Текст книги "Черная месса"

Примерно через год на одном из официальных приемов Делахант случайно встретился с генеральным прокурором Джеремайей Т. О’Салливаном.

– Не слышно ли чего-нибудь о деле Грина? – поинтересовался Делахант.

– Мы провели проверку и ничего особенного не обнаружили, – последовал ответ.

Делахант пожал плечами и произнес:

– Да, всякое бывает.

«И я тогда действительно так думал, – вспоминал позже Делахант. – Дела порой ни к чему не приводят».

Но это дело буквально грызло его изнутри, ведь каждый раз, когда Делахант о нем думал, пазл упорно не складывался: казалось бы, окружной прокурор в роли свидетеля, способного припереть овеянных недоброй славой бандитов к стенке, плюс изобличающие показания владельца ресторана. Почему же ФБР не «приняло мяч» и не выступило вместе с ним решительно против Балджера и Флемми?

Пройдет еще пять лет, прежде чем у Делаханта начнут появляться некоторые ответы. Со временем отношения между его ведомством и ФБР совсем разладятся. Трения между разными ветвями правоохранительной системы – не редкость. Такое и раньше наблюдалось и в Бостоне, и в любом другом городе. Но этот случай все же был особенным.

Сначала было сенсационное дело об убийстве. К этому делу привлекли офис Делаханта вскоре после того, как в начале 1977 года ФБР «завернуло» дело Грина. Чтобы раскрыть преступление и обнаружить тела двух юных восемнадцатилетних девушек из Куинси, Делахант и следователи заключили сделку с информатором Майлзом Коннором. Коннор был жестоким бандитом, отличавшимся незаурядным интеллектом и длинным послужным списком преступлений. Он начинал как рок-музыкант, но потом скатился до воровства произведений искусства и торговли наркотиками. В его лихом прошлом имелась и перестрелка 1966 года, в результате которой был ранен полицейский. Даже в продажном мире информаторов Коннор был источником проблем. Но он знал, где закопаны тела.

Несомненно, заключение сделки с Коннором было сомнительной затеей – не только для офиса Делаханта, но и для прочих структур. ФБР пришло в ярость, поскольку в своем стремлении получить помощь от Коннора Делахант добился его досрочного освобождения из тюрьмы. Несмотря на то что при посредничестве Коннора Делаханту удалось найти тела пропавших девушек, а затем и приговорить убийцу на процессе 1978 года, Бюро все равно не одобряло столь «неправедный» альянс между прокурором и уголовником. Ведь именно ФБР посадило Коннора за воровство произведений искусства! Агент Бюро Джон Коннолли лично взялся убеждать федерального прокурора начать расследование относительно роли Коннора в этих жестоких убийствах. В итоге свидетель был обвинен в планировании этих преступлений. Он предстал перед судом и был признан виновным, но позже приговор был обжалован. В процессе повторного рассмотрения дела Коннора оправдали.

Делахант знал, что заключение сделки с Коннором воспримут противоречиво. Ключевые сотрудники в его собственном ведомстве, на мнение которых он привык полагаться, также неоднократно говорили ему об этом. Но он и помыслить не мог о том, что ситуация превратится в открытую войну с яростным обменом мнениями в залах суда, СМИ и применением других, более изощренных способов конфронтации.

Часть этих «боевых действий» явно носила личный характер. Однажды Джон Коннолли связался с одним из основных помощников Делаханта, Джоном Кивлэном. Известно, что у молодого прокурора были сомнения относительно использования Коннора в качестве осведомителя. Коннолли договорился с ним о совместном ланче. Кивлэн согласился, думая, что агент ФБР хочет обсудить очередное дело. Но довольно скоро Коннолли стал задавать много вопросов о Делаханте и сделке, которую тот заключил с Коннором. Особенно же федеральному агенту хотелось узнать, нет ли сговора между Делахантом, полицией штата и Коннором: ведь, несмотря на то что правоохранители были уверены в том, что он виновен в убийствах, они позволили ему уйти от наказания и наслаждаться своим «звездным часом» за обнаружение тел.

«Довольно быстро я стал понимать, – скажет впоследствии Кивлэн, – что ланч был устроен для того, чтобы получить компромат на Билла».

Кивлэн был огорошен резкой атакой Коннолли. «Я сказал себе: должно быть, он думает, что все вокруг информаторы, – вспоминал Кивлэн. – По-моему, он рассчитывал, что мое несогласие с руководством позволит мне сливать ему информацию. В общем, ланч получился коротким».

