Текст книги "Закон МКАД"

И покатилось в сгущающейся темноте, словно невидимая петля затягиваясь вокруг тюремного замка.

– Не надоело?.. Не надоело?.. Не надоело?..

– Кланы ррразные, а система оповещений одна, – хмыкнул Грок. – Один же наррод. Эх, объединиться бы! Это ж какая сила была б… Ну ладно, сейчас посты на стенах ррраставлю – и спать, чего и вам желаю. Завтрра будет тррудный день.

И ушел, помахивая своим пулеметом, словно легкой тросточкой.

«Здоровые они, – с легкой завистью подумал Фыф. – Мне б их здоровье».

А вслух спросил то, что с некоторых пор не давало покоя:

– Ты… откуда знаешь? Про то, что думал тот… с топором? И про стрелу?

Настя оторвала взгляд от мощной спины Грока, шагнула к Фыфу, наклонилась. Ее огромные глазищи оказались вровень с его глазом.

– Помнишь, как ты мне лоботомию делал? – негромко произнесла кио. – И сказал, что я с тех пор почти что обычной бабой стала, если не считать танталового скелета, огня и штыков в руках? Так нет, шам. Помимо этого я научилась видеть то, что видишь ты. И чувствовать то, что ты чувствуешь.

– Всегда? – прошептал Фыф.

Он вдруг понял, что мгновенно протрезвел. И горло перехватило, дышать трудно стало. И голова слегка закружилась. От кио пахло как-то одуряюще сладко. Не по`том, как от животного, мутанта или человека. А по-другому. Похожий запах источают молодые побеги шагай-дерева, которые запахом привлекают к себе маленьких зверюшек, чтобы схватить и сожрать…

Кио усмехнулась.

– Нет. Только когда рядом нахожусь. Знаешь, иногда мне кажется, что ты меня боишься. Жаль, что я не могу читать твои мысли, как ты мои. Только то, что ты чувствуешь, здесь…

Она положила маленькую, сильную ладонь на свой лоб.

– И здесь, – добавила она, прикладывая руку к левой груди, упругость и объем которой не скрывал, а лишь подчеркивал вытертый камуфляж.

– Ух… – выдохнул Фыф. И добавил, чтоб что-то сказать: – Прям как в любовных романах, которых в ОКНе целая библиотека была…

– Дурак, – холодно пожала плечами Настя. – Я ему о своих способностях, а он мне за любовь. До своей кельи сам доплетешься?

И, не дожидаясь ответа, развернулась и пошла к тюремному корпусу, в котором у нее тоже имелась своя отдельная камера с дверью и ключом. Где Настя нашла камерный ключ к старинной двери – загадка. Многие молодые нео облизывались на запертую дверь, но вломиться к кио никто не решался. Получить огнем в морду или танталовым штыком в зубы дураков не было.

– Подумаешь, какие мы обидчивые, – проворчал Фыф, с трудом поднимаясь с земли. – Как меня подкалывать, так все нормально. А как я пошутил – так сразу дурак и пошел ты лесом. Ну и ладно, не очень-то и хотелось.

Фыф сделал шаг, другой. Ничего, нормально. Слегка пошатывает от усталости, выпитого и внюханного, но терпимо. До нар точно доплетемся, не на земле же спать…

Он уже почти поднялся по полуразрушенной от времени лестнице к себе на второй этаж, как вдруг понял, что хочет жрать, как жук-медведь после зимней спячки. Но спать хотелось сильнее. Потому спускаться вниз Фыф не стал. Конечно, там сейчас валялась куча трупов нео, у которых можно было нахлебаться вдосталь загустевшей крови. Но, с другой стороны, Грок ясно сказал: завтра на рассвете последний бой. И поэтому, если выбирать перед смертью между пожрать и поспать, сейчас Фыф явно выбирал второе.

Добравшись до своей камеры, он просто рухнул на стальные нары, застеленные какими-то старыми тряпками, и вырубился моментально. Словно кто свечку задул. Тлела она себе, тлела, а тут – фух! И все. Темнота. Глубокая, холодная… Могильная…

Проснулся он от чувства, что рядом кто-то есть. Кто-то невидимый в чернильной темноте камеры. Сквозь плотные шторы из вьюна не проникало ни единого лучика снаружи. Хотя, было бы утро, тусклое солнце все равно б пробило живые занавески. Тогда кто это? Нео-диверсант, проникший в замок с заданием перерезать сонных защитников крепости?

