Текст книги "Марийкино детство"

Девочка с заграничным именем

Все дети во дворе гордились тем, что к ним в дом переехала настоящая девочка из цирка. Наверно, во всем городе не было второй девочки с таким красивым заграничным именем, девочки, которая носила бы красное пальто с пелеринкой, широкий гранатовый браслет у самого локтя и умела бы отдавать ногой честь.

Даже Ляля Геннинг – и та не выдержала. Она нацепила себе на руку вместо браслета нитку кораллов и попросила, чтобы с этих пор все дети во дворе называли ее не Лялей, а Лилли.

Стелла бывала во дворе редко. Утром она ходила в лавки и занималась акробатикой, а по вечерам отправлялась с отцом в цирк. Все дети знали, что Стелла сама хозяйничает и на обед никогда не готовит супа, а только жарит колбасу или оладьи с вареньем. Они часто видели в окне второго этажа Стеллу в голубом переднике. Насвистывая вальс, Стелла чистила на подоконнике ягоды или перемывала чашки.

Во дворе Стелла играла только с мальчишками. Она очень быстро бегала, была сильная, ловкая, и ей не по вкусу были спокойные игры девчонок.

Марийке очень нравилась Стелла, но дочка клоуна не обращала на нее никакого внимания до тех пор, пока не произошел один случай.

В тот год лето выдалось очень жаркое. Дворники поливали улицы несколько раз в день, но вода тут же высыхала. В городе появилось множество бешеных собак. По приказу губернатора на углу каждой улицы для собак были выставлены плошки с водой, прикрепленные железными цепочками к тумбам.

Однажды утром, когда Марийка чистила вилки возле своего крыльца, во двор вбежала большая черная собака с опущенным хвостом, язык у нее висел чуть ли не до земли и одно ухо было разорвано.

– Бешеная! Бешеная! – закричала Ванда и первая бросилась бежать.

Все дети рассыпались в разные стороны, только один толстый, неповоротливый Мара не успел удрать. Он залез на скамейку и визжал так, точно его резали. Собака кинулась прямо на него.

«Сейчас укусит», – подумала Марийка и, размахнувшись что есть силы, бросила в собаку вилкой. Собака взвизгнула, еще больше поджала хвост и повернула к воротам. Тут откуда-то сверху вдогонку ей полетели огурец, две картофелины и медная пепельница.

Собака с визгом выскочила за калитку. А через минуту с лестницы сбежала Стелла, путаясь в длинном голубом переднике. Она подобрала пепельницу, щелкнула по лбу Мару, который все еще стоял на скамейке и ревел, а Марийке крикнула:

– Послушай, как тебя зовут?

– Марийка.

– Ты молодчина, Марийка, что не испугалась. Собака-то, пожалуй, и вправду была бешеная…

Через час с улицы прибежала Машка и рассказала, что в соседнем дворе большая черная собака покусала двух девочек. Все решили, что это та самая.

А на другой день после случая с собакой Стелла вдруг позвала Марийку к себе в гости.

В комнатах у Стеллы все было не похоже на то, что привыкла видеть Марийка в других домах.

На стенах висели большие пестрые афиши.

СЕГОДНЯ

Грандиозное цирковое представление

Конюшня Вильяма Труцци

Бокс австралийского кенгуру с человеком

В антрактах – знаменитый клоун любимец публики Патапуф

– Видишь, это мой папа – любимец публики, – указала Стелла на последнюю строчку.

– А что это такое – «в антрактах»? – спросила Марийка.

– Это когда зажигают свет и устраивают перерыв. Неужели ты никогда не была в цирке?

– Нет.

– Не может быть! Ни разу? – сказала Стелла. – Ну ладно, я тебя как-нибудь возьму с собой.

Под потолком в комнате у клоуна раскачивались кольца для гимнастических упражнений, на стульях были навалены зеленые и рыжие парики, панталоны с разноцветными штанинами и высокие шляпы всех цветов и размеров, которые Стелла называла «цилиндрами».

