Текст книги "Черная месса"

7. Предательство

Ответственность за брешь в системе безопасности в результате потенциально разрушительного для Бюро прослушивания полицией штата Балджера и Флемми полностью легла на плечи ФБР, в частности на одного агента. «На Коннолли», – признавал впоследствии Флемми. Но тот был не единственным агентом, который присматривал за Уайти Балджером, подобно спасателю, наблюдающему за водами, которые кишат акулами. Моррис, как утверждал Флемми, также подбрасывал им информацию. По словам Стива, начальник Коннолли вскоре сообщил Балджеру, что еще какой-то агент обращался к нему за информацией о них с Флемми. Моррис объяснил этот запрос как подготовительную работу по плану другой группы касательно запуска электронного наблюдения.

Фактически же Флемми получил наводку о готовящейся прослушке еще до того, как узнал о ней от Коннолли и Морриса. В этом ему помог один из букмекеров, с которым и он, и Балджер вели дела. В свою очередь, тот признался, что получил эту информацию от некоего полицейского инспектора. Но тогда Флемми не обратил внимания на это предупреждение: преступный мир полнится разными слухами. Совсем другое дело – солидное подтверждение слов букмекера, произнесенное самим Коннолли. «Его работой было защищать нас», – так говорил Флемми о помощи Коннолли.

Годы спустя Коннолли признал, что действительно предупредил Балджера и Флемми, но его версия включала известную долю самооправдания: он утверждал, что О’Салливан попросил сделать это. Флемми уже в ходе судебного процесса, под присягой, перешел на сторону Коннолли: «Джеремайя О’Салливан сообщил Джону Коннолли… что нам установили прослушку на Ланкастер-стрит, и велел ему передать нам эту информацию».

Сторона О’Салливана отвергла версию как совершенно необоснованную: это утверждение никак не вязалось со страстью, с которой прокурор отправлял бандитов за решетку и его неиссякаемым энтузиазмом в отношении операции, проводимой полицией штата – этот энтузиазм он демонстрировал всякий раз во время встреч с полицейскими инспекторами. Признание Флемми расценили как попытку поддержать агента, который защищал его много лет. Более вероятный сценарий, по утверждению полиции, заключался в следующем: О’Салливан мог поставить Коннолли в известность просто из профессиональной солидарности – помня о том, что Коннолли был фактически куратором Балджера и Флемми от ФБР, а Джон потом предал его доверие. Давние подозрения полицейских о «двойной игре» ФБР подтвердились, когда один из инспекторов, осуществлявших наблюдение, засек Балджера, который сидел вместе с Коннолли в машине в Южном Бостоне. Впрочем, если опустить детали, Моррис и Коннолли предупредили Балджера и Флемми – и эта утечка из ФБР в очередной раз помешала полиции привлечь к ответственности ирландскую банду из Бостона.

Однако на мрачном фоне подозрений в адрес Морриса и Коннолли было одно светлое пятно. О’Донован нашел благодарного слушателя в лице одного из федералов, который имел большое значение во всей этой истории. Новый руководитель бостонского отделения ФБР, специальный агент Лоуренс Сархатт, не принял самооправдательных объяснений Морриса. Они не звучали правдоподобно, и чем больше Сархатт думал об этом, тем чаще задавался тревожными вопросами. Ему хотелось понять, не принесет ли сам Балджер больше проблем, чем он того стоил. Не слишком ли этот бандит из Южного Бостона сблизился с кураторами ФБР? Помимо щекотливой темы с утечкой информации, Сархатт начал расспрашивать Морриса и Коннолли про ценность Балджера как информатора. Эта новая линия служебного расследования подвергала существенной опасности сделку, заключенную Коннолли и Балджером пять лет назад.

Моррис переживал не лучшие времена: на работе появлялись все новые проблемы, а дома разваливался брак. Его дурацкая болтовня на вечеринке и телефонный звонок О’Доновану почти полностью все разрушили. Да еще и работа отнимала все время и силы. Моррис координировал действия агентов, добиваясь разрешения суда на прослушку резиденции Дженнаро Анджуло в доме 98 по Принс-стрит, и его многочисленным сотрудникам приходилось работать сутки напролет. И в этот самый момент на горизонте появился Сархатт, который посмел поставить под сомнение основной источник информации отдела по борьбе с организованной преступностью – Уайти и Стиви. В довершение ко всему Моррис чувствовал, что теряет контроль над своенравным «джокером» этого отдела – хитроумным и обладающим множеством полезных связей Джоном Коннолли.

