Текст книги "Архиепископ Нил (Исакович) (1799–1874): геолог, минералог, палеонтолог и богослов"

Глава IV. Архипастырская деятельность на Ярославской кафедре

«Мы постоянно с вами ссорились, но я вас люблю», или Путешествие из Иркутска в Ярославль

Один из ближайших сотрудников генерал-губернатора H. H. Муравьева – чиновник Б. В. Струве, занимавшийся делами о бурятском населении, дал далеко не лестную характеристику владыке Нилу: «Архиепископ иркутский, преосвященный Нил, задался было тогда идеею крещения бурят во что бы то ни стало и не щадил никаких соблазнительных для простодушного инородца мер». Далее Струве утверждает, что архиепископ брал под свою защиту бурят, совершивших преступления и желавших избежать наказания: «Частенько случалось, что какой-нибудь конокрад, вор или мошенник из бурят, который по законам степным подлежал преследованию и примерному наказанию, убежит из кочевья. И где его найдешь? В ограде Иркутского собора, под покровительством протоиерея, которому поручались преосвященным эти негодяи под предлогом наставления и укрепления в правилах христианской веры, к которой они изъявили будто бы чистосердечное желание присоединиться. ‹…› Много ссорился я с владыкою из-за подобных лиц и большею частью безуспешно. Эти прискорбные столкновения с духовным начальством кончились только в 1853 году, когда преосвященный Нил был перемещен в Ярославль. ‹…› Преосвященный Нил был человеком колоссального ума, но суровый, даже жесткий. В течение пяти лет я никогда не только не видел, но даже не мог подметить в нем проявление какой-либо мягкости»[134]134
  Струве Б. В. Воспоминания о Сибири. 1848 – 1854 гг. СПб., 1889. С. 24.


[Закрыть]. Также светские чиновники и некоторые современные исследователи ставят в вину архиепископу суровые меры борьбы с семейскими Забайкалья (старообрядцами, высланными правительством Российской империи в Забайкалье в XVIII веке при разделе Речи Посполитой). Мол, закрывал их часовни, запрещал старообрядцам крестные ходы, требуя от местных гражданских властей усилить давление на старообрядцев с целью перевода их в единоверие.

Генерал Губернатор Восточной Сибири граф H. H. Муравьев-Амурский.

Вполне очевидно, что подобного рода отношение и данные характеристики владыки несколько поверхностны и однобоки. С одной стороны, действительно, владыка иногда заступался за проштрафившихся раскольников и иноверцев. Так, еще во время его служения в Вятке (в марте 1836 года) к владыке обратился один из старообрядцев поморского толка Иван Городилов. Он изъявил желание обратиться в православие, но «ежели он от присужденного наказания в замене того избавлен будет»[135]135
  РГИА. Ф. 796. Оп. 117. Д. 285. Л. 5.


[Закрыть]. Уголовной палатой Городилов был осужден на битье палками (29 ударов) по делу об избиении им крестьянской девушки Устины Масловой. На основании действующего законодательства, иноверцы, устроившие незначительные преступления, например ссору или драку, через принятие православия освобождались от наказания. Владыка согласился заступиться, но необходимо было получить разрешение местных гражданских властей. Те шли навстречу неохотно, и поэтому для окончательного вынесения вердикта по данному делу запрос был отправлен в столицу, в Министерство внутренних дел. В Петербурге «дело Городилова» было доложено самому императору, который и вынес окончательный приговор: «Крестьянина освободить от присужденного ему наказания палками; но поручить местной полиции иметь за ним надзор, чтобы он исполнил свое обещание»[136]136
  Там же. Л. 115-115 об.