Над кроватью висел большой портрет. Темноглазая кудрявая женщина в пышной газовой юбочке сидела на белом коне.

– Это моя мама, – сказала Стелла, – она была наездница… – И, немного помолчав, добавила: – Мама разбилась насмерть, когда проделывала один трудный номер. Она упала с лошади на полном скаку. Я и сама хотела стать наездницей, но папа не позволяет, поэтому я готовлюсь на акробатку. Вот, смотри…

Стелла стащила с себя платье и осталась в черных трусиках и красной вязаной фуфайке. Она натерла ладони каким-то белым порошком, разбежалась, ухватилась за кольца и начала на них кувыркаться. Она качалась то на одной руке, то на другой, стояла в кольцах, как на полу, и наконец повисла вниз головой, совсем не держась руками. Потом она спрыгнула на пол и отерла пот с покрасневшего лица.

– Здорово ты кувыркаешься! – сказала Марийка с восхищением.

– Что ты! Это ведь самые простые упражнения. Вот погоди, я тебе сейчас что-то покажу.

Стелла просунула в кольца толстую палку, а посередине палки укрепила кожаную петлю. Потом она разбежалась, подпрыгнула кверху и вдруг повисла на петле, уцепившись за нее зубами, словно собака.

Марийка смотрела, раскрыв от удивления рот.

– Хочешь попробовать? – спросила Стелла. – Это совсем не трудно. Нужно только не разжимать зубов.

– Я не смогу, – покачала головой Марийка.

– Ну попробуй.

Марийка взяла в рот кожаную петлю. Она была соленая, и от нее пахло сапогом.

– Нет, я не могу, – сказала Марийка, отплевываясь, – у меня и так болит молочный зуб…

– Ну, тогда попробуй перекувыркнуться в кольцах. Стелла заколола булавкой Марийкино платье на манер штанов. Ухватившись за кольца, Марийка начала раскачиваться, как на качелях, и перекувыркнулась два раза подряд.

– Ты способная, – похвалила ее Стелла. – Ну, слезай. Теперь мы будем стряпать обед.

Она надела поверх трусиков свой длинный голубой передник и зажгла керосинку. Стелла и Марийка нажарили полную сковородку гренков и сварили какао. На сладкое у них были бисквиты с земляничным вареньем. Марийке очень понравилось стряпать такой обед. Это не то что у доктора, где чуть ли не полдня приходится чистить картошку и молоть в мясорубке мясо. Гренки они ели прямо со сковородки, какао Стелла пила из кастрюльки, а Марийка из молочника. Молочник потом сполоснули под рукомойником и поставили сохнуть на окно.

Когда Ляля и Ванда узнали, что Марийка побывала в гостях у Стеллы, ела там бисквиты с вареньем и кувыркалась на кольцах, они очень обиделись, что Стелла позвала в гости Марийку, а не их. Целый день они ходили надутые и все время перешептывались. А в семь часов вечера Марийка увидела, что во двор въехал извозчик и остановился у подъезда Шамборских. Через несколько минут выбежали разряженные Ванда и Ляля, а вслед за ними вышла толстая Шамборщиха. Все они уселись на пролетку и уехали.

– В цирк покатили! – сказала Машка, которая всегда все знала.

* * *

На следующее утро, когда Марийка бежала через двор в лавочку к Фельдману, она увидела под старой акацией кучу ребят, столпившихся вокруг Ляли и Ванды. Ляля и Ванда что-то рассказывали, а ребята смеялись. Марийка подошла поближе и прислушалась.

– Подумаешь, есть чего задаваться, – говорила Ляля, – артист… артист… а его все время бьют по щекам и дают ему подзатыльники.

«Про кого это они?» – подумала Марийка.

– Это прямо ужасно, как его били, – сказала Ванда. – Я бы не могла перенести, если бы моего папу так хлестали по щекам.

– И я бы не могла, – сказала Лора.

– Другие артисты представляют, – опять начала Ляля, передернув плечами, – ездят на лошадях, качаются на трапециях, а он только бегает и кричит как дурак. Вот вам и артист!