– Со сна ментальное оружие не сразу включается? – прошептала темнота. – А мог бы догадаться.

Мягкое, теплое, податливое внезапно прижалось к Фыфу, словно могильная темнота камеры вдруг обрела форму, поразительно приятную на ощупь.

– Т-ты?

– Я, – вздохнула темнота, прижимаясь к нему сильнее. – После того как ты влез ко мне в мозг и отключил меня от ментального контроля Кулагина, я стала… другой. Словно частью тебя. Бывает же такое…

– А я думал, что тебе Данила нравится, – прошептал Фыф, боясь пошевелиться. Он был уверен: двинь рукой, и волшебный сон немедленно прекратится.

– Данила хороший, – прошептала темнота. – Но он все-таки почти человек. А я – нет. И ты – нет. Но у нас есть одно общее с людьми.

– Что? – выдохнул шам.

– Размножение у нас происходит так же, как у них, – пояснила темнота. – Только дети у кио уже давно не рождаются. Мы вымираем, Фыф, хоть и живем втрое дольше, чем люди.

– У нас то же самое, – тихо произнес шам. – Дети у шамов – большая редкость. Правда, было такое, что одна из наших родила от кремлевского дружинника…

– Я знаю, – прошептала темнота. – И я знаю, что тот ребенок, родившийся от человека, вырос и стал великим воином. Его звали Сталк. Может, слышал о нем?

– Нет…

Сейчас Фыфу было не до каких-то там великих воинов. И не до Краргов, с которыми предстоит схватиться утром и чьи «не надоело?» были слышны даже здесь. Маленькому шаму, возможно, впервые в жизни было так хорошо, что за эти минуты и помереть потом не жалко. Все равно лучше-то не будет.

Но оказалось, что бывает и лучше.

Теплая ладонь скользнула по его животу, сноровисто расстегнула пуговицы, поддерживающие штаны…

– Оххх… – выдохнул Фыф.

– Ого! – выдохнула темнота. – Кажется, у людей это называется «мал да удал».

Фыф открыл было рот, мол, хоть ты и офигительная, конечно, темнота камерная, но мужику такое не говорят…

– Не напрягайся, – хихикнула темнота. – Мал – это я про рост, а удал – это про другое. И давай сразу договоримся: кто мужик, тот и сверху. А то я тебя, пожалуй, раздавлю, жеребец ты мой одноглазенький…

– Вредность танталовая! – нежно прошептал Фыф, одним движением руки опрокидывая на спину неожиданно податливую кио. – Моя вредность… Только моя…

Потом Настя ушла, поцеловав его на прощание. Без кумара, просто так. Приподняла глазные щупальца Фыфа, чмокнула в губы и ушла. Все-таки тюремные нары – это не кровать двуспальная, которые вроде как были в старину. Заниматься любовью на них еще можно, хорошо, что железные, выдержали. А вот спать вдвоем неудобно…

Фыф лежал на спине, просто смотрел в темноту и улыбался. Сейчас темнота уже не казалась ему могильной. Она еще хранила едва уловимый аромат молодых побегов шагай-дерева, но в этом запахе больше не было агрессии. Это был просто сладкий запах, который Фыф готов был вдыхать всю оставшуюся жизнь…

– Так, хорош, – одернул сам себя шам. – Размечтался, одноглазый. Утром нас тут в винегрет крошить будут, а он лыбится, как идиот, от счастья.

Спать больше не хотелось, да и до сна ли после такого? Фыф ощущал себя полным сил, словно дрых неделю напропалую. Голова работала ясно и четко, а в уголке сознания шевелились случайно запеленгованные простенькие мысли караульных – и тех, что дежурили на стене, и тех, что перекрикивались под стеной. Жратва, бабы, оружие, предстоящий бой… И тоска по грубым ласкам волосатых мужиков тоже проскальзывала в хитросплетении мыслей множества Новых людей. Фыф так и не научился визуально отличать самцов нео от самок. Воевали одинаково и те и другие. Хозяйство прикрывали тряпками или деревянными доспехами – вероятно, атавизм, оставшийся от человеческого прошлого. А приглядываться, где под густой шерстью переразвитые грудные мышцы, а где молочные железы, желания не было никакого.

