Текст книги "Наш креативный мозг. Как человек и мир творят друг друг"

Государство – продукт естественного развития, и человек по природе своей – существо политическое.

Аристотель

В политике играет роль множество биологических эволюционных факторов. Наш мозг регистрирует расу человека за 180 миллисекунд и пол за 450 миллисекунд. Грудной ребенок в возрасте нескольких месяцев испытывает доверие к незнакомому со знакомым ему акцентом в большей степени, чем к незнакомому с незнакомым акцентом. Наша реакция автоматически выражает ксенофобию и расизм, что связано с активацией миндалевидного тела, но одни умеют лучше держать себя в руках, чем другие. Мы также склонны выбирать людей из «своей группы» и решаем в течение 170 миллисекунд, принадлежит ли человек к нашей группе или нет, что связано с активностью во многих областях мозга. Также и наши политические предпочтения, левые или правые, имеют биологический базис.

Политические предпочтения ребенка в 69 % случаев совпадают с предпочтениями родителей. Раньше это объясняли воспитанием. Но изучение близнецов показало, что значительная часть наших политических предпочтений заложена генетически. В дальнейшем мы развиваем свои политические предпочтения во взаимодействии с окружением. Политические предпочтения молодежи сочетаются также с функциональными и структурными различиями мозга.

Политические предпочтения связаны с психологическими процессами, которые касаются страха и неуверенности. Прогрессивные люди предпочитают новые ситуации и неизвестность. Для мониторинга конфликтов, который происходит в передней доле поясной (цингулярной) коры, они более восприимчивы. Выбору в пользу прогрессивной партии сопутствует больший объем передней доли поясной (цингулярной) коры – структуры, связанной с наблюдением и толерантностью в отношении конфликтов и неуверенностью в выборе своих действий. Люди консервативного склада реагируют на угрозы и конфликты острее и с большей агрессией, чем люди прогрессивных взглядов, и они более чувствительны к выражениям лица, в которых сквозит угроза. При выполнении задачи, связанной с риском, у прогрессивных людей активируется островковая доля, а у консервативных правое миндалевидное тело. Островковая доля регулирует функции тела, что объясняет более сильные телесные реакции прогрессивных людей на конфликты. Миндалевидное тело бывает задействовано при решениях в ситуации рисков и страха.

Различие между консервативными и прогрессивными людьми, по-видимому, проявляется прежде всего в их отношении к страху. Действительно, консервативному политическому поведению сопутствует больший объем правого миндалевидного тела, структуры, важной в обработке ощущения страха. На основании различий в величине между передней долей поясной коры и миндалевидным телом надежность определения политических предпочтений человека составила 72 %. На основании различий в активности между островковой долей и миндалевидным телом политические предпочтения определяли с надежностью до 83 %. Что именно развивается раньше: политические предпочтения или относящиеся к ним различия в величине структур мозга, то есть что здесь является причиной и что следствием – еще предстоит выяснить.

Ван Гиннекен прекрасно описал, каким образом мы выбираем наших политических лидеров. При этом все еще играют роль факторы, которые издавна имели значение в эволюции, такие как рост, возраст, пол, мужественность. Если вы высокого роста, то и теперь у вас больше шансов добиться более высокого ранга, занимать руководящую должность с более высоким окладом. Французский президент Шарль де Голль (если надевал кепи, он был выше двух метров) сказал однажды такому же высокому нидерландскому министру иностранных дел Йозефу Лунсу: «Мы, большие люди… должны руководить людьми более мелкими». Низкий глубокий голос ассоциируется с силой и мужественностью. Британский премьер Маргарет Тэтчер специально тренировалась, чтобы понизить тембр своего голоса. Мы выбираем по внешнему виду, при этом симметрия указывает на хорошие гены. «Красота» здесь важнее наличия интеллекта, способности вызывать симпатию или доверие. Выбор по внешнему виду совершается молниеносно: секундного взгляда на черно-белое фото достаточно, чтобы предсказать правильный выбор. Поэтому так важно первое впечатление и так значимы бывают его последствия.