Вдруг лицо у Ляли вытянулось, она толкнула Ванду плечом и шагнула назад. Марийка оглянулась.

За спиной у нее стояла Стелла. Оскалившаяся, с растрепанной челкой, она была похожа на злую взъерошенную кошку. Она ничего не говорила, а только смотрела на Лялю, не мигая, своими пристальными черными глазами. И это было гораздо страшнее, чем если бы она ругалась.

Все дети с визгом бросились врассыпную, и только один Мара, как всегда, не успел удрать.

Стелла схватила его за шиворот и все так же молча надрала ему уши.

Потом она подтолкнула его в спину коленкой, и он, широко расставив руки, спотыкаясь, полетел по двору, да так быстро, как не бегал никогда в жизни. Возле самого своего крыльца Мара упал животом на кучу песка и только тут догадался зареветь.

А Стелла кому-то погрозила кулаком и, опустив голову, пошла к дому.

Она села на крыльцо и от злости стала стучать по ступеньке каблуками и скручивать жгутом свой носовой платок.

Марийка на цыпочках подошла к Стелле.

– Они все врут… Ты их не слушай, – сказала она тихонько.

– Нет, не врут, – сказала Стелла, не глядя на Марийку.

Марийка так и ахнула:

– Ну?.. А за что ж это его?

– Дура! – закричала Стелла. – Как ты не понимаешь? Ведь это представление, это нарочно!

Марийка не слишком-то ясно понимала, что такое «представление», но зато она хорошо поняла, что Ляля с Вандой зря обидели Стеллу.

– Ну я ж и говорю, что они дуры, – успокоительно сказала она. – А Маре-то, Маре-то как здорово ты солдатского хлеба задала! Будет помнить!

Стелла приподнялась и посмотрела на кучу песка, возле которой все еще топтался и всхлипывал Мара.

Она вдруг громко засмеялась и схватила Марийку за руку:

– Пойдем ко мне орехи щелкать.

Марийке нужно было отнести домой лавровый лист для ухи, но она побоялась рассердить Стеллу и пошла к ней щелкать орехи.

«Кем я буду?»

Марийка часто забегала к дочке клоуна.

Каждый раз, как она подходила к двери Патапуфа, она еще издали слышала топот и прыжки. Можно было подумать, что в комнате клоуна скачут и возятся несколько человек, хотя там никого не было, кроме Стеллы.

Последнее время Стелла все реже и реже выходила во двор.

Тяжело дыша и обливаясь по́том, она каждое утро проделывала по двадцать пять стоек на руках, и двадцать пять мельниц, и двадцать пять флик-фляков.

«И как ей это не надоест! – думала Марийка, глядя на желтые ладони Стеллы, с которых никогда не сходили мозоли, натертые гимнастическими кольцами. – Сама занимается, ведь ее никто не подгоняет…»

Марийке вспоминалась Лора, которая сидит за низеньким столиком и зевает над раскрытыми тетрадками. Лора занималась не каждый день, а через день. К ней ходила старенькая учительница. Услышав ее звонок, Лора всякий раз убегала в ванную и запиралась там на крючок. Учительница по полчаса простаивала перед дверью ванной, то упрашивала Лору, то пугала ее доктором. Лора выходила из засады только в том случае, если ей обещали, что сегодня она не будет писать диктовку. С занятиями по музыке бывало еще хуже: один доктор мог заставить Лору сесть за рояль на пятнадцать минут, чтобы отбарабанить гаммы.

Иногда, глядя на Стеллу, Марийка тоже начинала кувыркаться или ходить на руках.

– Ты очень способная, – говорила Стелла. – Хочешь, я попрошу папу, чтобы он с тобой занимался?

Однажды, соскочив с колец после удачно сделанного упражнения, Стелла сказала Марийке:

– Знаешь что? Ты непременно должна учиться у папы акробатике. А когда ты выучишься, мы будем выступать втроем: папа, ты и я. Мы будем называться «Три Сольди три» или «Три Стеллио». Это хорошо получится на афише…

Вдруг девочки услышали какой-то странный звук, похожий на чиханье.