[Закрыть]. История закончилась тем, что Городилов вместе со своим семнадцатилетним сыном Евфимием крестился 29 августа. Вполне можно допустить, что подобного рода истории происходили и в Иркутской епархии. С другой стороны, именно в 1853 году было утверждено «Положение о ламайском духовенстве», которым событием деятельность лам в Забайкалье ставилась под контроль правительства. Принятие данного положения стало эпохальным в истории отношений между бурятами-буддистами и российским правительством. До этого времени в течение целого десятилетия власти в проектах урегулирования взаимоотношений балансировали между либеральными и консервативными воззрениями. Чиновники Министерства иностранных дел, уделявшие, по вполне понятным причинам, особое внимание процессу налаживания отношений с Цинской империей, к так называемому «ламскому» вопросу относились более терпимо. Чиновники же Главного управления Восточной Сибири были сторонниками христианизации и аккультурации бурятов-буддистов. Назначение в Иркутск H. H. Муравьева и принятие в 1853 году «Положения…» стало своего рода неким компромиссом между двумя противоборствующими сторонами. Так, если раньше руководство дацанов не отчитывалось перед губернатором о своей деятельности, то теперь все штатные места и духовные звания занимались только с момента утверждения их светской администрацией. Глава лам – Хамбо-лама – утверждался непосредственно императором. Число штатных лам было ограничено 285. Однако дацанам выделили большие участки земли, к монастырям примежевали огромные наделы – от 350 до 1500 десятин. Ламы были освобождены от телесных наказаний, казенных и общественных повинностей. В результате забайкальские ламы оказались в более комфортных условиях, чем ламы Тибета и Монголии, а их материальное положение стало даже лучше, чем у православных священников. Так, епископ Вениамин (Благонравов) в 1862 году писал Казанскому архиепископу Владимиру (Петрову): «Дацанам отведены такие прекрасные и обширные земли, каких не имеют русские православные монастыри, не говоря уже о сельских причтах»[137]137
  Письма Вениамина, архиепископа Иркутского (ум. 1892), к Казанскому архиепископу Владимиру (ум. 1897 г.). М, 1913. С. 23.


[Закрыть].

Безусловно, владыка Нил критиковал данное «Положение…», улучшающее условия для буддистов. Конфликтовать приходилось не только со Струве, но и с самим генерал-губернатором H. H. Муравьевым-Амурским. Есть основание полагать, что именно последний и добился перевода владыки Нила в Центральную Россию. Как бы то ни было, указом императора от 24 декабря 1853 года архиепископ Нил был назначен на Ярославскую и Ростовскую кафедру. В Иркутск же переводился епископ Томский Афанасий (Соколов).

Примечательно, что покидать Иркутск владыка Нил не торопился. 14 марта 1854 года уже прибыл новый архиерей. Владыка же Нил покинул кафедру только 18 мая и прибыл в Ярославль 24 июля. О причине такой медлительности владыка сообщал в Синод следующее: «Главною причиною, задержавшею меня, было ожидание преосвященного Камчатского, с которым, во исполнение указа Святейшего Синода, надлежало мне иметь конфиденциальные совещания и который достиг Иркутска только в исходе марта»[138]138
  РГИА. Ф. 796. Оп. 134. Д. 2215. Л. 19.


[Закрыть].

Тот же Струве, описывая последние минуты пребывания архиепископа Нила в Иркутске, свидетельствует, что для владыки для переправы через Ангару была подготовлена специальная большая лодка со стеклянной рубкой, откуда можно было без всяких сложностей видеть кафедральный собор и архиерейский дом, в котором владыка прожил целых 17 лет, и это были лучшие его годы. «Провожали его духовенство, чиновники с начальником губернии во главе, купечество и масса народа. Усевшись на приготовленном ему в стеклянной рубке седалище, он облокотился на стол, долго, пристально и молча глядел на собор. Мы все стояли несколько поодаль, царствовала полнейшая тишина. Тут я впервые подметил, что из глаз преосвященного Нила покатилось несколько слез по бледным его щекам. Мы подходили к противоположному берегу, где стоял тарантас, в котором он со свитою должен был отправиться в дальний путь. Преосвященный внезапно встал, подошел ко мне, взял меня за руку и сказал: „Мы постоянно с вами ссорились, но я вас люблю, вы мне всегда говорили правду, до свидания!“ Он перекрестил меня, и мы обнялись. Я до того был изумлен, что не знал, что ответить»[139]139
  Струве Б. В. Воспоминания о Сибири… С. 25.


[Закрыть]. Слезы при расставании были «зафиксированы» и на страницах «Иркутской летописи»[140]140
  Иркутская летопись. 1652 – 1856 гг… С. 332.


[Закрыть]. Одним словом, владыка Нил полюбил Сибирь. Всем сердцем и навсегда.

В Ярославле архиепископу Нилу была устроена, как и полагается, торжественная встреча. Владыка вернулся в епархию, где уже трудился на посту ректора духовной семинарии почти пять лет. Владыка при встрече сказал проповедь, которая в марте уже следующего, 1855 года вызвала несколько неожиданный интерес у членов Синода. Ярославская духовная консистория даже была вынуждена отправить в Петербург, согласно распоряжению, копию этого приветственного слова. К слову сказать, оно впоследствии было полностью опубликовано в собрании слов и поучений архиепископа Нила. Так вот, в канцелярии Синода в сохранившемся деле[141]141
  РГИА. Ф. 796. Оп. 136. Д. 295. Л. 3-3 об.


