Текст книги "Игра по правилам"

Глава 16

– Строительные леса рухнули на него у меня на глазах.

Я молчал, потрясенный услышанным.

– Мы поговорили с ним в гостинице. В вестибюле. Там почти никого не было... затем дошли по улице до того места, где я оставил машину. Мы попрощались. Он перешел на другую сторону и пошел дальше. Я смотрел ему вслед. Мне очень хотелось, чтобы он оглянулся и помахал мне рукой... но он шел не оборачиваясь.

«Можно простить, – думал я, – но вернуть дружбу... На что он рассчитывал? На прощение и утешение? Возможно, со временем он получил бы и это от Гревила, но не от меня».

– Грев так и не понял, что произошло, – продолжал Просперо Дженкс свои мучительные воспоминания. – Это случилось неожиданно. Грохот падающего вместе с людьми металла. Все стремительно рухнуло вниз. Прямо на него. Мне даже не было видно Гревила. Я побежал через дорогу, чтобы вытащить его оттуда, там были тела... и он... он... Я подумал, что он уже мертв. Из головы текла кровь... металлический прут проткнул живот, а другой вонзился в ногу... это было... не могу... Я пытаюсь забыть, но эта картина постоянно встает перед глазами.

Я не отвечал, и, немного помолчав, он продолжил:

– Я даже не сдвинул его с места. Не смог. Было столько крови... поперек его ног лежал еще кто-то... кто-то стонал. Сбежались люди... потом – полиция... царил хаос...

Он опять замолчал, и я спросил:

– Когда приехала полиция, почему вы не остались с Гревилом и не помогли ему? Почему вы даже не помогли опознать его?

На какое-то мгновение на его искренне опечаленном лице появилась тревога, но он тут же справился с ней.

– Вы же знаете, как это бывает. – Он взглянул на меня с видом провинившегося ребенка, точно так же он смотрел на меня, когда признался в подмене камней. – Не хотелось впутываться, влезать во все это... Я думал, что он уже мертв.

В его словах мне послышалась какая-то ложь. Нет, он не лгал, что это случилось на его глазах: описание полученных Гревилом увечий было предельно точным.

– Вы просто... уехали? – грустно спросил я.

– Нет, конечно. Ни в коем случае. Полиция оцепила всю улицу и бесконечно долго брала показания, упоминая при этом об уголовной ответственности и о страховке. Но я не мог помочь им. Я не видел, почему рухнули строительные леса. Мне было дурно от вида крови. Сидя в машине, я ждал, пока нас выпустят. Грева уже увезли на «скорой помощи»... и железный прут все еще торчал из его живота...

От воспоминаний он почувствовал приступ тошноты.

– Вы же знали, что он еще жив, – заметил я. Он вздрогнул.

– Как? Откуда я мог знать?

– Они не закрыли его лицо.

– Он был уже при смерти. Это было очевидно. Ему пробило голову... и текла кровь...

«У покойников кровь не течет», – подумал я, но не сказал этого. Чувствовалось, что Просперо Дженкса вот-вот вырвет. «Интересно, как часто с ним это бывало за последние одиннадцать дней?» – мелькнуло у меня в голове.

– О чем вы говорили в гостинице «Оруэл»? – вместо этого спросил я.

– Сами знаете, – ответил он, украдкой взглянув на меня.

– Он обвинил вас в подмене камней.

– Да. – Он сглотнул. – Я попросил прощения. Сказал, что раскаиваюсь. И это было действительно так. Гревил понял это. Он спросил, почему я так сделал, зная, что все неизбежно вскроется. Но я не мог объяснить, я не думал, что он догадается. Я уже говорил вам.

– Ну и что же он вам ответил?

– Он укоризненно покачал головой, словно я был провинившимся ребенком. Гревил скорее был печален, нежели сердит. Я сказал ему, что, конечно, верну бриллианты, и просил простить меня.

– Что он и сделал?

– Да, как я вам уже говорил. Я спросил, сможем ли мы продолжать наше сотрудничество. Никто не мог сравниться с Гревилом в его способности выбирать замечательные камни, а он всегда восторгался моей работой. Это было выгодно для нас обоих. И я хотел, чтобы все стало как прежде.

«В жизни ничто не становится прежним, – подумал я. – Ничто не остается неизменным».

– Гревил согласился? – спросил я.

