Текст книги "Князь из будущего"

глава 32

Сентябрь 625 года. Новгород.

Князь Самослав, голый по пояс, бежал в середине сотни новобранцев. Он частенько устраивал этот аттракцион, когда из лесной глухомани приходило простое, как бревно, немного диковатое пополнение. Куча денег, которые нашла Любава в бездонных карманах его обнаглевших компаньонов, позволила вытащить из словенских весей полторы тысячи крепких парней. Триста из них вернутся домой, о чем им и было честно сказано.

Дистанция в две мили, или стандартная трешка, давалась далеко не всем. Здоровенный, казалось, бугай приходил последним, отчаянно сопя и обливаясь потом. Ему торжественно жали руку и отправляли работать на княжескую кузницу, расписав дальнейшие радужные перспективы. Многие из тех, кто не проходил отбор, оставались работать в городе, на мануфактурах, стыдно было вернуться домой, где уже избавились от лишнего рта.

В этой сотне было сто тридцать человек, и все они бежали нестройной гурьбой, наступая друг другу на пятки и отчаянно толкаясь локтями. Десять последних пойдут восвояси, так им было сказано самим господином сотником. Самослав едва разогрелся к середине дистанции. Он не был особенно мясист, скорее, наоборот, на широкой кости наросли тугие узлы сухих мышц, делая его гибким и быстрым. Стылый осенний ветер приятно холодил тело, и князь привычно готовился ускориться на последней четверти дистанции. Он делал это уже множество раз, и опытные воины, которые сами когда-то попались на эту уловку, теперь насмешливо смотрели на новобранцев, которые здесь по никому неизвестной причине, назывались духами. Воины, которые заслужили право выбрить подбородок и затылок, весело орали и подбадривали отстающих, ведь в военном лагере не так уж и много развлечений.

Вот оно, заветное дерево, отмеряющее последний участок, и Самослав начал набирать темп, отрываясь от растянувшейся на сотню шагов массы. Он бежал легко, едва касаясь носками земли, наслаждаясь упругой силой молодого тела, и с каждым шагом удалялся от хрипло пыхтящего строя все дальше и дальше. Их еще научат бегать, ведь парни были здоровые, словно лоси, но сегодня они отстают, и отстают очень сильно.

Самослав первым пересек финишную черту, а воины одобрительно засвистели и заорали, приветствуя его. Пополнение подтянулось тоже, и многие упали на траву, ловя воздух ртом.

– Ты, ты, ты, ты … – показал пальцем сотник на десяток парней, пришедших последними. Они понуро склонили головы. – Домой!

Сотник повернулся к остальным, окинув их суровым взглядом, и заорал:

– Чего разлеглись, коровы стельные? Сам князь вас обогнал. Не стыдно? Жопы свои тощие подняли и потащили во-о-он туда! Дротик на дальность метать! Даю три попытки! Быстро!

Призывники пугливо поглядели на незнакомого воина, что стоял в окружении высокого начальства. На их лицах была написана мучительная работа мысли. Каждый думал: Это что же, я сейчас самого князя локтями толкал? Но ругань и тычки сотников неплохо отвлекали от гнетущих мыслей, и парни пошли на позицию. С копьем знакомы были все, но еще пять человек ушли домой. Они показали худший результат. В конце был спарринг, любимое развлечение старослужащих. И сотники, и трибуны тагм, и даже сам князь участвовали в них. Выстоять против опытного воина у молодежи шансов не было никаких, но этот бой служил для того, чтобы отсеять трусов. После последнего испытания домой вернется еще пять-семь человек. Так было всегда, так будет и сегодня. В сотне останется сто десять человек, из которых кто-нибудь обязательно окажется слишком горд и неуживчив, кто-то сгорит от лихоманки зимой, кто-то случайно покалечится, а кто-то и вовсе лишен воинской удачи, раз сумел поймать глазом стрелу, пущенную детской рукой на тренировке. Этих воинов будут учить до весны, после чего их вольют в разделенные напополам десятки опытных воинов, где они и начнут настоящую службу.