[Закрыть] кем-то карандашом в тексте были выделены только два следующих абзаца: «До ныне поприщем служения моего были отдаленнейшие страны обширного отечества нашего. Пастырская забота моя касалась островов Северной Америки и прибрежья Ледовитого океана. Байкал и Лена многажды зрели путные шествия мои для Евангельской проповеди; пустыни Даурские и окрестности Саяна, вотяк и черемис, монгол и тунгус внимали глаголам уст моих. И там, где раздавался вопль шамана, где бряцали кимвалы буддиста, имел я утешение воздвигнуть алтари Богу живу и истинну и слышану сотворить песнь хвалы Господней на языке того племени, которое, казавшись навсегда отчужденным от жизни Божия, явило в последние дни плоды покаяния, достойные времен апостольских»[142]142
  Нил (Исакович), архиеп. Слова и речи. Ярославль, 1860. С. 202–203.


[Закрыть]. С одной стороны, нет ничего удивительного в том, что архиерей говорит о своем предшествующем месте служения. С другой стороны, эти слова, как оказалось, были весьма симптоматичными. Владыка так и не смог смириться со своим вынужденным отъездом из Сибири. По имеющимся сведениям, он даже неоднократно предпринимал попытки вернуться в Иркутск в качестве правящего архиерея.

Один из современников язвительно позволил себе отметить, что архиепископа Нила специально отправили именно на Яроелавскую кафедру, где не было инородцев, да и старообрядцы были в незначительном количестве. Однако в XIX веке Ярославская кафедра всегда «была предоставляема самым именитым и достойным архипастырям Русской Церкви»[143]143
  Разумевающие верой: Переписка Н. П. Гилярова-Платонова и К. П. Победоносцева (1860 – 1887); Прил.: Н. П. Гиляров-Платонов. Нечто о Русской церкви в обер-прокурорство К. П. Победоносцева. СПб., 2011. С. 257.


[Закрыть]. Данная кафедра считалась знатнейшей и богатейшей епархией после митрополий. Храмов в епархии насчитывалось чуть более 900. Купцы, мещане, зажиточные крестьяне ежегодно жертвовали на строительство, ремонт и благоукрашение церквей десятки тысяч рублей. Так, согласно ежегодным отчетам о состоянии епархии, в 1861 году общая сумма пожертвований составила 118 414 руб., в 1862 году – 146 143 руб., в 1863 году – 100 000 руб.; в 1864 году – 121 000 руб.; в 1866 году – 150 000 руб.; в 1869 году – 191 264 руб.; в 1870 году – 386 074 руб. (!); в 1871 году – 342 674 руб.[144]144
  РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 82. Л. 24 об.; Д. 126. Л. 27; Д. 165. Л. 17; Д. 203. Л. 17; Д. 256. Л. 21 об.; Д.356. Л. 22; Д. 456. Л. 22 об.


[Закрыть] Таким образом, Ярославская епархия и во времена владыки Нила подтвердила свой статус как одной из самых богатых епархий.

Ярославскую кафедру владыке Нилу пришлось возглавлять в течение двадцати лет. За это время он произвел капитальные перестройки архиерейского дома и духовной консистории; построил в Ярославле на берегу Волги училище для девиц духовного звания, с церковью, которую и освятил в 1863 году в присутствии обер-прокурора Св. Синода; устроил новое здание для семинарии. В 1860–1863 годах было положено начало капитальному ремонту обветшавших зданий Ростовского кремля. Были восстановлены после десятилетий запустения находившиеся там три церкви. Было увеличено число школ и библиотек при церквах и монастырях. Значительно был улучшен быт преподавателей и воспитанников местной семинарии. Архиепископ Нил организовал в Ярославле профессиональный хор и тратил на него солидные средства, хотя сам, по утверждению исследователей, знатоком пения не являлся. Современники высоко ценили концерты, которые в течение целого ряда лет давались «ниловскими певчими» при участии местных и столичных артистических сил[145]145
  Ивановская ОТ. Архиепископ Нил (Н. Ф. Исакович)… С. 108.