– Да. Он сказал, что бриллианты у него, но ему еще нужно кое-что сделать, но что именно, не уточнил. Гревил собирался прийти сюда в магазин в начале недели, и я должен был вернуть ему пять камней и расплатиться за слезки и звездочки. Он хотел, чтобы я заплатил за них наличными, и дал мне пару дней, чтобы я нашел деньги.

– Обычно он не брал с вас наличными? За шпинель и горный хрусталь вы прислали чек.

– М... да. – Он вновь бросил на меня виноватый взгляд. – Он сказал, что в будущем мы будем расплачиваться только наличными, поскольку уже не мог мне доверять. Но вы об этом не знали.

Конечно, Гревил не доверял ему, и он якобы сказал о том, что бриллианты с ним, в то время как они на самом деле плыли на пароме через Северное море. Интересно, действительно ли он так сказал? Не исключено, что Просперо Дженкс ослышался или не понял его, но он был твердо уверен в том, что бриллианты были у Гревила.

– Если я сейчас отдам вам эти бриллианты, мы покончим с этим? – спросил он. – Я имею в виду, раз уж Грев простил меня, вы не будете вопреки этому поднимать шум? Обращаться в полицию... Вы знаете, что Грев не хотел бы этого.

Я не отвечал. Гревилу пришлось бы бросить на чашу весов предательство старой дружбы и свою приверженность закону, и, я думаю, он не стал бы отдавать Просперо под суд, по крайней мере за первый проступок, в котором тот признался и раскаялся.

В ответ на мое молчание Просперо Дженкс, с надеждой посмотрев на меня, встал со своей табуретки и подошел к рядам маленьких ящичков. Выдвинув один из них, он достал оттуда несколько откровенно невзрачных на вид пакетиков и, запустив в них руку, пошарил там. Он извлек оттуда нечто, завернутое в белую марлю и заклеенное клейкой лентой, и протянул мне.

– Пять бриллиантов, – сказал он. – Ваших. Я взял этот узелок, больше походивший на тряпочный мешочек с пряностями, и взвесил его на ладони. Разумеется, я не смог бы почувствовать разницу между кубическими цирконами и бриллиантами, и отразившееся на моем лице сомнение не осталось им не замеченным.

– Оцените их, – предложил он с неоправданной обидой в голосе.

На что я ответил, что мы их взвесим прямо здесь, он запишет их вес и распишется.

– Грев не...

– И был не прав. Ему следовало бы это сделать. Но он доверял вам. А я нет.

– Бросьте, Дерек, – притворно-шутливо произнес он.

Однако я не был Гревилом.

– Нет уж. Взвесьте, – настаивал я.

Вздохнув и демонстративно пожав плечами, он раскрыл маленький узелок, который я вернул ему, и взвесил его содержимое на крохотных ювелирных весах.

Тут я, по сути дела, впервые увидел то, что искал, и это, мягко говоря, не произвело на меня большого впечатления. Пять невзрачных сероватых стекляшек размером с крупные уродливые горошины, без малейшего намека на скрывавшийся в них блеск. Внимательно проследив за взвешиванием, я сам взял их с весов, завернул в предложенный мне Просперо свежий квадратик марли и заклеил клейкой лентой.

– Удовлетворены? – спросил он с оттенком сарказма, наблюдая, как я прятал «узелок с пряностями» в карман брюк.

– Нет. Не совсем.

– Они не фальшивые! – воскликнул он и, написав их общий вес, протянул мне клочок бумаги. – Я бы не стал повторять свою ошибку. – Он внимательно посмотрел на меня. – С вами труднее, чем с Гревом.

– На то есть причины.

– Какие же?

– Несколько попыток ограбления и несколько нападений.

У него открылся рот.

– Кто еще, кроме вас?

– Но я никогда... Я не... – Он хотел, чтобы я ему поверил. Для пущей убедительности он даже подался вперед. – Я не знаю, о чем вы говорите.

– Гревил прятал все письма и счета, имевшие отношение к бриллиантам, потому что не доверял кому-то из своего офиса, – со вздохом сказал я. – Он догадывался, что этот кто-то по возможности доносит вам то, что ему удается подслушать, что кто-то шпионит для вас.

– Ерунда. – Однако у него, похоже, пересохло во рту.

Я вытащил из кармана мини-магнитофончик и положил к нему на верстак.

– Он реагирует на голос, – пояснил я. – Однажды Гревил, уходя на обед, оставил его включенным, и вот какую запись он услышал по возвращении.

