковин будильника. Выдвинув глубокий ящик, я показал ей содержимое.

– Будильника? – Она с сомнением посмотрела на разнообразные черные предметы. – Телескоп, словари, счетчик Гейгера, калькуляторы, «шпионская жидкость»...

– Что это такое? – заинтересовавшись, спросил я.

– А вот.

Она вытащила из ящика аэрозолевый баллончик.

– Это я ее так называю. Если ею побрызгать на конверт, бумага становится прозрачной, и можно прочесть личное письмо.

Посмотрев на выражение моего лица, она рассмеялась.

– Банки нашли способ, как избежать этого: они стали печатать на внутренней стороне конверта рисунок, и, если конверт обрызгать, будет виден только этот рисунок.

– А для чего же она понадобилась Гревилу?

– Наверное, ему кто-то дал. Он особо ею не пользовался, лишь иногда проверял, стоило ли открывать то, что с виду было похоже на рекламу.

Она накрыла листком бумаги одно из лежавших на столе писем и брызнула на него немного жидкости. Листок бумаги тут же стал прозрачным настолько, что через него можно было прочесть письмо, но по мере высыхания жидкости он вновь медленно становился матовым.

– Ловко, а? – спросила она.

– Весьма.

Джун было собралась убрать баллончик в ящик, но я попросил оставить его на столе и, вытащив из ящиков все остальные штуковины, расставил их перед собой. Насколько я мог судить, ни одна из них не являлась будильником.

– Вы что-то говорили о каких-то всемирных часах, – напомнил я, – но здесь их нет.

– У меня в комнате есть часы с будильником, – сказала она, стремясь как-то помочь. – Хотите я принесу?

– Гм, пожалуй. Можете поставить его на четыре пятнадцать?

– Конечно, на сколько хотите.

Убежав, она вернулась с какой-то крохотной штуковиной, похожей на кредитную карточку черного цвета, – она оказалась очень многофункциональными часами.

– Вот, пожалуйста, – сказала Джун. Она поставила часы на стол. – Четыре пятнадцать, я полагаю, вечера?

– Да, пополудни. Ежедневно в четыре двадцать здесь раздается какой-то сигнал. Я подумал, что, может, мне удастся найти, что это.

Она удивленно раскрыла глаза:

– Так это наручные часы мистера Фрэнклина.

– Какие из?.. – спросил я.

– Он носил одни-единственные. Это и компьютер, и календарь, и компас.

Но эти часы лежали возле моей кровати в Хангерфорде.

– Я думаю, не только эти часы звонили в четыре двадцать.

Ее светлые брови приподнялись.

– Меня это иногда удивляло, – сказала она. – Почему именно четыре двадцать? Если сигнал часов раздавался, когда он был на складе, он сразу же на некоторое время отвлекался от какой бы то ни было работы. Я как-то поинтересовалась у мистера Фрэнклина, но он так толком и не ответил, лишь сказал, что это подходящее время для общения или что-то в этом роде. Я не поняла, что он имел в виду.

Она говорила без обиды, но с каким-то сожалением. Я подумал, что Гревил, должно быть, не меньше моего был рад иметь такую помощницу, как Джун, – необычайно сообразительную, с хорошим чувством юмора и здравым умом. Ему нравилось придумывать ей загадки и делить с ней свое увлечение разными диковинными безделушками.

– А что это такое? – спросил я, взяв в руки небольшой серый предмет с проводом и черными наушниками, похожий на кассетный мини-плейер, в котором, правда, не было отделения для кассет.

– Это звукоусилитель. Вообще-то он для глухих, но мистер Фрэнклин отобрал его у кого-то, кто подслушивал его конфиденциальную беседу с каким-то другим торговцем драгоценными камнями. Это было в Тусоне. Он говорил, что это так его взбесило в тот момент, что он просто вырвал у человека усилитель с наушниками и ушел, пригрозив подать на него в суд за коммерческий шпионаж. Мистер Фрэнклин сказал, что тот даже не попытался их вернуть. – Она немного помолчала. – Наденьте наушники. Вам будет слышно все, что говорится в офисе Они довольно мощные. Просто удивительно.

Я надел легкие, как пушинка, наушники и нажал кнопку на усилителе размером с пачку сигарет. Я сразу же услышал, как в комнате через коридор Аннет разговаривала с Лили о том, чтобы та напомнила ей отпроситься у меня сходить к зубному врачу.

