Текст книги "Архиепископ Нил (Исакович) (1799–1874): геолог, минералог, палеонтолог и богослов"

Как Александр Невский потерял наперсный крест, или Зачем духовенству награды?

Обстоятельства данного дела сообщил благочинному священнику Василию Лаврову священник села Никольского, что на Курбице Рыбинского уезда, Александр Невский. Благочинный вынужден был поставить в известность правящего архиерея – архиепископа Нила. А поскольку дело получилось резонансным, в том числе и по последствиям, то оно было отправлено на рассмотрение в Синод.

Вся история произошла в декабре 1859 года. Священник Александр Невский вместе со своим причтом – диаконом и двумя причетниками – отправился в село Никольское для традиционного «христославления» по случаю храмового праздника свт. Николая Мирликийского. Однако еще до окончания обхода всех домов деревни причетники Александр Ухтомский и Иван Селецкий оставили священника с диаконом и самовольно ушли в неизвестном направлении без разрешения. Отцу Александру ничего не оставалось, как вместе с диаконом продолжить обход домов самостоятельно. Когда обход закончился и священник с диаконом отправились домой, за деревней они увидели своих «дезертиров», ссорившихся друг с другом. Периодически кто-то из них кричал: «Караул, грабят!» Священник решил попытаться примирить своих подопечных, однако когда он только приблизился, дьячок Ухтомский набросился на священника и схватил того за грудки. С трудом освободившись и «испугавшись дерзостей, Невский отскочил от него и, осмотрев грудь свою, на которой под ряской был св. крест, не нашел оного»[185]185
  РГИА. Ф. 796. Оп. 141. Д. 1652. Л. 5.


[Закрыть]. Дальше к месту сбежались крестьяне, которые поспешили помочь батюшке найти крест, но безрезультатно. В это время причетники отправились по домам. Ухтомский ушел без шапки (хотя время было зимнее), пономарь Селецкий погнался за ним на лошади, но через какое-то время вернулся обратно и предложил священнику отправиться вместе с ним. Отец Александр благоразумно отказался, после чего услышал в свой адрес от пономаря «скверные слова».

Разумеется, о случившемся происшествии было доложено выше. Началось следствие. 30 апреля 1850 года руководство Ярославской епархии приняло решение наказать причетников: «Ухтомского и Селецкого за нетрезвость, буйство и дерзость против местного священника, как неодобренных голосом прихожан, отрешить от настоящих мест и послать для испытания в черные труды на шесть недель, первого в архиерейский дом, а последнего в Белогостицкий монастырь с внесением такового штрафа в послужные их списки»[186]186
  Там же. Л. 6.


[Закрыть]. Но и это еще не все. После окончания исправительного срока, в случае даже если провинившиеся принесли бы достойные плоды покаяния и исправления, они все равно не могли уже вернуться на свои прежние места и должны были искать новые приходы, «где пожелают их принять прихожане».

Что же касается священника Александра Невского, то его к суду не привлекали, «как единогласно одобренного прихожанами и благочинным». Кроме того, как выясняется, в священнический сан он был рукоположен в далеком 1835 году, а с 1847 года занимал должность духовника! Вот на кого, оказывается, пономарь позволил себе ругаться «скверными словами»! Наперсный крест, кстати, нашелся, правда, при каких обстоятельствах, об этом в архивном деле ничего не сказано.

Причетники не согласились с решением церковного суда и подали апелляцию в Синод. Более того, за причетников заступились и известные им крестьяне, составившие официальное обращение в высший церковный орган, в котором настаивали на благонадежности осужденных и на том, чтобы последние остались на прежнем месте служения: «Поелику же причетники Ухтомский и Селецкий не укоризненного поведения, в должности всегда исправны, и вообще мы оставались и остаемся ими довольны, то и желаем, чтобы они и далее оставались при нашей церкви в занимаемых должностях. Объявив о сем всеподданнейше, просим, дабы повелено было причетников Ухтомского и Селецкого оставить при нашей церкви в занимаемых должностях, как исправных в своих обязанностях и поведение свое ни чем иным не очернившим»[187]187
  Там же. Л. 2 об.


[Закрыть]. Под обращением подписались человек двадцать.

