Текст книги "Под знаком Z (сборник)"

– Это не Олег, – бормотала Настя. – Он мертвый и холодный!

Геша метнулся к обрезу, наступил на Чуба, спавшего мертвецким сном – парень вскочил и долбанулся головой и деревянную полку. Зазвенели бутыли. Пока он соображал, что происходит, Геша заряжал обрез.

Если Греков мертвяк, его не остановит дробь! Что нужно? Серебряная пуля? Осиновый кол? Осин целый лес – иди, строгай. Геша с удивлением отметил, что спокоен и будто наблюдает себя со стороны.

Взять Грекова на мушку, вот так, палец – на спусковой крючок.

– Чер-р-рви, – хрипел Греков. – Ничтожества. Бр-росили меня! Бр-росили!

Или не зомбак? Или просто такова его гнилая сущность? Вместо того чтобы спуститься по лестнице, Греков рухнул в подвал вниз головой. Хрустнули позвонки. Закричала Настя. Выругался Чуб. Костик смотрел на бывшего друга и непонимающе моргал.

Геша шагнул к телу, коснулся шеи, чтоб нащупать пульс, и отшатнулся: Греков был холодный, как…

Мертвец дернулся и встал. Его шея была сломана, и голова лежала на плече. Геша выстрелил и крикнул:

– Валите отсюда быстро! Это может быть заразно!

Грекова отбросило от лестницы и ударило о полку – на пол посыпались бутыли.

– Смерть! Черви! – прорычал Греков, рывком поднялся и бросился на Гешу, но получил прикладом – хрустнула челюсть.

Костик и Настя уже взобрались наверх, к лестнице пробирался Чуб.

– Не прощу-у! Бро-осили! – Греков метнул бутыль в Чуба, тот пригнулся, и его осыпало осколками.

Шаг – и Чуб на лестнице, выстрелил в нападающего Грекова, но тот лишь отступил и пошатнулся. Геша схватил огнемет, нащупал спуск. Из наконечника вырвался язык пламени, лизнул мертвеца, ударился о стену – в лицо дохнуло жаром.

– За что-о-о?! – выл Греков.

Геша завороженно наблюдал, как вспыхивают волосы, лопается кожа, чернеет камуфляжный костюм, а Греков продолжал раскрывать рот…

Геша попятился, принялся взбираться по лестнице. Ступенька, еще одна… Объятый пламенем мертвяк двинулся за ним. Геша будто очнулся и пулей вылетел наверх, захлопнул крышку погреба.

Внизу рычал и орал Греков, взывал к совести, угрожал. Настю трясло. Гешу тоже начало трясти: он увидел то, что ночью шлепнулось на крышку – полуразложившуюся человеческую кисть.

Интересно, насколько это заразно? Наверное, несильно, иначе зомби уже до Москвы доползли бы. Или они к месту привязаны? Надо будет опытных следопытов расспросить.

* * *

Когда взошло солнце, Чуб и Костик ушли за подмогой. Геша мог рвануть с ними, но остался с Настей. Он был уверен, что Чуб его не кинет. Люди Сектора могут убивать друг друга за сувениры, но никогда не ударят в спину того, с кем сидели за одним столом. Чуб обязательно вернется.

Вернулся он к обеду с двумя парнями – высоченным улыбчивым блондином и рыжим здоровяком с бородой, похожей на валенок, оба из клана «Герб». Мужики приехали на мотоцикле с коляской: перевалочная база, оказывается, была неподалеку. Настю посадили в коляску. Перед тем, как завести мотор, рыжий обратился к Геше:

– За вами возвращаться?

Геша задумался. Перед тем, как отправиться за помощью, Чуб предложил ему отправить Настю с Костиком, а самим остаться и побродить по Сектору. Возвращаться с Настей или идти с Чубом по заброшенным поселкам, минуя искажения, воюя с порождениями Сектора?

Решить нужно прямо сейчас.

Геша представил, как уезжает. Вот он садится в мотоцикл, оборачивается, а на пороге дома с выбитой дверью стоит Чуб. И будто не Чуб – сам Сектор машет ему рукой, укоризненно качая головой: отрекаешься? И такая тоска накатила… будто навеки прощаешься с кем-то близким. Ширится, растет чувство утраты.

Остановить!

– Не, мужики, – качнул головой Геша, улыбнувшись. – Мы сами доберемся, спасибо.