Я снял наушники и взглянул на Джун.

– Ну и что вы услышали? – спросила она. – Какие-нибудь тайны?

– Нет, пока нет.

– Но впечатляет, а?

– Да уж.

Качество звука было действительно великолепным, поразительная чувствительность для такого маленького микрофона и усилителя. Некоторые игрушки Гревила отличались откровенной непорядочностью.

– Мистер Фрэнклин рассказывал мне, что есть такой преобразователь голоса, который устанавливается на телефоне и изменяет высоту голоса, женский голос может звучать, как мужской. Он считал, что это великолепная штука для одиноко живущих женщин, чтобы их не беспокоили по телефону всякие гнусные личности, потому что никто не догадается, что они одиноки и беззащитны.

Я улыбнулся.

– Но это может привести в замешательство добропорядочного молодого человека, звонящего с чистыми намерениями.

– Да, таких надо предупреждать, – согласилась она. – Мистера Фрэнклина всегда волновал вопрос безопасности женщин.

Я криво усмехнулся.

– Он говорил, что повсюду царит закон джунглей.

– Так вы приобрели изменитель голоса? – спросил я.

– Нет. Мы только говорили о нем как раз накануне... – Она осеклась. – Впрочем... Ладно. Хотите сандвич?

– Да, с удовольствием.

Кивнув, она вышла. Я со вздохом попытался сосредоточиться на хитроумных письмах и с облегчением оторвался, услышав телефонный звонок.

Это был Эллиот Трелони. Он спросил, не смогу ли я сейчас прислать с посыльным записи Гревила о Ваккаро, поскольку днем должно было состояться заседание комиссии.

– Записи о Ваккаро? – переспросил я. Я совершенно забыл про них и даже не мог сразу вспомнить, где они.

– Вы говорили, что пришлете их сегодня утром, – с вежливым укором сказал Трелони. – Вы помните?

– Да, – неуверенно ответил я.

«Где же они, черт бы их побрал? Ах да, в гостиной Гревила. Где-то среди этого развала. Где-то там, если их не украли».

Я извинился, но все-таки решил не говорить ему о том, что, с тех пор как мы последний раз с ним разговаривали, меня дважды чуть не убили и это повлияло на мою память. Я сказал, что возникли неожиданные обстоятельства. И я искренне сожалел. Я надеюсь переслать их в суд... когда же?

– Заседание комиссии назначено на два часа, и вопрос о Ваккаро на повестке первым.

– Эти записи в доме Гревила, – ответил я, – но я перешлю их вам.

– Очень любезно с вашей стороны. – Его тон вновь стал приветливым. – Нам крайне важно отказать ему в этом заявлении.

– Да, я понимаю.

Положив трубку, я вспомнил о том, что Ваккаро убирал своих летчиков-контрабандистов выстрелами из проезжавших мимо машин. И от этой мысли мне стало неуютно.

Я уставился в пустоту. У Ваккаро не было никаких причин стрелять в меня, даже если он знал о моем существовании. Я же не был Гревилом и не мог помешать его планам. Все, чем я располагал, в лучшем случае были записи о его темных делах, – но мог ли он об этом знать? И откуда ему было знать, что в воскресенье днем я поеду на машине из Лэмборна в Хангерфорд? К тому же этот материал вместо Гревила мог вновь собрать кто-нибудь еще, если бы он сейчас пропал.

Я решил отделаться от своих страхов и спустился во двор посмотреть, на месте ли Брэд. Он сидел в машине, читая журнал по рыболовству.

– Я не знал, что ты рыболов, – удивился я.

– Я – нет.

Вот и весь разговор.

Усмехнувшись про себя, я предложил ему проехаться, дал ему связку из трех ключей и рассказал о царившем в доме хаосе, который ему предстояло увидеть, и о том, как выглядел конверт и сами записи о Ваккаро. Затем я написал имя Эллиота Трелони и адрес суда.

– Сделаешь? – спросил я с некоторой долей сомнения.

– Да.

Похоже, его несколько обидел мой тон, поскольку он почти выхватил бумажку с адресом у меня из рук.

– Извини, – сказал я.

Он кивнул, даже не взглянув на меня, завел машину, и когда я входил в здание, Брэд уже выезжал на улицу.

