Текст книги "Наш креативный мозг. Как человек и мир творят друг друг"

Постоянно появляются ранние предшественники искусства, которые homo sapiens создавал в Дордони и в других местах Европы. В пещере Горам в Гибралтаре также обнаружили примитивный петроглиф, насчитывающий 39 000 лет. Современный человек туда еще не дошел, там жили неандертальцы. Эта находка, по мнению некоторых авторов, не только служит подтверждением того, что речь идет об искусстве неандертальцев, но и свидетельствует о том, что неандертальцы могли мыслить абстрактно. Когда смотришь на этот очень простой образчик из нескольких прочерченных на скале царапин, такая интерпретация кажется слишком смелой, даже если бы подсчитали, что для этого простенького изображения потребовалось нанести от 188 до 317 царапин. Средства массовой информации высказывали предположения, что это могла быть игра в палочки. Заслуживает внимания, что в 2014 году было установлено, что наскальные рисунки на индонезийском острове Сулавеси более древние, чем в Дордони. В девяти пещерах холмов Марос-Пангкеп были найдены отпечатки руки, уран-свинцовый метод датирования определяет их возраст в 39 900 лет. Пещеры были обнаружены еще в 1950-е годы, но тогда полагали, что им всего несколько тысяч лет.

Креативному взрыву в совершенно разных местах предшествовал долгий период подготовки более примитивных художественных проявлений. Современный человек первоначально приходит из Африки, и самые ранние предвестники нашего искусства также были найдены именно там. В пещере Бломбос в Южной Африке были найдены две раковины с остатками охры, насчитывающие 100 000 лет. Состав охристой смеси был идентичен тому, который позднее применяли в рисунках пещер во Франции. Найдены также примитивные художественные предметы: бусинки, раскрашенные камни и кости.

О последней поразительной находке сообщалось в 2014 году в журнале Nature. Голландский врач Эжен Дюбуа в 1886 году отправился в Индонезию на поиски недостающего звена между обезьяной и человеком и откопал кости «яванского человека», которые, как мы теперь знаем, принадлежали homo erectus [человеку прямоходящему], предку homo sapiens [человека разумного]. Кроме того, он привез с собой раковины, которые с тех пор лежат в ящике в Museum Naturalis [Музее естественной истории] в Лейдене. После того как один австралийский эксперт увидел царапины на одной из раковин, началось продолжавшееся семь лет исследование, в результате которого пришли к заключению, что этим раковинам 500 000 лет. Древнейшие образчики дела рук человека! Зигзагообразные царапины были сделаны представителями homo erectus. Такие же насечки были найдены на кусках охры, но уже сделанные homo sapiens 70 000 лет тому назад. Нельзя сказать, образчик ли это нарождавшегося искусства или подсчетов.

Без креативности не было бы никакого прогресса, и нам не осталось бы ничего иного, кроме как бесконечно повторять те же самые образцы.

Эдвард де Боно

Современный человек занимается искусством уже 40 000 лет, и вопрос заключается в том, могло ли это занятие давать эволюционное преимущество. Самый простой ответ: да, потому что искусство – форма коммуникации, и поэтому оно важно для функционирования общества. Тоталитарные правители всегда недвусмысленно признавали это его значение, запрещая художественные высказывания.

Мозг художника и мозг человека, который видит искусство, имеют много общего, ибо восприятие искусства глубоко укоренено в биологии. Независимо от культуры и дети, и взрослые считают одни и те же лица красивыми. В течение недели после рождения младенцы дольше смотрят на привлекательные лица, чем на непривлекательные. Способность судить о привлекательности лица кажется в значительной степени врожденной. Объясняется это тем, что нам приятно видеть черты, характеризующие здоровье. Поэтому симметричные лица кажутся нам привлекательными.

Симметричные лица автоматически стимулируют целую сеть структур мозга, включая системы вознаграждения, механизмы, важные при выборе партнера и тем самым для успешного продолжения рода. Асимметричные лица могут указывать на дефекты развития и поэтому выглядят непривлекательными. Возможно, по этой причине самки деревенской ласточки при выборе партнера обращают большое внимание на симметрию раскраски хвоста самца. Женское лицо также находят более привлекательным, если в нем заметны признаки, указывающие на чадородие и предполагающие высокий уровень эстрогена, например полные губы.