– Вон тот хорош, государь, – сказал трибун первой тагмы Добран, показывая на юркого, перевитого сухими жилами парнишку, который довольно ловко уклонялся от ударов матерого сотника. – Ах, ты ж! – разочарованно сказал Добран, когда тот пропустил удар в печень и теперь ловил ртом воздух, с ненавистью глядя на довольно скалящегося противника. – Сглазил!

– Да нет и, впрямь, хорош, – согласился с ним князь. – Примечай его, толк будет. Смотри, злой какой! Десятники на учебе?

– Да, государь, – склонил голову Деметрий. – Устав наизусть учат. Грамотных пока нет. Сотников еле-еле читать научили.

– Сам-то устав выучил? – насмешливо прищурился князь.

– Конечно, выучил, – пожал плечами Деметрий. – Я же его каждый день с людей спрашиваю. Поневоле выучишь.

– Воины не возмущаются порядками? – спросил его Самослав.

– Пробовали раньше, – поморщился тот. – Непросто было. Все на данов тыкали и на дружины германцев. Те все больше пьянством вместо боевой подготовки занимаются, ну так их с детства воинскому делу учили. Вот и наши вольной жизни хотели. Но когда мы десятникам как трем воинам стали платить, а сотникам – как семерым, то буяны быстро закончились. А уж теперь, как серебром жалование пошло, то заткнулись вообще все, и даже дышать громко боятся. Они до этого серебро только во сне видели. Германцы ведь за еду и добычу служат, ну и за подарки, которые вождь дарит. Твердого жалования ни у кого нет. Я на построении объявил, что ежели кому служба в тягость, тот может в свою весь вернуться. По деревням как раз новые косы завезли.

– Ушел кто-нибудь? – заинтересовался князь.

– Ни один не ушел, – покачал головой Деметрий. – Все себя знатными воинами теперь почитают, а не деревенщиной занюханной. Даже те, кто еще ни в одном бою не был и лохматый ходит, как леший.

– Готовь их всю зиму, – сказал Самослав, вглядываясь в то, как проходят учебные схватки. – Так готовь, чтобы кости трещали. По последнему льду пойдем на ляхов. Нужно обкатать парней в настоящем бою.

– А потом? – испытующе посмотрел на него Деметрий.

– А потом, друг мой…, – Самослав глубоко задумался, прикусив длинный ус. – А потом самое интересное наступит. Если ошиблись мы, то конец нам всем. И мне, и тебе, и детям нашим. Каган от этих земель даже пепла не оставит. Он все знает, все помнит, и ничего никогда не прощает. Потому и живет так долго.

***

Тремя неделями позже. Словацкие земли. Место у впадения Моравы в Дунай. В настоящее время – Братислава.

Князь с полусотней охраны и десятком мораван скакал по левобережью реки, что разделяла два словенских народа. Раньше они и помыслить не могли, чтобы в эти земли сунуться, но теперь слава аварского имени изрядно поблекла, и конный отряд беспрепятственно скакал, провожаемый испуганными взглядами местных словен (1).

Место было отличным. Вдоволь воды, вдоволь леса, а совсем рядом горный кряж, который назывался Малые Карпаты. А это значит, что и камня здесь тоже предостаточно. С запада несет свои воды могучая Морава, а с юга – Дунай, отрезающий эту землю от аварского берега. Самослав с довольным видом смотрел на место, где скоро раскинется город, а рядом мялись вожди местных родов, жупаны и знатные полукровки, которых вежливо вытащили за шиворот из домов и представили пред ясные очи новой власти. Всего два десятка человек. Князь держал паузу, переговариваясь с Деметрием, Аратом и мастером каменных дел, который отлучился со стройки новгородских стен. Там работы было еще как минимум на год, а то и на два, несмотря на то, что трудилось больше тысячи человек. У берега было пришвартовано два пузатых корабля, которые спустили парус и убрали весла. Команда их откровенно скучала, ожидая распоряжений.

– Камня много понадобится, ваша светлость, – почтительно говорил мастер. – Я предлагаю здесь тоже в несколько заходов строить. Сначала деревянный острог, потом вокруг него – каменный замок, а уже потом городские стены вести. Тут работы лет на десять.