Наверху Аннет сообщила мне, что только что звонили из Антверпена и она записала номер, по которому мне нужно перезвонить.

Антверпен.

Я попытался вспомнить свой международный разговор в четверг. Так что там в Антверпене?

Ван Экерен. Якоб. Его племянник Ханс.

Я дозвонился до бельгийского города, и тот же четкий ясный голос ответил мне, что ему удалось выполнить мою просьбу и поговорить со своим дядей.

– Вы очень любезны, – сказал я.

– Я не уверен, что мы очень вам поможем. Дядя говорит, что он давно знаком с вашим братом, но они не были близкими друзьями. Однако около полугода назад ваш брат обращался к моему дяде за советом. – Он сделал паузу. – Кажется, ваш брат собирался покупать бриллианты, и его интересовало мнение дяди.

– А ваш дядя не посоветовал, у кого их приобрести? – с надеждой в голосе спросил я.

– Ваш брат назвал три-четыре имени, и дядя сказал, что им всем можно доверять и он может положиться на любого из них.

Я вздохнул.

– А не помнит ли ваш дядя, кого он конкретно называл?

– Он помнит, что одним из них был Ги Серви из Антверпена, – ответил Ханс. – Мы сами часто имеем с ним дело. Остальных он не помнит и не знает, на ком остановился ваш брат и состоялась ли покупка вообще.

– Ну что ж, благодарю вас.

– Мой дядя хочет передать вам свои соболезнования.

– Очень любезно с его стороны.

Он вежливо попрощался, продиктовав мне имя, адрес и телефон того самого Ги Серви, упомянутого Гревилом в разговоре с дядей.

Я тут же набрал этот номер, и мне вновь пришлось прослушать множество голосов, пока наконец не ответили что-то вразумительное по-английски.

Покойный мистер Гревил Саксони Фрэнклин был моим братом? Они справятся по своей картотеке и перезвонят.

Я стал ждать, пока они наведут обо мне справки в соответствии со всеми, на их взгляд, необходимыми мерами предосторожности, и в конце концов час спустя они мне перезвонили, поинтересовавшись, какие у меня возникли проблемы.

– Проблема в том, что нашу компанию пытались ограбить и в результате пропало много бумаг. После смерти Гревила я занимаюсь его делами и пытаюсь в них разобраться. Скажите, не через вашу ли фирму он приобрел бриллианты?

– Да, – обыденным тоном ответили мне, – через нашу.

Затаив дыхание, я пытался скрыть свое волнение.

– Не могли бы вы рассказать мне подробнее.

– Разумеется. Мы закупили партию бриллиантов цвета "Н" весом в среднем по 3, 2 карата каждый в Лондонском центральном торговом объединении в июле и доставили сто камней общим весом 320 карат вашему брату.

– Он... э... предварительно заплатил за них?

– Конечно. Полтора миллиона американских долларов наличными. На этот счет можете не волноваться.

– Благодарю вас, – ответил я, подавляя горькую усмешку. – А при отправлении вы не посылали никакой сопроводительной бумаги?

Похоже, он был слегка шокирован, услышав о какой-то «сопроводительной бумаге».

– Мы отправили бриллианты с нашим посыльным, – сдержанно заметил он. – Наш человек доставил их вашему брату домой, в Лондон. В соответствии с нашими правилами ваш брат осмотрел товар в присутствии посыльного, взвесил и, убедившись, что все в порядке, расписался в получении. У него должна была остаться копия этой расписки. И... э... никаких «сопроводительных бумаг».

– К сожалению, я не могу найти эту копию.

– Уверяю вас, сэр...

– Нет-нет, я не сомневаюсь, – поспешил заверить я. – Просто налоговые инспекторы обожают всякие документы.

– Ах да, – обида в его голосе исчезла. – Да-да, конечно.

Немного подумав, я спросил:

– Доставленные ему камни были необработанные или ограненные?

– Разумеется, необработанные. Насколько я понимаю, он сам через несколько месяцев собирался заняться их огранкой и шлифовкой по мере надобности, но нам было удобнее, чтобы он приобрел сразу всю партию. Да и ему тоже.

– Вы случайно не знаете, кому он собирался отдать их на шлифовку?

– Насколько мне известно, они предназначались для одного из его клиентов, у которого были свои определенные требования, но он не говорил, кто будет их шлифовать.

