Текст книги "Восстание"

Так что пока ни о каком раскрытии личностей и купании в лучах славы и речи не могло идти, нужно было либо чьим-то покровительством заручиться, либо успеть заработать кучу денег и сбежать из страны. Хотя и с этим пока была загвоздка, поскольку не продуман был механизм привлечения рекламы и получения прибыли без риска быть тут же разоблачёнными и пойманными.

Был, впрочем, вариант всё прекратить, Ленина куда-нибудь подкинуть или вовсе закопать, сайт грохнуть, и дело с концом. Но процесс уже было не остановить никаким усилием воли и страхом наказания. Миллионные просмотры, всемирное цитирование – этот наркотик приучил их мозги к приятному кружению, а самомнение к росту. Парни уже были не согласны вернуться в нищую и казавшуюся теперь нестерпимо скучной аспирантскую жизнь.

Подходила дата рождения вождя. Всё было готово. Казалось бы, нажми кнопку и загрузи первое, по-настоящему суперсенсационное видео, но руки почему-то дрожали. Всю ночь на 21 апреля, перед «вторым рождением» их мумии, Кирилл не мог заснуть, ворочался, стонал. Терзало какое-то предчувствие нехорошее.

Утром сходил за водкой. Антон насмехался над нерешительностью друга, но от утренней водки тоже, почему-то, отказываться не стал.

– Ну, с богом! – поднял очередную рюмку Антон, пытаясь подвигнуть Кирилла, наконец, на действия.

– Что-то бог тут, сдаётся мне, как раз ни при чём, – скривился в ответ Кирилл, но выпил.

Щёлкнул по клавише ввода, пошла загрузка.

* * *

В огромном пафосном зале заседаний Совета безопасности РФ в Сенатском дворце Кремля сидели всего шестеро мужчин, расположившись за гигантским столом поодаль от пустующего председательского президентского места, по трое напротив друг друга. Те, что сидели со стороны окон, прикрытых драпировкой грязно-жёлтого цвета, смотрели прямо перед собой, а другой троице пришлось расположиться вальяжнее, сдвинув стулья чуть в стороны и развернув их боком, ведь за их спинами, на одном из антикварных столиков вдоль стен, технари установили большой, как в футбольном кабаке, монитор.

Обстановка была сугубо рабочей, без излишней торжественности, что для столь грандиозного зала в не менее грандиозном здании – как-никак, резиденция президента – было большой редкостью. Один, судя по всему, главный, даже пиджак скинул и повесил его на спинку резного стула.

Место собрания было выбрано не случайно и не ими. Сам президент, желая подчеркнуть важность вопроса, но, не имея никаких пока оснований поднимать аппаратную панику своим личным присутствием, поручил секретарю Совета безопасности собрать в зале самых нужных для решения проблемы людей. Как членов Совбеза, так и их подчинённых, необходимых не для протокольного сидения перед камерами с протокольными же выражениями на лицах, как обычно в этом зале получается, а для реального разбора ситуации.

Если бы совещание было назначено в здании Совбеза в Ипатьевском переулке, все, кроме секретаря, сильно бы обиделись: никто его выше себя не считал, как-то так повелось. Ну а тут, в Кремле, наделённый президентским доверием, он ещё сможет покомандовать, а ситуация именно этого и требовала.

Секретарь Совбеза, пожилой лысоватый мужчина лет 60-ти, с небольшим животиком, но угадывающимися под рубашкой неплохими всё ещё мышцами, носил говорящую фамилию Прокуроров. Финт с пиджаком на спинке стула он сам и придумал. Не было ни жарко, ни душно, и мышцы свои под рубашкой он никому демонстрировать не собирался, тем более что и так иногда в бане встречались. Пиджак на спинке был преисполненным смысла символом. Он означал, что, во-первых, тут можно без кивков на протокол, чины и звания плодотворно и честно поработать, а во-вторых, что главный тут тот, кто позволил себе устанавливать дресс-код.