[Закрыть].

Архиепископ ежегодно совершал объезды епархии. Конечно, они были не такими продолжительными, как в Сибири, но иногда случалось, что поездки эти совершались даже с риском для жизни. Вот как описывает владыка лето 1868 года в Ярославской губернии: «Лето 1868 г. ознаменовалось, на пространстве Ярославской епархии, явлениями нисколько не благоприятными. Чрезмерная засуха, томившая землю в течение лучших месяцев, имела последствием своим, кроме ущерба на полях и лугах, почти повсюдные пожары лесов. На пути моем не раз превращался день в ночь от дыма, омрачавшего солнце, а у всего живущего отнимавшего возможность дышать и видеть пред собою след дороги. Где доставало кой-каких сил помогать горю сему, делано было с моей стороны все возможное»[146]146
  РГИА. Ф. 796. Оп. 442. Д. 307. Л. 6-6 об.


[Закрыть]. А ведь архиерею в это время было почти 70 лет…

Владыка уделял много внимания и борьбе с расколом. Здесь он применял уже апробированный им в Вятской и Иркутской епархиях способ – устраивал единоверческие церкви. Так, уже в 1854 году в городе Романов-Борисоглебске, считавшемся центром раскола в епархии, был учрежден Спасо-Архангельский единоверческий приход. В 1859 году единоверческие приходы были учреждены в селе Великом (Ярославского уезда) и в селе Старо-Борисоглебском (Пошехонского уезда). Из ежегодных отчетов о состоянии епархии видно, что владыка Нил в этом вопросе был сторонником соработничества гражданских и духовных властей. Только совместными усилиями можно было побороть это «зло»: «Зло это увеличивается раскольническими молельнями. Тут все требы совершаются беспрепятственно. Ибо полицейские власти на явления таковые смотрят немотствуя и, кажется, думать перестали о каком бы то ни было ограничении раскола. ‹…› И сколько не грустно видеть такое положение дел, на разных пунктах епархии, однако же Бога благодарить должно, что злые делатели не столько вредят нам, сколько могли бы они при своей ненаказанности и необузданности. Хотя число уклонившихся представляет небывалую в мимошедших годах цифру, именно 215 человек обоего пола. Но цифра, эта сравнительно с общею массою населения и при сказанном благоприятностве к переходу во все возможные толки, является весьма скромною и малою. Не дай только Бог, возрастать ей с течением времени. А по моим взглядам, увеличение это почти неизбежно, доколе не продолжатся законом преграды расколу и наказание отступников»[147]147
  Там же. Д. 256. Л. 11-11 об.


[Закрыть]. Так владыка писал о ситуации с расколом в отчете за 1866 год. Но это был единственный год, когда столько православных перешло в раскол. В отчетах за другие годы, наоборот, фиксируется переход старообрядцев в православие.

Благотворительность также занимала значительное место в церковно-общественной деятельности архиепископа Нила. Причем владыка помогал не только нуждающимся в своей епархии. Во время голода по случаю неурожая в Самарской губернии архиепископ обратился к пастве, и вскоре было собрано пособие около 20 тыс. руб., за что усердно благодарил самарский архиепископ. Благодарил владыку Нила и епископ Игнатий (Брянчанинов), находившийся на покое с 1861 года в Николо-Бабаевском монастыре Костромской епархии, в котором восстанавливал храм Иверской иконы Божьей Матери. В одном из писем (от 30 июля 1865 года) владыка Игнатий благодарит Ярославского архиепископа за сделанные пожертвования: «Судьба сделала Вас одним из первых ктиторов по построению Соборного храма в Бабаевском монастыре. ‹…› Монастырь найден мною в состоянии разрушения, разорения и в долгу, строение храма начато при ничтожнейших средствах, но в настоящее время половина здания выведена вчерне, а к концу лета надеемся вывести под кирпич. Тут действует перст Божий и усердие благочестивых человеков. Не откажитесь, Ваше Высокопреосвященство, продлить Ваше покровительство мне и вверенной мне обители, которая уже много одолжена Вашим благосклонным вниманием»[148]148
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Полное собрание творений: в 8 т. Т. VII. М, 2007. С. 40–41.


[Закрыть].