Кивлэн не стал делать из странной встречи секрета – и немедленно поведал о ней Делаханту. Впоследствии, вспоминая этот разговор, он всякий раз не мог найти однозначного ответа на вопрос: к кому в большей степени относилась эта яростная схватка между прокуратурой Делаханта и Бюро Коннолли – к Коннору или же Балджеру? В любом случае, силы и время, которые Коннолли мог использовать для борьбы с преступностью, он тратил на эту беспринципную, некрасивую закулисную возню. По сути, охрана правопорядка неуклонно утрачивала приоритет в глазах молодого агента из Южного Бостона.

* * *

Делахант проиграл в болезненном противостоянии с ФБР относительно использования Майлза Коннора как информатора. Федеральные чиновники публично критиковали его за сотрудничество с осведомителем, замешанным в тех же преступлениях, о которых он предоставлял информацию. В подавляющем большинстве пресса встала на сторону ФБР; в основном помогли прочные связи Коннолли с журналистами из «Бостон Глоб» и «Бостон Геральд», а также с несколькими телерепортерами. Коннолли преуспел в таких баталиях: у него открылся талант манипулятора правдой. Словоохотливый и обаятельный, он был далек от привычного угрюмого, застегнутого на все пуговицы образа «агента Купера» с отстраненным, каменным лицом. Эта разница помогала ему расположить людей к себе. К тому же Коннолли не беседовал с репортерами как обычно, от случая к случаю, – он регулярно встречался с ними.

Но это было в самом начале, когда в полиции насчитывалось всего несколько человек, подозревющих, что ФБР прикрывает Балджера. Делахант был одним из них, но он быстро усвоил, что за конфронтацию с бостонским офисом ФБР приходится дорого платить. Это было рискованной игрой. А поскольку дело происходило в Бостоне, то еще и личной.

В 1980-м пошли слухи, будто бы у Делаханта были отношения с официанткой из Куинси и закончилась эта связь скверно: разбитой дверью в квартиру и криками, достигшими соседских ушей. Пресса прознала об этом, и один журналист с телевидения принялся донимать женщину телефонными звонками. Все это продолжалось два года, на протяжении которых ее то и дело уговаривали затащить Делаханта в суд и дать интервью на ТВ. Но каждый раз официантка повторяла: «Все это вымысел, за этими слухами нет ни капли правды. Иначе, – утверждала женщина, – Делахант не был бы сейчас окружным прокурором. Можете мне поверить».

Но пресса была не единственной стороной, заинтересовавшейся этими слухами. В конце 1982 года в ресторане в Куинси появились два агента ФБР: они разыскивали ту самую официантку. Шеф-повар сказал им, что она здесь больше не работает. Агенты сделали какие-то заметки в записных книжках, поблагодарили мужчину и ушли. Больше они в этом ресторане не появлялись.

Потом, в январе 1983-го, женщине снова позвонили. В последующей беседе с местными полицейскими она описала звонившего, своего старого знакомого, как «человека с темной стороны».

Эти двое встретились в баре в Куинси. Старый знакомый – не кто иной, как Стив Флемми, – напугал женщину знанием подробностей о слухах, связанных с Делахантом. Флемми хотел одного: окончательно убедиться в правдивости этой информации.

«Нет, все – неправда», – заявила женщина в очередной раз. И Стив тоже никогда больше не звонил.

4. Уход от удара

В бостонском офисе ФБР были уверены, что им нужны Балджер и Флемми – Пол Рико, Дэннис Кондон и Джон Коннолли, каждый по-своему, постарались, чтобы сделка сработала, даже если это означало расправу со всеми «Фрэнками Гринами» в мире. Даже если это означало жонглирование тремя служебными «горячими картофелинами» – инструкцией ФБР по проведению операций, указаниями генерального прокурора о вербовке информаторов в преступном мире и Федеральным уголовным кодексом. К счастью для всех, Рико разработал «уникальный» подход к грязному выбора информаторов, задав тон для остальных бостонских вербовщиков: правила созданы для того, чтобы их нарушать.