Алексей Владимирович Прокуроров собрал сегодня, 21 апреля: директора ФСБ и одного из его заместителей, курирующего борьбу с преступностью и терроризмом, министра внутренних дел, начальника Главного разведывательного управления Минобороны (при этом президенту лично пришлось позвонить министру и объяснить, что ни его, ни начальника Генштаба присутствие пока, тьфу-тьфу-тьфу, не требуется) и слегка странноватого вида полного старичка, своей бесформенностью и всклокоченной седой шевелюрой резко выбивавшегося из компании этих подтянутых служак.

«Придурок», как его сразу про себя, не сговариваясь и не обсуждая вслух, нарекли все присутствующие, был академиком, членом научного совета при Совбезе. Научный совет возглавлял по странному стечению обстоятельств тоже Алексей Владимирович. А почему бы и нет, он ведь какой-никакой, а доктор наук. Да и нельзя этих гражданских к серьёзным делам и должностям допускать – это была аксиома для всех в его окружении.

Пятеро за столом, разумеется, были генералами в званиях от генерал-майора до генерала армии, но в форме пришёл только один глава МВД. Ему недавно вручили новые генерал-полковничьи погоны, и по этому случаю министр из мундира теперь не вылезал. По слухам, даже дома в нём ходил.

Огромный монитор поставили зря. Он вполне соответствовал сверкавшему позолотой помещению, конечно, но вот качество просматриваемого видео оставляло желать лучшего…

Обычный интернет-ролик с дешёвенького сайта в минимальном разрешении расползся по экрану огромными прыгающими пикселями. Впрочем, все присутствующие успели его уже не раз просмотреть до этого, в том числе некоторые – с использованием наихитрейшего оборудования.

На фоне всё той же мятой чёрной тряпки, уже засветившейся в историческом ролике с похитителями, телом и мозгом в склянке, стоял уже вполне живой Ильич. Точь-в-точь как на революционных плакатах: с огромной лысиной, маленькой бородкой, хитрыми прищуренными глазками, в костюме-тройке модного для начала XX века покроя с красным бантом на груди, с кепкой в руке. И почему-то в пальто. Говорил он, отчаянно картавя, делая острые и быстрые движения, раскачиваясь всей верхней частью тела.

– Товарищи! За время моего отсутствия в государстве и в мире не изменилось ровным счётом ничего! Поэтому я готов, я должен вновь возглавить рабочее движение. Некоторые проблемы ещё более усугубились за прошедшее столетие! – «Ленин» махнул рукой с зажатой в ней кепкой куда-то себе за спину. – Поскольку капитализм искусно маскируется, пытается подачками умаслить, обмануть рабочий класс и сохранить свою гегемонию. Современное общество всё построено на эксплуатации громадных масс рабочего класса ничтожным меньшинством населения. Это общество рабовладельческое, ибо свободные в кавычках рабочие, всю жизнь трудящиеся на капитал, имеют право лишь на такие средства к существованию, которые необходимы для содержания рабов, производящих прибыль, для обеспечения и увековечения капиталистического рабства.

Прокуроров потянулся к пульту и нажал на паузу. Вождь замер в самом лубковом виде, с протянутой рукой, крепко сжимающей кепку.

– Я думаю, вы все это уже внимательно просмотрели. Приходит много сообщений о реакции в обществе. Президент полагает, что есть реальная угроза национальной безопасности, хотя пока ярко и не выраженная. Именно поэтому он это дело и поручил не какому-то отдельному ведомству, а Совету безопасности, – Алексей Владимирович зарделся от значимости, спина сама собою выпрямилась. – Какие у вас мнения?

Секретарь строго оглядел всех присутствующих по очереди и остановился взглядом на академике. Повелительно кивнул. Академик суетливо собрал в кучу разложенные перед ним бумаги, накрыл их ладонями и слегка похлопал, как бы демонстрируя результаты долгих трудов.

