Текст книги "Форт Росс"

Глава вторая

Лета 1820-го. Калифорния. На дороге

от Монтерея в форт Росс

На узкой дороге, скорее тропе, тянувшейся по скалистому берегу вдоль океана, появились три всадника. Первый был крупный бородатый мужчина в белой холщовой рубахе навыпуск, которая парусом надувалась при каждом порыве ветра, двое других, по-видимому монахи, – в длинных балахонах грубой ворсистой шерсти неопределенного цвета. Один из них вел за собой понурого мула.

Вечерело. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая облака в розовый цвет. Вдруг бородач в рубахе резко натянул поводья и осадил коня. Спутники последовали его примеру.

– Вот они, соколики! – удовлетворенно воскликнул он, махнув рукой в сторону залива. Это был тот самый продавец посуды с базара, которого так вовремя послало ребятам Провидение. В двух монахах без труда можно было узнать Дмитрия и Фимку – широкие капюшоны их ряс были откинуты за плечи. Подъехав к мужику, они стали всматриваться в указанном направлении. Раскрасневшиеся от верховой езды лица были сосредоточены.

Посередине небольшой, но удобно укрытой с двух сторон бухты покачивалась на якоре трехмачтовая шхуна без каких-либо опознавательных знаков. Напротив нее на берегу горел костер, вокруг которого сидели шестеро мужчин. Радом с ними в пирамиду были составлены мушкеты. Видно было, что мужчины что-то жарили на костре, от которого доносился легкий дымок.

Фимка потянул носом и сглотнул слюну:

– Мясо жрут, сволочи. А мы тут с утра…

Но Дмитрию было не до его переживаний. Он повернулся к мужику и протянул ему руку:

– Не знаю даже, как и благодарить-то тебя, Савелий.

– Да чего уж там, – мужик крепко пожал протянутую руку, – ты извиняй, ваш благородь, что не могу боле помочь вам. Слово дал коменданту не встревать ни во что. Тут мы должны вести себя как мышки…

– Ага, – обиженно вставил Фимка, – мы, значит, должны вести себя, как мышки, а другим все дозволено!

– Да что ты, Савелий, не за что тебе извиняться! Вот еще удумал! – Дмитрий искренно хотел хоть как-то отблагодарить отзывчивого мужика. – Может, возьмешь все же деньги за лошадей?

– Так вы ж все одно к нам направляетесь, ваш благородь, – тряхнул головой Савелий. – Так там и оставьте лошадок-то. А деньги – они вам еще понадобиться могут. А что про вседозволенность ихнюю, – повернулся Савелий к Фимке, – так то твоя правда, Евфимий. И секрет в том простой – рабов они черных сюда возят да оружием тайно приторговывают. Гишпанцам это выгодно, они и терпят. Вот эти и обнаглели вконец! По закону и англичанам, и американцам сюда нет доступа, как и всем другим. Ну, да закон что дышло… Вон вишь ты, они даже без флага! Стоят, как воры – одни, в дикой бухте… Воры и есть!.. Ну мне пора, ваш благородь, – со вздохом закончил мужик. – Бывайте с Богом! Авось свидимся когда…

И Савелий, развернув коня и еще раз махнув на прощание, затрусил в обратную сторону.

Сумерки накатывали быстро. Огонь костра на берегу уже не уступал в яркости солнцу. Спешившись, Дмитрий и Фима привязали лошадей к кусту и укрылись за большим валуном. Вся небольшая бухта открывалась перед ними как на ладони.

– Так что делать-то будем, Дим? – после небольшого молчания спросил Фимка.

Этот вопрос мучил Дмитрия последние несколько часов. За время непривычной для себя верховой езды он остыл от потрясений на базаре, и затея с погоней по следам пиратов уже не казалась ему такой легкой задачей. Он давно уже понял, что спешный отъезд из Монтерея смешал все их планы. Мало того что они не купили более подходящей одежды вместо монашеских ряс – но и не приобрели никакого оружия, что в данных обстоятельствах было куда важнее. И вот теперь они остались один на один с вооруженными и численно превосходившими их бандитами.