Коннолли был зол на Морриса за его идиотскую выходку на той летней вечеринке, и Моррис попытался хоть как-то загладить свою вину перед ним. Во время расследования об утечке информации он умолчал в своем отчете, что Коннолли тоже знал о «жучке», причем задолго до того, как Моррис так некстати раскрыл свой рот в той злополучной беседе. Отчет Морриса избавил Коннолли от попадания во внутренний список агентов ФБР, подозреваемых в утечке информации. Но Коннолли, с его напыщенностью и пылким нравом, все сильнее подавлял своего босса-интроверта. «Мне следовало сказать ему нет, – признавал позже Моррис. – Но мне не хотелось опять его провоцировать». И разгребая кризис, устроенный собственными руками, Моррис все больше опасался связей Коннолли, среди политиков (с мстительным Билли Балджером) и среди его «земляков» из Южного Бостона (с опасным Уайти Балджером).

В конце 1980 года, когда внутреннее расследование ФБР перешло от рассмотрения возможной утечки к более опасной проверке самого Балджера, Моррис пошел на поводу у Коннолли, стараясь трансформировать риск, с которым они оба столкнулись, в нечто напоминающее старое южнобостонское противостояние «свои против чужих». Чтобы развеять подозрения Сархатта, Коннолли и Моррису требовалось доказать, что Балджер и Флемми были бесценными активами, которые полиция штата пыталась уничтожить исключительно из зависти. «Да вы только посмотрите на потенциал Балджера, – призывали они свое руководство. – Все это в полной мере компенсирует ущерб от его темных делишек». Агентам нужно было заставить Сархатта поверить в это во что бы то ни стало.

Будучи новым человеком в городе, Сархатт быстро понял, что шумный и суетливый Бостон совсем не похож на последнее место его службы, сонный Ноксвилл, штат Теннесси. За двадцать лет работы в Бюро он еще никогда не сталкивался с такой запутанной историей предательства. Тем не менее Сархатт был настроен докопаться до истины. Чуть ли не единственный во всем ФБР, он считал О’Донована из полиции штата честным парнем, которого подставили. В попытке выяснить, как на самом деле обстоят дела, Сархатт продолжал требовать более осмысленных ответов от Морриса, каждый раз получая в ответ далекие от реальности отписки. После нескольких недель внутренних расследований и корявых отчетов Сархатт начал все яснее намекать на возможное «закрытие» статуса Балджера. Если полиция штата знала о связях Балджера с ФБР, беспокоился он, тогда об этом известно и всем участникам встречи в отеле «Рамада инн». А уж если все ответственные лица штата в курсе то, без сомнений, сверхсекретная информация просочилась и в преступный мир города. Сархатт был встревожен: где гарантия, что по Бостону не ползут слухи о работе Балджера на Бюро и они не приведут к его убийству? Ведь вина ляжет на Бюро. Кроме того, Сархатт задавался вопросом, так ли уж ценны сведения, получаемые от Балджера. В конце концов он принялся вынашивать крамольную мысль: вывести Балджера из числа информаторов.

Но у Морриса и Коннолли был заготовлен ответ: нужно включить Балджера и Флемми в самое крупное дело в истории бостонского отделения ФБР – прослушку резиденции Анджуло. План был прекрасный, и Джон Моррис находился в невероятно выигрышной позиции – этакий регулировщик, указывающий игрокам с обеих сторон, что делать, чтобы удовлетворить собственные амбиции и не создать при этом проблем для отдела по борьбе с организованной преступностью.

Добиться разрешения суда на установку прослушки означало перепрыгнуть через ряд юридических ограничений, связанных с необходимостью предоставления суду подробной информации о конкретном помещении, на которое нацеливалось ФБР, вознамерившись покусившись на неприкосновенность частной жизни. Бюро, тесно взаимодействуя с командой прокуроров из офиса Джеремайи О’Салливана, должно было доказать в суде, что у него «достаточно оснований» для нарушения охраняемого конституцией права, которое, безусловно, распространялось и на мафиози. Другими словами, федералам требовалось доказать, что братья Анджуло использовали свой офис как базу, где они планировали свои преступления.