Архиепископ Нил провел реформу, направленную к улучшению материального быта священнослужителей и к «поддержанию религиозных нужд самого православного народа». На протяжении пяти лет – с 1869-го по 1874 год – без всяких хлопот он собрал 1 200 000 руб. и тем избежал необходимости сокращения приходов. Данную реформу в целях улучшения материального состояния духовенства с 1869 года проводил обер-прокурор Св. Синода граф Д. А. Толстой. Кроме того, владыка сподвиг свою паству устроить дома для 640 причтов[149]149
  Разумевающие верой… С. 311.


[Закрыть]. Но, к сожалению, по словам внимательных современников, это был «единственный пример во всей России», не нашедший тогда подражателей между архиереями других епархий.

«Для чего увековечивать печатью то, что достойно не памяти, а забвения?», или Несколько слов о цензорской деятельности архиепископа Нила

С 1856-го по 1858 год архиепископ Нил был вызван в Петербург для участия (или, как это называлось официально, присутствия) на заседаниях Св. Синода. В этом качестве владыка принимал участие в коронации Александра II в 1856 году и в освящении Исаакиевского собора в 1858 году[150]150
  РГИА. Ф. 796. Оп. 139. Д. 1016.


[Закрыть]. Кроме того, свое время и возможности в столице владыка тралил на переводы богослужебных текстов на монгольский язык, а также на установление связей с профессурой Санкт-Петербургского университета и директором Придворной певческой капеллы А. Ф. Львовым. Пребывая в Петербурге, владыка Нил смог подготовить и издать обстоятельное исследование по истории буддизма. Ко всему прочему, в это время преосвященному Нилу приходилось очень часто выступать и в роли цензора.

Как известно, Св. Синод с момента своего учреждения в 1721 году являлся в том числе и высшим духовным цензурным органом. Ни одна книга религиозного содержания не могла быть напечатана в России без его ведома. В первой половине XIX века Синод делегировал часть своих полномочий специально созданным при духовных академиях духовным цензурным комитетам – в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и Казани. Вместе с тем, в единственном уставе духовной цензуры 1828 года прописывалось, что книги, содержащие богослужебные тексты и переводы Св. Писания, касающиеся канонического устройства Церкви, новые жития святых и др., могли быть изданы исключительно с разрешения Синода[151]151
  Сборник законоположений и распоряжений по духовной цензуре с 1720 по 1870 гг. СПб., 1870. С. 67.


[Закрыть].

Именно поэтому контакты между столичными цензурными комитетами и Синодом были достаточно частыми. Ведь сначала рукописи, подпадавшие под особые статьи цензурного устава, рассматривались в комитетах. В случае одобрения они отправлялись на вторичную экспертизу, в Синод, который, в свою очередь, назначал еще одного отдельного специалиста. Что касается специалистов, то ими могли выступать профессора академий, преподаватели семинарий, профессора университетов, знатоки тех или иных редких языков. Но чаще всего в роли синодальных цензоров выступали архиереи. Так, при анализе материалов Санкт-Петербургского духовного цензурного комитета за 1859 год удалось выяснить, что за это время рукописи просматривали девятнадцать архиереев. Из них большая часть просмотрела всего лишь по одной рукописи. И только семь владык цензурировали по две и более рукописей. Рекордсменами же стали епископ Ревельский Агафангел (Соловьев) и архиепископ Нил, просмотревшие по семь и пять рукописей соответственно. Естественно, владыка Нил выступал цензором и до, и после 1859 года.

Вообще, владыке Нилу пришлось познакомиться с ведомством духовной цензуры гораздо раньше. Дело в том, что после того как в декабре 1828 года тогда еще иеромонах Нил был назначен членом конференции Киевской духовной академии, он одновременно был назначен и членом цензурного комитета. Правда, данный комитет существенно уступал в своих правах по сравнению с Санкт-Петербургским и Московским: «Деятельность цензурного комитета при Киевской духовной академии была ограничена рассмотрением только мелких сочинений (небольших рассуждений, слов и программ), которые имели поступать от лиц собственно их училищного ведомства»[152]152
  Акты и документы, относящиеся к истории Киевской Академии. Отделение III (1796 – 1869). Т. V (1819 – 1869). Киев, 1913. С. XXIII.


[Закрыть]. Несмотря на то что правящий архиерей митрополит Киевский Евгений (Болховитинов) всячески пытался повысить авторитет подведомственного ему цензурного ведомства, никаких принципиальных изменений так и не произошло. Поэтому остается только догадываться, удалось ли тогда иеромонаху Нилу потрудиться в качестве цензора или же дело ограничилось только формальным присутствием.