– Не придумал еще, – тихо отозвался он. – Черт возьми! И айфон забыли зарядить. А весь день ведь по солнцепеку перлись. И даже не вспомнили!.. Э-эх!

Вдруг Дмитрий оборвал себя и вытянул шею, чтобы лучше было видно. Внизу, с другой стороны бухты, с такой же полудороги или полутропы на узкую полосу каменистого пляжа медленно выкатила арба, запряженная парой черных быков.

– А это еще что за хрень?! – удивленно прошептал Фимка.

Арба была нагружена бочками одного размера, аккуратно сложенными и увязанными в виде высокой пирамиды. На вершине ее сидел человек в белой рубахе с широкими рукавами и в бархатных штанах. Талия его была затянута поясом, за которым торчал длинный не то тесак, не то кинжал. Лицо человека закрывала широкополая черная шляпа. Трудно было сказать наверняка, но Дмитрию показалось, что это был довольно молодой человек. Незнакомец уверенно, прямо с вершины своей пирамиды, правил быками при помощи длинной жердины, которой он тыкал поочередно в бок то одному, то другому животному.

Пираты, естественно, тоже заметили незнакомца и, вскочив с мест, бросились к свои ружьям. На незнакомца такой прием, однако, не произвел ни малейшего впечатления. Он продолжал все так же невозмутимо восседать на бочках, покачиваясь в такт движению телеги. Быки еще более невозмутимо приближались к стоянке ночного дозора. Наконец, подъехав почти вплотную к костру, арба остановилась.

Насколько ребята могли судить с высоты своего наблюдательного пункта, пираты были настроены весьма воинственно. Разобрать их слов, как, впрочем, и ответов незнакомца, сверху было совершенно невозможно. Оставалось только ждать, чем все это закончится и не подскажет ли этот неожиданный случай ответ на сакраментальный вопрос «что делать».

Тем временем внизу агрессивное начало разговора вдруг изменило направление. Послышались веселые возгласы и даже смех. Наконец, закончив переговоры и, по-видимому, удовлетворившись их результатами, незнакомец спрыгнул на землю. Что уж он им там такого наговорил, ребята не поняли, но только предзакатную тишину бухты огласил дружный восторженный рев.

Даже на шхуне он привлек внимание. На палубе замелькали огни. Один из фонарей замигал, явно подавая сигналы.

В ответ двое пиратов, ловко закрывая и открывая одеялом пламя костра, в свою очередь «отмигали» на шхуну какое-то сообщение.

Послышался скрип уключин, и в воду поползла поднятая было на борт шлюпка. Развеселившиеся пираты бегали по берегу между арбой и кромкой воды и что-то возбужденно кричали приближающимся в шлюпке товарищам. При этом они похлопывали друг друга по плечам и дружески тискали незнакомца в черной шляпе.

– По-моему, подвезли спиртное, – заметил Фимка, – а ты что думаешь, Дим?

– Да тут и думать нечего. Бочки-то винные! – отозвался Дмитрий. – Ну, сейчас начнется! Это ж надо как кстати!

Череде счастливых случайностей Дмитрий уже не удивлялся. Он просто всякий раз про себя благодарил судьбу, которая подкидывала ему шансы. Как бы в подтверждение его слов пираты открыли первый бочонок и стали по очереди припадать к обильно льющейся из него струе. Берега бухты огласились новыми буйными возгласами и взрывами хохота.

Последние несколько дней настроение на шхуне было подавленным. От индейцев Арукана, которых пираты привезли с собой с севера, не было ни слуху ни духу. Высадить их пришлось задолго до форта Росс ввиду сильной береговой охраны сначала русских, а потом испанцев, что, конечно, оттягивало исполнение задуманного плана. А ведь все было построено на быстроте и внезапности. «Какая тут, к чертям, внезапность, – хмуро думал про себя капитан, – когда вот уже вторую неделю мы вынуждены болтаться на якоре».