– Мы следим за этим, разумеется, с самого начала. Я уже докладывал…

Прокуроров болезненно скривился и довольно резко перебил учёного:

– Иван Аскольдович, не надо рассказывать, кто, когда, кому и что докладывал, мы здесь специально собрались коллегиально, чтобы выслушать соображения наших ведомств и… – Алексей Владимирович слегка замялся, подбирая точное выражение, – ваших подопечных. Так что говорите всё и начистоту, секретов нет здесь. Вернее, все секреты остаются в этом же здании. Продолжайте.

Академик согласно и суетливо закивал, начал вновь раскладывать бумажки по столу вокруг себя. Затем, поняв, что документы сейчас ни к чему, откинулся на спинку стула и обвёл присутствующих глубокомысленным и преисполненным торжества за отечественную науку взглядом.

– В общем, если очень коротко резюмировать результаты наших исследований, работу нескольких учёных с мировыми именами…

– Да, пожалуйста, коротко! – раздражённо поправил «придурка» Прокуроров.

Академик, только что разве не выпрыгивавший из своего мешковатого костюма в желании выслужиться, неожиданно обиделся и, по-детски поджав губы, коротко сообщил:

– Судя по всему, это не Ленин.

– Хех! – внезапно развеселившись, едва ли не прокричал Владимир Семёнович, директор ФСБ, бешено завращав при этом глазами, будто ища, куда уткнуть свой взор, чтобы этого всего не видеть.

По спине Ивана Аскольдовича пробежали мурашки. «Лицом улыбается, а глаза такие, будто душу готов вынуть. Интересно, скольких людей он загубил, пока до генеральского звания добрался?» – подумал он.

– Какое же это отношение к делу имеет? – всё ещё выдавливая из себя смешки, поинтересовался Владимир Семёнович.

В зале повисла тишина, все шестеро всматривались в замершее, искажённое речью лицо на экране, словно пытаясь прочесть в его гримасе будущее.

* * *

– Что-то не пойму, у Ленина этого глаза то ли с насмешкой, то ли пьяные, – Антон отвернул голову от монитора, всё ещё радостно скалясь. – А вообще, похож! Круто! Где ты его откопал?

– Да сто лет уже его знаю, ещё с Мегидовки, мы с ним даже одну школу оканчивали, но не встречались, конечно, он куда старше. Но лет ему, кстати, не так много как кажется – около сорока. Он одно время у отца в театре подвизался, – Кирилл усмехнулся своим воспоминаниям. – Валерий Иванович Царёв собственной персоной. Потомственный алкоголик. На Ильича с детства похож, практически один в один, никакого грима не надо. Отец рассказывал, что Царёв этот ещё со школы всем твердил, что будет Ленина играть.

Антон одобрительно хихикнул.

– Оттого и учиться перестал, и во все тяжкие подался: думал, будущее всё равно обеспечено с такой внешностью. Два раза на второй год оставался. Потом каким-то чудом то ли театральное училище окончил, то ли вовсе курсы. В общем, появился в театре с корочкой уже. Готовый актёр. Всё при нём: недельная щетина и невыветриваемый перегар. Ну, сыграл пару ролей, а больше-то и нету. Не так часто в театрах роли вождя: из моды вышел. Вот и запил ещё сильнее, типа не реализованный талант. Художника обидеть всякий может, ну и в таком духе. А потом вдруг пропал. Мы думали, что где-нибудь помер на дачах с перепою. А отец как-то в Москву в командировку съездил, приезжает и рассказывает: «Прикинь, а Ленин-то наш недоделанный столицу покорять отправился!» Причем Союза уже не было, по партийной линии не продвинешься с этим… – Кирилл вскочил, изобразив позу Ленина, обыкновенно запечатлённую на памятниках, подавшись телом вперед: одна рука – на лацкане, другая вытянута указующей ладонью вперёд.

Антон зачарованно слушал. Кирилл нечасто так раскрывался, а тут его прямо несло на радостях.

– Так что Царёв наш стал ошиваться по паркам и скверам разным в образе Ильича да фотографироваться с гуляющими туристами за деньги. Я его встречал тут пару раз. А как мы начали эту канитель с воскрешением, я сразу про него и вспомнил.