Св. Синод апелляцию отклонил по формальным причинам. Согласно «Уставу о духовных консисториях», причетники могли обратиться в Синод только в том случае, если бы их исключили из духовного звания. А так как их просто наказали за проступок, то их прошения соответствующие инстанции даже не должны были принимать. Кстати, дело в Синоде было рассмотрено только в октябре 1864 года, то есть через четыре года после происшествия!

В данном случае, как кажется, перед нами своего рода несчастный случай. При христославлении, как известно, в каждом доме для священника, диакона и причетников готовилась небольшая трапеза с выпивкой. Один из церковных публицистов XIX столетия эту традицию описывал следующим образом: «В самом деле, у нашего простого народа есть какое-то дикое удовольствие напоить гостя, особенно почетного, до самого нельзя. Крестьянин готов из-за копейки, просимой за требу, проспорить со священником полчаса, но часто с удовольствием употребит на угощение причта полтину и рубль. Встречая сопротивление этой прихоти, он иногда даже говорит: „Батюшка, выпей, так тебе четвертак, а не выпьешь, так пятак“. ‹…› Чтобы не быть пьяным, священнику надобно вовсе не пить, а то выпей в одном дворе – другие обидятся отказом. К несчастью, не все умеют отказать»[188]188
  Ростиславов Д. И. О православном белом и черном духовенстве в России: в 2 т. Т. 1. Рязань: Александрия, 2001. С. 376–377.


[Закрыть]. Возможно, причетники решили принять удар на себя, чтобы священник-духовник смог спокойно закончить традиционный обход, однако на определенном этапе не выдержали. Возможно, что-то банально не поделили. Как бы то ни было, последующее заступничество крестьян за причетников позволяет предположить, что это все же было не систематическое, а разовое отступление.

Архиепископу Нилу приходилось во время своего архипастырского служения сталкиваться с нерадивыми, назовем их так, священниками и диаконами довольно часто. Среди рапортов по Вятской, Иркутской и Ярославской епархиям встречаются дела, относящиеся к преступлениям священнослужителей. И наберется их не один десяток. Так, в Вятской епархии владыке пришлось в 1837 году лишить сана вдового диакона Александра Короваева[189]189
  РГИА. Ф. 796. Оп. 118. Д. 563.


[Закрыть]. Через год той же участи был подвергнут диакон Гавриил Феофилактов[190]190
  Там же. Оп. 119. Д. 595.


[Закрыть]. В обоих случаях диаконов сначала отправляли на исправление в разные епархиальные монастыри, но это приводило лишь к тому, что они своим поведением вносили в размеренную жизнь обителей раздрай и соблазн. Иногда владыке приходилось разбираться и в жизни обителей, как это было с Дорофеевой пустынью в Ярославской епархии[191]191
  Там же. Оп. 142. Д. 669.


[Закрыть].

Подобного рода истории крайне привлекательны для критиков Церкви в частности и религии в целом. Наивно полагать, что аргументы типа: плохие полицейские не могут быть доказательством абсолютного вреда и бесполезности МВД – смогут переубедить критиканов. Сам владыка Нил это прекрасно понимал, так как, регулярно совершая архипастырские поездки по Ярославской епархии, он видел много священников, которые в течение многих лет безленостно и безукоризненно несли свое служение. На них критиканы никогда не обращают внимания. Им важны лишь безнравственные исключения.

Архиепископ же Нил внимание обращал и в январе 1862 года даже обратился в Синод со следующей инициативой. Владыка отмечал, что при посещении епархиальных церквей, при рассмотрении клировых ведомостей и при других случаях, дающих возможность близко увидеть обстоятельства жизни священноелужителей и оценить их заслуги, он имел возможность убедиться в следующих фактах. Во-первых, многие из священников, свершая свое служение весь век безукоризненно, честно и с пользою для церкви и прихожан, остаются без всяких знаков отличия и как бы в забытье от начальства. Происходит это исключительно потому, что жизнь их проходит в тишине сельского быта. И начальство не обращает на них практически никакого внимания. Во-вторых, многие священнослужители безвременно отходят в могилу или теряют здоровье, наживая простуды и другие недуги, совершая с открытыми головами среди зимней стужи и летнего зноя крестные, погребальные и подобные им ходы, нередко на «многоверстном» расстоянии.