Он понимал, что на марш-бросок до форта Росс у индейцев должно было уйти какое-то время. Местная береговая линия, изрытая бухтами и заливами, быстрому перемещению отряда по суше не способствовала. К тому же передвигаться они могли только ночью. Один только залив Сан-Франциско к северу отсюда чего стоил! На то, чтобы его обогнуть, наверняка ушло бы дня два. Ну и еще пара дней, чтобы подойти к форту. Пусть столько же потребовалось бы и посыльному, чтобы вернуться сюда с донесением. Итого чуть больше недели, но не две! Да и вообще, вся эта идея ему уже не казалась такой привлекательной, как вначале.

По первоначальному и, как казалось тогда, хитроумному замыслу воины Арукана должны были напасть на форт Росс и, завладев пакгаузами, где хранились обработанные и готовые к транспортировке шкуры морского бобра, доставить их на корабль. Самое главное, что в случае непредвиденных осложнений, к которым капитан был в принципе готов, все происшедшее можно было бы списать на счет распрей русских с местными индейцами. Для этого индейцы и были наняты. И пока власти разбирались бы, что к чему, он с грузом был бы уже далеко. Куш, который можно было выручить за шкуры морского бобра русского производства в китайском кантоне, был внушительный. За один раз он бы заработал больше денег, чем за шесть кораблей с черными рабами! Вот тогда можно было бы подумать и о покупке нового большего судна, а то и двух. Или о возвращении в Бостон, а может, и в родной Плимут, в добрую старушку Англию, где можно было бы заняться каким-нибудь менее хлопотным бизнесом. Игра стоила свеч, потому-то он здесь и болтался.

Мрачно задумавшись, капитан сидел за столом просторной каюты и пил вино, глядя на роскошные ноги своей пленницы. Она лежала связанной на кровати и, казалось, спала. Правда, для того, чтобы ее успокоить, пришлось все же врезать ей как следует. Уж больно красавица была строптива. Ну прямо как необъезженная кобыла!

Памятуя, как она одним ударом свернула шею щербатому, капитан развязывать свою добычу не спешил. На индианке был какой-то странный балахон. Он очень пикантно задрался к бедрам, оголив ее ноги, которые он разглядывал последние полчаса. Посмотреть и так было на что, а тут еще на дикарке оказались очень искусные татуировки, какие капитан в этих местах увидеть никак не ожидал. Нечто подобное он видел на китайских сектантах или монахах, когда три года назад был на базаре в кантоне… Но при чем здесь индианка? Рассмотреть ее всю капитану пока не удалось, он собирался сделать это сегодня вечером, но все же он успел заметить, что кожа у девушки была гораздо светлей, чем у местных, и пахла она как-то странно – цветами, что ли?

Крики и шум, раздавшиеся с берега, вывели капитана из задумчивости. Подхватив пистолеты, он направился к выходу. Варианта могло быть два – либо испанская стража, все же выследившая место его стоянки, либо долгожданный гонец от индейцев. Лучше бы, естественно, последнее… Но оказалось – ни то и ни другое. Взору его предстало странное зрелище.

– Что там к чертям стряслось?! – наконец спросил он ухмыляющегося боцмана.

– Да там, сэр, какой-то сумасшедший притащил полную телегу вина! – глаза боцмана светились неподдельным счастьем. – Говорит, что наш, с востока, что здесь у него торговая фактория, что давно не слышал английской речи, всплакнул даже. Вез, мол, вино на базар в Монтерей, но нам на радостях продаст три бочки по цене одной!

– Вино, говоришь? – задумчиво произнес капитан. – А что, пусть ребята отдохнут… Грузите вино на борт, сегодня гуляем!

Последние слова капитан адресовал уже команде, которая с гиканьем бросилась выполнять его приказ. Имелась у него и еще одна причина, по которой он был сегодня так сговорчив, – уж больно ему не хотелось отдавать свою пленницу команде.