Фыф знал, что на время военных действий вожаки нео жестоко пресекали меж подчиненными всякие амуры. Взял в лапы дубину – всё, ты воин. И думать надо не о том, что между ног у боевого товарища, а про то, как этого товарища прикрыть во время битвы в случае чего и при этом самому в живых остаться. Правда, подчиненные не всегда придерживались строгих наставлений своих вожаков, и на привалах по ночам амуры случались, причем довольно шумные. Иногда вожаки это дело пресекали тумаками, а иногда и сами принимали участие в оргиях. Ночь все спишет, ночью нео воевать не любят, зрение ночное у них не очень…

«…Так-так, думай, шам, думай, – подстегнул сам себя Фыф. – Крепость окружена, но ночью нео драться не любят, потому что видят хреновенько. И вожак Краргов небось сейчас какую-нибудь юную рядовую в кустах телепунькает. И наш Грок или дрыхнет, или ищет, кому бы теплой летней ночью напоследок перед смертью присунуть по самую помидоринку. Не зря он на Настю облизывался, Дон Жуан хвостатый…»

Но все эти посторонние эмоции проходили так, краем сознания. Сейчас нужно было как-то использовать всплывшие в голове знания – случайно ведь ничего не происходит. Но вот как? Нео стоят десятками, в пределах видимости друг друга, с факелами в лапах. И если даже не соседский отряд видят, то его факелы наверняка. Ну и орут, как обычно, свое «не надоело?». Прорваться нереально. Но все равно должен же быть какой-то выход…

Фыф напряженно думал, одновременно мысленно сканируя пространство вокруг крепости. Вдруг в осаде нео есть хоть какая-нибудь щелочка?..

Нет, плотно стоят обезьяны, видать, твердо решили взять свою старинную крепость. Примитивные, одинаковые мысли рядовых нео лениво плавали на границе сознания Фыфа, словно клочья белесого предутреннего тумана…

Вдруг шам отчетливо увидел почти незаметный быстрый проблеск меж этими аморфными мыслями Новых людей. И сразу определил: крысособака. Ментальные способности этих шустрых тварей были давно известны. Слабенькие по сравнению с шамами, даже сравнивать смешно, но все-таки они были. Крысособаки умели общаться между собой на небольшом расстоянии, передавая мыслеобразы, что делало этих тварей в стае смертельно опасными. Замечательные охотники, крысособаки с голодухи могли напасть даже на вооруженного нео, и не всегда такое нападение было безуспешным.

Но это была какая-то странная крысособака. Во-первых, что она делает там, где много огня и плотоядных обезьянолюдей? Совсем страх потеряла? И, во-вторых, ее мыслеобразы Фыф видел слишком четко. Собака глядела на отблески факелов нео и… думала! Причем в сложном рисунке ее мыслей Фыф вдруг ясно увидел… себя!

Это уже не лезло ни в какие ворота!

«Белочка тебя навестила, родной, на фоне хронического алкоголизма, – подумал Фыф. – Крысособака, которая думает о тебе… ага, еще и о Насте, замечательно. А вот и Грок промелькнул в ее мутантьей башке. Все, шам, ты допился до цугундера. Как-то и не обидно уже помирать поутру – на фига Насте нужен хронический бухарик со съехавшей крышей?»

Однако похмельный глюк был слишком явственным. И Фыф осторожно протянул невидимую ниточку, для которой не препятствие ни стены, ни оцепление здоровенных нео…

«Кто ты?»

Крысопес вздрогнул от неожиданности, приняв мысленный сигнал, понятный любому живому существу. Не слова человеческие. Чистая мысль: обозначь себя!

Мутант пока не отвечал. Осознавал, что произошло. Это нормально. И интересно. Судя по тому, как он дернулся, это было не то существо, о котором Фыф подумал вначале. Просто слишком крупное существо с уровнем ментальных способностей крысособаки. Значит, общаться может. Управлять другими – нет, а связно отвечать – да. Остальные могут лишь выполнять мысленные приказы…

«А ты кто?»