Владыка обращал внимание на то обстоятельство, что часть священнического облачения – фиолетовая скуфья – являлась богослужебной наградой и ее было категорически запрещено надевать до тех пор, пока священник не будет награжден этой «шапочкой» через несколько лет своего служения. В течение же всего предшествующего времени священникам действительно приходилось и в снег, и в мороз, и в дождь с непокрытой головой совершать крестные ходы, молебны и другие таинства и обряды. Владыка Нил в своем ходатайстве в Синод утверждает, что некоторые священники без богослужебной наградной скуфьи, пытаясь спасти свою голову от стужи и зноя всякими подручными средствами, покрывали ее разными «неблагообразными повязками». Поэтому Ярославский архиерей предложил Св. Синоду ввести в Русской Церкви следующую богослужебную практику-традицию: 1) как священникам, так и диаконам – всем без исключения разрешить при крестных и других религиозных ходах использование черных или зеленых скуфей; 2) священников, прослуживших безукоризненно и с пользою для церкви и прихода двадцать лет, отличать пожалованием фиолетовой скуфьи; 3) прослуживших тридцать лет отличать пожалованием таковой же камилавки; 4) наконец, прослуживших сорок лет украшать золотым наперсным крестом.

Введение разрешения на головные уборы, по мнению архиепископа Нила, должно было послужить новым побуждением к беспорочному и ревностному прохождению служения. Для того чтобы избежать обвинения в неприемлемых нововведениях, владыка обратил внимание на то, что, во-первых, все священнослужащие в монастырях, включая послушников, имеют «голову прикровенную», то есть носят скуфьи, хотя им гораздо реже приходится совершать службы под открытым небом, чем белому духовенству. Во-вторых, владыка, ссылаясь на опыт другой Поместной Церкви, обращал внимание на то, что в Греции, «относительно прикровения голов, приходское духовенство не многим чем разнится от монашествующего. Церковь же Русская в матерней заботливости о чадах своих в течение веков не отказывалась ни в малом, ни в великом подражать церкви Греческой»[192]192
  Там же. Оп. 143. Д. 252. Л. 2 об.


[Закрыть].

Св. Синод в ответ на данную инициативу Ярославского архипастыря ответил отказом, отметив между прочим, что решение вопроса о покрытии головы священнослужителями находится в компетенции епархиальных архиереев и они самостоятельно могут дать соответствующее распоряжение о черных скуфьях[193]193
  Там же. Л. 4.


[Закрыть]. Данное свидетельство представляется интересным хотя бы потому, что архиепископ Нил, один из самых образованных архиереев своего времени, вряд ли мог не знать о своем праве на решение подобных вопросов, если бы такое правило действительно существовало.

Что касается богослужебных и церковных наград, то к середине XIX столетия система награждения была разработана уже достаточно досконально. И если еще в конце XVIII века митрополит Московский Платон (Левшин) умолял императора Павла не награждать его орденом, прося своего бывшего воспитанника позволить ему умереть «архиереем, а не кавалером», то через какие-то 20-30 лет ситуация изменилась самым кардинальным образом. И невозможно представить парадный портрет ни одного архиерея без орденских знаков и лент. Большая часть наград вручалась в строго определенные сроки, и только экстраординарные события могли привести к тому, что отдельные представители духовенства награждались теми или иными знаками отличия «вне очереди».

Владыка Нил, разумеется, также неоднократно представлялся к наградам. В 1835 году, то есть еще перед своим рукоположением в сан епископа, он был награжден орденом Святой Анны 2-й степени, а через три года, то есть перед назначением в Иркутск, – орденом Святой Анны 1-й степени[194]194
  Там же. Оп. 119. Д. 464. Л. 5 об.


[Закрыть]. В 1840 году епископ Нил, всего лишь через пять лет после рукоположения в сан епископа, был возведен императором Николаем I в сан архиепископа. В указе особо подчеркивалось, что эта награда вручается владыке Нилу «за неутомимые и успешные подвиги его в благоустройстве разноплеменной и обширнейшей епархии, ему вверенной»[195]195
  Там же. On. 121. Д. 286. Л. 15, 25, 30.


[Закрыть].