Как только за капитаном закрылась дверь, Марго открыла глаза. Целый день она ждала момента, чтобы хоть на несколько минут остаться одной. Но капитан не спускал с нее глаз, а заодно и рук, тиская и лапая ее при каждом удобном случае. В конце концов пришлось заехать ему ногой в пах, за что ее долго били, но хоть после этого, заново связав, он наконец оставил ее в покое. Его жадный взгляд она чувствовала на себе постоянно, но больше он к ней не приближался. О существовании под рясой шорт с заветным ремнем, в пряжку которого была вмонтирована финка, капитан тоже пока не догадывался. В общем, всего-то надо было набраться терпения и дождаться, когда она останется хоть на несколько минут одна. И тогда – берегитесь! И вот наконец этот момент настал.

Когда шаги капитана стихли за дверью, Марго подтянула колени связанных ног к подбородку и просунула бедра через связанные сзади руки. Это было легко. Узел она уже достаточно растянула пока притворялась спящей, а план освобождения был давно продуман. Как только связанные руки оказались впереди, Марго соскочила с кровати и, задрав подол балахона, высвободила из пряжки свой потайной финский ножик. Еще мгновение – и веревки упали на пол. Потирая затекшие кисти рук, девушка сбросила с себя сковывавший движения балахон и осталась в шортах и майке. Не выпуская из рук спасительную финку, она бросилась к окну. Отворила ставни, прислушалась. Шхуну как раз развернуло течением в сторону моря, поэтому то, что случилось на берегу, видно не было, однако судя по крикам, гомону, отсветам факелов, там явно что-то происходило.

Марго высунулась из окна в надежде увидеть шлюпку, привязанную к борту, но в темноте ничего не было видно, только вода тихо плескалась о борт. Девушка представила, что сейчас ей придется прыгнуть в ледяную воду, и внутренне содрогнулась. Неженкой она не была и, с юности увлекшись восточными единоборствами, готовила себя к любым испытанием. Просто она сомневалась, что ей удастся дотянуть до берега при такой температуре воды. «Сколько там до полного переохлаждения в девятиградусной воде, – пыталась вспомнить Марго таблицы из любимых книжек о выживании в экстремальных условиях, – минут пять, по-моему? Нет, не успею! Надо придумать что-то еще…» Она лихорадочно соображала, силясь хоть что-нибудь высмотреть в темноте.

Вдруг за дверью вновь послышались шаги. «Ну что ж, значит, чему быть, того не миновать!» – со вздохом решила Марго и встала в боевую позу посредине каюты. Погремев ключом, замок наконец щелкнул и дверь отворилась. Эффект, на который рассчитывала Марго, состоялся. Капитан на секунду застыл на пороге, открыв рот. Этой секунды ей было более чем достаточно.

Отворив дверь, капитан вздрогнул и застыл на пороге. Прямо напротив него, в полумраке, как видение, стояла полуобнаженная красавица. Понадобились доли секунды прежде чем он узнал в ней свою пленницу. Никакого балахона на «индианке» не было, как и веревок, которыми он ее так тщательно связал. Девица стояла в какой-то странной позе – поджав под себя одну ногу, точно цапля. На лице ее блуждала злорадная и даже, как показалось капитану, какая-то плотоядная усмешка. Но что более всего поразило тогда капитана и что потом он долго будет вспоминать, силясь найти хоть какое-то логическое объяснение, так это слова сказанные «индианкой», причем на чистейшем английском языке!

– Hello, sweetheart![7]7
  Привет, мой сладкий! (англ.)


[Закрыть] – со злорадной усмешкой произнесла Марго.

Все остальное было не менее поразительным, но это капитан помнил уже плохо. Рассказывать про это он вообще не любил – слишком все отдавало мистикой и чертовщиной.

В каком-то непостижимом пируэте девица вдруг взвилась в воздух и даже чуть зависнув, как показалось изумленному капитану, выпрямила поджатую ногу на уровне его головы. Последнее, что увидел капитан в тот памятный вечер, это розовая девичья пятка, стремительно приближавшаяся к его рту. А хруст собственной челюсти, громом отозвавшийся в мозгу, – это было последнее, что он услышал. Затем яркая вспышка света погасила безумную боль, а заодно и сознание.