Мотоцикл заурчал мотором и рванул вперед, подняв клубы пыли. Пара секунд – и его уже не видно, он навсегда увез Гешино счастье. Нет, не Гешино и не счастье – просто увез старую жизнь.

Чуб положил руку ему на плечо и прищурился:

– Ну, чё, ты герой, Момент. Давай расширим сознание и пойдем осваивать Сектор. Ты как?

Геша взял протянутую самокрутку:

– Я, бро, всегда готов. Сектор, он, как наркотик, не отпустит, да?

Когда рев мотора стих вдалеке, Геша успокоился и понял, что наконец-то обрел целостность и получил то, что ему было действительно нужно – Сектор.

Олег Гайдук
Препарат Лихницкого

– Ваня!

В голове отчетливо стрельнуло. Вспышка боли озарила мутное сознание, и я пошевелился. Мышцы предательски заныли, ноги отказывались слушаться.

– Ванек!

Знакомый голос влился в уши и заставил шевельнуться снова. Веки распахнулись.

Темнота. Давящая, зыбучая. Черное небо с серебрящимися бусинками звезд. Скрипучий вой сигнализации где-то поблизости. Лениво-беспорядочное шарканье подошв.

Живот… Как же болит живот! Как будто меня выпотрошили живьем!

Раздался топот приближающихся ног.

Я кое-как поднялся – низ живота опять скрутило адской болью. Я хотел было одернуть подол майки, как передо мной вдруг зашипело. Резко, угрожающе.

Он стоял в двух метрах от меня – зловонный, мерзкий, разлагающийся. Кожа на лице натянута, словно резиновая пленка. На месте, где был рот, виднелись плотно стиснутые челюсти с почерневшими от времени зубами. Щеки окрашены в кровавый цвет, глаза бездумные и в то же время агрессивные, подернутые пеленой. Конечности едва шевелятся, но ясно, что у этой твари полно сил.

– Ах ты ж заррраза!

Страх вернул способность говорить.

Рот существа распахнулся, из него безвольной гусеницей вывалился фиолетовый язык. Запахло мертвечиной. Я отпрянул и поспешно огляделся.

Пустынная на первый взгляд улица была заполнена этими тварями. Шатающимися, бродящими туда-сюда, мычащими, как скот. Хотя в каком-то смысле они им и были.

После Пандемии город опустел, и выживших остались единицы. Мертвяки шарахались по улицам, в метро, по крышам зданий, в супермаркетах – везде, куда бы я ни сунулся. Вон один зомбак топчется на пороге круглосуточного магазина, другой – с оторванной рукой и размозженным черепом – ползет к стене многоэтажки. Чуть левее от меня девчушка лет семи в зеленом летнем платьице со сморщенной от злости мордой чавкает, жуя оторванную руку.

Из водоворота гадких впечатлений меня вырвал гулкий выстрел.

Череп твари лопнул, словно шар с водой. Безжизненное туловище покачнулось и упало, распластавшись в каше своих внутренностей. Хлюпнуло. Мне на лицо брызнула кровь, я покачнулся и упал, ударившись спиной. Вновь попытался встать, и тут же меня подхватили чьи-то руки.

– Ваня! Ванечка… Вставай, родной, вставай…

Это был Куля, мой давнишний друг. Очень вовремя!

Я поднялся, отряхнулся от кусочков плоти, сплюнул горькую слюну.

Куля стоял передо мной, держа в руках заряженный ТТ. Долговязый, белобрысый, он выглядел как после потасовки. Во взъерошенных, словно солома, волосах застряли комья грязи. На веснушчатых щеках темнели серые разводы, а зеленая рубашка на плече была разорвана – да так, что обтрепанный лоскут спадал до самого локтя.

– Ты где взял ствол? – спросил я.

– Какая, на фиг, разница? Я все улицы оббегал, пока тебя искал! Думал, что сдохну, блин! А ты хоть бы «спасибо» сказал!

– Спасибо… Ты нашел людей?

– Да щас! Ни одного живого в четырех кварталах! Походу, в городе остались только мы, братуха.

Я ощутил, как мелко затряслись колени.

– А ты какого черта здесь завис? – спросил Куля. – Оружие нашел?

– Какой там… Тут такое было! Сперва толпа народа, паника… Потом меня как вырубило. Причем, людей было полно, а сейчас все будто вымерли, – я наткнулся на кислую ухмылку Кули – видимо, он счел мои слова за шутку.