Шам тряхнул головой. Мыслеобраз пришел в виде человеческих слов. Человек? Не может быть! Люди не могут общаться мысленно ни друг с другом, ни с кем-либо еще!

Но, тем не менее, Фыф ответил. Просто послал по тоненькой ниточке образ, который не раз видел отраженным в воде.

«Фыф!!!»

Так. Ответом пришел не вопрос, а утверждение! Существо его знало по имени!

«Кто ты?» – повторил шам.

«Данила я!»

Вот так номер!

Фыф аж от неожиданности на нары сел.

Ну да, Снайпер и Данила, люди, умеющие общаться ментально! Чуть больше недели прошло, как видел их в последний раз, а словно вечность пролетела. Хотя – люди ли? Снайпер вообще из Иномирья пришел, а дружинник… Хрен его знает, где он научился искусству шамов беззвучно общаться на расстоянии. Да и можно ли научиться такому? Фыф все хотел спросить, да как-то не до того было. Будучи в плену, бросил раз мысль без надежды на спасение – а дружинник со Снайпером услышали, пришли и спасли. И как-то дальше все само собой пошло… Но уж кого не ожидал ночью Фыф запеленговать у стен крепости, так это дружинника, скрывающегося в густом кустарнике и разведывающего обстановку.

«Давно ты здесь?»

«Где-то с полчаса. Крепко вас обложили».

Фыф мысленно просканировал пространство возле Данилы и обнаружил рядом с ним две еле мерцающие точки без малейших признаков ментального дара. Похоже, люди.

«Кто это с тобой?»

«Дружинники. Вы там все живы?»

«Пока да, – мысленно хмыкнул Фыф. – Но, думаю, это временно».

«Нео в несколько раз больше, чем вас…»

«А ты проницательный», – съехидничал Фыф. Но дружинник не заметил издевки – мыслеобразы не несут эмоциональной окраски.

«Вытаскивать вас надо».

«У тебя есть вертолет?»

«У меня есть идея…»

В течение двух минут Данила изложил свой план.

«Безумие… – прокомментировал Фыф. – Если вас заметят…»

«Дружинники мы или где? – пришел бесцветный ответ, но, похоже, Данила слегка обиделся. – Главное, ты не слажай. Сил хватит?»

«Не знаю, – честно ответил Фыф. – Но другого выхода, похоже, нет».

– Не надоело? – прилетело от третьего поста.

Как всегда, Гнарр орал заунывно, протяжно. От его воплей хотелось спать. Или дать Гнарру в рыло. Новый человек должен рычать так, чтоб враги слышали за пятьсот шагов и боялись, а не выть, как беременная самка живоглота. Но отвечать надо. Иначе десятник сам даст в рыло Вренгу, а бьет он больно.

Вренг открыл пасть, набрал в грудь много воздуха. Сейчас он покажет Гнарру, как надо кричать на посту.

И Вренг выкрикнул. Правда, к своему немалому удивлению, не то, что собирался:

– Гнарр, твоя мать, наверно, спала с котяхом! Иначе почему ты кричишь, словно дерьмо, которое научилось говорить?!

На третьем посту заржали. На втором, в состав которого входил Вренг, тоже. Правда, в смехе товарищей слышалось недоумение. Новые люди любили хорошую шутку, но оскорбление матери смывалось только кровью.

Вренг и сам стоял столбом, пытаясь сообразить, как это так получилось: хотел крикнуть «Не надоело!», а проорал много слов. Столько сразу сроду не говорил. И Гнарр, наверно, обидится. Он, в общем-то, хороший парень, хоть и происходит из другого клана.

Гнарр обиделся. От костра третьего поста отделилась огненная точка и помчалась по направлению ко второму. Понятно. Гнарр несется разбираться. Ну ладно, сейчас надо ему сказать хорошие слова. Чтоб не злился. Мол, случайно крикнул. А при утреннем штурме Вренг лично вырежет сердце одного из приспешников хомо и подарит Гнарру в знак примирения.

Гнарр влетел в освещенный костром круг с факелом в одной лапе, с копьем в другой и обвел второй десяток налитыми кровью глазами.

– Кто?! – выдохнул он.