Владыка Нил был очень строгим и чрезвычайно въедливым читателем. Об этом свидетельствуют сохранившиеся в архивных фондах отзывы. Доставалось всем – и писателям, и даже самим духовным цензорам!

Так, еще в 1856 году архиепископ Нил просмотрел и запретил публиковать рукопись священника Василия Смарагдова «Жизнь, деяния и писания св. Григория Двоеслова». Поводом для запрета послужили имевшиеся в сочинении ошибки, которые могли «пред читателями наводить тень на самую чистоту и святость Церкви Вселенской». Кроме того, досталось и цензору протоиерею Михаилу Богословскому, которому Синод сделал замечание[153]153
  РГИА. Ф. 807. Оп. 2. Д. 1357. Л. 16-16 об.


[Закрыть].

Следующая история демонстрирует, что для архиепископа Нила не существовало никаких авторитетов, когда речь шла об исторической правде. Так, в 1857 году в Санкт-Петербургском духовном цензурном комитете было рассмотрено сочинение самого духовного цензора протоиерея Михаила Богословского «Священная история Нового Завета». Рукопись была направлена на рассмотрение как раз владыке Нилу.

В своем довольно объемном отзыве преосвященный цензор отмечал, что рукопись состоит из двух частей, содержащих историю земной жизни Господа нашего Иисуса Христа и историю Апостольской Церкви. В обеих частях своего сочинения протоиерей Михаил опирался на русский, а не на церковно-славянский перевод Священного Писания. Учитывая, что официально одобренный русский перевод Св. Писания был издан только в 1876 году, владыка самым серьезным образом подошел к рассмотрению всех фраз и авторских выражений, неточно передающих содержание библейского текста. Так, например, ему не понравились следующие выражения: «На стр. 17 читается: Голос раздается в пустыне, между тем как, держась текста (Марк 1, 3; Ис. XL, 3), следовало бы сказать – глас вопиющего в пустыне. ‹…› На стр. 46-й: возми свою кровать, вместо возми постель или одр (Иоан. 5, 8). ‹…› На стр. 116 читается: „О род, забывающий силу веры и действующий превратно“. А Евангельский текст гласит: „О роде неверный и развращенный“ (Мф. 17, 17). Слова же Господни: „Доколе буду с вами, доколе терплю вам?“ в истории так изложены: „Все ли Я буду при Вас, долго ли буду терпеть Вас?“ На стр. 300 к Енею апостол Петр говорит: встань и перестели постель свою, а в тексте славянском читается: „встани с постели твоея, и абие воста“ (Деян. 9, 34)»[154]154
  Там же. Д. 1358. Л. 210-210 об.


[Закрыть]. Подобного рода уклонений, по утверждению владыки, в рукописи было достаточно много.

Цензор протоиерей Михаил Богословский.

Кроме того, протоиерей Михаил в своем пересказе Священной истории Нового Завета утверждал, что умовение Спасителем ног своим ученикам произошло в среду, а не в четверг. Причем автор ссылался на сочинение не кого-нибудь, а известного Санкт-Петербургского митрополита Амвросия (Подобедова) «Краткое руководство к чтению книг Ветхого и Нового Завета», переиздававшееся 7 раз за 60 лет (впервые было опубликовано в 1779 году)[155]155
  Цыпин В., прот. Амвросий (Подобедов), митрополит // Православная энциклопедия. М, 2000. Т. П. С. 149–150.


[Закрыть]. Во второй части этого труда на странице 52 (5-е изд. М., 1835) как раз и утверждалось, что днем умовения была среда. В итоге Синод постановил на основании отзыва владыки Нила и проведенного дополнительного изучения данного вопроса: «…разрешить рукопись, но с тем, во-первых, чтобы предварительно рукопись была исправлена во всех местах по замечанию пресвященного Ярославского и, во-вторых, чтобы время священного умовения ног апостолам отнесено было не к среде, а к четвертку, как принято сие в Православной Церкви». Кроме того, духовным цензурным комитетам отдельно предписывалось в дальнейшем при переиздании учебника митрополита Амвросия (Подобедова) сделать исправление по поводу «умовения ног».