Если только мы не будем специально закрывать глаза, то при нашем нынешнем знании сможем приблизительно определить наше происхождение; и нам не нужно его стыдиться. Самые низшие организмы намного выше, чем неорганический материал у нас под ногами; и всякий беспристрастный ум, изучая любое живое существо, каким бы скромным оно ни было, придет в восторг от его прекрасной структуры и свойств.

Чарлз Дарвин

Нашим мозгом, с его огромными возможностями, но также и с его индивидуальными различиями, сложившимися за весь период развития, мы должны быть обязаны процессу случайных мутаций и отбору наиболее приспособленных вариантов, как это описал Дарвин. В ходе эволюции наш мозг с невиданной скоростью увеличился в размере – и тем самым в функциональных возможностях. Всего за 3 миллиона лет вес нашего мозга от 500 граммов, веса, всё еще нормального для больших обезьян вроде шимпанзе и орангутанга, вырос втрое – до 1,5 килограмма, веса мозга современного человека.

За эти три миллиона лет мы развили «дополнительную» мозговую ткань, поверх той, которая была необходима для управления телом, и получили возможность всё лучше думать и решать всё более сложные задачи. Эволюционное давление, вызвавшее быстрый рост нашего мозга, выразилось в преимуществе, которое больший по величине мозг давал в социально сложном обществе.

Но конечно, не только увеличение размеров мозга сделало нас людьми. Есть люди, мозг которых столь же мал, как и у шимпанзе, хотя общая структура их мозга вполне нормальна. И эти «микроцефалы» вполне могут говорить, в отличие от шимпанзе. У неандертальцев мозг был больше, чем у нас, хотя когнитивно они не могли равняться с видом homo sapiens. Bigger [больше] вовсе не всегда better [лучше]. Есть также существенные различия в фундаментальных свойствах кирпичиков мозга, нервных клеток. Нервные клетки человека передают информацию раз в десять быстрее, чем нервные клетки мыши.

Лучшая приспособляемость к окружающей среде, впрочем, вовсе не всегда требует увеличения мозга. Это зависит от среды обитания. Животные, которым приходится добывать свою пищу из воды, даже извлекают преимущество из малых размеров мозга: у них значительно сокращено потребление кислорода, поэтому они могут дольше находиться под водой. Ярчайший пример тому – черепаха, в течение 200 миллионов лет остающаяся неизменной благодаря своему небольшому мозгу. Юджин Д. Робин назвал это «the evolutionary advantages of being stupid» [«эволюционными преимуществами быть глупым»]. Существуют черепахи, способные оставаться под водой целую неделю. Через несколько часов кислород заканчивается, и тогда черепаха переходит к системе, благодаря которой получает еще некоторое количество энергии без кислорода, к анаэробному гликолизу. Хотя энергии это дает не слишком много, но для небольшого мозга ее оказывается вполне достаточно.

Однако в нашей жизненной среде для людей принцип «bigger is better» [«чем больше, тем лучше»] вполне срабатывает. По вычислениям Михела Хофмана, поверхность коры наших больших полушарий составляет 200 см². Один кубический миллиметр коры больших полушарий, то есть серого вещества, содержит 50 000 нейронов и 50 × 106 синапсов. Кора больших полушарий имеет складчатое строение – великолепная стратегия, чтобы поместить большую поверхность в компактном черепе, – между тем как соединения между функциональными единицами складчатой структуры коры могут быть короткими и быстро передавать информацию, именно поэтому мозг может столь эффективно функционировать. Впрочем, и бумажная пробка подчиняется тем же законам масштабирования, что и складки неокортекса. В ходе эволюции наш мозг настолько увеличился, что связи между участками коры в белом веществе стали слишком длинными. Поэтому стало более эффективным всё больше и больше функционально специализировать участки коры и, например, структурам, относящимся к речи, дать возможность развиваться слева.

Достигли ли мы тем самым границ нашей разумности, или эволюция нашего мозга может продолжаться и далее? Теоретически эволюция может продолжиться, как рассчитал Михел Хофман. Наш мозг мог бы стать еще в два-три раза больше. Тогда он достигнет своего максимального потенциала в обработке информации, из-за того что связи всё удлиняются и тем самым время реакции увеличивается. Дальнейшее увеличение мозга при улучшении его функции возможно лишь при совершенно ином строении мозга, чего, само собой разумеется, в ходе эволюции не происходит.