Оценка красоты произведения искусства происходит при задействовании той же сети в мозге, что и оценка красоты человеческих лиц. Кроме того, нам присуща врожденная способность изумляться тем, что хорошо сделано. Так что красота в искусстве в понятиях эволюции может рассматриваться как показатель здоровья, сноровки и сил исполнителя, то есть хороших генов, и стало быть, представлять интерес при выборе партнера. Этот механизм, как утверждает Деннис Даттон в своей книге The Art Instinct [Художественный инстинкт], неразрывно связан с половым отбором Дарвина, объясняющим, насколько важны некоторые половые различия при выборе партнера («пойдем в мою пещеру, и я покажу тебе мои последние рисунки…»). В безудержном восторге от поп-звезд истерические девушки-подростки иллюстрируют отношения между искусством и чадородием тем, что забрасывают трусиками своих идолов.

Искусство не воспроизводит то, что мы видим, искусство создает то, что мы видим.

Пауль Клее

Искусство живописи часто называют одним из уникальных видов деятельности современного человека. Но многим шимпанзе в неволе нравится, так же как детям, рисовать красками и с помощью кисти, и пальцами.

Британский биолог Десмонд Моррис открыл особый талант у родившегося в 1954 году в Лондонском зоопарке шимпанзе Конго, когда тому было два года. Началось все с карандаша и бумаги, а затем пошли в ход и кисти. Конго сделал более 400 абстрактных рисунков и работ красками. В 1957 году была устроена выставка его работ, и некоторые из них были проданы с аукциона за довольно приличные деньги. Хотя Пикассо и Жоан Миро восхищались живописными работами Конго и имели их у себя, другие говорили об игре, не имеющей ничего общего с искусством (ил. 28).

Хотя кажется, что кирпичики для того, чтобы делать искусство, у отдельных особей шимпанзе, живущих в неволе, имеются, на воле они искусством не занимаются. Кроме того, Даттон указывает на то, что шимпанзе, в противоположность художникам-людям, не проявляют никакого интереса к своим созданиям.

В Ютьюбе есть поразительные короткие фильмы о слонах в Таиланде, которые рисуют красками. Они крепко держат кисть в хоботе и рисуют красками слона с двумя слонятами, которые видны сзади; радостного слона, цветы и деревья. Служитель постоянно находится рядом, подает слону кисть, предварительно окунув ее в краску, и может влиять на движения хобота. Картины всегда одни и те же, что указывает на то, что слонов научили наносить краску в определенном месте, и здесь нельзя говорить о действительно креативном высказывании. В качестве причины, зачем находящихся в зоопарке слонов учат рисовать, часто говорят, что это обогащает окружающую среду и тем самым снижает стресс из-за нахождения в неволе. Исследования, однако, не смогли подтвердить, что рисование вызывает эффект снижения стресса. Это просто способ привлечь туристов и чисто ремесленное занятие. С точки зрения любви к животным учить этому их не следует.

То, на что способны беседковые птицы (Ptilonorhynchidae), наиболее напоминает то, что мы называем искусством. Самцы птиц, относящихся к этому семейству, у которых не слишком броское оперение, компенсируют свою скучную темно-оливковую расцветку тем, что строят замысловатые гнезда в виде шалашиков, великолепно украшенных разноцветными ягодами, ракушками, желудями, крыльями бабочек, цветами и всевозможными случайно попавшимися предметами. Иногда дно такого шалашика выстлано мхом, а сам он декорирован фруктами. Каждый шалашик единственный в своем роде и составлен в соответствии с индивидуальным вкусом. Интересно, что синие беседковые птицы используют при строительстве гнезд преимущественно предметы синего цвета. Если орнитологи что-то меняли в гнездах, птицы вновь восстанавливали всё, как было (ил. 29а).

После постройки гнезда самец своим демонстрационным поведением перед гнездом и самим гнездом привлекает самок для спаривания. Взаимное соперничество велико: самцы разоряют чужие гнезда и воруют друг у друга их украшения. Строительство гнезда не врожденное свойство: молодым птицам приходится учиться у более старых, самых лучших мастеров своего дела. Прекрасный пример социального обучения и наилучший пример такого «искусства», так же как демонстрационные брачные танцы райских птиц – прекрасный пример балета в животном мире (ил. 29b).