Это Патапуф, лежавший на кровати, давился от смеха.

– Папка, противный! Ты зачем подслушиваешь! – закричала Стелла.

– Поди сюда, чудовище, я тебя поцелую, – сказал Патапуф.

Тут Марийка в первый раз услышала, как Патапуф смеется.

Вернувшись в этот вечер домой, Марийка спросила у Поли:

– Мама, а кем я буду?

Поля месила тесто для пирога.

– Чего? – переспросила она, не поняв.

– Ну, кем я буду, когда вырасту большая? Стелла будет акробаткой, Лора говорит, что она будет картины рисовать, а я кем буду?

Тесто в квашне сильней зачмокало под руками Поли. – Подсыпь муки, – сердито приказала она Марийке.

Марийка взяла со стола мешочек с мукой и начала подсыпать в квашню.

– Хватит! Всю муку вытряхнула! – закричала Поля. Марийка удивленно посмотрела на мать. Она не понимала, почему это Поля так рассердилась.

– Известно, не генеральшей будешь, – вдруг заговорила Поля, – в горничные или в кухарки пойдешь. Вот присматривалась бы, как Катерина гладит и кружева стирает. Со стиркой да с крахмалом горничным лучше платят. А то, может, удастся на портниху выучиться. Если кто в ученицы возьмет…

Марийке вспомнилась портниха Шурочка, которая по целым неделям шила докторше белье и переделывала старые платья. Это была маленькая женщина с унылым, испуганным лицом, на котором во всю щеку расплылось огромное родимое пятно. С утра и до позднего вечера Шурочка не выходила из «швейной комнаты». Когда Марийка пробегала мимо, она видела, как Шурочка быстро вертит ручку машинки, или ползает по полу над газетными выкройками, или торопливо ест, поставив тарелку на край швейной машинки и даже не сняв с пальца наперстка.

Нет! Уж лучше в горничные или в кухарки пойти.

Марийка задумалась. Она представляла себе, как она вырастет большая и будет носить такой же, как у Поли, передник, испачканный в муке и масле. Может быть, ей даже придется служить в кухарках у Лоры. Она будет варить суп в этой же самой кастрюле с отломанной ручкой и спать за занавеской с синими петухами.

«Иди, тебя барыня зовет!» – скажет ей горничная. Она придет в спальню и станет у порога, заложив руки под фартук, а Лора, высунув голову из-под шелкового одеяла, прикажет: «Марийка, сготовь на обед бульон с пирожками и биточки в томате». Нет, она, пожалуй, назовет ее не Марийкой, а Марией: «Мария, смотри, чтоб не подгорело!..»

А что, если и в самом деле поступить в цирк? Надо только почаще делать разные упражнения, чтобы руки и ноги стали гнуться в разные стороны, как у Стеллы.

– А ну-ка, попробую сейчас сделать стойку «березку»!

Когда Поля вошла в кухню, она увидела, что Марийка стоит вверх ногами и что вся стенка измазана следами Марийкиных босых пяток.

– Да что ж это такое! – закричала Поля. – Не ребенок, а горечко одно!..

В цирке

В одно из воскресений Стелла сказала Марийке:

– Попроси мать, чтобы она отпустила тебя сегодня вечером. Ты пойдешь с нами в цирк.

Чуть только стемнело, Марийка надела свое праздничное платье-татьянку, начистила башмаки и вышла во двор подождать Стеллу. Ей долго пришлось слоняться под окнами, пока Стелла наконец не вышла из дома и не окликнула ее:

– Марийка, пора!

Клоун Патапуф уже шагал через двор с чемоданом в руке, Марийка и Стелла, взявшись за руки, побежали вдогонку.

Они пересекли бульвар, прошли узкий переулочек и вышли на городскую площадь. Посреди площади возвышался полотняный купол цирка шапито. У входа в цирк горели разноцветные лампочки. Возле кассы толпилась публика. Мороженщики, продавцы кваса и вареной кукурузы расхваливали свой товар. Мальчишки топтались у кассы, перешептывались и жадно смотрели на входную дверь.