Антон кивнул, показал большой палец.

– Молодец, круто!

Потом ещё раз внимательно всмотрелся в монитор с остановленной на нём картинкой. Озабоченно нахмурился.

– Слушай, а он не подведёт нас с этим своим, – Антон выразительно щёлкнул пальцем по кадыку, – алкоголизмом? А то вдруг что записать надо срочно, а он валяется где-нибудь, лыка не вяжет? Или, того хуже, напьётся и проболтается где-нибудь раньше времени?

– По идее, не должен, – Кирилл пожал плечами, – деньги же мы ему обещали. А проболтаться ему и некому вроде, если только какой-то алкашне, а что нам-то с этого, кто их послушает? Да и не верят они друг другу никогда: все брехать горазды. И потом, Антон, как говорил товарищ Сталин, – Кирилл внешне преобразился, приготовившись имитировать «вождя народов», – других писатэлэй у мэня дла вас нэт!

* * *

Валерий Иванович Царёв с детства имел талант к лицедейству. Даже в пацанской компании во дворе это было неоспоримым фактом. Случись у кого необходимость соврать красиво, с легендой, с доказательствами – непременно надо идти к «Вареле». Он же был, получается, и сценаристом, и режиссёром-постановщиком сложных и опасных трюков перед родителями да в школе. Не верил Царёву и его постановкам только военрук, да и то по причине своего непробиваемого солдафонства. Единственной уважительной причиной для опозданий и пропусков занятий отставной подполковник Васильев, интересный хотя бы тем, что нечасто офицеры с боевым опытом вдруг становятся военруками в заштатной школе, признавал только военное время, да и то ещё смотря с кем война. Васильев, герой афганской кампании, очень рано стал подполковником и ушёл в отставку по ранению. Но, хотя Родина его списала, сам себя он списывать не спешил. Он словно бился за каждого попадавшего ему в руки ученика, пытаясь сделать из него настоящего солдата.

Что до Царёва, то его художественная карьера развивалась стремительно. Дошло до того, что по его, Валериным, показаниям, непутёвому соседу-выпивохе Блажкину были вручены именные часы за спасение утопающего. Благодаря чему Иван Прохорович Блажкин избежал увольнения с работы за регулярные прогулы и опоздания.

А дело было так. Когда блажкинский, намертво въевшийся в него перегар окончательно отвратил от Ивана Прохоровича руководство завода, мастером смены ему был поставлен ультиматум: заявление по собственному желанию или увольнение по статье. Ни того ни другого Прохорычу не хотелось. Кроме как на водку и рыбалку, кое-какие затраты требовались и на семью. Как-никак двое спиногрызов. Работать же бывший некогда неплохим сварщиком Блажкин давно отвык.

Были, конечно, ещё два варианта: уговорить-умаслить мастера, либо идти наёмным работником к кавказцам, заправлявшим на овощебазе. Но весь арсенал уговоров и отмазок для мастера был уже истрачен за предыдущие годы. Кредит доверия иссяк, и Блажкин на мастера уже за это и не злился, хотя поначалу, конечно, искренне желал ему смерти. К кавказцам же наймитом идти ему не позволяла великорусская гордость. Да и не взяли бы алкаша, а если б и взяли, через неделю выгнали бы взашей, да ещё и, не исключено, побить могли.

Пошёл Блажкин, значит, непонятно куда (денег-то на водку не было), потупив взор. И тут навстречу Валерка Царёв. «Что, – говорит, – дядя Ваня, ты такой грустный?». Ну он и рассказал, жаловаться больше некому было. А Валера как раз урок военной подготовки прогулял, и перспективы, учитывая личность военрука, были у него самые нерадостные. Братья в некотором роде по несчастью встретились. А Царёв между тем с пруда шёл, отчего и опоздал в школу, уж очень вода была хороша. Вот его и осенило.