Мы с Кулей два часа назад сбежали из сиротского приюта, чтобы отыскать военный пост. Поговаривали, что оттуда выживших переправляют в зону безопасности, и нам нужно было именно туда.

Перед отправкой мы решили осмотреться. Я рванул в ближайшую ментовку, чтобы отыскать оружие, а Куля взялся прочесать окрестности – найти побольше выживших. Чем больше людей нам удастся найти, тем больше шансов, что мы доберемся до поста живыми.

Но сейчас, похоже, наши планы рухнули.

Куля положил еще одного трупака, и мы рванули по извилистой дороге. Двое зомбаков шаткой походкой поплелись за нами.

Я нашел глазами старый перевернутый фургон и шмыгнул за него. Прижался к ржавому покрытию и попытался отдышаться. Рядом примостился Куля, красный, запыхавшийся и злой.

– Походу, нам трындец, – печально констатировал я.

– Сдурел? Отсюда до поста рукой подать. Сейчас же подрываем задницы и двигаем туда!

– У меня что-то с животом! Не знаю… надо посмотреть!

– Нет времени! Идем!

Пришлось мне замолчать и подчиниться. Мы опять рванули через улицу, стараясь двигаться дворами и не светиться на открытой местности.

Все было как в тумане. Я хромал и спотыкался. Рези в животе становились ощутимее, меня бросало в стороны.

Куля держался молодцом. Он завалил еще трех зомбаков, маячивших у нас за спинами. Стрелял Куля метко – попадал с первого раза даже на бегу. Интересно, что мы будем делать, когда кончатся патроны?

Мы пересекли еще один квартал, но зомбаков вокруг только прибавилось. Вывод напрашивался один: нужно искать укрытие. И чем скорее, тем лучше.

Взгляд зацепился за ветхое здание, затерявшееся между городских высоток. В небо вздымались темно-золотые купола, поблескивали тонкие железные кресты. Церковь окружала низкая ограда из пик с треугольными концами. Входные двери были приоткрыты и покачивались от порывов ветра – словно зазывали внутрь.

Я всмотрелся.

В помещение скользнула шустрая черная тень. Двери захлопнулись, тяжело бухнув.

Я дернул Кулю за руку.

– Пошли туда.

Он проследил за моим взглядом и презрительно скривился.

– В церковь? Помолиться хочешь перед смертью?

– Там кто-то есть. Я видел.

– Тухлый вариант, братуха. И вообще… я атеист.

– И что? Там в любом случае безопаснее, чем здесь. Пошли.

И мы, пыхтя, потопали к церкви. Куля подошел к двойным дверям и стал нещадно молотить по ним ногами. Тишину сотряс тяжелый грохот.

– Эй! Открой!

Ответа не последовало. Только протестующе скрипнули петли.

– Твою мать! Открой! Мы знаем, что ты там!

Тут меня окончательно скрутило. Боль вспыхнула такая резкая и жгучая, что я согнулся.

– Куля, блин…

– Да что там у тебя?!

В этот момент я поднял майку. На животе в двух сантиметрах от пупка виднелись свежие следы человеческих зубов. Болезненные, рваные. Рана обильно кровоточила, майка и шорты покрылись темно-алыми пятнами.

– Вот черт…

Я поднял голову.

На меня смотрело дуло пистолета.

– Тебя укусили! – выпалил Куля дрожащими губами.

Пистолет в руках у друга сухо щелкнул. Палец лег на спусковой крючок. Куля не спрашивал, он утверждал. И был всерьез настроен прострелить мне черепушку.

– Стой! – я вскинул руки и с мольбой уставился на друга.

Тот отпрянул от меня, словно от черта. Щеки замело бледно-меловой краской.

– Братуха, я не верю… Как?! Ты станешь зомбаком!

Я и сам не мог прийти в себя от ужаса. Боль в животе уже не ощущалась. Ее занял страх – безвыходный, опустошающий. Когда меня успели укусить? Я ни черта не помню! Сколько времени пройдет, прежде чем у меня начнут отваливаться конечности и мне захочется человеческой плоти?

– Зомби, зомби, зомби… – повторял друг, словно мантру.

– Пристрели меня уже! Чего ты ждешь?!

Двери позади со скрипом распахнулись. Шею обдало колючим ветром.

Мы обернулись.