Дальнейшие награды владыке Нилу также присуждались исключительно за благоуспешную миссионерско-просветительскую деятельность. Так, 10 апреля 1842 года владыка был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени. В сопроводительной высочайшей грамоте отмечалось: «Пастырская попечительность ваша о благоустройстве вверенной вам отдаленной и обширной епархии и назидательное действие к распространению и утверждению православия между разноплеменными обитателями того края обращают на себя особенное Наше внимание и благоволение». 5 апреля 1847 года архиепископ Нил была награжден драгоценной панагией. В императорском рескрипте вновь подчеркивалось миссионерское служение владыки: «Постоянная ревность, с коею вы подвизаетесь на отдаленных пределах империи к духовному благу вверенной вам разноплеменной паствы и к озарению душ светом веры Христовой, дает вам право на Мое особенное внимание, в ознаменование коего Всемилостивейше жалую вам украшенную драгоценными камнями панагию»[196]196
  Там же. Оп. 128. Д. 105. Л. 25; Головщиков К. Д. Ярославский архиепископ Нил… С. 400.


[Закрыть]. 30 марта 1852 года последовало очередное награждение: «Ревностно проходимое вами пастырское поприще в отдаленных пределах Империи, отличаясь деятельною заботливостью о благе разноплеменной паствы и неусыпными подвигами распространения Св. Веры, обращает на себя Наше особенное Монаршее внимание. В ознаменование оного Мы признали за благо Всемилостивейше сопричислить вас к ордену св. благоверного князя Александра Невского»[197]197
  РГИА. Ф. 796. Оп. 133. Д. 801. Л. 2; Головщиков К. Д. Ярославский архиепископ Нил… С. 400.


[Закрыть].

Будучи уже Ярославским архиепископом, владыка Нил в августе 1856 года в связи с коронацией Александра II был награжден «алмазами украшенной панагией». Наконец, в 1858 году последовала последняя высочайшая награда – крест на клобук. В обоих последних случаях в сопроводительных рескриптах подчеркивалось миссионерское служение владыки, хотя он уже несколько лет не имел прямого отношения к миссии. Для современников владыка Нил в первую очередь был миссионером. Это первое, на что можно обратить внимание.

Во-вторых, интерес вызывает следующая особенность, которая не может не броситься в глаза, – ни одной награды с 1858 года! А ведь владыка с этого времени управлял Ярославской кафедрой еще более пятнадцати лет! Неужели за это время он не сделал ничего примечательного, за что его нельзя было бы отметить очередным орденом? Или среди членов Синода, который и инициировал награждения, были противники владыки Нила? К слову сказать, с 1860 года Петербургским митрополитом стал Исидор (Никольский), однокурсник и друг владыки Нила. Небезучастные современники также обратили внимание на тот факт, что Синод в течение шестнадцати лет не представлял архиепископа Нила ни к каким наградам[198]198
  Разумевающие верой… С. 311.


[Закрыть]. Сложно сказать, переживал ли сам владыка по этому поводу. Ведь сам он, когда представлял своих соработников и помощников к наградам и поощрениям, воспринимал награды исключительно как стимул к дальнейшей деятельности.

Все свои «драгоценные» награды – панагию 1847 года, панагию 1856 года и крест 1858 года – владыка завещал передать после своей смерти в Кабинет его величества. Полученные средства: 1800 руб. за первую панагию, 3000 руб. за вторую, 1500 руб. за крест – по завещанию были переданы в Ярославское попечительство о бедных духовного звания, о котором владыка Нил заботился еще при жизни[199]199
  Головщиков К. Д. Ярославский архиепископ Нил… С. 400–401.


[Закрыть]. Достойный пример для подражания! Но опять же, не единственный ли в XIX столетии?

Минералогическая коллекция: архиерейская забава или любовь к науке?

23 сентября 1874 года на очередном заседании Ученого совета Санкт-Петербургского университета была зачитана выдержка из духовного завещания архиепископа Ярославского Нила. Почивший владыка завещал университетскому минералогическому музею свое собрание «минералов, металлов и раковин, заключающихся в пяти шкафах, двадцати столах и ящиках». Более чем через сто лет сотрудники музея по этому поводу говорили следующее: «Благодаря этому дарственному приношению Минералогический музей пополнился прекрасной коллекцией минералов и не менее великолепным собранием раковин»[200]200
  Анастасенко Г. Ф. Архиепископ Нил Исакович… С. 164.


[Закрыть].