Вернулись они на пруд, в место полюднее. Валера отплыл метров на десять, чтобы дяде Ване сильно не перетруждаться, и давай громко тонуть. Тут как тут – Блажкин, красиво плывёт, кто-то даже сфотографировать успел на свою «Смену».

«Спасителю» достались часы и статья в районной газете, а Царёву – всего-то лёгкий подзатыльник от Васильева, жалко ведь полуутопленника было, как ни крути.

Часы Иван Прохорович потом Валере отдал: человеком он оказался не только благодарным, но и благородным.

После этой истории стал Царёв местной звездой и до самой взрослой жизни как сыр в масле катался. Заказов было завались, благодарность текла рекой. Так и спился уже к десятому классу.

Блажкин вскорости всё же помер с перепою. Васильев стал председателем Совета ветеранов Мегидовки, и боялась его теперь не только вся улица, где жил, и вся школа, где работал, но уже и администрация городка заодно с руководством воинской части, стоявшей рядом.

А карьера Царёва покатилась под гору. Вроде и училище театральное с горем пополам окончил, куда взяли его исключительно из-за «ленинской внешности» (товар штучный, хотя уже ажиотажным спросом и не пользовался). Потом в театр устроился, играл Ленина, как и в школьной самодеятельности, только теперь за деньги. Что ещё нужно? Но во время выступлений случались казусы. И в итоге пара пьяных попыток взобраться на броневик с последующим падением и соответствующими тирадами, слышными в самых дальних уголках зрительного зала, навсегда ему путь в мегидовский очаг искусства закрыла.

Подался в Москву. Слышал от преподавателей в училище театральном, что ленины и сталины возле Кремля купаются в роскоши. Но дело не заладилось: били конкуренты сильно. Так и пошёл по паркам да скверам, понёс, как говорится, искусство в массы. На водку да на съёмную комнату хватало.

* * *

Прокуроров ласково улыбнулся академику, решив сыграть «доброго следователя».

– Иван Аскольдович, дорогой, ну не надо из крайности в крайность. Вы же учёный, а не генерал, как мы, не надо такой сухости, аргументируйте свои выводы! – и уже замолчал было, но затем, вспомнив, что разговаривает с гражданским, добавил, – пожалуйста!

Только что дувшийся академик оживился, и, бросив мстительный взгляд на директора ФСБ, с готовностью продолжил:

– Мы склонны считать, что это, вероятно, наёмный актер. Чисто психологически если судить, то он ведёт себя излишне театрально, откровенно позирует, подражая известным кинообразам Ильича, подчас гротескным. Кроме того, он постоянно останавливается, поглядывая на кого-то за камерой, как бы ожидая одобрения для продолжения. У него часто во время пауз бегают глаза: он вспоминает текст. Так бывает с теми, кто не сам писал себе речь, но так никогда не происходило с Лениным, по воспоминаниям его современников.

– Постойте, но может быть это просто реакции человека с не до конца восстановленными функциями мозга? – реплику бросил самый молодой из генералов, на вид слегка старше 50-ти, спортивный, с благородной проседью начальник ГРУ Новиков. – Как на сайте этих похитителей написано, с мозгом больше всего проблем было: мало того что он был повреждён после смерти в ходе экспериментов, так ещё и в целом наука не до конца разобралась, как и что там работает.

– Насчёт мозга вообще никто из серьёзных учёных не верит, что это возможно, но давайте я сначала изложу наши доводы, а потом будут дебаты? – удивил всех «придурок» неожиданной жёсткостью.

– Да, Владимир Валентинович, давайте выступать по очереди со своими соображениями, – поддержал академика Прокуроров. – Иван Аскольдович, продолжайте, но только прошу вас, незначительные выводы или гипотезы ваши пока не надо. Давайте чёткие факты.