Патапуф, Стелла и Марийка обогнули кассу и остановились возле маленькой брезентовой дверцы, висевшей на кожаных петлях. Патапуф дернул какую-то веревочку, и дверь сдвинулась вбок, как штора.

Они вошли внутрь и очутились в темноте. Марийке в нос ударил резкий запах лошадиного пота и сырых опилок.

– Идите в ложу и занимайте места, – сказал Пата-пуф, исчезая в темноте.

Марийка споткнулась о доску и ушибла коленку.

– Вот растяпа! Ну, держись за меня! – закричала Стелла.

Они пролезли сквозь какую-то щель и сразу очутились в цирке.

– А вот и ложа для артистов, – сказала Стелла. – Мы займем самые лучшие места.

Они уселись на красных бархатных стульях возле барьера.

Марийка оглянулась по сторонам.

Залитый светом цирк был полон народу. Посреди круглой арены красовалась огромная лира, причудливо выложенная из красного и желтого песка. Эта лира была похожа на ту, что Марийка видела на крышке докторского рояля.

Оркестр заиграл марш. Послышалось хлопанье бича, и на арену выбежали десять черных лошадей. Лошади присели на задние ноги и, выгибая шеи, начали кланяться публике. На голове у каждой лошади качался пучок белых перьев, похожий на метелку для смахивания пыли.

– А вот и дрессировщик Батино, – сказала Стелла. Мужчина в черном бархатном костюме стоял посреди арены и щелкал длинным-предлинным бичом. На ногах у него были надеты высокие сапоги с такими огромными отворотами, какие носил только маркиз Карабас из Лориной книжки «Кот в сапогах».

Дрессированные лошади танцевали польку. Они в одну минуту растоптали своими копытами лиру, выложенную на песке с таким искусством.

– Зачем их выпустили? – сказала Марийка. – Так было красиво посыпано песком, а они все испортили!.. – Завтра сделают новую лиру, – успокоила ее Стелла.

Лошади прыгали через барьер, танцевали вальс и становились на дыбы. Шерсть на них была расчесана шашечками.

Не успели лошади убежать с арены, как послышался чей-то крик и бряцанье железа. Откуда-то появился длинный худой клоун в пестром балахоне. На цепи он тащил за собой огромную зеленую лейку и во все горло что-то орал. Публика встретила его хохотом.

– Это папа. Ты узнала его? – спросила Стелла.

Марийка с недоумением смотрела на этого шумного размалеванного человека, который был так не похож на молчаливого Патапуфа. Широкий рот его был оскален, а на рыжем парике каким-то чудом держался крохотный красный цилиндр, величиной не более стакана. Клоун затеял драку с цирковым служителем. Тот все время удирал, а Патапуф гонялся за ним по арене. Наконец он поймал циркового служителя и начал поливать ему голову из лейки.

Вдруг прибежал новый клоун. Он обсыпал Патапуфа мукой и сажей, разбил на его голове тарелку и наконец принялся хлестать его по лицу. Звонкие пощечины гулко отдавались под сводами цирка.

– За что его бьют? – спросила Марийка.

– Этот клоун не может придумать ничего интересного, кроме пощечин. Это по-нарочному, чтобы публике было смешно. Папа говорит, что ему почти совсем не больно. Он мажет щеки вазелином.

Публика в самом деле хохотала, а пощечины так и сыпались на Патапуфа.

Потом выступила укротительница зверей. Это была белокурая дама в газовом платье, обсыпанном блестками. На каждой руке у нее было по четыре браслета, в ушах, на груди и на лбу переливались драгоценные камни, и вся она так ярко сверкала, что больно было смотреть. Марийка никогда еще не видела такой нарядной и красивой дамы. Даже туфельки у нее были золотые. Вокруг укротительницы с лаем, хрюканьем и блеяньем прыгали дрессированные звери. Здесь была свинья с розовым шелковым седлом, украшенным бантами, собаки в юбочках и шляпках, наряженные барынями, и коза, запряженная в маленькую колясочку.