Марго осторожно высунула голову в приоткрытую дверь. На палубе творилось что-то невообразимое! Перед зияющей дырой открытого трюма выросла целая баррикада из бочек. Несколько пустых бочек каталось по палубе, некоторые стояли открытые. Сильнейший запах перебродившего вина стоял в воздухе. «Понятно, – подумала Марго, глядя на тела, лежавшие повсеместно, как на поле боя, – праздник удался…»

Теперь Марго стала ясна причина шумихи, которую она все пыталась переждать, сидя в каюте капитана, лежавшего теперь в отключке со связанными руками и ногами. Ждать пришлось долго, пока шум и гам на палубе не начали стихать. «Бандиты, значит, устроили пирушку и не рассчитали своих сил. Ну что ж, главное, что это оказалось удивительно кстати», – думала Марго, осторожно перешагивая через распростертые тела. В воздухе стояла резкая вонь от алкоголя и испражнений. Марго поморщилась, непроизвольно прикрывая нос ладонью. И тем не менее, пробираясь мимо одной из открытых бочек, Марго уловила какой-то незнакомый аромат, примешивавшийся к запаху вина. Но разбираться с этим было некогда. Путь к спасению, наверняка не без участия его величества случая, был открыт, и теперь им оставалось только воспользоваться.

Темень южной ночи была подсвечена пламенем натыканных повсюду факелов. Оглядевшись, Марго наконец обнаружила то, что искала. Рядом с веревочным трапом покачивалась на волнах и легонько билась о борт шлюпка, привязанная к шхуне. Через мгновение Марго уже была в лодке. Сверкнула ее верная финка – и отрезанная веревка тихо плюхнулась в воду. Марго оттолкнулась веслом от борта, и шлюпка почти сразу же растворилась в темноте.

В это же самое время с другой стороны к шхуне тенью подплыла индейская пирога. Но сидел в ней отнюдь не индеец, а продавец вина, который был серьезен и сосредоточен. Он был без шляпы, и в нем мы без труда узнали бы того самого коротко стриженного молодого человека.

Привязав пирогу, он бесшумно запрыгнул на борт шхуны. На мгновение замер, прислушиваясь и осматриваясь вокруг. Команда в полном составе валялась в пьяном беспамятстве – лишь кое-где раздавалось нечленораздельное бормотание. Нисколько этому не удивляясь и даже не прячась, как будто так и надо, «продавец» быстрым шагом направился в сторону капитанской каюты. Бесшумно подкравшись к двери, достал из-за пояса пистолет и щелкнул курком. Затем на миг застыл, резким ударом ноги выбил дверь и ввалился в комнату.

Посредине каюты на обломках разбитого вдребезги стола лежал капитан. Рядом со смятой постелью на полу валялись разрезанные веревки и балахон Марго.

Наконец капитан подал первые признаки жизни и тихо застонал. Это вывело «продавца» из задумчивого созерцания. Он нагнулся к капитану и приставил дуло пистолета к его лбу. Тот издал еще один протяжный стон, но было видно, что он все еще без сознания. Чуть подумав, молодой человек убрал оружие ото лба несчастного, поднялся и вышел из комнаты, бесшумно затворив за собою дверь. Засунув пистолет за пояс, он быстро проделал обратный путь к своей пироге. Напоследок окинул внимательным взглядом шхуну с ее незадачливой командой, спрыгнул в пирогу и так же, как до него Марго, словно призрак, растворился в темноте.

* * *

Не дожидаясь, когда шлюпка с последней партией вина и пиратами достигнет шхуны, торговец погнал своих быков с уже пустой телегой обратно к дороге. Подождав еще немного, пока тот не скроется из виду, Дмитрий с Фимкой решили, наконец, перебраться на берег к оставленному пиратами костру. Во-первых, уже достаточно стемнело, чтобы не бояться быть замеченными со шхуны, а во-вторых, становилось прохладно. Плана спасения Марго у них еще не было. Перспектива остаться сухими растаяла в темноте вместе с уплывшей шлюпкой.

– Дим, а ты знаешь, какая тут температура воды? – поежился Фимка.

– Не-а. Холодная, наверно, – не глядя на него, ответил Дмитрий.