В Бюро считали, что игра стоила свеч, ведь главное – добраться до мафии. Офисы ФБР по всей стране испытывали давление: от них требовалось вербовать особых информаторов – мафиозных воротил высшего ранга, что позволило бы достойно вести войну с организованной преступностью. Во многом такое давление подтверждало, насколько возмутительно поздно ФБР осознало опасность подобных группировок: это был самый настоящий провал Бюро. Главной проблемой здесь стала непреклонность Эдгара Гувера. Он предпочитал улучшать статистику за счет расследования ограблений банков и охоты на коммунистов вместо того, чтобы взглянуть наконец в лицо суровой правде.

К примеру, в ноябре 1957 года лидеры мафии, собравшиеся в городке Апалачин на севере штата Нью-Йорк, стали героями газетных передовиц, как только сержант полиции проговорился журналистам о том, что вход на это мероприятие – только по приглашениям. Вооруженные полицейские устроили засаду на шоссе, и представителям мафии, прибывшим со всей страны, пришлось спасаться бегством. Одни бросали свои машины и скрывались в лесу, другие прятались в особняке организатора сходки, оптового торговца пивом Джозефа Барбары. Более шестидесяти мафиозных воротил удалось задержать и установить их личность – у многих с собой были крупные суммы наличными. В список вошли персонажи из мафиозного «Зала славы»: Джозеф Бонанно, Джозеф Профачи и Вито Дженовезе. ФБР тогда и пальцем не пошевелило.

Два года спустя, 8 декабря 1959 года, еще более крупная встреча бандитов высшего эшелона состоялась неподалеку от Бостона, в Вустере, штат Массачусетс. По приблизительной оценке, в город съехались 150 именитых мафиози, которые заселились в центральный отель. По приезде они устроили ночное собрание – и скрылись на рассвете, до того как стала возможна хоть какая-то их идентификация. Пресса и многие эксперты в области криминального мира сочли подобные встречи доказательством того, что существует криминальное объединение государственного масштаба – этакое «невидимое правительство», которое собирается, чтобы согласовать план действий и разрешить споры. Но Гувер высмеял эти предположения, назвав их преувеличением и журналистской погоней за сенсацией.

Только после того как в 1960 году Роберт Кеннеди[43]43
  Американский политический деятель. Кандидат в президенты США (1968). С 1965 по 1968 год – сенатор от штата Нью-Йорк, с 1961 по 1964 год – генеральный прокурор США. Младший брат 35-го президента США Джона Кеннеди. – Примеч. ред.


[Закрыть] стал генеральным прокурором, ФБР медленно, но верно подошло к тому, чтобы застать так называемого внутреннего врага врасплох. К моменту исторического публичного свидетельствования информатора Джозефа Валачи[44]44
  Джозеф «Джо Каго» Валачи (он же Чарльз Чанбано, он же Энтони Сордж) – первый представитель мафии, публично признавший ее существование. Ввел в обиход понятие «коза ностра» (La Cosa Nostra), «наше дело». – Примеч. ред.


[Закрыть] против мафии на слушаниях в Конгрессе в 1963 году Федеральное бюро расследований наверстывало упущенное. В городах по всей стране были организованы спецподразделения ФБР для борьбы с коза ностра. В Бостоне в числе агентов, набранных в штат первого в истории города отдела по борьбе с организованной преступностью, оказались Дэннис Кондон и Пол Рико.

Агенты начали работать в поле, пытаясь оценить масштаб катастрофы и силу босса мафии Новой Англии Дженнаро Анджуло, в то время как Министерство юстиции под руководством Кеннеди в Вашингтоне разрабатывало специальные законы, которыми придется вооружиться в новой гражданской войне.

В 1961-м Конгресс по указанию Кеннеди принял закон, который позволил квалифицировать большинство видов деятельности мафии как преступления федерального уровня. Перемещения между штатами с целью вымогательства теперь относились к федеральной юрисдикции: это означало, что локальные преступления, такие как шантаж, подкуп, азартные игры и сопутствующие им занятия, отныне находились в ведении федералов.

Несколько позже, в 1968 году, Конгресс утвердил пакет законов под общим названием «О борьбе с преступностью и обеспечении безопасности на улицах». Третий раздел этого документа определял процедуры, необходимые для разрешения суда на электронное наблюдение за предполагаемыми преступниками. По сути, новый закон нарушал права граждан на неприкосновенность частной жизни, но правительство рассматривало этот шаг как вынужденную необходимость, своего рода компромисс между свободой личности и государственной властью. Предполагалось, что достижение этого компромисса предоставит полицейским реальные возможности для борьбы с такими тайными и могущественными организациями, как мафия. Нужно признать, что ФБР добилось значительных успехов в использовании «жучков» в целой серии крупных расследований, что позволило отдать под суд главарей мафии во многих городах Соединенных Штатов, включая Бостон.