В проеме появился грузный человек в черном балахоне. До груди топорщилась растрепанная борода, лицо горело, словно его обладатель только что отбегал марафон. Глаза смотрели пристально и с нескрываемой враждой.

Но это было не самое страшное. В руках у батюшки была двустволка, и смотрела она в нашу сторону.

– Живые? – тихо спросил он.

– Слепой? Конечно же, живые! – огрызнулся Куля. – Опусти ружье!

– Простите, – начал я. – Мы просто…

– Чего надо? – оборвал меня священник.

Я изумленно вылупился на него.

Странно. Батюшек я представлял себе открытыми, добрыми и отзывчивыми. А этот был какой-то агрессивный, явно не настроенный на разговор.

– А ты какого фига в него целишься? – священник подозрительно прищурился и посмотрел на Кулю.

– Да это, мы повздорили слегка, – начал выкручиваться тот. – Конфликт разруливали.

– И как? Разрулили?

Мы энергично закивали. Батюшка секунду помолчал и воровато огляделся.

– Заходите. Только быстро.

На душе приятно потеплело.

Мы шмыгнули в церковь, закрыв за собой двери.

Обставлена она была весьма убого: два стола без скатертей, стены обвешаны иконами с ликами святых; посередине возвышался огромный крест с изображением Христа. Со всех сторон развешаны лампады со свечами, в воздухе висит приторно-резкий запах благовоний.

Мы с Кулей переглянулись. Друг покосился на священника, в глазах мелькнула искорка испуга. Я, признаться честно, тоже стал побаиваться нового знакомого. Уж лучше бы мы в эту церковь не совались.

Какое-то время батюшка сверлил нас напряженным взглядом, а потом спросил:

– Это Он послал вас?

– Кто? – не понял Куля.

– Отец наш, – батюшка вскинул морщинистый лоб к потолку. – Боженька.

– Нет, вы не так поняли, – сказал я. – Нам просто нужен временный приют, мы заблудились.

– Ничего подобного! – взорвался вдруг священник, и его щеки снова вспыхнули. – Либо вы сейчас же говорите, зачем пришли, либо выметаетесь отсюда!

Куля глянул на меня с холодным осуждением и обратился к батюшке.

– Да, да, вы правы. Это Он послал нас. С очень важной миссией!

Глаза священника вдруг загорелись, а лицо заметно вытянулось, словно у жирафа. Двустволка тут же опустилась. Поп отошел к стене, поставил ружье в угол и, не говоря ни слова, скрылся в другой комнате.

Я подошел к другу и шепнул на ухо:

– Куля, это грех…

– Ты что, не видишь, что он чокнутый?!

– Все равно…

– Замолкни! Говорить буду я.

Батюшка меж тем вернулся, сел за стол и пригласил нас. Вынул из кармана пухлый сверток, развернул. На стол упали пять кусочков хлеба, три вареных яйца, завернутая в тряпку соль. Не деликатесы, но на ужин хватит.

Мы принялись есть. А заодно и познакомились со священником.

Звали его отец Кирилл. Он обосновался в церкви с самого начала Пандемии. Прихожане и другие батюшки сбежали, а он остался и провел в заточении несколько недель. Наверное, поэтому и начал потихонечку съезжать с катушек.

– Кушайте, – сказал отец Кирилл. – Завтра вам понадобятся силы.

– А что будет завтра? – Куля оторвался от еды и вопросительно взглянул на батюшку.

– Как что? Будем избавлять город от нечисти. Он же за этим вас прислал?

Я перестал жевать – еда застряла в горле комом.

В помещении повисла тягостная тишина.

– Ну да, – беспомощно развел руками Куля. – Именно так.

Попали мы. Причем, конкретно. Как теперь выкручиваться? Он же и убить нас может, если мы откажемся!

– А вы не думали уйти из церкви? – осторожно спросил я. – За городом военные переправляют выживших в безопасную зону. Мы могли бы отправиться туда втроем.

Куля кашлянул и оцарапал меня резким взглядом. Сжавшиеся добела сухие губы чуть заметно шевельнулись.

– Нет. Исключено, – отрезал батюшка. – Он избрал меня, чтобы спасти этот проклятый город. Я не могу нарушить Его волю.

– Но из оружия у нас одно ружье и пистолет, в котором скоро кончатся патроны, – возразил Куля. – Как мы этим сможем защититься?

– С нами Господь. О большем и мечтать не надо.