– Долго, – поморщился князь. – Слишком долго.

– Замок можно года за три сложить, если небольшой, – торопливо поправился мастер. – А вот город никак не меньше.

– А если камень заранее нарубить и сюда привезти? – спросил Самослав, который не обращал внимания на местную знать, уши которой от усилия готовы были вытянуться до заячьей длины. Уж больно всем было интересно, о чем тут вообще речь.

– Тогда, конечно, дело куда быстрее пойдет, – почесал в задумчивости голову мастер. – Размеры блоков оговорить и место указать, куда везти их. Тогда да, можно много времени сэкономить. Да только где этот камень взять?

– А вот эти люди нам его и доставят, – показал плетью князь на словацкую аристократию, которая робко молчала в окружении суровых вислоусых всадников. – Правда, любезные?

– Ды…, – вымолвил самый разговорчивый из них, а остальные и вовсе молчали, пытаясь понять, чего от них хочет молодой бритый парень, одетый в дорогущий красный плащ, заколотый золотой фибулой. Они не столько слушали, сколько прикидывали, по чем такую фибулу продать можно. Считали в мешках ячменя и у них получалось много. Очень много.

– Что ды? – резко спросил князь, гневно сверкнув глазами. – Языки проглотили?

– Да не поймем мы, – раздался робкий голос, – о чем ты нас, владыка, спрашиваешь.

– Да я ни о чем вас и не спрашиваю, – отрезал князь. – Я вам приказываю. Вам сейчас мастер Петр объяснит, сколько нужно камня привезти, какого размера и где сложить. А вы это будете делать. Ясно?

– Тут великого кагана земли, – отважно ответил полукровка – словак. – Мы ему дань даем. Если он узнает об этом, то покарает тебя, словен!

– Убить! – коротко сказал князь, и смелый, но не слишком умный сын всадника упал с разрубленной головой.

– Так понятнее стало, любезные? – спросил Самослав слегка позеленевшую аристократию. – На этом берегу аварских всадников больше не будет. Это теперь мои земли. И дань давать вы будете мне, а не им. Все ближние жупанства платить будут камнем. Дальние – мехом и зерном. Соль будете получать вполцены, инструмент тоже вполцены. Купцы торгуют свободно, разбойников – вешаем. Жупанам – десятая часть дани, старостам – двадцатая. Вопросы есть?

– У меня вопрос, – несмело сказал могучий мужик с окладистой бородой. – Десятая часть со всего моего жупанства? Или еще какая десятая часть?

– Вот это правильный вопрос, уважаемый…?

– Любуш…, – подсказал мужик.

– Это правильный вопрос, уважаемый Любуш, – продолжил князь. – У нас немного другие обычаи, чем у авар. Земли вашего племени обширны, но и жупанов тут, как на собаке блох. На мой вкус троих вполне достаточно. Остальные в свой род вернутся и будут землю пахать.

– А как же ты выбирать-то из нас будешь? – прямо спросил Любуш, который много слышал и про новгородского князя, и про битое не раз войско авар, и не исключал для себя никаких полезных перемен.

– А по усердию в службе, почтенный, – усмехнулся князь. – Вон там ладья стоит, а в ней кирки, молоты, клинья и другая снасть, чтобы камень рубить. Чем быстрее камень нарубите, тем быстрее здесь крепость станет, которую всадники взять не смогут.

– Много камня нужно, владыка, – все так же прямо ответил Любуш. – Велика твоя дань будет, побольше аварской. Нам ведь и жито сеять нужно, и просо, иначе с голоду помрем.

– Справедливо, – сказал, подумав, Самослав. – А мы вот что сделаем, почтенные. Вот, рядом со мной, большой боярин Лют, глава Земского Приказа. Он вам и расскажет, сколько камня в счет дани пойдет. Все, что сверху я солью оплачу. За каждый блок отдельно.

– За соль много желающих найдем, – задумчиво сказал Любуш. – Соль – штука нужная. Мы ее хоть сейчас на мех поменяли бы, если по сходной цене.

– Тогда забирайте! – показал князь на корабли. – В одной ладье соль, а в другой – снасть для каменотесов. Пока ловите рыбу и солите на зиму. Считайте, что это я вам за первый камень заплатил. Раздайте родовичам поровну.