– Ага, девять градусов…

– Да уж, вплавь нам туда не добраться…

– Что же делать? – совсем расстроился Фимка. – Однажды у нас в Одессе, когда я был маленький, мы с ребятами в Аркадии, помню…

Но тут Дмитрий схватил Фимку за руку. «Неужто показалось?» – подумал он.

Ребята замолчали, напряженно прислушиваясь. Да нет, всплеск как будто повторился вновь. Еще немного, и сквозь сонный шорох накатывавших на галечный берег волн уже отчетливо слышался плеск весел о воду.

– А ты говоришь – купаться! – Дмитрий сразу повеселел. – Ползи за мной! Будем брать на абордаж, под покровом ночи!

И распластавшись по земле, друзья поползли к кромке прибоя, навстречу приближающейся лодке. Через некоторое время их темно-бурые балахоны полностью слились с землей.

Глава третья

Лета 1820-го. Калифорния. Форт Росс

Иван Александрович Кусков широким шагом шел по обочине дороги, протянувшейся от крепости до судоверфи. По обе стороны, выстроившись уже в целые улицы, красовались разноцветными фасадами всевозможные мастерские, склады, пакгаузы и даже производственные цеха. Дорога эта была главной жизненной артерией колонии. И судя по тому, какое оживленное было на ней движение, дела в колонии шли прекрасно. И не было большего удовольствия для Ивана Александровича, чем сознавать это. От древесных складов доносился визг продольных пил. На высоких козлах-помостах мужики, стоя попарно, распускали на доски ошкуренные стволы вековых сосен. В открытых кузнях с навесами под ударами паровых молотов шипело и клацало железо. Перед меховыми складами индианки выделывали свежие шкуры, растянутые на рамах. Чуть поодаль, у зерновых хранилищ, на вереницу телег грузились мешки. Так телеги и шли: в сторону пристани – груженные, обратно – пустые. У причала под загрузкой стояли два пакет-бота под Андреевскими флагами. На рейде посередине бухты дожидалась своей очереди еще три небольших двухмачтовых шхуны, которые Кусков с Барановым использовали для внутренних нужд колонии и которые ходили, в основном каботажно, вдоль побережья между Аляской и Калифорнией.

Рядом с Кусковым, пытаясь поспеть за его широким шагом и держа картуз в руке, семенил приказчик, которому Иван Александрович на ходу отдавал распоряжения. С другой стороны от коменданта, звякая по ботфортам шпагой, шагал в распахнутом мундире раскрасневшийся Завалишин.

– Иван Александрович, – Завалишин был чем-то явно озабочен, – я требую ответа! Немедленно!

Отпустив наконец приказчика, Кусков повернулся к лейтенанту.

– Да я ж вам ответил, Дмитрий Иринархович! Ну никак невозможно отказаться от приглашения испанского висероя! И не могу я оставить форт, не назначив вместо себя кадрового офицер. Да еще с таким опытом, как у вас! Так что само собой выходит, что ваше прибытие прямо-таки счастливый случай для всех нас.

– Зато я так не считаю, Иван Александрович! Я, как вы изволили заметить, кадровый офицер! И нахожусь в кругосветной экспедиции с целью сбора важных для Отчизны сведений! Я не могу пропустить посещение Сан-Франциско. Понимаете вы это? И сторожить ферму не намерен!

– Я-то все понимаю, Дмитрий Иринархович, а вот вы меня, видимо, не совсем, – с легкой обидой в голосе заявил Кусков. – И где ж вы только слов таких нахватались? Ферма!.. Во-первых, это не ферма, а аванпост государства Российского. Во-вторых, это коммерческий центр Русской Калифорнии! – Кусков широким жестом окинул окрестности. – Много ль вы такого оборота в самой матушке-России в последние годы встречали? И принадлежит все это, между прочим, компании, которая снарядила и вашу кругосветную экспедицию, милостивый государь! Что, кстати, приносит вам заслуженные почести. Прошу об этом не забывать!

Кусков на минуту прервал обвинительную речь, как бы раздумывая, достаточно ли веские доводы он привел.

– Да и потом, просьба-то моя всего о каких-то пяти-восьми днях, – уже более примирительным тоном добавил Иван Александрович. – Ну не могу ж я на юнца Прохора этакое дело оставить!