К слову сказать, протоиерей Михаил Богословский, сочинение которого так критикует владыка Нил, – известный церковный деятель своего времени, профессор Санкт-Петербургской духовной академии, главный священник армии и флота (одна из самых высоких и престижных должностей для белого духовенства), а впоследствии протопресвитер Успенского собора в Московском Кремле. Он не только духовный цензор, но и один из известных в свое время церковных писателей: «Отец Богословский был плодовитый духовный писатель: из его трудов по богословской литературе можно составить несколько солидных томов сочинений, отличающихся большими научными и литературными достоинствами. С сильным умом и солидным образованием в нем соединялась высокая религиозность, которая ясно видна в его проповедях и сочинениях; последние отличаются особою точностью, определенностью в выражении, „некоторою упругостью мыслей“, сжатостью и силою изложения, запечатленного характером библейской речи»[156]156
  Родосский A.C. Биографический словарь студентов… С. 49.


[Закрыть]. А за свое сочинение по Священной истории Ветхого и Нового Завета Богословский был удостоен степени доктора богословия.

Если доставалось самим цензорам, то что говорить о писателях, среди которых были не только простые священники, журналисты, но и известные ученые. Одним из таких ученых, которому довелось столкнуться с цензорской требовательностью владыки Нила, был Петр Петрович Пекарский, автор «Истории Академии наук» и исследования «Наука и литература при Петре Великом». Вторая работа, библиографическая по своему содержанию, не потеряла своей актуальности до настоящего времени[157]157
  Машкова М.В. П. П. Пекарский (1827 – 1872): Краткий очерк жизни и деятельности. М, 1957. С. 3.


[Закрыть].

В 1858 году Пекарский представил свое исследование «Наука и литература при Петре Великом», над которым работал с 1855 года, в гражданский Санкт-Петербургский цензурный комитет. Там рукопись просматривал известный и строгий цензор А. И. Фрейган, который и в этот раз сделал очень много замечаний и исправлений. Впрочем, разрешения только светской цензуры для данного сочинения было недостаточно. Дело в том, что согласно цензурному законодательству, гражданская цензура должна была отправлять рукописи на дополнительную экспертизу в духовную цензуру, даже если в ней было всего-навсего несколько отрывков, относящихся «к догматам веры или к священной истории»[158]158
  Сборник законоположений и распоряжений… С. 87.


[Закрыть]. В работе Пекарского таких отрывков было очень много.

Академик Петербургской академии наук П. П. Пекарский.

Поэтому в июле 1859 года рукопись Пекарского из гражданского комитета поступила в столичный духовный цензурный комитет, где ее рассмотрел архимандрит Фотий (Романовский). Духовный цензор после тщательной работы своего светского коллеги не стал придираться к мелочам и одобрил рукопись. И если бы разрешения цензора было достаточно, то работа тотчас была бы отправлена в печать. Однако еще 28 марта 1852 года было принято распоряжение Синода, согласно которому духовные цензоры обязаны были предоставлять уже одобренные ими рукописи на рассмотрение непосредственно в Синод в тех случаях, если рукопись содержала «довольно мест, представляющих состояние Русской Церкви со времени учреждения Св. Синода», и особенно в тех случаях, когда в подобного рода работах делались выписки из синодальных дел[159]159
  РГИА. Ф. 807. Оп. 2. Д. 1359. Л. 145 об.


[Закрыть].

Именно поэтому текст был отправлен на третью экспертизу. Хотя, казалось бы, что там можно было обнаружить после двух профессиональных обзоров? Синод поручил ее на рассмотрение как раз архиепископу Нилу. Ответ иерарха был написан достаточно быстро и оказался для автора разгромным. На основании отзыва Ярославского архиерея Синод издал указ, в котором говорилось, что рукопись Пекарского не одобряется «к напечатанию без исправления по замечаниям» цензора. Архиепископ Нил считал, что из рукописи следовало исключить или исправить в ней все те места и отрывки, в которых в невыгодном свете представлена жизнь Русской Православной Церкви. По поводу некоторых эпизодов, дискредитирующих образ жизни и деятельность священнослужителей, цензор прямо заявлял: «Для чего увековечивать печатью то, что достойно не памяти, а забвения?»[160]160
  Там же. Д. 1303. Л. 7-7 об.


[Закрыть] В результате Пекарскому пришлось внести в свое исследование существенные исправления и коррективы и даже сократить целую главу. Только после таких жертв ученый получил разрешение на публикацию своей книги[161]161
  Карпук ДА. Миссионер и цензор // Православное книжное обозрение. 2014. Август, № 7-8 (42). С. 28–35.