– Если на всех, то маловато будет, владыка, – прозрачно намекнули новые подданные, которые внезапно почувствовали вкус к богатой жизни.

– Скоро еще ладьи на это место придут, – спокойно пояснил князь. – До первого льда обернуться должны. А вы пока меха готовьте. У меня не церковь, я милостыню не подаю.

Кавалькада всадников, одетых по местным меркам немыслимо роскошно, уже ускакала, а словацкая знать стояла и пыталась осмыслить все, что с ними произошло. Ведь они в разных концах этой земли жили, и многие друг друга даже никогда не видели.

– Что делать будем, владыки? – спросил Любуш у остальных, которые с жалким видом смотрели в сторону аварского берега.

– Да, может, и обойдется, – услышал он тоскливый голос. – Господа всадники придут, упадем в ноги, скажем, что смертью нам грозили. Угрюма – вон, жестокой казнью сказнили на наших глазах.

– А камень рубить будем? – спросил Любуш. – Я, если честно, этого усатого больше обров боюсь.

– А камень рубить будем, – решительно ответили владыки. – Нам же за него солью платить будут. А соль, сам понимашь, штука нужная.

– На тот берег бы гонца послать, – с мрачной обреченностью протянул немолодой жупан в потертом плаще и бараньей шапке. – Если не пошлем, то не миновать беды. Тудун Эрнак нас на колья посадит.

– Ну, значит, решили, почтенные, – подвел черту Любуш. – Гонца шлем, обрам в ноги падаем, а сами камень рубим, и соль на мех меняем. А потом пусть боги помогут нашим господам.

– А которые из них теперь наши господа? – осторожно спросил все тот же жупан в бараньей шапке. – Не попасть бы из огня, да в полымя.

– А кому боги победу дадут, те и будут нашими господами, – рубанул ладонью воздух Любуш. – Мы под любой властью выживем. Лишь бы поля не зорили и скот не угоняли.

Владыки словаков довольно загудели. Такое решение показалось им разумным, и даже изящным. Ежели извернуться, то можно и свою выгоду поиметь. Соль-то, вон она, в мешках лежит. А князь Самослав вскоре был уже в остроге на берегу Дуная, где обосновался Арат, его семья и еще пара сотен всадников – полукровок. Круглый частокол, поставленный на небольшой вал, серьезным укреплением не был, но отсидеться за бревенчатыми стенами при случае можно было. Дом жупана оказался чуть больше, чем у остальных, но был разделен перегородкой и имел два отдельных входа. У каждой хозяйки был свой очаг. Дом был крыт камышом и топился по-черному, как и почти во всех словенских землях, кроме хорутанских, пожалуй. Там уже и простые родовичи, из тех, кто побогаче, начали себе печи с высокими трубами класть.

– Млада, Эрденэ, – любезно улыбнулся князь женам Арата, которые напялили на себя вообще все, что прислали им из Новгорода и теперь свысока поглядывали на люто завидующих им односельчан. – Довольны ли подарками? Моя жена для вас собрала.

– Довольны, хан, – первой ответила худенькая девчушка лет семнадцати, что постреливала по сторонам раскосыми глазами, оценивая наряды княжеской свиты. На чумазом от сажи личике было написано жуткое самодовольство. Она ждала ребенка, и стояла, сложив руки на выпуклом животике.

– Довольны, – ответила Млада, ревниво поглядывая на степнячку, которая ответила первой. – Княгине Людмиле передай нашу благодарность и подарки. Мы лучшие меха для нее отобрали.

– Передам, – улыбнулся князь, и повернулся к Арату. – Мы заночуем здесь, а потом земли объедем. Мне еще княжий суд править. Пройдемся? Тут ушей много.

– Конечно, государь, – склонил голову Арат.

– А скажи мне, – неожиданно спросил его Самослав, когда они вышли на берег Дуная, где напротив раскинулись развалины Виндобоны. – У тебя сыновья в подходящем возрасте. Не хочешь их на воспитание в Сиротскую сотню отдать? Чего они в глухомани этой сидят? Там у них лучшие учителя, лучшие бойцы наставниками будут. К шестнадцати годам читать и писать научатся, и воинами станут отменными. А когда обучение закончат, я их в свою свиту возьму и хорошие должности дам. Глядишь, и сами жупанами станут.