– Хорошо, к чёрту психологию! – продолжил учёный. – Посмотрите, как он одет. Разве в Мавзолее была с ним, то есть с телом Ленина, эта кепка? А этот бант на груди? Откуда эта одежда покроя начала XX века? Ведь забальзамированное тело Ленина уменьшилось в объемах, и костюм для него сшили отдельно, чтобы он не топорщился, господа. Так что это – не тот костюм! А откуда же он? Ленину с собой, как мумиям фараонов, не клали предметов для загробной жизни.

«Придурок» неожиданно тонко захихикал. Генералы смотрели на него с непроницаемыми лицами, судя по всему, убеждаясь внутренне в верности данного ему прозвища. Иван Аскольдович поперхнулся, продолжил.

– То есть сменную тройку ему никто в гроб не клал. Большевики, конечно, надеялись, что Фёдоровское учение окажется истинным, и человечество победит смерть, но они не ожидали чудесного воскрешения, как у Христа. Они верили в будущее могущество науки. Ленина должны были воскресить иначе, научным способом, в лабораторных условиях. Там бы его и приодели, будьте покойны. И очевидно, что никто бы не стал восстанавливать костюм прошлого века, одели бы в современное.

Академик заулыбался.

– А этот, как сейчас молодежь говорит, «прикид» он мог взять только в одном месте. Где-нибудь на театральных складах реквизита.

Новиков недовольно поморщился и буркнул, будто под нос, но так, чтобы все услышали:

– Что-то мы ничего научного так и не получили, подумаешь – костюм сшить.

Секретарь посмотрел на Новикова, но на этот раз безо всякой строгости, затем вопросительно – на академика.

– Иван Аскольдович, действительно, есть ли какие-то прямые, а не косвенные улики? Без обид, но у нас таких специалистов – психологов и просто наблюдательных аналитиков – у самих хватает, тут академии не нужны. Что там вы говорили про лабораторные условия, про учение этого Фёдорова и прочее, есть про это что-то?

Академик собрал аккуратно все бумаги в стопочку, положил обратно в кожаную папку, лежащую перед ним на столе, закрыл её кнопочкой, плюхнул на стол и хлопнул сверху ладонью, всем своим видом показывая обиду на такое пренебрежительное отношение спецслужб к учёным.

– Про лабораторные условия есть тоже только предположения, они вам не интересны, как я понял.

– Да ладно вам обижаться, что вы как ребёнок, ей-богу! – давняя мечта Прокуророва – проявить свои организаторские способности не где-то в ведомстве, а на масштабном, общегосударственном уровне рушилась на глазах. Это была не команда, а какое-то сборище капризных индивидуалистов.

– Как мы предполагаем, никакой лаборатории и других условий у похитителей тела нет. И фон тот же, что на первом ролике тех же авторов, и место съёмок, даже камера в той же позиции стоит. Явно очень мало площади. Каморка какая-то или, может быть, квартира обычная. А была бы у них лаборатория, нашлось бы место и под нормальную студию, я думаю.

– Но тут же может быть фактор маскировки, чтобы ввести нас в заблуждение, – заметил Новиков. – Кстати, Иван Аскольдович, вы извините, конечно, но почему вы всегда говорите «может быть», «видимо», «судя по всему», почему нет однозначного вывода о том, что это не Ленин?

Все присутствующие с интересом уставились на академика.

– Да потому, господа, что я учёный! – с плохо скрываемыми нотками раздражения в голосе ответил член научного совета. – А пока учёный не исследует непосредственно предмет обсуждения, он однозначных выводов сделать не может. Мы не ясновидящие какие-то и не гадалки. А что касается вашего вопроса, – он кивнул в сторону Прокуророва, – относительно фёдоровского учения и прочей мистики, а равно уровня развития нынешней биоинженерии, то я вам скажу. Теоретически… – Иван Аскольдович взял театральную паузу. – Повторюсь, чисто теоретически такое восстановление возможно.

Генералы тихо заворчали, оживлённо переглядываясь.

– Что и требовалось, в общем, – резюмировал директор ФСБ. – Возвращаемся, таким образом, к моему риторическому вопросу. Что с того, что это не Ленин? И так понятно было, что это всё хрень. Главное, что народ верит; сигналы есть, и их, к нашему сожалению, слишком много. Пока мы не достанем этого Лжеленина, этих похитителей, эту мумию, никто нам верить не будет, всем нашим опровержениям.