[Закрыть].

После приведенных двух примеров цензурной деятельности архиепископа Нила у стороннего наблюдателя может сложиться впечатление, что владыка-цензор был слишком строг. Возможно, это и так. У владыки Нила просто были свои взгляды на труд писателя и его значение для читающей публики, которую он не просто уважал, а любил именно как архиерей Церкви Христовой, а не равнодушный читатель! Наверное, он просто не хотел, чтобы читатель развращался всякими скабрезностями и баснями из прошлой и настоящей церковной и околоцерковной жизни.

Вот еще одна история, связанная с отзывом владыки Нила на сочинение протоиерея Остромыслова (имя священнослужителя в документах не указано) «О духе Православия». Это сочинение так и не вышло из печати. Виновником стал владыка Нил, который в своем отзыве в Синод кратко изложил основные идеи запрещенного им сочинения: «Выражая в общем характер грубого мистицизма, сочинение в частностях своих преисполнено парадоксами, до невероятия странными. Приняв за аксиому, что человек и весь род человеческий есть ничто, есть ноль и что для блаженства его необходима такая жизнь в Боге и с Богом, какую имеет дитя в матерней утробе, приняв, говорю, положения сии за аксиоматические, автор зиждет на них свою теорию. С грустию смотрит он на преуспеяние наук. Столп Вавилонский видит во всех произведениях искусства и художеств. А совершившийся в мире переход народов от кочевого и страннического быта к жизни оседлой кажется ему делом каинским: и это потому, что Каин первый создал на земле град». В заключении своего отрицательного отзыва владыка дает совет автору представленного сочинения: «Сочинитель же хорошо сделает, ежели, умудрившись настоящим опытом и сознав свое бессилие, откажется навсегда от своих мнений и предаст их вечному забвению»[162]162
  РГИА. Ф. 807. Оп. 2. Д. 1359. Л. 157-157 об.


[Закрыть]. В этой истории удивление вызывает не столько реакция владыки Нила, она-то как раз совершенно адекватная, сколько вопрос о том, как такой текст мог пропустить и разрешить к печати духовный цензор из столичного комитета!

Вот еще один курьезный эпизод из истории духовной цензуры, к которому архиепископ Нил имел самое непосредственное отношение. В ноябре 1855 года в Санкт-Петербург из Одесского цензурного комитета поступила рукопись некоего Рабиновича «Несколько замечаний на статью Рузи, помещенную в № 126 Одесского вестника»[163]163
  Там же. Л. 287 об.


[Закрыть]. Суть вопроса заключалась в том, что в статье Рузи не совсем почтительно говорилось о талмудистах, то есть об евреях, признающие своим законом Талмуд, в отличие от караимов, основывающих свое вероучение только на Библии. Рабинович же не мог «равнодушно слышать, когда Рузи, приписывая добрые нравственные качества караимам, в то же время набрасывает невыгодную тень на остальную часть соплеменников автора. И под влиянием этих чувств хочет обратить внимание публики на неточность взглядов Рузи»[164]164
  Там же. Д. 1304. Л. 76 об.


[Закрыть].

В аргументациях талмудиста против караима пришлось разбираться как раз архиепископу Нилу, который и написал итоговый отрицательный отзыв. Больше всего владыке не понравилась бездоказательная защита Талмуда: «В качестве апологета громадной этой книги, Рабинович, не обинуяся, свидетельствует, что с тех пор, как ученые начали изучать Талмуд в подлиннике, они дошли до открытия, что в нем нет ничего нелепого, что он проникнут глубоким умом и моралью, что он повсюду дышит любовью к человечеству. Вообще Рабинович говорит о Талмуде с таким энтузиазмом, что только Божественного авторитета не приписывает ему». Общий вывод по поводу рецензируемого текста сводился к тому, что статья автора «может найти достойное себе место только в еврейских синагогах и в сборище раввинов и раввинистов. Для христианского же народонаселения всякий панегирик Талмуду, как бы искусно не сплетался он, всегда будет анахронизмом, слуха недостойным»[165]165
  Там же. Л. 77 об.-78 об.


[Закрыть]. Еще одна особенность данной истории заключалась в том, что статья поступила в Санкт-Петербург в ноябре 1855 года, а итоговое решение по данному вопросу было вынесено Синодом в виде указа только в декабре 1859 года! Остается лишь догадываться, что послужило поводом к такой чрезвычайно длительной задержке.