Чтобы получить инсайдерскую информацию о том, что за массовыми вымогательствами на Принс-стрит, 98 стоит Дженнаро Анджуло. Моррис взаимодействовал с информаторами, которые часто там бывали: примерно шесть человек. Все эти люди – игроки и букмекеры, регулярно посещавшие Принс-стрит, чтобы вести дела с Анджуло, – приносили ФБР массу исчерпывающих и довольно впечатляющих сведений. Некоторые из них «стучали» Коннолли, но один – лучший из лучших – докладывал непосредственно Моррису. Этот информатор являлся весьма уважаемым букмекером из Челси, что к северу от Бостона, и Анджуло во многом зависел от его финансовой хватки.

В свою очередь, Уайти практически никогда не бывал на Принс-стрит. Мафия не особенно доверяла дерзкому Балджеру. Будучи ирландцем, он не спешил делиться доходом, который имел в Южном Бостоне. Что же касается Флемми, то он как раз был настоящим любимчиком мафиозных воротил. Он, во-первых, был итальянцем, а во-вторых, имел многолетний опыт безжалостного выколачивания долгов в пользу хозяев Норт-Энда. Но даже Флемми бывал в офисе Анджуло всего четыре или пять раз.

К осени 1980 года один из прокуроров, назначенный на работу с ФБР, уже практически полностью подготовил ходатайство о выдаче ордера на электронное наблюдение за этим домом. К ходатайству приобщили подробные отчеты Морриса, составленные на основании сведений, полученных как от агентов, так и от их информаторов. Ни о Балджере, ни о Флемми там не было ни слова.

Моррис и Коннолли должны были найти способ использовать Принс-стрит в свою пользу. Ходатайство, хотя и находилось в финальной стадии подготовки, все еще не было закончено. Оставалось еще немного времени, и в течение нескольких сумасшедших дней до направления документа в суд Моррис и Коннолли напряженно работали. План состоял в том, чтобы как-то включить Балджера и Флемми в число информаторов, предоставивших сведения о доме 98 по Принс-стрит.

Начали с того, что Моррис «подчистил» некоторые документы. Со времени дела о махинациях на скачках Флемми находился в статусе «закрытого» информатора (Моррис «переоткрыл» Балджера в 1979-м, но вот Флемми был «в отставке»). Стиви не знал, что он «закрыт», и продолжал встречаться с Коннолли; однако, чтобы он мог предоставлять информацию по Принс-стрит, его нужно было официально «активировать». Моррис устроил «переоткрытие», отправив соответствующее сообщение по телетайпу в штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне. Новым кодовым именем Флемми стало «Сегун» – так в Древней Японии называли правящих военных начальников, формально находившихся в подчинении у императора.

Далее, 10 октября, состоялась встреча Морриса с Сархаттом. Главный агент ФБР в Бостоне прямо заявил, что подумывает о «закрытии» Балджера. Слова Сархатта заставили Морриса и Коннолли поторопиться. Тем же вечером они устроили в кондоминиуме Балджера в Куинси экстренное совещание, где изложили своим информаторам суть проблемы. Затем агенты рассказали, что хотят включить Балджера и Флемми в список осведомителей, предоставивших инсайдерскую информацию по дому 98 на Принс-стрит.

Чтобы развеять сомнения Сархатта по поводу особой ценности Балджера, Моррис и Коннолли придумали мастерский ход – явиться на Принс-стрит, 98. Флемми был вхож в этот дом, но теперь туда требовалось пристроить и Балджера, чтобы потом агенты могли выставить этот эпизод как главный козырь. Это было идеальное решение: спасти Балджера, чтобы потопить Анджуло. И если все удастся провернуть, Сархатт не сможет противостоять двум агентам, побоявшись отвергнуть ценных информаторов, которые помогли ФБР отыскать Священный Грааль: беспроигрышное дело против бостонской мафии.

Оставалось последнее препятствие перед воплощением этого коварного плана: опасения самих Балджера и Флемми. Преступная парочка прекрасно понимала, что «жучок» в офисе Анджуло немедленно предоставит доказательства их собственных дел с мафией: бизнеса на азартных играх и ростовщичества, а может быть, даже и давних убийств, совершенных Флемми. Позже он скажет, что они с Балджером надавили на Морриса и Коннолли, чтобы точно знать – будут ли они обвиняться в преступлениях, которые, возможно, вскроются при прослушивании разговоров в доме на Принс-стрит. По словам Стиви, агенты заверили их, что никаких проблем не возникнет и что им не стоит беспокоиться. Они уже неоднократно повторяли, что ФБР закроет глаза на все, кроме убийства.