– Не доверяешь, значит, – подумав, ответил Арат. – Донесли тебе, что эта дура болтает? Ты ее не слушай, князь. У нее мозгов, как у овцы, молодая совсем, глупая.

– Не мы такие, жизнь такая, – пожал плечами князь. – Береженого бог бережет, а не береженого конвой стережет. Дети всех жупанов в Сиротской Сотне обучаться будут. Это обязательно условие теперь. Они – знать, им после нашей смерти править. Мне неграмотные жупаны не нужны, другое время наступает, Арат. Или сам не видишь? А жену свою уйми сам, иначе Горану это сделать придется. Измена по уложению смертью карается.

– Понял, князь, – понурился всадник.

– И воинов своих тоже уйми, – жестко ответил князь. – Жалоб на них целый воз. Ходоки до самого Новгорода дошли. На первый раз я за вас виры заплачу, а потом из жалования вычитать буду, а виновных отправлю соль рубить. И старые заслуги не помогут.

– Уйму, князь, – сжал зубы Арат, мучительно размышляя, кто же мог на него донести. Получалось, много кто, и он зло выдохнул сквозь зубы. Ладно, он серебро воинам раздаст, должны угомониться. Иначе и, впрямь, не миновать беды. Он уже сделал свой выбор. Лучше быть жупаном князя Самослава, который носит шелка и пьет вино из Бургундии, чем независимым ханом нищего племени, как его тесть. А младшей жене он сейчас все объяснит. Объяснит доступно, да так, чтобы даже до ее куриных мозгов дошло. Объяснит, что с человеком, который собственного тестя на кол посадил, лучше не шутить. Лишь бы не переусердствовать, ведь она его ребенка носит.

1 Самоназвание «словаки» появилось почти через тысячу лет после описываемых событий, а до этого жители восточной части Венгерского королевства называли себя просто словенами. Впрочем, женщин переименовать почему-то забыли, и они до сих пор называются словенками, в отличие от словаков-мужчин.

глава 33

Начало марта 626 года. Земли ляхов.

Длинная серая змея ползла по замершей Мораве. Так куда удобнее было попасть в ляшские земли, чем по лесным дорогам, заваленным снегом по пояс. Две тагмы из новобранцев были одеты в длинные, невиданные в этих землях плащи из грубого сукна. Они и назывались чудно – шинель. Никто такого слова не слыхал никогда, но одежда эта была на диво теплой и удобной, как удобны оказались портянки из толстого холста. А еще такую шинель далеко не каждая стрела пробивала, вязла в толстом ворсе. А та, что не вязла, упиралась в железные пластины, вшитые напротив груди и живота. У этого плаща были рукава, и теперь брюхо не мерзло, когда нужно было поднять копье, ведь шинель застегивалась на два ряда костяных пуговиц. Ратники гордо поглядывали на селян, которые завистливо смотрели на справную одежку, и брели дальше. Пятнадцать миль в день по замерзшей реке – непростое испытание, да еще когда оружие на себе несешь, и припас. Окрестные жупаны порядок знали, и по пути войска были разбиты стоянки, где бабы готовили горячее варево. Этот поход готовился загодя, и от самого Новгорода до севера Мораванских земель были устроены склады с припасами, и намечены места для отдыха.

Самослав вел войско лично. Для людей той эпохи вождь был талисманом, живым воплощением богов, и частенько без него воины роптали, не желая идти в бой. Только железная дисциплина, хорошая оплата и одержанные победы понемногу ломали старинные обычаи, а князь мог заняться своими заботами, благо их было предостаточно. Но вот сегодня он вел войско сам. Новобранцы должны были ощутить ту связь с богами, которую дает князь в битве. Позволить воинам потерять это ощущение Самослав просто не мог.