В 1970-м Конгресс утвердил закон, который сразу же стал самым мощным оружием правительства против организованной преступности. Акт о нелегальных и коррумпированных организациях, известный как РИКО[45]45
  Закон RICO (англ. The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act, «RICO Act»), подписанный Ричардом Никсоном, устанавливал более строгую ответственность за легализацию незаконно заработанных средств. Результатом применения закона RICO стало заключение в тюрьму руководителей американской мафии, а также ликвидация деятельности целых криминальных семей (иначе говоря, ОПГ). – Примеч. ред.


[Закрыть], был использован практически в каждом крупном расследовании против мафии в 80-е годы. Благодаря РИКО появилась возможность квалифицировать вымогательство как тяжкое преступление федерального уровня, влекущее за собой тюремное заключение на внушительный срок. Если следствию удавалось подтвердить подозрения в организованной преступной деятельности – доказать, что бандит действительно был вовлечен в несколько преступлений считающихся таковыми на уровне как штата, так и государства, – суровые санкции РИКО применялись безоговорочно. Тяжесть наказаний, предусмотренных этим актом, мафиози всех рангов в полной мере ощутили на собственной шкуре. Вместо привычных достаточно мягких наказаний, в большинстве случаев сопровождавших приговор по делу об азартных играх или ростовщичестве, обычной практикой стали гораздо более жесткие меры: тюремные сроки в двадцать и более лет.

Наконец, особые подразделения по борьбе с организованной преступностью, созданные в 1970-х годах, быстро возглавили крестовый поход против мафии. Здравый смысл подсказывал идею объединения ресурсов различных силовых ведомств, таких как ФБР, налоговая служба, Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, полиция. Представители всех этих структур, заручившись поддержкой федеральной прокуратуры, выступили единым сплоченным фронтом в подготовленной, многосторонней атаке против одной конкретной цели – мафии.

Впрочем, каковы бы ни были законодательные изменения «сверху», успех крестового похода против мафии определяли в первую очередь отдельные победы или поражения на улицах, и лучшим инструментом агентов ФБР на этом фронте был информатор из преступного мира. «Успех любого дела, над которым вы работаете, на девяносто девять процентов зависит от того, что вам о нем рассказывают, – объяснял Джон Коннолли в интервью бостонскому радио. – Проще говоря, информаторы – наш самый важный ресурс. И каждый директор ФБР напоминал нам об этом».

В самом деле, это было так!

«Без информаторов мы ничто», – сказал Кларенс М. Келли, когда в 1972 году его назначили новым директором ФБР после смерти Эдгара Гувера. Объяснение было простое: полиция не в состоянии присутствовать везде одновременно, и, приступая к расследованию преступления, детективы не обладают неограниченными возможностями, позволяющими им обыскивать и допрашивать всех подряд – и подозреваемых, и обычных граждан. Поэтому ценнейшую помощь в латании информационных дыр оказывают именно осведомители – незаменимый инструмент, глаза и уши полиции. Опора на информаторов частично помогла решить проблему жестко лимитированных законом полномочий полиции в Соединенных Штатах.

Подобно любому федеральному агенту семидесятых, Джон Коннолли прекрасно осознавал ценность, которую Бюро придавало «негласному сотрудничеству». Программа тренинга начинающих агентов в Академии ФБР в Куантико, штат Вирджиния, проходила под лозунгом: «Вербуй информаторов – завоевывай авторитет». Впоследствии агенты-оперативники, работающие «в поле», неоднократно убеждались в том, что успешные вербовщики информаторов творили настоящие чудеса. Служебная инструкция ФБР весьма недвусмысленно подчеркивала высокий статус вербовщиков: эффективное сотрудничество информаторов с Бюро считалось качественно выполненной работой – «созданием особенного ресурса в результате успешного взаимодействия».