О минералогической коллекции архиепископа Нила знали многие. Слухи о ней передавались из уст в уста. Многие желали взглянуть на нее хотя бы – и это не фигура речи – одним глазком. Вот весьма любопытный отзыв о коллекции профессора геологии и минералогии Московского университета Г. Е. Щуровского: «Я был знаком с этим кабинетом только по рассказам очевидцев. Он чрезвычайно интересовал меня: во-первых, потому, что собран руками самого преосвященного во время пребывания его в Иркутске и во время путешествий его по Сибири ‹…› Личное обозрение превзошло мои ожидания. По всему видно, что кабинет собран со знанием дела и в такое время, когда копи цветных минералов по всей Сибири казались еще неистощимыми. Какие превосходные штуфы Нерчинских минералов, топазов, аквамаринов или бериллов, аметистов, дымчатого кварца, горного хрусталя! Какое собрание тамошних халцедонов, агатов, яшм! Какие превосходные образцы рубеллита или малинового шерла, турмалина, лазурита, графита и других минералов! При нонешнем состоянии сибирских копей трудно составить такую коллекцию даже тому, кто находится на месте разработок.

При обозрении этого драгоценного собрания невольно приходит мысль: как жаль, что такое богатство составляет собственность одного только лица, между тем как оно могло бы быть собственностью весьма многих, целого общества, не переставая в то же время быть собственностью одного. Действительно, сколько пользы могло бы оно принести, если бы помещалось не в залах частного лица, не для всякого доступных, а в залах какого-либо общественного заведения, открытого для публики. Еще более жаль, если эту коллекцию постигнет та же участь, какую испытали многие частные коллекции; переходя из рук в руки, они, наконец, исчезают совершенно бесследно, без всякой пользы для науки и общества»[201]201
  Щуровский Г. Е. Осмотр окрестностей Ярославля и геологического кабинета преосвященного Нила // Ярославские губернские ведомости. 1866. № 45. С. 1.


[Закрыть].

Профессор Московского университета, как видим, сожалел, что коллекция не была доступна для широкой общественности, и боялся, что в будущем она бесследно исчезнет. И он знал, о чем говорил. Так, например, архиепископ Иннокентий (Борисов) имел богатые ботаническую и минералогическую коллекции[202]202
  Зеленина ЯЗ., Лопухина Е. В. Иннокентий (Борисов), архиепископ // Православная энциклопедия. Т. XXII. М, 2009. С. 686–707.


[Закрыть]. И где они сейчас? Еще один владыка – архиепископ Тобольский Афанасий (Протопопов) собрал «весьма значительный минералогический кабинет, состоящий, кроме некоторого количества произведений других стран (напр., редких раковин, янтарей с насекомыми внутри и немногих драгоценных камней), преимущественно из лучших штуфов, произведений (руд, камней и металлов) обширной Сибири»[203]203
  Сулоцкий А., прот. Преосвященный Афанасий Тобольский // Русский архив. 1881. Кн. 2. № 3/4. С. 408.


[Закрыть]. Владыка Афанасий свою коллекцию передал в одну из семинарий. И где она сейчас? Кстати, сам владыка Нил, лично лицезревший собрание минералов архиепископа Афанасия, отнесся несколько скептически к поступку своего собрата: «У преосвященного Афанасия видел я довольно богатое собрание сибирских минералов. Оно составлено его тщанием и любовью к науке. Он показывал мне каждый штуф отдельно, объясняя его месторождение, особенности и проч. – Слышу, что кабинет сей, по завещанию преосвященного, достался семинарии. Дай Бог, чтоб умели пользоваться сим даром»[204]204
  Нил (Исакович), архиеп. Путевые записки… С. 24–25.


[Закрыть].

Витрина, посвященная коллекции архиепископа Нила. Фото: A. A. Евсеев.