Куля скрежетнул зубами, пытаясь спрятать раздражение, которое, как пес на привязи, рвалось наружу. Получалось плохо.

– А если мы погибнем? – снова спросил я. – Только вдумайтесь, насколько это может быть опасно!

– Значит, на то воля Божья.

Металлические нотки в голосе священника дали понять, что это даже не обсуждается.

Мы с Кулей тяжело вздохнули. Похоже, он был прав: отец Кирилл и правда сумасшедший. Тогда, пожалуй, лучше с ним не спорить. Не хватало, чтобы он нас выгнал к зомбакам из-за того, что мы отказываемся воплощать его бредовые идеи.

Пока мы ели, отец Кирилл достал из-под стола радиоприемник, начал нажимать на кнопки. Прибор явно доживал последние деньки. После нескольких попыток он с натугой ожил; из динамиков полился вялый, еле слышный голос:

– «…вирус охватил весь город… …по последним данным, больше миллиона человек заражены…»

– И это барахло еще работает? – присвистнул Куля.

– Т-с-с! – шикнул отец Кирилл и приложил палец к губам.

– «…на связи Борис Кригер, вирусолог из Москвы… …вакцина от вируса на последней стадии разработки… …скоро нам удастся вылечить всех зараженных…»

Я напрягся, вслушиваясь в малоразличимые обрывки слов.

– «…медицинский центр “Форкс” в зоне безопасности… …все, все, все, кто заражен… …ищите Кригера… Бориса Кригера…»

Связь прервалась, и голос утонул в шипящем омуте.

Отец Кирилл тихонько усмехнулся, а у Кули вспыхнул огонек в глазах. Друг наклонился ко мне и шепнул почти неслышно:

– Отойдем?

Я кивнул, и мы поднялись.

– Вы куда? – заволновался батюшка, вскочив со стула.

– Потрындеть. Мы ненадолго.

Отец Кирилл не стал препятствовать. Лишь проводил нас хмурым взглядом, что-то пробурчав под нос.

– Ты это слышал?!

– Что?

На самом деле я не сразу понял, что он хочет мне сказать.

Мы закрылись в тесной кладовой, чтобы отец Кирилл нас не услышал. Куля подождал, пока глухое шарканье подошв за дверью стихнет, а потом воскликнул:

– Вакцина! У тебя есть шанс спастись! Ты что, не слушал радио?

– А-а-а… так ты повелся на эту лабуду?

– А почему бы нет, братуха? Может, это твой последний шанс.

– Фигня все это, – отмахнулся я. – Если бы вирус могли лечить, уже давно бы было что-нибудь известно.

– А если этот Кригер не соврал, и вакцина от вируса и правда существует? Неужели ты вот так сдашься?

Я пожал плечами. Куля прав: не попытаться в моей ситуации было бы глупо. Но что, если за городом нас ничего не ждет, и вся эта вакцина – надувательство?

– Кстати, как ты? Рана больше не болит? Никаких изменений не ощущаешь?

Я покачал головой и тут же наткнулся на встревоженный взгляд друга.

Куля явно спрашивал не только потому, что беспокоился обо мне. С каждым часом в глубине его души, как пухлый слизень, нарастало напряжение. Он знал, что рано или поздно я стану зомбаком, и тогда на нашей дружбе придется поставить жирный крест.

– Рано радуешься, – поспешил расстроить меня Куля. – Это вирус стал рассасываться в организме. Скоро начнется лихорадка. А потом… Потом эта зараза вмиг тебя сожрет, и мне придется вышибить тебе мозги.

Он замолчал, после чего затараторил сбивчиво и торопливо:

– Надо уходить. Если покинем город до того, как ты склеишь ласты, есть все шансы отыскать этот чертов медицинский центр!

– Не успеем…

– Если поторопимся, успеем! – повторил с нажимом Куля. – А пока надо избавиться от этого религиозного фанатика, пока он окончательно мозги нам не промыл…

Раздался лязг и приглушенный грохот. Дверь в кладовую дернули изо всех сил, потом еще. Напористее, тяжелее. На четвертый раз она не выдержала – сорвалась с петель и рухнула с надсадным грохотом, взвивая пыль.

В проеме показался отец Кирилл с ружьем, направленным на нас. Хватка была уверенная, твердая, глаза сияли нездоровым блеском.

– Выходите, – приказал священник, и холодный, как осколок льдины, ствол уперся мне в живот.