Зима была на редкость суровой, теперь лед будет стоять еще долго, чуть ли не до конца апреля. Само все никак не мог привыкнуть к этому климату. Зимы были длиннее и гораздо холоднее, чем было в его прошлой жизни, а лето оказалось прохладным и сухим. Не от хорошей жизни лезли на юг словенские племена. Они хотели поселиться там, где растет не только просо и ячмень.

Как и предполагал князь, авары больше за Дунай не совались. Им пришлось проглотить немыслимую наглость новгородского князька, сделав вид, что ничего не происходит. А пока словацкие жупы валили деревья, из которых сложат острог на четыре башни, точь-в-точь такой, как стоит в столице. По весне в тех землях станет гарнизон из пяти сотен человек, и будет обустраиваться надолго. Построят казармы, конюшни, склады… План нового города был уже готов, и вскоре туда пойдет землемер, который и разобьет на участки территорию будущей Братиславы.

К землям ляхов подошли через три недели, когда к войску присоединились четыре турмы мораванских всадников. Тяжелую конницу не брали, ни к чему это было. Двух сотен конных стрелков для такого похода вполне достаточно.

– Тихо впереди? – спросил у Арата князь.

– Тихо, – кивнул тот. – Места глухие, роды слабые. Если и соберутся на войну, то небыстро. Это же ляхи! Тут каждый владыка себя ромейским императором почитает. Договориться между собой не могут, тут же ругаются из-за мелочи какой-нибудь.

Неделей спустя почти две тысячи ляхов стояли на поле, выставив перед собой копья. На удивление, несколько родов все-таки решили дать бой. Сдаваться они не собирались, как не собирались никому платить дань. Они были люди вольные и гордые. Самослав даже обрадовался. Все не гоняться за ними по глубокому снегу в лесной глухомани. Да у них и выбора особого не было, откровенно говоря, нужно было драться. Наступающее войско пожжет дома и разграбит все припасы, а на улице все еще зима. Голеншичи были не только отважны, но и весьма далеки от текущих реалий. Новости сюда доходили очень плохо. Бедные земли, бедные люди… Только люди эти сидели прямо на том месте, где брала свое начало могучая река Одра, которая несла свои воды к Восточному морю (1). Ее устье впадало в Поморскую бухту, защищенную от морских штормов. А милях в сорока на восток были истоки Вислы, по которой можно было добраться прямо к Янтарному берегу, где жили племена поморян и пруссов. Янтарь весьма ценился и в Константинополе, и в Персии, и даже в Индии и Аравии, куда попадал по бесконечным караванным тропам. И это ресурс Самослав намеревался забрать себе. Как впрочем, и эти земли, которые в его время назывались Силезией, и были безумно богаты углем, железом, медью, свинцом, золотом и цинком. В здешних землях были даже залежи урана, и отдавать их кому бы то ни было Самослав не собирался.

А вот ляхи всего этого не знали, и теперь с удивлением разглядывали ровные ряды ратников в одинаковой одежде, прикрытых здоровенными щитами. Кавалерия пряталась в лесу. Князь не спешил показывать все свое войско. А то вдруг посчитают, что пришли авары и разбегутся? Авар в словенских землях боялись до икоты.

К ляхам гонцом из княжеской свиты поскакал Бранко. В его руке трепыхалась на ветру белая тряпка. Голеншичи, вооруженные дротиками, охотничьими луками и копьями, с изумлением смотрели на богатый доспех, меч, изукрашенный серебром и диковинную одежду. Многие вздыхали завистливо.

– Князь Самослав предлагает вам под свою руку пойти. Опустите копья, встретьте его как гостя и принесите клятву верности. Тогда останетесь живы.

– Мы дани даже обрам не даем, – сплюнул один из владык голеншичей. – А князя твоего знать не знаем. Наша это земля.

– Смотри, лях, я тебя предупреждал, – спокойно сказал гонец.

– Убирайся отсюда, пес, – побагровел владыка. – Убирайся! А то…

– А то что? – презрительно спросил Бранко.

Ответом ему был дротик, кость наконечника которого бессильно сломалась о нагрудную пластину панциря. Гонец расхохотался, и повернул коня.

– Ты первый эту войну начал, лях! – крикнул он. – Это ты в свою землю беду принес. Кровью умоетесь, песьи дети!