Вренг шагнул вперед, протягивая вперед пустые ладони. За свои слова надо отвечать. Вренг не хотел ссориться с Гнарром, потому и ответил успокаивающим тоном:

– Не злись, доблестный Гнарр. Я прокричал не то, что хотел. Сам не знаю, как так получилось. И даже если твоя мать все-таки спала с котяхом, на дерьмо похож только твой голос. Сам же ты вполне смахиваешь на глупую, облезлую обезьяну, как и все остальные Новые люди из клана Раргов.

Теперь не засмеялся никто. Над костром повисла тишина…

– Вренг спятил, Гнарр, – шагнул вперед Ург, вожак второго поста. – Уходи. Мы сами выбьем дурь из его башки.

– Ну уж нет! – дрожа от ярости, прошипел Гнарр. – Он оскорррбил не только мою мать. Он оскоррбил клан Раргов! Такие слова смываются только кррровью!

– Клана Раргов больше не существует, – сдержанно напомнил Ург. – Мы все теперь один клан Краргов.

– Если Крагги забыли свои коррни после того, как хомо убил их вожака, то Рарги не забыли, кто они! – выкрикнул Гнарр. – Отойди с доррроги, Ург, я хочу немедленно получить то, за чем пришел, и пррригвоздить своим копьем поганый язык этого вырродка к его глотке!

…Вренг ничего не понимал. Он не хотел говорить последние слова – те сами слетели с его языка. Но сейчас это уже не имело значения. Остатки трех кланов Новых людей объединились в один, но при этом каждый помнил историю своего племени, с легким презрением относясь к остальным. Сейчас этот вонючий Рарг оскорбил не Вренга. Он оскорбил самое святое, что может быть у Нового человека! То, что дороже отца, матери, своей бабы, собственных детей… Его клан! Эта вечно рычащая обезьяна Гнарр пришел получить то, за чем пришел? Он это получит!

Вренг положил лапу на плечо Урга. И на этот раз сказал только то, что хотел сказать:

– Ург, отойди. Пусть он получит то, что хочет.

Вожак десятка яростно обернулся, лапа Вренга слетела с его плеча.

– Если твой разум покинул башку, то мой пока со мной, – глухо пророкотал Ург. В его сузившихся от ярости глазах плясали отраженные языки пламени факелов. – Вы оба помните Закон? Во время войны никаких смертельных поединков! Бросайте оружие и отойдите в сторону от костра десятка. Там делайте что хотите. Но помните! Один упадет, второй его не трогает. Я сам прослежу, чтобы вы не убили друг друга. Скажу «Стоять!» – остановитесь оба. Запомните, недоумки! Если кто-то из вас сдохнет, вожак клана оторвет мне голову. Но перед этим я сам оторву башку тому, кто выживет. Ясно?

Два нео мрачно кивнули. При этом Вренг с недоумением посмотрел на Урга. Вот уж не знал, что десятник умеет так разумно и складно говорить слова. Раньше он больше дубиной пояснял то, что не мог сказать. А сейчас вон как все разложил.

Ург снял с пояса большую дубину и недвусмысленно взвесил ее в лапе, глядя на дрожащих от ярости соперников. Те уже сложили свое оружие на землю. Ярость яростью, но каждый нео впитал с молоком матери: нарушать Закон клана нехорошо. Прежде всего для самого нарушителя. Сородичи читать наставления не станут. Просто снимут шкуру с живого, свяжут лапы еще сырыми ремнями, из той шкуры нарезанными, воткнут в задницу железное копье так, чтоб острие из груди или плеча вылезло, и повесят еще живого над костром.

Нео вообще народ живучий. Вренг, например, видел в детстве, как хрипел и корчился отступник, которого подвесили слишком высоко над костром. У него лапы поджарились, а сам он нет. Ну, двое из клана, кому поручили наказать отступника, не стали ждать, пока тот весь зажарится, наверно, голодные были. Сняли его с костра и давай лапы жрать. А отступник хрипит, дергается, больно ж ему. И прирезать его нельзя – Закон не разрешает. Потом, когда те двое наелись, они его обратно над костром повесили. Там он и помер. Плохая смерть. Кто такую захочет?

Ург, Вренг и Гнарр отошли к кустам, чтобы не мешать другим службу нести, и Ург скомандовал:

– Бой!