– Постойте…

– Быстро!!! Повторять не буду!

Мы подняли руки и покорно вышли из кладовой. Отец Кирилл слегка подался назад, продолжая держать нас на прицеле. Священник медлил, делал неуклюжие движения, и сразу было видно, что стрелок он никудышный.

– Слушай, придурочный, – начал Куля. – Отпусти нас по-хорошему. У нас и так проблем по горло, а тут еще ты со своими проповедями.

– Замолчи! – жилка на щеке священника чуть дернулась. – Ни звука!

– А разве батюшкам не запрещено держать оружие? – удивился я.

– Ты прав, – ответил тот невозмутимо, поворачиваясь ко мне. – Убийство – страшный грех. Но к вам, предателям Господним, это не относится.

– Да ты хоть понимаешь, что несешь?! – воскликнул Куля. – У нас тут город погибает. А ты, вместо того чтобы помочь, еще сильнее все портишь!

Глаза священника забегали. Он растерялся, явно озадаченный таким ответом, но потом сильнее стиснул приклад двустволки и шагнул навстречу Куле.

– Я бы не советовал стрелять, – тот состроил серьезную мину и кивнул на дверь, ведущую на улицу. – Эти твари остро реагируют на звук. Если услышат, ломанут сюда толпой. Тебе оно надо?

Священник потупился, но ружья не опустил. Похоже, ему все было до лампочки. Он выглядел настолько озабоченным и одержимым, что мне сделалось не по себе. Глаза застелены туманной пеленой, губы дрожат, а зубы клацают, как у голодной псины.

– Ладно. Раз ты по-хорошему не понимаешь…

Куля метнулся в сторону столов, стоящих у стены. Священник дернулся, ружье в его руках взметнулось и направилось на ускользающего Кулю. Тот отпрыгнул влево, откатился в угол – и на удивление легко ушел от выстрела. Дробь пронеслась мимо и проломила стол.

Я подскочил к священнику, вцепился в ствол и дернул вверх. Ружье взметнулось к потолку вместе с дрожащими руками батюшки. Раздался новый выстрел. В пальцы тяжело ударила отдача.

Выдернув ружье из рук священника, я оттолкнул его что было сил. Отец Кирилл протяжно взвыл и шлепнулся на пол. Оружие осталось у меня.

В этот момент вернулся Куля – грязный и всклокоченный. Левый глаз слегка подергивался, поперек щеки прочертило свежую царапину.

– Грешники! – вопил отец Кирилл. – Продали душу сатане! Вы все в аду сгорите, нехристи!

В его глазах плясали бесы. Батюшку трясло, как в лихорадке, но сопротивляться он больше не смел. Просто лежал и молотил руками по полу, словно рассерженный ребенок, не получивший желанную игрушку.

Со стороны двери раздался грохот. Мощный и раскатистый. Сперва удары были одиночными, потом долбить стали сильнее и без остановки.

Мы с Кулей бегло переглянулись. Друг стремительно изменился в лице: краска отхлынула от пухлых щек, глаза залило ужасом.

– Вот черт! Сказал же идиоту не стрелять!!

Удары в дверь усилились. Грохот напоминал стук множества рук, как будто там их было не две и даже не двадцать две. Сомнений в том, что с улицы ломились зомбаки, не оставалось.

Отец Кирилл вскочил и заметался в ужасе по комнате, совсем забыв о нас.

Я начал лихорадочно осматриваться, ища пути отступления.

Вход был один-единственный – центральный, но за ним топтались зомбаки.

Передо мной нарисовался Куля, перепуганный, взъерошенный:

– Окна! Поищи, чем можно доски выломать!

Я коротко кивнул и начал поиски. На безумного святошу никто внимания уже не обращал.

Через несколько секунд случилось то, отчего все наши планы рухнули. В животе у меня будто расплескали кислоту, а к горлу подкатила тошнота. Очертания огромной комнаты поплыли, ноги подкосились, пол метнулся на меня.

Удар. Перед глазами взвилась пыль, щеку скрутило резкой болью. Ружье скользнуло из онемевших пальцев, откатилось в сторону.

– Ванек!

Резвый топот. Крик. Тяжелая рука, ложащаяся на плечо. Побледневшая физиономия и звонкий, прорывающийся в сознание, как сквозь пленку, крик.

– Что с тобой?! Говорить можешь?

В ответ – слабый кивок. Я сам пока не понимал, что могу, а что нет.