На том конце поля раздалась резкая команда:

– Щиты на руку! Копья опустить! Лучники – залп!

Щиты, стоявшие у левой ноги воинов, перекочевали на руку, а копья первого ряда опустились вниз. Строй двинулся вперед, а ляхи бросили дротики в наступающую пехоту. Щиты поднялись вверх, и по ним забарабанили наконечники, ломаясь о крепкое дерево или, если были железные, пробивали их насквозь. Залп повторился, а те, у кого щит пришел в негодность, ушли в задний ряд, чтобы обломить впившееся древко. В ответ в голенщичей густо полетели стрелы, раня и убивая бездоспешных воинов. На все это ушли считанные секунды, ведь на ряды княжеской пехоты молча шел копейный строй ляхов, который с хрустом столкнулся с новгородским войском.

– Держать строй! – орали десятники. – Держать! Копьем бей, как учили!

Строй княжеской пехоты стоял крепко, а Самослав спокойно смотрел на всё это действо, переговариваясь с Деметрием и Аратом.

– Не пора всадников выпускать, княже? – нервно спросил Арат, когда строй молодняка опасно прогнулся в центре.

– Не пора, – отрезал Деметрий. – Если они это мясо не перебьют, как они с аварами воевать будут?

– Согласен, – кивнул князь. – Парням учиться надо. Твои добивать будут и полон вязать. Должен же я с вами расплатиться за аварский поход.

– Ну, добро, княже, – пожал плечами Арат. – Тебе виднее.

Поле было истоптано многими сотнями ног, и воины явно начали уставать. Раздался сигнал барабана, а сотники заорали.

– Замена на счет три! Раз!

Второй ряд приготовился.

– Два!

Второй ряд закрыл щитом первый ряд.

– Три!

Второй ряд занял свой место и начал со свежими силами теснить уставших ляхов. Воины первого ряда боком поползли назад.

– Гляди-ка, получилось, – с веселым удивлением отметил князь. – Хорошо с этой командой придумали. Все равно, Mutare (замена – лат.) никто не понимает.

– Выдыхаются ляхи, ваша светлость, – сказал Деметрий минут через двадцать, когда уже билась третья линия воинов. – Арат, пусть твои арканы готовят. И помните, там по полю ваши деньги бегут. Сильно зверствовать не нужно.

– Понял, – кивнул тот и поскакал в лес, где стояла в резерве конница.

А на поле голеншичи понемногу откатывались назад, устилая поле телами погибших и раненых. Первый запал прошел, и вместо ярости накатилась усталость. Они не умели отдыхать во время боя, а потому толкались и мешали друг другу, пытаясь пробиться за стену щитов. Строй ляхов дрогнул и покатился назад, а когда из лесу выскочили конники, голеншичи побежали со всех ног. Их окружили дугой, выбивая стрелами самых горячих.

– Копья бросай! – орали ляхам. – Руки в гору! Князь всем жизнь дает!

Кое-кто не слушал и в запале бросался на всадников, но падал, сраженный стрелой. Остальные, сплюнув, бросали копья и садились на снег, покорно подставляя руки под веревки.

– Главных сюда тащите! – сказал Самослав охране. Вскоре перед ним стояли все уцелевшие воины, у которых было дорогое оружие или доспех.

– Владыки родов есть тут? – спросил князь. Таковых оказалось четверо, в том числе и тот, кого угрожал убить Бранко, который стоял рядом и с любопытством поглядывал на ляха. Повоевать ему сегодня не удалось.

– Я на вас зла не держу, почтенные, – спокойно сказал Самослав. – Я пришел эти земли под себя забрать, и я их заберу. У вас выбор есть – под мою руку пойти, умереть прямо сейчас или рабом стать. Выбирайте.

– А может, ты возьмешь, что захочешь, и уйдешь с наших земель? – угрюмо спросил его владыки.

– Это больше не ваши земли, – покачал головой князь. – Вы ведь даже защитить их не можете.