Хорошая команда. Вренг ее сильно любил. Все просто и понятно. Вот он ты, а вот тот, кого надо уделать. Думать не нужно. Думать вообще трудно и ни к чему. Голова, она для чего нужна? Чтобы ею есть, смотреть, нюхать, слушать. Бить, наконец! Много всего нужного, а голова-то одна! Поэтому пусть другие ею еще и думают. Десятники там, сотники, вожди. Вренгу оно не нужно. Вренг с детства на другое учился.

Он легко ушел от летящего ему в нос волосатого кулака, слегка присел и со всей силы воткнул свой кулак в открывшийся живот противника, туда, где под шерстью и кожей скрывалась вкусная печень.

Гнарр хрюкнул, словно хоммут, которого насадили на копье, и начал складываться пополам. Оставалось немногое – схватить глупого Рарга когтями за уши и со всей силы насадить его морду себе на колено. Этому Вренга отец научил, когда еще живой был. Говорил, у хомо подсмотрел, когда в разведку ходил. Наврал, наверно. Тогда еще кремлевские в тяжелых шкурах с прозрачными лицами ходили. Но удар хороший. Отец уже позже сдох, когда хомо ему шею навылет из огненной трубки прострелили. А Вренг ухватку запомнил, и не раз она ему пригодилась в жизни. Вот сейчас, например, тоже хорошо прошла.

Но добавить Гнарру из клана Раргов коленом в харю не получилось – тот неожиданно со всей силы рванулся назад. Когти Вренга мгновенно превратили уши врага в разорванные на полоски кровавые тряпочки, но, похоже, это лишь добавило Раргу ярости. Он с ужасающей силой бросился вперед, и даже мощный удар локтем в грудь не остановил безумца.

Оба нео упали и покатились по жухлой траве. Смрад из пасти Рарга шибанул в ноздри Вренгу. Не обращая внимания на боль и кровь, хлещущую из остатков ушей, Гнарр полосовал когтями плечи противника, и с каждым рывком его клыки приближались к горлу врага. Оставалось только одно – хоть как-то прикрыть шею, прижав подбородок к груди. Но надолго ли хватит такой защиты? До тех пор, пока озверевший Гнарр не спустит мясо с его плеч и не порвет жилы?

И тогда Вренг, прижав противника всем своим весом к земле, ударил! Страшно! Головой! Раскрыв пасть навстречу раззявленной пасти врага! Клыками в клыки…

Треск ломающихся зубов услышали все, даже те, кто стоял у костра в стороне от драки. Резкая боль пронзила десны Вренга, кровь хлынула в горло – и своя, и чужая. Веселящий напиток битвы, за который расплачиваются болью, а иногда и жизнью. Но что такое боль для воина? И ради чего ты жил, если до самой смерти ни разу не хлебнул вдосталь собственной крови, замешанной на крови врага?

Гнарр захрипел – и ослабил хватку. Похоже, поперхнулся осколком зуба, а может, просто поддался неожиданной боли. Вренг взревел торжествующе и хватанул окровавленной пастью, метя в открывшееся горло врага.

Были б целы клыки, тут бы Гнарру и конец. А так лишь пасть забил клочьями грязной, вонючей шерсти. Наверно, и у самого такая же, но своя шерсть, как известно, не пахнет. А вот от чужой Вренг слегка задохнулся, хотя мог просто сжать челюсти и попробовать если не перегрызть горло, то задушить врага. Но когда тебе в нос и глотку лезут смердящие, жирные клочья волос, забивая дыхалку, хочешь не хочешь, а челюсти разожмешь.

Вренг разжал пасть, откинул голову назад – и ударил снова. Лбом в нос Гнарра. Но промахнулся, попал в плечо. Там что-то хрустнуло, но радости это не доставило. В голове Вренга промелькнуло: «Почему в плечо? И почему Гнарр так ослабил хватку? Куда это он тянется, почему не дерется?»

Гнарр из клана Раргов, похоже, решил улизнуть. Он почти вывернулся из захвата Вренга, перекрутился в поясе, словно аспид, из которого всегда выжимают ядовитую кровь, прежде чем сожрать.