Теоретически это как будто возможно, но эволюционирует ли в действительности наш мозг? Для дальнейшего роста нашего мозга необходимы по меньшей мере три условия: 1) значительное различие между индивидуумами; 2) изоляция групп людей в их жизненном окружении, необходимая для возникновения нового вида человека; 3) внезапное резкое изменение условий жизни, в результате чего только избранное число некоторых, случайно генетически приспособленных молодых индивидуумов переживет катастрофу и сможет размножаться. Я думаю, нам не следует слишком многого ожидать от дальнейшей эволюции нашего мозга, как уже об этом высказался Стив Джонс. Он может знать это как профессор генетики Галтон-лаборатории в Лондоне. Она была названа по имени Френсиса Галтона, двоюродного брата Чарлза Дарвина, первого, кто заинтересовался евгеникой – улучшением человеческой расы – и кто разделял расистские идеи, обычные для его времени.

Действительно существует ряд аргументов в защиту идеи, что мозг homo sapiens больше не будет эволюционировать. Первый аргумент, что различие между индивидами стало несравненно меньше, после того как примерно 65 000 лет тому назад несколько десятков индивидов мигрировали из Африки. И это различие из-за смешения рас и народов уменьшается столь заметно, что следует ожидать, что через пару столетий Европа будет выглядеть как территория со смешанной популяцией. Конечно, никогда еще не было столько людей и никогда еще не возникало столько мутаций. Но все это идет слишком медленно. Средняя скорость мутаций – приблизительно 1/500 000 000 на один кирпичик ДНК в год, и мутации в настоящее время не имеют шансов распространиться в изолированной группе.

Такого рода мутация должна прежде всего получить шанс размножиться, а это возможно только в условиях изоляции. Второй аргумент тот, что число изолированных мест, где живет ограниченная группа людей, быстро сокращается. Природных барьеров, таких как горные цепи или реки, уже больше недостаточно для изоляции группы людей. Мир превратился в большую деревню.

Третий аргумент тот, что развитие наших вспомогательных средств продвинулось до такой степени, что борьба за существование несопоставима с тем, что было 10 000 лет тому назад. Отбор влияет на различия в ходе размножения, но они вряд ли имеют место, поскольку после рождения у каждого примерно равные шансы на выживание и каждый имеет примерно равное число детей. Современный человек, после того как из Африки вышли группы, ставшие нашими предками, даже уменьшил давление отбора со стороны конкурентов, других человекоподобных, либо их уничтожив, либо ассимилировав – как неандертальцев. Эволюция нашего мозга, во всяком случае в развитых странах и на ближайшее будущее, по всей вероятности, остановилась.

Благодаря большому разнообразию, существовавшему между предками современного человека, процесс эволюции мог приводить к соперничеству и отбору. Те, у кого мозг был больше, чем у других, были способны лучше приспосабливаться к сложным условиям тогдашнего общества, остальные же в ходе эволюции погибали. Сложность общественного устройства все еще постоянно растет и, благодаря углубляющейся специализации и глобализации инноваций, во все более быстром темпе. Этот темп не может поддерживаться эволюционным увеличением нашего мозга – процессом, для которого 3 миллиона лет были необычайно коротким сроком, – поскольку человеческое общество за период 20 000 лет развития с экспоненциально увеличивающейся скоростью полностью изменилось.

Сможем ли мы в будущем имплантировать в мозг чипсы и тем самым заставить его лучше функционировать или сумеем стимулировать рост нашего мозга путем развития генетических манипуляций, все это пока еще под вопросом. Последнее, впрочем, уже осуществляется на мышах. Кусочек ДНК человека, который играет роль на ранней стадии развития мозга, был внедрен в геном мыши. У эмбрионов мыши, получивших ген человека, действительно мозг большей величины, но будут ли они в дальнейшем лучше работать, пока неизвестно.