Я нажал на кнопку, и мы услышали знакомый нам обоим голос:

«Я сейчас в его кабинете и не могу их найти. Он все прячет, ты же знаешь, он помешан на безопасности. Я не могу спросить. Он ни за что не скажет. Мне кажется, он мне не доверяет. Эта дура Аннет и не чихнет без его разрешения...»

Голос Джейсона, его нахальный дерзкий тон, так сочетавшийся с рыжей шевелюрой, наконец смолк. Облизав губы, Просперо Дженкс предусмотрительно убедился в том, что магнитофон был выключен и больше не записывал.

– Джейсон говорил не со мной, – неуверенно начал он. – Он разговаривал с кем-то еще.

– Джейсон обычно работал посыльным между вами и Гревилом, – сказал я. – На прошлой неделе я сам посылал его сюда. И вам не стоило больших усилий соблазнить его приносить вместе с товаром и кое-какую информацию. Однако Гревил узнал об этом. Это укрепило его подозрения в предательстве. Итак, что он сказал в отношении Джейсона, когда вы беседовали в «Оруэле» в Ипсуиче?

В его жесте угадывалась едва сдерживаемая злость.

– Не знаю, откуда вам все это известно, – пробормотал он.

У меня ушло на это девять дней, я строил множество вероятных и маловероятных догадок, но теперь что-то вырисовывалось, подобно тропинке, ведущей по крайней мере через часть лабиринта, и я не представлял, как еще можно объяснить имевшиеся факты.

– Так что же он сказал по поводу Джейсона? – повторил я.

Просперо Дженкс сдался.

– Он сказал, что тому придется уйти из «Саксони Фрэнклин». Это было одним из его условий нашего дальнейшего партнерства. Я должен был сообщить Джейсону, чтобы тот не появлялся в понедельник на работе.

– Однако вы этого не сделали, – заметил я.

– М-м... нет.

– Потому что, когда Гревил умер, вы решили украсть не только те пять камней, но и все остальные.

Мне даже показалось, что в его голубых глазах мелькнула улыбка.

– Ну посудите сами – такая возможность, а? – рассуждал он. – Грев бы не узнал. Страховка была бы выплачена. Никто не в накладе.

«Кроме страховой компании», – добавил я про себя и ответил:

– Бриллианты не были застрахованы. Не застрахованы они и сейчас. И обворовали бы вы именно Гревила.

Я почти сразил его, но не наповал.

– Ведь Гревил говорил вам об этом, разве нет? – спросил я.

Он вновь стал похож на провинившегося ребенка.

– М-м... да, говорил.

– В «Оруэле»?

– Да.

– Просс, – продолжил я, – не пора ли вам повзрослеть?

– Да вы сами не понимаете, что это значит. Повзрослеть – значит стать хозяином положения.

– Красть и не попадаться?

– Разумеется. Все так делают. Каждый наживается на чем может.

– Но вы же обладаете таким талантом, – произнес я.

– Конечно. Но я создаю это ради денег. Я делаю то, что людям нравится. Так или иначе я ем их хлеб, чем бы они мне ни платили. Разумеется, я испытываю радость, когда удается создать что-нибудь выдающееся, но я не стал бы приносить себя в жертву ради искусства. Камни оживают в моих руках. Я дарю им жизнь. Золото для меня, как кисть для художника. Все это само собой. И я смеюсь над людьми. Они так легковерны. В тот день, когда я понял, что все клиенты простофили, я и повзрослел.

– Не сомневаюсь, что вы никогда не говорили этого Гревилу, – заметил я.

– Я вас умоляю. Грев был как святой. Единственный исключительно порядочный человек, которого мне доводилось встречать. Я не хотел его обманывать и страшно сожалею об этом.

Я слышал, что его голос звучал искренне и верил ему, но никак не мог поверить в глубину его раскаяния, оно ни в коей мере не затрагивало его сущность и не меняло ее.

– Возле больницы святой Екатерины Джейсон напал на меня и украл пакет с вещами Гревила, – констатировал я.

– Нет, – тут же машинально парировал Дженкс, но в его глазах мелькнул страх.

– Тогда я решил, что это обычное уличное ограбление. Грабитель оказался ловок и силен. Мой приятель сказал, что он был в джинсах и вязаной шапочке, но никто из нас не видел его лица. Я не потрудился заявить об этом в полицию, так как ничего ценного в том пакете не было.

– Как же вы можете утверждать, что это был Джейсон?

Я не ответил на его вопрос прямо.