– Уже началось, да? Ты превращаешься?

– Откуда я, блин, знаю?! Просто мне хреново!

Куля подхватил меня под руки, потащил к столу и усадил. Гаркнул что-то угрожающее батюшке, отчего тот взвизгнул и зажался в угол.

Началась возня. Потом в руках у Кули непонятно откуда появилась кирка, и он принялся поспешно отдирать доски от одного из заколоченных окон.

Видимость была паршивая – все заслоняла пелена белесого тумана. Слышно было, как острие кирки, звеня, вгрызается между прибитых досок и с натужным скрипом выдирает их, как стоматолог – зубы. Куля пыхтел, кирка со свистом рассекала воздух, в помещении гремела ругань запыхавшегося друга.

– Потерпи, братуха! Уже скоро…

Последняя доска слетела, и глазам открылось широченное окно с начисто выбитым стеклом. На улице раскинулась глухая ночь. С холодной усмешкой на нас уставились блестящие, как бисер, звезды.

Лязгнула отброшенная кирка, и Куля кинулся ко мне.

Трясущиеся руки подняли меня и взвалили на плечо. Комната перевернулась, пол поехал – меня поволокли к окну. Шаг, второй, рывок – и я уже стоял в проеме и покачивался, точно пьяный. Позади вытягивался Куля, собираясь прыгнуть следом. В правой руке было ружье, отобранное у священника.

– А как же батюшка? – спросил я хрипло.

– Да он один в сто раз опаснее, чем вся орава мертвяков! Прыгай давай!

Замок, повешенный на дверь, слетел, тихонько звякнув. Двери распахнулись.

В церковь повалили сразу несколько десятков человеческих фигур. Качающиеся, в оборванных одеждах, агрессивные и неуклюжие. Движения их были шаткими и неуверенными, зато скорость зомби развивали немалую.

Двадцать трупаков с голодными глазами и оскаленными мордами рванули к батюшке, и комната взорвалась истеричным воплем. Вскоре его погасило хищное рычание. Брызнула кровь, раздался хруст разрываемой плоти и жадное чавканье.

Это дало нам фору в несколько секунд.

Я прыгнул, выставив руки, и в ладони врезалась сырая, словно слизь, земля. Запахло зеленью. Погрязнув в черной влажной жиже, я с трудом поднялся, покачнулся.

Не знаю, как, но я нашел в себе остатки сил и побежал. Кулю ждать не пришлось – я знал, что он бежит за мной, и даже слышал торопливый стук шагов и частое дыхание, напоминающее о его присутствии.

За спиной хлопнуло два гулких выстрела.

– Ваня!

Истошный крик ударил по ушам – по голове как будто треснули чем-то тяжелым. Я едва не рухнул. Куля подбежал и подхватил меня на руки. Он побледнел, как полотно, рот распахнулся в немом крике.

– Почему мы остановились? – слабым голосом спросил я.

И лишь когда огляделся, понял, почему.

Со всех сторон широкой поступью приближались зомбаки. Из окна церкви высыпало три десятка мертвых тел – и все, будто заговоренные, шагали к нам. Сзади, от рядов жилых домов и магазинов, надвигалась целая толпа, не меньше полусотни сморщенных кровавых морд. Впереди покойники выстраивались в плотный ряд, перекрывая нам дорогу. Не было даже малейшего пространства, чтобы проскочить.

– Куля…

Сердце больно сжалось.

Зомбаки были повсюду. Слышалось утробное рычание и шорох приближающихся ног.

Стена из трупов, промелькнуло в голове. Иначе и не скажешь.

Ощущение недомогания усилилось. Мир вокруг поплыл, держаться на ногах с каждой минутой было все сложнее.

– Беги, – сказал я Куле. – Иначе их станет еще больше!

– Чокнулся? Я без тебя и с места не сдвинусь!

– Беги, сказал! Мне все равно уже трындец. А так хоть сам спасешься.

– Да заткнись ты!

Мертвяки все прибывали. Складывалось впечатление, будто они собрались здесь со всего города – и кроме нас им было некого сожрать.

Куля поравнялся со мной, вскинул ружье.

В глазах его я прочитал два чувства: страх и обреченность.

Взрыкнуло. Оглушительно, агрессивно, словно поблизости на полной мощности работал двигатель. К шуму добавился протяжный скрип колес.

Куля резко опустил ружье, прислушался. Я огляделся.