Разнообразие, бывшее для нас двигателем эволюции, все еще существует и всегда будет существовать. Но отбор, который также необходим для эволюции нашего мозга, уже не имеет места, из-за чего его эволюция остановилась. Само по себе это не проблема: культурное развитие продолжается благодаря техникам, которые мы разработали, чтобы сохранять знания и опыт каждого специалиста. Это позволяет нам использовать достижения предыдущего поколения как стартовую площадку для последующих шагов нашего собственного развития.

Искусство и мозг

VI. Искусство и эволюция мозга

Все действительно великое и вдохновляющее нас было создано теми, кто мог работать свободно.

Альберт Эйнштейн

Наш мозг – творческая машина, основа художественного таланта, место, где происходит восприятие, выбор и воспроизведение искусства. Нам становятся все более понятны механизмы, задействованные как в восприятии, так и в создании произведений искусства, все более понятно, какой эффект оказывают болезни мозга на эти процессы.

Наш мозг за последние 3 миллиона лет увеличился втрое. При этом человек гораздо больше, чем какой-либо другой вид, развил дополнительную мозговую ткань поверх той мозговой ткани, которая нужна для управления телесными функциями. Вместе с увеличившейся сложностью сетей мозга появление этой дополнительной мозговой ткани сделало возможным появление искусства. Примерно 40 000 лет назад мозг человека был так же развит, как наш. Возник взрыв креативности, достигшей кульминации в вызывающих изумление пещерах Ласко во Франции и Альтамира в Испании. Homo sapiens, начав создавать искусство, превратился в современного человека.

Это искусство возникло примерно в один и тот же период на территориях, известных теперь как Франция, Германия, Австрия, Чехия, Россия, Китай и Индонезия. И оно родилось независимо друг от друга. Современный человек в Дордони не мог иметь контактов с жившим от него на расстоянии 13 000 километров современным человеком в Индонезии. Очевидно, для возникновения искусства был необходим мозг определенной величины по отношению к остальному телу. Древнейшие наскальные рисунки в Европе были найдены в пещере Эль Кастильо в Северной Испании. Рисункам этим по меньшей мере 40 800 лет, так что у некоторых возникает вопрос, то ли там уже появился современный человек, то ли эти рисунки были сделаны неандертальцами. Искусство, возникшее в период от 15 000 до 30 000 лет назад, демонстрирует нам три важных аспекта жизни в то время: деторождение, питание, в особенности охоту, и, возможно, спиритуальные изображения.

Пример нурагической культуры (3000 лет назад) в Су-Нуракси в Сардинии.

Деторождение

Прежде всего это искусство, относящееся к деторождению. Таковы фигурки Венеры, самые древние изображения женщины. Их вырезали из бивней мамонта или высекали из камня; их находили в Чехии, Австрии, Швабской Юре и в Дордони (ил. 22). В Абри Кастанé, неглубокой пещере на юге Франции, в долине реки Везéр найдены очень старые изображения, высеченные в скале. Им, вероятно, от 35 000 до 37 000 лет, и это, по-видимому, изображение женских половых органов.

Метафоры размножения можно отыскать и в древней архитектуре. Человек «первоначально строил жилища, напоминающие матку, с входом в форме вагины» прочитал я, к своему изумлению, в книге архитектора Малгрейва Мозг архитектора [The Architect’s Brain, 2011]. Но когда я увидел дома, относящиеся к нурагической культуре в Су-Нуракси в Сардинии (3000 лет назад), я понял, что́ он имел в виду.

Более свежий и весьма выразительный пример метафоры деторождения в искусстве мы находим у художника Мелле Олдебурригтера (1908–1976; ил. 23). Он был известен под именем Мелле и хотел, чтобы его называли не сюрреалистом, а «художником-визионером», поскольку в его работах, как он сам говорил, юмор играет очень важную роль, а у французских сюрреалистов юмор, по его словам, вовсе отсутствует. Единственный художник, родство с которым он чувствовал, это Йерун Бос. Его талант был признан достаточно рано. «Идите своим путем и ни у кого не берите уроков» – таков был совет Алберта Фюнке Кюппера, автора политических карикатур в газете Хет Фолк.