– Когда я пришел на фирму к Гревилу, чтобы сообщить о его смерти, – начал я, – я узнал, что в его офисе кто-то рылся. Вам известно об этом. На следующий день я узнал, что Гревил купил бриллианты. Я стал их искать, однако из офиса пропали и записная книжка с адресами, и еженедельник. У меня не было ни бумаг, ни документов, имевших отношение к этим бриллиантам. Я физически не мог их найти. Три дня я проискал их в сейфе вместе с Аннет и Джун, ее помощницей, убеждавшими меня в том, что в офисе не было никаких бриллиантов. Гревил уделял чрезвычайное внимание мерам безопасности. Вы сами рассказали мне, что бриллианты предназначались для вас, о чем я не знал, пока не пришел сюда. В компании всем было известно о моих поисках, и, должно быть, тогда-то Джейсон сообщил вам, что я ищу бриллианты, из чего вы сделали вывод, что я не знал, где камни.

Он наблюдал за мной, слегка приоткрыв рот, уже ничего не отрицая, лишь откровенно поражаясь тому, как логично все объяснялось.

– Сотрудники компании узнали о том, что я жокей, – продолжал я, – и Джейсон стал вести себя по отношению ко мне, на мой взгляд, довольно нахально, однако теперь я понимаю, что его наглость объясняется тем, что ему дважды удалось одержать надо мной верх, уложив меня на землю. Он не мог хвастливо трепаться об этом, но всем своим видом показывал уверенность в своем превосходстве. Я попросил сотрудников компании не говорить клиентам, что я не специалист по драгоценным камням, а жокей, чтобы не отпугивать их, но, думаю, Джейсон наверняка сообщил об этом вам.

– Почему вы так считаете? – Просс не сказал, что этого не было.

– Вы не могли пробраться в дом Гревила, чтобы обыскать его, потому что он как крепость. Разбивать окна было бы бессмысленным из-за внутренних решеток, к тому же подведенная к ним сигнализация напрямую соединена с полицией. Проникнуть в дом можно только через дверь, а ключи были у меня. Вы стали думать, как заманить меня туда, и подстроили это через моего тренера. Это, кстати, говорит и о том, что вы знали, что я жокей. Кроме сотрудников компании, никто этого не знал, и что я ищу бриллианты – тоже, так как я намеренно не рассказывал об этом никому. Вы сказали, что сообщите мне какую-то информацию о бриллиантах, позвонив домой к Гревилу, и я послушно поплелся туда, что было глупо.

– Но я не ходил к Гревилу домой... – возразил было он.

– Нет, не вы – Джейсон. Ловкий, сильный, в мотоциклетном шлеме, скрывавшем его рыжую шевелюру, он опять, как и раньше, уложил меня. Я видел, как он, уже убегая, перемахнул через калитку. Это не могли быть вы. Он перевернул весь дом вверх дном, но, как считает полиция, не нашел того, что искал, и я уверен, что это так.

– Почему же? – поинтересовался он и затем сказал:

– То есть...

– Вы хотели, чтобы Джейсон убил меня? – спросил я в лоб.

– Нет! Конечно, нет! – Похоже, ему действительно стало страшно от этой мысли.

– А он мог бы, – сказал я.

– Я не убийца!

Насколько я мог судить, на сей раз его возмущение выплеснулось наружу полностью, без остатка, его теперешняя реакция ни в какое сравнение не шла с той, когда я обвинил его в воровстве.

– Что вы делали два дня назад, в воскресенье после полудня? – спросил я.

– Что? – Вопрос скорее озадачил его, чем встревожил.

– В воскресенье днем, – повторил я.

– Что в воскресенье днем? О чем вы говорите?

Я нахмурился.

– Ладно, оставим. Вернемся к субботнему вечеру, когда Джейсон огрел меня по голове половинкой кирпича.

– Но он сказал... – начал было он и тут же осекся.

– Продолжайте, продолжайте, – спокойно сказал я. – Мы оба с вами знаем, что все было так, как я говорю.

– Да, но... что вы теперь собираетесь делать?

– Еще не знаю.

– Я буду все отрицать.

– Что вам говорил Джейсон по поводу кирпича? У него вырвался безнадежный вздох.

– Он говорил, что знает, как отключить человека на полчаса. Он видел, как это делается во время беспорядков на улице, и сам этим занимался. По его словам, все зависит от того, как и куда ударить.

– Это невозможно вычислить, – возразил я.

– Но он так утверждал.

«И не слишком ошибался, – добавил я про себя. – Я не уложился в его расчеты минут на десять, не больше».