– У тебя доброе войско, – уныло ответили вожди. – Нам не совладать с таким. Пойдем под твою руку. Что тебе нужно от нас, князь? Зерна? Меха? Бери, только веси не разоряй, бабы и дети от холода перемрут. И так схоронили за зиму немало. Голодно у нас.

– Третья часть с семьями на поселение в мои земли уйдет. Остальные дань будут давать мехом мораванскому жупану, – пояснил Самослав. – Вот он, Арат его зовут. Через месяц получите соль на обмен, топоры, сохи и серпы. Валите лес, сейте больше зерна. Мне войско кормить надо. Чем больше посеете, тем больше самим останется. Поняли меня, почтенные? Вам тут чин старосты светит, если вы понятливыми окажетесь, и двадцатая часть дани в ваш карман пойдет.

– Так что, даже грабить не будете? – удивились уважаемые люди.

– Будем, – утвердительно кивнул князь. – Обязательно будем. Но только те роды, которые еще глупее вас окажутся. Собирайтесь, гонцами к ним поедете. Вам же лучше, если я войско отсюда уведу. Поняли?

– Поняли мы, – нестройно ответили владыки. – Тут самим жрать нечего, кое-где кору с деревьев уже объели. Того и гляди, ребра кожу проткнут, а тут еще войско твое кормить.

– Ну, а раз поняли, – продолжил князь, – то пошли в священную рощу клятву давать. Ну, или чему вы тут молитесь. Кстати, почтенные, мне еще проводник в земли лупиглян нужен. Мы их тоже своим посещением почтим.

– Это мы со всем удовольствием, – оживились голеншичи. – Пусть эти сволочи тоже дорогих гостей встретят. Не нам же одним радоваться.

***

В то же самое время. Константинополь.

Жизнь доместика Стефана понемногу входила в привычную колею. Он вернулся в дом, который все это время охраняли люди купца Марка. Старая рабыня Бана даже прослезилась от радости. Она медленно сходила с ума от одиночества в незнакомом городе, ведь даже речь ромеев была ей непонятна. Месяцы одиночества, в которых были только страшные воспоминания, так ведь и умом тронуться можно. Чтобы и, впрямь, не сойти с ума, она намывала хозяйский дом и приводила в порядок садик. Как умела, конечно… Но все равно, даже ее старания на ниве садоводства не смогли испортить настроение Стефану, который вернулся в дом, который успел полюбить всем сердцем.

А в столице царило радостное возбуждение. Победы Августа привели плебс в восторг, и среди славословий императору начинали проскальзывать осторожные похвалы в адрес императрицы Мартины, что было немыслимо еще год назад. Слухи из армии понемногу доползли и сюда.

На службе появление Стефана произвело настоящий фурор. Никому неизвестный писец, который стал доместиком в немыслимо короткие сроки, заключив договоры с двумя архонтами варваров, стал новостью месяца. Его обсуждали, на него показывали пальцем, к нему пытались подлизаться, просто на всякий случай. Его стали бояться… Тоже, на всякий случай. А он перебирал свои новые контакты так, как рачительная хозяйка перебирает крупу, отсеивая явный мусор. Он присматривался к людям, проверял их в мелких делах, ронял крохи какой-нибудь лживой информации, и потом оценивал, что и где всплывает. В общем, он занимался тем, чему его научила нелегкая жизнь и старший брат, который оказался весьма искушен в играх с людьми. А ведь Стефан, в высокомерии, свойственном всем имперским чиновникам, считал варваров примитивными существами, думающими лишь о золоте и выпивке. Они могли быть хитрыми и подлыми, как авары, но высокое искусство тонкой интриги было им недоступно. Для этого нужно было лишиться мужского естества и провести годы в специальной школе при дворце, где готовили нотариев. Вот где гадость лилась рекой! Стефану нужно выстроить несокрушимую линию обороны здесь, в этом дворце, ведь Августы нет в Константинополе, и когда она появится, было непонятно. Тут у него были союзники, на которых ему прямо указала императрица Мартина, а были и враги, на которых указала она же. А вот своя сеть информаторов была необходима, как воздух. Ведь именно информация рождает власть. Эта несложная истина была известна здесь каждому, кроме, пожалуй, мечников – исавров, охранявших Большой Дворец.