– Иван Алексаныч… Ну как вы не поймете? – перешел на умоляющий тон Завалишин. – Да если я хоть еще на день в бездействии тут засижусь, то… То я… То тогда…

Завалишин зашептал что-то на ухо Кускову.

– Меня уж и так видения преследуют! – закончил он, опасливо оглянувшись, и размашисто перекрестился.

Кусков с тревогой посмотрел на молодого человека.

– Ничего, ничего, – по-отцовски ласково погладил он его по плечу, – отпустит. Тут у нас всяко бывает. Только не отчаивайся, не унывай. Бог милостив. Ты тут за эти дни в тишине поговей, исповедайся, причастись – глядишь, все на место и встанет, – как ребенку, внушал лейтенанту Кусков.

Диалог их был внезапно прерван. На неоседланном пегом мустанге к Кускову подлетел индейский мальчишка лет десяти. Лихо осадив коня возле офицеров, мальчишка, которого прямо-таки распирало от чувства собственной значимости, прокричал, задыхаясь, по-русски:

– Иван Алексаныч! К вам миссия из Сан-Франциско! Девять мушкетов и офицер!

– Опять?! – удивился Кусков. – А чего хотят, не сказали?

– Говорят – вас видеть, срочно! – Мальчишка, а точнее – мустанг под ним, крутился на одном месте, поднимая клубы пыли.

– Видал? – обернулся к Завалишину Кусков. – Беспокоятся небось, что мы про визит забудем. Скажи им, Ваня, – сейчас буду!

Последние слова Иван Александрович адресовал мальчишке, и тот, важно кивнув в ответ, умчался на своем скакуне обратно в сторону форта.

– Кузнеца нашего сынок, Ваня, – в ответ на удивленный взгляд Завалишина пояснил Кусков. – У нас же тут мужики индианок в жены берут… А чего, жены из них получаются хорошие, да и для дела нашего – польза! Мы ведь сюда не временщиками какими пришли. Ободрать землицу – и поминай как звали! Нет, брат ты мой, мы сюда хозяйствовать пришли да примером своим нести просвещение народам местным! Если бы еще не мешали…

Последнюю фразу Кусков сказал задумчиво и как-то совсем тихо. И посмотрел при этом не на форт, где ждали его испанцы, а куда-то в сторону океана. Затем, как бы стряхнув оцепенение, он развернулся и быстро зашагал в сторону крепости.

* * *

Испанская делегация расположилась в «приемной зале» комендантской избы. Так Кусков окрестил широкую и просторную людскую на первом этаже своего дома, определив ее для совещаний и собраний. Здесь, за длинным столом, стоявшим вдоль стены, расположилась испанские посланники. Делегация, или, как обозвал ее давешний мальчишка, миссия, состояла из десяти человек. Офицер сидел во главе стола и чинно пил чай из самовара, который ему то и дело подливала в стакан одетая в русский сарафан индианка. Два мушкетера почтительно стояли у него за спиной, остальные разместились на лавках. Офицер, статный черноглазый красавец лет сорока, время от времени шумно отдувался, утирая батистовым платочком выступавший на лбу пот.

– Дон Луис! – широко улыбаясь, по-испански приветствовал офицера Кусков, войдя в комнату. – Сеньор команданте пресидио де Сан-Франциско! Для меня большая честь, что вы нашли возможным вновь посетить форт Росс. Мы всегда вам чрезвычайно рады!

Испанец, тоже с дружеской улыбкой, поднялся навстречу Кускову.

– Ваше превосходительство сеньор комманданте пресидио де Росс! Не скрою, что всякий раз, несмотря на отдаленность наших владений, искренность и радушие вашего приема компенсируют все тяготы и невзгоды пути! – витиевато, как на дипломатическом приеме, завернул испанец. Глаза его поблескивали озорными искорками. – Дело, которое так скоро заставило меня вновь оторвать вас от несравнимо более важных занятий, не терпит отлагательств! – добавил с поклоном дон Луис, от которого не укрылся намек Кускова на слишком частые посещения.