Владимир Семёнович замялся, бросил взгляд на сконфуженного слегка Прокуророва, у которого так и не вышло поруководить, потом перевёл глаза на академика. Немного поёрзал. Что-то его смущало, но решился продолжить.

– Там на сайте электронный адрес указан. Для обращений граждан, скажем так. Наши специалисты уже активно изучают его содержимое, – ФСБэшник опять остановился, искоса глянул сначала на академика, потом на Новикова. – Очень много там материала, всё пока не успеваем обработать. Письма всяких коммунистических ячеек, советов ветеранов и прочее. В общем-то, так, мелочь, на местах начинаем разбираться по каждому вопросу. Думаю, МВД в этом нам поможет.

Министр внутренних дел в сверкающем золочёном мундире с готовностью затряс головой, дождавшись, наконец, момента, когда о нём вспомнят. Иллюзий и не было никаких изначально, что его мнение реально кого-то интересует. Он понимал, что от МВД, как всегда, просто требуется привести в готовность всю мощь репрессивного аппарата и армию омоновцев для разгона массовых выступлений. Он даже справочку с собой прихватил о состоянии готовности, планах передислокации и смету на закупку спецсредств. Бумаги уже лежали на столе, пока вниз текстом. Под конец совещания он их перевернёт и ловко сунет Секретарю Совбеза.

– Но есть факты тревожные, Владимир Валентинович, – директор ФСБ смотрел уже на ГРУшника в упор, не отводя глаз, решившись таки на прямые претензии. – Довольно много писем от разных армейских, действующих. Даже коллективные есть. Жалуются, понимаешь, вождю на коррупцию, на дураков-генералов, на нехватку жилья, на то, что постоянно обещают и обманывают. Такие же отовсюду письма, конечно. Но это – армия! Не верит власти, а верит каким-то самозванцам. Знаете вы об этом, министр в курсе?

Новиков выслушал с непроницаемым выражением на лице, открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент закашлялся Прокуроров, разгадавший, наконец, таинственные пассы директора ФСБ в сторону академика.

– Я думаю, мы эти все наши внутренние вопросы рассмотрим уже без присутствия гражданских, да, Иван Аскольдович? Спасибо вам большое, сильно помогли.

Академик оказался догадливым, уже вставал.

– Вы знаете, пока что начинайте пропагандистскую кампанию, с ресурсами вам поможет ФСБ. Всё, что нам говорили, что там ещё невысказанного осталось, давайте в печать, в Интернет, на телевидение. Что-то запустили мы с этим ситуацию… – Прокуроров с превосходством взглянул на обоих ФСБэшников. – А все эти вещественные доказательства мы вам достанем, не волнуйтесь; приведём, принесём на блюдечке с голубой каёмочкой.

Секретарь Совбеза вымученно улыбнулся.

Глава VI

Уже почти два месяца каждый свой день отец Всеволод начинал с просмотра сайта чудотворцев. Дело приняло серьёзный оборот; воскрешённый явился миру, и тут же началась смута, как в головах, так и в задницах, таскающих эти головы по площадям. В их таёжных краях было пока тихо, что не удивительно, сюда и революция-то в своё время не сразу добралась. Сейчас времена, конечно, уже не те. Хоть и с запозданием, но благодаря Интернету уже к лету точно до Новосибирска докатится волна, а затем осядет грязной пеной в Знаменском районе.

Отец Всеволод пару раз даже опаздывал на проповеди, увлёкшись обсуждением на форумах и в соцсетях последних фантастических событий. По личным предчувствиям всё сходилось в его очередной апокалиптической теории. Проблема была лишь в том, чтобы определить, кто же в данной истории Антихрист, потому что без явления зверя никак такие события батюшка себе не представлял.