Многие виды птиц обладают архитектурными способностями. Некоторые ткачиковые строят обширные безобразные многоквартирные сооружения, в которых живут сотни птиц; другие строят шикарные индивидуальные гнезда, послужившие моделью олимпийского стадиона в Пекине (ил. 29c).

Интересный пример симбиотического искусства, в котором человек использует свойства животных, творчество Гюбера Дюпре. Он использовал личинки ручейника, которые, скрепляя друг с другом частички золота и других материалов, выстраивают продолговатый домик в виде кокона. Результат получается ошеломляющий. Обычно ручейники используют мелкие камешки в русле реки, чтобы строить эти защитные трубки.

Но хотя может показаться, что представители мира животных причастны к искусству, однако только человеку присущи неповторимые творческие высказывания, сопровождаемые эмоциями и художника, и зрителя. По крайней мере, если не брать в расчет беседковых птиц.

VII. Восприятие искусства

Искусство – ложь, которая заставляет нас осознать правду.

Пабло Пикассо

Мозг разлагает визуальную информацию на всевозможные компоненты: цвет, яркость, движение – и обрабатывает их в различных участках коры. Когда мы смотрим, хотя и с различной целью, на произведение искусства или на всё то, что нас окружает, в этом участвуют те же самые системы мозга. Эстетический опыт не ограничивается только искусством; мы можем находить прекрасными некоторых людей, флору, фауну и разного рода предметы. Сколько человечество себя помнит, художники используют техники, относительно которых не так давно было установлено, что они соответствуют принципам перцепции в мозге. Так что они манипулируют существующими системами и механизмами мозга, чтобы вызвать у нас эстетическое переживание.

Перспектива

Перспектива, как полагают, относительно недавнее изобретение, возникшее в начале XV века в живописном искусстве Ренессанса. Но сделанные 17 000 лет назад рисунки в пещере Ласко уже предстают примитивными предшественниками перспективы. Живописцы XVII века, например Питер Санредам (1597–1665), в выразительной манере использовали перспективу в церковных росписях.

Гораздо более тонкий пример перспективы, и к тому же еще и с видом на мозг, можно видеть на относящейся к 1656 году картине Рембрандта Урок анатомии доктора Деймана (за границей я всегда с гордостью рассказываю, что мы уже несколько веков тому назад имели опыт постмортального изучения мозга). Praelector [Преподаватель] и doctor medicinae Дейман (1619–1666) был преемником доктора Николааса Тюлпа. Объектом вскрытия стал фламандский портной и вор Йорис Фонтейн ван Дриест, известный также как Черный Ян, который в январе 1656 года был казнен, вероятно, на специально воздвигнутом эшафоте на площади Дам, перед прежней ратушей. Относительно большие ступни и руки и уменьшенная голова трупа создают явственное ощущение глубины. Возникает впечатление, что вы стоите прямо у его ног и следите за вскрытием.

Публичные вскрытия демонстрировались в течение трех дней и производились в анатомическом театре гильдии хирургов, в прежней часовне монастыря Святой Маргариты. Члены гильдии платили 6 центов и обычная публика 4 цента, чтобы присутствовать на уроке. На картине Рембрандта ассистирующий Гейсберт Калкун (1621–1664) терпеливо ждет, держа в руках черепную крышку, чтобы положить туда мозг. На картине, которая висит в Амстердамском музее, изображен решающий момент вскрытия. Д-р Дейман стоит позади трупа и вытягивает вверх пинцетом листок твердой мозговой оболочки (falx cerebri) между левым и правым полушариями. Тем самым открывается эпифиз, шишковидная железа, единственная непарная структура головного мозга. Эпифиз в те времена, основываясь на Декарте (1596–1650), рассматривался как местоположение души. В соответствии с протоколом, в завершение вскрытия душе предстояло увидеть подвергшееся разрезанию тело.

Первоначально это был групповой портрет Амстердамской гильдии хирургов, написанный по инициативе д-ра Деймана. Семь хирургов, стоявших по обе стороны, к сожалению, были утрачены при пожаре 1723 года в Палате весов, где тогда производились публичные вскрытия. Сохранилась только центральная часть картины (ил. 30).