Другими словами, недостаточно было коллекцию собрать, необходимо было еще грамотно ею распорядиться. И владыка Нил подошел к решению данного вопроса как настоящий профессионал. Он завещал коллекцию профессионалам, и последние по достоинству оценили как дар, так и его содержание. Вот что говорил о значении этого собрания академик В. И. Вернадский, который после окончания Санкт-Петербургского университета в 1885 году был хранителем минералогического музея: «В № 9 „Северного края“ помещена биографическая заметка о бывшем ярославском архиепископе Ниле Исаковиче. В ней ничего не сказано о деятельности архиеп. Нила в области наук, которыми, к сожалению, так редко и мало занимается наше духовенство, – о его интересе к естествознанию. В бытность свою иркутским архиепископом, архиепископ Нил начал собирать коллекцию минералов и, пользуясь своим положением и знанием края, сумел собрать замечательную коллекцию. После своей смерти в 1874 году он завещал ее Петербургскому университету. Коллекция архиепископа Нила являлась одним из драгоценнейших и лучших частных собраний в России и содержит много важных данных для минералогии Сибири; особенно хорошо в ней представлены кристаллы драгоценных камней Сибири: топазы, бериллы, турмалины; среди них некоторые экземпляры имеют значительный научный интерес, так как указывают на неизвестные раньше свойства этих минералов. Для будущей минералогии Сибири архиепископу Нилу удалось сохранить много данных, которые без него пропали бы навсегда. ‹…› Минералогическая коллекция арх. Нила была составлена не случайно, а с любовью и трудом и сохранила нам драгоценные, теперь не доступные памятники минералогии Сибири первой половины столетия. В годовщину его смерти надо вспомнить и об этой, столь редкой у нас заслуге покойного архиерея»[205]205
  Письмо в редакцию // Северный край. 1898. № 16. 17 декабря. С. 3–4.


[Закрыть].

Знакомство с коллекцией в 1874 году убедило доцента минералогии и геогнозии Санкт-Петербургского университета М. В. Ерофеева, что в основном она состоит из минералов Сибири и Урала, причем некоторые экземпляры берилла имели весьма высокую стоимость – около 500 руб. Вся коллекция владыки Нила была оценена в 3500 руб. В минералогическом кабинете Ерофеев оставил собрание минералов и металлов. Раковины, два мамонтовых бивня и один моржовый были переданы в зоологический кабинет профессору К. Ф. Кесслеру а окаменелости, горные породы и два мамонтовых клыка – в геологический кабинет профессору A. A. Иностранцеву[206]206
  Анастасенко Г. Ф. Аметисты архиепископа Нила // Санкт-Петербургскийуниверситет.№ 14 (3821). 29 октября 2010 г. http://journal.spbu.ru/?р=2828 (Дата обращения: 29.11.2015).


[Закрыть].

Коллекция архиепископа Нила сохранилась до наших дней. Правда, даже специалисты не могут сказать, сколько образцов первоначально содержалось в подаренной коллекции. Предполагается, что их было значительно больше, чем сейчас. По некоторым сведениям, 99 дуплетных образцов из коллекции архиепископа Нила были обменены на другие.

В настоящее время коллекция архиепископа насчитывает 440 образцов, представляющих 50 минеральных видов. Эти минералы в основном характеризуют месторождения Забайкалья, Восточной Сибири и Урала, 28 образцов – из зарубежных месторождений, а 38 – без привязки. Все образцы снабжены специально напечатанными этикетками, на которых значится: «Минералогическому кабинету С.-Петербургскому Университету пожертвовано 6 февраля 1874 года Нилом, архиепископом Ярославским». У некоторых образцов сохранились еще и авторские этикетки – более крупные листы простой бумаги, на которых резким и малопонятным почерком архиепископа Нила написаны названия минералов и точная привязка[207]207
  Анастасенко Г. Ф. Архиепископ Нил Исакович… С. 174–177.


[Закрыть].

Академик В. И. Вернадский, высоко оценивший минералогическую коллекцию архиепископа Нила.

Архиепископ Нил был известен не только своей коллекцией, но и, естественно, своими познаниями в области минералогии. Поэтому к нему иногда обращались за консультациями и советами. Так, епископ Игнатий (Брянчанинов) в письме от 14 февраля 1866 года просит владыку Нила определить «значение камня»: «При сем присылаю пресс-папье, сделанный из камня, найденного близ монастыря. Вы, как знаток, определите значение этого камня, необыкновенно плотного, но вместе мягкого и весьма удобного к отделке». А в письме уже от 23 февраля того же года он благодарит владыку за помощь: «Совершенно согласен с Вашим Высокопреосвященством, что найденный камень всего ближе подходит к яшме. В натуральном виде он имеет синий цвет. Когда его отполировали в первый раз – он сохранил этот цвет, но при дальнейшей полировке синий цвет исчез – и явился зеленоватый»[208]208
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Полное собрание творений… Т. VII. С. 71.


[Закрыть].

В течение всей жизни владыка Нил собирал не только минералы, но и произведения живописи и оставил после себя хорошую коллекцию картин.