Успокоившись, Балджер развеял сомнения агентов по поводу того, что слух о нем уже просочился наружу и ему угрожает опасность. Он заявил, что единственные преступники, способные его убрать, – как раз те, кто в жизни не поверит, что он «стучит» в ФБР: бостонская мафия. Он сказал, что его беспокоит только одно: заметное ослабление банды Уинтер-Хилл. Некоторые из ее лидеров находятся в тюрьме или в бегах, может побудить Анджуло сделать «ход конем», чтобы вернуть себе территорию и утраченный авторитет. На этом фоне правоохранители были такой незначительной проблемой, о которой даже не стоило упоминать.

* * *

Уже в ФБР Коннолли и Балджер совместными усилиями соорудили срочное заявление, причем роль Коннолли свелась до «литературного раба» при диктующем свои условия Балджере. В служебной записке говорилось, что Балджер рассматривает полицию штата как участников заговора по травле его брата Билли. Текст вышел ослабленной версией передовицы в «Саут Бостон Трибьюн», которая гневно осуждала незваных гостей с берегов канала Форт-Пойнт: очередное проявление принципа «свои против чужих».

Более того, указывалось в заявлении, Уайти хотел, чтобы стало известно, что полицейские пытались сделать Коннолли козлом отпущения за свои неудачи с мастерской на Ланкастер-стрит. Посмотрите на исполнителей, увещевали Балджер и Коннолли: это те же самые полицейские, которые работали на прокурора округа Норфолк Уильяма Делаханта. Естественно, все они были настроены отомстить Коннолли за его недавний успех в преследовании их лучшего информатора, убийцы Майлза Коннора, того самого, который закладывал других людей за собственные преступления.

Балджер и Коннолли так увлеклись, что поместили центр заговора прямо в сенат. В их заявлении утверждалось, что Делахант и его политический союзник, генеральный прокурор Фрэнсис Белотти, замышляли месть против Билли, потому что он потопил законопроект, который позволил бы Белотти использовать для своих целей 800 тысяч долларов из фондов своей избирательной кампании. Вдобавок Уайти опроверг слухи, распространяемые полицией штата, о том, что Коннолли якобы передает ему информацию через Билли.

Текст, состряпанный Коннолли под руководством Балджера, явил собой воплощение закона Южного Бостона: всегда мсти, когда чужаки тебя атакуют. Но их затея не сработала. На столе Сархатта внезапно оказался странный меморандум от высокомерного агента, всеми силами выгораживавшего своего информатора, – документ, полный спорных утверждений и бездоказательных, даже безумных выпадов против политических противников его брата. Это лишь подтвердило опасения Сархатта, а не развеяло их.

* * *

Всласть отведя душу, Балджер наконец вспомнил про насущную задачу: предоставить ФБР хоть какую-нибудь информацию о Принс-стрит, 98. Ее было немного, но это не имело значения. Требовалось хоть что-то, что можно было использовать, пусть даже пустышка в красивой обертке. Главное – видимость, а не действительность.

В конце ноября преступная парочка заявила, что Флемми договорился о визите. Они побеседовали с Дэнни Анджуло. Джерри там даже не было. Дэнни сетовал на плохой сезон футбольных ставок; вспомнили о том, что Винсент «Зверюга» Феррара, многообещающий молодой мафиозо, согласился «позаботиться» о долге в 65 тысяч долларов в блэкджек, которые Билли Сеттипане задолжал Ларри Дзаннино.

В первоначальном отчете Коннолли об этом событии ничего подобного упомянуто не было. Он даже указал Флемми, а не Балджера источником информации о миссии Феррары для Дзаннино. Но несколько месяцев спустя, когда Коннолли включил в общем-то рядовой визит на Принс-стрит в более обширный отчет, содержавший сведения о вкладе Балджера, он уже отметил, что тот предоставил очень ценную информацию, хотя и не объяснял, в чем эта ценность заключалась. Моррис и другие агенты позже говорили, что Балджер и Флемми провели настоящую разведку системы безопасности Анджуло и что Флемми даже нарисовал план офиса для агентов.

На самом же деле информаторы «высокого ранга» всего лишь рассказали ФБР о том, что там и без них знали – где были двери и окна, а также что никаких сигнализаций видно не было. Моррис позже подтвердил, что визит был полезен, но не необходим для того, чтобы получить разрешение суда на установку «жучка». Однако на тот момент этого было достаточно: Балджера и Флемми включили в список информаторов по ходатайству для суда.