Подобно нашему мозгу, художники часто изолируют и усиливают определенные части своего произведения. Они в этом смысле настоящие эксперты в манипулировании визуальными механизмами нашего мозга. Американский невролог Вилайанур Рамачандран описал ряд универсальных эстетических принципов, которые играют важную роль не только в визуальном искусстве, но и в создании моды и рекламы и которые основаны на эволюции механизмов мозга. Явные примеры таких принципов и их эффект на мозг – это гиперболизация сути, связывание и изоляция.

Гиперболизация сути

Суть гиперболизируют, чтобы добиться приятного или тревожащего эффекта. Мы видим это не только в крайностях комиксов, но и в искусстве. Например, в передаче таких особенностей женского тела, как большие груди, пышные бедра и осиная талия. Тучные женщины Люсьена Фройда – весьма яркий пример. Столь подчеркнутые женские формы можно видеть в древнейших статуэтках Венер, созданных 25 000 лет тому назад.

Скульптуры Альберто Джакометти изображают изнуренные человеческие фигуры, символизирующие бедствия войны, сражений (ил. 31).

Другой пример гиперболизации сути – вариант тонкой модели ДНК, который представили в 1953 году Уотсон и Крик, получившие в 1962 году Нобелевскую премию по медицине. Двойная спираль структуры молекулы ДНК стала источником вдохновения для громадных кинетических скульптур в форме спирали амстердамского архитектора, фотографа и художника Пита Гуде (1918–2006).

Эффект гиперболизации форм имеет неврологическое основание. В поведении животных он носит название peakshift [смещение пика].

Если вы обучаете животное, что круг означает пищу, а треугольник нет, то оно будет выбирать большой круг, а не маленький, предполагая, что большой круг означает и больше пищи. Этнолог – нобелевский лауреат Нико Тинберген (1907–1988) показал, что тот же принцип распространяется на красное пятно на желтом клюве чайки-родителя, которое для птенца является сигналом, чтобы с силой клевать это пятно, заставляя тем самым чайку отрыгнуть проглоченную ею пищу. На палочку с красным пятном птенцы реагировали точно так же, а на палочку с тремя красными полосами еще более интенсивно. Ура! – вероятно, полагали птенцы – суперклюв! Вот уж будет нам пищи! Это также смещение пика. Рамачандран проводит затем параллель с абстрактным искусством, ибо, так же как три красные полосы на палочке были гиперболизацией сути клюва (пища), абстрактное искусство может использовать прием гиперболизации сути в цвете, форме, объеме, вызывая peakshift у знатоков искусства.

Механизм смещения пика обнаруживается и у людей, у которых в процессе диагностики источника эпилепсии был имплантирован микроэлектрод в височную долю. Им показывали сотни различных лиц. У пациента-американца некоторые клетки мозга начинали вспыхивать только тогда, когда ему показывали фотографию славного Билла Клинтона. То же происходило с пациентом-голландцем при предъявлении ему фотографии певца Янтье Смита. Сильнее всего реагируют нервные клетки, распознающие лица, когда испытуемому предлагают иллюстрации с карикатурными изображениями, гиперболизирующими характерные черты лица, то есть peakshift. Мы узнаём лица именно из-за их отклонений от некоего лица вообще. Поэтому преувеличение различий облегчает узнавание. Резкое преувеличение, преследующее внеэстетичные цели, такие как насмешка или выражение ярости, мы видим на карикатурах.

Многорукость, часто присущая элегантным изображениям Шивы и символизирующая множественность божественных свойств (ил. 32), также форма художественной – или религиозной – гиперболизации.

Более тонкое и поэтому более интересное преувеличение можно видеть в прославленном бюсте Нефертити. Чересчур длинная шея плавно переходит в тонкие правильные черты лица, которые перетекают вверх, в большой головной убор синего цвета. Длинная frêle [хрупкая] шея придает ей особую нежность. Образец красоты, неподвластной времени.

Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик в 1953 г. с моделью двойной спирали ДНК, за открытие которой в 1962 г. они вместе с Морисом Уилкинсом получили Нобелевскую премию. Фото: Barrington Brown / Gonville Caius College (SPL/East News).

Пит Гуде в своем ателье в Амстердаме, полном громадных кинетических структур из пластика: сильно увеличенная двойная спираль ДНК как пример peakshift [смещения пика]. © P. H. Goede

Связывание

Группировать и связывать в единое целое фрагменты, пункты, формы и цвета дает чувство удовлетворения. Однако требуется время, чтобы на картине Сальвадора Дали Great Paranoia (1936) увидеть, что человеческие фигурки формируют лицо (ил. 33). В тот момент, когда вы это обнаруживаете, вас охватывает приятное чувство, потому что вы разрешили загадку.