По правде сказать, по сравнению с неимоверно сухой прозой всего остального, весьма длинного текста Руководства ФБР по следственным операциям и руководящим принципам, выразительный язык, используемый для поощрения агентов к работе с информаторами, захватывал дух. Выстраивание результативных отношений с осведомителями, согласно Руководству, «требует от агента большего, чем практически любая другая следственная деятельность. Такому агенту жизненно необходимы рассудительность, особая сноровка, осведомленность и терпение». Работа требовала «преданности и изобретательности. Успех агента зависит от силы его характера и находчивости». Не у каждого есть способности к этому роду деятельности, но тот, кому удалось заслужить репутацию эффективного вербовщика, может достичь нескольких целей одновременно: продвинуть расследование ФБР, впечатлить начальство и поднять свой статус на невероятную высоту. Как на этапе тренинга в Академии, так и во время работы в полевых условиях начинающий агент постоянно убеждался в том, что работа с информаторами составляет ядро всей его деятельности.

Лишь одно предостережение во всем тексте Руководства отражает одержимость бессменного директора ФБР Эдгара Гувера публичным имиджем Бюро. Небольшая, но важная оговорка гласит: «Агенты ФБР, кроме всего прочего, никогда не должны бросать тень на ФБР». Поскольку информаторы все же оставались представителями криминального мира, вербовщикам из Федерального бюро расследований предписывалось «не оплачивать услуги информатора до тех пор, пока не будет полной уверенности в том, что потенциальный информатор может быть задействован без риска каких-либо затруднений для Бюро».

В начале 1976-го Балджер доложил Коннолли о деловых встречах между кланом Уинтер-Хилл и мафиозными деятелями Ларри Дзаннино и Джо Руссо. В марте того же года Балджер сообщил, что сам «младший босс» Анджуло отправил эмиссара[46]46
  Агент, которого посылают в другую страну с секретным политическим поручением. – Примеч. ред.


[Закрыть] к банде Уинтер-Хилл в Сомервилл «в надежде установить контакт со Стивом Флемми». Расположение мафии к Флемми было полезно и для отношений обеих криминальных организаций, и для ФБР. Балджер добавил, что ходит слух, будто босс Уинтер-Хилл, Хоуи Винтер, собирается встретиться с Анджуло, а потом – с самим «крестным отцом» Патриаркой, «чтобы установить более дружественные отношения». Чуть позже Балджер сообщил Коннолли о «разделительных линиях», которые установили между собой его клан и мафия, – чтобы букмекеры обеих уважаемых организаций работали без конфликтов.

Флемми играл ключевую роль во всех встречах Балджера и Коннолли, учитывая его свободный доступ к Анджуло, Дзаннино и прочим мафиозным деятелям. Флемми сообщал Балджеру обо всем, что ему удалось разузнать, а тот передавал информацию Коннолли. Доклады Балджера зачастую снабжались, в качестве бонуса, особенно лакомыми деталямииз жизни криминального мира: кто с кем встречался, кто на кого точит зуб, кто кого собирался «завалить». Как-то раз он рассказал Коннолли, что один из «партнеров» мафии симулировал инфаркт, чтобы избежать вызова в суд присяжных. В апреле 1976-го Балджер дал наводку на убийство в попытке отвлечь внимание от головореза, работавшего с ним, – Ника Фемиа. Балджер заявил тогда: «Ник Фемиа никакого отношения к убийству Пэтси Фабиано не имеет». Несмотря на прежние заверения в том, что он никогда не будет стучать на ирландцев, Балджер регулярно сообщал Коннолли об эскападах различных ирландских бандитов в его родном Южном Бостоне.

Вся информация была полезной, хотя и мало годилась для того, чтобы уничтожить клан Анджуло. Бóльшая ее часть основывалась на слухах; довольно часто сообщаемые сведения были не очень достоверными и больше служили прикрытием для преступлений самого Балджера. И хотя надежность информации оставляла желать лучшего, Коннолли не проверял ее. Вместо этого он точно так же, как и Рико до него, подготавливал отчеты, чтобы отвести подозрение от Балджера и его банды.

* * *

Старшие по возрасту агенты Пол Рико и Дэннис Кондон принадлежали к первому поколению борцов с мафией в городе. Они и их коллеги в крупных городах США в конце 1960-х много и тяжело работали, стараясь изменить привычное для ФБР игнорирование всего, что касалось мафии. Эти агенты умели добывать информацию – и делали это быстро. В качестве одной из лучших техник зарекомендовало себя электронное наблюдение – даже если использование «жучков» требовало от агентов хитроумных манипуляций с законом, вплоть до его нарушения.