– У меня нет в этом никаких сомнений, – коротко ответил Кусков. – Прошу вас, садитесь, сеньор!

Иван Александрович двинулся к столу, однако испанец продолжал стоять.

– Если ваше превосходительство не возражает, я бы предложил короткую прогулку, пока мой отряд и лошади отдыхают.

– Почту за честь, благородный дон, – стараясь не выказывать своего удивления, отозвался Кусков.

Оказавшись на улице, оба коменданта двинулись в сопровождении солдат к крепостным воротам, подальше от любопытных глаз. Выйдя из форта, Кусков прислушался. Мужики-мастеровые, отполдничав, затянули песню. Мощно и стройно неслась над океанским прибоем «Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии блистали»…

– А ведь сию песню сложил сам управляющий канцелярией Российской Американской компании Рылеев Кондратий Федорович, – со значением подняв палец, произнес Кусков.

– Русские талантливый народ, я это давно знаю, – улыбнулся в ответ дон Луис.

Дав приказ сопровождению оставаться в крепости, коменданты вышли за ворота. Здесь, вдали от посторонних глаз, они остановились и обнялись, как братья.

– Ну, как живете, как семейство, как Кончита? – сразу же засыпал гостя вопросами Иван Александрович.

– О-о… Все обычно, нормаль… Сестра здорова, шлет поклон вам, как всегда.

Дон Луис хоть и с сильным акцентом, но вполне сносно говорил по-русски.

Дон Луис де Аргуэльо был старшим братом Марии де Аргуэльо, или Кончиты. Кусков познакомился со всем его семейством в ту пору, когда он, молодой еще лейтенант в команде легендарного Хвостова, оказался здесь впервые. Произошло это благодаря Николаю Петровичу Резанову, занимавшему в то время пост соправителя Российской Американской компании, который приплыл тогда на Аляску с инспекцией дел компании. Тогда они на корабле «Джуно», или по-русски «Юнона», купленном Резановым у англичан, впервые пришли сюда налаживать с испанцами отношения. Когда же он спустя еще пять лет, уже как помощник Баранова, бессменного правителя Аляски, по совету того же Резанова, торговал это место под будущее поселение для русской колонии, знакомство с семейством коменданта пресидио переросло у него в дружбу. Тогда в пресидио Сан-Франциско еще хозяйничал отец дона Луиса, после смерти которого командование гарнизоном крепости перешло к сыну. Сколько же времени после этого прошло? Кусков невольно вздохнул. Подумать только – почти пятнадцать лет!

Дон Луис деликатно молчал, наблюдая за погрузившимся в воспоминания другом. Наконец, прервав паузу, Кусков возобновил разговор.

– Ну, а как дела в Испанской Америке? – спросил он.

– Много дел и не очень хороший известия из нашей и вашей столиц. Никак не могут ладить, уговариваться государи наши…

– Да уж, – вздохнул Кусков. – Но как говорится, они там, далеко! А нам тут самим как-то жить-выживать надо.

– Это правильно, друг. Но только мы с тобой, не сами по себе есть. Мы присягу давали… Не хочется из-за… эх, как сказать, не знаю… В положение неприятное попасть.

– Эк ты чем опечалился, – потрепал Кусков друга по плечу. – Давай-ка будем сперва решать загвоздки, что нам день нынешний подкидывает. Я, кстати, твой вопрос обсудил с Барановым. Мы купим у вас дополнительно еще пять тысяч воловьих шкур.

– О!!! Спасибо! Мучо-мучо спасибо, мой русский друг!.. – у дона Луиса заметно поднялось настроение. – Да, кстати, падре Диего спрашивает у тебя одолжение. Не продашь ли нашим монахам в миссии еще виноградной лозы? Вроде принялась она у них…

– Ни в коем случае! Не продам! – Кусков сделал многозначительную паузу и затем продолжил, дружески обняв за плечи опешившего дона Луиса: – Дам, конечно. Сколько есть в запасе – всем поделюсь! Тут мне и спрашиваться никого не надо. Сегодня же распоряжусь, – заверил друга Кусков.