Тем не менее от Морриса и Коннолли, пусть даже и усердно продвигающих дело о прослушке в доме 98 на Принс-стрит, Сархатт хотел большего: личной встречи с криминальным авторитетом Южного Бостона – ему нужно было самому убедиться, что сохранение Балджера в качестве информатора было правильным решением. Коннолли дернул за одну из своих многочисленных ниточек в городе и мгновенно получил номер в отеле «Логан» рядом с аэропортом.

Хотя встреча по требованию и была сопряжена с определенными рисками, Уайти приехал на нее один, с присущей ему суровой самоуверенностью. Будучи под защитой своих кураторов из ФБР, он был самым спокойным человеком в этом маленьком номере отеля. Усевшись напротив Сархатта на одном из дешевых стульев, он закинул руки за голову, положил ноги, обутые в ковбойские сапоги, на низкий столик – и четыре часа рассказывал о своих взаимоотношениях с Бюро и своей криминальной жизни.

Балджер провозгласил себя старомодным, полностью преданным ФБР человеком. В действительности, сказал он, все в его «семье» симпатизировали федералам, начиная с того акта доброй воли, который еще в 1956 году совершил не кто иной, как агент Пол Рико, в то время куратор Флемми, пришедший в дом Балджера в Саути, чтобы успокоить его потрясенных арестом Уайти за ограбление банка родителей. Это стало для него таким волнующим опытом, рассказывал Балджер Сархатту с самым невозмутимым видом, что у него больше не осталось неразборчивой «ненависти ко всем стражам закона». Он нахваливал своего куратора-земляка, заявив, что «добрые чувства к Коннолли упрочили его расположение к ФБР».

Балджер высказался и о полиции штата, испытывающей предубеждение по отношению к обитателям его родного района. Он заверил Сархатта, что, даже если полицейские и узнали о его «работе» информатором, он не беспокоится о своей безопасности. И повторил свой дежурный ответ: ни один бандит ни за что не поверит, что он стукач. «Это было бы слишком невероятно», – сказал он боссу ФБР, сделав упор на своем желании оставаться активным информатором. Он также довольно резко отозвался об О’Доноване, заявив, что уничижительные комментарии детектива о ФБР омрачили их встречу в конце 1970-х, но он тогда без сомнений встал на сторону Бюро, расхваливая Морриса и Коннолли за то, что они «профессионалы во всех отношениях».

Наконец, переходя к сути встречи, Балджер отверг версию о том, будто кто-то из федералов сообщил ему о прослушке. Он заявил Сархатту, что узнал о ней от полицейского инспектора. Существенно нарушая все правила поведения информатора, Балджер отказался назвать имя инспектора, сказав только, что сведения он получил как акт доброй воли, а вовсе не в результате «коррупции». Со стороны полиции штата отказ Балджера выдать «крота», затесавшегося среди правоохранителей, мог вызвать оправданное возмущение. В общем-то, от Сархатта требовалось применить стандартную процедуру: либо заткнуть «утечку», либо прикрыть распоясавшийся «источник». Иначе получалось, что Балджер сохранял своего предполагаемого «крота» в полиции, в то время как честные инспекторы, такие как Боб Лонг, Джек О’Мэлли и Рик Фрейлик, рисковали своими жизнями, преследуя выродка, который всегда был предупрежден о том, что они на подходе.

Но Сархатт пропустил все это мимо ушей и продолжил свое расследование.

* * *

Встреча в гостинице аэропорта явно обеспокоила Сархатта, и он вернулся в свой офис в центре города с серьезными сомнениями в надежности Балджера. Но он был новым человеком в городе и союзников еще не имел, а его лучшие агенты, несомненно, хотели удержать Балджера и использовать в раскручивании дела против мафии. Раздумывая о том, как поступить, Сархатт позвонил О’Салливану. «Каковы будут последствия “закрытия” Балджера?» – спросил он.

О’Салливан поспешил его напугать, заявив, что это может сильно навредить преследованию мафиозных деятелей. В своей «фирменной» резкой, самоуверенной манере О’Салливан рассказал Сархатту, что Балджер был ключом к главному делу против мафии, а именно – к прослушке на Принс-стрит. Слово «ключ» стало отныне чуть ли не кодовым, паролем для всех заинтересованных в секретной сделке ФБР с Балджером. За несколько недель изменился его статуса от «сомнительной надежности», провоцирующей трения между ведомствами, до «ключа» к будущему. Коннолли и Моррис хорошо поработали.