– Он говорил, что потом с вами ничего страшного не будет, – сказал Просс.

– Он не мог знать это наверняка.

– Однако он оказался прав, не так ли? В его голосе словно мелькнуло сожаление из-за того, что я не получил травмы головы и сейчас мог сидеть здесь и беседовать с ним. «Как жестоко и безответственно, – думал я. – Можно ли простить такое? Гревил простил предательство; но что хуже?»

– Джейсон знал, какое окно в офисе нужно разбить, – сказал я, – и спустился с крыши. Полиция обнаружила там следы. – Я сделал паузу. – Он проделал это один или вы были с ним?

– Вы ждете, что я вам расскажу?! – удивленно воскликнул он.

– Разумеется. А почему бы нет? Вы же знаете, что такое «согласованное признание вины», и только что пошли на это, рассказав о пяти украденных бриллиантах.

Подавленно посмотрев на меня. Просс задумался в поисках здравого смысла, которого, если разобраться, у него было не так уж и много.

– Мы вместе, – в конце концов признался он без тени стыда.

– Когда?

– В то воскресенье. Ближе к вечеру. После того как он привез из Ипсуича вещи Грева, и все оказалось пустой тратой времени.

– Вы узнали, в какую больницу отвезли Гревила, – продолжал я, – и послали Джейсона украсть его вещи, потому что решили, что среди них могут оказаться бриллианты, так как Гревил сказал, что они у него, верно?

Приняв несчастный вид, он кивнул.

– В ту субботу Джейсон позвонил мне из больницы и сообщил о том, что Грев еще не умер, но объявился его брат, какой-то старикашка на костылях, что, впрочем, и хорошо, потому что добыча будет легкой... как на самом деле и оказалось.

– Да.

– Старикашка, – повторил он, взглянув на меня с легкой ухмылкой, и я вспомнил, как он удивился, когда впервые увидел меня в этой комнате.

«Джейсон, – предположил я, – видел меня только со спины и на расстоянии». Я, разумеется, даже не заметил, чтобы за мной кто-то крался: в тот момент я, наверное, не обратил бы внимания и на выстроившуюся по команде «смирно» половину команды корабля. Быть возле умирающего, видеть смерть – на этом фоне повседневная жизнь начинала казаться какой-то нереальной, несущественной, и это чувство не оставляло меня на протяжении еще долгих часов после нападения Джейсона."

– Ладно, – сказал я. – Итак, Джейсон вернулся с пустыми руками. Что дальше? Он пожал плечами.

– Я решил, что, видимо, не правильно понял Грева, тот не имел в виду, что бриллианты у него с собой. – Он нахмурился. – Однако мне казалось, что именно так он и сказал.

– Гревил направлялся в Харидж, – пояснил я, – чтобы встретиться с ювелиром из Антверпена, который плыл на пароме и вез с собой бриллианты. Двенадцать слезок и восемь звездочек.

– А, так... – Его лицо, на мгновение просветлев, тут же вновь помрачнело. – Я подумал, что стоило поискать у него в конторе, хоть Джейсон и уверял, что он никогда не хранил там ничего ценного. Но ради бриллиантов... такого количества бриллиантов... стоило рискнуть. Джейсона долго убеждать не понадобилось. Это отчаянный тип...

Я на секунду усомнился в соответствии подобного определения этого субъекта с точки зрения копрологии.

– Итак, вы поднялись на крышу в служебном лифте, – продолжил я, – и, свесив оттуда что-то типа маятника, разбили окно в помещении упаковки.

Он потряс головой.

– Джейсон принес кошки и веревочную лестницу, по которой добрался до окна, и разбил стекло бейсбольной битой. Когда он уже был внутри, я сбросил во двор крюки с лестницей, спустился в лифте на восьмой этаж и вошел через открытый Джейсоном служебный вход. Но мы не смогли попасть на склад из-за этих проклятых электронных замков, установленных Гревилом, по тем же причинам не проникли мы и в салон. И в сейф... Я пытался сломать дверь битой, но Джейсон сказал, что ее толщина шесть дюймов. – Он пожал плечами. – Так что нам пришлось перерыть бумаги... но ничего не удалось найти о бриллиантах. Джейсон разозлился... мы устроили там настоящий погром.

– Гм...

– И все это оказалось пустой тратой времени. Джейсон говорил, что нам нужно было разыскать какую-то штуку под названием «Чародей», но ее мы тоже не смогли найти. В конце концов мы ушли ни с чем. Я оставил эту затею. Грев был слишком осторожен. Я смирился с мыслью о том, что смогу получить бриллианты, только расплатившись за них. Затем Джейсон сообщил мне, что вы повсюду их ищете, и я вновь загорелся желанием. Вы не можете осуждать меня за это.