Вренг торжествующе взревел, занося кулак над головой для решающего удара. Туда, в малое местечко как раз над кровавой тряпкой, совсем недавно бывшей ухом, где кость черепа тоньше всего. Ург сказал не убивать, но что значат чужие слова, когда разница между живым и мертвым врагом – лишь один твой удар! Ничего они не значат…

Но все-таки Вренг промедлил долю мгновения. Не потому, что вспомнил слова Урга, а оттого, что вдруг увидел, к чему тянется Гнарр.

Совсем рядом на траве лежал нож. Не грубый кусок железа, откованный камнем на камне из куска арматуры, а настоящий боевой нож хомо. Тускло блестящий в свете факела клинок длиной в две ладони, длинная, тонкая выемка вдоль клинка, рукоять, обмотанная кожаной полосой… Все это Вренг увидел отчетливо, прежде чем лапа Гнарра накрыла неизвестно откуда взявшееся оружие…

Гнарр повернулся – и вдруг Вренг очень четко разглядел в его спокойных, ничего не выражающих глазах дорогу. Серую, широкую дорогу, уходящую далеко за линию горизонта и не теряющуюся там, вдали, а плавно поднимающуюся вверх, в такое же серое небо. Отец говорил, что там, за серыми облаками, лежит край, в котором Новые люди, погибшие в битвах, живут полной жизнью – вечно бьются с врагами, которые умирают, но потом возрождаются вновь, чтобы вновь умереть. Что может быть лучше для настоящего воина, в печень которого на две ладони всажен клинок, сработанный руками неизвестного хомо?

– Мы встретимся, Гнарр, – прохрипел Вренг. – Там, за облаками, я подожду тебя…

Гнарр из клана Раргов столкнул с себя обмякшее тело врага и с удивлением глянул на нож, зажатый в его окровавленной лапе. Вторая лапа повисла плетью – наверно, плечо сломано, – но это мало заботило победителя. Откуда здесь взялся нож? Такое оружие без малейшего следа ржавчины не валяется просто так на земле. И потом, Гнарр мог поклясться – в самом начале драки ножа не было! Он воин, он не мог не заметить оружия, лежащего прямо под ногами. И к тому же, самое главное: он не хотел убивать этого Крагга, потерявшего разум. Только проучить…

Но безумный рев Урга над головой прервал рваный ход его мыслей:

– Гнарр убил Вренга! Рарг убил Крагга! Рарг нарушил Закон! Смерть отступнику!

Страшный удар в голову опрокинул Гнарра на землю. Нож вылетел из лапы и улетел в кусты. Гнарр невольно проводил его взглядом… и вдруг увидел в темном переплетении веток чьи-то внимательные глаза, между которыми матово блеснула стальная стрелка шлема, защищающая переносицу от скользящих ударов. Такие шлемы носили только хомо…

Фыф прислушался, напряженно ловя обрывки мыслей Новых людей за стеной. Быстрое переключение контроля над сознанием трех нео его слегка утомило, но не лишило сил полностью, и он пока что мог уловить то, что происходило среди осаждающих.

Крагги орали об убийстве и отступничестве. Рарги защищали своего, не без основания утверждая, что история ночной дуэли слишком уж невероятна. Ззарги чесали затылки, соображая, чью сторону взять, если группировки передерутся, не договорившись. Рев за стеной стоял такой, словно там столкнулись два водопада. Надолго ли затянется этот спор и выльется он в драку или нет, пока неясно…

Но главное было достигнуто!

Краргов больше не существовало. Осаждающие вновь разделились на три отдельных клана, вот-вот готовых вцепиться друг другу в глотки. И, как следствие конфликта, в сплошной линии осаждающих появились неслабые бреши…

Все было сделано быстро. Фыф даже не стал носиться по замку, собирая Грока, Настю, десятников, оставшихся кормовых. Оказалось достаточно мысленного приказа. «Я – Фыф. Всем немедленно собраться у западной башни! Вопрос жизни и смерти!»

Через пять минут небольшой отряд оставшихся в живых защитников Бутырского замка собрался где было сказано. Невыспавшиеся нео протирали глаза, кормовые тупо пялились на собравшихся. Лишь Грок да пара его десятников выглядели достаточно бодро, ну и Настя – как всегда. Спокойный взгляд огромных глазищ, подтянутая фигура, к которой взгляд сам прилипает, и хрен его оторвешь…

«Стоп, – сам себе скомандовал Фыф. – Все будет потом – если вырвемся, конечно».