Конечно, беспощадный к мафии О’Салливан рассматривал все эти проблемы исключительно со своих прокурорских позиций. Он был готов поддерживать все, что хоть немного позволило бы ему приблизиться к уничтожению братьев Анджуло. И чтобы добраться до них, он остро нуждался во взаимодействии с отделом по борьбе с организованной преступностью, во главе которого стояли Моррис и Коннолли. Для амбициозного прокурора Балджер был всего лишь инструментом для достижения цели, поэтому он велел Сархатту удержать его «безотносительно к его текущим занятиям»: такая рекомендация автоматически прикрывала множество грязных делишек Уайти. Это склонило чашу весов в выборе Сархатта, который смог бы ужиться с несчастными агентами, но вряд ли удержался бы в должности, если против него выступит генеральный прокурор.

Применяя метод двойной атаки, Коннолли не мешкая отправил Сархатту длинный отчет, оправдывающий длительное сотрудничество с Балджером, с перечислением всех его заслуг за последние пять лет. Хотя недавний визит Уайти в офис Анджуло не принес новой информации, Коннолли объявил Принс-стрит главным из его достижений, которое превратило Балджера в информатора «наивысшего калибра» за всю историю ФБР.

Отчет Коннолли был самой настоящей рекламой. Он прикрывал Балджеру тыл, фактически превращая его в борца с преступностью. Коннолли присваивал ему преувеличенные и временами откровенно ложные заслуги в раскрытии убийств, спасении жизней двух агентов ФБР, а также предоставлении особо ценной инсайдерской информации о громком ограблении банка. Моррис выступил «вторым фронтом», заявив, что потеря Балджера станет серьезным ударом по всему отделу по борьбе с организованной преступностью.

Когда 2 декабря 1980 года доклад Коннолли попал на стол к Сархатту, босс уже успел изучить сложившуюся ситуацию. Пришло время принимать решение. Он уже пообщался с Балджером, посоветовался с ключевыми агентами и проконсультировался с главным прокурором города. Чтобы окончательно развеять все сомнения и в случае провала сохранить лицо, Сархатт нацарапал в самом низу красочного доклада Коннолли одно заключительное требование. Он распорядился, чтобы на досье Балджера поместили наклейку-напоминание о необходимости вернуться к повторному рассмотрению этой проблемы через три месяца. Впрочем, это было всего лишь обычной бумажной волокитой, которой будет заниматься все тот же Коннолли под руководством того же Морриса. Уайти опять добился желаемого.

Коннолли умудрился избежать конфликта с полицией штата без ущерба для карьеры, более того – удостоился благодарности с занесением в личное дело за столь важную «работу» Балджера на Принс-стрит. Такое официальное признание всегда было особым событием в Бюро. Агент, поддерживающий связь с осведомителями, которые предоставляют ценные сведения, важные для направления в суд прошения об ордере на установление прослушки, получал прибавку к зарплате.

* * *

Когда все было уже сказано и сделано, приключение на Ланкастер-стрит получило грустную развязку в духе фильма «Французский связной»[71]71
  French Connection, фильм Уильяма Фридкина, снятый в 1971 году. – Примеч. пер.


[Закрыть], где наркоторговцы ускользнули, а копов перевели на другие участки.

Полиция штата была серьезно уязвлена тем, что один из полицейских называл «кровавым мешком ни с чем». Все усилия, брошенные на выслеживание вступивших в сотрудничество с федералами лидеров организованной преступной группировки из Уинтер-Хилл и главарей мафии, пошли прахом.

Сержант Боб Лонг был переведен в отдел по борьбе с наркотиками.

В течение нескольких месяцев в Палате представителей штата вели тайную работу по смещению с должностей нескольких руководителей полиции, причастных к расследованиям дел против организованной преступности, включая О’Донована и еще четверых полицейских.

Во время одного из вечерних заседаний, которые за долгие годы пребывания Билли Балджера на посту председателя сената стали обычным явлением, была утверждена анонимная поправка к бюджету штата, которая ударила по О’Доновану предельно простым, но издевательски личным образом. Коротенькое положение, непонятно кем предложенное, потребовало от полицейских в возрасте старше пятидесяти лет – то есть от О’Донована, одного майора и трех капитанов – сделать выбор: принять сокращение жалованья и понижение в должности или же выйти в отставку. Эта поправка относилась и к главному детективу в команде окружного прокурора Делаханта, майору Джону Ригану.

Правда, через несколько дней, наполненных всеобщим возмущением и протестами руководителей силовых ведомств, заявлявших о потакании организованной преступности, губернатор вето наложил на эту поправку. Однако прецедент был создан.