Творчество Мелле состоит преимущественно из фрагментов половых органов и фантастических фигур, связанных с темой деторождения. Он никогда не прибегал к этюдам или наброскам, но всегда начинал что-то царапать в верхнем углу. Для него было настолько неожиданно, что в конце концов из всего этого получалось, что сам он с изумлением реагировал: «Надо же, полюбуйся!» Ви́дение того, чем должна была стать картина, уже существовало в деталях в его воображении.

То, что эти представления, скорее всего, вырастали из подсознания, большей частью касались фертильности и смерти, и что художник, казалось, работал как одержимый, автоматически, было водой на мельницу сексолога и психиатра-аналитика Куна ван Эмде Боаса (1904–1981), который в 1958 году сделал психоаналитическое описание творчества Мелле. Позднее ван Эмде Боас стал первым профессором сексологии медицинских факультетов Университетов Амстердама и Лейдена. Он даже повесил картину Мелле Новый Херренграхт в своем рабочем кабинете. Я был заинтригован этой картиной еще ребенком. Согласно ван Эмде Боасу, в творчестве Мелле играют роль инфантильные психические механизмы. Он разъяснял, что фаллосы, которые рисовал Мелле, это его детские фантазии и страхи, восходящие к нише, где он спал с матерью и двумя старшими сестрами. Благодаря тому что Мелле рисовал «из себя самого», он мог функционировать как вполне здоровый взрослый человек, утверждал ван Эмде Боас. Однако сам Мелле говорил, что он лишь хотел показать, что человеком движет инстинкт деторождения и что, по его мнению, это было основной причиной, почему на земле существует человек. Против этого мало что можно возразить и не нужно никакого психоаналитического истолкования.

Статья ван Эмде Боаса в 1958 году вызвала резкую критику со стороны А. Й. Кнооп Коопманса, который упрекал его в том, что он нарушил профессиональную тайну художника. Нелепость: появление статьи было согласовано между ван Эмде Боасом и Мелле.

Многие из своих рисунков Мелле дарил и свои работы продавал прежде всего друзьям в Амстердаме, и в молодости я видел эти работы у родителей своих друзей. Фрида Белинфанте, виолончелистка, а затем дирижер в Америке (см. с. 245), была безмерно рада, что обладает целой папкой с сотней его рисунков, потому что в 1940 году, не будучи в состоянии сделать выбор, она купила у него их все за очень небольшие деньги. Впоследствии она взяла с собой эти рисунки в Америку и время от времени дарила кому-нибудь из учеников. Мелле был очень разборчив в продаже своих работ, и когда однажды позвонила знаменитая собирательница произведений искусства Пегги Гуггенхайм, Мелле открыл дверь и сказал: «Художника нет дома».

Охота

Второй сюжет пещерного искусства – животные, жившие вокруг первобытного человека и служившие ему пищей. В пещерах на острове Сулавеси в Индонезии 35 000 лет назад были нарисованы бабируссы. Кроманьонский человек во Франции делал изображения животных, живших в период, когда Европа была покрыта глетчерами. Излюбленной пищей для homo sapiens того времени были северные олени, о чем свидетельствуют находки скоплений их костей, относящихся к этому времени. Хотя в некоторых пещерах изображена охота на животных, но доисторические рисунки относятся не только к тем животным, на которых люди охотились, и остается вопрос, почему их изображали. Многие животные в пещере Ласко изображены в так называемой кривой перспективе, то есть одни части головы изображены сбоку, а другие части спереди (ил. 25). Это позволяет нам вспомнить Пикассо, который побывал в этой пещере в 1940 году, после чего заявил: «Мы не выдумали с тех пор ничего нового».