По губам Насти скользнула едва заметная улыбка. Может, мысли прочитала, а может, Фыфу это только почудилось. Неверный свет факелов, которые собравшиеся держали в руках, отбрасывал причудливые тени, благодаря которым что хочешь показаться может…

– Факелы тушим, – приказал Фыф. – Нео огни на стене увидят – тут же сбегутся. Спускаемся по возможности бесшумно, по канатам с западной стены. Нео идут первыми, потом мы с Настей, потом кормовые.

– Почему так? – шепнул Грок.

«Вы – основная ударная сила отряда, – мысленно передал ему Фыф. – У западной стены в районе Полицейской башни остался только один пост Раргов без визуального контакта с остальными. Если его уничтожить, путь свободен. К тому же Настя тяжелая, а кормовые – еще тяжелее. Канаты могут не выдержать».

Фыф хотел было добавить, что Настю он не оставит… Но Грок не стал уточнять детали, лишь молчаливо кивнул.

Канаты и вправду оставляли желать лучшего. Их сплели еще нео, старые хозяева тюремного замка, для того чтобы подавать еду наверх с внутреннего двора сторожам башен. Это были замусоленные до черноты, толстые веревки, сработанные из побегов каких-то растений, напоминающих лианы. При этом изрядно потертые. В нескольких местах были заметны надрывы волокон. Не фатально, но настораживает, потому как падать вниз, в темноту с высоты четырех этажей желания нет ни малейшего.

Но выбирать не приходилось, тем более что счет шел на минуты. Нео любят поорать яростно, с пеной у пасти, но обычно, если дело не доходит до драки, хватает их ненадолго. Поэтому стоило поторапливаться.

Четверо нео, оставшихся в живых из совсем недавно полного первого десятка, бесшумно влезли на стену и привязали канаты. За этой четверкой цепочкой по узким всходам поднялись остальные.

– Ррработают только мои, – негромко прошептал Грок. И пояснил: – Сейчас все нужно делать быстррро.

Настя, которой в основном предназначалось сказанное, молча кивнула. Нео и вправду и попроворнее будут, и полегче, чем самый легкий кио.

– Начали! – все так же тихо пророкотал Грок. Но те, кому предназначалась команда, услышали.

Свернутые в бухты канаты полетели вниз, разматываясь в воздухе. Еще концы веревок не успели коснуться земли, как первая четверка нео уже успела спуститься вниз на треть длины канатов. Фыф про себя даже восхитился – ну прям древний спецназ, который был до Последней войны. Хотя чему особо удивляться? Не зря люди зовут нео «обезьянами». Похожи, что и говорить. И ухватки, и морды лица на обезьяньи смахивают изрядно. Хотя нео тоже много чего про людей говорят, презрительно называя их «хомо». Мол, тупиковая ветка эволюции разумных существ, которая не смогла приспособиться к изменившимся условиям жизни и понемногу вымирает. Да уж… Похоже, правы и те и другие…

Пока Фыф размышлял о великом, отряд нео числом примерно в сорок голов успел скатиться вниз по веревкам. Часовые у костра стояли истуканами, повернув морды не в сторону крепости, а туда, откуда доносились вопли сородичей. Потому они даже пикнуть не успели, как были вырезаны лохматым спецназом.

– Порррядок, – пророкотал Грок снизу.

– Настя, давай ты, – сказал Фыф, изрядно беспокоясь по поводу своей подруги – как-никак, в девушке со скелетом, усиленным танталом, было никак не меньше центнера, если не больше. Но кио, особо не комплексуя по поводу своего лишнего веса, ухватилась сразу за два каната, привязанных рядом, и довольно сноровисто спустилась вниз.

– Вы за мной, – сказал Фыф ближайшему из кормовых и ухватился за канат. – Спускайтесь так же, как и кио, веревки должны выдержать…

Сказал – и запнулся.

Выглянувший из-за облака край луны тускло осветил окружающий пейзаж, и Фыф вдруг увидел глаза кормового…

В этих глазах больше не было тупой покорности животного, специально выращенного на убой. Взгляд кормового был живым и осмысленным.

«Результат моего внедрения в мозг?» – подумал шам.

И ошибся.