Федералы из всех крупных городов страны стремились проникнуть в кабинеты местных мафиозных воротил, чтобы установить микрофоны – порой весьма неуклюжие устройства – за задней стенкой письменного стола или батареей, а также как можно надежнее спрятать провода, змеившиеся к близлежащему секретному месту, где агенты записывали разговоры преступников. В Чикаго «жучок», незаметно установленный агентами в ателье, которое частенько посещал местный бандит Сэм Джанкана, работал пять лет, с 1959 по 1964 год. В Провиденсе, штат Род-Айленд, агентам удалось сделать секретные записи разговоров «крестного отца» Новой Англии Рэймонда Патриарки. В Бостоне команда фэбээровцев под руководством Кондона и Рико установила подслушивающее устройство в особом подвальном помещении ночного клуба «Джейс Лаундж», в котором авторитет Дженнаро Анджуло по обыкновению вел свои мафиозные дела.

В те беспокойные дни федеральные агенты не брезговали и довольно грязными трюками – когда просто нелепыми, а когда и откровенно опасными. Как-то ночью нью-йоркские агенты устали преследовать одного мафиози, который направлялся в мотель с двумя проститутками, и прокололи ему шины в надежде, что это задержит его на какое-то время, пока они отдыхают дома. Ходили и слухи об агентах, донимавших подозреваемых преступников постоянными визитами и расспросами друзей и членов их семей; агрессивный прессинг по всем фронтам, возможно, и был предназначен для того, чтобы получить нужную информацию, но его применяли и для элементарного запугивания «объектов».

Гораздо более серьезным стал инцидент в Янгстауне, штат Огайо: в ходе прослушки агенты ФБР узнали о планируемом убийстве одного из сотрудников Бюро, которого бандиты терпеть не могли. В кратчайшие сроки и с одобрения Гувера около двадцати федеральных агентов – самая мощная группа, которую только удалось собрать из ближайших отделений, – была направлена в Янгстаун на частную аудиенцию с боссом мафии. Агенты вломились в пентхаус мафиозо, перевернули все вверх дном и напоследок предупредили, что причинение зла агенту – решение в высшей степени немудрое.

Таковы были некоторые из приемов ФБР в то время – до принятия в 1968 году федерального закона, разрешающего электронное наблюдение с одобрения суда. Никакая информация, добытая в ходе подобных несанкционированных обысков или благодаря подслушивающим устройствам, отныне не могла быть использована против подозреваемых в суде. Однако «жучки» по-прежнему поставляли целый поток информации, которая помогала ФБР оперативно закрывать бреши. В конце концов, не без помощи «жучков» ФБР смогло составить список из двадцати шести американских городов, которые с того времени стали называться «мафиозными». В их числе был и Бостон.

Все принципы работы с информаторами «из высших кругов» базировались на том, что Бюро понимало и признавало, что его осведомители активно участвуют в преступной деятельности. Собственно, это и делало их информаторами высшего ранга: они были преступниками, которые имели непосредственное отношение к мафии. Бизнес Балджера связанный с азартными играми и ростовщичеством являл собой преступления, на которые ФБР могло закрыть глаза ради заключенной сделки. Проблема была с остальными преступлениями. Что придется делать, если они будут совершены?

В конце 1950-х годов ФБР разработало целый пакет инструкций для вербовки и курирования информаторов. Годами инструкции пересматривались и улучшались. Наиболее заметные изменения произошли в конце 1970-х, когда генеральный прокурор США Эдвард Леви представил в Министерство юстиции указания по взаимодействию с информаторами, которые ФБР включило в свое Руководство по оперативной работе. К концу десятилетия Бюро сообщало, что в его распоряжении имеются 2847 активных информаторов в 59 отделениях по стране. Число тех из них, кто принадлежал к высшему рангу, оставалось неизвестным.

Для кураторов эти инструкции были непререкаемым авторитетным источником, руководством к действию. Скажем, при работе с досье информатора от агента требовалось указать причины, по которым он будет полезен для Бюро, чтобы в дальнейшем оценить надежность и мотивы будущего информатора. Мотивация варьировалась: деньги, месть, конкуренция со стороны других преступных деятелей. Если ФБР преуспевало в ликвидации конкурентов, то информатор, несомненно, получал свою выгоду.

Был и специальный раздел предостережений. В частности, куратор ФБР обязывался регулярно предоставлять отчеты о своих информаторах: эта мера предосторожности была направлена на то, чтобы предотвратить превращение сделки с информатором в обычное «крышевание». Информатор не должен считать себя сотрудником ФБР или ожидать от Бюро защиты от ареста или наказания за совершенные преступления. Осведомитель предупреждался относительно ответственности за совершение любых актов насилия, а также планирование или инициирование какого-либо преступления.