Тот же механизм используется, чтобы на основании нескольких фрагментов установить присутствие хищного зверя, пищи или врага в скрывающем их окружении джунглей. Клетки мозга, активизирующиеся, если видят фрагменты льва среди ветвей, начинают возбуждаться сильнее и тем самым сигнализируют более высоким центрам мозга, что эти фрагменты принадлежат одному-единственному предмету. Этот механизм называется связыванием и является основанием гештальт-эффекта: способности нашего мозга все, что угодно, даже собрание простых линий на плоскости, дистиллировать в трехмерные формы – то есть в перспективу.

Обособление

Посредством обособления обращаешь внимание на деталь. Поэтому уже несколько линий эскиза Пикассо или Рембрандта могут доставить большое эстетическое наслаждение. Преимущество здесь в том, что зрителю нужно обработать всего лишь незначительное количество информации. Если художник получает повреждение левой теменной доли мозга, то иногда его способности рисовать даже усиливаются, потому что он опускает детали. Примером может послужить эскиз, который сделал художник-правша Аат Фелдхун (р. 1934) через три месяца после того, как был парализован из-за кровоизлияния в левом полушарии мозга. Левой рукой, следовательно, правым полушарием, он эскизно изобразил свое отчаяние в этой ситуации простыми штрихами, которые передают выражение лица. Несмотря на дрожащие линии, этот выразительный эскиз показывает также и то, что художники упражняют не только свою правую руку и тем самым левое полушарие, но и правое, и левое полушарие вместе.

Аат Фелдхун после левостороннего инсульта. Фелдхун: «Единственный вопль, который остается человеку, это вопль страха и отчаяния».

Движения глаза

На внутренней оболочке глаза, сетчатке (retina), происходит первая обработка визуальной информации. В центре желтого пятна (macula lutea) находится маленькое пятнышко, центральная ямка (fovea), единственное место сетчатки, которым мы четко видим. Это обеспечивается тем, что здесь наиболее высокая концентрация колбочек (цветочувствительных клеток). Наши глаза, управляемые стволовой частью мозга, систематически сканируют поле зрения, чтобы увидеть, то есть уловить точно центральной ямкой (fovea) новые интересующие нас объекты (ил. 34). Быстрые, строго согласованные движения глаз в одну и в другую сторону, следующие определенному паттерну (микросаккады), могут вызывать иллюзию движения, что применяется в оптическом искусстве (оп-арте). Это вид искусства, который использует оптические иллюзии. Примером может служить Энигма Изи Левианта (ил. 35).

Поскольку мы всегда отчетливо видим только небольшую часть зрительного поля и никогда – всё целиком и поэтому глаз постоянно движется и настраивается на резкость, мы способны обманывать зрительную систему невозможными объектами вроде треугольника Пенроуза. Мауритс Эшер (1898–1972) разнообразно использовал это свойство зрительной системы, например в Относительности, где одни и те же лестничные марши одновременно ведут как вверх, так и вниз (ил. 36). Эти лестницы явно инспирированы лестницами в школе Эшера в Арнеме (ил. 37).

Видеть цвет

Цвет – место, где наш мозг и Вселенная встречают друг друга.

Поль Сезанн

По всей поверхности сетчатой оболочки глаза рассеяны 100 миллионов высокочувствительных палочек, с помощью которых мы можем видеть в полумраке, но не различаем цветов. В области macula lutea, желтого пятна, находятся колбочки – три вида цветочувствительных фоторецепторов, число которых составляет 7 миллионов. Они различают цвета: синий / зеленый, зеленый или желтый / оранжевый /красный. Соотношение между активностью двух видов колбочек определяет цвет видимого объекта. Желтый – цвет, при котором активность красных и зеленых колбочек примерно одинакова. Хотя число красных и зеленых колбочек у разных людей варьируется, ту же самую длину световой волны каждый видит как желтую. Возникающие при этом незначительные вариации обусловлены генетически. Желтая точка в длине волны варьируется столь незначительно, потому что визуальная система обладает корригирующим механизмом. Хотя цвет хрусталика с течением лет меняется, благодаря коррекции цветового восприятия это не влияет на цветовое зрение. Желтый для нас всех один и тот же и остается при старении таким же желтым вследствие этой пластической нормализации, основывающейся на визуальном опыте. Мы оцениваем длину волны цветного предмета по отношению к цветам его окружения; обработка, необходимая для интерпретации цвета, происходит в цветовой области коры, в V4.