За рядом движущихся зомбаков раздался зычный хруст. Потом, проламывая стену трупов, на дорогу выскочил «уазик». По переднему стеклу автомобиля разбегалась паутина трещин, а коричнево-зеленый корпус сделался темно-бордовым от кровавых пятен и прилипших внутренностей.

УАЗ подмял несколько ходячих трупов и, подпрыгивая, пролетел через шумящую толпу покойников. Раздался хруст костей и треск расплющиваемой плоти. Громко заскрипели тормоза – машина остановилась прямо перед нами.

Открылась дверь. Из салона высунулась голова с коротким ёжиком волос, густыми линиями бакенбард и маленькими, еле обозначенными усиками.

Незнакомец полоснул по нам коротким взглядом, прокричал:

– Садитесь!

В тот момент мне словно по ногам ударили. Я упал, свернувшись в три погибели, и кое-как пополз к машине. Куля мигом подбежал, поднял меня и запихнул в салон. Потом запрыгнул сам, захлопнув дверь перед лицом бегущего к машине зомбака.

– Петрович, жми! – проорал над ухом «ёжик».

Мотор тотчас взревел, машина устремилась сквозь толпу шатающихся силуэтов. Зомбаки упорно наступали на «уазик», но уже через секунду их тела оказывались под колесами. Со всех сторон брызгала кровь, взвивались внутренности, волосы, ошметки плоти.

Через минуту мы прорвались сквозь толпу. Машина выскочила на дорогу, стремительно набирая скорость.

Я осмотрел салон: заметил, что в машине, кроме «ёжика», находится кто-то еще. Низкорослый старичок лет шестидесяти, с короткой стрижкой, в клетчатой рубашке и со вздувшимися шишками артрита на руках. Дедуля, именуемый Петровичем, крутил баранку и не отрывался от дороги.

– Что это с ним? – я поймал на себе настороженный взгляд «ёжика», и по спине рассыпались мурашки. Неужели догадался?

– Консервами просроченными траванулся, – тут же соврал Куля. – Его уже так час воротит. Если заблюет салон, не обижайтесь.

– А его случайно не кусали?

– Издеваешься? – наигранно усмехнулся Куля. – Как будто я настолько идиот, чтобы позволить будущему зомбаку забраться к вам в машину!

Незнакомец посмотрел на меня пристально еще секунды три и кивнул. Похоже, поверил. Если нет – меня либо прикончат, либо вышвырнут отсюда к черту.

Мы с Кулей поспешили представиться – на этом началось знакомство.

– Алик, – «ёжик» протянул костлявую ладонь сначала Куле, потом мне. – Приятно.

– Взаимно. – Куля натянул дружелюбную улыбку. – Мы уж думали, что в городе остались только зомби.

– Так и есть. Вы первые, кого мы встретили, – ответил Алик. – Надеюсь, не последние.

– А вы откуда едете? – спросил я, подвигаясь к окну.

– Из южной части города. Мы с Петровичем были в салоне, когда началась вся эта заваруха. Еле ноги унесли.

– В каком салоне? – не понял Куля.

– Красоты, конечно, – пояснил Алик. – Парикмахер я. А Петрович – мой клиент.

– Серьезно? – сначала Куля выглядел растерянным, потом его лицо скривилось, словно он понюхал керосина. – Так ты из этих, что ли… заднеприводных?

– Нормальный я! – Алик подпрыгнул на сиденье, покраснев от злости. – Просто люблю свою работу. И вообще… я в армии служил!

– Да ну?

– Баранки гну! В ВДВ, между прочим.

Алик вытянул левую руку боковой стороной ладони. На коже было накарябано синим: «За ВДВ». Куля кивнул и примиряюще поднял ладони. Похоже, доказательство в виде тату его устроило.

– А направляетесь куда? – поинтересовался я.

– Как все – подальше от этого проклятого города. И вы, я думаю, не исключение.

Только я хотел обрадоваться, что ребята довезут нас до военного поста, и мы успеем отыскать загадочного Кригера, как меня опять скрутило. Глотку оцарапал резкий кашель, изо рта обильной пеной выплеснулась липкая слюна.

Я приложил ладонь ко лбу – горячему, как раскаленный камень. Пальцы стали влажными от пота.

Лихорадка. Как Куля и предсказывал. А что потом? Смерть? Или сначала я почувствую неутолимый голод? Как вообще происходит это обращение?