В инструкциях также особо выделялись меры контроля, направленные на защиту агента от компрометации или, хуже того, коррупции. Пристальное внимание, которое уделялось безопасности «негласного сотрудничества», было следствием рисков и искушений, неизбежных в процессе совместной работы с преступниками. Предписания подчеркивали «особую осторожность», которую следовало проявлять «для оценки и тщательного контроля» информаторов, в большей степени – само, чтобы гарантировать, «что правительство не становится нарушителем закона».

Для удержания конфиденциальной договоренности в рамках всех возможных предписаний назначался дополнительный агент ФБР, который должен был работать с информатором на пару с основным куратором. Чтобы убедиться, что Бюро держит все под контролем, начальник группы кураторов был обязан периодически встречаться с информатором для оценки характера взаимодействия между осведомителем и федеральным агентом. Достоверность и качество сведений, поступающих от информаторов, должны были постоянно проверяться. В то же время агенты предупреждались о недопустимости личного общения с информаторами ведения совместных дел с ними. Обмен подарками между агентами и информаторами был категорически запрещен.

В целом инструкции на бумаге казались справедливо строгими и незыблемыми, но на практике они, тем не менее, предоставляли кураторам достаточную свободу действий. К примеру, в одном разделе инструкций было специально оговорено, что информатор ФБР не может совершать преступления, однако другой раздел все же позволял ему «с разрешения ведомства» нарушать закон, если «ФБР определит, что такое участие необходимо для добывания информации, важной для федерального расследования». Хотя указания не поощряли использование этого оправдательного положения, осмотрительное разрешение криминальной активности все-таки практиковалось в отдельных случаях оперативными агентами – такими, как Джон Коннолли, Пол Рико и Дэннис Кондон. По большому счету из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне поступало не так уж много распоряжений; к тому же при санкционировании «необходимого» нарушения закона от Бюро не требовалось в обязательном порядке консультироваться с представителями сторонних ведомств, в частности Министерства юстиции. Все эти тонкости отношений с законодательством были внутренним делом Бюро. Что до министерства, то его руководству оставалось лишь признать очевидное: другого способа, который позволил бы ФБР выполнить свой «священный обет» – защищать конфиденциальность информатора, просто нет. Допустить внешний надзор означало рисковать раскрытием личности информатора, а ведь всем им, согласно служебным указаниям Бюро, с самого начала объяснялось, что «ведомство предпримет все необходимые меры для сохранения полной конфиденциальности отношений информатора и ФБР».

Джону Коннолли все это было близко как никому другому – этакая официальная версия клятвы на верность, – прямо как в детстве, на улицах Саути: никогда не поворачивайся к другу спиной и всегда держи слово. Но ведь Саути не ФБР. Пусть даже федералы на местах и обладали властью давать информаторам свободу действий в криминальном мире, служебные инструкции тем не менее требовали, чтобы агенты консультировались с Министерством юстиции, если вдруг их осведомители совершали преступления, не оговоренные с ФБР, – в частности, связанные с насилием.

«Ни при каких обстоятельствах ФБР не будет предпринимать никаких действий по сокрытию преступления, совершенного кем-либо из информаторов», – основополагающий принцип работы Бюро. Если дело доходило до подобных осложнений, в ФБР было предусмотрено несколько вариантов развития событий. Бюро могло сообщить о преступной деятельности в другое полицейское ведомство для возможного расследования. Оно также могло проконсультироваться с федеральной прокуратурой и вместе с ней решить, стоит ли допускать столь явное и непредвиденное нарушение, учитывая высокую ценность информатора. Одним словом, в подобном случае нужно было обязательно принимать меры – в первую очередь четко определить статус провинившегося осведомителя, а для этого приходилось давать посторонним доступ к секретной области Бюро.

Впрочем, правила были хороши лишь настолько, насколько агенты их соблюдали, и в Бостоне Пол Рико уже показал, что с любыми правилами можно обращаться по собственному усмотрению – соблюдая либо игнорируя их. В реальной жизни бостонские агенты предпочитали руководствоваться скорее другим разделом инструкции, который хорошо отвечал личному стилю работы каждого из них: «Успех программы по работе с информаторами высшего ранга зависит от творческого и индивидуального подхода». В случае необходимости, заключили бостонские агенты, ко всем прочим указаниям можно относиться как к незначительной помехе.