Красный цвет и эмоции

В 1952 году – мне было тогда семь лет – к нам в класс вошла женщина с большой стопкой тетрадей, из которых мы могли выбрать любую. Вообще говоря, это был всего-навсего тест, чтобы оценить рыночную привлекательность обложек с различными мотивами из работ Мондриана, но для нас – волнующее событие. Я выбрал ту, на которой был большой красный прямоугольник (ил. 38).

Красный цвет возбуждает. Кроваво-красный цвет заходящего солнца сыграл важную роль в приступе страха у Эдварда Мунка (1863–1944), когда он, в свой эмоционально нестабильный период, шел с друзьями по дороге вдоль Осло-фьорда (ил. 39). Мунк всю жизнь боролся с приступами страха, отчаяния и с алкогольной зависимостью. В его семье были серьезные психические проблемы, и он переживал очень трудное время. Его отношения с замужней женщиной наталкивались на постоянные подводные камни; много беспокойства доставлял ему депрессивный, фанатично религиозный отец. Его дед умер в психиатрической клинике, его сестра страдала шизофренией. Однажды он шел с двумя друзьями по дорожке к холму в Экеберге, в Норвегии. Это было недалеко от женской психиатрической больницы в Гаустаде, где находилась его сестра; поблизости располагалась скотобойня. Мунк рассказывал, что при заходе солнца небо над фьордом стало «кроваво-красным» и что ему показалось, что кричит вся природа. Добавочный эффект, как предполагали впоследствии, создавали вопли пациентов психиатрической клиники и крики животных, которых забивали на бойне. Мунк пережил внезапный приступ страха, но, как мы видим, два его друга продолжали идти. Между 1893 и 1910 годом. Мунк создал четыре версии картины Крик.

Реакция Мунка на красный цвет, разумеется, имеет основание, потому что красный часто обозначает: опасность! Лицо, которое приобрело красный цвет, может излучать ярость или агрессию. Исправления в тексте большей частью помечаются красным цветом; красный цвет используется также для кнопок сигналов тревоги и на дорожных знаках как предупреждение об опасности или запрете. Цвета оказывают на нас сильное воздействие, что также используется при употреблении цветных таблеток плацебо. Эффекты плацебо основаны на бессознательных изменениях активности участков головного мозга. Красная, желтая или оранжевая таблетка-плацебо, не содержащая воздействующих веществ (ложное лекарство), вызывает стимулирующий эффект, тогда как синие или зеленые таблетки воспринимаются как успокоительные.

Почему красный цвет так нас возбуждает? Связь красного цвета с возбуждением уходит далеко вглубь эволюции. Было большим эволюционным преимуществом уметь различать красные зрелые фрукты на фоне зелени тропического леса при голубом небе, и красный настолько сильно отпечатался в нашей ДНК, что этот цвет до сих пор нас стимулирует. Кроме того, красный – цвет крови, знак опасности для жизни. В операционных используют зеленый и синий, потому что эти цвета создают успокаивающий эффект. Таким образом, существуют прочные связи между участком мозга, с помощью которого мы видим цвета, зрительная (визуальная) зона V4, и лимбическими областями, регулирующими наши эмоции.

Система, с помощью которой мы видим

Зрительная система собирает информацию из окружающего мира, важную для нашего выживания. Мы фокусируемся на том, что имеет для нас значение, сравниваем это с информацией, которую уже храним в своей памяти, и не обращаем внимания на вещи, которые не имеют значения. Как установил профессор Семир Зеки, пионер в области связи мозга с искусством и ученый-невролог в Университетском колледже Лондона: мозг интересуется знанием только о тех вещах, которые постоянны, существенны и характерны. Когда мы смотрим на произведение искусства, действует та же система с теми же нейрональными механизмами, и поэтому мы также надеемся увидеть здесь что-то постоянное, существенное и характерное.