Потом по арене носились наездницы в пышных юбочках и со звездами в кудрях. Потом вышли японцы, которые вытягивали изо рта ленты и живых голубей.

Весь цирк так и сиял огнями. Наверху играла веселая музыка.

Марийка тихонько вздохнула.

А она-то еще думала поступить на работу в цирк! Где ей! Здесь все такие нарядные. Даже цирковой служитель, который убирает с арены ковер, и тот одет в костюм с золотым позументом[30]30
  Позуме́нт – тесьма, шитая золотом или серебром.


[Закрыть]. Такого костюма нет даже у самого доктора. А какие все красивые…

Нет, видно, уж и в самом деле ей придется пойти в кухарки.

Лора поступает в гимназию

Все лето Лора занималась с учительницей. Эта же старенькая учительница готовила к экзаменам в гимназию и Ванду с Лялей. Лора хоть и не любила заниматься, но все-таки постоянно хвасталась тем, что скоро она будет гимназисткой.

– Знаешь, – говорила она Марийке, – в гимназии ужасно интересно. У входа стоит швейцар в ливрее с золотом и распахивает дверь перед каждой гимназисткой. И все девочки одеты в коричневую форму. Я попрошу папу, чтобы меня никто не провожал, я буду сама ходить в гимназию…

Марийка очень завидовала Лоре. Она знала, что ей-то в гимназии учиться не придется.

В августе портниха Шурочка сшила Лоре форму – шерстяное коричневое платье с высоким воротником и четыре передника: три черных для каждого дня и один парадный, из белого батиста с кружевом. Пятнадцатого августа Лора, Ванда и Ляля должны были пойти на экзамен. Целые дни они ходили вместе и говорили только об экзаменах. Лора очень боялась, что она не выдержит и тогда ей нельзя будет носить форму. Она ахала больше всех и последнее время даже перестала прятаться от учительницы в ванную. Она говорила, что если ей дадут решать задачу с трубами, из которых выливается вода, то она обязательно провалится.

А Ляля совсем не боялась экзамена и говорила, что все это ерунда и нечего трусить, потому что их учительница приходится двоюродной сестрой начальнице гимназии.

Наконец наступило пятнадцатое августа. Лору разбудили в восемь часов утра, и Елена Матвеевна, нарядная, в черном платье и черных перчатках, сама повела ее на экзамен. Марийка побежала за ними до угла, и когда возвращалась обратно, то встретила Шамборщиху, которая вела на экзамен Ванду с Лялей. Ляля была в белом шелковом платье, с распущенными локонами. Ванда шла, держась за руку матери. Лицо у нее было заплаканное, она тихонько всхлипывала.

Лора вернулась с экзамена в двенадцать часов дня. Вся красная от радости, она прибежала в кухню и бросилась к Марийке, которая сидела на корточках и чистила картошку.

– Слава богу! Слава богу! – закричала Лора и закружилась на одном месте. – Все было ужасно легко. По арифметике задачи не задавали, только пример. А потом спросили восемью восемь – шестьдесят четыре и велели прочитать из хрестоматии. И диктовка была очень коротенькая…

– Значит, выдержала? – не выпуская из рук картофеля, спросила Марийка.

– Выдержала, – сказала Лора. – Знаешь, там была одна девочка… Когда ей велели решить пример на доске, она заплакала и стала проситься домой. Было ужасно смешно…

Через несколько дней Лоре купили сумку для книг, коричневую, с блестящим замочком и маленьким ключиком, новенькие учебники, тетради и пенал.

Пенал был деревянный, с лакированной выдвижной крышкой, разрисованной бабочками и цветами.

В пенале, между тоненькими перегородками, лежали карандаши, перья, резинка и ручка.

Вечером, когда Марийка вошла в детскую, она увидела, что Лора сидит за столиком и, низко наклонившись, что-то пишет.