Я мог и осуждал, но мне не хотелось прерывать поток его излияний.

– И тогда, – продолжал он, – как вы сами догадались, я заманил вас в палисадник Грева, где Джейсону пришлось дожидаться вас довольно долго, и он был вне себя от злости. Попав в дом, он дал ей волю.

– Да, там он тоже устроил погром.

– Затем вы пришли в себя, включили сигнализацию, и Джейсон признался, что тогда он занервничал и не стал ждать, пока приедет полиция и наденет ему наручники. Так что Грев и здесь нас обставил... но и вас-то он тоже оставил ни с чем. – Он хитро посмотрел на меня:

– Вы ведь тоже не нашли бриллиантов?

Не ответив на его вопрос, я спросил:

– Когда Джейсон залез в машину Гревила?

– Когда он наконец обнаружил ее неподалеку от дома Гревила. Я искал ее возле гостиницы и по всему Ипсуичу, но, когда ехал туда. Грев, видимо, брал машину напрокат, потому что его собственная машина не заводилась.

– Когда вы об этом узнали?

– В субботу. Если бы бриллианты оказались в ней, нам бы не пришлось обыскивать дом.

– Он бы не стал оставлять на улице целое состояние, – заметил я.

Соглашаясь, Просс покачал головой.

– Полагаю, что вы там уже поискали.

– Да. – Я задумчиво посмотрел на него. – А почему Ипсуич?

– Что?

– Почему именно гостиница «Оруэл» в Ипсуиче? Почему он хотел, чтобы вы приехали туда?

– Понятия не имею, – безучастно ответил он. – Грев не объяснял. Он часто выбирал для наших встреч странные места. Как правило, это было связано с тем, что он натыкался на какую-нибудь фамильную ценность и хотел выяснить, пригодятся мне камни из этой вещицы или нет. Раз это была старая уродливая диадема с желтым невыразительным алмазом в центре, совершенно запущенного вида. Я сделал камню новую огранку и вставил его в хохолок птички из горного хрусталя, которую поместил в золотую клетку... сейчас она во Флориде, блестит на солнце.

Я содрогнулся от сожаления, что такой безудержный полет фантазии мог сочетаться со столь нечистоплотной алчностью и вероломством.

– В Ипсуиче он тоже нашел для вас какой-нибудь камень? – спросил я.

– Нет. Он просил меня приехать туда, потому что не хотел, чтобы нашему разговору помешали. Он сказал, что нам лучше встретиться в каком-нибудь тихом местечке. Я полагаю, это связано с тем, что он собирался в Харидж.

Я кивнул, поскольку тоже так считал, хотя это было и не совсем по дороге, которая ушла несколько южнее через Колчестер. Однако Гревил выбрал именно Ипсуич на свою беду.

Вспоминая все, о чем рассказал мне Просс, я чуть не вздрогнул от страшной, еще не подтвержденной догадки.

– После того как рухнули строительные леса, – медленно произнес я, – когда вы перебежали через дорогу и увидели, что Гревил смертельно ранен... когда он лежал там с вонзившимся в него металлическим прутом, истекая кровью... Вы украли у него бумажник?

Моложавое лицо Пресса все как-то сморщилось, словно он собирался заплакать; он закрыл его руками. Я не верил ни в его слезы, ни в его раскаяние. Я не мог его больше выносить. Я поднялся, чтобы уйти.

– Вы подумали, что бриллианты могут оказаться у него в бумажнике, – с горечью сказал я. – И даже тогда, когда он умирал, вы были готовы ограбить его.

Он не отвечал, не пытался отрицать это.

Меня внезапно охватило такое негодование, что захотелось ударить этого человека, наказать его с такой жестокостью, которой я в себе и не подозревал. И я стоял, ясно отдавая себе отчет и дрожа от этих с трудом сдерживаемых эмоций, не в силах произнести больше ни слова.

Собираясь уйти, я в забытьи ступил на левую ногу, и возникшая боль показалась мне чем-то неуместным, однако, сделав три шага, я все же оперся на костыли, чтобы обогнуть перегородку, выйти в магазин и затем уже оказаться на тротуаре. Мне хотелось кричать об ужасной несправедливости смерти Гревила, о жестокости этого мира и взывать к гневу богов.