Визуальная информация, включая цвет, обрабатывается внутри глаза нервными клетками ретины (сетчатки), которые частично избирательны к свету. Визуальная информация передается в закодированном виде через зрительные нервы, волокна которых частично пересекаются. Перекрёст зрительных нервов, оптическая хиазма, располагается над гипофизом. Если опухоль гипофиза в ранний период развития выделяет гормон роста, это приводит к увеличению роста. Если опухоль образуется позже, возникает акромегалия[9]9
  От греч. ἄκρος – конечность и μέγας – большой.


[Закрыть], при которой могут разрастаться лишь некоторые структуры конечностей: возникают большой нос и подбородок и огромные руки и ноги. Если опухоль гипофиза сдавливает перекрёст зрительных нервов, тогда становится невозможно видеть всё, что находится на периферии зрительного поля.

Это могло бы лечь в основание библейского рассказа о победе юного израильского пастуха Давида в поединке с великаном Голиафом. Голиаф, великан и единоборец филистимлян, с ранних лет отличался высоким ростом, вероятно, из-за вырабатывавшей гормон роста опухоли, которая могла сдавливать перекрёст зрительных нервов. Поэтому он не видел камень, который Давид метнул в него из раскручиваемой сбоку пращи, и Давид смог отсечь голову Голиафа собственным его огромным мечом (ил. 42).

Если мы посмотрим на зрительную систему от перекрёста зрительных нервов (оптическая хиазма), то волокна зрительного нерва идут к таламусу (corpus geniculatum laterale), где переключаются на волокна, доставляющие информацию в затылочную часть коры (primaire visuele cortex V1). Обработка информации, которая в конечном итоге приводит к ви́дению, в том числе произведений искусства и ментальных представлений, происходит не исключительно в затылочной части мозга, но после V1 продолжается также и в других специализированных участках мозга. Этот процесс должен быть закреплен в ходе обучения на раннем этапе развития. Мужчина в возрасте 51 года, который был слепым в раннем детстве, после операции по удалению катаракты не понимал, что он видел при посещении зоопарка. Ему требовалось одновременно ощупывать скульптурное изображение обезьяны, чтобы он мог понять, что́ именно находится в клетке перед его глазами.

Анализирование того, что мы видим, начинается, впрочем, вне мозга, в сетчатке глаза. Это можно показать экспериментально, проецируя на сетчатку маленькое круглое световое пятнышко. Пятнышко света вызывает стимуляцию световых рецепторов в центре светового пятна, так называемом рецептивном поле. Вокруг него активность тормозится, так что контраст становится более выраженным. Вторая станция, таламус, где зрительная система переключается на следующие нервные клетки, действует таким же образом в отношении яркости и цвета: образуется центр с кругом торможения вокруг него. Третья станция, первичная зрительная кора (V1), функционирует, однако, совсем иначе, чем установили в 1950-х годах нобелевские лауреаты Дэвид Хьюбел и Торстен Визел (ил. 40; 41). Нервные клетки в зрительной коре V1 реагируют на угол линии, так что структуры здесь отграничиваются. Наша зрительная кора в каждой точке нашего зрительного поля связана с клетками, которые реагируют на любую возможную угловую ориентацию. Художники Казимир Малевич и Жан Тэнгели изображают линии и прямоугольники под различными углами (ил. 43). О работах Мондриана 1910–1920 годов говорилось, что он пытался сложность всех форм свести к их сущности: горизонтальным и вертикальным линиям и нескольким основным цветам. Он хотел добиться этим универсальной гармонии, которая косвенно привела бы к гармоничным отношениям в обществе. Это спиритуальное ви́дение было для Мондриана настолько существенным, что он разорвал дружбу с Тео ван Дусбургом, потому что тот противопоставил прямоугольному построению картин Мондриана диагональное. Эстетические принципы могут иногда заходить чересчур далеко.

Согласно Семиру Зеки, этот вид абстрактного искусства так нас захватывает, потому что сильно возбуждает нейроны первичной зрительной коры. Это должно касаться первичной зрительной коры (V1) тех, кто, как моя сестра, любит художников группы Де Стейл (1917) – как Пит Мондриан и Барт ван де Лекк. Но диагонали Тео ван Дусбурга тогда должны были бы, как мне кажется, действовать точно так же. Ведь в первичной зрительной коре могут обрабатываться все простые структуры, используемые в абстрактном искусстве: линии, треугольники, круги и полосы, которые в фигуративном искусстве исчезают в целостном образе.