Марийка подошла поближе.

Высунув кончик языка, Лора старательно надписывала на голубой обложке тетради: «Для русского языка ученицы старшего приготовительного класса Л. Мануйловой».

Тут же на столике лежало штук десять надписанных тетрадей.

– Зачем тебе столько? – спросила Марийка.

– А так. Пусть лежат про запас.

Марийка посмотрела на блестящий лакированный пенал, из которого Лора вытаскивала резинку, на новую сумку, на стопку тетрадей и, повернувшись на каблуках, выбежала из детской.

Наступил первый день занятий.

Сколько Лора ни плакала и ни просила, чтобы ей позволили ходить в гимназию без провожатых, доктор и слышать об этом не хотел.

Утром первого сентября Ванда, Ляля и Лора с сумками в руках вышли во двор. Все они были в новеньких коричневых платьях и черных передниках. Смеясь, они побежали к воротам, а сзади их догоняла Катерина.

Марийка, Машка и горбатая Вера смотрели им вслед.

– Ну, теперь они еще выше нос задерут, – сказала Машка, сплюнув сквозь зубы. – Особенно эта Лялька, кукла лупоглазая…

Лора вернулась домой через три часа. До позднего вечера она не снимала форму, и если бы ей позволили, то она бы и за обедом сидела с сумкой в руках.

Она захлебываясь рассказывала про то, что Ванду и Лялю посадили вместе, а ее – с одной незнакомой, но очень хорошей девочкой. Рассказывала про молебен, который отслужил батюшка в большом зале, про классную даму, которую гимназистки прозвали «акулой», потому что у нее изо рта торчат два зуба, и про какую-то дочь генерала Милочку, которую привозят в гимназию в шарабане[31]31
  Шараба́н – легкий, обычно двухколёсный экипаж.


[Закрыть].

Каждый день Катерина будила Лору в восемь часов и отводила ее в гимназию. Теперь по утрам Марийку уже не звали в детскую для того, чтобы Лора скорей вставала, и ей не случалось уже, как раньше, пить горячее какао вместе с Лорой за беленьким столиком.

Как-то раз докторша Елена Матвеевна велела Марийке отнести в гимназию Лорин завтрак. Лора забыла в детской на столе пакетик с бутербродами.

Женская гимназия помещалась на Филимоновской улице, в трехэтажном доме, облицованном желтыми кафлями[32]32
  Ка́фли – полые кирпичи, покрытые с лицевой стороны глазурью.


[Закрыть]. Издали казалось, что дом сделан из сливочной помадки.

«Какой вкусный дом! – подумала Марийка. – Его даже хочется полизать языком».

Она поднялась на высокое крыльцо, украшенное двумя каменными львами, похожими на пуделей.

Марийка нерешительно остановилась перед стеклянной дверью, за которой стоял старый швейцар в фуражке, обшитой позументом.

Швейцар читал газету и не замечал Марийку. Она потянула тяжелую дверь.

– Тебе чего надо? – спросил швейцар, увидев на пороге маленькую фигурку в потертой кацавейке[33]33
  Кацаве́йка – верхняя распашная короткая кофта.


[Закрыть].

– Я, дяденька, завтрак принесла Мануйловой Лоре. Знаете, такая рыженькая…

– Много тут рыженьких, – заворчал швейцар. – Ну, ступай в коридор направо, подожди там до звонка… Марийка на цыпочках прошла в соседний коридор и, прижимая к груди сверток с завтраком, оглянулась по сторонам.

Она стояла в длинном-длинном коридоре, где пол был выложен белыми и голубыми плитками, как в ванной комнате у доктора. По одной стороне коридора помещались белые двери с матовыми стеклами, а по другой – высокие окна без занавесок. Сквозь окна виднелся большой сад с дорожками, покрытыми облетевшей листвой.

В коридоре было пусто и тихо. Прошла сторожиха с ведрами и тряпкой и покосилась на Марийку, но ничего не сказала.