– Ну что ж, благодарю вас, – со вздохом сказал я.

– Мы готовы выслать вам копии всех документов, если они понадобятся.

– Да, пожалуйста, – ответил я. – Буду вам очень признателен.

– Мы отправим их по почте сегодня же днем.

Я медленно положил трубку. Теперь, кажется, я знал, откуда взялись бриллианты, но это никоим образом не помогло мне узнать, куда они делись. У меня появилась надежда, что они сейчас благополучно находятся где-то на обработке и мне вскоре сообщат, что они готовы. Ну что ж, вполне реально. Но если Гревил отправил их шлифовать, то почему об этом не было никаких сведений?

А может быть, и были, но их украли. Однако, если бы их украли, вор бы знал, что бриллианты на шлифовке и нет смысла искать их у Гревила дома. Бесплодные мысли, безрезультатные догадки.

Я выпрямился и расслабил некоторые мышцы, побаливавшие после аварии.

Вошла Джун.

– У вас откровенно затраханный вид, – сказала она и тут же в ужасе прикрыла рот ладонью. – Я никогда не позволяла себе говорить такое мистеру Фрэнклину.

– Я же не он.

– Да, но... все-таки вы – шеф. – Тогда подумайте, где бы взять список людей, занимающихся огранкой и шлифовкой бриллиантов, в особенности неординарными заказами, начиная с Антверпена. Нам нужно нечто вроде «желтых листов» справочника. За Антверпеном следует Нью-Йорк, Тель-Авив и Бомбей, правильно? Кажется, это четыре основных центра? Я читал его книги.

– Но мы не имеем дела с...

– Не надо, – перебил я. – Имеем. Гревил купил алмазы для Просперо Дженкса, и тот хотел, чтобы их особым образом обработали для его изделий, или фантазий, уж не знаю, как они называются.

Непонимание в ее взгляде сменилось заинтересованностью.

– Да, хорошо. Я смогу это сделать. Вы хотите, чтобы я занялась этим прямо сейчас?

– Да, будьте добры.

Дойдя до двери, Джун с улыбкой оглянулась.

– И все-таки вид у вас откровенно...

– Гм. Идите и постарайтесь это как-нибудь пережить.

Я посмотрел, как она скрылась за дверью. Серая юбка, белая блузка. Убранные назад светлые волосы. Длинные ноги. Туфли на низком каблуке. Джун скрывается за кулисами.

День тянулся медленно. Самолично укомплектовав три заказа, я дал Аннет проверить, и, кажется, все было в порядке. Я неторопливо обошел весь офис, посмотрев, как Элфи занимается упаковкой, как похожая на тихую гувернантку Лили, курсируя от ящика к ящику, собирает заказы, как Джейсон ворочает тяжелые коробки с новыми поступлениями, как крепкая на вид Тина, знакомая мне меньше всех, сверяет их по описи и раскладывает по лоткам.

Никто из них особо не обращал на меня внимания. Я для них стал уже чем-то привычным. Элфи уже не делал выпадов против Дазн Роузез, Джейсон хоть и бросал на меня косые взгляды, но держал свои реплики при себе. Аннет выглядела озабоченной, Джун была занята. Я вернулся в кабинет Гревила и в очередной раз попытался взяться за письма.

К четырем часам, помимо обычной информации о наличии товара, Джун уже получила результаты своей, как она выразилась, «разведки» в виде длинного списка специалистов по огранке в Антверпене и списка покороче – в Нью-Йорке. На подходе был Тель-Авив, испытывавший языковые трудности, а Бомбей молчал, и она сомневалась в том, что мистер Фрэнклин решил бы иметь дело с Бомбеем, так как Антверпен был гораздо ближе. Положив списки, она удалилась.

«Учитывая, с какой скоростью работают эти осторожные ювелиры, – подумал я, просматривая результаты „переклички“, – не меньше недели уйдет лишь на то, чтобы получить лаконичные „да“ или „нет“ по списку из Антверпена. Возможно, и стоило бы попробовать». Я был готов ухватиться за любую соломинку. Одно из писем было из банка, в нем напоминалось о том, что пришел срок уплаты процентов по займу.

Крохотный будильник Джун неожиданно запикал. Все остальные стоявшие на столе штуковины не шелохнулись. Влетевшая в кабинет Джун шустро осмотрела их.