Люди безусловно не были излюбленным предметом изображений в доисторических пещерах Дордони. Они переданы очень условно, и эти несколько гравюр и рисунков не свидетельствуют о высоком художественном даровании, в отличие от многочисленных изображений животных. В пещере Ласко есть единственное изображение человека, упрятанное от всех прекрасных изображений животных далеко вглубь пещеры и явно нарисованное крайне небрежно. Но человечек с птичьей головкой, убитый раненым бизоном, сам по себе, конечно же, хорошее предостережение для охотников. В глубине пещеры Руффиньяк (ил. 24) также есть несколько карикатурных изображений человеческих голов. В пещере Куньяк изображен плохо нарисованный человечек, пронзенный множеством копий. Уже и тогда, как видно, люди убивали друг друга. В пещере Сен-Сирк хорошо узнаваемый человечек высечен в скале – исключение для времени, отстоящего от нас на 17 000 лет. Он получил название «колдун». Особенностью изображения является большой фаллос, однако связывать эрекцию с колдовством, по-моему, это уже чересчур.

В пещере Абри Пато на скале вырезано схематическое изображение женской фигурки. Я бы не стал называть это искусством, но остается вопрос: почему кроманьонцы рисовали и высекали на камне все эти изображения в пещерах, куда они зачастую еле-еле могли вползти и где они рисовали лежа на спине? И почему они изображали только животных, практически никогда не изображали людей и никогда то, что их окружало? В доисторических пещерах Дордони никогда не встретишь изображения горы, растения или дерева. Обескураживает то, что никогда не получаешь удовлетворительного ответа на такого рода вопросы.

Когда мои китайские коллеги во время моего пребывания в этой стране начинали говорить о насчитывающей 5000 лет культуре Китая, я с гордостью указывал на шедевры Ласко, Руффиньяка и Шове. Они отвечали: «Но к тому времени мы давно уже не жили в пещерах». Кроманьонцы тоже не жили в пещерах, которые они покрывали рисунками. Но почему они это делали, все еще остается загадкой.

В музее в Ухане я видел примитивные настенные рисунки, возраст которых насчитывает 15 000 лет. Значит, в Китае уже тогда существовало доисторическое искусство. Интересно, что на камне были вырезаны горы и люди. Еще и сейчас китайцы больше внимания уделяют окружению, тогда как мы концентрируемся на центральном предмете (ил. 26). Но качество этих рисунков не идет ни в какое сравнение с искусством в пещерах Дордони. В горной области Бэйшань района Нинся недавно были найдены 6000 примитивных наскальных рельефов, возраст которых насчитывает 30 000 лет, изображающих солнце, луну, горы, овец, лошадей, быков, оленей, тигров, мечи, топоры, охотников и воинов. В заключение отметим, что мы не видим никаких практических причин для большинства охотничьих сюжетов в доисторических пещерах. Тем самым они знаменуют опять-таки новую стадию в становлении человека: речь идет о художественном выражении.

Спиритуальность

В наше время все можно пережить, кроме смерти.

Оскар Уайльд

Третий сюжет пещерного искусства – изображения, которые специалисты связывают со спиритуальными чувствами, часто имеющими отношение к смерти. Так, встречаются изображения с телом человека и головой льва или бизона. По всей Европе, в Аргентине, в Индонезии в пещерном искусстве встречаются однотипные бесцветные изображения кисти руки, цветом обведен только контур. Эти изображения интерпретировали как попытку символического контакта со спиритуальным миром, однако убедительных доказательств этого нет. Отпечаткам кисти руки в пещере Эль Кастильо в Испании по меньшей мере 39 290 лет; те, что в Индонезии, относятся примерно к тому же периоду. Интересно, что три четверти отпечатков рук в доисторических пещерах Франции и Испании принадлежат женщинам (ил. 27).

Наличие бус на женских скелетах этого периода рассматривается как указание на то, что и в потустороннем мире нужно быть привлекательными. К тому же в каждой пещере есть знаки, крышеобразные по форме, с расположенными ниже полосками, точками и решетками, относительно которых совершенно непонятно, то ли они могли выполнять спиритуальные функции, то ли это были зачатки шрифта. Есть исследователи, которые рисункам животных в пещерах приписывают спиритуальное или даже религиозное значение, но это также только догадки. Тема спиритуальности с большим успехом продолжается христианской религией, которой предстояло надолго стать одним из важнейших работодателей для художников.