Из-за ближайшей двери доносились голоса. Марийка тихонько подошла к двери. В углу матового стекла кто-то процарапал пятнышко, сквозь которое все было видно. Марийка увидела несколько рядов черных парт, за которыми сидели девочки в коричневых платьях.

Все девочки смотрели в одну сторону. Марийка скосила глаза и увидела край высокого столика и над ним две руки, державшие раскрытую книгу.

Учительницу Марийке не удалось разглядеть.

В следующей стеклянной двери не было процарапано ни одной дырочки. Сквозь замочную скважину Марийка увидела пустой класс с картиной на стене. На картине была нарисована корова.

А когда Марийка заглянула в третью дверь, она увидела Лору. Лора сидела рядом с другой девочкой, у которой были длинные черные косы. У Лоры были надутые губы. Она зевала над раскрытой тетрадкой, совсем так, как во время занятий со старенькой учительницей.

Вдруг в коридоре заливчато прозвенел звонок. Не успела Марийка отскочить от двери, как из класса вышла дама в синем платье, а вслед за ней хлынула шумная орава белокурых, русых и темноволосых девочек.

– Марийка! Ты чего сюда пришла? – спросила Лора, подбегая к Марийке. – А, завтрак? Давай!..

Она выхватила из рук Марийки сверток, завернутый в салфетку, и побежала в другой конец коридора. Марийка протолкалась к выходу и, с трудом открыв тяжелую дверь, вышла на улицу.

* * *

Теперь, когда Лора поступила в гимназию, а Стелла стала ходить на репетиции в цирк, Марийка еще больше сдружилась с Верой и Машкой. Целыми часами, сидя на дровах у сарая, они разговаривали про то, кто кем будет.

– Я через год на фабрику пойду, – говорила Машка, – дядя Захар Иванович меня на табачную пристроит. Он там сторожем.

– А я, может, вышивать подучусь, надоело коробки клеить, – вздыхала Вера.

– А я в кухарки пойду. Лет пять прослужу, а жалованье буду в копилку прятать. Ни одной копеечки не истрачу. Кухарки ведь на всем готовом живут. А когда накоплю пять полных копилок, то пойду учиться.

– На кого?

– На санитарку или фельдшерицу – буду разные болезни лечить.

– Вот если бы денег побольше найти! – мечтала Вера. – Идешь по улице, глядь – кошелек с деньгами валяется. Сразу бы разбогатели.

Им хотелось стать богатыми, чтобы носить лаковые туфли и батистовые панталоны с кружевами и каждый день по два раза завтракать, обедать и ужинать.

Марийка, Машка и Вера решили, что они должны обязательно найти на улице брошку или по крайней мере кошелек с деньгами. Нужно только не зевать по сторонам, а смотреть под ноги; если увидишь под ногами кошелек, то его не надо поднимать на виду у всех. Можно наступить на кошелек ногой или, еще лучше, уронить платок и вместе с ним поднять находку. В свободное время они целыми часами шатались по улице, заглядывали в канавы и смотрели себе под ноги. Однажды они нашли у ворот своего дома маленькую серебряную серьгу, украшенную цветочком из бирюзы. Машкин дед, старый дворник, сейчас же отобрал находку и дал вместо нее девочкам по пяти копеек на леденцы. А брильянтовых брошек и денег они так и не находили.

Машка говорила, что искать кошелек нужно не на панели, а на мостовой, где скачут на лошадях богатые офицеры, у которых при быстрой езде может вывалиться из кармана кошелек. Но и на мостовой кошельки не валялись.

Тогда они начинали искать во дворе клад.

– Клады зарыты повсюду. Сколько раз я про них читала! – говорила Марийка. – Не может быть, чтобы Сутницкий не закопал где-нибудь клад…

И они ковыряли землю кухонными ножами и щепками. Они рылись на полянке за сараями и возле помойки, но нигде ничего не находили, кроме фарфоровых черепков и длинных синих дождевых червей.

Видно, нелегко было найти клад, так же как и кошелек с деньгами. Да и разбогатеть не так-то просто.