Самый лёгкий и, казалось бы, очевидный вывод был в том, что Ленин Антихрист и есть. Но именно это отца Всеволода смущало: ну не может Сатана явиться так просто и прямо. Кроме того, чудо было налицо. Много читал он критических мнений о том, что, дескать, не могли два молодых паренька сделать такой переворот в науке. И само воскрешение произошло не чудесным образом, а научным. Но, по его мнению, в этом и чувствовалось божественное участие. Наделив некогда свободной волей человека, сейчас Господь уже и чудо даровал через человеческие руки. Тем более это было важно в свете конца времён и последней битвы, где люди сыграют далеко не последнюю роль. Сатана же не таков. Зверь смущает прямо, благами материальными, властью, не предполагая никакой борьбы за это. Халява – вот инструмент Диавола!

Совещаться с кем-либо знакомым не пристало, ибо Знаменский – посёлок небольшой, слух о метаниях окормителя разнесётся вмиг. Потому иеромонах и пропадал часами в Интернете. Впрочем, достойных собеседников найти там было непросто. Дни и ночи были убиты бесполезно, выводы всё равно пришлось делать самостоятельно.

Вскоре отец Всеволод начал проповедовать по теме своих душевных метаний. Информация легла на подготовленную почву: в Знаменском два месяца не платили пенсий и зарплат бюджетникам. В центре кого-то арестовали даже, но денег и след простыл, а компенсировать из бюджета никто не спешил. При советской власти такого не было. Народ бурлил, про воскресшего Ленина слышал, «Откровение» Иоанна если и читал, то ничего не помнил. А о том, чтобы понять, и говорить нечего, даже Отцы Церкви трактовали по-разному… Проповеди священнослужителя пошли «на ура», в церковь потянулись даже пропитые атеисты, старые коммунисты и члены главной партии с отпечатком державности на лице.

В трактовке отца Всеволода выходило, что восставший из мёртвых Ленин, очистившийся через смерть свою, и есть долгожданный Мессия. Но и Антихрист не дремлет, где-то готовит свой поход, а, может, уже и ведёт, просто не стало это явным для большинства людей.

Последовательность событий была не столь важна и не обязательно должна точь-в-точь соответствовать Писанию – это отец Всеволод уяснил, изучая без малого сорок лет самый загадочный из всех канонических текстов и комментарии к нему. Видения Иоанна настолько были символичными, что уже почти две тысячи лет бьются над ними лучшие умы, рождая подчас противоречащие друг другу трактовки. Отец Всеволод был монахом настоящим и гордыней не страдал, свой ум к лучшим не относил, предпочтя довериться божественному вдохновению. А в том, что оно пришло, он не сомневался. Точно иеромонах ни на кого не указывал, но выходило по всему, что зверь притаился за океаном: то ли в Белом доме, то ли в здании ООН. И, когда время его придёт, выйдет, как и предсказано, из моря. А скорее, вышел уже, захватывая страну за страною, культуру за культурою уничтожая, просто не бил никто в набат. А в этом и чувствовалось сатанинское влияние.

– Сняты уже первые печати, и всадники уже в пути. Скоро настанет время семи ангелам трубить! – неслась проповедь Всеволода над Знаменским районом, а заодно и в созданном им блоге, потрясая воображение жителей, не обременённых ни видениями, ни знаниями. – Грядёт время великих потрясений и множества смертей, а затем – время зверя. Он многолик и может являться в любом образе, какой будет ему угоден и удобен. А может, он уже среди нас, на Земле! Мы скудным умом своим и не определим сразу, спасёмся только под крыльями ангелов в воинстве Сына Человеческого!

Когда паства была уже вусмерть запугана, отец Всеволод вывод сделал неожиданный: как только лето к ним придёт и просохнут дороги, нужно идти крестным ходом к Мессии, дабы поддержать его, и собрать по пути воинство для последней битвы. Воинство предполагалось собирать не только среди живущих ныне.

– Сказано у Иоанна: «Истинно, истинно говорю вам, наступает время, и настало уже, когда мёртвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут».